История зарождения и становления криминалистической методики

Введение
Впроцессе познания систем социального порядка необходимо вначале получить ответ навопрос о том, "… как данная система возникла, какие основные этапы в своемразвитии проходила, чем она стала теперь и каковы ее исторические перспективы. Этов полной мере относится и к криминалистической методике как к разделу криминалистики.
1.1. Предпосылки криминалистическойметодики
Термин«методика расследования преступлений», наряду с которым впоследствии сталиупотребляться термины «частная методика», «общая методика» ит.п., по общему признанию, своим появлением в отечественной криминалистике обязанВ.И. Громову, который впервые ввел его в оборот в учебнике по криминалистике 1935г., получил дальнейшее развитие в учебнике 1936 г., а затем и в аналогичном учебнике1939 г. В последних двух учебниках методике расследования преступлений посвящалсясамостоятельный раздел*(2).Однако криминалистическая методика имеет длительную историю развития, охватывающуюи весь период накопления эмпирических знаний, применяющихся при раскрытии и расследованиипреступлений. Она непосредственно связана с историей становления и развития криминалистикикак науки.
Историякриминалистики рассматривается в работах А.И. Винберга, Р.С. Белкина, И.Ф. Крылова,Ю. Торвальда, А.М. Кустова и других ученых. В связи с предметом настоящего исследованияособенно хотелось бы отметить работы И.А. Возгрина, который наиболее полно исследовалисторию развития криминалистической методики, а также появившиеся в последнее времятруды С.Н. Чурилова и Ю.П. Гармаева.
Историяраскрытия, расследования и предупреждения преступлений непосредственным образомсвязана с возникновением государства, что подразумевает появление государственныхучреждений принуждения (полиции, тюрем и иных пенитенциарных учреждений). Одновременнопоявляются и совершенствуются средства и методы розыска и изобличения преступников.Так, в законах вавилонского царя Хаммурапи (1792-1750 гг. до н.э.) содержатся упоминанияоб использовании документов в качестве объектов судебного разбирательства. В ДревнеримскихЗаконах XII таблицах (451-449 гг. до н.э.) имеются указания о производстве обысков.
Вполицейских и судебных актах Древнего Египта периода власти Птоломеев встречаютсяподобные схемы описания примет преступников, что является прообразом криминалистического«следственного портрета». Самое древнее подробное описание относится к238 г. до н.э..
Обиспользовании следов при раскрытии преступлений упоминается в ст. 44 главы VIIIДревнеиндийских Законов Ману (II в. до н.э. — II в.н.э.), ст. 37 Салической Правды(V-VI), ст. 8 Польской Правды (XIII в.) и в других исторических памятниках. Так,например, в указанной статье закона Ману говорилось, что «как охотник ищетслед раненого животного по каплям крови, так царю надо обнаружить след дхармы (преступления)посредством расследования». Также имеются сведения и о других средствах и методахраскрытия преступлений.
Названныеи иные законы не знали различий между процессуальным и материальным правом. Большинствонорм, как сейчас принято говорить, материального права приводилось в непосредственномсочетании с процессуальными нормами, в том числе с первыми описаниями порядка организациирозыска и изобличения преступников. Данное положение полностью относится и к развитиюотечественного законодательства, которое, как можно судить по известным в настоящеевремя источникам древнерусского права, содержало рекомендации криминалистическогохарактера, и это дает основание автору сделать обоснованное предположение о существованииуже в древние времена криминалистических методик, точнее — их прообразов.
Известнытакие источники древнерусского права, как договоры Руси с Византией и другими странами,первый систематический сборник (свод) русского права — Русская Правда. Так, например,во второй статье договора между великим князем Олегом и византийскими императорамиЛьвом и Александром, который был заключен 2 сентября 911 г., говорилось: «Ао головах, когда случится убийство, узаконим так: еже ли явно будет уликам, представленнымна лицо, то должно верить таковым уликам. Но ежели чему не будут верить, то пустьклянется та сторона, которая требует, чтобы не верили; и ежели после клятвы, даннойпо своей вере, окажется по розыску, что клятва дана была ложно, то клявшийся дапримет казнь». Эта статья свидетельствует о том, что во времена Олега русскоеобщество при разборе обид и преследовании преступников-иноземцев (византийцев) ужене допускало самоуправства и требовало суда над преступниками, чтобы обиженные представилисвои жалобы общественной власти, а не сами вершили суд над обидчиками. Исключениемиз этого правила можно рассматривать статью пятую договора, в которой говорилось:«При поимке вора хозяином во время кражи, ежели вор станет сопротивляться,и при сопротивлении будет убит, то смерть его взыщется».
Изсмысла статьи третьей также следует, что к числу судебных доказательств того времениотносились: поличное (признаки раны, пятна и т.п.), клятва или присяга и розыск,возможно, допрос свидетелей. Главным доказательством и основанием обвинения считалосьполичное. В этом случае суд решал дело по поступку, каковой есть «на лицо»(обвиняемый в убийстве был признаваем убийцею, ежели труп убитого был ему уликою).Однако и при главном судебном доказательстве закон не отвергал других доказательств.Клятву по закону должен был давать тот, кто отрицал или отводил от себя улики.
Статья5 договора, хотя и разрешала некоторое самоуправство, преследуя воровство, в тоже время запрещала под страхом наказания аналогично воровству насилие, совершаемоекем-либо под видом обыска по подозрению в воровстве: «Ежели по подозрению вворовстве, кто будет делать самоуправно обыск в чужом доме с притеснением и явнымнасилием, или возьмет под видом законного обыска что-либо у другого, то по русскомузакону должен возвратить втрое против взятого».
Встатье 12 рассматриваемого договора указано: «между торгующими Руссами и различнымиприходящими в Грецию и проживающими там, ежели будет преступник и должен быть возвращенв Русь, то Руссы об этом должны жаловаться христианскому царю, когда возьмут таковогои возвратят его в Русь насильно». Таким образом, преследование преступниковне прекращалось и за пределами русской земли.
Одиниз первых исследователей древнерусского права Ф.Г. Эверс следующим образом объяснялпроцесс доказывания преступления (методику расследования), свойственный временамкнязя Олега: «Чтобы составить верное понятие о праве, действовавшем во временанеобразованности, надобно проникнуть мыслью в дух сих времен, надобно начать с техпростых положений, коим должен был руководствоваться общий человеческий смысл всвоих первых учреждениях».
Помнению Ф.Г. Эверса, при «основании Государства невозможно сокрушить вдруг,как бы одним волшебным ударом, самовластие частных лиц и с ним тесно соединенноечастное мщение, которым до того времени решались все дела племен независимых. Оноисчезает весьма медленно, в течение нескольких столетий, следовательно, еще долгоостается могущественным средством к обеспечению себя от оскорблений. Частная местьоскорбленного или родственника все еще остается грозою сильною обуздать злую волю.При таком настроении умов, очевидно, не было нужды обращаться со всяким спором кгражданскому суду. Кроме него оставалось еще одно решительное средство, к коемугрубый человек склонен сам от себя, по своей природе. Итак, в те времена не былонужды в таком искусственном судопроизводстве, какое существует в наше время, когдавсе должно быть решаемо судьей и когда все, даже запутанные дела, должны быть предусмотренызаконом. Древние могли довольствоваться весьма простою формою судопроизводства,немногими простыми началами именно потому, что у них вообще немногие дела подлежалисуду. Одно из сих простых начал, начало самое первое и очевиднейшее состоит в следующем:»дело должно быть ясно". Так в нашем и многих других Правах достаточнобыло, когда обиженный носил на себе следы побоев или раны; в таком случае ему верилина слово. Для нас, — продолжает Ф.Г. Эверс, — конечно, представляется весьма странным,что в Древнем Праве так много доверяли истцу; но сия странность, какую мы находимздесь только по отношению к нынешним нашим обычаям, тотчас исчезнет, когда мы рассмотримвнимательно, как думали и действовали в отдаленной древности.… Кто только поступалсо мною неправо, тот обижал меня; или он причинял мне телесное оскорбление, илиотнимал у меня мою собственность. Почти не было ни одного иска, который бы по содержаниюотносился единственно к Частному Праву. Итак, само обвинение было уже в некоторойстепени оскорблением для обвиняемого, а потому и напрасные обвинения были весьмаредки. Ибо кто легкомысленно обвинял другого, т.е. взводил на него выдуманное преступление,тот не только получал отказ в иске, как у нас бывает, но и тотчас между своими соседямии товарищами прослывал злым человеком, которого надобно остерегаться; он делалсяпозором для своих родственников.… Кроме того, лживое обвинение подвергало истцамести обвиняемого и его родственников, даже в том случае, когда бы истец одержалверх пред судьею; и тем более надлежало опасаться сей мести, чем сильнее действовалов те грубые времена чувство претерпленной несправедливости. Итак, чем более теперьбыло причин, удерживавших человека от учинения ложных исков, тем менее надлежалоожидать их, и, следовательно, тем более должно было верить совести истца. Если ондоказывал совершенно известные дела посредством внешних признаков или других улик,то после сего никто уже не думал (а по тогдашним временам без сомнений и очень справедливо)подозревать его в ложном обвинении. Такое подозрение, которое, впрочем, весьма редкомогло быть совершенно уничтожено, противно было уже самим правилам вероятности,т.к. обиженному не было ни малейшей выгоды вместо действительного виновника обвинятьневиновного, а если бы кто и дерзнул на сею клевету, то в таком случае он подвергалсягораздо большей опасности, нежели какую надеялся приобрести выгоду. Посему, — делаетвывод Ф.Г. Эверс, — главным, основным правилом всего судопроизводства было следующееположение: «если находятся ясные, очевидные признаки совершения известногодела, то обвинение считается достоверным и более уже ничего не требуется; обиженныйтотчас получал удовлетворение, определенное законом». Так, в статье четвертойрассматриваемого договора (911 г.) говорилось: «Ежели кто ударит кого мечом,или прибьет каким либо другим орудием, то за сие ударение или побои по закону русскомуда заплатит пять литр серебра. Ежели же учинившее сие не будет иметь достатка, — да отдает столько, сколько может, да снимет с себя и ту самую одежду, в которойходит, а в остальном да клянется по своей вере, что у него некому помочь в платеже,после чего иск прекращается».
Такимобразом, анализ положений договора Древней Руси с Византией позволяет констатироватьзарождение криминалистической методики расследования преступлений, и не только впервых законодательных актах, но и в недрах обычного права. Эта тенденция сохраниласьи в последующих источниках древнерусского права, в том числе в Русской Правде.
Какизвестно, Русская Правда существовала в трех редакциях: Краткая, Пространная и Сокращенная.В настоящее время не вызывает сомнений то, что ст. 1-18 Краткой редакции РусскойПравды содержат древнейшие по содержанию нормы. Этот комплекс статей условно названПравдой Ярослава, или Древнейшей Правдой, а статьи 19-40 — Правдой Ярославичей,или домениальным уставом, т.к. служили охраной княжеского хозяйства. Пространнаяредакция Русской Правды содержит в себе как нормы Краткой редакции, так и ряд другихправовых установлений. Историки рассматривают Русскую Правду как свод княжескихзаконов, источниками которых явились нормы обычного права, княжеские уставы и отдельныепостановления. Но до настоящего времени мало изучен генезис Русской Правды, в связис чем недостаточно исследованы соотношение устного и письменного права при определенииосновных этапов в истории текста Русской Правды, а также возможности сравнительно-историческогометода в его исследовании. Отсюда следует, что вопросы, связанные с адекватным отражениемв нормах права (Русской Правде) сложившихся общественно-экономических отношенийДревней Руси, до настоящего времени не могут быть признаны достаточно изученными.
Дляиллюстрации одного из вариантов происхождения Русской Правды можно привести популярнуюгипотезу историков о связи данного правового источника с так называемым ЗакономРусским, который явился «мостиком» между обычным правом и Русской Правдой.По мнению М.Б. Свердлова, во второй половине Х в. изменилось название Закона Русского.Из закона, которым руководствовались великие киевские князья, существовавшего наравнес Правдами других восточных племен, он становился Правдой Русской — основным сводомюридических норм Руси. Новое название указывало на происхождение закона (из Правдывосточнославянских племен Среднего Приднепровья) и на функцию (в качестве великокняжескогоправа, распространившегося на всю территорию государства).
Несмотряна то, что Русская Правда оказалась достаточно совершенной и подготовленной длярешения самых различных задач, небольшое число правовых норм, записанных в этомисточнике, не отражало всего богатства общественных отношений и юридической практики,существовавших в это время на территории Древнерусского государства. Устная РусскаяПравда продолжала быть правовой основой, которой руководствовался княжеский суд.
Перваяизвестная попытка унифицировать нормы русского права была, как предполагают историки,сделана князем Владимиром, который заменил взимание вир за убийство смертной казнью,но затем был вынужден отказаться от этого решения, поскольку виры были одним изглавнейших источников княжеских доходов. Вторая попытка была предпринята ЯрославомВладимировичем в 30-х годах XI в., составившим Древнейшую Правду, или Правду Ярослава.Предполагается, что Ярослав издал после Древнейшей Правды ряд дополнительных постановлений,как, например, Покон вирный, Устав мостником и т.п. Эти постановления развивалиосновные принципы Древнейшей Правды или дополняли ее.
Следующимэтапом в развитии норм Русской Правды явилось окончательное оформление принциповфеодального права. По предположению историков, в 1072 г. на съезде Ярославичей былапринята Правда Ярославичей, которая получила дальнейшее развитие в постановленияхЯрославичей.
ПравдаЯрослава вместе с новеллами Ярослава и Правда Ярославичей с новеллами Ярославичейсуществовали самостоятельно. Вероятно, наблюдались противоречия между их нормамиили, во всяком случае, существовали различия в формулировках отдельных норм. Естественно,что возникла необходимость в объединении этих двух пластов норм Русской Правды,которое и было произведено в конце XI в. или в самом начале XII в., когда, предположительно,была составлена Краткая Правда. В указанных источниках права, как нетрудно заметить,преобладают нормы, направленные на защиту княжеской собственности. В связи с этимимеются еще большие основания полагать, что наряду с так называемым писаным правомдействовали нормы обычного права, или Закона Русского, которые и регулировали общественныеотношения как в сфере экономики, так и в сфере защиты экономических устоев.
Помере углубления и расширения общественных (как принято полагать — феодальных) отношенийпоявилась необходимость законодательно защищать не только княжеские интересы (егоимущество и слуг), но и интересы других феодалов. Данная цель была достигнута сизданием так называемого памятника «Суд Ярославль Владимировича — Правды Русской»,в котором преобладали уголовные и уголовно-процессуальные нормы.
В1113 г. был принят Устав князя Владимира Мономаха, который вместе с предыдущим памятникомпредставлял собой русское право в период развития феодальных отношений (XII в.).В условиях распада Древнерусского государства развитие норм Русской Правды прекратилось.Изменения текста Русской Правды, как правило, связываются с деятельностью составителей,редакторов и переписчиков данного источника.
Вправовом развитии русских земель в XIV-XV вв. стали наблюдаться различия в зависимостиот особенностей общественно-экономического развития. Возникают несколько иные правовыенормы, находившиеся в некотором противоречии с нормами Русской Правды. В результатебыла предпринята попытка переработать последний источник права, причем были исключеныте нормы, которые не могли применяться в XV в. Так появилась Сокращенная редакцияРусской Правды.
Навсем протяжении развития норм Русской Правды определенное влияние на данный источникправа имели княжеские церковные уставы. Последние не только определяли положениецеркви, права и привилегии ее служителей, но и устанавливали пространство действияцерковного суда в отношении дел, специально подсудных церкви, и в отношении лиц,которые подлежали церковному суду.
Кобщей норме (требования к расследованию преступлений) можно отнести ст. 77 ПространнойПравды, в которой рассматриваются вопросы розыска преступника и усиливающие ответственностьобщины-верви за обнаружение правонарушителя. Таким образом, сама постановка вопросаоб ответственности верви, как и в ст. 3 и 70 этого источника права, подразумеваетпринятие общиной всех мер к розыску («сочить», «ищють» в ст.3) вора («татя»), что характеризует не только сам процесс, но и определяетсуществовавшую методику расследования. Ответственность с общины-верви снималась,если она отводила («отсочала») от себя след благодаря своду, происходившемув присутствии посторонних людей-свидетелей, которых она выставляла. Используемыйв ст. 77 термин «след гнать» предполагает производить розыск по следу,учитывая показания очевидцев и свидетелей. Для отвода от себя следа по фактам обнаружениячеловеческого трупа на территории общины-верви использовался его осмотр, от результатакоторого зависело решение вопроса о взыскании платежа за голову (головничество).Для разрешения этого вопроса «отправляемы были чиновники для осмотра убитыхголов, которые делали осмотр с волостными старостами и с лучшими людьми». Община-вервьосвобождалась от головничества, если причиной смерти были обстоятельства, не зависящиеот воли человека, или самоубийство. Данное правило использовалось вплоть до временПетра I.
Встатье 14 Краткой редакции Русской Правды и ст. 35 Пространной Правды имелись указанияна производство расследования с целью выяснения, каким образом и от кого утраченнаявещь попала к лицу, у которого она обнаружена (свод). В статье 15 Краткой редакцииРусской Правды и ст. 36, 39 Пространной Правды говорилось о судебном разбирательствев случае, если к похитителю будут иметься претензии и в отношении необнаруженногопропавшего имущества.
Обособенностях расследования (об элементах частной криминалистической методики) говоритсяв ст. 16 Краткой редакции Русской Правды и ст. 38 Пространной Правды, устанавливающихисключение в процедуре свода для дел, касающихся лица, купившего беглого или краденогораба. В данном случае последний должен был передать хозяину раба своего челядинаи продолжать розыски при свидетелях в присутствии самого похищенного раба. Когданаходился похититель челядина, то он платил штраф, а украденный раб возвращалсясвоему господину. Элементы частной методики расследования прослеживаются и в ст.2 и 10 Краткой редакции Русской Правды, в которых указывалось, что в случаях отсутствиявидимых признаков побоев (кровоподтеков или синяков) потерпевший должен был в доказательствосвоей жалобы сослаться на показания двух свидетелей.
Какбыло указано, ст. 35 Пространной Правды посвящена своду, т.е. процедуре нахождениялица, незаконно присвоившего чужую вещь, и возвращения этой вещи ее первоначальномухозяину. Хорошо разработанная система свода характерна, как полагают современныеисследователи, для большого города, где пропавшая или украденная вещь впоследствиина торгах могла быть неоднократно проданной (переданной). Благодаря своду перекупщикичужой вещи могли рассчитывать на возвращение своих денег, а судебные власти разыскиваливиновника кражи или незаконного присвоения чужой вещи. Рассматриваемая статья имеетприписки, согласно которым она могла применяться только к мелкому воришке, кравшемуиз дома («клетный тать»), а не к профессиональному конокраду, рецидивисту(«коневый тать»). Последнего выдавали князю на «поток» и «разграбление».
Характернойособенностью свода как этапа расследования было то, что розыск коневого татя продолжалсяпо землям, прилегающим к городу, где произошла кража. В этом случае, согласно ст.36 Пространной Правды, истец получал вместо пропавшей вещи денежную компенсациюв размере ее стоимости от третьего добросовестного приобретателя, который продолжалсвод до конца. Одновременно ст. 37 Пространной Правды предусматривала случай, когдаоказывалось, что краденое было кем-либо куплено на торгу, причем продавец его неразыскан. В таком случае данная норма предусматривала присягу добросовестного покупателяи выставление двух свидетелей или сборщика торговых пошлин («мытника»),перед кем была совершена покупка, которые под присягой подтверждали факт покупкивещи на торгу. Последняя норма применялась, как следует из смысла ст. 39 ПространнойПравды, и в случаях, когда след преступника вел за пределы города и прилежащих кнему территорий, в чужую землю, где свод прекращался.
Встатье 38 Пространной Правды указывалось на особенности свода (методики расследования)пропавшего челядина. Так, розыск необходимо было продолжать, основываясь на показанияхчелядина, т.к. последний, как отмечал законодатель, «не есть скот». Основываясьна его показаниях («по языку»), нужно идти от одного его покупателя кдругому.
Определенныетребования (рекомендации) к расследованию убийств содержались в ст. 18 Пространнойредакции Русской Правды, согласно которой в случае отсутствия прямых доказательстввиновности обвиняемый в убийстве мог оправдаться при наличии семи свидетелей добройславы. Таких свидетелей в соответствии со ст. 21 и 22 данного источника права разыскивалсам обвиняемый. В тех случаях, когда указанное лицо не могло привести свидетелейв доказательство своей невиновности, в том числе и по обвинению в убийстве, оноподвергалось испытанию железом (удержание в руках раскаленного железа). Такой виддоказательств назывался ордалией.
Некоторыеособенности методики расследования преступлений с участием иностранных граждан содержалисьв международных договорах. Так, в ст. 9 Договора Новгорода с Готским берегом и снемецкими городами, датированного 1189-1199 гг. и являющегося древнейшим из числадошедших до нас договорных грамот между русскими и немецкими городами, устанавливалсяпорядок дачи свидетельских показаний при тяжбах между новгородцами и немцами пообвинению в избиении, не подтвержденном телесными повреждениями, кровоподтекамии т.д. Примыкая к ст. 29 Пространной Правды, рассматриваемая норма разъясняет, какаясторона должна поставлять свидетелей. Если в драке не нанесены видимые увечья, делорешалось бросаньем жребия («ввергнуть жеребье»). Сторона, которой досталсяжребий, выставляла свидетелей в подтверждение своих показаний.
Однимиз последствий татаро-монгольского нашествия было массовое истребление русских городов,при котором погибли ценнейшие древнерусские законодательные памятники. Этим объясняетсяотсутствие актовых материалов по истории Ростово-Суздальского, Киевского, Черниговскогои других русских княжеств XII-XIII вв. В юго-западной Руси остававшиеся документытакже истреблялись вместе с другими памятниками древнерусской культуры польско-литовскимипанами и католическим духовенством. Поэтому дошедшие до нашего времени единичныедокументы Галицко-Волынского княжества указанного исторического периода Руси являютсяуникальными памятниками прошлого. Они помогают изучить важные проблемы общественно-экономическогои правового развития юго-западных древнерусских княжеств, в том числе становлениепрообразов криминалистических методик. Так, Новгородская Судная грамота, содержащаяв основном постановления, относящиеся к судопроизводству и судоустройству Новгородскойфеодальной республики, служила по существу дополнением к Русской Правде, также имевшейхождение в Новгороде в качестве правового кодекса.
Анализстатей Новгородской Судной грамоты дает основание говорить о том, что в XV в. продолжаетсясовершенствование норм регулирующих, в том числе и уголовный процесс (расследование).
Расследованиепо Новгородской Судной грамоте характеризовалось следующими особенностями. Передначалом процесса стороны должны были принести присягу. Не присягнувшая сторона признаваласьпроигравшей процесс (ст. 14-19). В тех случаях, когда ответчик являлся жителем Новгорода,а преступление (воровство, разбой, поджог, убийство и т.п.) совершено в новгородскихволостях, истец (житель новгородских волостей) обязан был присягнуть на НовгородскойСудной грамоте, поручившись в том, что ответчик действительно является преступником.Только после этого начиналось судебное разбирательство (ст. 36), указывались категориинаселения и степень их участия в даче свидетельских показаний, а также порядок вызовасвидетелей (послухов) в суд (ст. 22, 23). Срок вызова свидетеля зависел от расстояния,но не мог превышать трех недель.
Всоответствии со ст. 35 Новгородской Судной грамоты процесс (методика расследования)предусматривал очные ставки, которые могли проводиться в случаях, когда свидетельдавал какие-либо показания против одной из тяжущихся сторон. Тогда эта сторона имелаправо на очную ставку с ним или с самим истцом, если послух не захочет пойти («недасться послух позвати»). Если эта сторона не вызовет на очную ставку послухаили истца, судебное решение выносилось согласно показаниям свидетеля (послуха).С другой стороны, если истец и послух не пойдут на очную ставку, то дело решалосьв пользу ответчика.
Состатьи 20 начинался раздел Псковской Судной грамоты, посвященный процессуальнымвопросам, который отражал требования, предъявляемые к прообразам методики расследованияпреступлений. Так, если предъявлялся иск по обвинению в избиении или грабеже (приэтом ответчик был вызван на суд повесткою), то суд должен был опросить свидетеля,с которым истец обедал или ночевал, а также самого истца и тех лиц, с которыми онговорил о случившемся. Если показания будут в пользу истца, то ответчик должен понестинаказание или согласиться на поединок со свидетелем. В развитие данной нормы необходиморассматривать ст. 27, предусматривающую возможность присуждения к штрафу ответчика,который обвинялся истцом в избиении в публичном месте, для чего было достаточнопоказаний четырех-пяти очевидцев. Если же избитый (истец) будет обвинять ответчикатакже и в совершении грабежа, то истец должен вести процесс при помощи одного послуха,ибо в этом случае возможно присуждение поединка.
Всоответствии со ст. 21 рассматриваемого источника ответчику разрешалось выставлятьвместо себя наймита на поединок с послухом (свидетелем) истца.
Вто же время если свидетель, на которого сослалась одна из сторон, на суд не явитсяили его показания разойдутся с показаниями выставившей его стороны, то он, в соответствиисо ст. 22 Псковской Судной грамоты, отводится судом. А если одна из сторон по делуоб избиении будет отводить показания свидетеля другой стороны, как указывается вст. 23, ссылаясь на участие этого свидетеля в избиении, то суд сам назначает свидетеля.По делу о «бое» и «грабеже», т.е. «разбое», каждаясторона имеет право отвести выставленного против нее свидетеля. В таком случае господа(судебная коллегия, состоявшая в XV в. из князя, двух степенных посадников и сотских)могли выслать на место происшествия своих представителей для доследования и выявленияновых свидетелей.
Статьи22 и 23 Псковской Судной грамоты характерно иллюстрируют наличие в уголовном процессесостязательного начала, что, в свою очередь, позволяет говорить о продолжении формированияметодических рекомендаций на законодательном уровне. О последнем также однозначносвидетельствует и положение ст. 81, которая предусматривала направление от князяи от псковских городских властей подвойских для производства расследования, вызовав суд и выполнения других судебных поручений (например, на ссылку, т.е. для проверкипоказаний сторон или свидетелей).
Статьи34 и 35 устанавливают, что ответчик в делах о татьбе должен идти на присягу на томесто, где произошло воровство.
Рассмотренныеположения законодательства периода IX-XV вв. позволяют сделать следующие выводы.Во-первых, наряду с писаным правом существовали нормы обычного права, регулирующие,в том числе, вопросы расследования преступлений. Во-вторых, отсутствовала дифференциациямежду нормами гражданского и уголовного процессуального права — порядок уголовногои гражданского процесса был единый. В-третьих, наряду с общими нормами производстварасследования «писаное право» также содержало нормы, регулирующие особенностипорядка производства расследования по конкретным видам преступлений (кража, причинениетелесных повреждений, убийство и т.п.). Совокупность указанных обстоятельств позволяетконстатировать зарождение частных криминалистических методик расследования преступлений,а точнее, их прообразов, на самых ранних стадиях развития Российского государстваи сделать обоснованное предположение о существовании таких прообразов в недрах догосударственногоустройства общественных отношений на русских землях.
Процессцентрализации Русского государства сопровождался активным развитием нормотворчества.Источниками судопроизводства, в том числе и уголовного, в этот период являлись:Судебник Ивана III, составленный в 1497 г., — первый кодекс феодального права Русскогоцентрализованного государства; судные списки (протоколы судопроизводства); правовыеграмоты (судные списки, сопровождаемые приговорами); бессудные, правовые грамоты(выдаваемые судом одной из сторон без судебного разбирательства на основании того,что другая сторона уклонилась от явки в суд в назначенный срок); срочные (устанавливающиесроки явки сторон в суд); мировые (акты полюбовного решения тяжбы) и т.п.
ИсточникамиСудебника 1497 г., как известно, были нормы Русской Правды, Псковской и НовгородскойСудных грамот, уставные грамоты и т.д. Принято считать, что Судебник впервые вводилдля некоторой категории уголовных дел форму розыскного процесса. Тем не менее настоящееисследование показало, что розыскной (следственный) процесс был введен для некоторойкатегории уголовных дел не позже принятия Псковской Судной грамоты.
Однимиз источников права XVI в. были губные грамоты, распространявшие свое действие наопределенные территории, что свидетельствует о развитии местного самоуправления.В этих грамотах, которые по форме напоминали жалованные грамоты, помимо общих вопросовуправления территориями были регламентированы процедуры уголовного судопроизводства.Так, Губная Белозерская грамота 1539 г. закрепляла за земскими учреждениями правоведения судебных дел по правилам обвинительного и следственного процессов. Центральнаявласть рекомендовала населению уезда для расследования преступлений создать выборныйорган из трех-четырех боярских детей и дать им в помощь пять-шесть крестьян. В статье3 грамоты сказано: «да промеж бы есте собя, в станех и в волостях, лихих людейрозбойников сами обыскивали, да где которых разбойников обыщите, или хто у собярозбойников держит, или к кому розбойники приезжают и розбойную рухлядь приводят,и вы б тех розбойников ведомых меж собя имали да обыскивали их, и доведчи на нихи пытали накрепко, и допытався у них, что они розбивают, да техбы естя розбойниковбив кнутов да казнили смертью. Согласно ст. 8 этой грамоты отказ от исполнения преследованияпреступников силами общины карался.
Вобобщенном виде обязанности крестьянской общины в расследовании преступлений заключалисьв следующем: она принимала от своих членов и других лиц заявления о преступленияхи проступках, совершившихся на ее территории или по соседству; принимала меры крозыску и поимке виновных; на мировых сходах (собраниях крестьян общины) земскийстароста, сотский или пятидесятский, которых община выбирала для управления мирскимиделами, проводили предварительные допросы лиц, совершивших преступление или заподозренныхв нем, иногда такие допросы проводились самими крестьянами. Крестьянский мир такжепроводил обыск домов при поимке скрывавшихся воров и разбойников.
Судебник1550 г. считается основным законодательным актом Русского государства периода формированиясословно-представительской монархии. Он стоит на более высокой ступени развитиякодификационной техники, нежели все предыдущее русское законодательство. РассматриваяСудебник 1550 г. как источник уголовного судопроизводства, следует обратить вниманиена развитие двух форм процесса: обвинительный (состязательный) и розыскной (инквизиционный).Если первая форма процесса использовалась при производстве гражданских и менее тяжкихуголовных дел, то вторая форма применялась по наиболее серьезным уголовным делам(государственным преступлениям, убийствам, разбоям и т.п.), причем их круг постепеннорасширялся. Обвинительный процесс был сопряжен со свидетельскими показаниями, присягой,ордалиями (в форме судебного поединка). Сущность розыскного процесса заключаласьв следующем: дело начиналось по инициативе государственного органа или должностноголица, в ходе расследования особую роль играли такие доказательства, как поимка споличным или собственное признание. Для получения последнего применялись пытки.По предположению В.А. Линовского, как само употребление пытки в процессе, так испособы исполнения были заимствованы отечественной практикой из германского процесса.
Еслиговорить о конкретных нормах данного Судебника, регулировавших производство расследования,то необходимо отметить ст. 11, которая, как и ст. 6 Судебника 1497 г., отразилаотмирание институтов обвинительного процесса, в частности института судебного поединка,что явилось следствием усилий церковной власти, считавшей судебный поединок правовымархаизмом, противоречащим существу феодального государства. Таким образом, в указанныхнормах законодатель не стремится закрепить постоянное существование „поля“и допускает возможность отказаться от участия в нем. Тем не менее институт поляпродолжает существовать, о чем свидетельствуют ст. 13, 14 и 17 Судебника 1550 г.,в которых провозглашается равенство сражающихся сторон в судебном поединке. Данноеправило распространялось, прежде всего, на физические силы. При этом не только сторонапроцесса, обладающая физическими недостатками или духовным саном, могла прибегнутьк помощи наемного бойца, но и послухи, принадлежащие к этой категории лиц.
Насосредоточение судебной власти в руках государства указывает ст. 12 Судебника 1550г., которая развивает положения ст. 7 Судебника 1497 г., сужая действия обвинительногопроцесса, предпочитая в большинстве случаев розыскную форму процесса. Согласно ст.52 Судебника 1550 г. розыскной процесс начинался с задержания преступника с поличным.Власти также задерживали всяких проезжих подозрительных людей, „необычайныхи незнаемых“. Подобных людей пытали по простому оговору.
Расследованиепреступлений велось при помощи следующих доказательств: очная ставка, осмотр местапроисшествия, повальный обыск и собственное признание. При этом розыскной процессне придавал самостоятельного значения ни очной ставке, ни осмотру места происшествия.Основными доказательствами являлись повальный обыск и собственные признания. Еслипрежний Судебник допускал пытку лишь при оговоре (ст. 14), то в Судебнике 1550 г.пытка после проведения по данному делу повального обыска применяется по всем „татебным“делам.
Повальныйобыск вовсе не требовался в случае обвинения дворянами собственных крестьян в учиненииразбойного нападения и татьбы. При возникновении подобного обвинения сразу же приступалик пытке. Пытаемых били кнутом, жгли на огне, вздымали на дыбе и рвали у них железнымиклещами тело, а раны терли раскаленным железом, вбивали под ногти длинные иглы,капали холодную воду на бритую голову.
Согласноправилам розыскного процесса для признания подсудимого полностью виновным требовалосьналичие двух-трех доказательств. Признание под пыткой в совокупности с уличающимиданными повального обыска являлось безусловным доказательством и влекло для „лихогочеловека“ смертную казнь.
Еслиже в отношении обвиняемого при повальном обыске были добыты одобрительные показания,то розыскной процесс уступал место обвинительному процессу, и судебное рассмотрениепродолжалось по правилам последнего.
Ст.57 Судебника 1550 г. предусматривала немедленное производство розыскных действийв случаях, когда преступник оговаривал кого-либо, что показывает стремление государствапреследовать всех правонарушителей. Подтверждение худой славы оговоренного путемобыска вызывало, в свою очередь, применение пытки.
Такимобразом, судебные акты XVI в. (в отличие от судебных актов до XV в.), для которых,за малым исключением, был характерен состязательный (обвинительный) процесс, свидетельствуюто развитии норм следственного (розыскного) процесса как наиболее полно отвечающегов начале XVII в. потребностям социального развития. Последний, существуя с обвинительнымначалом, все более и более вытесняет его из сферы уголовного судопроизводства, оставляяза обвинительным процессом роль основного средства при гражданском судопроизводстве.
Однакоотмеченное не означает, что существовало четкое разграничение между уголовным игражданским процессом. Наименее важные дела, а именно споры по договорам купли-продажи,мены, займа, поклажи, а также дела о нанесении оскорблений, причинении телесныхповреждений, увечий, учинении драк и т.п., рассматривались по правилам обвинительногопроцесса, охватывавшего, таким образом, гражданское и уголовное судопроизводство.
Политическиепреступления, наиболее тяжкие уголовные преступления (разбой, убийство, поджог,татьба и т.п.), а также споры из-за права владения холопами, из-за поместий и другиекатегории наиболее важных гражданских дел, затрагивающих коренные интересы господствующегокласса, рассматривались путем сыска, т.е. по нормам розыскного процесса.
Судебник1550 г. определил порядок дальнейшей кодификации норм русского права (ст. 98) посредствомцарских указов и боярских приговоров, относящихся к вопросам деятельности многочисленныхприказов. Так постепенно складывались указные и уставные книги, являющиеся основнымисточником русского законодательства второй половины XVI — первой половины XVIIвв. Из числа сохранившихся указных книг следует назвать Уставную книгу Разбойнойизбы 1555-1556 гг., в которую входили: 1) Приговор боярской думы о разбойном делеот 18 января 1555 г.; 2) Память от 5 мая 1555 г., содержащая указ о порядке взыскания(»правеже") долгов; 3) Медынский губной наказ; 4) Указ от 28 ноября 1555г. о сыске лихих людей; 5) Приговор от 22 августа 1556 г. по губным делам.
ВПриговоре от 18 января 1555 г. определялась компетенция губных старост, а такжеустанавливался порядок проведения судебно-следственных действий по разбойным делам.Положения Приговора впоследствии были использованы при составлении губных грамот,а также вошли в переработанном виде в Уставную книгу Разбойного приказа 1616 г.Анализ положений Приговора позволяет сделать вывод, что он в части уголовного судопроизводствавоспроизводит положения Судебника 1550 г.
Губныеграмоты и наказы более подробно определяли появившуюся в конце XV в. новую формупроцесса — розыск, применявшуюся по тяжким преступлениям, по делам «ведомыхлихих людей». При этом значительная роль отводилось следственно-судебному органу- он был инициатором возбуждения дела, проводил повальный обыск, вел следствие сприменением пыток, выносил и исполнял приговор. Главными доказательствами были собственноепризнание, повальный обыск, поимка с поличным, очная ставка. Институт поличногополучил новое толкование: губные грамоты понимали под поличным найденные у похитителяукраденные вещи. Губные грамоты установили обязательность составления протоколовсыска и закрепление его соответствующими подписями.
Исследованиесодержания губных грамот и наказов позволяет заключить, что они содержали элементыпрообразов криминалистических методик, т.е. в большей или меньшей степени определялиспособ (порядок) производства следствия, давали рекомендации по расследованию преступлений,как в настоящее время принято говорить, в тех или иных следственных ситуациях. Так,например, Медынский губной наказ 1555 г. предусматривал следующий порядок следствия.Если обвинение в том, что кто-то является «лихим» человеком, сделано вовремя обыска без заявления потерпевшего, то губные старосты обязаны были начатьследствие, задержать подозреваемого, его имущество переписать, опечатать и хранитьдо окончания дела. К оговоренным по обыску (подозреваемым) старосты должны былиприменить пытку. Если под пыткой будут названы какие-либо лица, то они также задерживались,их имущество опечатывалось и проводилась очная ставка с тем, кто их оговаривал.Если очная ставка не поддерживала оговор, то надлежало проводить обыск («Ас очей на очи язык с них не зговорит, — и старостам про тех людей обыскивати многимилюдьми»). Если «многие» люди подтверждали, что оговоренный — человек«добрый», то его возможно было отдать на поруки. Статья 2 данного наказауказывает на то, что придавалось большое значение собственному признанию подозреваемого(«А которые люди сами на себя в розбоех говорили — и тех казнити...»).
Повальнымобыском проверялся оговор в соучастии в разбое, который был сделан под пыткой. Есливо время обыска оговоренный назвался «добрым» человеком, то его отдавалина поруки ("… и старостам тех людей давати на чистые поруки за обыскных людейбезвытно"). В противном случае к оговоренному применяли пытку, и даже еслипод пыткой он отрицал свою вину, то к нему применяли смертную казнь, а имуществопередавалось пострадавшим. В тех случаях (согласно ст. 6 рассматриваемого наказа),когда половина опрошенных признавала подозреваемого «добрым» человеком,пытка все равно была обязательной. И только после пытки, если подозреваемый продолжалотрицать свою вину, его передавали на поруки людям, считавшим его «добрым»человеком.
Всоответствии со ст. 7 Медынского губного наказа, если два или три преступника обвиняликого-либо в соучастии в разбое, для его передачи на поруки недостаточно положительногомнения даже половины опрошенных («А на которого человека говорят в розбоехязыка два или три, а в обыску его назовут половина добрым; а другая — лихим, — итого пытать...»). В то же время если два или три человека давали показанияо том, что кто-либо совершил преступление, а потерпевший имел улики против оговоренного,то пытка могла быть применена до обыска ("… и старостам тех людей и до обыскувелеть пытать..."). Если же свидетели давали показания о подозреваемых, а теходатайствовали об обыске в тех местах, где они проживали, то, согласно ст. 8 наказа,необходимо было провести обыск («А на которых людей языки говорят, а они учнутбити челом о обыску, чтоб при них послали в те места обыскати, где они преж тогожили — и старостам в те места послать обыскать»).
Впоследствии,как уже отмечалось, губные грамоты и наказы были использованы при составлении Уставнойкниги Разбойного приказа 1555-1556 гг., которая со временем их заменила. Позднееположения губных грамот вошли в состав Уставной книги Разбойного приказа 1616-1636гг., а положения последнего нормативного акта, в свою очередь, почти полностью нашлиотражение в Соборном уложении 1649 г. (гл. XXI).
Приговорот 22 августа 1556 г. завершил эволюцию взглядов на «поле» как на архаичныйпережиток. Ограничения доказательного значения «поля» и провозглашениерозыска во всех случаях в качестве основного метода судопроизводства знаменовалиокончательную победу следственного начала в уголовном процессе. В следственном процессеосновой всех доказательств являлись данные, добытые путем розыска.
Сцелью наибольшей достоверности данных розыска при его производстве запрещалось отбиратьпоказания у родственников сторон или лиц, связанных с расследуемым преступным событием(«заговором»).
Статьи3-6 Приговора от 22 августа 1556 г. регламентируют порядок производства повальногообыска, внося в него существенные изменения. Так, если ст. 12 Судебника 1497 г.предусматривала только 5-6 участников повального обыска — детей боярских и «добрыххристиан», ст. 58 Судебника 1550 г. довела их число в зависимости от социальногоположения до 10-20 человек (показания 10-15 детей боярских приравнивались к показаниям15-20 добрых крестьян), то ст. 4 настоящего Приговора — до 100 человек и более.В соответствии со ст. 5-6 Приговора, если при повальном обыске разделение голосовпроисходило поровну, предусматривалось производство контрольного обыска с привлечениемк нему лиц, не допрошенных в первый раз. Если в ходе второго обыска выяснялось,что часть допрашиваемых при первом обыске людей дала ложные показания, то из ихчисла 5 или 6 человек лучших людей наказывались кнутом, а представители духовенстваподлежали церковному суду. Все обыскные люди, давшие ложные показания, также платилисудебные пошлины и деньги за бесчестье.
Вотличие от предыдущих законодательных актов, допускавших в процессе судебного разбирательствапримирение сторон (например, ст. 9 Судебника 1550 г.), Приговор от 22 августа 1556г. не допускал такой возможности в разбойных делах (ст. 17). Таким образом, принципчастного обвинения переходит в принцип публичного обвинения.
Традициикодификации (структурная систематизация), заложенные в Судебнике 1550 г., распространилисьна последующие Судебники — Судебник 1589 г., предназначенный для регулирования общественныхотношений черносошного севера Руси, и Сводный Судебник, появившийся после 1 февраля1606 г.
Анализсудебных актов позволяет сделать вывод о том, что, как правило, началом расследованиядела в розыскном процессе являлся «расспрос», т.к. сведения, поступившиев распоряжение органов государственной власти путем извета, т.е. доноса, обычнотребовали тщательной проверки. Расследование по извету предписывалось производитьвоеводским властям, когда к ним попадало сообщение, вызывавшее необходимость проведенияследственных действий.
«Расспрос»предшествовал обычно очной ставке и пытке. При этом изветчик, обвиняемый и свидетелидопрашивались порознь друг от друга. Изветчик обычно допрашивался самим воеводой,а обвиняемый — либо воеводой, либо подчиненными ему должностными лицами.
Свидетелитакже допрашивались отдельно. При их допросе зачитывались лишь выдержки из челобитной,сведения которой таким образом проверялись. Однако в некоторых случаях «расспрос»свидетелей сочетался с очной ставкой. Яркое подтверждение тому — судебный акт «расспросныеречи Терентия Зехова», который проводился 13 октября 1611 г. по указанию воеводы*(47).
Наочную ставку свидетель доставлялся недельщиком. Показания свидетелем давались безпринуждения. Но судебная практика, особенно по делам государственным, знала и такназываемый расспрос у пытки, когда допрос производился под угрозой физических истязаний.Тем самым допрашиваемого стремились всячески запугать, чтобы добыть необходимыесведения.
С1616 г. начинается работа над Уставной книгой Разбойного приказа, постановлениякоторой во многом основаны на нормах Уставной книги Разбойного приказа 1555-1556гг. В рассматриваемой Уставной книге можно обнаружить положения, регламентирующиепорядок (методику) производства расследования. Так, в ст. 5, 6 законодатель тщательнымобразом определяет порядок розыска. Назначение пытки, как следовало из данных статей,зависело от числа оговаривавших лиц. Например, оговор со стороны двух или трех лиц,данный ими под пыткой, влек за собой применение пытки для оговоренного без предварительногоповального обыска. Последнее следственное действие производилось лишь в тех случаях,когда оговоренный даже во время пытки отрицал свою вину.
Встатьях 7 и 8 Уставной книги регламентируется порядок (методика) производства расследованияв отношении «лихого человека». Разница между указанными статьями заключаласьв последовательности производства пытки и обыска. При оговоре, исходящем от одноголица, первоначально проводился обыск. При оговоре со стороны нескольких лиц оговоренныйсразу же подвергался пытке.
Особенностирасследования разбоя были регламентированы в ст. 12 Уставной книги, согласно которойоговор в отношении кого-либо, данный преступником во время допроса его пыткой, влекза собой возбуждение уголовного дела против оговоренного. Наличие двух-трех оговорщиковподкрепляло силу оговора. Если произведенный заочный оговор не подкреплялся очнойставкой с оговоренным или же оговорщик вообще не признавал оговоренного, то на лиц,ведших расследование, возлагалась обязанность проверить достоверность оговора ипричины отказа от него путем применения вторичной пытки к оговорщикам.
Припризнании оговорщиком своих прежних показаний клеветническими в отношении оговоренныхпроизводился обыск.
Следуетотметить, что, согласно нормам Уставной книги 1616 г., обвинительный процесс какархаичная форма уголовного судопроизводства тоже претерпел известные изменения.Так, ст. 18 и 19, не отрицая формальной возможности использования «крестногоцелования» и «поля» как доказательств правоты участников процесса,сводят на нет их доказательную силу, требуя обязательного проведения повальногообыска.
Такимобразом, не подтвержденная требуемыми доказательствами жалоба истца влекла за собойдля обвиняемого необходимость подвергнуться всем этапам розыскного процесса — обыскуи пытке.
Законодательнаяпрактика выработала положение, включенное затем в рассматриваемую Уставную книгув качестве ст. 19, которое окончательно уничтожило возможность использования присягии судебного поединка. Анализ норм Уставной книги 1616 г. позволяет заключить, чтозаконодатель установил следующий перечень доказательств для судопроизводства в порядкерозыска: 1) конкретное обвинение с указанием содеянного («имянно»); 2)наличие порочащих данных повального обыска; 3) поличное или 4) оговор сообвиняемого.
Какпишет И.А. Возгрин, сам процесс расследования разделился на две части: до установленияподозреваемого (общее расследование) и после его установления (специальное расследование).Общее расследование состояло из собирания слухов, доносов, опросов и т.д. Специальноерасследование производилось с целью получения признания подозреваемого. Для этогошироко использовались различные способы пыток. Излюбленным способом пытки на Руси(XVII-XVIII вв.) была дыба. Человека привязывали за связанные за спиной руки, веревкупропускали через блок в потолке и таким образом поднимали его. К ногам привязывалибревно или доску, и палач, наступив на это бревно, причинял пытаемому вывих рукв плечевых суставах. В таком положении пытаемого стегали кнутом, горящими веникамии т.п., пока он не сознавался или не терял сознание.
Такогорода организация расследования не могла способствовать установлению объективнойистины. В XVI в. на Руси уголовный процесс стал дифференцироваться на «суд»и «розыск», т.е. процесс обвинительный и следственный. К середине XVIIв. процесс приобретает обобщенную форму судорозыскного характера с производствомтаких следственных действий, как обыск, «расспросные речи», очные ставки,розыскные справки по приказным крепостным книгам и кадастровым документам. При этомлица, осуществлявшие розыск и суд, строили свою работу не по закономерностям раскрытияи расследования преступлений, а сообразуясь с обстоятельствами дела и здравым смыслом.Известны случаи, когда порядок расследования определялся специальными царскими указами.Так, в 1621 г. лебедянский воевода Михнев по доносу стрелецкого казачьего головыЕремея Толыпина узнал о преступном поведении одного из казаков. По этому изветувоевода немедленно приказал привести казака в съезжую «очи в очи» о егоразговорах, но казак «в такое слове заперся». Посадив казака в тюрьмуи не зная, что делать дальше, Михнев обратился с грамотой на имя царя Михаила Федоровича.В последовавшем по данной грамоте указе царь повелел воеводе допросить казака ещераз, собрать показания свидетелей и даже привести обвиняемого к пытке в застенок,но не пытать, и все следствие прислать в Москву.1.2. Зарождение криминалистическойметодики
Развитиеобщественно-экономических отношений привело к тому, что в 1648 г. был принято новоеСоборное уложение, затрагивающее различные стороны государственной жизни. «Еслинепосредственной причиной создания Уложения 1649 г., — отмечает А.Г. Маньков, — послужило восстание 1648 г. в Москве и обострение классовых и сословных противоречий,то глубинные причины лежали в эволюции социального и политического строя России,в процессах консолидации основных классов-сословий того времени — крестьян, посадскихлюдей и дворянства — и начавшемся переходе от сословно-представительской монархиик абсолютизму. Указанные процессы сопровождались заметным ростом законодательнойдеятельности, стремлением законодателя подвергнуть правовой регламентации возможнобольше сторон и явлений общественной и государственной жизни».
ИсточникамиСоборного уложения явились Судебники, указные книги приказов, царские указы, думскиеприговоры, решения Земских соборов, Стоглав, литовское и византийское законодательство,а позже (в 1649 г.) в корпус правовых норм Соборного уложения вошли новоуказныестатьи о «разбоях и душегубстве» (1669 г.), о поместьях и вотчинах (1677г.), о торговле (1653 г., 1677 г.).
РассматриваяСоборное уложение как источник прообразов криминалистических рекомендаций, следуетотметить, что все большую регламентацию в нем получают не только общий порядок уголовногосудопроизводства, но и отдельные вопросы проведения розыска и следствия, хотя всееще господствует инквизиционное содержание с формальным порядком оценки доказательств.Вопросам судопроизводства и судоустройства полностью посвящена глава Х (287 статей)«О суде». Правовые нормы в ней представлены не по отраслям права, а пообъектам правонарушений, поэтому в одной и той же статье, а иногда и группе соседнихстатей, посвященных одному и тому же вопросу, нормы материального и процессуальногоправа, как уголовного, так и гражданского, сопряжены.
Розыскнойпроцесс (инквизиционный), как и ранее, применялся по наиболее серьезным делам, которыемогли начаться: 1) с заявления потерпевшего; 2) с обнаружения факта преступления(поличного) или 3) с обычного наговора, не подтвержденного фактами обвинения («язычнаямолва»).
Розыскосуществлялся, как правило, приставом с понятыми, которые при наличии одного изуказанных поводов отправлялись на место происшествия, где производились процессуальныедействия, а именно повальный обыск, регулируемый ст. 161-166 Соборного уложения.Хотя повальный обыск уходил корнями вглубь веков, в общинные порядки, а впервыезаконодательно закреплен только в приговоре о губных делах 1556 г., тем не менееэтот вид доказательств вызывал недоверие у законодателя, а точнее властей. «Обыскныелюди лгут семьями, организуют предварительные сговоры, говорят „двои речи“,мнения распадаются — одни говорят в пользу истца, другие — ответчика». В связис этим доказательная сила повального обыска ко времени принятия Соборного уложенияупала, сохраняя известное преимущество перед свидетельскими показаниями, но уступаяобщей ссылке (или общей правде).
Порядокпроизводства повального обыска в принципе оставался прежним: допрос населения специальноназначенными на то лицами производился лично, а показания отбирались в письменнойформе. При этом Соборное уложение предусматривало требование не включать в однузапись обыскные речи дворян и крестьян, а писать их раздельно (ст. 161). Возможно,это было продиктовано стремлением избежать воздействия дворян на зависимых от нихкрестьян. Показания скреплялись клятвой — каждое сословие и национальная группаопрашиваемых приносили клятву по установленному для них правилу. Дело разрешалосьв пользу той стороны, за которую высказывалось больше опрошенных. При равенствеголосов обыск повторялся.
Сторона,проигравшая дело, имела право путем жалобы уличить большинство опрашиваемых в лживыхпоказаниях. Тогда, согласно Соборному уложению, в процессе повального обыска проводилисьочная ставка, сыск («всякими сыски накрепко») (ст. 162) и даже пытка — «розыскать пыткою» (ст. 163).
Другимвидом доказательств была «общая правда», или «общая ссылка»,т.е. когда обе тяжущиеся стороны ссылались на одних и тех же свидетелей. В законодательствеобщая ссылка встречается в Статейном списке от 17 ноября 1628 г. о порядке судопроизводства.Показаниям на общей ссылке отдавалось предпочтение перед всеми другими видами свидетельскихпоказаний.
Объектомобщей ссылки мог быть один или три человека. При расхождении показаний предпочтениеотдавалось большинству голосов (ст. 169). Такие лица должны быть очевидцами события,а не теми, кто мог давать показания понаслышке (ст. 172). Общая ссылка, решающаядело, подобно «ссылке из виноватых» (ст. 160), как бы отдавала исход процессана «волю» самих сторон. Судьи становились лишь стороной, фиксирующей результат.
Соборноеуложение содержало отдельные нормы, посвященные особенностям расследования наиболеезначимых преступлений, а именно: разбоя, татьбы, убийства, поджога, подделки документови иных «лихих дел», помещенных в XXI главу («О разбойных и о татьиныхделах»). Таким образом, заголовок указанной главы не отражал всего ее содержания.Помимо названной главы некоторые особенности расследования преступлений содержалисьв иных главах Соборного уложения. Так, например, в главах I и II имеются указанияна специфику расследования политических преступлений и преступлений против церкви,в главах III-VI — против порядка управления, в главе XXII — бытовых преступлений,выходящих за пределы татьбы и разбоя.
Впоследующих нормативных актах, которые стали принимать в развитие положений Соборногоуложения 1649 г. или носящих самостоятельный характер, тенденция к изложению прообразовкриминалистических методик (рекомендаций) пропадает. В процессуальных статьях нормативныхактов уделяют больше внимания административным функциям органов расследования (суда)и более подробной регламентации отдельных следственных действий. В то же время следыметодических рекомендаций по расследованию преступлений можно обнаружить в другихисточниках, носящих так называемый индивидуальный характер, например челобитных.В качестве иллюстрации можно привести пример, описанный И.Ф. Колесниковым в статье«Экспертиза подменного письма».
26апреля 1686 г. верхотурскому воеводе, стольнику Григорию Филимоновичу Нарышкину,была подана челобитная. Подьячий приказной избы Иван Пермяков писал в ней, что «объявилосьворовское подметное письмо на меня, холопа вашего, неведомо от какого вора и бунтовщика,будто я, холоп ваш, в таможенной избе всякое нерадение вам великим государем и торговымлюдем тяготу и немочи в обиду чиню». Челобитная заканчивалась просьбой начать«розыск» (расследование).
Расследованиене подтвердило обвинений, возводимых на Пермякова. Допрошенные «порознь постатьям» 30 представителей торговых людей показали, что от подьячего Пермякова«в таможне обиды к себе никакой не видели».
Непрошло и года, как к верхотурскому воеводе поступила новая челобитная. На этот разчелобитчиком был не только Иван Пермяков, но и таможенный заставный голова ГригорийСкорняков. Содержание новой челобитной было следующее: «В нынешнем во 195 г.декабря в 1 день, из дворян тоболянин Андрей Володимеров сын Кляпиков дал нам, холопемвашим, грамотку, а та грамотка с Верхотурья была послана к Москве с тобольским служащимчеловеком с Афонасьем Папиным. А в той, государи, грамотке писано на нас, холопейваших, будто я, холоп ваш Гришка, в ваших великих государей казне в таможенном зборечиню недобор, а в проезде всяких чинов людем чиню ж разоренье и обиды и налоги длясвоих прихотей и пожитков, а я, холоп ваш Ивашко, написан в той же грамотке ушникоми клеветником и накупщиком, будто я из приказной избы в таможню накупаюсь и такоже чиню в проезде всяким чином людем разореньем и налоги».
«Просительныйпункт» челобитной состоял на этот раз не просто в просьбе произвести розыск,в нем указывались и его методы. Челобитчики просили: «Милосердые государи,пожалуйте нас, холопей своих, вели ево Афонасья допросить, у кого он тое грамоткувзял, и тое грамотку досмотреть и по письмам свесть». Другими словами, отмечаетИ.Ф. Крылов, они просили произвести допрос, осмотр документов и почерковедческуюэкспертизу.
Кчелобитной была приложена и сама «подменна грамотка», попавшая в рукичелобитчиков.
Взявна вооружение предложенный челобитчиками метод расследования, воевода Нарышкин призвалк допросу конного казака Афонасья Папина, который пояснил, что грамотку ему «впрошлом во 194_ г.» дал Микитка Маслов для передачи в Сибирский приказ. Вызванныйвоеводой на допрос Микитка Маслов заявил, что никакого письма для вручения в Москвуон Папину не передавал. Предъявление «воровской грамотки» на допросе Масловарезультатов не дало. После этого была произведена очная ставка между Папиным и Масловым,но и она ясности не внесла, т.к. и тот, и другой «сказали прежние свои речи».
Оставалосьодно средство — попытаться установить исполнителя грамотки с помощью сведущих лиц,т.е., выражаясь современным языком, путем производства судебной экспертизы. Посколькуу воеводы не было образцов почерка Маслова, от него отобрали «для примеру… письмопротив тое же грамотки своею рукою».
Вкачестве экспертов были привлечены грамотные верхотурские дети боярские Михаил Бибиков,Василий Протопопов, Федор Каменский, Иван Томилов и Беломестных казаков атаман СтепанСтадухин. После внимательного исследования внешних особенностей почерка, проявившихсяв «воровской» грамотке и в «письме для примеру», эксперты нерешились дать категорическое заключение. Их выводы были сформулированы следующимобразом: «Письмо-де Микитки Маслова, которое он подал к воровской грамоткедля примеру с воровскою грамоткою, многие слова его Микиткины руки сходны; а онли Микитка тое воровскую грамотку писал, или хто иной, они не ведают».
Такоезаключение челобитчиков не удовлетворило, и они обратились к воеводе с просьбойпроизвести повторную экспертизу, поручив ее более сведущим в письме людям.
Дляповторной экспертизы пригласили восемь подьячих приказной избы и площадного подьячьего,которые, несомненно, были более квалифицированны, но и они не опровергли заключениепервой экспертизы. В своих выводах они единодушно, слово в слово, повторили его,а также подтвердили своим «рукоприкладством».
Вконце XVII — начале XVIII вв. организация расследования преступлений совершенствуется.Все более подробную законодательную регламентацию получают не только общий порядокуголовного процесса, но и отдельные вопросы проведения розыска и следствия. Какотмечает И.Ф. Крылов, в России в этот период происходит становление практики врачебногоосвидетельствования (привлечение к осмотру врачей), проведения судебно-медицинскихи судебно-психиатрических экспертиз, а также экспертизы документов.
Начавшеесяеще с Судебника 1497 г. направление на усиление роли розыскного, или следственного,процесса в ущерб состязательному достигло в указанный период своего апогея*(62). Указомот 21 февраля 1697 г. «Об отмене в судных делах очных ставок, о бытии вместоиных расспросу и розыску, о свидетелях, об отводе оных, о присяге, о наказанияхлжесвидетелей и о пошлинных деньгах» был нанесен сокрушительный удар по состязательнойформе процесса и укреплена розыскная форма, что соответствовало тенденции укреплениясамодержавия в России. Настоящий Указ предписывал: «А вместо судов о очныхставок по челобитью всяких чинов людей в обидах и в разореньях чинить розыск в браниили в бесчестьи или в бою и в увечье и во всяких обидах и в разоренье» (ст.1). При этом розыскной (следственный) процесс в соответствии со ст. 11, 12 и 14Указа 1687 г. применялся при разбирательстве как гражданских, так и уголовных дел.
Дальнейшееразвитие розыскной процесс получил в «Кратком изображении процессов или судебныхтяжб» (1716 г.), являющемся частью Воинского устава, который прежде всего былразработан для армии, но имел и общегосударственное значение. Следует отметить,что образцом для воинских уставов служили шведские военные артикулы Густава Адольфа1621-1632 гг. в редакции 1683 г. Карла XI. При этом, как отмечал П. Бобровский,«в отношении духа „изображения процессов“ следовал учению современныхему (Петру I. — Прим. авт.) немецких, по-видимому саксонских, юристов». Отмечаяэлементы заимствования из иностранных нормативных актов, П. Бобровский приходитк выводу, что «изображения процессов или судебных тяжб, приложенных в уставе1716 г. к „военным артикулам 1715 г., не были копией какого-либо иностранногозакона; он, очевидно, составлен человеком, основательно изучившим форму военногопроцесса, господствующую в современной Петру I Западной Европе, и знавшим наш “розыск».
Краткоеизображение процессов до преобразования военно-судебного ведомства в 1867 г. служилоруководством для военных судов, и, кроме того, было время, когда их велено былопринять и в гражданских судах. Данный нормативный акт еще не был полным кодексомуголовного судопроизводства. Здесь сохранились термины старого московского обвинительногопроцесса — «челобитчик» (истец) и «ответчик» (обвиняемый). Отдельныеположения этого закона как будто приравнивают челобитчика к стороне старого процесса,поскольку, например, его показание не принимается в качестве полноценного свидетельскогопоказания. Закон говорит также о рассмотрении судом сначала доказательств, представленныхчелобитчиком, а затем — доказательств, выдвинутых ответчиком.
«Однако,- как подчеркивает М.А. Чельцов-Бебутов, — эти указания не должны вводить в заблуждение.»Кратким изображением" введен подлинно розыскной процесс со всеми еготипичными чертами. К ним относятся активность суда, преимущественное значение письменности,резкое ограничение прав обвиняемого, превращаемого в объект пытки, и формальнаясистема доказательств, сила которых определена законом".
Согласноположениям «Краткого изображения процессов или судебных тяжб» суду отводиласьведущая роль в процессе. Причем в этот период судебные органы и органы предварительногорасследования не были отделены. Поэтому процесс не делился на предварительное расследованиеи разбирательство дела в суде. Характерной чертой уголовного судопроизводства явилосьто, что не допускалось судебное представительство.
Процессначинался с оповещения о явке заинтересованных лиц в суд, где выяснялись претензиичелобитчика и объяснения ответчика, причем это делалось уже в письменной форме.Затем суд переходил к анализу доказательств, которые были четырех видов: 1) признаниеобвиняемого; 2) свидетели; 3) письменные доказательства; 4) присяга (ст. 6 главыI «О доказательствах»).
Специальнаяглава посвящена «расспросу с пристрастием» и пытке, условием применениякоторой законодатель называет обоснованное подозрение судьи о совершении обвиняемымпреступления (глава VI). Достаточность оснований определялась формально: одногосвидетеля-очевидца преступления было достаточно не только для обвинения подозреваемого,но и для применения к нему пытки. Одного свидетеля, дающего косвенные показанияпротив подозреваемого, недостаточно для применения пытки. Требовалось не менее двухтаких свидетелей, чтобы подозрение стало основанием для применения пытки (ст. 2главы VI). Эта норма была заимствована из общегерманского свода уголовных законов«Каролина» (1532 г.), который действовал в германских землях до концаXVIII в. и, следовательно, был для Петра I собранием вполне актуальных юридическихдокументов.
Признаниепод пыткой и данное перед судом рассматривалось как добровольное признание, которое,в свою очередь, являлось необходимым условием его достоверности. В то же время,если подсудимый, вместо того чтобы подтвердить признание, данное им во время пытки,отвергал его на суде, заявляя, что он был вынужден сделать это по причине мук напытке, он мог быть подвергнут второй и третьей пытке. Если подсудимый выдерживалвсе три пытки и все же не признавался, он не подвергался допросу и освобождалсяпосле того, как представлял своего поручителя в том, что за истязание над ним небудет мстить. Считалось, что если обвиняемый упорствует в отрицании, то с него должныбыть сняты все улики преступления, которые против него выдвигались. В отсутствиеновых улик, отличных по своему характеру от предыдущих, пытка не могла быть проведена(ст. 7 главы VI). Соборное уложение 1649 г. таких деталей еще не знало.
Порядокпроизводства самой пытки был регламентирован еще Указом от 23 октября 1673 г., согласнокоторому запиравшихся преступников пытать велено три раза и жечь огнем. При первойпытке велено были им давать 80 ударов «без спуску», при второй — 120,а при третьей — 150. Прочих же людей, если они доходили до пытки, подвергали припервой пытке 50 ударам без спуску, при второй — 80, а при третьей — 100 ударам.
Послеисследования доказательств суд переходил к вынесению приговора.
Какнетрудно убедиться, законодатель постепенно, начиная с Судебника 1497 г., стал уходитьот описания рекомендаций при расследовании той или иной категории уголовных дел.В «Кратком изображении процессов или судебных тяжб» уже невозможно найтиподобного рода рекомендаций, которые, как указывалось ранее, были свойственны Соборномууложению 1649 г. В то же время законодатель стал более детально регламентироватьпроцедуру получения конкретных доказательств.
Определеннымдиссонансом к «Краткому изображению процессов или судебных тяжб» звучитименной Указ от 5 ноября 1723 г. «О форме суда». Как прямо следует изтекста настоящего Указа, розыскной (следственный) процесс «удерживался»,а «между тем как вообще сим указом для всех родов дел предписывалось обвинительноесудопроизводство». Противоречие между указанными нормативными актами не моглоне привести к различному толкованию в судах, что и видно из Указа Сената от 3 мая1725 г. «О пояснении 5 пункта Указа 1723 ноября 12 „О форме суда“.В нем, в частности, указано, что „Правительствующему Сенату известно учинилось,что в некоторых судебных местах о злодействе изображенное слово в 5-м пункте толкуютразным образом, и от того происходит в судах непорядок“. В связи с чем ПравительствующийСенат разъяснил: „злодейство, т.е.: первое, Богохудбники и церковные мятежники,о которых ясно изображено в Уложенье в главе I в первом и во втором пунктах, также раскольники; второе, противные слова про Императорское Величество и Их Величествавысокую фамилию, измена и бунт; третье, смертоубийцы, разбойники и тати, которыепойманы будут, или с поличным приведены, хотя с казенным, или партикулярных людей,тем с пунктов, или с челобитен на них поданных, списков не давать и расспрашиватьих как злодеев. А на кого поданы будут доношении в краже чего казенного, или с народусобираемого, или и партикулярных людей, а с тем они пойманы или приведены не будут,с таким поступать по вышеозначенному указу о форме суда, для того хотя такие кражиза злодейство причитаться могут токмо прежде, пока они в том допрашиваны, а подлинноеще обличены не будут, до тех мест злодея признавать их не можно“. Таким образом,для собственно уголовных преступлений предписывалось учинять расспросы или, иначеговоря, розыск (следствие). В рассматриваемом Указе сохранено различие между татьбойс поличным и без поличного, из которых последняя не причислена прямо к уголовнымпреступлениям и потому подлежала обвинительному судопроизводству.
Донастоящего времени единого мнения историков и правоведов по поводу столь резкогоколебания законодателя петровского периода не имеется. Одни их них полагают, чтопрактика розыскного процесса была неудобной; другие — что отказ от розыскного процессаявился следствием волокиты в судах, чему способствовала данная форма процесса; третьи- что изменения, вносимые Указом „О форме суда“, представляются не стольуж принципиальными, как это кажется на первый взгляд. В определенной мере этот Указ,как полагают сторонники данной точки зрения, издан не во изменение, а в развитиепредшествующего законодательства.
Представляется,что такое „колебание“ законодателя могло явиться следствием, либо отсутствиемчеткого различия в содержании понятий „суд“ и „розыск“, которыеиспользовались законодателем порою как синонимы (»и не надлежит различать (какпрежде бывало) один суд, другой розыск"), либо, как в настоящее время принятоговорить, технической ошибкой законодателя.
Какизвестно, в период правления Петра I была создана Тайная канцелярия (февраль 1718г.), имевшая первоначальной целью произвести следствие по делу царевича АлексеяПетровича. Она располагалась в Петропавловской крепости в Петербурге. В Москве имелисьее отделения. Впоследствии к Тайной канцелярии перешли следствие и суд по деламчрезвычайной важности (покушение на царя, попытки политических переворотов, государственнаяизмена и т.п.). Следствие в Тайной канцелярии обычно проходило с применением пыток.В мае 1726 г. Тайная канцелярия была ликвидирована с передачей всех ее дел Преображенскомуприказу, созданному в 1686 г. в подмосковном селе Преображенском для управленияПреображенским и Семеновским полками. С 1697 г. Преображенский приказ получил исключительноеправо следствия и суда по политическим преступлениям, но с известными ограничениямив период существования Тайной канцелярии. В марте 1731 г. Тайная канцелярия былавосстановлена как канцелярия тайных розыскных дел, которая была ликвидирована в1762 г., а ее функции перешли к Тайной экспедиции при Сенате.
Характеризуядеятельность Тайной Канцелярии, невозможно не отметить, что каких-либо специальныхдокументов, регламентирующих способы расследования, принято не было. В.И. Веретенниковпо этому поводу писал: «Никакой инструкции, никакого устава, никакого регламента,никакого даже более или менее общего указа, регламентирующего деятельность Канцелярии,не существует». И далее: «Если в способах деятельности (методики расследования.- Прим. авт.) своей Канцелярия обычно руководилась традицией или, когда традицияоказывалась недостаточной, Канцелярия сама выказывала некоторое творчество, — снадлежащего одобрения конечно, — то, однако, когда приходилось выносить судебныепо разным делам приговоры, тут уже все-таки надо было опираться на тот или инойзаконодательный акт, который бы оправдывал вынесение того или иного приговора…В таких случаях особенно часто привлекались три законодательных акта, нормировавшихтаким образом судебные функции Канцелярии; это были: вторая глава Уложения ц. Ал.Мих., воинский устав (точнее — артикулы) и указ 10 апреля 1730 г.; кроме того, изредкаможно в делах встретить еще ссылки на указы: от 15 февраля 1733 г. и от 25 июня1742 г.». При этом следует отметить, что Указ от 15 февраля 1733 г. не давалничего нового в сравнении с Указом от 10 апреля 1730 г., дававшим указания, какимобразом наказывать «за ложные оговоры, за ложное сказывание „слова и дела“(о государственных преступлениях. — Прим. авт.) и за донос о произнесении ненаказуемыхвыражений: „бунтовщик“ и „изменник“. Указ от 25 июня 1742 г.,скорее всего, был издан по частному поводу и является исправлением одного пунктаУказа от 10 апреля 1730 г., а именно: „в этом последнем повелевалось крепостныхза ложное сказание ими “слова и дела» бить кнутом и затем, если помещиктого пожелает, записывать в рекруты".
Кодним из немногих документов Тайной канцелярии относились «Вопросные статьи»,состоящие из «вопросных пунктов» («пунктов к допросу», «генеральныхпунктов» и т.п.). Именно они определяли «методический» ход расследования.Иначе говоря, был разработан реестр вопросов, которые необходимо выяснить при допросео государственном преступлении: 1) был ли умысел; 2) было ли намерение умысел учинить;3) были ли соучастники; 4) были ли организаторы («советчики»); 5) мотивпреступления; 6) причины преступления: «из озорства», «спьяну»,«недомысла», «сглупа», «спроста».
Увеличениенормативных актов, регулирующих уголовное судопроизводство, которые в известнойчасти были противоречивы, явилось объективной предпосылкой необходимости теоретическогоисследования организации расследования преступлений. В криминалистической литературеотмечается, что одной из первых известных отечественных работ, содержащей описаниерекомендаций по проведению допросов, обысков и других следственных действий, являетсясочинение Ивана Посошкова «О скудности и богатстве», датированное 24 февраля1724 г. Но в нем отсутствовали рекомендации, относящиеся к порядку производстварасследования преступлений.
Символичнойстала расправа над И. Посошковым (поднеся свое сочинение Петру I, он в возрасте72 лет попал в застенок Тайной канцелярии и умер в заключении в Петропавловскойкрепости), после которой теоретические изыскания в области уголовного судопроизводствав целом и организации расследования преступлений в частности, не успев начаться,окончились. Возрождение таковых началось только в конце XVIII — начале XIX вв.
Какизвестно, на протяжении XVIII в. неоднократно предпринимались попытки систематизироватьдействующее законодательство, в том числе и в сфере судопроизводства. Все эти попыткимогут быть сведены к трем основным группам. Первая группа — это попытки соединитьвсе отдельные законы в одно целое, согласовать их между собой, составить «свод».Вторая — попытки перенести в Россию иностранные законы или в виде простого перевода,или в виде переработки, согласования с отечественными узаконениями. Третья — создатьУложение общее или только специально уголовного судопроизводства.
Однаиз таких попыток была связана с изданием Устава Благочинного или Полицейского (далееУстав Благочиния), обозначившего основные сферы деятельности полиции и режим работыУправы Благочиния, а методы ее работы, как известно, остались нерегламентированными.
Основныминаправлениями деятельности полиции, закрепленными в Уставе Благочиния, являлисьпредупреждение и раскрытие общеуголовных преступлений и охрана общественного порядка.
Наиболееважной сферой работы полиции являлось проведение мероприятий, направленных на пресечениеи раскрытие общеуголовных преступлений. При этом, как уже отмечено, деятельностьполиции в данной области не нашла должного отражения в Уставе Благочиния. В данномакте полиции предписывалось «иметь бдения за сохранностью, благочинием и порядком»,также осуществлять надзор за исполнением законов, а в случае нарушения оных всякогоприводить к их исполнению. Эта сфера деятельности полиции получила юридическое закреплениееще в «Пунктах Генерал полицмейстеру» 1718 г., в которых полиции предписывалосьпресекать воровство, задерживать слоняющихся людей и смотреть, чтобы не совершалисьдеяния «противные запрещению», а на протяжении всего XVIII в. наблюдалосьдальнейшее развитие регламентации данной обязанности.
Хотяпредупреждение и раскрытие преступлений являются взаимосвязанными элементами, номероприятия, проводимые полицией в этих сферах, были различными.
Раскрытиепреступлений производилось с использованием как правовых (т.е. закрепленных в нормативныхактах), так и неправовых форм.
УставБлагочиния закрепил порядок производства некоторых действий полиции по раскрытиюпреступлений. Так, процессуальный порядок исследования обстоятельств совершенногопреступления был закреплен в главе «Ж» («О частном приставе и егодолжности») рассматриваемого акта. Таким образом, законодатель уже в самомУставе акцентировал внимание на том, кто будет руководить работой по раскрытию преступления,следовательно, ставил все нижестоящие полицейские чины в подчинение частному приставуи возлагал на них обязанность выполнять все его поручения для быстрого, всестороннегои объективного расследования преступления. Действия иных полицейских по раскрытиюпреступлений Уставом вообще регламентированы не были.
Привсей новизне положений Устава Благочинного, регламентировавшего деятельность полициипо раскрытию преступлений, он являлся логическим продолжением развития права второйполовины XVII-XVIII вв., т.к. продолжали действовать Соборное уложение 1649 г. (вчастности, глава X «О суде»), «Краткое изображение процессов илисудебных тяжб» 1715 г., Указ «О форме суда» 1723 г. и другие акты.До середины XVIII в. полиция осуществляла только дознание в отношении задержанных«разбойников и воров», передавая их затем для следствия и суда Юстиц-коллегии(в Санкт-Петербурге) и Сыскному приказу (в Москве) либо губернским или воеводскимканцеляриям. В 1746 г. право производить расследование в Санкт-Петербурге и егогубернии переходит к Розыскной экспедиции, созданной при Полицмейстерской канцелярии.Таким образом, полиция стала осуществлять следствие по всем уголовным делам за исключениемгосударственных.
Расследованиепреступлений начиналось с подачи челобитной о совершенном преступлении. Однако нарядус этим правилом Устав Благочиния закрепил и другие поводы для начала расследования,к которым относились «устные жалобы, прошения, уведомления, извещения или донесения»,хотя в практической деятельности существовали и другие основания (объявления и рапорты).Жалобы, прошения и объявления поступали от частных лиц, проживающих в городе, ауведомления, извещения, донесения и рапорты исходили от наместнических, губернских,городских или уездных присутственных мест или должностных лиц.
Объявлениео совершенном преступлении могло быть написано собственноручно потерпевшей стороной(о чем делалась пометка) либо канцеляристом Управы Благочиния. В объявлении указывалось:1) кому подано сообщение; 2) от кого или какого органа; 3) когда могло быть совершенопреступление (если время точно не известно); 4) где было совершено преступление;5) каким способом было совершено преступление; 5) кто мог совершить преступление;6) кто являлся очевидцем или свидетелем преступления; 7) время подачи сообщенияи т.д.*(81). Объявлениесоставлялось в двух экземплярах, один из которых направлялся в Управу Благочиния,а второй — приставу той части, где было совершено преступление.
Дальнейшиедействия частного пристава по расследованию преступлений зависели от многих факторов.Во-первых, каков был вид преступления (против личности, собственности и т.д.); во-вторых,задержано или не задержано лицо, совершившее преступление; в-третьих, если лицоне задержано, опознано оно очевидцами или нет и т.д.
УставБлагочиния выделял четыре вида преступлений: 1) против личности (ст. 267); 2) посягающиена места жительства или обитания (ст. 268-269); 3) посягающие на имения (ст. 268-269);4) преступления в виде «лживого поступка или против общего правосудия или противнародной тишины» (ст. 271, 272) и т.д.
Длякаждого вида преступлений Устав Благочинный предусматривал определенный переченьвопросов, по которым необходимо было получить ответ в процессе расследования. Присовершении преступления против личности частному приставу необходимо было исследоватьследующие вопросы: «1) о особе над кем учинено? 2) о действии что учинено?3) о способе или орудии чем учинено? 4) о времени когда учинено? 5) о месте гдеучинено? 6) о околичностях объясняющих с намерением или без намерения, и утверждающихили обличающих как учинено? 7) преступника кем учинено».
Приполучении информации об убийстве или телесных повреждениях частный пристав составлялкраткий рапорт о происшествии, который направлялся в Управу Благочиния, а затемприбывал на место совершения преступления, где подробно допрашивал всех потерпевших,выясняя, имел ли место факт преступления и кто мог совершить данное деяние.
Обязательноеучастие при расследовании подобных преступлений принимало лицо, «правящее должностьдокторскую». Лекарь проводил освидетельствование трупа либо лица, получившеготелесные повреждения, а по окончании составлял сообщение в Управу Благочиния, вкотором фиксировались данные осмотра, а в случае обнаружения трупа — предварительныепричины смерти.
Приставизыскивал «гласные» доказательства, т.е. искал очевидцев, свидетелей илииных лиц, что-либо знающих о совершенном преступлении. Исследовались также «негласные»доказательства, т.е. в ходе осмотра места происшествия изымались и изучались предметыматериального мира — вещественные доказательства. Получив доказательства, приставопределял относимость их к делу и достоверность, и в случае их полноценности вседанные вносились в протокол, который составлялся на месте происшествия.
Впротоколе (рапорте) пристав фиксировал результаты осмотра, а если изымались какие-либовещи, имеющие отношение к делу или оставшиеся у убитого, то составлялся особый реестр,в котором указывались названия вещей, их количество и отличительные признаки. Окаждом факте смерти Управа Благочиния рапортом докладывала в Наместническое илиГубернское правление, а труп предписывалось оставлять «в удобном и удаленномот жилья месте под караулом».
Приполучении информации об имущественном преступлении (т.е. посягании на место обитанияили имение) частному приставу необходимо исследовать следующие вопросы: «1)о обитании (имении) над каким учинено? 2) о действии что учинено? 3) о способе илиорудии чем учинено? 4) о времени когда учинено? 5) где учинено? 6) о околичностяхобъясняющих с намерением или без намерения, и утверждающих или обличающих как учинено?и 7) преступника кем учинено?».
Прибывна место происшествия, пристав действовал в последовательности, схожей с расследованиемпреступлений против личности. Информация о преступлении поступала либо в виде рапортаквартального надзирателя, либо в качестве объявления потерпевшей стороны. К объявлениюобязательно прилагался реестр пропавших вещей, в котором перечислялись все украденныевещи с индивидуальными признаками, их количество и примерная цена. Внизу ведомостиставилась общая стоимость украденных вещей с целью определения подследственностиданного дела.
Частныйпристав проводил осмотр места происшествия и допрашивал всех имеющих отношение кделу лиц. По окончании осмотра составлялся рапорт с результатами осмотра и допросов,который направлялся городничему в Управу Благочиния.
Последнийвид преступлений, закрепленный в Уставе Благочиния, представляет собой посягательствапротив правосудия и «народной тишины». Под этим подразумевались учинение«лживого поступка», побег из-под стражи, сокрытие уголовного преступленияи т.д. Данные преступления посягали, прежде всего, на интересы государства и еговнутреннюю безопасность, но напрямую были связаны и с выгодой частных лиц.
Присовершении этих преступлений частному приставу необходимо было исследовать следующиевопросы: «1) во вред чей или чему учинено? 2) о действии что учинено? 3) оспособе или орудии чем учинено? 4) о времени когда учинено? 5) о месте где учинено?6) о околичностях объясняющих с намерением или без намерения, и утверждающих илиобличающих как учинено? и 7) преступника кем учинено?».
Расследованиеподобного рода преступлений происходило также в несколько ином ракурсе в отличиеот вышеназванных видов. В раскрытии этих преступлений было заинтересовано государство,поэтому уголовное преследование чаще начиналось с подачи доношений или извещений,поданных чиновником, хотя не исключалась подача жалоб и частными лицами.
Всяпредварительная информация, полученная в ходе осмотра, допроса потерпевших и очевидцев,направлялась городничему в Управу Благочиния, который и определял общую стратегиюрасследования преступления. Производство следственных и розыскных действий, адресованныхчастным приставам, оформлялось в виде приказа городничего. В приказе каждый приставполучал конкретную задачу или задачи (например, «взять в присутствие УправыБлагочиния», т.е. задержать подозреваемых, произвести обыск, освидетельствованиеи т.д.). Однако главным лицом, осуществлявшим раскрытие преступления, являлся тотчастный пристав, на территории которого было совершено преступление, поэтому онмог самостоятельно, без участия городничего, производить расследование.
Установлениевиновного (виновных) в совершении преступления достигалось различными методами.Очень часто подозреваемый («заподозренный», «обвиняемый» и т.п.)в совершении преступления становился известен сразу после осмотра и допроса свидетелей.Если подобного не происходило, частный пристав ориентировал на раскрытие преступленияподчиненных себе квартальных надзирателей и поручиков. Квартальные, в свою очередь,ориентировали сотских и десятских, которым вменялось выявлять людей, «у которыхвдруг появились лишние деньги или пожитки».
Приставне мог лично осуществлять негласные розыскные мероприятия, однако именно у негоконцентрировалась вся информация о раскрытии преступления, полученная как гласным,так и негласным способом.
Согласноположениям Устава Благочинного частный пристав приступал к расследованию после установлениялица, совершившего преступление. Если личность обвиняемого стала известна и имеласьточная информация, что он находится за пределами города, то для поиска преступника(преступников) через Наместническое или Губернское правление посылались распоряженияв ближайшие города и уезды. В них отражались обстоятельства преступления (что, гдеи когда произошло), имена и фамилии разыскиваемых, а также их приметы (рост (в аршинахи вершках), возраст и др.). В случае совершения имущественных преступлений указывалсяперечень имущества, которое могло находиться у разыскиваемого.
Приобнаружении и задержании подозреваемого полицейские чины доставляли его к частномуприставу независимо от времени суток, где он немедленно допрашивался. В ходе допросавыяснялось: «кто он таков, как его зовут, много ли лет от роду, холост илиженат, был ли у исповеди и св. Причастия». У служащих или ранее служивших спрашивалосьоб их сроке (периоде) службы и имеют ли (имели) они «отличных заслуг или пороков».Если возникали подозрения по поводу правдивости показаний, в места несения их службынаправлялись запросы, а производство следствия при этом не останавливалось.
Припроведении допроса существовали некоторые ограничения. В частности, «спрашиватьне должно: малолетних детей на родителей, людей и служителей на господина, глухих,немых и безместных», что являлось атрибутом архаичного уголовного процесса.В ходе допроса устанавливались обстоятельства совершенного преступления (в частности,уточнялось, с намерением или без намерения совершено преступление, т.е. умышленноили неосторожно), выяснялось наличие «становщиков, держателей», а такжеместа их возможного нахождения.
Вслучае установления причастности подозреваемых к преступлению их препровождали вУправу Благочиния, где брали под стражу и рассаживали порознь. О любом задержанномделалась соответствующая запись в журнал Управы Благочиния.
Припроизводстве дознания и следствия наряду с допросами, осмотрами и обысками, освидетельствованиямиприменялись и новационные следственные действия, такие как следственный эксперимент,но они не давали однозначного ответа по поводу виновности или невиновности лица.
Еслимежду показаниями сторон имелись существенные противоречия, проводилась очная ставка,в ходе которой ранее допрошенным лицам поочередно задавались вопросы, ответы накоторые в последовательности заносились в протокол. Таким образом, некоторые элементысостязательного процесса сохранялись при расследовании незначительных уголовныхпреступлений.
Дляустановления истины по делу использовались и старые «проверенные» методы,например пытка. Порядок проведения пытки регулировала особая инструкция. Однаков конце XVIII в. наблюдалась тенденция уменьшения применения допросов «с пристрастием».В 1763 г. право на разрешение применения пыток переходит исключительно к губернаторам,а в 1774 г. во все присутственные места было дано секретное, «к единственномусведению начальствующих», распоряжение о неприменении пыток, но на практикепытки и пристрастные расспросы применялись и после этого.
Есливсе материалы были собраны и виновность задержанного не вызывала сомнений, делонаправлялось на рассмотрение Управы Благочиния. Члены Управы, рассматривая дело,выслушивали показания потерпевшей стороны, зачитывали протоколы осмотра, освидетельствованияи допроса, составленные частным приставом, а также мнение виновной стороны. Вседопрашиваемые Управой Благочиния обязаны были давать клятвенное обещание «свидетельствоватьсамую сущую правду» и целовали крест. Таким образом, осуществлялось предупреждениепреступления в лжесвидетельстве.
Привыслушивании всех показаний члены Управы Благочиния выносили одно из двух решений:1) если было совершено правонарушение, то выносился окончательный приговор по существудела; 2) если было совершено преступление, то материалы дела направлялись в суд.
Поокончании расследования канцелярист составлял протокол заседания Управы Благочиния,в котором указывалось: 1) время заседания Управы; 2) присутствовавшие на заседанииУправы (звания и фамилии городничего, приставов и ратманов); 3) какое дело слушалось;и 4) какое постановление было вынесено по делу. На основании данного протокола решениеприводилось в исполнение.
Какуже отмечалось, на протяжении всего XVIII в., после работы И. Посошкова, в Россиине предпринималось попыток осмыслить и исследовать проблемы способов (методов) расследованияпреступлений. Таких проблем было довольно много, о чем может свидетельствовать привлечениек деятельности по раскрытию и расследованию преступлений бывших преступников. Например,широко известен случай привлечения к сыскной работе правоохранительными органамиРоссийской империи XVIII в. Ваньки Каина (Ивана Осипова), который в своей практикеиспользовал особый метод розыска и отождествления преступника по присущему для негоспособу совершения преступления. Этот метод был разработан на основе собственногокриминального «почерка».
Справедливостиради следует отметить, что не только отечественной правоохранительной системе былсвойствен исторический этап, связанный с привлечением преступников к деятельностипо расследованию преступлений. Так, например, профессиональный преступник Э.Ф. Видокбыл привлечен в 1810 г. парижской полицией к раскрытию преступлений, а впоследствиион был назначен на пост шефа криминальной полиции Парижа. Результаты работы Э.Ф.Видок и его «команды», состоявшей только из бывших преступников, могутвпечатлить не только его современников. Только за год работы Э.Ф. Видок с 12 сотрудникамиарестовал 812 убийц, воров, взломщиков, грабителей и мошенников, ликвидировал притоны,в которые до него не рискнул «сунуться» ни один мировой судья, ни одининспектор.
Какпредставляется, такое положение было обусловлено несколькими обстоятельствами. Во-первых,количественным и качественным состоянием преступности XVIII-XIX вв., обусловленнымсоциально-экономическим положением. Во-вторых, отсутствием знаний и умений у лиц,которые по долгу своей службы обязаны были раскрывать, расследовать и предупреждатьпреступления. Потребность в таких знаниях и умениях в этот период стала только появлятьсяи не могла быть восполнена собственным опытом должностных лиц правоохранительныхорганов. В-третьих, развитие знаний в области раскрытия, расследования и предупрежденияпреступлений еще не могло достичь уровня научного осмысления проблем в этой области.
Перваянаиболее известная работа, описывающая порядок отечественной практики расследованияпреступлений, принадлежит Петру Раткевичу (1805 г.), в которой он писал, что «судебноедело состоит из трех частей: 1) исследование; 2) определение; 3) приговор и заключение».Исследование есть способ, по которому открывается истина, и начинается оно «1)от лица; 2) от самого дела; 3) от причины; 4) от места; 5) от способа; 6) от орудий;7) от времени; 8) от случая; 9) от удобности». Раткевич, по всей видимости,впервые попытался дать теоретическое определение типичных следственных ситуацийпри расследовании преступлений.
Впоследующем работы, посвященные теории расследования, т.е. излагавшие советы и наставленияпо его производству, ряд из которых носил отчетливо выраженный криминалистическийхарактер, стали издаваться все в большем количестве. Среди авторов таких работ следуетназвать Я. Баршева, В. Казанского, Е. Колоколова, В. Линовского, Ф. Наливкина, В.Назнанского, Адр. Неклюдова, Н. Орлова и др.
Работыперечисленных и иных авторов первой половины XIX в. носили комплексный характер.С одной стороны, они содержали комментарии к действующим многочисленным нормативнымактам, регламентирующим уголовное судопроизводство на основе теории уголовного процесса(например, в работе Н. Орлова анализируется 87 нормативных актов), с другой — рекомендациипо организации расследования преступлений, в том числе и обстоятельств, способствующихрасследованию, и давали некоторые элементы характеристик последних. Так, В. Назнанский,используя современную терминологию, приводит криминалистическую характеристику личностипреступника, обращая внимание на следующие обстоятельства.
Нафамилию: отсюда рождается понятие о нравственности или безнравственности лица отсамих родителей, на которых обыкновенно дети бывают похожи, а следовательно — ипо имени, под каким разумеют: честным или бесчестным и проч.
Навозраст: малолетний или юноша: несовершеннолетний или совершеннолетний, муж ли,старик ли произвели что-либо в действо, ибо в каждом возрасте природа различно действует.Например, дерзость приличнее первым, нежели последним.
Напол: мужчина или женщина, ибо преступления, обнаруживающие более силы физических,например грабеж и разбойничество свойственны мужчинам, отравление же ядом — женщинам,как творение слабейшего.
Поприроде: жид или француз, например лукавство и обман свойственны первому, а пылкость,ветреность и отчаянность — последнему.
Понации или по отечеству: Россия, Польша, Англия, Франция. Каждая нация имеет свойособый характер (дух народа). Россиянин, отмечает автор, простодушен и добр, поляквспыльчив и непостоянен, англичанин постоянен и тверд, француз легкомыслен и ветрен.
Повоспитанию: строгое или небрежное, религиозное или развратное, нежное или суровоеи прочие, ибо каждое воспитание имеет великое влияние на свойства.
Посостоянию: раб или свободный, бедняк или богач, простолюдин или вельможа, духовныйили светский, ибо к одним делам более склонен тот, к другим — более другой.
Посклонности духа: угрюм или весел, мягкосерд или жесток, скуп или щедр, мизантропили филантроп, ибо что не доступно для одного, к тому другой душевно расположен.
Потелосложению: строен и сановит или урод и калека и прочие, ибо душевные свойстваясно обнаруживаются в том или другом.
Пообразу жизни: постоянство, рассеянность, праздность, склонность к искусствам и занятиямили к бездействию и прочие.
И,наконец, вообще по нравственности и религиозным чувствам и понятиям.
Вработах Я.И. Баршева наряду с комментариями действующего в то время процессуальногозаконодательства («произведения древних практиков») приводятся рекомендациипо расследованию отдельных категорий преступлений. Так, он рекомендует, что по деламо «смертоубийстве» нужно выдвинуть, во-первых, «общие версии причинсмерти», во-вторых, подобрать «средства их проверки: личный осмотр состороны следователя места, где найден труп, его положение, ран и язв, орудий и всеготого, что окружает его и найдено при нем и что могло быть причиною смерти».
Я.И.Баршев указывает на «образ исследований при похищении» (методики расследования- Прим. авт.):
проверкавозможности, действительности и осмотр «места воровства»;
описание«покраденного»;
опознаниевещей;
допросыи очная ставка;
оценкавещей «ценовщиком».
Онтакже указывает и на правила ведения допроса. Так, «образ производства допроса»начинается со слов: «Нет точных и исчерпывающих правил, но при этом есть начала,которых нельзя упускать из вида». Эти начала таковы: «каждый должен бытьдопрошен в возможно скорое время»; должно быть «совершенное спокойствиедопрашивающего» как «существенное качество» (серьезность, достоинство);не выказывать замешательства; «прилично изменять план допроса»; «приобретениедоверенности допрашиваемого»; допрашивать по отдельности; далее — последовательностьвопросов и форма допроса.
Я.И.Баршев категорично предписывает: «План исследования и допроса не может бытьи не должен быть предварительно составлен».
Такимобразом, в указанный период происходит дифференциация знаний в уголовном судопроизводствена теоретическую часть и практическую.
Яркимпримером тому служит книга Н. Орлова (1833 г.), первая глава первой части которойпосвящена «следствию вообще», вторая — понятию преступлений и преступников,третья — «производителям следствия» и другим процессуальным вопросам.Вторая часть книги раскрывает «способы проведения следствия, в том числе содержитклассификацию уголовных дел, понятие проведения следствия и т.д.».
РаботыЕ. Колоколова разделены на общие положения о «следствии вообще» и «положенияособенные». В последнем разделе автор излагает, выражаясь современным языком,криминалистические рекомендации по расследованию смертоубийств и отравлений, поджогов,злонамеренных банкротств, хищений и т.д..
Такимобразом, имеются все основания констатировать, что в первой половине XIX в. в отечественнойнауке начинает непосредственно формироваться новая отрасль знаний, впоследствииполучившая название «криминалистика», а также ее самостоятельный раздел(часть, теория) — криминалистическая методика расследования преступлений.
Расширениекруга вещественных доказательств («немых свидетелей»), разработка и применениепри расследовании преступлений средств (методов) их собирания и исследования вызвалирастущий интерес и к формулированию отдельных методико-криминалистических рекомендаций.1.3. Становление криминалистическойметодики
Вовторой половине XIX — начале ХХ в. в России отмечалось значительное увеличение числауголовных преступлений. Это один из тех периодов исторического развития, которые«особенно ярко показывают обусловленность структуры и содержания правоохранительнойдеятельности проблемами общественного развития». Так, по сравнению с 1850 г.уровень преступности в 1911-1913 гг. вырос в 3,4 раза. В 1913 г. при численностинаселения страны в 19 млн. человек было зарегистрировано 3,5 млн. преступлений.В результате темпы роста преступности стали превышать прирост населения в два раза.
Житейскийопыт и «здравый смысл», которых было достаточно в прежние времена дляраскрытия преступлений, уже не могли помочь в изобличении преступников, применяющихвсе более изощренные способы совершения и сокрытия преступлений. Именно это и привелок возникновению своеобразного социального заказа — разработке новых эффективныхсредств и методов раскрытия и расследования преступлений, отвечающих требованиямвремени, основанных на передовых достижениях естественных и технических наук. Предполагалосьпротиводействовать качественно изменившейся преступности новыми средствами и методами.Ответом на этот социальный заказ и стало возникновение новой отрасли научного знания,которую Рудольф-Арчибальд Рейс называл «научной полицией», или «техническойполицией», либо «техническими методами следственного производства»,А. Вейнгардт — «уголовной тактикой», В. Штебер — «уголовной полицией»,Г. Шнейкерт — «уголовной техникой», а Ганс Гросс — «криминалистикой».
Потребностипрактики противодействия преступности обусловили необходимость широкого и активноговнедрения в данную деятельность достижений естественных и технических наук в сочетаниис совершенствованием уголовно-процессуальных норм. Так, например, получили дальнейшееразвитие судебно-химические и химико-микроскопические исследования. В свет выходятразличные наставления, которые призваны оказать теоретическое содействие экспертами следователям в исследовании различных веществ, предметов, явлений и т.п. Так,например, в одном из наставлений, посвященном исследованию «подозрительныхпятен» (подготовленному на диссертационном исследовании Р. Лангеля «Ораспознании и исследовании кровяных пятен» (1855 г.), работе Г. Струве «Наставлениеоб исследовании подозрительных пятен» (1871 г.) и др.), даются практическиерекомендации по осмотру, изъятию и изучению предметов, имеющих такие пятна. Тамприводятся признаки, по которым возможно провести различие между кровяными пятнамилюдей и животных, между различными выделениями человеческого организма, а такжедаются практические советы по исследованию кровяных пятен с использованием сложногомикроскопа и поляризационного прибора, посредством спектрального анализа и химическихреактивов и т.п..
Указанныетенденции второй половины XIX в. способствовали зарождению основ криминалистическойметодики расследования отдельных видов преступлений. Так, в руководстве для судебныхследователей Г. Гросса, переизданного в России не менее шести раз (на протяжении30 лет), главное внимание уделено особенностям поведения некоторых категорий преступников,их языку и способам совершения преступлений. Одновременно небезынтересно обратитьвнимание на следующие обстоятельства. В предисловии к четвертому изданию Г. Гросспривел схему, где показал, какое положение, по его мнению, «должна заниматькриминалистика в общей системе уголовных наук». В ней автор отвел криминалистикеместо в структуре криминологической феноменологии, которая, в свою очередь, являетсяструктурным образованием науки криминологии. Сама криминалистика, по его мнению,состоит из двух частей: «Учение о проявлениях преступлений» и «Учениео производстве, расследований». Таким образом, можно сделать вывод: 1) хотякриминалистика и берет свое начало в уголовном судопроизводстве ее зарождение былонапрямую связано с криминологией и проявилось как элемент ее структуры; 2) в предметкриминалистики ее основатель Г. Гросс включил: а) проявление преступлений (криминалистическаяхарактеристика преступлений); б) производство расследования (криминалистическаяметодика расследования).
Вработе Альберта Вейнгардта «Уголовная тактика...» более рельефно прослеживаетсявыделение особенностей расследования различных видов преступлений. Автор дифференцируетнауку, названную им «Уголовная тактика», на две части: Общую и Особенную.При этом в предисловии к данной книге он отмечал: «Ядро моих выводов образуетметод… Описание приемов расследования отдельных преступлений, данных в Особеннойчасти, покажут, как применить эти методы в каждом отдельном случае». А. Вейнгардтподчеркивал, что его книга отличается от руководства для судебных следователей Г.Гросса "… тем, что она придает главное значение сообщению важных для судебныхследователей познаний, между тем как у меня на первом плане стоит руководство кработе, имеющей определенную цель...".
Вданной работе А. Вейнгардт сделал попытку создать типовую схему расследования, пригоднуюдля всех случаев, на основе установления некоторых групп признаков, которые могутхарактеризовать личность преступника. Путем последовательного уточнения этих признаковорганы расследования должны прийти к раскрытию преступления. Такая схема включалав себя:
1)установление «следов, примет и всех обстоятельств, характеризующих виновника»:
обстоятельствсовершения преступления, а именно: присутствие на месте преступления, обладаниесредствами и орудиями для совершения преступления, обладание соответствующими качествами,знаниями и способностями;
обстоятельств,служащих причиной преступления, а именно: мотив, намерение совершить преступление;
влияниепоследствий совершенного деяния на самого преступника, а именно: физическое влияние,психическое влияние;
2)выявление лиц, к которым подходят уличающие обстоятельства: кто был на месте преступления;кто обладал средствами и орудиями, нужными и употребленными для совершения преступления;кто обладал качествами, знаниями и способностями, проявленными преступником; ктоимел мотив (побудительные причины) к совершению преступления; кто проявлял намерениеили желание совершить преступление; на ком заметно влияние последствий содеянногопреступления.
ДалееА. Вейнгардт рекомендует, установив круг лиц, к которым относятся указанные признаки,«методом последовательного исключения» отбрасывать из этих лиц тех, вотношении которых дальнейшая проверка установит их непричастность к преступлению.В результате должны остаться одно или несколько лиц, являющихся виновниками преступления.
Какнетрудно убедиться, предложенная «универсальная» схема расследования основанана исследовании личности преступника, хотя и в связи с некоторыми другими обстоятельствамисовершенного преступления (например, место преступления, орудия и средства преступленияи т.п.), но без непосредственной их оценки. Представляется, что такой подход к расследованиюпреступлений является отголоском архаического уголовного процесса, когда дело разбиралосьгосударственными органами (судом) только в случае, если было известно лицо, совершившеепреступление (например, поймано с поличным). Закрепленное на законодательном уровне(на Руси в нормах Русской Правды, Судебников и т.п.), такое положение долго существовалов практической деятельности органов расследования. Как отмечал в своих работах В.Громов, инициатива возбуждения уголовного дела (древнейшей формы судопроизводства)принадлежала потерпевшим и его близким родственникам. Они возбуждали дело, обвинялисовершителя преступления, представляли доказательства, а обвиняемый оправдывался,представляя свои возражения. Корни этого процесса (состязательного) кроются в техобычаях неорганизованного быта племен, когда преступление считалось личной обидой,и единственной «правильной» реакцией на эту обиду со стороны потерпевшегобыли частная месть, личная расправа и самосуд. С течением времени в общественно-родовойбыт народов приникало начало организованной общественности — сознание, что всякоепреступление причиняет вред всему коллективу (племени, общине, роду), поэтому исуд должен быть делом общественным, «мирским».
Воснову научных изысканий первых российских криминалистов были положены идеи зарубежныхученых-практиков. Помимо указанных (Г. Гросс, А. Вейнгардт, Р. Рейс) к ним относилисьтакже Х. Вучетич, Ч. Ломброзо и С. Оттоленги (Италия), Гейндль (Германия), Э. Локар(Франция) и другие западные криминалисты, разработавшие новые способы изучения уголовныхдоказательств и научные методы расследования преступлений. Русский криминалист Л.Е.Владимиров в своем труде «Учение об уголовных доказательствах» писал отом, что, если бы новые научные методы расследования преступлений были поставленына место существующей теории уголовного судопроизводства, «они вывели бы ееиз стадии ненаучного повторения статей закона, разбавленного водянистыми рассуждениямиоб его формах и обрядах, и таким образом была бы создана действительно научная теорияуголовного процесса как метода исследования истины в области уголовного суда».
Помимомногократного переиздания книги Г. Гросса следует отметить и изданные в 1912 г.С.Н. Трегубовым конспекты лекций, прочитанные швейцарским криминалистом, докторомхимии, профессором Лозаннского университета Рудольфом Арчибальд Рейсом группе высокопоставленныхроссийских судебных деятелей из разных судебных округов России, состоящей из 16человек. В числе слушателей этой группы был и С.М. Потапов — будущий лидер советскойкриминалистики. Старший юрисконсульт Министерства юстиции России, профессор уголовногоправа Александровской Военно-юридической Академии и Императорского училища правоведения- привилегированных высших юридических учебных заведений России — С.Н. Трегубовчитал прослушанный им курс лекций для слушателей Военно-юридической Академии и Императорскогоучилища, что являло собой начало преподавания криминалистики в юридических заведенияхстраны.
Изданиелекций Р. Рейса вызвало огромный интерес у криминалистов-практиков. Книга разошласьв течение нескольких недель. Возможно, именно это послужило основанием для принятогоС.Н. Трегубовым решения переиздать указанный курс, переработав и дополнив его.
В1915 г. увидела свет работа С.Н. Трегубова «Основы уголовной техники. Научно-техническиеприемы расследования преступлений». Большую часть содержания этой книги по-прежнемусоставляло изложение прослушанных С.Н. Трегубовым лекций А.Р. Рейса. В предисловиик этой книге автор писал, что, «сделав исправление некоторых ошибок и недочетов,допущенных в изданных мною лекциях проф. Рейса и объясняемых как новизною и обширностьюматериала, так и спешностью работы, я в настоящей книге внес казавшиеся мне полезнымидовольно значительные дополнения и новые разделы...».
Несмотряна то, что название работы включало такие термины, как «техника», «научно-техническиеприемы», нельзя согласиться с мнением Т.В. Аверьяновой, которая в предисловиик современному переизданию книги С.Н. Трегубова отмечает, «что данная работабыла посвящена в основном вопросам, носившим технико-криминалистический характер».Так, например, в разделе VII («Расследование железнодорожных крушений»)автор, по сути, приводит технологию первоначального этапа расследования, формулируязадания при различных ситуациях, возникновение которых возможно на практике, и подкрепляясвои рекомендации наглядными примерами. Отдельные рекомендации автора напоминаютсовременные: здесь и требование к безотлагательному оповещению судебных властейо несчастных случаях на рельсовом пути, и напоминание следователю о том, что «жандармскиеунтер-офицеры, в числе первых попавшие на место крушения на дрезинах или вспомогательныхпоездах, составляют протоколы осмотров под неотразимым влиянием местных железнодорожныхагентов», заинтересованных в том, «чтобы скрыть от розыскной власти такиеобстоятельства, которые могут обнаружить истинный характер „несчастного случая“.В целом работа С.Н. Трегубова была не более технико-криминалистической (в собственномсмысле слова), чем работы Г. Гросса, А. Вейнгардта и других авторов того времени,при этом в ней излагалось иное видение проблем расследования преступлений.
Проведенноемною исследование гносеологии понятия „техника“ позволяет сделать следующиевыводы: 1) понятие „техника“ появилось и введено в научный оборот вследза понятием „технология“. При этом примерно с середины XIX в. последнеепонятие стало наиболее популярным не только в обыденном применении, но и в научномобороте (за исключением химии, процесс дифференциации научного знания которой привелк становлению самостоятельной дисциплины — химической технологии); 2) в конце XIX- начале XX вв. к технике относили не только предметы материального мира (орудиятруда, машины, оборудование и т.п.), но и сам процесс человеческой деятельности,в том числе и связанный с этими предметами.
Такимобразом, можно обоснованно предположить, что попытки определить новую науку как»техническую полицию" или «научную технику расследования преступлений»(Р.А. Рейс), «уголовную технику» или «научно-технические приемы расследованияпреступлений» (С.Н. Трегубов, затем — Г. Шнейкерт, А. Ивенин, Н.Д. Вороновский),а несколько позже как «полицейскую технику» (Э. Локар) продиктованы подсознательнымпониманием авторов техники (в широком смысле этого слова) как формы проявления любойчеловеческой деятельности, которая может характеризоваться негативными или положительнымисвойствами. К первым свойствам сторонники так называемого технического подхода относилипреступные деяния, т.е. технику преступлений, ко вторым — деятельность следователяи суда по расследованию преступлений, т.е. технику расследования.
Всвязи с использованием в широком смысле термина «техника» хотелось быпривести суждение Э. Локара, изложенное в предисловии изданного им шеститомногопроизведения под названием «Руководство по криминалистике». Русское изданиеэтой работы вышло в 1941 г. в сокращенном варианте. В частности, Э. Локар писал:«Расследование преступлений столь же старо, как человеческое общество, и историческипредставляет собой долгую погоню за трудноуловимой истиной… Ошибка трагична, когдаона затрагивает честь, свободу, жизнь, а ни в одной области человеческое мышлениене было так склонно к ошибкам.
… Всесферы деятельности человеческого ума соприкасаются и в некоторых пунктах объединяются.Не надо забывать, что знание перечисленных выше наук полезно для уголовного расследования.Но за их пределами остается особая область знаний, которую я предложил назвать полицейскойтехникой. Я говорю „техника“ и на этом слове настаиваю (выделено мною. — Автор.). Действительно,такая отрасль знаний есть, собственно говоря, искусство… а не наука, т.к. ее содержаниеобразуют методы… а не законы, если только не признать, — к чему склоняются в настоящеевремя и под чем я со своей стороны охотно подписываюсь, — что, вопреки мнению Аристотеля,предметом науки является не общее, а только частное.
Итак,- заключает Э. Локар, — мы будем называть полицейской техникой совокупность методов,заимствованных из биологии, физики, химии и в очень незначительном количестве изматематики (теоремы криптографии) и дающих возможность становить доказывающие преступлениевещественные улики. Бросается в глаза, что такое определение захватывает и судебнуюмедицину, и судебную химию, и психологию свидетельских показаний. Поэтому лишь путемвыделения, очевидно искусственного и неправильного, этих уже прочно сложившихсяискусств может быть установлена область полицейской техники. Криминалистика поглощаетее и присоединяет к ней изучение техники преступления».
Такимобразом, фактически Э. Локар определил объект криминалистики как науки о технике(методах) исследования доказательств (улик) и технике преступления. И если не братьво внимание некоторой неточности в постановке вопроса о содержании (объекте) криминалистики,то следует всячески поддержать позицию автора о том, что криминалистика тесно связанас техникой в широком смысле этого слова или, иначе говоря, технологией, с однойстороны — преступной деятельности (преступлений), с другой — ее (их) раскрытия,расследования и предупреждения.
Впервое десятилетие XX в. заметное место в процессе формирования методико-криминалистическихрекомендаций в России заняли работы С.Н. Трегубова, описывавшие широкий круг криминалистическихсредств и приемов и содержавшие рекомендации по расследованию пожаров, поджогови железнодорожных крушений, а также работы Б.Л. Бразоля, в которых наряду с «методологией»осмотра и обыска давались рекомендации по действиям следователя на месте железнодорожногокрушения.
Несмотряна то, что в работах указанных и других русских авторов конца XIX и начала ХХ вв.также имеются разделы (главы), посвященные расследованию отдельных видов преступлений,тем не менее говорить о существовании в этот период методики расследования как самостоятельнойчасти криминалистики нельзя. Можно констатировать, что существенный шаг в направлениисоздания научных методов расследования преступлений был сделан российскими ученымив конце XIX — начале XX в., когда наука в ответ на количественные и качественныеизменения преступности была призвана вооружить органы расследования (полицейских,судебных следователей, прокуроров) и суд адекватным арсеналом криминалистическихрекомендаций. Именно в этот период создаются первые объективные предпосылки длявыделения знаний криминалистического характера из уголовно-процессуальной и криминологическойнаук в самостоятельную научную область.1.4. Развитие криминалистическойметодики
Становлениеотечественной криминалистики как отрасли научно-прикладных знаний совпало с известнымисоциально-политическими преобразованиями, происходившими в России во втором десятилетииXX в. и в последующие годы. Первоначально нужды практики борьбы с преступностьюудовлетворялись в основном за счет издания переводной криминалистической литературызападноевропейских стран, носившей методический оттенок.
Уголовноесудопроизводство фактически создавалось заново. В этот период был принят ряд законодательныхактов, таких как Декрет о суде N 1 от 24 ноября 1917 г., Декрет о суде N 2 от 22февраля 1918 г., Декрет СНК от 4 мая 1918 г. «О революционных трибуналах»,Положение о народном суде РСФСР от 30 ноября 1918 г. и др., в соответствии с которымибыли образованы общие суды и революционные трибуналы для борьбы с контрреволюционнымии другими наиболее опасными преступлениями. Как замечает С.В. Горленко, несмотряна то что указанными и другими нормативными актами 1917-1919 гг. были сформулированынекоторые из общих условий предварительного следствия, большого значения для развитияуголовно-процессуального права они впоследствии не имели.
Предварительноеследствие по делам, подсудным революционному трибуналу, производилось специальнымикомиссиями при Совете рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Наряду с предварительнымследствием создавались и органы дознания. Их функции стали осуществлять органы рабоче-крестьянскоймилиции. Однако на этом этапе становления системы расследования преступлений четкогоразграничения обязанностей органов следствия и дознания не имелось.
Впоследующем для упорядочения организации расследования преступлений были изданыПоложение о народном суде и Положение о революционных трибуналах, введенные в действиеДекретом ВЦИК от 18 марта 1920 г. В соответствии с первым Положением проведениепредварительного следствия возлагалось не на коллегиальный орган, как прежде, ана единолично действовавших народных следователей. Для облегчения работы народныхследователей в 1919-1920 гг. издаются инструкции об организации расследования преступлений.В них впервые в советском уголовном процессе находят отражение методические рекомендацииследователю по расследованию отдельных видов преступлений. Так, в «Инструкциинародным следователям по производству предварительного следствия» (1920 г.)содержались указания по расследованию убийств, спекуляции и других преступлений.
Широкуюпрактику получило привлечение специалистов к расследованию преступлений (судебногомедика, судебного химика и специалистов многих других областей знаний). В 1918 г.в Петрограде был создан Высший институт фотографии и фототехники, в составе которогоначала действовать первая в нашей стране криминалистическая кафедра. В Киеве и Одесседаже в годы Гражданской войны работали кабинеты научно-судебной экспертизы. Впоследствиипо инициативе Н.С. Бакариуса такой кабинет был создан в Харькове (1928 г.).
Такимобразом, деятельность правоохранительных органов (независимо от политических режимовв нашей стране) создавала объективные предпосылки объединения криминалистическихзнаний в единую научную систему с методикой расследования отдельных видов преступленийв качестве ее составной части. Теоретические изыскания становления советской криминалистикибыли связаны с именами криминалистов ставшими впоследствии известными, таких как:Н.А. Бобров, Н.С. Бокариус, М.Н. Гернет, С.А. Голунский, В.М. Громов, А.А. Захарьин,Е.У. Зицер, А. Ивенин, С. Корнев, Н. Лаговиер, Э.Э. Левентон, П.И. Люблинский, Г.Ю.Маннс, П.П. Михеев, А.А. Поповицкий, С.М. Потапов, Г.К. Рогинский, В.Л. Русецкий,А.А. Сальков, В. Санчов, Н.Н. Семенов, П.С. Семеновский, М.С. Строгович, Н.В. Терзиев,А.Н. Трайнин, В.Ф. Черваков, И.Н. Якимов и др. При этом отечественная криминалистикав указанный период потеряла таких видных ученых, как С.Н. Трегубов, Б.Л. Брозальи др., которые эмигрировали из страны.
Кпервым российским методическим работам советского периода относятся труды М.С. Строговича,в которых обобщался опыт расследования должностных и хозяйственных преступленийв области капитального строительства. В 1924-1929 гг. выходят в свет многоплановыеработы по криминалистике, затрагивающие проблемы методики расследования отдельныхвидов преступлений. Так, И.Н. Якимов в своих трудах искал пути решения проблемысоздания общего метода расследования по косвенным уликам, различая в системе уголовнойтактики особенную часть — научный метод расследования преступлений. В своих работахон писал, что при раскрытии преступлений необходимо использовать «все способы,разработанные уголовной техникой и тактикой, и что только при употреблении рекомендуемыхими научных приемов можно достигнуть верного успеха в разрешении той задачи, которуюставит себе всякое уголовное расследование, — обнаружение виновника преступленияи добытого посредством преступления имущества».
Расследованиепреступлений И.Н. Якимов, по аналогии с Ничефоро, представлял как логический процесс,состоящий из следующих этапов: «1) обнаружение личности совершителя преступления;2) обнаружение объекта его посягательства и 3) установление существа его преступнойдеятельности по тем изменениям, которые она внесла в природу и соотношение вещеймежду собой». Как полагал И.Н. Якимов, в производстве следственных действий,которые сопровождают указанные этапы, «в их логической последовательности изаключается общий метод раскрытия всякого преступления, вне зависимости от свойственныхему особенностей (будь это убийство, кража или иное преступление — все равно)».
Какпредставляется, предложенная достаточно жесткая схема общего метода расследованияпреступлений не может быть принята в качестве универсальной, пригодной для расследованиявсех категорий преступлений.
Какуже указывалось, В.И. Громов в своих многочисленных общетеоретических и практическихработах в области криминалистики (часть из которых была подготовлена при непосредственномучастии Н. Лаговиера, забытого и практически не упоминающегося последующими поколениямикриминалистов) впервые выделил методические рекомендации в системе криминалистикив самостоятельный раздел науки. По его мнению, сделанные на основе опыта прошлогообобщающие практические выводы о методах работы, содержащие систематизированныепрактические указания по наиболее рациональному ведению расследования, могут облегчитьработу следователя по уголовному делу.
Подметодом в науке, писал В. Громов, принято понимать известный испытанный на опытеили практике способ или технический прием, употребляемый при изучении или исследованиикакого-либо явления, факта или события. При этом под понятие метода часто подводитсявесьма разнообразное содержание. Наравне с указанным пониманием «нередко словометод употребляется для обозначения определенной формы организации или системы действий,предполагающих известную связь и последовательность, в которой те или другие действиядолжны следовать одно за другим для достижения известной цели». Анализ различныхобластей деятельности человека, где используется понятие «метод», позволяетавтору сделать вывод: «Во всех разнообразных областях жизни и деятельностичеловека, в области научно-теоретических и технических исследований и практическихпроизводственных работ — всюду употребляются и применяются те или другие различныеметоды в зависимости как от характера и особенностей работы в той или другой области,так и от целей и задач, которые преследуются данной областью исследования или работ».
Подметодом в области расследования преступлений В.И. Громов понимал все те допустимыезаконом, выработанные наукой и практикой и проверенные на опыте способы и приемы,которые способствуют достижению практической задачи исследования преступления иобнаружения его виновников. Поэтому в задачу методики или методологии расследованияпреступлений должно войти изложение всей совокупности правил о наиболее целесообразномиспользовании и применении способов и приемов, которые могут облегчить работу порасследованию преступлений.
Немаловажнымобстоятельством является и то, что В. Громов, по всей видимости, первый и последнийиз отечественных ученых-криминалистов выявил аналогию между работой органов расследованияи производственными процессами промышленного предприятия. При этом, на мой взгляд,он привел достаточно убедительные аргументы в пользу того, что в организации деятельностиорганов расследования «могут быть применены те же требования и принципы, какиеимеют применение и в отношении работников физического труда — производственных работниковпредприятий». Далее В. Громов отмечал: «Подход к работе, направленнойк цели расследования преступлений как к производственному рабочему процессу, — невыдумка кабинетных ученых, не измышление НОТ'а, а реальность, жизненный вопрос,разрешающий проблему рациональной организации всего процесса расследования».Акцентируя внимание на последнем положении, В. Громов делает практические выводы,сформулировав их следующим образом:
«1)всякая работа органов расследования, как и работа отдельных работников милиции иуголовного розыска по расследованию каждого преступления, должна производиться впорядке планового метода с предварительным и последующим точным учетом всех процессуальныхдействий, которые необходимо произвести в процессе расследования данного уголовногодела;
2)все трудовые процессы, все отдельные действия по расследованию уголовных дел органоврасследования и их работников должны строиться и организовываться как производственныепроцессы с применением к ним тех же методов рационализации, какие применяются ив производственных предприятиях: чтобы эти процессы давали наибольшую производительность,они должны подчиняться общему режиму экономии и сопровождаться наименьшей затратойвремени, средств и живой силы при одновременном ускорении темпа расследования».
Ксожалению, в последующих своих трудах В. Громов отошел от рассмотренного подходав исследовании проблем криминалистической методики, что, возможно, явилось следствиемкритики. Так, например, авторы первого советского учебника по криминалистике писали:«Эта аналогия абсолютно не правильна как теоретически, ввиду ее крайне механистическогохарактера, так и практически.
Совершенноочевидно, что соотношение между основными элементами производственного процессана фабрике или заводе (рабочая сила, орудия производства, сырье) совершенно иные,чем те соотношения в процессе расследования, на которые указывает Громов.… СхемаГромова приводит к выхолащиванию политического содержания расследования, т.к. самособытие преступления, то общественное отношение, которое является конкретным проявлениемклассовой борьбы, не находит себе места в этой схеме...».
Критикарассмотренного подхода к проблеме методики расследования преступлений со стороныпоследующих поколений ученых-криминалистов была несколько сдержанней, а в последниедва десятилетия об «аналогии» В. Громова попросту забыли. Тем не менеесравнительный анализ деятельности органов расследования по раскрытию, расследованиюи предупреждению преступлений с производственными процессами любого предприятияпозволяет констатировать наличие единых принципов деятельности, обусловленных ихсоциальной функцией. Иначе говоря, деятельность по расследованию преступлений ипроизводство какой-либо продукции являются разными сторонами общественно-социальныхпроцессов. А раз так, то принципы этих процессов не могут быть по сути различными.В то же время данные принципы не могут быть идентичными в части их содержания, как,впрочем, не могут быть идентичными принципы различных производств (например, промышленногопроизводства, сельскохозяйственного производства и т.п.). В. Громов фактически вплотнуюподошел к выявлению и констатации принципов формирования методики расследованияпреступлений, выделив два из них (по всей видимости, с его точки зрения, наиболееважных) — это плановость и рациональность. Ученый не просто отметил важность научнойорганизации труда (НОТ) органов расследования, но и показал направление ее использования,предсказав особое значение НОТ в деятельности не только органов расследования, нои всей правоохранительной системы.
Наобщем фоне критики позиции В. Громова мне удалось обнаружить некоторое ее пониманиев советской криминалистической литературе. Так, в учебнике по криминалистике 1939г. (отв. ред. А.Я. Вышинский), в частности, отмечалось: «Нельзя составить планпроизводства какого-либо завода, не зная технического процесса данного производства,нельзя построить план расследования, не зная процессуальных форм расследования,техники и тактики расследования». Из данного положения следует, что принципыплановости и рациональности, как отмечал В. Громов, свойственны как производству,так и расследованию преступлений, с чем невозможно не согласиться.
Справедливостиради необходимо отметить, что западные криминалисты еще до работ В.И. Громова выделялиметодические рекомендации в системе криминалистики в самостоятельный раздел науки.Так, помимо указанных ранее работ А. Вейнгардта, можно назвать переведенные с немецкогоязыка работы А. Гельвича, которые автор посвятил непосредственно методам расследованияпреступлений, излагая, как сегодня принято говорить, общие положения методики расследованияпреступлений. В справочниках по криминалистике, составленных П.П. Михеевым вместес Н.Н. Семеновым (1926 г. и 1927 г.), а также лично П.П. Михеевым (1929 г.) на основеработ Р.А. Рейса, Г. Гросса, Е. Анушат, А. Вейнгардта, Ничефоро, Оттоленги, Реефельда,И.Н. Якимова и других известных в то время ученых криминалистов, отмечалось: «Криминалистикаделится на три основных отдела: уголовная техника, уголовная тактика и методология».«Методология в криминалистике, — как указывается в справочниках, — учит правильномуприменению методов уголовной техники и тактики, направленных к расследованию преступлений».В. Громов, так же как и перечисленные авторы, не различал такие научные категории,как «методика» и «методология». Поэтому третий раздел криминалистикидо середины 30-х годов ХХ в. назывался то «методологией», то «методикой».
Научнаялитература по криминалистике до 30-х годов прошлого века отличалась тем, что отчастибыла переводной, отчасти компилятивной и, как правило, значительно устаревшей. Издательство«Право и Жизнь» предприняло попытку издания общедоступных работ по криминалистике,рассчитанных на практических работников. В первую очередь планировалось изданиенаиболее заслуживающих внимания переводных трудов зарубежных авторов, а затем выпускоригинальных отечественных работ. Но планы эти были реализованы лишь отчасти. Так,не без успеха были изданы переводы работ Р. Гейндла, Г. Шнейкерта, А. Гельвича (1925г.), Э. Анушат (1927 г.), а «оригинальных» работ по криминалистике отечественныхавторов издательство так и не выпустило.
Помимоуказанного издательства переводные работы по криминалистике выпускались и другими.Так, была переиздана совместная работа В. Штебера и Г. Шнейкерта, посвященная уголовнойполиции, под которой авторы понимали «ту часть учения о полиции вообще, котораяотносится к раскрытию виновников совершенных преступлений». Данное учение,по мнению авторов, состояло из четырех частей: 1) органы уголовной полиции и ихвспомогательные средства; 2) действия уголовной полиции при расследовании преступныхдействий; 3) действия уголовной полиции при отдельных видах преступлений; 4) обособенностях профессиональных преступников. Таким образом, В. Штебер и Г. Шнейкертв учении об уголовной полиции выделяли в самостоятельный ее раздел способы действийполиции при расследовании отдельных видов преступлений.
Вмонографической работе «Введение в уголовную технику» Г. Шнейкерт изложилосновные положения учения об описании примет. Посвященная научно-техническим методамсобирания и систематизации материалов работа дает обстоятельное описание способовидентификации личности преступника, известных в первой четверти XX в..
В1931 г. выходит в свет книга практического работника и преподавателя Симферопольскойобластной школы милиции Н.Д. Вороновского под названием «Уголовная техника.Начальный курс». Несмотря на то что она явилась по существу повторением положений,уже высказанных криминалистами Р.А. Рейсом и И.Н. Акимовым, она была замечена ивключена в учебные программы курсов и школ милиции и погранохраны.
Анализируяособенности развития криминалистики в целом и ее раздела — методики расследованияпреступлений в частности, в 20-е — начале 30-х годов прошлого столетия оно по большейчасти основывалось на работах зарубежных авторов 20-30-летней давности, т.е. в определеннойчасти не являвшихся актуальными для новых реалий и не соответствовавших достиженияместественных наук. В связи с этим показательным является переиздание в 1930 г. работыГ. Гросса «Руководство к расследованию преступлений». В предисловии кданной книге И.Н. Якимов отмечал не только несоответствие ее содержания «русскойдействительности», но и освещение в ней вопросов, потерявших актуальность,в связи с чем издаваемый текст книги был сокращен. Таким образом, переизданная вочередной раз работа Г. Гросса состояла из двух частей. Общая часть была посвященавопросам производства следственных действий и характеристики преступников, а особеннаячасть — способам расследования убийств, телесных повреждений, краж, мошенничестви подлогов.
В30-х годах прошлого века отечественная криминалистика приобрела трехчленную структуру.И хотя в ряде криминалистических работ подчеркивалось, что система криминалистикикак науки о расследовании преступлений во всем ее объеме еще окончательно не выработалась,- все же тенденция деления ее на три части (уголовная техника, уголовная тактикаи методика расследования стала преобладать и в конечном итоге взяла верх над инымиподходами в разрешении данной проблемы.
Обоснованиефакта существования методики расследования преступлений привело к тому, что в первомучебнике по криминалистике 1935 г. методика расследования рассматривалась как одиниз трех самостоятельных разделов криминалистики наряду с уголовной техникой и уголовнойтактикой. Авторы данного учебника дали следующую характеристику данному разделу:«Частная методика изучает те специфические особенности, которыми отличаетсярасследование отдельных видов преступлений. Так, например, методика расследованияубийства изучает те приемы, которые на основе общих правил уголовной тактики и техникиподлежат применению, исходя из особенностей данного вида преступлений».
В1936 г. вышла вторая книга учебника по криминалистике, объединяющая частные методикирасследования преступлений (бытовых убийств, террористических актов, грабежей иразбоев, половых преступлений, поджогов, хищений социалистической собственности,должностных и хозяйственных преступлений). И хотя в этой книге не было общетеоретическихположений, она дала более развернутую систему криминалистической методики и нескольковариантов построения частных методик.
Критикуяранее предложенные общие схемы расследования (Анушат, Ничефоро, Якимова), а такжеуказанный выше подход к решению проблем методики расследования преступлений, предложенныйВ. Громовым, авторы учебника отмечали, что «говорить о схеме расследованияможно лишь условно, во-первых, как о некоторой, обычной, применимой в большинствеслучаев последовательности следственных действий, во-вторых, как о перечне тех вопросов,которые должны быть выяснены при расследовании». Далее подчеркивалось, что«схема расследования может быть дана лишь применительно к отдельным видам преступлений,что и делают частные методики расследования. В типовой схеме можно дать только переченьобщих приемов расследования».
Сделавправильный вывод, как представляется, об отсутствии реальных возможностей разработатьобщую схему расследования применительно ко всем преступлениям (общий метод расследования),авторы учебника все же не полностью отказались от самой идеи разработки «перечняобщих приемов расследования». Об этом свидетельствует следующий вывод авторовэтого учебника: «В смысле же обычной, нормальной последовательности следственныхдействий некоторая типовая схема может быть намечена, если не для всех преступленийсразу, то, во всяком случае, для важнейших групп преступлений». Фактическив учебнике поддержана позиция критикуемых криминалистов (Анушат, Ничефоро, Якимова).Так, в частности, в свое время И.Н. Якимов писал, что именно в производстве следственныхдействий в рамках рассмотренной им схемы расследования преступлений (в очереднойраз следует отметить: такой же схемы, которую предложил Ничефоро), в их логическойпоследовательности и заключается общий метод раскрытия всякого преступления внезависимости от свойственных ему особенностей. Одновременно И.Н. Якимов подчеркивал:«При несложных преступлениях нет необходимости производить все указанные действия,иногда даже может выпасть из дела целый период расследования ввиду отсутствия внем надобности, равно как, наоборот, могут быть введены в его ход те или иные действия,обусловленные особенностями данного уголовного дела».
Еслиже говорить о работе Э. Анушат, то можно без особого труда заметить, что им былапредпринята попытка проанализировать возможности использования законов формальнойлогики при расследовании преступлений. Поэтому и критика авторов учебника по криминалистике1935 г. свелась, по существу, к навешиванию ярлыков: «Формальный, метафизическийхарактер этой схемы (предложенной Э. Анушат. — Прим. авт.), отрывающей расследованиеот живой конкретной действительности и втискивающей ее в узкие рамки силлогизма»без какой-либо попытки обосновать «полную неприемлемость этой схемы для советскойкриминалистики».
Всвязи с изложенным представляется, что неконструктивная критика общего метода расследованияНичефоро и Якимова, попытка представить логические схемы Э. Анушат как всеобщийметод расследования обусловлены известным политическим режимом в стране, фактическипредопределившим крайнюю позицию советских криминалистов к любой точке зрения западныхкриминалистов.
Наметившеесяотставание отечественной науки криминалистики в целом и криминалистической методикив частности от практики раскрытия, расследования и предупреждения преступлений,ставшее явным к середине 30-х годов ХХ в., было обусловлено отчасти и политическойситуацией в стране, с одной стороны, предопределявшей требования к практическойдеятельности органов расследования, с другой — к науке, которая была поставленана службу политическим интересам государства. Так, в частности, в одном из учебныхпособий по курсу криминалистики 1938 г. отмечалось, что юридические журналы не печаталистатей по криминалистике, исследовательскими и учебными юридическими институтамине выращивались новые научные кадры криминалистов, а в течение нескольких лет курскриминалистики был даже исключен из учебных планов юридических институтов. Вместес тем в учебном пособии такое положение дел связывалось не с политическим режимомв стране, обусловившим сложившуюся ситуацию, а с «деятельностью врагов народа,орудовавших в области права», которые криминалистику «загоняли на задворки».
Такимобразом, политическая направленность советской криминалистики стала отчетливо проявлятьсяк середине 30-х годов XX в. Критика зарубежных ученых-криминалистов в основном заключаласьв том, что «они рассматривают преступника не как представителя того или иногокласса, действующего в определенных, конкретных условиях классовой борьбы, а какнекоторую абстрактную личность, выступающую вне времени и вне пространства, какнарушителя объективного правопорядка». Для советской криминалистики в этотпериод «политическая направленность расследования от начала до конца — важнейшееи необходимое требование, без выполнения которого сплошь и рядом невозможны положительныерезультаты расследования».
Темне менее, возникновению и становлению методики расследования преступлений как самостоятельногораздела в системе, заявившей о своем существовании отечественной криминалистикиспособствовали обширный эмпирический материал, накопленный опыт применения при расследованиипреступлений криминалистических средств, приемов и методов, необходимый для теоретическихобобщений и формулирования закономерностей, относящихся к области противоправнойдеятельности и к деятельности по организации и осуществлению расследования.
В1938 г. Б.М. Шавер публикует две статьи, посвященные содержанию криминалистики ипринципам методики расследования преступлений. И хотя автор сделал попытку дистанцированиясоветской частной методики от криминалистических методик зарубежных авторов, которые,по его мнению, в силу классовой позиции не могли вскрыть истинные причины и механизмыпреступлений в капиталистическом обществе, но далеко «уйти» не смог. Каки зарубежные авторы, Б.М. Шавер полагал, что методика расследования преступленийявляется самостоятельной частью криминалистики. В частности, он писал: «Еслипри определении понятия криминалистики как науки идет спор, должна ли быть включенав нее уголовная тактика или техника — эта часть уголовного процесса, — то совершеннобесспорным и общепризнанным является то положение, что частная методика, т.е. методикарасследования отдельных видов преступлений, включает в себя как тактику, так и технику,- является особенной частью и тактики, и техники, отражая конкретное применениеее к расследованию отдельных видов преступлений».
Такимобразом, Б.М. Шавер поддержал фактически существовавшую к этому времени точку зрениядифференциации системы криминалистики на две части: Общую и Особенную. В Общую частьон отнес криминалистическую технику и тактику, а в Особенную — методику расследования.Последнюю он разделил на применение основных принципов криминалистики к расследованиюотдельных видов преступлений и методику их расследования.
Общимлейтмотивом обеих частей явились следующие положения:
1)никаких единых методов и способов, которые можно было бы применять при расследованииразличных преступлений, нет. Не только методика расследования отдельных категорийпреступлений, но и методика расследования конкретного преступления индивидуальна;
2)возможна выработка некоторых общих принципов, из которых нужно исходить и которыминужно руководствоваться при определении проблем частной методики расследования преступлений.
Несмотряна то что статьи Б.М. Шавера были пронизаны политической составляющей и, по существу,дублировали сформировавшуюся к тому времени основную тенденцию, складывающуюся внауке криминалистике, тем не менее они, бесспорно, являлись знаковыми с точки зрениявыработки единого системоообразующего подхода в отечественной криминалистике в целоми криминалистической методики расследования в частности.
Вучебниках по криминалистике, изданных в 1938 г. и 1939 г., не просто сохранилась,но и получила свое развитие трехчленная система криминалистической науки. Заключительныйраздел криминалистики — частная методика — был представлен в качестве особеннойчасти техники и тактики расследования преступлений. В первой главе учебника 1939г. изложены взгляды С.А. Голунского и Б.М. Шавера о предмете, методе и задачах методикирасследования отдельных видов преступлений. Под методикой понималась «частьнауки криминалистики, обобщающая опыт расследования отдельных видов преступлений,определяющая соответственно специфическим особенностям данной категории дел наиболеецелесообразные приемы и методы их расследования.». Помимо определения предметаметодики расследования отдельных видов преступлений (или частной методики) главасодержала ряд ценных положений, сыгравших важную роль в развитии криминалистическойметодики. Именно они сформулировали задачи частной методики, а именно:
«а)посредством изучения данных о раскрытии преступлений установить все известные способысовершения преступлений, а также определить методы раскрытия могущих возникнутьпреступлений данной категории;
б)определить с наибольшей точностью участников и объекты, на которых могут быть обнаруженыследы преступлений, и указать методы и способы обнаружения этих следов, методы испособы их исследования и проверки их достоверности;
в)по возможности точно определить методы установления круга лиц, среди которых могутбыть обнаружен преступник и выявлены важные для дела свидетели;
г)указать способы анализа, сопоставления и изучения фактов и событий, пользуясь которымиможно было бы установить истину в уголовных делах данной категории;
д)приспособить научные и специальные знания, необходимые для расследования даннойкатегории дел, еще не используемые при разработке общих вопросов криминалистики;приспособить уже известные науке криминалистике приемы и методы к специфике расследованияданной категории преступлений;
е)определить политическую направленность следствия с таким расчетом, который обеспечилбы раскрытие наиболее опасных и наиболее серьезных преступлений, гарантировал быраскрытие целей и мотивов этих преступлений;
ж)разработать формы и методы сочетания оперативно-розыскных и следственных действийпри расследовании отдельных категорий дел;
з)определить процессуальные особенности проверки и оформления доказательств, которыенужно учитывать при расследовании данной категории дел;
и)показать значение, которое имеет вопрос о квалификации преступления для правильногонаправления расследования данного вида преступлений».
Вучебнике излагались также методики расследования хищений и растрат общественнойсобственности, должностных преступлений, выпуска недоброкачественной продукции,нарушений правил по технике безопасности, убийств, изнасилований и преступлений,совершаемых несовершеннолетними.
Вотличие от учебного пособия 1935 г. С.А. Голунский и Б.М. Шавер впервые предпринялипопытку разрешить такие теоретические проблемы, как предмет, метод и задачи методикирасследования преступлений. Взгляды указанных авторов были положены в основу дальнейшегоформирования и совершенствования системы научных положений методики расследованияпреступлений, которые ими были определены как предмет частной методики.
Рассмотренныетенденции развития криминалистической методики как заключительного ее раздела иллюстрируетвышедшая в 1940 г. работа М.Е. Евгеньева, посвященная методике и технике расследованияпреступлений. В ней автор, следуя традициям, заложенным в рассмотренных ранее работахзарубежных криминалистов и в определенной степени продублированных отечественнымикриминалистами 20-х годов ХХ в., говорит о расследовании дел (преступлений. — Прим.авт.) по косвенным доказательствам, исходя из того, что на протяжении всего расследованияследователь доказывает два основных для каждого дела факта: факт наличия преступленияи факт совершения его обвиняемым. При этом он акцентирует внимание на строгой последовательностивыполнения следственных действий: всякое последующее следственное действие должновытекать из предыдущего, должно быть тесно связано с ним, результат каждого последующегоследственного действия должен увязываться с результатом предыдущих следственныхдействий и из них вытекать.
Историястановления отечественной криминалистической методики характеризовалась также продолжающейсяпрактически с момента становления до 70-х годов прошлого века дискуссии о местеметодики расследования преступлений в системе наук. Так, в 1942 г. на заседаниикафедры судебного права Военно-юридической академии Красной Армии было проведенообсуждение доклада М.С. Строговича «Предмет криминалистики и ее соотношениес уголовным процессом». Докладчик возражал против включения следственной тактикии методики расследования преступлений в криминалистику, отводя ей роль лишь вспомогательнойдисциплины технического характера. Вопросы же следственной тактики и методики должны,по его мнению, рассматриваться как составная часть или специальный курс уголовногопроцесса.
Впослевоенные годы в заключительном разделе учебников по криминалистике авторы сталивыделять группу положений, общих для расследования отдельных видов преступлений.Б.М. Шавер назвал этот раздел криминалистической методики «основными положениями»,включив в них понятие методики и характеристику структурных частей конкретных частныхметодик (уяснение состава преступления; обстоятельства, подлежащие выяснению и исследованию;основные приемы и методы обнаружения и фиксации доказательств; меры возмещения причиненноговреда и обеспечения конфискации имущества; выявление обстоятельств, способствующихсовершению преступления). Также автор сформулировал определение методики, под которойпонимал «часть науки советской криминалистики, обобщающей опыт расследованияотдельных видов преступлений, определяющей в строгом соответствии с требованиямисоветского уголовно-процессуального закона и специфическими особенностями каждойкатегории уголовных дел научные приемы и методы раскрытия, расследования и предупрежденияэтих преступлений». В учебнике методики излагаются уже по единой схеме: задачирасследования; первоначальные следственные действия; особенности предмета доказывания;основные приемы и методы обнаружения и фиксации доказательств; выявление обстоятельств,способствовавших совершению преступлений.
В1955 г. была издана монография Б.Л. Зотова, посвященная теории криминалистики, котораяраскрывала понятие, задачи и некоторые принципы криминалистической методики. В своихвыводах автор исходил из определения методики расследования отдельных видов преступлений,предложенного в учебнике по криминалистике 1952 г. Б.М. Шавером, изменив его некоторымобразом. Криминалистическая методика, как писал Б.Л. Зотов, является частью наукикриминалистики, занимающейся изучением и обобщением опыта расследования различныхкатегорий преступлений, и на основе этого обобщения в строгом соответствии с нормамиуголовно-процессуального закона разрабатывающей наиболее правильные приемы и методыустановления истины и изобличения преступника.
Несмотряна наличие некоторых работ, в период с 1950 г. до середины 60-х годов XX в. развитиеобщих положений частных методик привлекало к себе явно недостаточное внимание ученых-криминалистов.Как правило, общетеоретические и прикладные проблемы криминалистических методикрассматривались в многочисленных учебниках и пособиях, проблемных статьях, а такжев монографических работах, посвященных иным проблемам криминалистики. Так, например,в диссертации А.Н. Васильева проблемы методики расследования отдельных видов преступленийосвещались в связи с исследованием содержания, системы и задач следственной тактики.
Какпредставляется, процесс пополнения общих положений частных методик сдерживался существующимив то время представлениями о предмете криминалистической науки только как о техникеи тактике собирания и исследования доказательств, методике расследования и предотвращенияпреступлений. Введенная Р.С. Белкиным и поддержанная большинством ученых-криминалистовдвухчленная структура предмета отечественной науки — изучаемые закономерности преступнойдеятельности и деятельности по собиранию, исследованию, оценке и использованию доказательстви основанные на их познании средства, приемы и методы раскрытия, расследования ипредотвращения преступлений — способствовала интенсивному формированию общих положенийкриминалистической методики.
Первымавтором диссертационного исследования общих теоретических основ криминалистическойметодики был А.Н. Колесниченко. В своем исследовании автор исходил из того, чтосодержание криминалистической методики как раздела криминалистической науки складываетсяиз двух частей: общих положений и конкретных частных методик. К положениям, общимдля всех методик, А.Н. Колесниченко отнес:
а)общую криминалистическую характеристику данного вида преступлений;
б)обстоятельства, подлежащие доказыванию;
в)производство первоначальных следственных действий;
г)особенности построения следственных версий и производства последующих действий следователя;
д)деятельность следователя по предупреждению преступлений данного вида.
Методологическимпроблемам расследования преступлений посвящена диссертация И.М. Лузгина, на основекоторой была подготовлена и издана монография. В указанных трудах автор подчеркивал,что нельзя отождествлять методологию и методику. Под методологией расследованияон понимает совокупность теоретических положений и сущности расследования как частногослучая познавательной деятельности в системе советского уголовного процесса. «Онане преследует цели разработать частные методики собирания, исследования и оценкидоказательств, а изучает природу этой деятельности как процесса познания, закономерностиустановления истины по уголовному делу, систему методов познания, особенности доказательственнойинформации, исследует характер знаний, достигаемого расследованием, подчеркивая,что нельзя отождествлять методологию и методику».
Дальнейшаяразработка общих положений криминалистической методики привела к включению в ихчисло: правовых основ методики; общих принципов организации расследования, в томчисле принципов взаимодействия следователя и оперативного работника; данных о способесовершения преступления, имеющих особое значение для криминалистических методик;организационных мероприятий по раскрытию, расследованию и предотвращению преступлений;криминалистических характеристик и классификации преступлений; представлений о периодизацииэтапов процесса расследования. В дальнейшем в общие положения методики включеныпринципы, характеризующие процесс расследования или отражающие характерные чертычастных методик, принципы формирования частных криминалистических методик. С включениемв предмет криминалистики указания на изучаемые ею закономерности возникновения доказательственнойинформации о преступлении и преступнике и другие ученые-криминалисты стали раскрыватьчастные проявления общих закономерностей предмета этой науки применительно к спецификетехнических средств и тактических приемов, имеющих место в расследовании конкретныхвидов преступлений.
Всодержание криминалистической методики в последующем включили общие положения, отражающиесущность, характер, направленность и формы проявления закономерностей собирания,исследования, оценки и использования доказательств, а также относящиеся к этомуразделу науки частные криминалистические теории, опирающиеся на эти закономерности.
Такимобразом, общие положения методики по своему количественному и качественному состояниюсложились в 60-80-х годах прошлого века в развитую систему научных знаний, котораясущественно приблизила теоретические представления криминалистической методики кпрактической деятельности по раскрытию, расследованию и предупреждению преступлений.Работы О.Я. Баева, Р.С. Белкина, А.Н. Васильева, И.А. Возгрина, А.К. Гаврилова,И.Ф. Герасимова, Л.Я. Драпкина, А.В. Дулова, Г.Г. Зуйкова, А.Н. Колесниченко, И.М.Лузгина, В.А. Образцова, И.Ф. Пантелеева, А.Р. Ратинова, Н.А. Селиванова, В.Г. Танасевича,А.А. Эйсмана, Н.П. Яблокова и других ученых-криминалистов сыграли в этом процессезаметную роль.
Сказанноевовсе не означает, что существующая теоретическая система общих положений и частныхметодик лишена каких бы то ни было недостатков и все предлагаемые авторами положениядостаточно адаптированы к соответствующему эмпирическому материалу, прошли проверкупрактикой и необходимую корректировку. Некоторые из них, как правильно замечаетН.С. Чурилов, обозначены лишь в общих чертах.