Средиславянских языков как прошлого, так и современности церковнославянский занимаетсовершенно особое место. В течение более чем десяти столетий этот языкобслуживает религиозные и, во многом, культурные потребности православныхславян, не будучи при этом тождественным ни одному из национальных славянскихязыков. В таком качестве он осознавался уже в Средние Века. Так, КонстантинГрамматик, книжник и интеллектуал конца XV — начала XVI века, человек хорошознакомый с языковой ситуацией в современном ему славянском мире, неотождествляя церковнославянский язык ни с одним из национальных славянскихязыков, полагал его «составленным» из русского, болгарского,сербского, боснийского, хорватского, словенского, чешского (6, с. 377).
Церковнославянскийязык никогда не существовал изолировано от национальных славянских языков;постоянно оказывая на них влияние, он сам подвергался воздействию то со сторонырусского или украинского, то со стороны сербского, болгарского или какого-либоиного славянского языка. Возможно, имеет смысл поставить вопрос о существованиив Средние Века гомогенного языкового союза, объединявшего языки православных славян.Это последнее обстоятельство может быть, на наш взгляд, интерпретировано както, что церковнославянский язык находился в определённых системных отношениях снациональными славянскими языками. При этом церковнославянский язык выступал вСредние Века по отношению к национальным славянским языкам как культурномаркированная языковая система по отношению к языковым системам, не обладающимстоль высоким культурным статусом. В плане выражения эта оппозиция задавалась спомощью церковнославянизмов. Под церковнославянизмами в данной работепонимаются языковые единицы всех уровней, отличавшие церковнославянский язык оттого или иного национального славянского языка. При этом языковая единица,выступающая в качестве церковнославянизма по отношению к одному славянскомуязыку, может не являться таковым по отношению к другому. Так, например,неполногласное градъ выступает как церковнославянизм по отношению к русскомуязыку, но не является таковым по отношению к болгарскому. Есть, однако, вцерковнославянском языке некоторое количество языковых единиц, отсутствующих вовсех национальных славянских языках. Такие языковые единицы мы называемабсолютными церковнославянизмами. В качестве примера абсолютныхцерковнославянизмов можно привести существительные пардалъ «рысь» илипиргъ «башня». На раннем этапе существования церковнославянскогоязыка абсолютные церковнославянизмы были весьма немногочисленны и представлялисобой заимствования из неславянских языков и представляли собою заимствованияиз неславянских языков либо кальки. Позднее количество абсолютныхцерковнославянизмов росло, поскольку в процессе своего исторического развитиянациональные славянские языки утраивали многие свои языковые единицы, которые,однако, продолжали употребляться в церковнославянском, приобретая, такимобразом, способность противопоставлять церковнославянский язык всемнациональным славянским языкам. Примером такого церковнославянизма можетслужить союз. На раннем этапе существования церковнославянского языка он былобщей лексемой для церковнославянского и болгарского языков, выступая вкачестве церковнославянизма по отношению к русскому. Когда же болгарский языкзаменил союз аще на современный ако, приобрёл статус абсолютногоцерковнославянизма.
Кольскоро церковнославянизмы определяются нами как слова чуждые тому или иномунациональному славянскому языку и свойственные церковнославянскому, было быестественно классифицировать их именно с точки зрения типа этой чуждости.Применительно к оппозиции «церковнославянский-русский» такая классификациябыла сделана Е.Г. Итэсь. Согласно этой классификации, все лексическиецерковнославянизмы распределяются между тремя группами. К первой группеотносятся церковнославянизмы чуждые русскому языку как во внешнем, так и вовнутреннем планах (1, с. 80). По своему происхождению это заимствования изнеславянских языков, кальки, некоторые южнославянизмы.
Вовторую группу входят церковнославянизмы чуждые русскому языку только во внешнемплане. Эта группа состоит из заимствований как южнославянского, так и неславянскогопроисхождения.
И,наконец, к третьей группе относятся церковнославянизмы чуждые русскому языкутолько в плане содержания. По своему происхождению это семантическиезаимствования из языка южных славян или семантические кальки с неславянскихязыков (1, с. 81).
Несомненно,что выделенные Е.Г. Итэсь три группы церковнославянизмов играли далеко неодинаковую роль в противопоставлении церковнославянского древнерусскому. Так.Церковнославянизмы первой группы. «чужеродные как во внешнем, так и вовнутреннем плане» (1, с. 80), оставались таковыми лишь до тех пор, покаоставались чуждыми народному быту и сознанию обозначаемые ими внеязыковыереалии, на раннем этапе христианизации Руси. Однако, по мере того какхристианство становилось повседневным явлением, неотъемлемой частью русскойдействительности, громадный пласт церковнославянизмов утрачивал свою понятийнуючужеродность (црьковь, просфора, ряса, священикъ). Таким образом, эту группуслов правомерно выделять лишь для раннего этапа развития церковнославянскогоязыка. В более позднюю эпоху большинство слов этой группы переходит в разрядлексики, общей для церковнославянского и русского языков.
Некоторыецерковнославянизмы первой группы переходят во вторую. Это происходит в техслучаях, когда в противопоставленном церковнославянскому русском языкепоявляется слово с экивалентным значением. Здесь в качестве примера интереснобудет рассмотреть историю синонимического ряда попъ — священикъ — иереи.Первоначально эти слова входили в первую группу церковнославянизмов. Позднее,по мере того как происходила христианизация Руси, слова священикъ и попъпереходят в разряд слов, общих для церковнославянского и русского языков,перестают быть церковнославянизмами. Что же касается слова иереи, то оно сэтого момента переходит в разряд слов, чуждых русскому языку исключительно вплане выражения.
Наиболееустойчивую группу лексических церковнославянизмов составляли, по-видимому,слова, противопоставляющие церковнославянский язык русскому исключительно вплане выражения. Их проникновению в русский язык препятствует и всегдапрепятствовало наличие в русском языке слов с близкими или тождественнымизначениями. Вместе с тем, утверждать что, церковнославянизмы этой группыникогда не проникали в русский язык, и что они не могли переходить в разрядслов, общих для русского и церковнославянского языков было бы неверно. Так,например, П.Д. Филкова в своей работе, посвященной этому вопросу, приводитвесьма пространный список таких церковнославянизмов (5, с. 125). Здесь мывстречаем лексику с корневым и приставочным неполногласием, слова с написаниемЩ на месте этимологического *tj, слова с рефлексом ЖД на месте *dj и мн.др. Вкачестве условий заимствования церковнославянизмов древнерусским языком у П.Д.Филковой приводятся: 1) высокая частотность употребления заимствованных слов«в церковно-книжных памятниках»; 2) наличие у заимствованного словабольшой широты «лексической сочетаемости, семантического объема исемантических связей с производными образованиями» (5, с. 126, 128).Большой семантический объем, менее конкретная, чем у русского эквивалентасемантика, ассоциированность церковнославянизмов с книжной речью является такжепричиной для проникновения церковнославянизмов в русский литературный язык,особенно в те его функционально-стилистические разновидности, которые связаны собслуживанием высшей интеллектуальной деятельности. Ср.: предметное укорачиватьи гораздо более отвлеченное сокращать, нейтрально-бытовое холод итерминологическое хладотехника.
Известныслучаи, когда заимствованию церковнославянизма второй группы предшествовал егопереход в первую группу — группу слов, чуждых русскому языку как в планевыражения, так и в плане содержания. Такой переход всегда связан с изменениемзначения слова (как правило, от более конкретного к более общему,невещественному). Так, например, глагол възбуждати имел первоначально значение«будить» и вряд ли в таком значении мог войти в русский язык. Лшьприобретя значение «привести и в состояние нервного подъема»(3, с.84), это слово могло быть заимствовано.
Вряде случаев церковнославянизм второй группы заимствовался русским языком безкакого-либо изменения своего лексического значения. Вытесняя при этом свойисконнорусский эквивалент. Так, например, неполногласное врагъ вытеснилоисконнорусское ворогъ. А южнославянское по происхождению нужда заменило врусском языке восточнославянское нужа. На наличие большого количествацерковнославянских заимствований с неполногласием и с сочетанием ЖД на местеэтимологического *dj как на черту, выделяющую современный русский язык из числадругих восточнославянских языков, указывал, в частности, Ф.М. Янковский (7. с.75-76, 83).
Необходимозаметить, что собственно лексические церковнославянизмы как южнославянского,так и неславянского происхождения (оуне, балии, ланита, ипостась и др.)составляли сравнительно небольшой процент от общего количества слов этойгруппы. Это, по преимуществу, были союзы, союзные слова, непроизводные наречия:абие, дондеже, сице, вскую, аще, паки и др. В основном же во вторую группу церковнославянизмоввходили лексико-фонетические и словообразовательные варианты общеславянскихлексем, характерные для языка южных славян. К первым относятся слова с корневыми приставочным неполногласием, с написанием Щ на месте этимологического *tj,слова с отсутствием йотации перед А в начале слова и мн. др., а ко вторым — слова с приставкой из-, с суффиксами -тель, -ость, -ство, -ствие и мн. др.
Многиецерковнославянизмы второй группы оказались в плане выражения в системныхотношениях со своими восточнославянскими экивалентами. Так, церковнославянскому*trat всегда соответствует восточнославянское torot, церковнославянскому«А» в начале слова — восточнославянское «JA» и др.
Регулярностьэтих отношений, несомненно, способствовала быстрому распространениюцерковнославянского языка на Руси, облегчала понимание церковнославянскойлитургии для необразованной части прихожан. Именно благодаря системности ирегулярности этих отношений церковнославянский язык сумел совместить в своемразвитии две, казалось бы, взаимоисключающие тенденции: тенденцию кмаксимальной понятности для основной массы прихожан и тенденцию к максимальномупротивопоставлению в плане выражения церковнославянского языка как языкасакрального русскому — светскому языку. Взаимодействие этих двух тенденций иявляется, на наш взгляд, основной движущей силой внутренней эволюциицерковнославянского языка на протяжении всей его истории вплоть до наших дней.Стремление сделать церковнославянскую литургию как можно более понятной массерядовых верующих приводило к исключению из активного употребления собственнолексических церковнославянизмов. Они не могли быть преобразованы в словарусского языка путем несложной фонетической процедуры., как например, заменасочетаний trat на torot, ЖД на Ж, Щ на Ч и др., и, следовательно, затруднялипонимание церковнославянского языка для необразованной части населения. Впозднем церковнославянском собственно лексических церковнославянизмов почти уженет.
Чтоже касается тенденции к максимальному противопоставлению церковнославянскогоязыка древнерусскому, то она приводила к появлению многочисленныхгиперкорректных образований: влатъ «великан, волот», клаколъ«колоколъ» (2, с. 4).
Чтоже касается церковнославянизмов третьей группы, то их описание и выделениепредставляет для современного исследователя наибольшую трудность. Это связано,во-первых, с закрытостью для нас языкового сознания древнего русича; во-вторых,с недостаточным уровнем развития славянской исторической лексикографии. Первыешаги, сделанные в этом направлении еще академиком Соболевским (4, с. 136-137),оказались, по-видимому, и последними. Можно предположить, что количествоцерковнославянизмов третьей группы было весьма невелико, и что значительнаячасть их довольно скоро вошла в состав лексики русского языка. Впрочем,некоторые слова этой группы сохранили сохранили свою«церковнославянскость» на протяжении всей истории церковнославянскогоязыка. К ним, например, относятся слова врагъ в значении «дьявол,сатана», отец в значении «бог». Известны также случаи переходаслов, общих для церковнославянского и русского языков, в эту группуцерковнославянизмов. Примером тому может служить глагол теку в значении«иду».
Примернок XV столетию завершается христианизация Руси. Термины церковного обиходаперестали быть экзотизмами для русского уха, вошли в число слов, общих длярусского и церковнославянского языков. Примерно на этот же период приходитсяявление, традиционно называемое в отечественной палеославистике «вторымюжнославянским влиянием». Думается, между этими явлениями существуетопределённая связь. Усвоение русским языком терминов церковного обихода, слов,обозначающих основные понятия христианской религии, привело к исчезновениюпервой группы церковнославянизмов (слов, чуждых русскому как в плане выражения,так и в плане содержания). Это, в свою очередь, ослабляло оппозицию«русский-церковнославянский», которая была ничем иным, как отражениемв языковой сфере важнейшей для Средневековья культурной оппозиции:«мирское-сакральное». Оппозиция требовала своего восстановления.Восстановлена она могла быть только одним способом — путём увеличения вцерковнославянском тексте церковнославянизмов других групп; в первую очередь — второй группы. Поскольку церковнославянизмы второй группы имеют по преимуществуюжнославянское происхождение, обращение к авторитету болгарской и сербскойписьменности было более чем естественным.
Несколькосложнее дело обстояло с грецизацией, сопровождавшей второе южнославянскоевлияние. Первоначально греческие элементы проникали в церковнославянский язык всвязи с реформой митрополита Киприана. Нам представляется, что это связано срешением задачи в равной мере актуальной как для русских, так и для балканскихкнижников задачи — сделать язык церковных книг как можно более удалённым отязыка повседневности. Однако, если русские книжники при решении этой задачинаходили опору в южнославянской языковой традиции, то южнославянскимреформаторам ничего не оставалось, как обратиться в своей деятельности ккультурно-языковой традиции Византии. Когда же древнерусские книжники в поискахрешения стоявших перед ними языковых задач обратили свой взор на южнославянскиеисточники, они там нашли уже вошедшие в южнославянскую письменностьмногочисленные грецизмы. Таким образом, грецизация русской письменности представляетсянам явлением сопутствующим второму южнославянскому влиянию и ни в коей мере ненезависимым от него.
Список литературы
1.Итэсь Е.Г. О коннотативном содержании церковнославянизмов и отражении ихстилистической окраски в словаре // Историческая лексика русского языка. — Новосибирск, 1983.
2.Львов А.С. Лексика «Повести временных лет». — М., 1975.
3.Ожегов С.И. Словарь русского языка. — М., 1975.
4.Соболевский А.И. История русского литературного языка. — Л., 1980.
5.Филкова П.Д. Об усвоении церковнославянизмов лексической системой русскоголитературного языка // Вопросы исторической лексикологии восточнославянскихязыков. — М., 1974.
6.Ягич И.В. Рассуждения южнославянской и русской старины о церковнославянскомязыке // Исследования по русскому языку. — Т. 1. — СПб., 1885-1895. — С.287-1070.
7.Янкоускi Ф.М. Гiстарычная граматыка беларускай мовы. — Мiнск, 1989.
8.А.Ю. Мусорин. ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКИЙ ЯЗЫК И ЦЕРКОВНОСЛАВЯНИЗМЫ.