Метафизика астрологии в философии Древней Стои

Метафизика астрологии в философии Древней Стои Курсовая работа Содержание ВВЕДЕНИЕ I. ОБЩИЙ ОБЗОР СУЩНОСТИ АНТИЧНОЙ ФИЛОСОФИИ 3 МЕТАФИЗИЧЕСКАЯ ЗНАЧИМОСТЬ КОСМОСА 3 Ионийская философия 3 Италийская философия 4 Афинская философия 5 ВЗГЛЯД А. Ф. ЛОСЕВА НА ГЕНЕЗИС АНТИЧНОЙ ФИЛОСОФИИ 1. Мифология 8 2.

Классика (VI – IV вв. до н. э.) 3. Ранний эллинизм (IV – I вв. до н. э.: стоицизм, эпикуреизм и скептицизм) 4. Поздний эллинизм (I – VI вв. н. э. Неоплатонизм: III – VI вв.) II. ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ И КАТЕГОРИИ ФИЗИКИ И ЭТИКИ В ФИЛОСОФИИ ДРЕВНЕЙ СТОИ 10 ФИЗИКА 11 ЭТИКА 17

III. О СТАТУСЕ ГАДАНИЙ, МАНТИКИ, ПРОРИЦАНИЙ. КАТЕГОРИЯ СУДЬБЫ В ФИЛОСОФИИ ДРЕВНЕЙ СТОИ 20 Промысел 20 Мантика 20 Судьба, рок, фатализм 23 Причинность и случайность 24 Свобода воли и необходимость 26 ЗАКЛЮЧЕНИЕ: «АСТРОЛОГИЯ» КАК СИНТЕЗ ФИЗИКИ И ЭТИКИ 28 ЛИТЕРАТУРА 32 Основная литература 32

Дополнительная литература 32 Введение Целью данной работы является проследить именно метафизическую представленность астрологии в философии древних стоиков, то есть вне обращения к астрологической конкретике, не углубляясь далеко в ее содержание и тем более ее историю, а лишь взяв ее главный принцип, содержащийся в самом определении того, что такое «астрология». Тем более что для философского анализа имеют значения именно принципиальные (сущностные) положения, то есть те самые метафизические основания. «Астрология

(от греч. astron – звезда и logos) – учение о воздействии небесных светил на земной мир и человека (его темперамент, характер, поступки и будущее), определявшемся через видимые движения на небесной сфере и взаимное расположение светил (констелляцию) в данный момент времени…». (Большой энциклопедический словарь. – 2-е изд. М 1998). Астрология есть представление о связи «небесных» и «земных» явлений, материально-космических явлений с явлениями психически-духовными.

В частности, одно из свойств: астрология – такой вид знания, который по необходимости утверждает влияние сверхчувственного мира на мир материальный, поскольку без допущения этой связи астрологическое знание бессмысленно (теряет свою предпосылку). Таким образом, астрология в качестве материального основания и предпосылки имеет космос, а, в качестве философского – космологизм, «комичность» мышления. Исходя из этого, прежде чем приступить к анализу стоического космологии, а затем и стоического мышления

на предмет «космичности», следует провести краткий обзор сущности всей предшествовавшей античной философии (по крайней мере, основных ее направлений) для понимания роли и значения «космического» начала, показать, так сказать, общую степень античного космоцентризма. I. Общий обзор сущности античной философии Метафизическая значимость космоса Космос во всей античности занимал важное, если не главное, место в описании и понимании земных законов

бытия. Космос является проводником и посредником божественной воли, божественного ума, «умного мироустроения», олицетворением закона и порядка, единства, вечности и мудрости, постоянства и совершенства, а также судьбы и необходимости. «Основная античная проблематика имеет своим содержанием чувственно-материальный космос как абсолют, то есть как целесообразно управляемый душой и умом, а если включить и все космически нецелесообразное, то управляемый и первоединым, то есть судьбой». [1]

Первая философия зародилась именно в форме натурфилософии, где основным предметом размышлений являлся материальный космос, представляемый как олицетворение истины бытия и всего сущего, максимально полный и совершенный образец (прообраз) всех земных законов. Постигнув строение и законы космоса, вечные и абсолютные, человек разберется и в земных (этических, социальных) законах, представляющих собой только верхушку «айсберга» законов мироздания.

Приведем несколько кратких примеров (из периода античной философии, который предшествовал стоицизму, поскольку обсуждение стоической философии на предмет ее «космичности» – цель всей данной работы). Ионийская философия Все ионийские мыслители были натурфилософами, которые брали за субстанциально-генетическое начало мироздания одну из четырех стихий, причем не только в чисто физическом, но и в мировоззренческом смысле. Вода Фалеса, воздух Анаксимена, огонь Гераклита, не говоря уже об апейроне

Анаксимандра, были не только физическими явлениями, но, будучи сущностями других форм вещества, несли в себе и сверхфизический смысл: они были носителями единства мира. В познании этого единства ионийские философы видели сущность философии. [2] Вода Фалеса, первоначало всего, – это не просто вода, а вода «разумная», божественная. Разум – божество космоса. Апейрон Анаксимандра – это субстанциальное и генетическое начало космоса;

из него все состоит и все возникает. [3] Те же функции приписывал своему огню Гераклит. И космос тоже возник из огня, но Гераклит видел в этом «недостаток» огня, возникновение космоса из огня он называл «путем вниз». [4] Италийская философия Пифагорейцы. «Подобно тому, как практические стремления пифагорейцев были направлены на то, чтобы упорядочить человеческую жизнь и дать ей гармоническую форму, так и примыкающее к этим стремлениям мировоззрение…

имеет в виду, прежде всего, порядок и гармонию, в силу которых совокупность вещей слита в прекрасное целое, в космос, и которые особенно отчетливо выступают в созвучии тонов и в правильном движении небесных те». [5] Элеат Ксенофан, ставший последним в ряду натурфилософов, принимавших за первоначало одну из стихий, а именно землю (в своей физике он следовал ионийской традиции), при рассмотрении мира в целом выделил его философский аспект, который у него слит с понятием бога.

Бог Ксенофана – чистый ум, он не физичен. Мысль бога всемогуща и движет миром. Мир, космос (небо в его целости) – это тело бога. Бог Ксенофана подобен шару и тождествен космосу. Богокосмос Ксенофана един, вечен, однороден, неизменен, невредим и шарообразен. Бог есть все (пантеизм), но это «все» берется не в многообразии, а в высшем единстве, не в различии,

а в тождестве. В основе этого единства лежит космическая мысль. [6] Эмпедокл, сочетавший в себе ионийскую и италийскую традиции, принимал в качестве первоначала мироздания уже все четыре стихии, которые он назвал «четырьмя корнями вещей» (и даже отождествил их с четырьмя богами: Зевс, Гера, Аид и Нестис, сицилийское божество воды). Эмпедокловы «корни вещей», даже огонь, пассивны. Все процессы в мироздании

Эмпедокл объясняет борьбой двух антагонистических начал (причем эти начала не физические, а психические!): во-первых, Филия – любовь, некая космическая сила, которая «оберегает недра стихий», во-вторых, Нейкос – ненависть, или гнев. Любовь – космическая причина единства и добра; ненависть – причина множества и зла. Мироздание Эмпедокл представляет как вечно повторяющуюся смену четырех фаз космического цикла (вращения космического вихря стихий), происходящую в результате вечной борьбы любви (Филия) и ненависти

(Нейкос). Первая и третья фазы акосмичны, так как здесь все четыре стихии равномерно перемешаны и как таковые фактически не существуют. Вторая и четвертая фазы имеют общую направленность своих процессов то от единства и блага к множеству и злу (вторая), то от множества и зла к единству и благу (четвертая). Смена фаз происходит по «воле судеб». [7] Афинская философия Анаксагор принципиально отличается в понимании первоначал от всех предшествующих ему философов, поскольку

отвергает стихии в качестве первоначал. Первичны не стихии, а все без исключения состояния вещества. У Анаксагора «начала не ограничены по числу», считал Аристотель, существует «неопределенное множество» начал. Начала – это мельчайшие, невидимые, сверхчувственные частицы веществ; сам Анаксагор называет их «семенами всех вещей», Аристотель же – «гомеомериями», «подобночастными», то есть

такими, части которых подобны целому. Гомеомерии бесконечно делимы. Каждый вид гомеомерий сохраняет все качества соответствующего вида тел. Тезис Анаксагора: «все во всем» или «во всем есть часть всего», то есть в любом месте космоса содержатся гомеомерии всех видов. Сам космос един, но благодаря наличию в нем бесконечного числа гомеомерий (каждая из которых внутренне также множественна, бесконечна) единое множественно.

Гомеомерии, играющие роль материи, пассивны, и первоначальный хаос не мог самостоятельно развиться в космос. Для этого требуется особое активное начало, которое Анаксагор находит в Нусе, то есть мировом уме – творце космоса. Нус – тончайшая и чистейшая из всех вещей. Нус един, самодержавен, бесконечен и действует посредством мышления, он обладает совершенным знанием обо всем и имеет величайшую силу.

Космос возникает из первобытного хаоса в результате действия этот мирового разума (Нуса). [8] Нус у Анаксагора, считает Виндельбанд, является первопричиной астрономического строя мира. [9] Для Платона космос – это идеальное воплощение вечности: «устрояя небо, он [демиург] вместе с ним творит для вечности, пребывающей в едином, вечный же образ, движущийся от числа к числу, который мы назвали временем. Ведь не было ни дней, ни ночей, ни месяцев, ни годов, пока не было рождено небо…» [10].

Индивидуальный человек и все общество есть только подражание вечным и правильным движениям звездного неба. «…Нам следует считать, что причина, по которой бог изобрел и даровал нам зрение, именно эта: чтобы мы, наблюдая круговращения ума в небе, извлекли пользу для круговращения нашего мышления, которое сродни тем, небесным…» [11]. Лосев пишет, что «при построении своей диалектики Платон сразу и одновременно рисовал чувственно-материальный космос и как интуитивно-физическую данность

и как систему строго логически построенных и диалектически развернутых категорий» [12]. Весь космос Аристотеля есть грандиозный эйдос (эйдос вещи есть ее материальная причинно-целевая конструкция [13]), который является эйдосом всех эйдосов, то есть идеей всех идей. Этот космический эйдос всех эйдосов Аристотель называет «умом», а так как всякий эйдос обязательно является также причинно-целевой энергией, то и общекосмический ум трактуется у

Аристотеля как перводвигатель. Как каждый эйдос в отношении своей вещи, так и ум-перводвигатель в отношении космоса есть нечто самостоятельное и от космоса не зависящее. Но с другой стороны, как эйдос отдельной вещи неотделим от нее, так и космический ум-перводвигатель неотделим от самого космоса и, в конце концов, тождественен с ним. Аристотелю принадлежит учение о космическом уме как одновременно мыслящем и мыслимом: поскольку космический

ум охватывает решительно все, те есть все вещи, следовательно, нет никого и ничего, что мыслило бы этот эйдос всех эйдосов, – а это значит, что он мыслит сам себя. И здесь, в этом учении, торжествует исконная концепция ранней классики, когда космос трактовался как живое и самомыслящее существо. [14] Взгляд А. Ф. Лосева на генезис античной философии Этапы развития античной философии, по Лосеву, представляют собой процесс осмысления «чувственно-материального»

космоса как центральной философской категории, опорного пункта любой философской рефлексии, без соотнесения с которой не может быть осмыслена ни одно другая философская категория, будь то бытие, ум, душа, сущность, бог, единое, первоединство, гармония, порядок, судьба и т. д. «Как бы отдельные периоды развития античной философии ни отличались один от другого, пишет Лосев, они в то же самое время, хотя и незаметно, содержат в себе каждый раз всю эту античную философию целиком.

Другими словами, каждый период исторического развития обязательно содержит в себе всю античную философию целиком, и можно говорить только о преобладании какого-нибудь отдельного ее момента в данный период ее истории, да и эти преобладающие моменты фактически всегда существуют в виде едва заметного и вполне непрерывного развития». [15] 1. Мифология Мифология предшествует античной философии и тоже есть определенное мировоззрение, следовательно, в этом смысле мифология тоже содержит в себе нечто философское.

Но все философские элементы на стадии мифологии даны в слитном и нерасчлененном виде. Такую философию нужно назвать дорефлективной философией. 2. Классика (VI – IV вв. до н. э.) Первый период античной философии является такой философией, которая рассматривает цельный чувственно-материальный космос по преимуществу также в виде объекта. В период абсолютного господства мифологии чувственно-материальный космос был не только объектом, он

же был и основным субъектом, он же был и слиянием объекта со всеми субъектами. Но первый период античной философии отличается тем, что как раз вся чувственно-материальная действительность трактуется по преимуществу как объект. Все остальное в чувственно-материальном космосе, например, одушевление, остается здесь нетронутым, но все превращено только в объект исследования. [16] 3. Ранний эллинизм (IV – I вв. до н. э.: стоицизм, эпикуреизм и скептицизм)

Чувственно-материальный космос, конечно, и тут оставался на первом плане, но тут он рисовался не только в своей объективной данности, на него переносились и все субъективные человеческие переживания, так что он оказывался уже не только объектом, но также и колоссальным мировым субъектом. [17] 4. Поздний эллинизм (I – VI вв. н. э. Неоплатонизм: III – VI вв.) Субъект и объект, хотя и различаются теоретически, но практически представляют теперь единое

и нераздельное целое. Эта принципиальная и неразрывная слитность субъекта и объекта означает не что иное, как превращение субъекта и объекта в живое одушевленное существо, которое сразу и навсегда есть и объект и субъект одновременно. А так как представлять себе космос как живое и одушевленное существо есть мифология, то поздний эллинизм и оказался не чем иным, как мифологией. Но это уже не прежняя мифология, в которой еще не было даже самой рефлексии относительно субъекта и

объекта, то есть дорефлективная мифология. Поздний эллинизм стал рефлективной мифологией, в которой все нерасчлененные моменты логически расчленились и противопоставились… Характер неоплатонической философии нельзя назвать иначе как диалектикой мифа. [18] Неоплатонизм выходит за пределы философии (если под философией понимать разумное мировоззрение). Неоплатонизм сверхразумен. В нем наблюдается возврат к мифологии, ремифологизация – процесс, обратный

демифологизации, которая происходила при генезисе философии [19]. II. Основные понятия и категории физики и этики в философии Древней Стои Стоицизм как философское учение – сложное мировоззренческое образование. Он сочетал в себе элементы материализма и идеализма, атеизма и теизма. С течением времени идеалистическая тенденция в стоицизме нарастала, а сам стоицизм с течением времени

все больше превращался в этическое учение. [20] Выбор философской школы в период эллинизма означал избрание, прежде всего, образа жизни. Школа стоиков отличалась требованиями высокой нравственности, единства слов и поступков. [21] Назидание стоиков были направлены на то, чтобы инспирировать в человеке осознание собственного места и назначения в мироздании, на основе чего он должен действовать в своей жизни. [22] Идеи нравственного универсализма (космополитизма) и всеобщего братства, провозглашаемые стоиками, послужили

причиной достаточно широкого распространения в эллинистическом мире. [23] В условиях стихийно-возраставшей мировой империи стоицизм взял на себя обязанности охранять внутренний покой индивидуума. Нужно было сделать личность внутренне непоколебимой, несгибаемой и твердокаменной, чтобы обезопасить ее от небывалых общественных треволнений и всякого рода превратностей, связанных с обширными завоеваниями и организацией мировой империи.

Воспитываемый стоиками внутренне бесстрастный индивидуум надо было обосновать и общественно, и политически, и природно, и космически [24], что и предприняли стоики, обосновав свою этическую философию на метафизических принципах. Как заметил А. А. Столяров: «Моралистика – лишь видимая часть «айсберга»; его «подводную» часть составляет теоретическое учение школы…». [25] В последующем рассмотрении берется лишь физическая и этическая части учения ранних стоиков, поскольку

только эти части имеют непосредственное отношение к теме работы. Физика Физика необходима стоикам, так как она повествует о том, что неподвластно воле человека, но подчинено высшей разумной космической необходимости. Человеческий ум и космическая разумность взаимосвязаны, жизнь рассматривается как согласование с всеобщим законом. Космос логичен, и все в нем находится во взаимодействии и совершается по необходимости.

Человеческий выбор заключается в осознании этой необходимости и действовании в соответствии с ней, что означало «принять судьбу». Действие вопреки судьбе, по собственному произволу означало отвержение всеобщего порядка вещей и космической разумности. [26] Узловые проблемы физики стоиков: первоосновы космоса; природа телесного и бестелесного; космогенез и космология; уровни организации сущего; разумная природа; целесообразность причинно-следственных связей,

промысл; теология. [27] Стоики реставрировали старый космологизм Гераклита и весь его материализм с огнем как первоначальной стихией и истолкованием всего сущего как истечения из этого огня и как результата его вечных превращений в другие стихии. [28] «Огонь является и субстратом, и символом бесконечного процесса обновления мира». [29] Огонь – это не начало, а элемент, но элемент, понимаемый в разных смыслах: как первоэлемент, из которого

все образуется, а затем в него же все разрешается; как один из четырех элементов (стихий), из которых (из их различных сочетаний) все состоит (SVF II 413). Элемент (в первом смысле) – это нечто изначально возникшее, самодвижимое, начало, «семенной логос» и вечная сила, от которой все получает рождение и разрешение (уничтожение) (SVF II 413). Начала отличаются от элементов (данных во втором смысле): первые не рождаются и не погибают,

вторые же погибают при воспламенении. Кроме того начала бестелесны и лишены формы, элементы же обладают формой (SVF II 299). Отличие элемента от начала заключено в том, что начала не являются по необходимости однородными с тем, что от них происходит, а элементы всецело однородны с этим (SVF II 408). Но у стоиков в отличие от Гераклита первоогонь уже не просто слепая сила, но является художественно-творческой силой, провиденциально-фаталистическим огнем, который венцом своего творения создает человека.

«Творческий огонь… умножает и сберегает все, присутствует в растениях и животных и, таким образом, является природой и душой» (SVF I 120). Общее у Стоиков с Гераклитом в том, что мир единствен и развивается циклично. Изобретением стоиков было учение о мировом пожаре [30], который происходит периодически (через каждые 10800 лет, или один мировой год) с целью «очищения» от накопившегося зла. «…Далее, говорит

Зенон, в некое назначенное судьбой время весь мир воспламеняется, а затем вновь упорядочивается» (SVF I 98). В результате после каждого такого воспламенения мир возникает вновь в том же самом виде, с теми же вещами, событиями, лицами и всем космосом [31]. Гераклитовскому логосу стоики придали значение всеобщего природного закона изменения всех вещей – разума, отождествили его с верховным божеством и материализовали, превратив в движущую силу материи.

Такое отождествление позволило стоикам последовательно проводить мысль о самодвижении материи, ибо в их учении нет места внешней по отношению к материи силе. [32] Начал стоики различали два: материальное и духовное, но оба они, тем не менее, телесны, так как духовное начало – пневма, «теплое дыхание» – есть сочетание огня с воздухом – материальными элементами, считавшимися стоиками активными по сравнению с водой и землей. Поэтому и эти начала разделяются на действующее (дух,

душа, пневма) и претерпевающее (материя). «Пневматическая сущность – это связующее начало, а вещественная – связуемое…» (SVF II 439). Пневма связует и удерживает вместе материю, то есть четыре известных элемента, которые в силу своей пассивности сами оформляться (связываться вместе в различных пропорциях) не в состоянии. Материя (вещество, сущность) сама по себе есть лишь потенция, возможность. «Зенон ввел понятие бескачественной материи, лишенной формы, назвав ее первичной материей.

Для описания этой материи Зенон употреблял образ воска, способного к превращению в бесконечное количество форм. Понятие первичной материи Зенона напоминает понятие «chora» Платона, имеющее значение вместилища начал. У него – те же характеристики: вечность, отсутствие качеств, в нем присутствует оттенок значения материи как небытия». [33] Понятие «материя» у Хрисиппа имеет два смысла, «называется

Стоиками двояко: сущностью и материей, в первом случае – в отношении целого, во втором – в отношении частей; применительно к целому – не увеличивается и не уменьшается, применительно к частям – и увеличивается и уменьшается» (Диоген Лаэртий «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов», VII 150). Материя в первом смысле означает собственно субстанцию, неизменную, общую первооснову всех вещей. [34] «…Сущность – это первовещество всего существующего; как целое она вечна и не становится

ни больше, ни меньше. Напротив, ее части и не остаются всегда одними и теми же, но разделяются и сливаются. По ней распространяется мировой логос…» (SVF I 87). Пневма постоянно находится в состоянии напряженности («бытийной напряженности» [35]). Эта напряженность различна, она минимальна в неорганической природе и максимальна у стоического мудреца (идеального человека стоиков). В зависимости от состояния пневмы образуется своего рода лестница бытия

– четыре царства природы: неорганическая природа, флора, фауна и человек. В неорганическом мире пневма выступает как слепая необходимость и причинность, в растительном – как слепая формирующая сила природы. В мире животном (и человеческом) пневма представляет собой разумную душу, стремящуюся к объективно разумному, то есть к космическому порядку вещей. «Приверженцы Зенона полагают, что бог пронизывает все вещество и на одном уровне выступает как ум, на другом – как

душа, на третьем – как природа, на четвертом – как структурное единство» (SVF I 158). «Бытие стоиками трактовалось как огненное дыхание (pneyma)…Это исходное огненное дыхание в своей последней сущности было не чем иным, как «интеллектуальным телом», которое в виде иерархической лестницы было распространено по всему космосу». [36] Таким образом, пневма – это не только физическая смесь огня и воздуха. Она есть мировой дух, мировой разум. Чем больше в этой смеси огня, тем она разумнее.

Пневма, мировая душа – разум и логос космоса, чистый огонь же – разум бога и сам бог. «Мировая душа – это господствующая часть божества, подобно господствующей части души в теле, занимает особе место в Мире – его центр». [37] Но эти два первоначала нераздельны у стоиков: «А где вещество уравнивается с богом – там учение Зенона» (SVF I 156). Бог стоиков – есть деятельная и творческая сила самой материи. «Вещество совечно богу» (SVF I 87). Как уже отмечалось выше, все сущее у стоиков (как воплощение первоогня)

телесно. Но материализм стоиков отличается от греческой классики своей телеологичностью, провиденциализмом, фатализмом. Поскольку огонь-бог есть разум, то и все им порожденное разумно. Таким образом, происходит теологизация природы, которая неизбежно приводит и к ее телеологизации. [38] «А сплетение и последовательность этих причин (т. е. тех, которые содержатся в первоогне наподобие семян, – С. Д.) именуется судьбой, знанием, истиной всего существующего, законом неотвратимым и неизбежным»

(SVF I 98). Художественный первоогонь изливается «сперматическими логосами», или «осеменяющими идеями», пронизывающими весь космос от начала и до конца: «Этот первоогонь представляет собой как бы семя, содержащее логосы и причины всех вещей, которые возникали, существуют и возникнут в будущем» (SVF I 98). «”Семенные логосы” представляют собой одновременно и элементарные организмы, и смысловым образом оформляющее их лектон» [39]. «Семенные логосы» стоиков представляли собой некую, несколько иную по смыслу,

альтернативу досократовским элементам или «идеям» Платона. [40] Эти семенные логосы пронизывают весь космос и образуют космическую «симпатию» (взаимопроницаемость, взаимопревращаемость). В этом учении раскрывается пантеизм огромной силы и учение о безусловной разумности (целесообразности) всего сущего. Мир, пронизанный пневмой, порожденный из творческого огня-бога, по мнению стоиков, и сам разумен и одушевлен. «Причастное уму лучше непричастного, одушевленное лучше неодушевленного.

Но нет ничего лучше мира. Значит, мир наделен умом и одушевлен» (SVF I 111). «…Что же в таком случае мешает считать весь мир одушевленным и разумным, если он рождает из себя одушевленные и разумные существа?» (SVF I 112). Мир понимался стоиками в нескольких смыслах: мир, понимаемый как бог, которым «они называют качественную определенность всего сущего», – этот мир вечен; и мир, понимаемый как миропорядок, – этот мир «рожден

и меняется через определенные промежутки времени, бесконечно повторяющиеся как в прошлом, так и в будущем» (SVF II 528). «Хрисипп говорит, что мир – это упорядоченная совокупность неба, земли и обитающих на них существ, или совокупность богов, людей и всего, что рождено ради них. В другом смысле миром называется бог, согласно которому возникает и завершается миропорядок» (SVF II 527). Стоики впервые стали понимать мир (космос), управляемый судьбой, как государство (мировую империю),

а человечество – как его граждан, или космополитов: «…И подобно тому, как о государстве говорится в двух смыслах, – как о месте обитания и как о совокупности живущих там людей и граждан, точно таким же образом мир напоминает государство, состоящее из богов и людей, причем боги в нем правят, а люди подчиняются» (SVF II 528). До этого космос понимался только или как универсальная родовая община (мифология), или как круговорот материальных стихий (натурфилософия). [41]

Аналогия космоса и государства влечет за собой и идею единого для всего космического закона. Закон – одна из основных категорий стоиков, одинаково неумолим для всех: для природы, для общества, для человека, для государства. Перед лицом мирового закона стоики равняли всех: свободный и рабов, греков и варваров, женщин и мужчин, – следовательно, это огромный шаг на пути освобождения человек! Закон, судьба, разум и бог – это для стоиков одно и то же.

Человеческая личность понималась стоиками как пневматическое истечение первоогня, логоса, «…как говорит Зенон Китийский, семя живых существ – тот огонь, который есть душа и разумное начало (mens)» (SVF I 126), причем самое совершенное истечение – это мудрец. И здесь происходит плавный переход от физики к морали, этическому учению. Мудрец – тот, кто любит свой рок (amor fati), поскольку «художественный огонь», «провидение» и «рок»

– одно и то же. Этика Как уже было сказано выше, стоицизм взял на себя обязанность сохранять внутренний покой индивида перед лицом стихийно возраставшей мировой империи. Цель – сделать личность внутренне непоколебимой, твердой и т.п. Воспитываемый стоиками внутренне бесстрастный индивидуум надо было всячески обосновать, в том числе и космически. Этика стоиков опиралась на веру в провидение и разумный план космоса, благодаря которому

все в целом хорошо, хотя в отдельных частях может быть и плохо. Совершенный человек стоиков – мудрец, «любящий свой рок». Кроме судьбы ничего не существует, следовательно, тот, кто не принимает рока, тот любит только свою мелкую личность и вечно страдает. Не существует переходных ступеней между мудростью и глупостью, следовательно, почти все сумасшедшие, а лишь немногие – мудрецы.

Поскольку природа и человек у стоиков соотносятся как часть и целое, а природа мыслилась абсолютно бесстрастной, то жизнь в согласии с природой почиталась ими за высшее благо: «…конечная цель человека – жить согласно с природой, и это то же самое, что жить согласно добродетели…» (SVF I 179), «что до конечной цели, то Зенон высказался о ней так: «жить согласно с природой», – а это значит то же самое, что жить сообразно единому разуму и в согласии с ним…» (SVF

I 179), «…первоосновы счастья – это природа и сообразное природе» (SVF I 183), «…счастье – это благое течение жизни» (SVF I 184), «добродетели… достаточно для счастья» (SVF I 187). Без жизни в согласии с природой невозможно самосохранение, к которому стремится все живое в первую очередь. Жить в согласии с природой – означает жить в согласии с разумом, в этом – предел блага,

конечная цель (SVF I 552). А в стремлении к благу и состоит главный долг мудреца, тем более что благо приводит к истинному наслаждению («Клеанф утверждал, что благо и прекрасное – это наслаждения» (SVF I 538)) Человек, будучи частью природы, должен стремиться к гармонии с ней, то есть жить разумно, а жить разумно – значит, жить бесстрастно. Добродетель сама по себе награда. Основной добродетелью человека, как наиболее разумного творения природы, является практическая мудрость,

которая мыслится в виде четырех основных платоновских добродетелей (антиподов четырех видов зла у стоиков): мудрость, мужество, умеренность и справедливость. Мудрость (разумность) есть знание блага, зла и безразличного (SVF II 174). «Душа, познающая добро и зло вне деятельности (созерцательно, – С. Д.), – это мудрость и знание; а когда она обращается к действию в повседневной жизни, она… называется

разумностью (когда нужно сделать добро, а зла не делать, – С. Д.), здравомыслием (когда нужно выбрать добро, а зла избежать, – С. Д.), справедливостью и мужеством» (SVF I 374). Путь к блаженству стоики видели в бесстрастии (апатии, повиновении судьбе). Внутреннее бесстрастие человека обосновано (космологически) тем, что он является пневматическим истечением несокрушимого и творческого первоогня.

Апатия означала у них самое высшее напряжение пневмы, благодаря которому мудрец становился нечувствительным к страданиям и достигал полной невозмутимости (атараксии). Однако человеку присущи также и аффекты (страсти), вносящие смуту в его разум. Стоики определяли страсть как неразумное и даже противное природе, противоестественное стремление души (SVF I 205), а также как ошибочное суждение и извращение разума (SVF

I 202, 208), и делили ее на четыре вида: печаль (скорбь), страх, вожделение и удовольствие (наслаждение) (SVF I 211). (Печаль определялась как неразумное сжатие души (к ней, в частности, относится жалость); страх – как предчувствие «свежего» зла; вожделение – как неразумное стремление души, таящей в себе неудовлетворенность, ненависть, придирчивость, злобу, гнев, негодование, любовь; удовольствие – как неразумное возбуждение себя тем, что представляется желанным, но не более чем представляется.)

Страсти – общий источник четырех видов зла (противоположных четырем платоновским добродетелям): неразумия, трусости, неумеренности и несправедливости. Стоическая этика основывается на противопоставлении двух сфер – моральной и нейтральной, то есть той, которая зависит от человека, и той, которая не зависит. Как сказано выше, мудрость есть понимание того, что есть истинное добро и что есть истинное зло, а что не есть ни то, ни другое, то есть «безразлично» и тому, и другому.

Стоики утверждали, что между благом и злом существует «ничейная» полоса, полностью или относительно нейтральная – полоса нравственно «безразличного» (адиафора [42]). «Причины вещей частью зависят от нас, частью же не зависят, то есть одни вещи от нас зависят, а другие – нет» (SVF I 177). К последним вещам относятся явления, соответствующие непреложному ходу вещей, судьбе, понимаемой как сплетение причин и следствий. Эти явления не зависят от воли человека, будь он даже мудрец, а потому

«безразличны» ему. И здесь единственно правильная позиция состоит в том, чтобы принимать все как есть. Сюда относятся такие вещи как рождение и смерть, здоровье и болезни, красота и безобразие, удовольствие и страдание, знатность и низкое происхождение, богатство и бедность, слава и бесславие. «Испытания, посылаемые судьбой, рассматриваются как своего рода научение и упражнение в добродетели. Судьба, таким образом, преподает уроки и является главным учителем». [43]

Из учения стоиков о благе, зле и «безразличном», о судьбе вытекает стоическое понимание свободы как познанной необходимости. Стремление творить добро стоики рассматривают как твердое основание нравственной жизни и педагогической практики. Если же человек против своей воли запутался в хаосе жизненных отношений, и ему не представляется возможным разумно упорядочить этот хаос, то он, по крайней мере, мудрец точно, должен покончить с собой. Самоубийство являлось одной из категорий стоической этики (считается, что

два основателя стоической этики, Зенон и Клеанф, покончили жизнь именно самоубийством). [44] III. О статусе гаданий, мантики, прорицаний. Категория судьбы в философии Древней Стои Рок – это непокоренная часть природы (З. Фрейд) [45] Промысел Поскольку огненная пневма, как человечески-творческий принцип, преднамеренно содержала в своем сознании и мышлении все существующее, стоики проповедовали, во-первых, провидение (промысл,

– С. Д.), а во-вторых, фатализм (рок, судьбу, – С. Д.). [46] Под промыслом стоики подразумевали то, что весь мир есть «замысел» бога, и все, что в этом мире происходит – происходит согласно этому замыслу. А поскольку бог стоиков обязательно благ, то и все происходящее совершается в конечном итоге во благо. И существование зла, таким образом, не противоречит промыслу.

А «если существует промысл, то и прорицание имеет всевозможное обоснование» (SVF I 174 = SVF II 1191). Мантика Из теории вездесущего и всепроникающего мирового огня стоики сделали вывод о так называемой космической, или мировой, «симпатии» – всеобщей взаимопроницаемости и взаимопревращаемости, проникновении единого начала во все мельчайшие вещи и явления в мире, и о возникающем отсюда наличии всего во всем («пан»). Это обстоятельство прекрасно обосновывало теорию мантики, поскольку здесь оказывается

возможным по отдельным частным явлениям судить обо всем в целом, а, следовательно, и о любых других частных явлениях. «Хрисипп полагал, что знание о мире можно получить, основываясь на предположении, что в мире существует причинная связь» [47]. «Тотальная сцепленность и сопричастность физического мира и души одному элементу – эфирному огню создает возможность их постижения с помощью особой науки – прогностики, как части мантики» [48]. Во времена стоиков существовали различные виды мантики: астрология (учение

о воздействии небесных светил на земной мир и человека (его темперамент, характер, поступки и будущее), определявшемся через видимые движения на небесной сфере и взаимное расположение светил (констелляцию) в данный момент времени), гаруспики (жрецы, гадавшие по внутренностям жертвенных животных и толковавшие явления природы, такие как гром, молния и пр.), ауспиции (гадания по наблюдениям за полетом и криком птиц; ауспиции толковались жрецами авгурами), оракулы (предсказание, передававшееся жрецами от имени

божества; а также само место оглашения предсказания [49]), сновидения, пророчества и пр. «Что до прорицаний, которые основаны на догадке или получены в результате наблюдения за событиями, эти виды прорицания, как я сказал выше, называются не естественными (naturalia), а техническими (artificiosa): ими занимаются гаруспики, авгуры и прочие толкователи. Эти виды перипатетики не одобряют, а стоики защищают» (SVF II 1207). Стоики защищали почти все виды прорицания (SVF

I 173=550, II 1188): «Мантика высоко ценится всеми людьми как подлинно божественное искусство» (SVF II 912). А подлинность (научность) их доказывали, например, так: «если боги существуют, то существует и прорицание; но боги существуют; значит, существует и прорицание» (SVF II 1193). Или: «если боги не существуют, значит, не подаются и предзнаменования; но боги существуют.…А если они подают нам предзнаменования, то дают и средства, чтобы понять их смысл.…

Но раз они дают средства, то существует и прорицание» (SVF II 1192). «И если, по их словам, существует промысл, то и прорицание имеет всевозможное обоснование; а прорицание – это наука, и, как говорят Зенон и Хрисипп во второй книге сочинения «О прорицании», это подтверждается некоторыми его результатами» (SVF I 174 = SVF II 1191). «…Мир с самого начала устроен так, что определенным вещам предшествуют определенные

знаки…. Кто хорошо распознает эти знаки, тот редко ошибается; неверно распознанные или неверно истолкованные знаки оказываются ложными, но причиной тому служат не сами знамения, а невежество толкователей» (SVF II 1210). «…В ходе долгих наблюдений было замечено, что по внутренностям, по молнии, по другим знамениям, по звездам можно предвидеть будущее. Наблюдения, производившиеся надо всем этим с древних времен, привели к появлению чудесной науки, которая способна действовать даже без побуждения и содействия богов, поскольку

непрестанными наблюдениями было подмечено, что за чем следует и что означает то или иное явление…» (SVF II 1208). Разве что магию они исключали, поскольку, по их мнению, «противоречащее природе не происходит, а только представляется происходящим. Поэтому исключаются все магически искусства, как объясняет Плиний Старший в «Естественной истории» [XXVI 18; XXVII 57; XXX 1 и др.]» (SVF II 938). Определение и задача мантики (прорицания). «Хрисипп так определяет прорицание:

способность узнавать, замечать и объяснять знаки (signa), которые людям подают боги. Задача прорицания – предузнавать, как боги настроены по отношению к людям, на что указывают знаки и как можно задобрить и умилостивить богов…» (SVF II 1189). «…Природа всего мира содержит в своей воле все свои движения, стремления и влечения и действует в согласии с ними таким же образом, как и мы сами, движимые душой и чувствами. Таков, стало быть, ум мира, который по этой причине можно назвать «разумностью»

или промыслом…» (SVF I 172). Таким образом, разумность мира, промысел означает, что в природе содержится определенная целесообразность. Следовательно, все, что ни происходит, имеет на то свое основание, свой смысл. Именно поэтому стоики учили «во всем следовать природе», подражать ей в ее «бесстрастности». Задача мантики – на основании наблюдений за природой с помощью имеющихся средств (см. выше) показать, во-первых, «что ничто не происходит без причины», во-вторых, «что мир управляется природой, живя в

согласии и сочувствии с самим собой» (SVF II 912). Гносеологической исходной точкой для познания связи между вещами и явлениями в мире в контексте учения стоиков о дивинации (мантике, предсказании, прорицании) явилось понятие «судьбы» [50]. «Прорицания гадателей не были бы истинны, если бы все не обнималось судьбой» (SVF II 939). Поскольку «разумно считать богов провидящими будущие события (так как нелепо утверждать, что

они не знают чего-то в будущем), [то] все происходит в силу необходимости и согласно судьбе» (SVF II 940). Судьба, рок, фатализм Античное мышление признавало такое начало, которое выше самого мышления и вмещает в себя также и все внемыслительное (нецелесообразное). Это начало называлось «единым» или «одним». Оно трактовалось выше души и ума. Это единое было не чем иным, как философской концепцией судьбы. [51]

Судьба есть внеличностный (объединяющий, – С. Д.) принцип объяснения всего целесообразного (причинного, – С. Д.) и всего нецелесообразного (случайного, – С. Д.) возникающего в чувственно-материальном космосе в условиях признания его в качестве последнего абсолюта. [52] Судьбу стоики определяли как «разум мира» (SVF II 913), «мировой логос» (SVF I 87, 160), «сцепление причин» (SVF

II 914, 915, 916, 917, 918), «связь вещей» (SVF II 919), «порядок» (SVF II 914, 917), «закон» (SVF I 98), «непрерывность» (континуальность, – С. Д.) (SVF II 920), «необходимость» (неизбежность), то, что «невозможно изменить» (SVF II 916, 918, 923, 924), «истинное от века» (SVF II 922), «вечная причина того, что все свершившееся произошло, существующее происходит, последующее произойдет» (SVF

II 921). Судьба, таким образом, есть осуществление «замысла» бога (мирового разума). Рок же и фатализм суть негативно-личностные и субъективные значения судьбы, поскольку таковой судьба представляется индивидууму (но не мудрецу), не понимающему, что все происходящее «зло» происходит во благо. Роком судьба кажется лишь акосмополитичному уму, т.е. не осознающему себя как часть целого, как микрокосм в макрокосмосе. Такой человек суть «непокорный» и «глупец», не понимающий, что «покорного

судьба ведет, а непокорного – тащит» (выражение, приписываемое Клеанфу в некоторых переводах его стихов, в которых отражена суть учения о роке (SVF I 527): «Веди меня, о Зевс, и ты, судьба, Куда угодно вам; не мешкаю, На все готовый. А не захочу – Так все равно идти придется бедному»). Познание связи между вещами и явлениями (осуществляемое с помощью мантики) ставило целью научение человека

правильно ориентироваться в окружающем мире. Поскольку мир представляет собой единую систему, то теория, описывающая этот мир, закономерным образом должна учитывать соотнесенность субъекта и объектов мира, человеческая деятельность должна быть включена в ход мировых событий, а эта включенность должна характеризоваться тем или иным характером причинности. [53] Причинность и случайность Хрисипп ввел различие между судьбой, или тем, что не в нашей власти, и тем, что в нашей власти [54].

«А Хрисипп, который выступал против необходимости, и при этом утверждал, что ничто не происходит без предшествующих причин, проводит различие между причинами, чтобы избежать [признания] необходимости и вместе с тем сохранить судьбу» (SVF II 974). По мнению Хрисиппа судьба имеет отношение лишь к предшествующим причинам, а они есть не что иное, как причины вспомогательные. «Одни причины, – говорит он, – завершенные (абсолютные [55]) и основные (изначальные55),

а другие – вспомогательные и ближайшие [содействующие] (непосредственные55). Поэтому, когда мы говорим, что все происходит согласно судьбе в силу предшествующих причин, мы понимаем под ними не завершенные и основные, а вспомогательные и ближайшие [содействующие]» (SVF II 974). Далее: «Если все происходит согласно судьбе, то из этого следует, что все происходит в силу предшествующих причин, но не в силу основных и завершенных, а в силу вспомогательных и ближайших» (SVF

II 974). Хрисипп подчеркивая объективный характер этих вспомогательных причин, вместе с тем не считал их создающими препятствия для проявления свободы воли человека: «И если причины не в нашей власти, отсюда не следует, что и само наше желание тоже не в нашей власти» (SVF II 974). Столь же объективна, по Хрисиппу, и судьба, ибо он из самого факта существования вспомогательных причин делал вывод о существовании судьбы. Суть различия причин в том, что

Хрисипп четко отграничивал понятие судьбы от понятия необходимости, которое он связывал лишь с основными (абсолютными) причинами – такими, из которых вытекают все содержащиеся в них следствия, не оставляя места для свободы воли. «Данный вывод будет иметь силу против тех, кто вводит судьбу таким образом, что наделяет ее свойством необходимости» (SVF II 974). Тем самым Хрисипп отрицал поглощение необходимости причинностью.

В учении Хрисиппа о различии причин нашла отражение идея возможности сочетания причинности и случайности. Принцип причинности исключает случайность в отношении каждого отдельного ряда, но не исключает случайности как синонима независимости (несвязанности) различных причинных рядов [56]. (Здесь, между прочим, присутствует та же идея, которая существует в оккультизме. Речь идет о так называемой идее уровневости. Эта идея уровневости основывается на представлении о существовании так называемых «тел» живых (одушевленных)

существ и соответственно уровней («планов») бытия. Логика предсказаний (например, в астрологии как представительнице оккультизма) такова, что мы не можем отменить предстоящее событие (изменение) или изменить его общий смысл, но в наших силах выбрать уровень, внешний план (т.е. тот самый причинный ряд), в плоскости которого будут происходить события, и «задействовать» соответствующее уровню тело (внутренний план), то есть уровень нашей сознательности, способ нашего отношения,

реакции, степень контроля над происходящим (чем сознательнее наше отношение, тем выше степень контроля). Чем ниже выбранный нами уровень, тем жестче его императивы, тем фатальнее обстоятельства (когда судьба нас «тащит», а не «ведет»): живя на физическом, т.е. самом «низшем» уровне (например, животные) и законы, соответственно будут действовать физические, т.е. абсолютно не зависимые от воли субъекта, следовательно, императивные. Собственно, эта идея уровневости (иерархичности «тел» и планов бытия) в оккультизме подразумевает

идею телесности всего («все есть тело»), – ту же самую идею, которая у стоиков является ведущей в понимании как категории судьбы (в связи с теорией всемирной «симпатии» и «связи всех вещей и явлений») так и всей их космологии в целом.) Свобода воли и необходимость Благодаря широкому взгляду на причинность стоики вплотную подошли к проблеме свободы воли человека [57]. Хорошей иллюстрацией этой проблемы является у Хрисиппа пример с цилиндром и волчком (SVF

II 974): «они способны прийти в движение, только получив толчок (действие предшествующей причины, – С. Д.). Но когда это происходит, цилиндр катится, а волчок кружится» – каждый в силу своей природы. Предшествующая (ближайшая) причина способна придать движение цилиндру, – но не «катимость»; «точно также и воспринимаемый нами предмет запечатлеется в нашей душе и как бы обозначит в ней свой образ, но «согласие» (одобрение) [на впечатление] останется в нашей власти….

Поэтому если бы что-то происходило без предшествующей причины, то оказалось бы ложным утверждение, что все происходит согласно судьбе; но поскольку всему, что происходит, очевидно предшествует некая причина, то как можно допустить признание того, что не все происходит согласно судьбе? Надо лишь иметь в виду, что причины различны и несходны» (SVF II 974). Таким образом, из всего сказанного мы можем сделать вывод, что под судьбой стоиками понимались

определенные, заданные свыше разумным проведением, рамки, за пределы которых человек выйти не в силах (необходимость), но внутри этих рамок он обладает все же определенной свободой. Можно лучше понять это на следующем примере: судьба – это определенная заданная изначально колея, с которой запрещено съезжать, но не запрещено и вполне доступно выбирать, с какой скорость, на каком виде транспорта и т.д. ехать. Выехать за пределы своей колеи – значит, занять чужую.…

Здесь невольно приходит в голову лейбницевская монадология с принципом предустановленной гармонии, цель которой – так распределить целедостижение между монадами, чтобы ни одна из них не «сталкивалась» с другими («согласовать» их). В этом смысле у каждой монады тоже своя «судьба», или, как называет это Лейбниц, «перспектива». Параллель с Лейбницем можно продолжить, поскольку у него, как и у стоиков, присутствует единая всеобщая цель: у Лейбница каждая монада представляет вселенную, данную с разных перспектив, –

у стоиков аналогичное представление о микро- и макрокосмосе; у Лейбница все монады сотворены единым богом, они возникают из его беспрерывных эманаций, – у стоиков мир и человек есть истечение божественного первоогня (бога); монады материальны (телесны), – у стоиков «все есть тело». Возможно, эти параллели можно было бы продолжить и дальше, но это не является целью данной работы. Задача же данной работы состоит в том, чтобы выявить особую роль космологизма в мировоззрении

древних стоиков и вывести на основании этого сущность астрологии как попытки синтеза и единства моральной (этической) и природной (физической) сфер. Заключение «астрология» как синтез физики и этики Центром стоического космологизма была теория вездесущего и всепроникающего мирового огня, из которой следовала идея всемирной «симпатии», на основании которой, в свою очередь, стоики допускали возможность мантики и прорицаний. С одной стороны, поскольку «космические круговращения» считались воплощением вечных

и правильных законов мироздания, а сам космос мыслился как живое и разумное воплощение бога-первоогня, следовательно, из всех видов прорицания логически именно астрология, то есть предсказание по звездам, планетам и т. д. (которым к тому же приписывалась божественная природа: «Зенон приписывает божественную силу звездам…» (SVF I 165)), должна считаться наиболее значительным и достоверным видом прорицания. С другой стороны, под астрологией, как неким обобщением, можно понимать все виды мантики, так как все

они черпали свое основание, в конечном итоге, в идее космической симпатии, к которой, в частности, относится идея о связи микро- и макрокосмоса. Таким образом, астрология (в метафизическом смысле) являлась предельным практическим воплощением космологизма и максимально отражала идею всемирной космической «симпатии». Идейно-теоретическим воплощением синтеза этики и физики была сама стоическая философия. Сущность этого синтеза заключалась в следующем: «Моральная необходимость – это результат необходимости

в природе». [58] Физическая доктрина разработана стоиками с целью обоснования и объяснения земных законов (в частности, такого феномена как судьба) и с целью научить человека находить ориентиры в окружающем мире, чтобы, фактически, целесообразовать человеческую жизнь, научить индивидуума находить смысл жизни. Поскольку из физической доктрины следует вывод, что наилучшим является жить в согласии и гармонии с природой, следовательно, необходимо человека этому научить (дать какой-то образец или правило).

Человек как микрокосм является неотъемлемой частью природы как макрокосмоса (природа – это государство, а человек – его гражданин). Жить в гармонии с природой не раскрыв ее (разумные) смыслы (замысел бога), то есть, не имея представления ни о законах гармонии, ни о том, как ими пользоваться, невозможно (невозможно жить в государстве не следуя его законам). А поскольку человек есть творение и часть природы (огня-бога-логоса), то вне постижения законов и смысла природной гармонии невозможно постичь и смысл собственного

существования. Возможность постижения также предполагается физической доктриной (основание – физический принцип космической, или мировой, симпатии). Для правильного постижения космических (природных) ритмов и законов нужно было обладать соответствующим достоверным средством, или методом. Этот метод должен обладать статусом практической, то есть эмпирической применимости в реальной жизни. Этим методом и должна являться у стоиков мантика (а значит и астрология как ее наиболее достоверный,

поскольку наиболее теоретически обоснованный, вариант). Иными словами, можно сделать следующий вывод: астрология («астрологизм») как синтез физики и этики в широком смысле означает не только признание «космичности» бытия, но и практическое руководство в жизни «космическими» законами и соотнесенность с ними. Астрология есть образец конкретно-практического воплощения синтеза этики и физики. Почему не космология, а именно астрология, объясняется следующими мотивами:

1) 1) Принцип соотнесенности морально-нравственной сферы с космо-физической (естественно не в современном понимании) был доведен в философии Древней Стои до конкретно-практического принципа в отличие от большинства предыдущих упомянутых философских течений (хотя у Платона уже можно говорить о чем-то похожем). Они, в отличие от стоиков, не одушевляли космос (см. выше раздел 1 и указанную работу А. Ф. Лосева), рассматривая его исключительно как объект, то есть, не перенося его законы на живого

субъекта, на человека. 2) 2) В стоицизме есть несколько ярких черт, свойственных оккультизму [59]. Это, во-первых, с одной стороны, идея телесности всего («все есть тело»), с другой стороны, идея одушевленной (одухотворенной) материи. Во-вторых, идея иерархичности бытия: разная степень вибрации огненной пневмы, в зависимости от состояния которой образуется своего рода лестница бытия – четыре царства природы: неорганическая природа, флора, фауна и человек; разная степень разумности: чем больше огня в пневме

– тем она разумнее, чистый огонь же – разум бога и сам бог. Наконец, в-третьих, идея космической «симпатии», самая, что ни на есть оккультная. «Великая герметическая [60] аксиома гласила: то, что наверху, подобно тому, что внизу, а то, что внизу, подобно тому, что наверху» [61]. В принципе к ней же можно свести и идею иерархичности. В оккультизме идея иерархичности бытия представлена в идее уровневости «тел», или планов бытия, о чем

уже упоминалось выше. Астрология же есть не что иное, как оккультная дисциплина [62]. 3) 3) Позднее, представитель уже среднего стоицизма, Посидоний, введя в свою философию учение о демонах и мантике (что само по себе было не ново), совершил необычный для всей античности ход: а именно, сделал своих демонов и мантику предметом философского рассуждения, определения и классификации, а равно и предметом технически тренированной и целесообразно направленной

субъективно-человеческой воли. Посидоний, используя два известных принципа стоиков: идею мировой симпатии и идею всеобщего закона и судьбы (рока) (тоже, в общем-то, навеянную идеей мировой симпатии), – обосновал на этом не больше и не меньше как саму астрологию. [63] 4) 4) К тому же слово «космология» все же несет в себе более материально-физический и отвлеченный (холодно-абстрактный) оттенок. Если космология есть скорее объективно-отстраненное созерцание космоса, то астрология

– субъективно переживаемое, реально-ощутимое. Но можно даже и не противопоставлять эти понятия, а просто сказать, что астрология – это конкретизация и практически-конкретное следствие и воплощение космологии. Таким образом, употребление слова «астрология» вместо «космология» призвано акцентировать перечисленные моменты, поскольку именно астрология, – являясь, как было указано во введении, таким видом знания, который по необходимости утверждает влияние сверхчувственного мира на мир материальный, поскольку без допущения

этой связи астрологическое знание бессмысленно (теряет свою предпосылку), – а не космология выражает идею органического единства идеального и материального, сознания и материи, субъективного и объективного, нравственного и природного, этического и физического. Литература Основная литература 1. 1. Виндельбанд В. История философии. Киев, 1997. 2. 2. Лосев А. Ф. История античной философии в конспективном изложении.

М 1989. 3. 3. Лосев А. Ф. Словарь античной философии. М 1995. 4. 4. Романенко И. Б. Образовательные парадигмы в истории античной и средневековой философии. СПб, 2002. 5. 5. Степанова А. С. Философия Древней Стои. СПб, 1995. 6. 6. Фрагменты ранних стоиков. Том 1. М 1998. – (SVF I) 7. 7. Фрагменты ранних стоиков. Том 2, ч.

1. М 1999. – (SVF II) 8. 8. Фрагменты ранних стоиков. Том 2, ч. 2. М 2002. – (SVF II) 9. 9. Целлер Э. Очерк истории греческой философии. СПб, 1996. 10. 10. Чанышев А. Н. Философия древнего мира. М 1999. Дополнительная литература 1. 1. Большой энциклопедический словарь. 2-е изд. М 1998. 2. 2. Истоки тайноведения. Заказное справочное издание по оккультизму.

Симферополь: «Таврия», 1994. 3. 3. Платон. Филеб, Государство, Тимей, Критий. М 1999. 4. 4. Фрейд З. Будущее одной иллюзии // Сумерки богов. М 1990.