Впоследние годы в нашей науке оживился интерес к проблеме разграничениялогических и грамматических категорий и, в частности, к проблеме разграниченияпредложения и суждения [1]. Инициатива в исследовании этой проблемыпринадлежит, как и следовало ожидать, логикам. Что касается грамматистов, тоони относятся к этой проблеме, в сущности, довольно пассивно. С одной стороны,едва ли сейчас найдется у нас такой грамматист, который решился бы открытопризнать, что он не видит никакого различия между предложением и суждением. Нос другой стороны, едва ли сейчас найдется у нас и такой грамматист, который всвоих высказываниях о предложении и его главных членах фактически в какой-томере не отождествлял бы предложения и суждения.
Напуть отождествления предложения и суждения толкает грамматиста прежде всего,конечно же, то, что между предложением и суждением, или вернее между наиболееизученным типом предложения и суждением, действительно есть соотносительность ичто такую соотносительность легко принять за тожество предложения и суждениявообще. На путь отождествления предложения и суждения толкает грамматиста такжеи то, что такое отождествление избавляет его от огромных теоретических трудностей.Ведь если предложение — это то же самое, что суждение, то тем самым сложнейшаяпроблема соотношения языка и мышления, грамматики и логики будто бы иразрешена.
Наиболееявная форма отождествления предложения и суждения — это утверждение, что всякоепредложение выражает суждение, утверждение, которое, конечно, отнюдь невытекает из того очевидного факта, что всякое суждение выражется предложением.В самом деле, если всякое предложение выражает суждение, то тогда суждение ипредложение это, очевидно, то же самое, но только рассматриваемое с разныхточек зрения, — с точки зрения логики и с точки зрения грамматики, и лингвистамбольше нечего ломать голову над тем, как следует определять предложение: его,очевидно, следует определить тогда просто как «непосредственнуюдействительность суждения» или «суждение, рассматриваемое с точкизрения его выражения», или как-нибудь в этом роде. Когда же логикиговорят, что единственные предложения, которые не выражают суждения, — этопредложения вопросительные и побудительные [2], — то это немногим меняетположение, так как за вычетом вопросительных и побудительных предложенийостальные остаются все же лишь «непосредственной действительностьюсуждения». Спор между логиками о том, выражает ли вопрос и побуждениесуждения, интересует грамматиста в сущности не более, чем спор о том, сколькочертей может поместиться на острие иглы. Основной для грамматиста вопрос — вопрос о том, чем всякое предложение отличается от всякого суждения — этимспором не затрагивается.
Болеезамаскированной формой отождествления предложения и суждения являетсяприписывание предложению смысловой структуры суждения, т.е. утверждение, чтосодержание всякого предложения расчленяется на то, о чем в нем предицируется(или говорится, сообщается), и то, что в нем предицируется, т.е. на субъект ипредикат или на какие-то два другие аналогичные, хотя иначе названные«члена» или «компонента», или «элемента», или«представления» (т.е. субъект и предикат, но прикрытые при помощи техили иных терминологических ухищрений). К такому приравниванию смысловойструктуры предложения к структуре суждения, как известно, сводится в конечномсчете и шахматовская теория «коммуникации», т.е. сочетания «двухпредставлений, приведенных движением воли в предикативную… связь» [3],как основу всякого предложения. возможны разные варианты этой теории. Так,вариант этой теории мы находим, например, в книге В.Г. Адмони, в которойговорится: «Всякое сообщение, всякий акт мысли обязательно предполагаетактивное, динамическое соединение, связывание двух компонентов — того, о чемсообщается в сообщении и что определяется в мысли, с тем, что сообщается опервом компоненте в сообщении и чем определяется первый член мысли. Задачасообщения и акта мысли — именно связать эти два компонента, связать живой иактивной связью, являющейся отражением их связи в объективной действительности,динамически воссоздаваемой в процессе общения и мысли. Естественно, что этоважнейшее свойства сообщения и акта мысли находит свое выражение и впредложении, в его активном и динамическом характере, также заключающемся втом, что в предложении непосредственно, как бы здесь же, утверждается связьдвух компонентов, независимо от того, утверждается ли наличие или отсутствиеэтой связи» [4]. Не представляет большого труда узнать субъект и предикатсуждения в двух «компонентах» предложения, о которых здесь говорится.
По-видимому,скрытой формой отождествления предложения и суждения может быть и признаниетого, что всякому предложению свойственна «предикативность» или что«предикативность» и есть то, что делает предложение предложением.Так, в цитированной книге В.Г. Адмони, непосредственно после приведенного выше,говорится следующее: «Такое активное, динамическое утверждение,происходящее в момент построения предложения или его воспроизведения иявляющееся обязательным условием всякого предложения, и есть содержание тойважнейшей синтаксической категории, которая обычно носит наименование»предикатиыного отношения" или просто «предикативности» [5].Таким образом, «предикативностью» здесь называется та расчлененностьна два компонента, т.е. субъект и предикат суждения, которая якобы обязательнадля каждого предложения.
Такоепонимание роли «предикативного отношения» близко к шахматовскомупониманию этого отношения. Но для А.А. Шахматова «предикативноеотношение» (слова «предикативность» А.А. Шахматов, насколько мнеизвестно, не употребляет) — это, с одной стороны, отношение, в котором стоятдруг к другу члены коммуникации [6], т.е. замаскированные субъект и предикатсуждения, а с другой стороны, отношение, в котором стоят друг к другуподлежащее и сказуемое [7], т.е. языковые выражения субъекта и предикатасуждения. Таким образом, по А.А. Шахматову, «предикативное отношение»- это то, что лежит в основе всякого предложения (поскольку в основе всякогопредложения лежит коммуникация), и то, что возможно только в двусоставномпредложении (поскольку только в нем есть подлежащее и сказуемое). По-видимому,это противоречие и было зародыщем того раздвоения термина «предикативность»,о котором будет речь ниже.
Кшахматовскому пониманию «предикативного отношения» близко и то, чтоА.М. Пешковский называет «сказуемостью» (слова«предикативность» А.М. Пешковский не употребляет, хотя«предикативный» и «сказуемостный» для него совершенно то жесамое, и поэтому в принципе «предикативность» и«сказуемость» тоже должны были бы значить для него то же самое).Однако, как известно, для А.М. Пешковского «сказуемость» — это нетолько то, что делает сказуемое сказуемым, но и то, что делает предложениепредложением, поскольку для него сказуемое — это и есть то, что делаетпредложение предложением, т.е. поскольку для него нет предложения безсказуемого. Расширяя так понятие сказуемого и в то же время отождествляя его спредикатом (он так прямо и говорит: «сказуемое иначе называетсяпредикат.., а самый процесс выражения мысли посредством»сказуемостных" слов и форм — предицированием, или предикацией"[8]). А.М. Пешковский тем самым, конечно, отождествляет предложение и суждение.Правда, приписывая в то же время сказуемому известную морфологическую природу,т.е. утверждая, что есть особые слова или формы, которым свойственно бытьсказуемыми, он как будто и ставит для сказуемого известные рамки, но эти рамки,в сущности, только усугубляют противоречивость его теории«сказуемости», так как оказывается, что «сказуемость» в тоже время еще и свойственна слову или словосочетанию самому по себе, внепредложения.
Едвали кто-нибудь стал бы сейчас вслед за А.М. Пешковским утверждать, что сказуемое- это то, что делает предложение предложением, т.е. что в каждом предложенииесть сказуемое. Если и можно спорить о том, есть ли сказуемое в некоторых типахпредложений, которые А.А. Шахматов называет«сказуемо-бесподлежащными», то едва ли не бесспорно, что в предложениях,которые А.А. Шахматов называет «бессказуемостно-подлежащными» (т.е. впредложениях типа «Пожар!» и т.п.), невозможно обнаружить ничегопохожего на сказуемое в обычном смысле этого слова. Тем более странно, чтослово «предикативность», которое, очевидно, образовано отприлагательного «предикативный», т.е. «сказуемостный»,продолжает употребляться в значении «то, что делает предложениепредложением», или «общая категория, формирующая предложение»[9], что, очевидно, то же самое, хотя одновременно слово «предикативный»широко употребляется в значении «сказуемостный», «характерныйдля сказуемого», а «предикативное отношение» или«предикативность» — в значении «отношение, характерное длясказуемого» и т.п., т.е. в значении, которое, если не считать, что сказуемоеи есть то, что делает предложение предложением, отнюдь не совпадает с первымзначением.
Еслибы человек в своей практической деятельности стал, не замечая этого, называтьодним и тем же словом два совсем разные, хоть и как-то связанные предмета, например,воду и мыло, то, конечно, действительность вскоре заставила бы его отказатьсяот такой привычки, иначе бы ему пришлось утолять жажду мылом, и т.д. В другомположении находится лингвист-теоретик. Ничто не препятствует ему называть однимсловом две совсем разные, хотя и как-то связанные вещи и не замечать этого.Напротив, это иногда даже помогает ему, так как делает то, что он хочетсказать, неуловимым и, следовательно, неопровержимым. Так, ничто непрепятствует лингвисту, не замечая этого, называть «грамматикой» тограмматический строй языка, то науку, этот строй изучающую; «лексическимзначением» — то значение отдельного слова, то значение знаменательногослова; «национальным языком» — то литературный язык нации, то языкнации вообще (включая его диалекты); «субъектом» — то субъектсуждения, то подлежащее, то производителя действия; «стилем» — тоодно, то другое и даже трудно сказать что. Ничто не препятствует лингвистуупотреблять и выражения «предикативность» или «предикативноеотношение» как в значении «то, что делает сказуемое сказуемым»,или «отношение, в котором сказуемое стоит к подлежащему», так и вболее неопределенном значении «то, что делает предложениепредложением».
Стоитли, все же, употреблять слово «предикативность» в значении «то,что делает предложение предложением», и нужно ли вообще слово с такимзначением? Ведь такое слово было бы, очевидно, нужно только в том случае, еслибы то, что делает предложение предложением, встречалось бы и вне предложения,т.е. только если бы то, что делает предложение предложением, не покрывалось быполностью понятием предложения. Но так как нельзя себе представить, чтобы то,что делает предложение предложением, или «предложенность», если такможно выразиться, встречалось и вне предложения, то и слово для обозначениятого, что делает предложение предложением так же не нужно, как не нужно слово«домность» для обозначения того, что делает дом домом, или слово«апельсинность» для обозначения того, что делает апельсин апельсином,или слово «лошадность» для обозначения того, что делает лошадьлошадью. Введение таких слов, очевидно, имело бы только тот сомнительный смысл,что оно сделало бы возможными мнимые определения, как «дом — это то, чемусвойственна домность», «апельсин — это то, существенным свойствомчего является апельсинность», «лошадь — это то, что обладаетсвойством лошадности», «предложение — это то, что формируется общейкатегорией предложенности» и т.д.
Всамом деле, ведь совершенно очевидно, что когда «предикативность»определяется как «общая категория, формирующая предложение» и в то жевремя как имеющая своим назначением «отнесение содержания предложения кдействительности» [10], то здесь просто подставляется то, что мы давнознаем о предложении (отнесенность к действительности считал основным свойствомпредложения еще Рис, который включал указание на эту отнесенность в своеопределение предложения) [11], в определение того, что его формирует, т.е. вопределение «предикативности» или «предложенности».
Чтопод предикативностью в таком употреблении этого слова не подразумевается ничеготакого, чего мы уже не знали раньше, ясно еще из того, что в цитированных вышеработах, в которых указывается на «предикативность» как на основнойпризнак предложения, или то, что его формирует, т.е. то, что делает предложениепредложением, в то же время даются определения предложения, в которых«предикативность» даже не упоминается. Если бы«предикативность» действительно была бы в таком понимании этого словатолько «предложенностью», т.е. если бы действительно в предложениибыло открыто какое-то новое и притом основное свойство, то тогда естественнобыло бы подставить найденное новое решение в определение предложения,определитьего как «единицу, обладающую предикативностью», иликак-нибудь в этом роде и отказаться от всех других определений. По-видимому,такие определения не даются именно потому, что они сделали бы очевиднойбессодержательность слова «предикативность» в таком его употреблениии его ненужность. (Нельзя же в самом деле сказать: «предложение это то,основным свойством чего является предложенность!»).
Сдругой стороны, едва ли можно сомневаться в том, что слово«предикативность» в его этимологическом значении (т.е. в значении«сказуемостное свойство» или «сказуемостное отношение», или«свойство, характерное для сказуемого») — нужное слово. Дело в том,что предикативность в этом смысле слова может быть характерна не только длясказуемого, но и для членов предложения или их элементов, которые в собственномсмысле слова не являются сказуемыми. Предикативное отношение, илипредикативность в этом смысле слова, характерно, например, для«предикативного» определения", для «предикативного»элемента сложного дополнения (английское I see him come), для«предикативного» элемента независимого причастного оборота (английскоеwe all went home, he remaining behind) и т.д. Таким образом, хотяпредикативность в этом смысле и значит «свойство сказуемого» или«сказуемость», она не покрывается понятием сказуемого. Именно поэтому«предикативность» и «сказуемость», в этом значении — отнюдьне пустые слова. В этом его значении слово «предикативность» и будетупотрябляться ниже.
Возможныли предложения, в которых совсем нет предикативности в этом смысле слова? Да,безусловно. Если в предложении нет сказуемого или другого аналогичного емучлена, то, очевидно, в нем нет и предикативности. Так, безусловно, нетпредикативности в таких предложениях, как, например, «Пожар!»,«Гроза!», «Боже мой!», «Счастливый путь!»,«Иван Иванович!», «Гвалт, слезы, просьбы», «Осень,вечер» и т.п., т.е. в предложениях, которые А.А. Шахматов называет«бессказуемостно-подлежащными». Термин А.А. Шахматова, впрочем, оченьнеудачен в том отношении, что он создает впечатление, будто в этих предложенияхесть подлежащее. Между тем очевидно, что если в предложении отсутствуетсказуемое, то не может быть и речи о подлежащем. Если подлежащее — это тот членпредложения, к которому сказуемое стоит в предикативном отношении, то приотсутствии сказуемого, естественно, не может быть ни члена, к которому оностоит в предикативном отношении, ни самого предикативного отношения. Такиепредложения правильнее было бы называть «непредикативными».
Характерно,что именно в этих предложениях невозможно обнаружить какой бы то ни былосоотносительности с суждением. В самом деле, выразить содержание предложения«Пожар!» и т.п. в виде суждения совершенно невозможно. Всякоеразложение содержания такого предложения на субъект и предикат (например:«То, что я вижу, есть пожар» или «Пожар есть то, что происходит»и т.п.) устраняет основное в содержании этого предложения, то, что составляетсущность его специфики — его эмфатическую нерасчлененность, — и вводит в негото, чего в нем нет — ту логическую расчлененность, которая в предложениях этоготипа невозможна. К сожалению, логики этого часто не учитывают и принимают засодержание таких предложений то, чего в них вовсе нет [12].
Сдругой стороны, специфика этих предложений заключается, по-видимому, в роли,которую играет в них интонация. Ведь о том, что слово «пожар»является предложением, мы узнаем только благодаря интонации, с которой этослово произнесено (в письме эта интонация может подсказываться соответствующимзнаком препинания или контекстом). Именно определенная интонация делает этипредложения предложениями. Другими словами, это предложения, оформленные толькоинтонацией.
Междутем в предложении, в котором есть сказуемое, несомненно именно сказуемое — этото, что заставляет осознавать это предложение как предложение (этим, очевидно,и объясняется то, что сказуемость или предикативность, т.е. свойствосказуемого, принимается, ошибочно конечно, за то, что всегда делает предложениепредложением). В самом деле, ведь словосочетание типа «птица летит»или «стена бела», очевидно, не могут не быть предложениями, посколькув них есть сказуемые. Словосочетания эти будут предложениями при любойинтонации [13].
Другимисловами, невозможно придать этим словосочетаниям такую интонацию, которая быпоказывала, что они не предложения. Мы воспринимаем эти словосочетания какпредложения не потому, что они произнесены с определенной интонацией (а самособой разумеется, что в речи им всегда присуща та или иная интонация), вчастности не потому, что они произнесены с «интонацией сообщения», нопотому, что в них есть сказуемое. Таким образом, это предложения, оформленныене интонацией, а определенной внутренней структурой. Но наличие сказуемогоозначает и наличие сказуемости, или предикативности. Поэтому эти предложениямогут быть названы также «предикативными».
Легкозаметить, что «предикативные» предложения — это вместе с тем такиепредложения, содержание которых всегда может быть выражено посредством сужденияи которые обычно даже не нуждаются в перефразировке для того, чтобы быловыявлено их логическое содержание. Так, «птица летит», «стенабела» и т.п. могут быть и суждениями.
Ното, что предикативность может делать предложение предложением, вовсе не значит,что предикативность всегда делает словосочетание, в котором она наличествует,предложением. Так, предикативность, характерная для одного из компонентовсложного дополнения (который можно назвать «сказуемым сложногодополнения»), не превращает это дополнение в целое предложение. Дажепредикативность, характерная для сказуемого, не всегда является тем, что делаетпредложение предложением, поскольку сказуемое возможно и в том, что является непредложением, а лишь его частью, а именно сказуемое, как известно, возможно (идаже необходимо) в так называемых «придаточных» предложениях, т.е.частях предложения, которые, очевидно, не являются целыми предложениями иназываются «предложениями» только по недоразумению.
Такимобразом, между предикативностью и предложением нет соотносительности. Наличиесказуемого, т.е. предикативность — это не существенный признак предложения. Впредложении может не быть предикативности, и предикативность может быть там,где нет предложения.
Напротив,между предикативностью и суждением несомненно есть прямая соотносительность.Наличие сказуемого (т.е. предикативности) в предложении указывает наспособность этого предложения выражать суждение. Предикативность, илипредикативное отношение, — это по содержанию, несомненно, и есть то, что влогике называется отношением между субъектом и предикатом суждения.
Сущностьпредикативности, или предикативного отношения, становится всего яснее, еслисопоставить два предложения одинакового лексического содержания, норазличающиеся тем, что в одном из них есть сказуемое (и, следовательно,предикативность), тогда как во втором его нет. Например: «Лес — зеленый» (где «зеленый» — именное сказуемое) и «Лесзеленый!» (где сказуемого нет и где только интонация удивления и т.д.показывает, что это предложение). В первом предложении есть тот мыслительныйэлемент, благодаря которому отношения действительности оказываются как быактивно раскрываемыми мыслью, тогда как во втором предложении этогомыслительного элемента нет.
Однако,хотя предикативность, или предикативное отношение, соотносительна отношениюсубъекта и предиката суждения, не случайно это отношение называется по второмуиз этих членов (предикату). Дело в том, что именно второй из членов, стоящих впредикативном отношении, т.е. сказуемое или аналогичный ему член, выражает этоотношение (конечно, именно потому и есть потребность в слове, называющемпредикативное отношение как свойство сказуемого, т.е. потребность в слове«сказуемость», или «предикативность»). По-видимому, в этоми заключается основное отличие подлежащего и сказуемого от субъекта и предикатасуждения. Что это действительно так, показывают, в частности, случаи, когдамежду двумя членами предложения, находящимися в предикативном отношении, нетникаких формальных отличий, например, когда связочный глагол соединяет двачлена, каждый из которых по своей грамматической природе мог бы быть какподлежащим, так и именной частью сказуемого. Например: «Самая красиваябыла младшая дочь». в таком предложении в каждом из его главных членов(которые, очевидно, можно назвать только одним «досвязочным главнымчленом» и «послесвязочным главным членом» или как-нибудь в этомроде) есть только то, что может быть в одинаковой мере существенно как дляподлежащего, так и для сказуемого, а именно наличие другого члена, к которомуданный член стоит в предикативном отношении. В чем заключается тот минимум,который необходим для того, чтобы подлежащее и сказуемое стали в этомпредложении раздичимы? Какой из главных членов будет субъектом суждения, акакой предикатом, очевидно, несущественно, поскольку, как справедливоутверждают логики, и подлежащее, и сказуемое могут быть как субъектом, так ипредикатом суждения, в зависимости от контекста. Так, в предложении «Птицалетит» как ответе на вопрос «Что делает птица?»,«летит» — предикат, но в предложении «Птица летит» приответе на вопрос «Что летит?», «птица» — предикат. При этомутверждать, как иногда делается, что тот член, который выражает более широкоепонятие, должен быть предикатом суждения, очевидно, нельзя, потому что,во-первых, объем понятий, выражаемых главными членами, может быть одинаков (какв предложениях тождества), а во-вторых, всегда можно представить себе такуюситуацию (как бы она ни была необычна), когда член, выражающий более узкоепонятие, является, несмотря на это, предикатом суждения.
Минимум,который необходим для различения подлежащего и сказуемого в предложениях типа«Сама красивая была младшая дочь», заключается, очевидно, в знаниитого, к какому из двух членов относится связка, т.е. в знании того, в каком изчленов выражается предикативное отношение, тогда как связка в таком положении,конечно, и есть выражение предикативного отношения. Специфика такихпредложений, очевидно, в том и заключается, что выражение предикативногоотношения, т.е. то, что составляет сущность сказуемого [14], оторвалось в нихот сказуемого и что поэтому вместо предложения и сказуемого в них есть толькодва главных члена, из которых ни один не является ни подлежащим, ни сказуемым,несмотря на наличие предикативного отношения между этими членами.
Ноесли сказуемое — это тот главный член, который выражает предикативноеотношение, то очевидно, что отсутствие сказуемого и отсутствие подлежащего впредложении — вещи совершенно неравноценные. Поэтому очень неудачнымпредставляется шахматовское деление предложений на «односоставные» и«двусоставные». Дело в том, что шахматовские «односоставныесказуемо-бесподлежащные» предложения (т.е. предложения типа «Сижу какна иголках» и т.п.), несравненно ближе к «двусоставным»предложениям, чем к «односоставным бессказуемо-подлежащным»предложениям (т.е. предложениям типа «Пожар!» и т.п.). Между словом«пожар» в «односоставном» предложении «Пожар!» исловом «пожар» в «двусоставном» предложении «Пожарначался» в синтаксическом отношении нет ничего общего. Напротив«сижу» в «односоставном» предложении «Сижу как наиголках» и «сижу» в «двусоставном» предложении «Ясижу как на иголках» совершенно аналогичны в своей синтаксической функциивыразителя предикативности, т.е. в своей функции сказуемого. Поэтому«сказуемо-бесподлежащные» предложения было бы целесообразнообъединить с «двусоставными» в группу «предикативных»предложений, т.е. предложений, имеющих сказуемое и противопоставить их«бессказуемо-подлежащным» как «непредикативным».
По-видимому,логическая двучленность, т.е. способность выражать суждение, вообще отнюдь необязательно подразумевает грамматическую «двусоставность», т.е.наличие не только сказуемого, но и подлежащего, и, наоборот, грамматическаядвусоставность, т.е. наличие в предложении не только сказуемого, но иподлежащего, вовсе не обязательно подразумевает, что субъект суждения будет втаком предложении совпадать с подлежащим. Так, по-видимому, логическая сущностьбезличных и других «сказуемо-бесподлежащных» предложений в том изаключается, что они могут выражать суждение, хотя субъект суждения в них неможет совпадать с подлежащим. Но то же самое может иметь место и в некоторыхдвусоставных предложениях, например, в предложениях с так называемым«формальным» подлежащим (английское It is blowing hard «Дуетсильный ветер», норвержское Det blaste friskt «Дул свежийветер») или в предложениях, в которых подлежащее вытеснено со своего местаособым служебным словом (английское There is a book on the table «На столеесть книга», норвежское Det blaste en frisk vind «Дул свежийветер»). Предложения последнего типа по своему логическому содержаниюмогут быть совершенно тожественны предложениям с «формальным»подлежащим. Так, норвежские предложения Det blaste friskt и Det blaste en friskvind, в которых субъект суждения в одинаковой мере не может быть выраженподлежащим, противопоставлены предложению En frisk vind blaste «Дул свежийветер», в котором субъект суждения может быть выраден подлежащим.По-видимому, в русском языке то, что Л.В. Щерба называл«одночленными» предложениями в противоположность«двучленным» (т.е. предложениям типа «Воробушки чирикают» впротивоположность предложениям типа «Мой дядя — генерал») [15], — этопредложения, в которых объект суждения не противопоставлен четко предикату, впротивоположность предложениям, в которых логическая структура суждения болеечетко выражена. К сожалению, зависимость логического содержания предложения отграмматической формы этого предложения совершенно неисследована, посколькулогики естественно считают, что заниматься этим должны грамматисты, тогда какграмматисты не берутся за это, полагая (ошибочно, по-видимому), что это не ихдело.
Список литературы
(Примечания )
1.Я имею в виду статьи П.С. Попова (Предложение и суждение. — В кн.: Вопросысинтаксиса современного русского языка. М., 1950, с. 5-35) и М.Н. Алексеева иГ.В. Колшанского (О соотношении логических и грамматических категорий. — «Вопросы языкознания», 1955, № 5, с. 3-19), а также ряд кандидатскихдиссертаций, появившихся в последние годы.
2.См., например: Таванец П.В. Суждение и его виды. М., 1953, с. 23-29.
3.Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. Л., 1941, с. 19.
4.Адмони В.Г. Введение в синтаксис современного немецкого языка. М., 1955, с. 39.
5.Там же.
6.Шахматов А.А. Указ. соч., с. 19.
7.Там же, с. 38.
8.Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. Изд. 5-е. М., 1935, с.152, примечание.
9.Виноградов В.В. Некоторые задачи изучения синтаксиса простого предложения. — «Вопросы языкознания», 1954, № 1, с. 15. Ср. также: Грамматикарусского языка, т. 2, ч. 1. М., 1954, с. 80 и слово «предикативность»в БСЭ. Изд. 2-е, т. 34, М., 1966.
10.Там же.
11. «Ein Satz ist eine grammatisch geformte kleinsteRedeeinheit, die ihren Inhalt im Hinblick auf sein Verhaltnis zur Wirklichkeitzum Ausdruck bringt» (Ries J. Was ist ein Satz? Prag, 1931, S. 99). — Может лиотнесенность к действительности считаться основным свойством предложения иотличается ли такая отнесенность от модальности — это тоже спорные вопросы, ноони требуют специального рассмотрения.
12.См.,напр.: Таванец П.В. Суждение и его виды, с. 26.
13.Здесь как будто можно возразить, что, если кого-нибудь попросят дать двапримера русских слов, оканчивающихся на ударное «а», то он можетответить «стена, бела», т.е. произнести эти слова с перечислительнойинтонацией. Но ведь в том-то и дело, что в этом случае интонация будетпоказывать, что эти два слова не связаны между собой, т.е. не образуютсловосочетания.
14.Сущность сказуемого определяется обычно иначе. Так, по старому школьномуопределению, сказуемое — это «то, что говорится о подлежащем», т.е.просто-напросто предикат суждения. Однако определения сказуемого, которыедаются в научных грамматиках (например, в нашей академической грамматикерусского языка) обычно отличаются от старого школьного определения только тем,что они не только отождествляют сказуемое с предикатом суждения (какобозначение «признака, состояния, свойства, качества того предмета,который выражен подлежащим», и т.п.), но еще и содержат перечень всехформальных признаков сказуемого в данном языке на данном этапе его развития,иногда совсем несущественных, но не указывают, какой же из этих признаковявляется действительно существенным, т.е. подменяют определение описанием.Такая же подмена, впрочем, есть обычно и в научных определениях предложения.
15.Щерба Л.В. Очередные проблемы языкознания. — Изв. АН СССР, т. 4, вып. 5, 1945.
16.М.И. Стеблин-Каменский. О предикативности.