--PAGE_BREAK--
Таблица 1. Товарная структура экспорта восточноазиатских НИС (%)
Сырье и продовольствие
Промышленные изделия
В том числе
Сырье и продовольствие
Промышленные изделия
В том числе
Текстильные изделия
Машино-техничес-кие изделия
Текстильные изделия
Машино-техничес-кие изделия
Гонконг
Индонезия
1970 г.
4.3
95.7
44.3
11.8
1970 г.
98.8
1.2
0.2
0.3
1980 г.
4.3
95.7
40.7
17.5
1980 г.
97.7
2.3
0.7
0.5
1990 г.
5.5
94.5
39.3
23.1
1990 г.
64.5
35.5
11.5
1.4
1995 г.
6.2
93.8
37.9
26.8
1995 г.
49.4
50.6
13.9
6.8
Южная Корея
Малайзия
1970 г.
23.5
76.5
41.1
7.2
1970 г.
93.5
6.5
0.7
1.6
1980 г.
10.5
89.5
29.9
19.7
1980 г.
81.2
18.8
2.9
11.5
1990 г.
6.5 .
93.5
22.2
36.9
1990 г.
46.2
53.8
5.9
33.5
1995 г.
6.7 •
93.3
15.0
51.6
1995 г.
25.3
74.7
4.9
50.0
Сингапур
Таиланд
1970 г.
72.5
27.5
5.6
11.0
1970 г.
95.3
4.7
7.5
0.1
1980 г.
53.3
46.7
4.3
26.4
1980 г.
74.8
25.2
10.0
5.9
1990 г.
28.3
71.7
4.8
47.5
1990 г.
36.9
63.1
16.7
19.8
1995 г.
16.1
83.9
2.6
62.3
1995 г.
26.9
73.L
12.5
31.5
Тайвань
Китай
1970 г.
24.2
75.8
29.0
16.7
1970 г.
58.2
41.8
1.5
1980 г.
12.1
87.9
21.8
23.6
1980 г.
52.5
47.5
2.9
1990 г.
7.5
92.5
16.0
38.0
1990 г.
28.4
71.6
28.8
17.3
1995 г.
7.3
92.7
14.4
47.7
1995 г.
16.0
84.0
26.0
19.5
продолжение
--PAGE_BREAK--
Составленопо: «Handbook of International Trade and Development Statistics, 1991»; «Handbook of ..., 1995».
И не только из-за необходимости широкой международной кооперации. Как бы ни повышалось самообеспечение развивающейся в этих странах промышленности промежуточными и инвестиционными товарами, ее продвижение вверх по технологической лестнице и создание новых видов производств не может обходиться без импорта и того и другого. При этом чем сильнее диверсификация промышленности и выше скорость этого движения, тем быстрее растут потребности в таком импорте и тем поэтому острее нужда в наращивании экспорта. Разумеется, большие (по численности населения) страны могут добиваться более значительной самообеспеченности средствами производства, чем малые. Но это не меняет сути дела. Особенно, если принять во внимание беспрецедентно высокую динамику диверсификации производства и потребления, а также прогрессирующее сокращение жизненного цикла (или во всяком случае его активной части) многих товаров и технологий на нынешнем этапе мирового развития в связи с непрестанно накатывающимися друг на друга научно-техническими достижениями. Понятно, что импорт инвестиционных и промежуточных товаров, необходимых для создания и эффективной эксплуатации промышленных мощностей, может финансироваться не только за счет выручки от экспорта. Однако приток внешних финансовых ресурсов, как было отмечено выше, в конечном счете лимитируется состоянием тех же платежных балансов.
Кстати, в странах со слаборазвитым машиностроением и тем более при его отсутствии с развитием экспорта связана не только конвертация сбережений в эффективные инвестиции, но во многом и сама способность к сбережениям. В отсутствие выхода на внешние рынки развитие промышленности, естественно, определяется динамикой внутреннего платежеспособного спроса. Когда же эта промышленность представлена в основном или исключительно производством потребительских изделий, ее рост зависит фактически от динамики потребления. При столь плотной взаимозависимости производства (дохода) и потребления возможности сбережений до предела сужаются. Нечто подобное, в сущности, имело место до подключения бывших колоний и полуколоний к МРТ, которое в основной их массе и послужило первотолчком к началу современного экономического роста.
Словом, экспорт при догоняющей индустриализации является действенным рычагом расширения не только собственно рыночной, но и ресурсной базы промышленного (и общеэкономического) роста. А поскольку развитие самого экспорта также требует инвестиций (для создания дополнительных производственных мощностей и повышения их продуктивности), переход индустриализирующихся стран к самоподдерживающемуся экономическому росту сопряжен с налаживанием взаимоусиливающего динамичного взаимодействия между, экспортом, сбережениями и инвестициями. Опыт НИС показывает, что такое взаимодействие может иметь место при одновременном их росте в абсолютном выражении и на протяжении большей части индустриализации — по отношению к ВВП. Причем на начальном ее этапе, когда национальные сбережения крайне ограниченны, весомая доля инвестиций финансировалась зачастую за счет внешних источников. Со временем же благодаря опережающему росту экспорта и сбережений разрыв между сбережениями и инвестициями можно сократить или даже свести на нет. Поэтому обслуживание накопленного долга в этой группе стран долгое время не вызывало особых проблем.
Форсированное развитие экспорта на основе его перманентного облагораживания, подтолкнув рост сбережений и расширив доступ к новым технологиям, вмонтированным в импортируемые средства производства, позволило существенно повысить не только норму, но и эффективность капиталовложений. По двум последним показателям пионеры экспортоориентированной индустриализации уже в 60-е годы вошли в число лидеров развивающегося мира, а в последующем основательно от него оторвались. Отсюда и беспрецедентно высокие темпы экономического роста. Устойчиво высокая динамика роста стимулировала мощный приток иностранных инвестиций, которые, пополняя местный фонд накопления и расширяя доступ к передовому хозяйственному опыту, в свою очередь также ее поддерживали.
Синхронизации поступательной динамики экспорта, сбережений и инвестиций способствовало систематическое занижение обменных курсов местных валют, сдерживавшее рост импорта и потребления. Наряду с усилением внешнеэкономических позиций это помогло самортизировать меж- и внутриотраслевые диспропорции и в итоге
способствовало поддержанию финансовой стабильности. Вместе с тем для стимулирования экспортной индустрии там нередко использовались различные послабления на импорт необходимых ей производственных товаров, налоговые, кредитные и амортизационные льготы, включая прямые дотации, таможенная защита импортзамещающих производств, обслуживающих нужды экспорта, и т.п.
Создание и укрепление динамичной связи между экспортом, сбережениями и инвестициями осуществлялись с помощью политики кнута и пряника. Для этого наряду с экономическими рычагами подчас использовались и чисто административные меры, что не мешало, однако, достижению желаемых результатов. Поскольку меры эти были хорошо продуманы, осуществлялись в соответствии с экономическими критериями и фокусировались на направлениях, способствующих поддержанию макроэкономической стабильности, а также решению задач, совпадающих с тенденциями рынка. В общем экономическая политика НИС носила, как принято теперь говорить, дружественный по отношению к рынку характер. Иными словами, государственная поддержка оказывалась там прежде всего и в основном наиболее эффективным и дееспособным отраслям и промышленным предприятиям, которые уже пробились или имели хорошие перспективы для выхода на внешние рынки. Это и послужило залогом их экономического преуспеяния. Высокая степень отстраненности государства от экономических процессов имела место только в Гонконге, где эти функции выполняла английская колониальная администрация. В результате, несмотря на самые благоприятные стартовые условия его достижения в части облагораживания экспорта и развития производства средств производства даже в сравнении с Сингапуром, вдвое уступающем ему по величине рыночного потенциала, не говоря уже об остальных НИС, оказались гораздо более скромными.
Во многом благодаря переходу к экспортоориентированной модели развития впечатляющих экономических успехов добился в ходе системной трансформации и громадный Китай. Хотя, казалось бы, ему было проще и легче, чем любой другой стране, положиться на максимизацию промышленного самообеспечения. По данным ЮНК-ТАД, всего за 15 лет, истекших с начала реформ, экспортная квота этой страны возросла в 8 раз и в 1993 г. составила около 24% ВВП. Одновременно в 1.5 раза (с 28 до 41 %) увеличилась и без того высокая норма накопления. А годом позже было достигнуто положительное сальдо текущего внешнеэкономического баланса по товарам и нефакторным услугам[14], косвенно свидетельствующее о позитивных сдвигах и во внутренних сбережениях, природа которых в связи со стремительным ростом рыночного сегмента экономики претерпела немалые изменения. В итоге среднегодовые темпы прироста ВВП повысились с 5.0% в 1971-1978 гг. до 7.7% в 1979-1980 гг., 9.8% в 80-е годы и 12.7% в 1991-1994 гг.[15]
Динамичное наращивание экспорта, ослабив зависимость производства от динамики потребления, позволило существенно увеличить внутренние сбережения. При этом обеспеченный экспортом рост валютных поступлений снял или, по меньшей мере, ощутимо ослабил ограничения на импорт промышленных товаров инвестиционного и промежуточного спроса (необходимых для создания, совершенствования и полновесной загрузки новых производственных мощностей), нехватка которых до предела осложнила индустриализацию большинства других развивающихся стран, пытавшихся решать эту проблему на путях самообеспечения. Крайне важным попутным результатом резко возросшей включенности в МРТ, который подчас не осознается или выпадает из поля зрения, является существенное увеличение емкости национального рынка, заметно расширяющее возможности того же импортзамещения, но уже на иной, более продуктивной основе. Поэтому-то, наряду со всемерным поощрением экспорта, во всех HИCосуществлялось селективное (как правило, по критерию рентабельности) развитие импортзамещающих производств. Так, скажем, в Южной Корее уже к середине 70-х годов был отлажен выпуск чуть ли не всех промышленных товаров, импортировавшихся в 1960 г.[16] Словом, интеграция НИС в МРТ сопровождалась и в конечном счете закреплялась консолидацией их национальных рынков. Причем консолидация эта происходила на перманентно обновляемой технологической основе.
Убедительным подтверждением того, что огромные различия в темпах роста индустриализирующихся стран неразрывно связаны с внешнеэкономической политикой и соответственно с процессами, которые стимулируются и дестимулируются этой политикой, может служить их группировка, содержащаяся в одном из мировых обзоров МВФ. Разделив 126 стран развивающегося мира в зависимости от темпов роста в 1984-1993 гг. на три группы (по 42 страны в каждой), эксперты МВФ наряду со сводными темпами роста этих групп приводят и основные определяющие их макроэкономические индикаторы за этот, а также предшествующий тринадцатилетний период. Ниже сделанные ими расчеты частично воспроизводятся в таблице 2.
Таблица 2. Макроэкономические индикаторы 42 наиболее и 42 наименее динамичных развивающихся стран (среднегодовые темпы, %)
1971-1983 гг.
1984-1993 гг.
42 страны с высокими темпами роста
ВВП
5.8
7.4
Потребительские цены
12.0
11.5
Дефицит бюджета (% ВВП) .
-2.8
-3.2
Инвестиции (% ВВП)
25.8
30.1
Сбережения (% ВВП)
24.5
29.3
Экспорт (объем)
8.6
10.4
Условия торговли
0.4
0.1 :
Внешний долг (% ВВП)
19.2
29.4
Реальный обменный курс
-0.1
-5.9
Общая эффективность факторов производства
1.9
3.4
42 страны с низкими темпами роста
ВВП
4.0
1.4
Потребительские цены
26.4
53.5
Дефицит бюджета (% ВВП)
-4.1
-5.3
Инвестиции (% ВВП)
26.3
20.9
Сбережения (% ВВП)
24.1 -
18.8
Экспорт (объем)
-0.5
3.4
Условия торговли
4.7
-3.0
Внешний долг (% ВВП)
26.9
50.2
Реальный обменный курс
-1.9
1.6
Общая эффективность факторов производства
0.2
-1.1
продолжение
--PAGE_BREAK--
Источник: «World Economic Outlook», IMF, May 1994, p. 55.
Как бы ни камуфлировались различия в положении отдельных стран сводными показателями, их совокупный опыт однозначно свидетельствует о решающей зависимости экономического преуспеяния этих стран от состояния государственных финансов и внешних экономических связей. Для стран с низкими темпами роста характерны дефициты государственного бюджета и текущего платежного баланса. Оба дефицита и стимулируемая ими инфляция, подавляя сбережения и инвестиции, завышая обменный курс и снижая конкурентоспособность, сдерживает рост производства и экспорта. Ухудшение экономического положения и ослабление позиций на мировом рынке в свою очередь оказывают депрессивное воздействие на сбережения, инвестиции и рост, тем самым провоцируя очередной виток инфляции.
Словом, в странах, где экспорт развивается динамично, темпы роста, как правило, выше, и наоборот. Ибо при вялой динамике производства, встроенного в МРТ, экономика упирается в ограниченные возможности сбыта и не получает достаточных средств и импульсов для сколько-нибудь быстрого и устойчивого развития. Известные коррективы в эту зависимость привносят, однако, условия торговли, усиливая или ослабляя позитивный эффект специализации и кооперации в рамках МРТ. Масштабы же и направленность этих корректив наряду с текущей экономической конъюнктурой, в конечном счете определяются товарной и технологической структурой экспорта. Чем больше доля сырьевой продукции и ниже технологический уровень его промышленной составляющей, тем в принципе хуже условия торговли и шире амплитуда колебаний в этих условиях. Поскольку в ценах простейших промышленных изделий, прошедших пик своего жизненного цикла, не содержится инновационной, ренты, эластичность спроса (по доходу) на такие изделия невысока, а цены на сырье более других чувствительны к изменениям конъюнктуры. В то же время в основе углубившегося разрыва в темпах экономического роста этих двух групп стран, как видно из данных таблицы 2, фактически лежат разнонаправленные изменения в нормах накопления и общей эффективности факторов производства. Тесная корреляция этих базовых показателей с изменениями в динамике и покупательной способности экспорта, быть может, самая наглядная иллюстрация особой значимости МРТ для индустриализирующихся экономик на современном этапе мирового развития.
Вплоть до второй половины текущего десятилетия экономический прогресс приверженцев экспортоориентированной индустриализации шел практически без перебоев. В 1950-1995 гг. совокупный ВВП НИС первого поколения возрос более, чем в 34. раза, а в душевом исчислении — в 14 раз[17]. В итоге все они уже оказались в группе индустриально развитых экономик. Впечатляющего прогресса достигли и их последователи, сумевшие в 70-е и 80-е годы переломить негативные тенденции в развитии, обусловленные изъянами импортзамещающей стратегии. Однако в 1997 г. в Таиланде, Малайзии, Индонезии и Корее разразился глубокий финансовый кризис, сопровождавшийся обвалом котировок тамошних акций, массовым бегством капиталов, а также резким падением курсов национальных валют. И тут же как из рога изобилия посыпались разного рода соображения относительно причин кризиса и развернулась критика избранной ими модели индустриализации.
Среди причин кризиса, помимо крупных спекуляций, способствовавших обвалу фондовых рынков, назывались недоразвитость финансового сектора и его зарегулированность, недостаточно осмотрительная финансовая политика местных банков и промышленных предприятии, приведшая к накоплению непосильных краткосрочных долгов, общий перегрев экономики, искусственно завышенные котировки на биржах и цены недвижимости, а также усилившееся давление на рынки трудоемких изделий из-за стремительной экспансии Китая и непомерная зависимость экспортных структур в некоторых экономиках региона от импорта исходных и комплектующих материалов. По большому счету к двум последним факторам можно еще присовокупить замедление экономического роста в индустриально развитой части мира, где реализуется более половины тамошнего экспорта, относительное сжатие спроса на промышленные товары в связи с опережающим развитием сферы услуг, распространение гибких технологий, открывающих возможность быстрой и недорогой переналадки установленного оборудования на выпуск разных моделей и видов промышленной продукции, что в принципе может ослабить потребность в некоторых формах международного взаимодействия, как, впрочем, и недостаточную адаптивность многих развитых экономик к основательным сдвигам в структуре МРТ, вызванным быстрой диверсификацией и беспрецедентно высокой динамикой промышленного экспорта НИС.
Углубленный анализ, учитывающий специфику всех пострадавших стран, наверное, позволит выявить еще какие-то, быть может, не менее важные, факторы кризиса. Но в любом наборе и при любом их сочетании эти факторы едва ли могут поставить под вопрос креативные возможности экспортоориентированной стратегии индустриализации. Ибо данный кризис в отличие от того, к которому привело одностороннее увлечение промышленным импортзамещением, вызван вовсе не пороками или слабостями самой этой стратегии, а просчетами и сбоями, допущенными при ее осуществлении. Характерно, что способность промышленного развития, нацеленного на овладение внешними рынками, обеспечивать одновременно с экспортом рост сбережений и инвестиций, попутно расширяя площадку для рационального импортозамещения, фактически никем не подвергнута сомнению. К слову сказать, сходные схемы использовались при послевоенном восстановлении и развитии промышленного потенциала в Западной Германии и Японии.
Поэтому, как представляется, нужна не смена общей направленности развития стран, ориентированных на всемерное использование преимуществ МРТ, а устранение возникших на этом пути заторов и корректировка способов реализации такой стратегии. Речь идет прежде всего об оздоровлении финансового сектора и некоторых ранее сложившихся межсекторских и внутрифирменных сопряжений, о совершенствовании рыночных институтов, а также форм и методов государственного вмешательства в экономику.
(Окончание следует)
МИРОВАЯ ЭКОНОМИКА И МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ, 1999, № 2, с. 3-14
ЭКОНОМИКА, ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ
ИНДУСТРИАЛИЗАЦИЯ РАЗВИВАЮЩИХСЯ СТРАН В ИНТЕРЬЕРЕ МИРОХОЗЯЙСТВЕННЫХ СВЯЗЕЙ И РОССИЯ
©1999 г. А. Эльянов
Индустриализация развивающихся стран, положив начало их приобщению к техногенной цивилизации, способствовала рассредоточению промышленного и общеэкономического потенциала планеты. Доля этой группы стран в совокупной промышленной продукции и ВВП мира (рассчитанных в ценах и по паритетам покупательной способности 1995 г.) в 1950-1995 гг. возросла с 20.6 и 27.3% до 41.1 и 39.8% соответственно[18]. Причем подавляющая часть этого прироста произошла в последние 25 лет, когда в полной мере раскрылись преимущества и возросло число ее приверженцев экспорториентированной индустриализации, в то время как экономический рост индустриально развитых государств несколько замедлился.
Еще более показателен сдвиг в географии международной торговли, связанный с индустриализацией развивающихся стран. Поначалу их позиции на мировом рынке существенно ослабли, но затем стали быстро укрепляться. Так, в 1950— 1970 гг. доля этих стран в мировом экспорте товаров снизилась более чем в 1.7 раза (с 33 до 19%), а в 1971-1996 гг. — в 1.5 раза возросла (до 29%), в том числе-в поставках промышленных изделий, представляющих наиболее динамичный сегмент международной торговли, — в 3.8 раза (с 5.6 до 21.4%), а машинотехнической продукции, образующей сердцевину этого сегмента, — почти в 10 раз (с 2.1 до 20.6%)[19].
Вместе с тем в процессе перехода развивающихся стран к индустриальному способу производства выяснилось, что немалая часть новых государственных образований, возникших после Второй мировой войны, едва ли жизнеспособна. Их отставание от параметров, задаваемых научно-техническим прогрессом (НТП) и формирующейся на его основе современной цивилизацией, настолько значительно, что они, похоже, просто не в состоянии решать стоящие перед ними задачи. За истекшие полвека прирост среднедушевого производства был отмечен только в трех из четырех (в 74 из 98) развивающихся стран, а в каждой пятой из них (18) его объем даже сократился. И лишь трем из пяти стран (55) удалось несколько уменьшить свое отставание по этому показателю от США, являющихся лидером и «законодателем» мировой экономической моды. Ускорившееся социально-экономическое расслоение мира при сохранении застоя в самой неблагополучной его части создает немало проблем для человечества.
Ослабление позиций развивающихся стран на мировом рынке в начальный период индустриализации справедливо связывается с отсталой структурой их экспорта. При этом, однако, как правило, упускается из виду или обходится молчанием тот факт, что задержка с его диверсификацией и облагораживанием была, в сущности, вызвана нацеленностью на создание всеобъемлющих промышленных комплексов, которая, как показано в первой статье, обернулась неоправданным свертыванием внешнеэкономических связей.
Взаимозависимость между динамикой участия в международном разделении труда (МРТ) и темпами экономического роста, разумеется, не линейна. Ибо развитие любой, тем более отсталой в экономическом отношении страны зависит не только от избранной стратегии и последовательности ее осуществления, но и от множества привходящих обстоятельств. Таких, например, как неурожаи, всплески социально-политической нестабильности, просчеты в текущей экономической политике государства, конъюнктурные колебания на рынках основных экспортных товаров. Однако при большой протяженности рассматриваемых периодов зигзаги, вызываемые действием таких факторов, как бы сглаживаются, оттеняя тем самым реальные результаты и возможности каждой из стратегий.
Это отчетливо просматривается в экономической динамике Бразилии иМексики, которые в течение двух десятилетий, предшествовавших экономическому обвалу 80-х годов, развивались темпами, сопоставимыми с НИС, но в целом за рассматриваемый период им заметно уступали.
В итоге обе эти страны, как и закосневшая на импортзамещении Аргентина (долгое время возглавлявшая по уровню развития группу периферийных стран) поменялись местами в мировой экономической табели о рангах не только с четырьмя первопроходцами экспортоориентированной индустриализации, но и с идущей по их пятам Малайзией. Южная Корея, например, в 1950 г. по ВВП в расчете на душу населения уступала Аргентине, Мексике и Бразилии в 6.7; 3.2 и 1.7 раза, а в 1995 г. превзошла их по этому показателю соответственно в 1.7; 1.9 и 2.4 раза (а Малайзия — в 1.1; 1.3 и 1.6 раза).
Глубокий структурный кризис в странах, переоценивших созидательные возможности промышленного импортозамещения, о котором говорилось в первой части статьи, послужил толчком к переосмыслению концептуальных основ проводимой ими индустриализации и активизации усилий по развитию экспорта. К этому их подталкивали и впечатляющие успехи НИС. В результате начиная с 70-х годов включенность развивающихся стран в МРТ стала расти. За истекшую с тех пор четверть века экспортная квота увеличилась в каждых 7 из 10 стран (64 страны из 90, по которым мы располагаем данными), а сократилась лишь в 1 из 4 стран (23), оставшись неизменной в трех странах.
В той или иной мере повысило степень своего участия в МРТ и большинство закореневших приверженцев импортозамещения. Помимо Аргентины, Бразилии, Мексики и Индии в их число входят такие большие и средние по численности населения страны развивающегося мира, как Колумбия, Перу, Египет, Марокко, Кения, Бангладеш, Пакистан, Турция, Филиппины, Вьетнам. В итоге совокупная экспортная квота развивающихся стран в 1970-1994 гг. возросла более чем в 3 раза[20].
Рост масштабов и повышение качества включенности в МРТ, отражая насущные потребности развивающихся стран, в то же время находятся в русле глобальных тенденций развития. В 1960— 1966 гг. при росте совокупного объема мирового промышленного и сельскохозяйственного производства в 3.3 раза международная торговля промышленными и сельскохозяйственными товарами увеличилась в 6.3 раза[21], оказав на его динамику ощутимое стимулирующее воздействие через расширение рынков сбыта, доступа к более эффективным технологиям и передовому опыту, а также общего экономического эффекта от специализации и кооперации. Динамизирующая роль МРТ проступает еще более выпукло, если к международному обмену товарами присовокупить торговлю услугами. Так, в 1950-1995 гг. мировой экспорт товаров и нефакторных услуг возрос в 15.2 раза, почти втрое превысив прирост совокупного ВВП всех стран, в свою очередь увеличившегося в 5.4 раза[22]. В итоге в 1960-1994 гг. так называемая экспортная квота мира, по оценке С. Отсубо, возросла в 2.2 раза и достигла 23% ВВП[23].
Другое дело, что более чем двукратное увеличение экспортной квоты Мексики, например, практически не отразилось ни на уровне капиталообразования, ни на темпах ее экономического роста. Но при тяжком бремени ранее накопленного долга и глубочайшем финансовом кризисе, поразившем эту страну в начале 90-х годов, иначе, наверное, и не могло быть. В общем, нынешняя активизация участия развивающихся стран в МРТ, как правило, не сопровождалась радикальным ускорением экономического роста, хотя бы отдаленно напоминающим то, которое наблюдалось в своем время в НИС. Тем не менее эту активизацию, по-видимому, можно считать началом реального перехода к более открытой модели индустриализации, ориентированной на всемерное использование возможностей международной экономической кооперации.
Благодаря усилиям по облагораживанию экспорта, предпринятым в последние десятилетия, общее число стран, сумевших подключиться или расширить свое участие в международном промышленном разделении труда, существенно возросло. В 1970-1995 гг. долю промышленных изделий в экспорте удалось повысить 74 из 80 развивающихся стран, по которым мы располагаем данными[24]. Однако ощутимых результатов на этом поприще добились пока очень немногие. И не только из-за запоздалого осознания необходимости такого подключения и низкой конкурентоспособности промышленных структур, созданных при реализации импортозамещающей модели индустриализации. И не только из-за обострения конкуренции после появления на мировых рынках промышленных изделий множества новых производителей. Достижению таких результатов мешало также противодействие новому курсу со стороны влиятельных социально-политических сил, интересам которых этот курс противоречит. Успех сопутствовал только тем странам, где, несмотря на подчас серьезные коллизии, сопротивление таких сил было все-таки сломлено.
Среди преуспевших в этом деле лидирующие. позиции занимают, как и следовало ожидать, пионеры внешнеориентированной индустриализации. Затем идут Индонезия, Малайзия и Таиланд, образующие по этой классификации второе поколение НИС, и присоединившийся к ним Китай. Чтобы лучше представить их достижения и трудности остальных стран, сопоставим динамику доли НИС в совокупном товарном экспорте мира с аналогичными показателями по развивающемуся миру в целом, а также по Индии, Бразилии, Мексике и Аргентине, которые долгое время исповедовали идею промышленного самообеспечения. Для большей наглядности эти доли рассчитаны не только по всему экспорту, но и по экспорту промышленной продукции, в частности ее маши-нотехнического компонента (см. таблицу).
Изменения в позициях развивающихся стран на мировом рынке, демонстрируя зависимость динамики экспорта от стратегии индустриализации, являются еще одним убедительным подтверждением стимулирующей роли ее ориентированного на МРТ варианта. Так, в 50-е годы, в период повального импортозамещения, совокупная доля развивающихся стран в мировом товарном экспорте сократилась более чем на 1/4. Одним из немногих исключений, как ни странно, был тогда Китай (прежде всего, по-видимому, благодаря бурному развитию торгово-экономического сотрудничества с СССР). В следующем десятилетии, когда эта доля сократилась еще на 1/5, таким исключением стала дальневосточная четверка стран, приступивших к диверсификации и облагораживанию экспорта на основе наращивания его промышленного компонента фактически еще до завершения первой фазы импортозамещения (позднее азиатская четверка была наречена первым поколением НИС).
Однако уже в 70-е годы, ознаменовавшиеся энергетическим кризисом, в этой неблагоприятной для развивающегося мира тенденции наметился очевидный перелом. Но не вследствие вздутых цен на нефть (представлявшую важнейшую статью их экспорта) — ведь относительные цены уже в середине 80-х годов вернулись в нормальное русло.
Доля развивающихся стран в мировом товарном экспорте (%)
1950 г.
1960 г.
1970 г.
1990 г.
1996 г.
Все товары
Развивающиеся страны
33.00
23.90
18.90
23.70
28.66
Дальневосточная четверка1
2.83
1.71
2.13
7.65
10.49
Тройка из АСЕАН2
3.40
2.06
1.18
2.24
3.50
КНР
0.89
1.98
. 0.73
1.78
2.88
Индия
1.85
■ 1.03
. 0.64
0.52
0.63
Бразилия
2.19
0.97
0.87
0.91
0.91
Мексика
0.80
0.58
0.44
1.17
1.82
Аргентина
1.90
0.83
0.59
0.37
0.45
Промышленные изделия
Развивающиеся страны
15.56
20.92
21.39
Дальневосточная четверка1
2.16
Y85
8.24
Тройка из АСЕАН2
0.11
1.65
3.28
КНР
0.583
1.85
3.39
Индия
0.55
0.52
0.644
Бразилия
0.19
0.68 •
0.67
Мексика
0.20
1.06
1.98
Аргентина
0.001
0.15
0.19
Машины и оборудование -
Развивающиеся страны
2.09
13.57
20.58
Дальневосточная четверка1
0.79
6.34
9.17
Тройка из АСЕАН2
0.03
1.32
3.49
КНР
-
0.0043
0.89
1.78
Индия
0.10
0.11
0.134
Бразилия
0.11
0.48
0.48
Мексика
0.14
1.33
2.184
Аргентина
0.001
0.06
0.13
Гонконг, Республика Корея, Сингапур, Тайвань. Индонезия, Малайзия, Таиланд.3 1975 г. 4 1995 г.
Подсчитанопо: «Handbook of International Trade and Development Statistics», 1988, 1991, 1994 and 1995; «International Financial Statistics Yearbook», 1987 and 1997; «WTO Annual Report», 1997.
Реальная основа для такого перелома была заложена мощным рывком в развитии промышленного экспорта, который всего за 10 лет возрос в стоимостном выражении в 9.9 раза и в 1980 г. дал 48.4% выручки от экспорта за вычетом нефти (против 37.8% в 1970 г.), при том, что доля нефти почти удвоилась (с 31.2 до 59.7%). Более половины этого прироста пришлось на первую четверку НИС[25]. Но тогда же имел место один из упомянутых выше всплесков в промышленном экспорте Бразилии и многократно возрос вывоз промышленных изделий из Малайзии и Таиланда, положив начало становлению следующего поколения НИС, к которым позднее примкнули Индонезия и Китай. Спустя еще десять лет, доля промышленных изделий в совокупном экспорте развивающихся стран повысилась до 54.3%, а в 1994 г. перевалила за 2/3.
В общем сопутствовавшее энергетическому кризису резкое вздорожание нефти, вызвавшее серьезные перебои в экономике развивающихся стран, нуждающихся в ее импорте, подтолкнуло реформы, нацеленные на повышение эффективности местной промышленности и ее интеграцию в мировое хозяйство. Для большинства же нефте-экспортирующих стран — огромные, по сути дела, дармовые доходы, напротив, обернулись ослаблением стимулов к экономическим преобразованиям. (С появлением таких доходов не в последнюю очередь связана и пагубная затяжка реформ в Советском Союзе.) Помимо НИС наиболее значимой по объему и качеству оказалась внешнеторговая экспансия Мексики, увеличившая ее долю в мировом экспорте в 2.3 раза в сравнении с исходным 1950 г. Достижения же большинства других столпов стратегии импортозамещения значительно скромнее: в 1996 г. доля Бразилии в 2.5 раза уступала показателю исходного 1950 г., Аргентины — в 4, а Индии- в 3 раза. Удастся ли им и другим странам наверстать упущенное и каковы реальные масштабы этих упущений — покажет время. Ясно одно — рассчитывать на чей-то добровольный уход с ранее завоеванных позиций на рынке не приходится.
А пока суд да дело, несмотря на изменения в отношении основной массы развивающихся стран к МРТ и предпринятые ими усилия по развитию экспортного сектора, доля ранее выделенной нами восьмерки НИС в мировом экспорте товаров продолжает расти. Растет ее доля и в экспорте развивающегося мира. Учитывая девальвацию национальных валют большинства НИС, вызванную финансовым кризисом, а также ранее наработанные ими мирохозяйственные связи, изменить сложившуюся ситуацию совсем непросто. Поэтому в обозримой перспективе другие развивающиеся страны, если и смогут упрочить свои позиции на мировом рынке, то скорее всего за счет индустриально развитых и(или) постсоциалистических государств. В такой ситуации положение наименее развитых стран с большой долей вероятности может стать абсолютно безнадежным.
Итак, передислокация мировых производительных сил, обусловленная индустриализацией развивающихся стран, создала новые возможности, проблемы и вызовы. С одной стороны, в связи с образованием новых емких и динамичных рынков, рассчитанных на импорт и экспорт широкого ассортимента промышленных товаров и услуг как потребительского, так и производственного спроса, и появлением дополнительных разработчиков современных технологий, способных по ряду направлений конкурировать с их традиционными поставщиками, расширилось поле для маневра чуть ли не во всех сферах международного экономического взаимодействия. С другой стороны, утверждение во многих сегментах и нишах мирового рынка новых сильных игроков осложняет положение ранее обосновавшихся там старожилов и затрудняет проникновение аутсайдеров.
Вместе с тем индустриализация развивающихся стран показывает, что сколько-нибудь быстрое преодоление технологической и социально-экономической отсталости требует активного участия в МРТ, нацеленного на освоение наиболее динамичных и перспективных его сегментов. Исключением являются лишь некоторые малые и карликовые по численности населения государства, обладающие уникальными запасами ископаемого, прежде всего энергетического сырья и (или) расположенные в ключевых с геополитической и геоэкономической точек зрения районах планеты. Важнейшим компонентом участия в МРТ выступает экспорт промышленных изделий нарастающей технической сложности. В связи со становлением в основных центрах мирового хозяйства постиндустриального способа производства растет также значение торговли научно-техническими и другими, главным образом, нетрадиционными услугами с высокой эластичностью спроса (по доходу). Особо ощутимое влияние на интеграцию развивающихся стран в мировую экономику оказывает национальное государство. Ибо общую направленность и динамику их трансформации, как явствует из более чем полувекового опыта этих стран, в решающей степени определяли устанавливаемые государством порядки и проводимая им экономическая политика. Чем больше и то, и другое сообразовалось с глобальными тенденциями развития, а также с реальными возможностями и потребностями самих развивающихся экономик, тем более весомым было и их продвижение по пути модернизации.
РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ
Наверное, на таких общих, казалось бы самоочевидных вещах можно было бы и не заострять внимания. Если бы российские власти должным образом учитывали состояние и тенденции мировой экономики, принимали во внимание специфику своей страны и извлекали необходимые уроки из всемирной и отечественной истории. И если бы не столь удручающими были итоги почти четырнадцати лет нынешних общественных преобразований. Ведь горбачевская перестройка завершилась развалом Советского Союза, экономическим спадом, появлением солидного внешнего долга, тотальным бюджетным дефицитом, ничем не компенсированным подрывом прежних и без того далеких от совершенства правовых устоев общества. А за семь лет ельцинских реформ чуть ли не вдвое сократился валовой внутренний продукт (ВВП) страны и на 3/5 — промышленное производство при еще более глубоком свертывании его высокотехнологичных составляющих, а также отраслей, обслуживающих потребительский рынок. Приблизился к опасной черте объем внешнего долга. Более чем в полтора раза снизился в среднем жизненный уровень россиян при вызывающем их расслоении на очень богатых и очень бедных. Ухудшилась демографическая ситуация. Идет интенсивное разрушение интеллектуального и научно-технического потенциала страны. Налицо парадоксальная бартеризация, способствующая натурализации хозяйства. Ощутимо ослаблены правовые и экономические скрепы общества. Под угрозой оказалась теперь уже государственность самой России.
Дело, разумеется, не только в пренебрежительном отношении к историческому опыту и реальной действительности. Нельзя сбрасывать со счетов необычайную тугоплавкость самого трансформируемого материала и обусловленных ею уникальных трудностей, с которыми испокон веков сталкивались реформы в России, а также тяжелых наслоений большевистского тоталитаризма, наложившего глубокий отпечаток на жизнь, по меньшей мере, трех поколений. Это, наряду со всепоглощающим государством, в основе которого лежал монолит власти и собственности, и практически полное отсутствие навыков рыночного хозяйствования, и редкая идеологизация сознания, мешающая адекватному восприятию реальной действительности, и весьма своеобразное представление о социальной справедливости, и укоренившаяся привычка к государственному патернализму, и неразвитость правосознания, демократических традиций и политической культуры, и низкая культура труда, и, наконец, крайне утяжеленная и разбалансированная структура экономики.
Одна ее часть была представлена находившимся в привилегированном положении, непомерно раздутым ВПК, вобравшим в себя чуть ли не все современные технологии, а также лучшие кадры, и подверстанными под его нужды так называемыми базовыми отраслями промышленности. Другую часть экономики, обслуживающую сферу потребления, составляли деградирующее сельское хозяйство, хиреющая гражданская промышленность, оснащенная в основном морально и физически устаревшим оборудованием и широко использовавшая ручной труд, и допотопная в техническом отношении сфера услуг. К этому необходимо добавить гигантоманию, господство монопольных структур в сферах производства и распределения, иррациональное размещение производительных сил, чрезмерную жесткость меж- и внутриотраслевых связей, искаженную систему цен и экономических критериев. Но даже принимая во внимание все это, трудно избавиться от мысли, что цена, уплаченная Россией за жизненно необходимые рыночные реформы, неоправданно высока. Особенно, если учесть, что плата эта еще далека от завершения.
Из-за поразительного по глубине экономического, социального и научно-технического обвала, в отечественной публицистике и научной литературе нередко высказываются опасения относительно возможного оттеснения России на периферию и превращения ее в страну Третьего мира. И хотя продолжающаяся деградация вызывает серьезную тревогу, такая постановка вопроса представляется не корректной. В ее основе — десятилетиями внедрявшийся в наше сознание миф о беспримерных достижениях советской экономики, которые якобы вывели ее на второе место в мире и подготовили почву для продвижения на самую верхнюю ступеньку.
Второе место в первые послевоенные десятилетия возможно и было. Но не по уровню развития, а по общему объему производства, до и то скорее всего лишь по сомнительным данным официальной советской статистики. А это, как известно, далеко не одно и то же. Ибо объем ВВП зависит не только, а нередко и не столько от эффективности производства, сколько от массы используемых производственных ресурсов и от численности населения, образующей исходную базу потребительного потенциала общества. В то же время на мировом рынке Советский Союз во все времена выступал прежде всего как поставщик природного сырья и продукции его первого передела, на долю которых приходилось более половины совокупного экспорта.
В результате беспрецедентного для мирного времени экономического спада в 1990-1995 гг., Россия в ее нынешних границах по объему ВВП и промышленного производства скатилась с 3 на 13 и с 4 на 10 место, а по такому интегральному показателю как ВВП в расчете на душу населения, которым принято определять общий уровень развития, — с 52 на 76 место, пропустив вперед не только многие из динамично развивавшихся стран периферии, но и переживших далеко не лучшие времена Бразилию, Колумбию, Эквадор, Уругвай, Коста-Рику, Алжир, Сирию.
Однако, по этому важнейшему критерию социально-экономического прогресса Советский Союз никогда не выбивался из пятого десятка. Его сближение по уровню развития с наиболее продвинутыми странами мира прекратилось еще в 60-е годы, когда по завершении послевоенного восстановления мобилизационные, командно-разверсточные методы хозяйствования начали давать серьезные сбои. Успехи же в развитии ядерной энергетики и освоении космоса, вызывающие у нас законную гордость, во многом явились все-таки побочным продуктом безумной гонки вооружений, которая способствовала поддержанию иллюзии относительно принадлежности советской экономики к высокоразвитым и в конечном счете высосала из нее чуть ли не все соки. Несколько позднее, как известно, прорыв к производству ядерных и космических вооружений совершил Китай, а совсем недавно в число ядерных стран вошли Индия и Пакистан, еще раз продемонстрировав возможности больших слаборазвитых экономик в овладении передовыми рубежами НТП на отдельных его участках и направлениях.
Не менее, если не более существенным основанием для отнесения советской экономики к группе развивающихся, представляется заблокированность рыночных частнокапиталистических форм и методов хозяйствования, без которых, как свидетельствует исторический опыт, невозможно вырваться из тисков экономической и социальной отсталости. То же, как ни странно на первый взгляд, относится по существу и к нынешней России. Ибо попытки решить эту ключевую проблему развития, предпринятые после распада Союза, пока не принесли должных результатов. Не принесли прежде всего потому, что начатые
реформы не были подкреплены необходимыми институционными преобразованиями и наведением правового порядка. Несмотря на масштабное разгосударствление, так и не создан класс эффективных частных собственников, не обеспечена надлежащая защита права собственности, не устранены барьеры, блокирующие конкуренцию.
Помимо огромных объективных трудностей это связано с полной несостоятельностью представлений о том, что и как следовало сделать для становления полнокровной рыночной экономики, и, в частности, с иллюзорностью надежд на то, что такие проблемы можно решить исключительно силами рынка. При том, что многие из них без государства не решаемы в принципе и уж тем более на низких ступенях экономического развития. А те, что поддаются такому решению, нуждаются в нормально функционирующем рынке, отладка которого также входит в круг важнейших обязанностей государства. Так что отказ от выполнения этих обязанностей, чем бы его ни мотивировали, не подлежит никакому оправданию.
После либерализации цен и внешней торговли экономические функции государства были в основном сведены к подавлению инфляции, причем только монетарными средствами. В их число вошли такие, с позволения сказать, меры, как не поддающиеся никаким оправданиям задержки в оплате труда бюджетников и выполненных заказов государства. При этом основанная на ГКО система заимствований, призванная обеспечить неинфляционное финансирование текущих нужд бюджета, на деле оказалась гигантской финансовой пирамидой, которая к тому же блокировала приток необходимых средств в хиреющий реальный сектор.
Масштаб допущенных промахов и связанных с ними потерь особенно поражает, если принять во внимание некоторые культурные традиции, высокий уровень образования и науки, а также сравнительно развитую систему здравоохранения и социального обеспечения, которые достались нынешней России в наследство от прошлого. Несмотря на все разрушения и огромные утраты последних лет это пока еще заметно отличает ее от типичной развивающейся страны и несомненно может облегчить борьбу за становление современной экономики и современного общества. Однако, чтобы реализовать такую возможность, требуется существенно скорректировать подходы к проблеме развития.
КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ ДЛЯ РОССИИ
Вместо дискредитировавшей себя односторонней ставки на рыночные силы необходимо укреплять и — главное — неустанно совершенствовать то, что еще осталось от государства, добиваясь от него реальной заботы о реальной экономике и реальном гражданском обществе. В противном случае придется забыть о реформах и похоронить мечты о достойной жизни, во всяком случае в обозримой перспективе.
Речь не о привычных, но по сути дела изживших себя формах и методах хозяйствования. Их восстановление едва ли возможно, а стремление к этому просто опасно, так как при его реализации можно легко затоптать еще не окрепшие ростки нормальной рыночной экономики. Словом, нужно не возрождать прежние, а творчески осваивать новые, более сложные, но и более продуктивные способы хозяйствования. Такого хозяйствования, которое сообразуется не с произвольными решениями, а с нуждами и возможностями рынка и ориентировано не на обуздание рыночной стихии, а на всемерное использование ее созидательных потенций. Речь, стало быть, не об отказе государства от управления процессом развития, а о принципиальных изменениях в выборе целей и путей их достижения.
Это диктуется не только необходимостью извлечь позитивный субстрат из рыночной стихии, но и набирающей силу глобализацией хозяйственной жизни, которая далеко не всегда и не во всем совпадает с интересами каждой отдельно взятой страны, особенно развивающейся (поскольку рынок по определению льет воду на мельницу сильного). Избежать или хотя бы как-то ослабить негативные последствия такого хода событий можно лишь, опираясь на силу государства и, в частности, на его содействие в перестройке ущербных структур и отношений средствами налоговой, финансовой и социальной политики с целью их адаптации к требованиям жизни.
Глобализация, вопреки широко распространенному мнению, едва ли сужает сферу деятельности национального государства. Думается, что суть происходящих в этой связи перемен состоит скорее в усложнении проблем, стоящих перед государством, что повышает уровень предъявляемых к нему требований и цену его ошибок. Поэтому главное не в том, чтобы государства было меньше, на чем настаивают некоторые наши доморощенные либералы, а в том, чтобы возросла его эффективность. Тогда можно было бы сократить и расходы, связанные с его деятельностью. Трудность достижения этой цели состоит, помимо прочего, в том, что глобализация по ряду параметров ограничивает возможности маневра и соответственно увеличивает степень риска. В таких условиях политические решения по регулированию экономических и социальных процессов приходится особо тщательно взвешивать, учитывая не только общую направленность, но и различные варианты развития, и не допуская отклонений от основополагающих принципов рыночного хозяйствования.
При всех различиях, обусловленных спецификой каждой отдельно взятой развивающейся и переходной экономики, в основе их системной трансформации лежат идеи либерализма. Такова логика общественного прогресса, нацеленная на высвобождение творческой энергии масс. Но в реальной жизни либерализация не может быть абсолютной. Ибо в этом случае она ведет не к вожделенной демократии, которая подразумевает определенный порядок, покоящийся на системе сдержек и противовесов и обусловленных законом и правом, а к вседозволенности и хаосу. Убедительным свидетельством этого как раз и служит опыт российских реформ.
Нескончаемый спор ортодоксальных либералов и государственников о том, должно ли государство вмешиваться в экономику, является, в сущности, беспредметным. Ибо практически все решения государства, затрагивающие экономическую и социальную сферы, — будь то налоги, тарифы, дотации, валютный курс, процентная ставка по кредитам, бюджет или политика в вопросах образования и подготовка кадров, науки, здравоохранения, социального обеспечения и т.п., равно как и отсутствие таковых — оказывают влияние на ход экономического развития. Проблема, стало быть, не в том, вмешиваться или нет, а в целях, инструментах и последствиях государственного вмешательства. Одно дело, когда такое вмешательство сообразуется с реальными потребностями и возможностями данной конкретной экономики и тенденциями развития мирового рынка, и совсем другое, когда все это игнорируется или недоучитывается.
В общем становление рыночной экономики все зависимости от того, с какой стартовой площадки оно начинается, требует вовсе не устранения государства из хозяйственной жизни, а принципиального изменения функций, осуществляемых им в этой сфере. На смену всеобъемлющему контролю над производством и распределением приходит косвенное их регулирование. Ключевое значение приобретают меры, способные создать экономическую и социальную инфраструктуру, сформировать институциональные основы частного предпринимательства и конкурентного рыночного хозяйства, а также направить частную инициативу в сферы, стратегически важные для экономического развития.
При сложившихся на данном этапе (в сентябре 1998 г.) обстоятельствах первоочередная задача состоит в том, чтобы:
— минимизировать цену выхода из глубочайшего финансово-экономического кризиса, в котором оказалась страна из-за просчетов и ошибок государственной власти, в немалой части обусловленных ее структурными изъянами и слепой приверженностью идеям безудержного либерализма;
— блокировать бесперспективные реставрационные намерения;
— создать условия для перехода к самоподдерживающемуся экономическому росту.
Учитывая наличие ряда антикризисных программ, содержащих разумные конкретные предложения, и потребность в их безотлагательной реализации, ограничусь обозначением проблем, которые, на мой взгляд, имеют ключевое значение для решения этой стратегической задачи и требуют совместной напряженной работы всех ветвей власти.
К таким проблемам относятся: укрепление законности и порядка, обеспечивающих реальное равенство прав и ответственность всех граждан и субъектов рынка перед законом; ликвидация немотивированных льгот; упорядочение налогов и существенное ослабление налогового пресса; снижение экономической преступности; разумная экономия государственных средств и переход к бездефицитному бюджету; обеспечение стабильного и реального обменного курса рубля, не превышающего уровня рыночного равновесия; неуклонное выполнение государством всех своих обязательств и постепенная ликвидация долгов перед бюджетниками и предприятиями — исполнителями его заказов, не позволяя при этом раскрутиться маховику инфляции;, формирование действенной платежно-расчетной системы и искоренение бартера; децентрализация (истинная федерализация) системы государственного управления и укрепление дисциплины в выполнении принятых решений; активная поддержка здравоохранения, образования, науки (особенно в части, определяющей возможности экономического прогресса); усиление антимонопольной деятельности государства и других мер, способствующих развитию рыночной конкуренции; повышение культуры труда и воспитание деловой этики; отладка такого регулирования естественных монополий, которое позволяло бы совмещать интересы представляемых ими отраслей экономики с интересами государства; максимальное упрощение правил организации бизнеса и поддержка его малых форм прежде всего в научно-технической и венчурной сферах; отказ от порочной практики решения всех проблем за счет безответного потребителя, памятуя, помимо прочего, о том, что для экономического роста нужны не только капиталовложения, но и рынок сбыта; создание стабильных и выгодных условий для долгосрочных инвестиций в реальный сектор экономики и в целом восстановление доверия к власти.
Одновременно с реализацией мер по выходу из финансово-экономического кризиса целесообразно, не дожидаясь его завершения, разработать долгосрочную стратегию развития, рассчитанную по меньшей мере на 10—15 лет, или хотя бы осмыслить ее концепцию. Такая работа полезна не только для того, чтобы во всеоружии встретить послекризисный период. Ее целесообразность обусловлена также необходимостью определенной стыковки процессов стабилизации и структурной адаптации. Ведь от типа стабилизации во многом зависят условия, при которых принимаются долгосрочные решения, и стартовая площадка для их осуществления. Кстати, в такой связке стабилизационные меры обычно и осуществляются как в развивающихся, так и в переходных экономиках. Концентрация усилий на финансовой стабилизации при явной запущенности структурных преобразований представляет одну из особенностей российских реформ, истоки которой, по-видимому, следует искать в той же установке на безудержную либерализацию. Наконец, хорошо продуманная стратегия развития, в должной мере учитывающая текущие и долгосрочные интересы страны, могла бы облегчить координацию текущих экономических решений и в то же время стать объектом согласия между основными политическими силами российского общества, расчищающим путь к их конструктивному сотрудничеству.
Учитывая опыт наиболее преуспевших и преуспевающих развивающихся стран, глобальные тенденции развития, а также научно-технические заделы и возможности России, основным ориентиром и ключевым элементом такой стратегии представляется выход на передовые рубежи НТП и создание высококонкурентной социально-ориентированной рыночной экономики, а важнейшим рычагом воплощения этого замысла в жизнь — углубленная интеграция в мировую экономику. Кстати, идея превращения России в промышленную и научно-техническую мастерскую мира, обретения на этой основе уважения и действительно равного партнерства с ведущими экономическими державами мира вполне достойна того, чтобы быть выдвинутой в качестве важнейшей национальной задачи, и, наверное, она нашла бы широкую общественную поддержку. Тем более, что такая концепция экономического возрождения открывает возможности для масштабного и плодотворного сотрудничества со всеми группами стран, в том числе и с бывшими союзными республиками, образующими ныне новое зарубежье.
К тому же в нынешней ситуации стратегия внешнеориентированного развития как бы сама стучится в дверь. Глубокий финансовый кризис, обернувшийся для основной массы населения настоящей трагедией, попутно вскрыл злокачественную опухоль в экономическом организме страны, которая возникла из-за грубых ошибок, допущенных в процессе реформирования, и тем самым создал шанс для решения ряда наболевших проблем. В связи с девальвацией рубля произошли радикальные изменения в структуре российского рынка и условиях достижения необходимого экономического равновесия. В результате многое из того, что является неизбежным злом, может быть использовано и во благо. Резко просевший рубль, существенно повысив общий уровень цен, одновременно сформировал солидный протекционистский навес над общественным производством и высвободил дотоле сильно придушенные стимулы к экспорту, которые при разумной налоговой и таможенной политике могут, наконец, сдвинуть с места давно назревшую его диверсификацию и целенаправленное облагораживание. И упустить такой шанс, очевидно, было бы непростительной ошибкой[26].
Как явствует из опыта НИС, курс на всемерную интеграцию в МРТ при надлежащей его реализации, расширяя рынок сбыта и доступ к передовым технологиям, мог бы активизировать инвестиции и повысить их отдачу, увеличить инвалютные доходы и облегчить решение проблемы огромного внешнего долга. Он мог бы также способствовать росту и консолидации внутреннего рынка, приумножению бюджетных доходов, финансовой стабилизации и, в конечном счете, переходу к самоподдерживающемуся и динамичному экономическому росту. Вместе с тем реализация такой стратегии помогла бы, если не устранить, то хотя бы ощутимо сгладить обострившееся из-за резкого увеличения импорта противоречие между тягой к высоким стандартам потребления и низкими доходами основной массы населения, которые напрямую связаны с неконкурентоспособностью отечественной экономики.
Одним из условий успеха в достижении всех этих целей является отказ от догм и стереотипов, порожденных советской системой хозяйствования и буквально впитанных несколькими поколениями россиян с молоком матери. В их числе слепая вера в предпочтительность гигантских промышленных структур, пресловутая приоритетность производства средств производства и миф о безусловном превосходстве крупного производства над мелким, пренебрежение вопросами экономичности и качества выпускаемой продукции, непонимание того, что зарабатывать можно и нужно не с помощью высоких цен, а наращивая объемы производства и реализации, легкомысленное отношение к выполнению деловых договоренностей и контрактов, надежда на безусловную поддержку и помощь государства.
При общем сходстве целей и средств их достижения российский вариант интеграции в МРТ не может не отличаться большим своеобразием. Наряду с огромной спецификой постсоветской экономики это своеобразие обусловлено существенными изменениями в размещении мировых производительных сил, в структуре и направлениях международной торговли, инвестиционных потоков и производственной кооперации, которые произошли под воздействием НТП в последние десятилетия. И России практически уже нельзя рассчитывать на сколько-нибудь масштабный экспорт тех же текстильных и кожевенно-обувных изделий, послуживший неплохой стартовой площадкой для интеграции в мировую экономику всех поколений НИС. Нельзя как из-за переполненности этих рыночных ниш, так и вследствие сравнительной (с развивающимися странами) дороговизны рабочей силы. Хотя возможности для наращивания такого экспорта безусловно есть, скажем, при возрождении льноводства и животноводства. И ими, как и рядом других, пусть и не самых перспективных, направлений внешнеторговой экспансии нужно воспользоваться. Ибо в принципе можно торговать любой продукцией, лишь бы только ее экспорт был доходным. Большинство стран сплошь и рядом из этого и исходит, тем самым расширяя и укрепляя общую базу своего участия в МРТ. Так, в период становления Южной Кореи в качестве экспортера промышленных изделий заметное место среди них занимали парики, шиньоны и театральный реквизит, что, помнится, вызывало у многих лишь снисходительную улыбку. Китай в свое время неплохо заработал на экспорте пуховых курток, а США до сих пор остаются крупным экспортером табачных изделий.
Мировой опыт показывает, что надежность мирохозяйственных связей, создаваемых подключением к МРТ, как и их экономическая отдача, не в последнюю очередь зависит от того, насколько обоснованно, своевременно и умело пионерные экспортные производства подкрепляются развитием смежных, технологически сопряженных с ними отраслей экономики. Запаздывание в этом деле обычно оборачивается потерей потенциальных экономических выгод и осложняет их последующее приобретение. Однако трудно избежать потерь и при упреждающем развитии поддерживающих производств. Да и создание таких производств далеко не всегда целесообразно. Ведь на нынешнем этапе НТП международная кооперация развивается не только и даже не сколько на межотраслевой, сколько на внутриотраслевой основе. Возрождение российской экономики, тем более если принять во внимание беспрецедентный моральный и физический износ основных фондов, наверное, следует начинать с реконструкции той ее части, которая ориентирована на внутренний рынок. Причем в первую очередь осуществить модернизацию отраслей, работающих на сферу потребления, как это обычно происходило при «нормальной» индустриализации, презрительно названной ревнителями форсированной промышленной революции советского типа «ситцевой». Практически это единственный путь к созданию здоровой, сбалансированной экономики, покоящейся на едином технологическом фундаменте.
Однако из этого вовсе не следует, что на какое-то время можно оставить без внимания развитие экспортного сектора. Поскольку преобладающую часть необходимых средств производства, во всяком случае на первых порах, можно найти только на мировом рынке, оплатив их доходами от экспорта. Тем более если ориентироваться на новейшие технологии — а любой другой курс чреват консервацией отсталости, хотя и не столь вопиющей, как ныне. Очевидно, что весомую долю требуемых для модернизации научно-технических ресурсов можно было бы получить, проведя конверсию ВПК. Но для этого требуются время и средства. Между тем лимит отпущенного России времени, похоже, давно уже на исходе, а недостающие средства еще нужно заработать. При таких обстоятельствах основная нагрузка по обеспечению средств для экономической модернизации объективно падает поначалу на традиционный экспорт.
Отсюда ряд задач, которые в общем и целом сводятся к его поддержке и созданию механизмов, обеспечивающих переток «излишка» доходов от традиционного экспорта в другие, более перспективные сферы экономики, в том числе и ориентированные на внешний рынок. Магистральный путь к повышению доходов от экспорта сырья проходит, как известно через расширение и углубление его переработки. Однако для этого необходимы огромные инвестиции, а в нефтегазовом комплексе — еще и вертикально интегрированные корпорации, имеющие выход на рынок конечной продукции. Ибо подавляющая часть прибыли от нефтепереработки, например, обычно реализуется «на бензоколонке», то есть в розничной торговле. Учитывая это обстоятельство, поначалу целесообразно, по-видимому, сосредоточить внимание на технологическом перевооружении нефте- и газодобычи, с тем чтобы повысить и эффективность и полнее использовать уже разведанные запасы, а также на формировании взаимовыгодных альянсов с зарубежными ТНК, контролирующими рынки нефтепродуктов, и на расширении трубопроводной сети. Причем решение последней задачи можно увязать с необходимой модернизацией металлургического комплекса.
Самого пристального внимания несомненно заслуживает наращивание экспорта вооружений и военной техники, тем более что он напрямую связан с поддержанием обороноспособности страны. Не следует забывать, однако, что рынок такой продукции сравнительно узок и его доля в международном товарообороте сокращается. К тому же торговля военной техникой сильно зависит от состояния государственных бюджетов стран-покупателей, очень политизирована и более других подвержена разным манипуляциям, а потому требует особой осмотрительности. Так что расчет на существенное и быстрое увеличение оружейного экспорта едва ли оправдан. Наращивание необходимого для этого производства во избежание потерь целесообразно осуществлять лишь при наличии заключенных контрактов, предусматривающих, помимо прочего, компенсацию убытков в случае отказа покупателя от приобретения оговоренной ими продукции.
Учитывая природные богатства России, безусловно есть еще немалые возможности для расширения сырьевого экспорта. Тем не менее, главные резервы упрочения наших позиций на мировом рынке и увеличения валютных доходов, остро необходимых для проведения экономической модернизации и погашения внешнего долга, кроются в диверсификации и облагораживании экспорта посредством всемерного наращивания его промышленного и сервисного компонентов, особенно высокотехнологичных. Что же касается высказываемых порой опасений, чтостепень включенности России в МРТ и без того вроде бы весьма значительна[27], то такие опасения совершенно безосновательны. Ведь ее нынешний уровень сложился в период глубокого экономического спада и потому не может служить ориентиром. Он, в сущности, обусловлен не успехами в развитии экспорта, а беспримерным свертыванием производства, обслуживающего внутренний рынок, в результате чего собственно и увеличилась та его доля, которая реализуется на мировом рынке. Да и как можно заранее определить некую «норму» участия в МРТ. Она зависит от множества факторов и в каждой стране на разных этапах развития может существенно варьироваться. Кто бы всего каких-то двадцать лет назад мог подумать, что экспортная квота громадного Китая, обладающего уникальным собственным рыночным потенциалом, перевалит за 20%, авнешняя торговля станет одним из локомотивов экономического роста этой страны?[28]
В связи с практически не уменьшающейся долей сырья, а также продукции первичного и вторичного его передела в российском экспорте широкое распространение получило мнение, что в стране просто нет конкурентоспособной промышленности. Но это все же не совсем так. Другое дело, что ее экспортный потенциал до сих пор явно недовостребован. Вполне конкурентоспособны, очевидно, аэрокосмическая промышленность и атомная энергетика. В число конкурентоспособных, похоже, входит и авиастроение, хотя двигатели, которыми оснащена гражданская авиация, и внутренняя отделка отечественных пассажирских самолетов не отвечают мировым стандартам. Но этот изъян можно устранить на основе международной кооперации. К конкурентоспособным, по-видимому, также относятся гидроэлектроэнергетика и ряд других видов промышленного производства из числа тех, которые в свое время налаживались в развивающихся странах при экономическом и техническом содействии СССР.
Значительные еще практически не затронутые резервы облагораживания и диверсификации российского экспорта кроются в развитии международной промышленной кооперации на внутриотраслевой основе, роль которой неуклонно растет. Речь идет об экспортном производстве, на базе субконтрактов, различных узлов и комплектующих для продукции, выпускаемой зарубежными фирмами. Примечательно, что, по оценкам зарубежных специалистов (правда более чем двухлетней давности), воспроизведенным в одном из последних докладов Экспертного института Российского союза промышленников и предпринимателей, отечественный ВПК мог бы взять на себя чуть ли не 80% общего объема субконтрактных поставок предприятиям стран Европейского союза[29]. Однако завоевание этого (как, впрочем, и любого другого) сегмента мирового рынка промышленных товаров требует больших усилий и возможно только при неукоснительном соблюдении сроков поставок и овладении современными системами управления и контроля над качеством.
Чтобы облегчить поиск и освоение ниш на этом рынке, необходимо тщательно проинвентаризировать наличный промышленный и технологический потенциал, а также имеющиеся научно-технические заделы, радикально улучшить ин-
формационное обеспечение этого процесса, наладить систему подготовки и переподготовки соответствующих кадров всех уровней, обратив особое внимание на экономическую сторону дела. Для этого помимо конкретных маркетинговых исследований требуется углубленный анализ мировой экономики и основных тенденций развития МРТ. Нужно безотлагательно организовать международную сертификацию качества потенциальной экспортной продукции, завершить работу по созданию Российской международной биржи субконтрактов, которая ведется по программе ТАСИС Европейского союза, и других недостающих компонентов рыночной инфраструктуры.
Решающую роль в реализации всех этих мер, включая их финансовое обеспечение, очевидно, должно взять на себя государство. От него же прежде всего зависит и формирование привлекательного инвестиционного климата, способного вывести отечественную обрабатывающую индустрию из ее нынешнего коматозного состояния. Для этого наряду с реальным обменным курсом рубля нужна жесткая, но разумная налоговая и таможенная политика, направленная на стимулирование и регулирование экономического роста, которая только и может обеспечить пополнение доходной части государственного бюджета.
Важным направлением приумножения и облагораживания экспортных ресурсов России, особенно в более отдаленной перспективе, при надлежащей организации этого дела может стать также промышленность, которая будет модернизироваться и развиваться в целях импортозамещения. Ведь исходная база для потрясающей воображение экспортной экспансии НИС, как было отмечено в первой части статьи, создавалась в процессе импортозамещения. Кстати, несмотря на засилье ТНК, выходу на мировой рынок совсем не обязательно должна предшествовать максимизация размеров фирм, ориентируемых на экспорт, и масштабов осуществляемого ими производства, как это было в Южной Корее. В Японии и на Тайване важным стимулом к развитию промышленного экспорта послужила острейшая конкуренция на внутреннем рынке, и основательное укрупнение экспортных форм произошло позднее, в процессе их экономической экспансии.
И, наконец, последний по счету, но не по значению источник формирования перспективных экспортных ресурсов, способных существенно упрочить и повысить статус России в МРТ. По мнению заместителя директора Института национального развития А. Неклесса, таким источником может стать особая, так называемая научно-техническая конверсия ВПК, стратегическая цель которой — «не столько слияние комплекса с уже существующими видами гражданского производства, сколько его преобразование в единую, автономную и масштабную отрасль (интегрированную научную и индустриально-финансовую среду), занятую преимущественным созданием современных технологий и опытно-конструкторских разработок самого широкого спектра, но при этом лишь избранной номенклатуры изделий на их основе»[30]. Речь идет об использовании в качестве стартовой площадки прежней структуры ВПК для формирования параллельного ему, но гораздо более гибкого научно-технического комплекса, «требующего не столько финансовых, сколько интеллектуальных инвестиций в „невещественное“, постиндустриальное производство разнообразной наукоемкой продукции, в развитие других форм инновационной деятельности»[31]. Это, как полагает автор идеи, — и я с ним полностью согласен — могло бы обеспечить адекватной работой миллионы людей, чья жизнь напрямую связана с судьбой оборонного комплекса, облегчить и ускорить модернизацию российской экономики, создав условия для радикального улучшения ее позиций на мировом рынке.
Я понимаю, насколько утопичной выглядит сегодня мысль о превращении России в одну из ведущих держав мира, формирующих научно-технические основы его будущего развития. Однако в свое время не менее, если не более утопичным стало бы и предположение о возможности того экономического рывка, который был совершен всего за несколько десятилетий в ряде стран Восточной и Юго-Восточной Азии. Ведь большинство из них на старте индустриализации занимало в мировой экономической табели о рангах чуть ли не самые нижние ступени и по нынешней классификации входило в группу наименее развитых стран. Между тем Россия, несмотря на все потери последних лет, еще располагает внушающим уважение культурным и научно-техническим потенциалом, который нужно, однако, по-хозяйски использовать. Давно пора преодолеть традиционную завороженность своими природными богатствами и большой численностью населения, которые будто бы по определению предполагают ограниченные связи с мировым рынком. Эти представления безнадежно устарели. При нынешнем состоянии научно-технического прогресса, питающего развитие МРТ и одновременно им подпитывающегося, такому положению нет, и не может быть оправдания. Во всех более или менее преуспевающих странах доля ВВП, реализуемая через каналы международного экономического обмена, имеет четко выраженную тенденцию к росту. Очевидно, что экономический курс, не учитывающий этого обстоятельства, лишен перспективы,- Догонять ушедших вперед, пренебрегая попутным ветром и тем более двигаясь в противоположном направлении, по меньшей мере не продумано.
--PAGE_BREAK--