--PAGE_BREAK--
3.Реформа корпоративного управления.
Ее целью должно стать разрушение инфраструктуры инсайдерского контроля и разрешение внутрифирменных конфликтов. В этом может помочь внедрение т.н. континентальной модели корпоративного управления.
Её сущность состоит в поиске компромисса между интересами различных заинтересованных в деятельности фирмы сторон, основанном на признании их законных прав. Первым условием этого является юридическая реформа, обеспечивающая эффективное осуществление законов, включая возможность добиваться исполнения контрактных обязательств через суд. Кроме того, правоохранительные органы должны
обеспечить перелом в борьбе с коррупцией, тем самым разрушив инфраструктуру контроля крупных инсайдеров. Новая система корпоративного управления должна принять во внимание преимущества континентальной модели. Опыт Германии дает представление о том, как добиться перераспределения контроля над управлением от крупных инсайдеров в пользу остальных заинтересованных сторон. Речь идет о двухъярусной модели Совета директоров, состоящего из «наблюдательного» и «управленческого» уровней.[12] Власть российских крупных инсайдеров над предприятиями могла бы быть подорвана, если бы были введены Наблюдательные Советы, представляющие рабочих, мелких акционеров, банки, союзы потребителей и государство. Подобные меры могли бы помочь разрушить инфраструктуру внутреннего контроля крупных инсайдеров. С этой точки зрения полезны и уроки реформы корпоративного управления последних лет в США и Европе.
Считается, что главная проблема корпоративного управления в Европе связана с наличием доминирующего акционера, контролирующего большинство голосов.[13] Это делает континентальную систему ближе к российской ситуации, чем к мегакорпорации А. Эйхнера. Один из главных видов злоупотреблений со стороны доминирующего акционера – сделки с самим собой (self-dealing) или вывод активов (tunnelling).[14] Это означает перевод стоимости из компаний, в которых собственник обладает только небольшой долей прав на финансовые потоки, в организации, в которых он обладает большой долей подобных прав. Подобные деяния близки к тем способам, при помощи которых извлекают ренту российские крупные инсайдеры. Знаменитый пример экспроприации ресурсов компании доминирующим акционером, использующим вывод активов, дает дело фирмы «Пармалат» 2003 г. [15]
На волне подобных конфликтов, ряд реформ корпоративного права был проведен во Франции, Германии и Италии. Укрепление внутренних механизмов корпоративного управления через усиление роли Совета директоров в организации аудита, раскрытии информации и тому подобных действиях, имеет целью обеспечить большую способность руководящих коллегиальных органов компаний бросить вызов доминирующим акционерам. [16] Изменения в законодательстве США повышают роль мелких акционеров в корпоративном управлении.[17] Другие изменения корпоративного права и в Европе, и в США наложили на компании дополнительные обязательства по раскрытию информации в ключевых областях деятельности компаний и укрепили структуры государственного контроля над ними. [18]
Эти изменения в западном корпоративном праве дают ключ к основным реформам, необходимым в России. Внедрение системы «совместного управления» по немецкому образцу позволило бы Наблюдательному Совету представлять социальные группы, отстраненные сегодня от реального управления: наемных работников, мелких акционеров, потребителей, поставщиков, кредиторов и государственные органы муниципального и/или федерального уровня. Располагая полномочиями избирать членов и вести мониторинг деятельности Совета директоров и топ-менеджеров предприятия, Наблюдательный Совет был бы представительным органом, стремящимся найти компромисс интересов различных заинтересованных сторон. Публичное раскрытие информации является другим важным аспектом западного опыта, подходящего в российском случае. В отечественных условиях подобные меры должны касаться сведений, способных выявить скрытую деятельность инсайдеров. Они должны включать обязательное раскрытие конечных крупных собственников оффшорных компаний как необходимую предпосылку избавления от «облака оффшоров», скрывающего доминирующие группы российских предприятий. Информация о финансовых потоках фирм должна подлежать особенно тщательному анализу со стороны членов Наблюдательных Советов. Последние должны быть наделены полномочиями контролировать основные сделки компаний с фирмами-посредниками, включая цены и другие важнейшие условия на которых они заключаются. Наблюдательные Советы должны привлекать к своей работе независимые консалтинговые и аудиторские фирмы. Для недопущения сговора последних с крупными инсайдерами проверяемых предприятий, необходимо наделить Счетную Палату РФ теми же полномочиями по надзору над аудиторами, что и американский «Совет по надзору за отчетностью публичных компаний». Подобные меры могут изменить господствующую модель корпоративного управления в современной России, сделав принятие решений по ключевым вопросам, включая инвестиции, более открытым процессом, в меньшей степени подверженным неформальному контролю. В результате, нынешнее слияние собственности и управления будет ослаблено и компромисс различных, заинтересованных в деятельности предприятия сторон, постепенно начнет вытеснять доминирование крупных инсайдеров. В таком случае, нестабильность инсайдерского контроля будет устранена, и могут сложиться предпосылки для более долгосрочного временного
горизонта управления.
4. Наш капитализм: между олигархическим и бюрократическим.
Конечно, чрезвычайно важно понимать, откуда пошел наш капитализм и на какой духовной и материальной базе он вырос. Приватизация оставила большинство наших промышленных отраслей в раздробленном состоянии, но дальнейшая стихийная концентрация превратила их в сферы доминирования крупных концернов.
Типичен пример алюминиевой индустрии, где поначалу братья Черные захватывали отдельные заводы, а уже потом они были объединены в две крупные корпорации «РУСАЛ» и «СУАЛ» Олегом Дерипаской и Виктором Вексельбергом, которые в процессе этих перипетий стали миллиардерами.
В отличие от этого в нефтяной и никелевой индустрии концерны создавались указами президента Ельцина и только потом продавались на аукционах Ходорковскому, Березовскому с Абрамовичем, Фридману с Вексельбергом и Блаватником, Потанину с Прохоровым. Несколько по иному, но все же централизованно создавались «ЛУКОЙЛ» и «СУРГУТНЕФТЕГАЗ». Но так или иначе, буквально за считанные годы российская промышленность стала сферой доминирования крупных концернов—олигополий.
Например, то, что сейчас делается с ценами на бензин внутри страны, — типичный результат сложившейся олигополии в области добычи, переработки и продажи нефти. В других отраслях сложилась приблизительно такая же ситуация.Короче говоря, олигополистическая структура экономики служит постоянно действующим, а в настоящее время и главным фактором хронической инфляции и, следовательно, также фактором торможения экономического роста, так как неоправданный рост цен заведомо сужает внутренний рынок.Далее. Согласно западной экономической теории, олигополия — это не тот строй, который обеспечивает наиболее эффективные, оптимальные экономические решения. В последнем аналитическом докладе Всемирного банка о нашей экономике («От экономики переходного периода к экономике развития», апрель 2004 года) так и говорится: крупные российские концерны менее эффективны, даже если их сравнивать с нашими же предприятиями средней величины.
Олигополия также тормозит технический прогресс, качественное развитие экономики. При гарантированно высоких прибылях крупные концерны не торопятся с модернизацией своего производственного аппарата, не заинтересованы в создании и развитии новых технологий и производств, в разведке новых месторождений природных богатств.
Достаточно посмотреть, какие отрасли стоят у нас во главе угла. Фактически это те же отрасли, которые преобладали в советское время (исключая, конечно, военную индустрию). Какие новые отрасли создал наш капитализм за более чем десятилетие своего существования? Можно назвать только мобильную телефонную связь, и то сотовые телефоны производим не мы, а иностранные компании за рубежом. В то же время отечественное машиностроение пришло в упадок, и даже Каха Бендукидзе, гремевший все последние годы как ведущий олигарх, был вынужден продать свои «Объединенные машиностроительные заводы» группе Потанина, а его личное состояние (64 миллиона долларов), как оказалось, значительно уступает любому малоизвестному партнеру нефтяного магната Ходорковского. Бендукидзе не входит даже в список ста богатейших людей России (см. список, опубликованный русским изданием журнала «Форбс», 2004, апрель). Можно понять Каху, когда он продал свое дело в России и уехал в Грузию.[5]
Итак, наш капитализм не создал новых отраслей. А между тем в США систематически идет качественный рост. Кто там самые богатые люди? Билл Гейтс — человек, который сделал компьютер доступным для массового потребителя. Это также Том Уолтон, создавший самую широкую в Америке сеть супермаркетов «Уолмарт», — опять-таки свидетельство ориентации на массового потребителя. А где у нас компьютерщики и владельцы супермаркетов? В списке ста богатейших людей компьютерщиков нет вовсе, а владельцы супермаркетов стоят на последних местах.
Сто с лишним лет назад в Америке самыми богатыми людьми были Джон Рокфеллер — нефть, Джон Пирпойнт Морган — черная металлургия, семейство Меллонов — алюминий и та же нефть. То есть представители тех самых отраслей, где действуют самые богатые российские миллиардеры сегодня. Получается, что по промышленной структуре мы находимся на уровне Америки конца XIX — начала XX века, отстаем от нее на сотню лет. Причем созданы эти отрасли отнюдь не нашими миллиардерами, а советской властью, от которой все это им досталось в готовом виде и задешево.
Почему так происходит? Попробуем объяснить, в чем дело. Существуют два заколдованных круга, в которых вертится наша экономика, не находя из них выхода. Один порочный круг связан с узостью внутреннего рынка. Практически наш капитализм работает на 15 процентов населения. Только эта часть поставляет потребителей в полном смысле слова, то есть тех, кто в состоянии купить все, что производится экономикой и импортируется, тогда как 85 процентов населения купить все это не могут.
Рынок очень узок потому, что доля оплаты труда в национальном продукте, которая в любой западной стране составляет основу платежеспособного спроса населения, очень невелика. Она составляет всего около 40 процентов валового внутреннего продукта (ВВП), а если вычесть отчисления предпринимателей на социальное страхование, то только около 30 процентов. В США же эта доля составляет 59—60 процентов, то есть почти в два раза больше (наши расчеты по данным национальных счетов США).
Поэтому американский капитализм сегодня работает на 90 процентов населения, а не на 15 процентов, как у нас. Тут никакого особого злодейства нет. Узость рынка ведет к тому, что объемы продаж сравнительно невелики, а следовательно, для получения достойной прибыли надо, чтобы доля прибыли в цене была больше, чем это диктуется законами конкуренции. В США промышленность работает при средней доле прибыли в цене всего в 10 процентов, а у нас эта доля в промышленности в среднем составляет 20 и более процентов, то есть вдвое выше. Нашим капиталистам при 10-процентной доле прибыли в цене работать не интересно, а американские при этом процветают. Помогают намного большие объемы продукции, определяемые широтой внутреннего рынка.
Чтобы выйти из этого заколдованного круга, надо расширить рынок, а чтобы расширить рынок, надо существенно повысить долю заработной платы в ВВП. Но поскольку повышение заработной платы идет за счет доли прибыли, то этого делать капиталистический класс не желает. А сохранение высокой доли прибыли автоматически воспроизводит узость внутреннего рынка.
Второй заколдованный круг — это сложившаяся отраслевая структура экономики, перекос в сторону сырьевых отраслей, чрезмерная зависимость от экспорта нефти, газа, цветных и черных металлов. Почему? Отчасти потому, что таково советское наследие, отчасти же — из-за резкого сокращения спроса на металлы и топливо на внутреннем рынке. Но главным образом такая структура определяется тем, что российский капитал идет практически только в эти отрасли, но почти не идет в отрасли внутреннего рынка. Не идет в машиностроение, в отрасли высоких технологий. И ясно почему: потому что рентабельность в экспортных отраслях значительно — вдвое-втрое — выше среднего уровня по промышленности в целом.
Например, в 2003 году у «ЮКОСа» рентабельность по продукции была 36 процентов, согласно официального отчета компании, а с учетом скрытой прибыли — значительно выше. Сравним эти цифры с рентабельностью ведущих западных нефтяных компаний: «Exxon Mobil», «Shevron Texaco», «Royal Dutch/Shell» и «British Petroleum». У них прибыль составляла всего 10 процентов от оборота, то есть в три с половиной раза меньше, чем у «ЮКОСа».[6]
Так сложилось. И естественно, что российским нефтяным магнатам невыгодно вкладывать капиталы в другие отрасли, если можно вкладываться здесь. То же самое в цветных металлах, где рентабельность также намного выше средней. Таков этот второй заколдованный круг, из-за которого наша зависимость от экспорта нефти и металлов никак не сокращается и не будет сокращаться, пока не произойдет выравнивание отраслевой рентабельности.
Как это все поправить? Из этих двух тупиков рыночный механизм сам по себе вывести экономику не сможет, по крайней мере в короткой и даже среднесрочной перспективе. Правда, некоторые авторы полагают, что наш капитализм в итоге как-то приспособится. Но в конечном счете, как говорил Джон Мейнард Кейнс, знаменитый британский экономист, все мы помрем. Так что придется очень долго ждать, и скорее всего страна наша так и застрянет в позиции отсталого захолустья мировой капиталистической системы.
Поэтому согласно той же западной теории, если рынок не может исправить структурный перекос, то задача государства заключается в том, чтобы выправлять несовершенства рынка. Государство может для этого сделать многое. Что касается отраслевого перекоса, то оно должно, прежде всего, принимать меры для выравнивания отраслевой нормы прибыли. Это делается путем повышения налогов в одних отраслях и их понижения — в других.
Наше правительство об этом знает, и президент Путин призывал к этому в одном из своих ежегодных выступлений перед Федеральным собранием. Налог на добычу полезных ископаемых несколько повышен, экспортные пошлины на нефть увеличены. Но это — косметические изменения фискального свойства, рассчитанные на получение в бюджет нескольких миллиардов долларов ежегодно. Меры властей в отношении «ЮКОСа» показывают, что можно взять значительно больше без ущерба для той же нефтяной промышленности. Но ведь эти меры не имеют системного характера, касаются только одной компании и рассматриваются как наказание за правонарушения, а не как последовательная и целенаправленная промышленная политика.
Почему западные нефтяные компании довольствуются 10-процентной долей прибыли, да из нее еще платят 40 и больше процентов налогов, а наши компании поднимают крик, когда у них хотят изъять излишек в 36 процентов, с которого они платят 20, 10 и меньше процентов налогов? В Америке и Западной Европе не коммунисты же стоят у власти, но сложившиеся там условия для олигархов достаточно жесткие.
Многие западные коллеги удивляются, узнав, например, что с дивидендов наши богатые люди платят всего 4 процента. Рядовой труженик с зарплаты платит 13 процентов подоходного налога, а Роман Абрамович со своего дивидендного миллиарда — только 4. Такого рая для миллиардеров нет, наверно, ни в одной развитой стране. В Америке Абрамовичу пришлось бы заплатить не меньше 40—50 процентов. Это у нас делается при том, что государство постоянно жалуется на нехватку средств на самые элементарные нужды…
Итак, первое — это выравнивание государством отраслевых норм прибыли. Второе — ему надо позаботиться о том, чтобы доля заработной платы в валовом продукте у нас росла. Как это делать? Известно, что, чем больше доля зарплаты, тем меньше доля прибыли. Но что на этот счет говорил старый Генри Форд? «Я должен платить своим рабочим столько, чтобы они могли купить автомобиль, который они производят». Для того чтобы платить достаточно много работникам, причем не в ущерб прибыли, надо повышать производительность труда. Для этого Форд ввел конвейер, создал систему массового производства. За счет этого он и платил более высокую зарплату.
Другая сторона — монетизация и частичная отмена льгот. Сейчас государство реально тратит на все льготы в год 500 миллиардов рублей, а стоимость заменяющих их выплат составит только 170 миллиардов рублей, то есть прямой вычет из доходов наших бедных слоев составит 330 миллиардов рублей. Итак, благодаря нашему государству происходит еще большее перераспределение доходов не от богатых к бедным, как в развитых странах, а наоборот — от бедных к богатым. Понятно, что это требование Российского союза промышленников и предпринимателей, то есть штаба олигархии. Так что курс неолиберальный — это курс олигархический. То, что предлагается выше, идет против олигархии.
И Путин мог бы пойти, если бы пожелал.
Другая сторона состоит в обнаружившейся тенденции к росту бюрократического капитализма, то есть капитализма под контролем государства. Теперь уже достаточно вероятно, что власть намерена установить контроль над всем «ЮКОСом» или его значительной частью. В недавнем банковском кризисе, явно инспирированном властью, ясно проявилось стремление расширить контроль государства в сфере коммерческих банков. Практически за бесценок не последний по величине частный «Гута-банк» оказался под пятой государственного «Внешторгбанка».
Некоторые органы печати и теоретики неолиберального направления видят в этих фактах проявление попыток центральной власти установить контроль над командными высотами экономики, ввести элементы государственного индикативного планирования и активной промышленной политики, то есть отказаться от господствовавшего до сих пор неолиберального «невмешательства» в экономику, а точнее, от курса на всемерное снижение налогов на большой бизнес и богатые классы.
В самом деле, пока не видно, чтобы власть была готова пересмотреть, хотя бы частично, главные аферы времен массовой приватизации и распространить наказание за недоплату налогов на других ведущих олигархов и их компании, кроме группы Ходорковского и «ЮКОСа». Напротив, вполне очевидно, что, например, Роман Абрамович и контролируемая им «Сибнефть» пользуются протекцией властей, а группа Виктора Вексельберга только что получила крупные новые финансовые гарантии от государства на строительство бокситного комбината. И хотя «ЮКОСоподобная» гильотина потенциально висит над всеми «старыми» олигархами, Кремль явно не собирается прибегать к массовым репрессиям.
Более того, последние решения президента и правительства говорят о готовности расширить сферу приватизации предприятий, оставшихся в собственности государства. Президент демонстративно принял руководителя «ЛУКОЙЛа» Вагита Алекперова и не только подтвердил намерение продать в частные руки оставшуюся еще за государством долю в этом концерне, но и приветствовал планы расширения сотрудничества Алекперова с американскими нефтяными концернами.
Все это говорит о том, что, несмотря на конфликт власти с «ЮКОСом» и расширение государственного контроля в некоторых сферах, основы частно-олигархической экономики сохраняются, и со стороны государства угрозы им нет.
Итак, все сводится к борьбе политических группировок, а роль президента остается не очень понятной. Более правильно, однако, было бы говорить о крупном, с участием государства, переделе собственности, в ходе которого в рамках олигархической экономики складывается новая финансово-промышленная группа, которую можно было бы условно назвать «кремлевской», или «путинской». Поглощение ею «ЮКОСа» и «Гута-банка» с его малой империей фирм — лишь эпизоды в происходящем переделе. Причем вовсе не обязателен переход этих компаний и банков в собственность новой группы. Достаточно взять под контроль финансовые потоки так же, как «группа Путина» еще раньше стала контролировать «Газпром», экспорт вооружений, алмазную промышленность и доходы от экспорта алмазов. Добавьте к этому «ЮКОС», и получается очень солидный кусок экономики. В каких конкретно формах произойдет это поглощение, не так важно. Кого еще поглотит эта группа в ходе передела собственности — проглотит ли, например, еще и РАО «ЕЭС», отобрав контроль у Чубайса, — вопрос пределов ее дальнейшей экспансии. Важно другое. Новую бюрократическую группу можно рассматривать как нечто вросшее в общую систему олигархического капитализма, и вовсе не обязательно стоящее над ней. Пострадает одна большая «старая» группа — Ходорковского. Остальных могут не тронуть, если они смирятся с этой частичной потерей. И если другие бюрократические кланы не потребуют своей доли в разделе добычи.
Наши олигархи уже сейчас опираются на Запад, они уже сейчас готовы продать западным корпорациям свои компании. В этом случае создастся такая интеграция наших олигархов с западными, с какой Владимиру Путину будет нелегко справиться. Это будет более грозная сила, чем наши олигархи, которых он поодиночке успешно «размазывает по стенке», как это видно на примере Ходорковского.
Но создавая собственную финансово-промышленную группу под своим контролем, Кремль решающим образом ослабляет потенциальную мощь «старой» олигархии, отбирает у нее частично и сибирские владения. Как стратегический замысел это мастерский ход далекого прицела.
Нетрудно увидеть в этом и создание прочного финансового бастиона на период после 2008 года. Как показано в новейших исследованиях, контроль над корпорациями даже при отсутствии прямой собственности на их контрольные пакеты сопряжен с немалой «инсайдерской рентой», изымаемой в пользу реальных собственников (см. Р. С. Дзарасов, Д. В. Новоженов. Природа российской корпорации и ее инвестиционное поведение. М., 2004 (рукопись)).
Формы присвоения этой ренты многообразны, но все они приводят в конечном счете к выводу активов и доходов подконтрольных организаций в личную собственность узкой группы «инсайдеров». Как показывает опыт «Газпрома», это вполне возможно и в компаниях, подконтрольных государству, а не только в частных концернах. Причем в зависимости от обстоятельств инсайдерская рента может распределяться как среди узкой верхушки, так и более широкого круга участников данного клана.
Как далеко пойдет развитие бюрократического капитализма по этому пути, покажет будущее.[5]
продолжение
--PAGE_BREAK--