Владимир Эрн: "Мыслитель с темпераментом бойца"

ВЛАДИМИР ЭРН: "МЫСЛИТЕЛЬ С ТЕМПЕРАМЕНТОМ БОЙЦА" Имя замечательного русского философа, историка русской философии и оригинального публициста, каким, без всякого сомнения, был Владимир Францевич Эрн, до сих пор несправедливо остается в тени других деятелей русского религиозного Ренессанса: Николая Бердяева, Вячеслава Иванова, Льва Карсавина, Семена Франка, отца

Павла Флоренского (чьим одноклассником в Тифлисской гимназии и другом до конца своей короткой жизни был Эрн) и др. В августе 2002 года исполнилось 120 лет со дня рождения этого замечательного русского патриота. Русского - хотя в его жилах текла и немецкая, шведская, польская кровь. Это был человек разнообразных дарований, натура которого органически сочетала волевое начало, созерцательность и интеллектуализм. Он остался в памяти многих своих современников, в частности протоиерея

Георгия Флоровского, как "мыслитель с темпераментом бойца". При этом он был человеком подлинной и глубокой религиозности. Будучи по своей основной специальности философом, Эрн обладал слишком живым темпераментом, чтобы замыкаться только в сфере чистой мысли, а его многочисленные связи с выдающимися деятелями русской религиозной мысли способствовали в нем развитию боевой натуры.

Во многом он хотел глядеть на мир глазами Православия - и отсюда в нем рано выступает сознание невозможности поклонения западной культуре, а также глубокая потребность возврата к великой и славной традиции христианского Востока. Когда же наступила мировая война, его прежние мысли приняли все более антизападнический характер. И Эрн становится самым ярким и горячим представителем "неославянофильства", и вместе с другими деятелями русской мысли (В.В. Розановым, С.Н. Булгаковым,

С.Н. Дурылиным, М.О. Меньшиковым, Л.Н. Тихомировым) он испытывает сильнейшее отталкивание от германской культуры. Тема борьбы, нравственной и интеллектуальной самоопределенности, звучащая в характеристиках духовного облика Владимира Францевича, во многом является доминантой его философии. Кроме этого, Эрн был одним их первых в ряду молодого поколения русских мыслителей начала века, кто решительно встал на путь построения религиозной метафизики.

И в отличие от тех же Н.А. Бердяева, С.Л. Франка, П.Б. Струве, С.Н. Булгакова и др он не проделывал эволюции типа "от марксизма к идеализму" или "от неокантианства к неославянофильству" и с самого начала своей деятельности отстаивал позицию православного онтологизма как единственно плодотворную, по его горячему мнению, для русского религиозного сознания. Это убеждение, подкрепленное глубокими историческими исследованиями, позднее

столь оригинально реализовались в его концепции сущности русской философии. В.Ф. Эрн родился 5 (17) августа 1882 года в городе Тифлисе. После окончания тифлисской гимназии, Эрн изучал в 1900-1904 годах философию в Московском университете. Наибольшее влияние во время обучения в университете на него оказали такие знаменитые русские философы как С.Н. Трубецкой и Л.М. Лопатин.

Кроме этого, в это время его связывала дружба с В.П. Свенцицким, о. П. Флоренским, А.В. Ельчаниновым, а также с С.М. Соловьевым и А. Белым. На основе этого дружеского кружка, интересы которого были тесно связаны прежде всего с религиозными и философскими проблемами, в качестве непосредственного отклика на трагические события 9 января в Москве, в феврале 1905 года было образовано "

Христианское братство борьбы". Но настоящими основателями и выразителями главной идеи этого "Братства" - создать специфически русский христианский социализм, который базировался бы не только на общехристианских догматах, но и на более частных особенностях русского православия были Эрн и его ближайший друг В.П. Свенцицкий, впоследствии протоиерей, автор знаменитых "Диалогов". Вместе они и выработали главные пункты программы данного общества, а также и основные

элементы, составляющие тот социализм, который бы полностью отвечал всем замыслам "Братства". Несмотря на то, что далеко не всегда можно различить, кому из двух авторов принадлежит та или иная мысль, некоторые из этих основных идей представляют для исследователей русской философии в силу их исключительной важности для духовного и идейного развития В.Ф. Эрна как человека и как оригинального мыслителя.

Настоящая христианская общественность, предполагающая полное упразднение частной собственности, должна занять место государства, даже если это последнее будет основываться на принципах христианской политики. Русское православие, которое должно вновь обрести свой первоначальный дух, привнесет в этом случае наряду с принципом соборности и необходимую базу для решения социальных проблем. В то же время этим движением разоблачались и усилия так называемого либерального духовенства, направленные

в 1905 - 1906 гг. на то, чтобы добиться кардинальных реформ в Православной Церкви. К сожалению, многочисленные исследователи творчества В.Ф. Эрна до сих пор не располагают информацией о данном братстве после 1907 года: в целом известны лишь немногочисленные документы, касающиеся этой деятельности, поскольку организация была вынуждена подпольной. Самая же первая статья Эрна "Христианское отношение к собственности", была подготовлена

в рамках деятельности этой организации и опубликована в журнале "Вопросы жизни", который служил точкой соприкосновения Владимира Францевича с группой Мережковского и Розанова, с одной стороны, и с группой С.Н. Булгакова, Аскольдова и С.Л. Франка - с другой. Другие же его статьи, написанные в этот период, появились в недолговечных журналах, таких как "

Век", "Церковное обновление", "Живая жизнь", "Религия и жизнь", "Северное сияние" и др возникавших в связи с попытками более прогрессивного православного духовенства и интеллигенции, занятой религиозными проблемами. И с этого времени сам Эрн очень четко и довольно резко отделяет себя от неохристианства

Д.С. Мережковского и от центра его деятельности, т.е. Санкт-Петербургского религиозно-философского общества (из него в 1914 году, кстати, был исключен Розанов). На одном из заседаний данного общества философ С.А. Аскольдов провел разграничение между сторонниками "нового религиозного сознания", стремящимися основать новую универсальную религию и совершенно новую церковь, т.е. группой

Мережковского и приверженцами "старого" религиозного сознания, такими как В.Ф. Эрн и В.П. Свенцицкий и сам Аскольдов. Именно эта идея наряду со стремлением вернуть метафизику к ее религиозным истокам и развить таким образом религиозную философию, во многом используя некоторые позитивные идеи В.С. Соловьева, была положена в основу при образовании Религиозно-философского общества памяти В. Соловьева в

Москве. Сам Эрн входил в это общество с момента его возникновения (с конца 1905 - начала 1906 года). Членами-основателями данного общества были С.Н. Булгаков, Е.Н. Трубецкой, В.П. Свенцицкий, П.А. Флоренский. Также в сильной степени воздействовали на него и идеи, исходящие от издательства "Путь", отличавшегося четко славянофильской направленностью.

Это издательство, с которым он тесно сотрудничал, было основано в 1910 году М.К. Морозовой, поддерживающей это религиозно-философское общество в Москве, и во многом служило распространению взглядов его членов. Дальнейший жизненный путь Владимира Эрна не может понят без обращения к полемике между издательством "Путь" и русским вариантом международного журнала "

Логос", выходившего в 1910-1915 гг. в издательстве "Мусагет". Данное издание представляли Э.К. Метнер, Ф.А. Степун, С.И. Гессен и с 1911 г Б. Яковенко. Именно в споре с "Логосом", полагавшим, что "философские изыскания в конечном итоге должны привести к наднациональному слиянию их результатов", и в соответствии с этим ратовавшим за "наднационализм" в философии,

Эрн формулировал свои собственные идеи. Эти последние основывались на категорическом отрицании неокантианства и. далее, всей современной западной философии, что в конце концов должно было привести к утверждению самостоятельной русской философии. Уже начиная примерно с 1910 года озабоченность Эрна проблемами, связанными с религией и Церковью, а также его интерес к своеобразно выраженному социализму отодвинулись на второй план, уступив место размышлениям о роли

России в противостоянии Востока и Запада. В пику данного спора в это время он пишет очень важную для себя работу - "Борьба за Логос" (1911). В этой связи два мотива определяют у Эрна "борьбу за Логос". С одной стороны, он стремится к планомерной и систематической борьбе с рационализмом, который глубоко сросся с западной культурой, с другой же стороны, он здесь еще и ведет борьбу за Россию, в которой должен быть дан отпор рационализму и где должен бы быть восторжествовать

истинный, а не мнимый "Логос". Для постижения того, что сам Владимир Францевич понимает под "рационализмом", необходимо остановиться на противопоставлении у него ratio и logos'a. Эти два понятия, которые можно по-русски противопоставить как рассудок и разум. Через всю новую философию тянется - и здесь Эрн во многом опирается на Шеллинга - потеря природы как живого бытия (вспоминается известное стихотворение

Тютчева), а рационализм здесь схематизирует действительность, познавая лишь ее законы и во многом замыкаясь в пределы только своей мысли. Рационализм и логизм у Эрна выражают глубокую противоположность христианского Запада и Востока. Но русский мыслитель уже не отождествляет, как это было у Хомякова, христианство Запада и Востока. Он здесь имеет в виду новое сознание

Запада, а не весь Запад в целом: католичество во многом для него так же "динамично" и "логично", как и православие. И Эрн в отличии от многих других русских мыслителей консервативного направления мысли, признает западную культуру, он лишь не признает ее цивилизацию. Т.о так углубляется у Эрна "кризис современности". Русской же философии мыслитель отводит среднее место, между

Востоком и Западом. С его точки зрения, "она должна раскрыть Западу безмерные сокровища восточного умозрения". Эрн также признавал борьбу между этими двумя началами в самой русской мысли. "Вся русская философская мысль представляет из себя различные моменты в уже начавшейся борьбе между ratio и logos`ом". В тесной связи с вышеизложенными взглядами

В.Ф. Эрна находится и его весьма оригинальная концепция русской философии, к сожалению до сих пор не оцененная. Увы, но написать что-то вроде "очерка истории русской философии" он не успел, однако при этом он разработал концепцию, основные моменты которой "иллюстрируются" лишь монографией о Григории Сковороде, а также удачными статьями о Владимире Соловьеве и Льве Толстом. Вся оригинальность данной концепции

Эрна как раз и заключается в том, в отличие от многих его предшественников, современников и позднейших историков и исследователей, он пытался сформулировать идею "оригинальной русской философии", а не просто "русской философии" и тем более не "философии в России". Философия же подражательная и вышедшая из западной традиции (позитивизм, материализм, неокантианство и т.д.) не признается им собственно "русской", и его внимание исключительно

сосредотачивается на тех мыслителях, чье учение (онтология, гносеология, антропология и т.д.) содержит творческие и оригинальные идеи, основанные на русских традициях, а также существенно отличаются от западноевропейского рационализма. И такими мыслителями для Эрна, без всякого сомнения, на протяжении полутора веков были Г.С. Сковорода, П.Я. Чаадаев, И.В. Киреевский, А.С. Хомяков, В.С. Соловьев, Н.Ф. Федоров, С.Н. Трубецкой,

Л.М. Лопатин и другие, в этот список также входили многие великие писатели и поэты, такие как Ф.И. Тютчев, Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский и А.П. Чехов. В целом, с точки зрения Владимира Францевича, русская философия представляет собой органическую целостность: мышление ее представителей направляется единым глубоким синтетическим устремлением. Авторы, разделенные временем и пространством, зачастую не осведомленные об идеях друг друга, перекликаются"

между собой тематически и по содержанию, т.к. их во многом связывает некая внутренняя, "подземная" традиция. Эта целостность имеет специфическую "подпочву", и во многом опирается на тот "фундаментальный" механизм, работа которого обеспечивает единство и историческую устойчивость самого феномена русской философии в его своеобразии. Описание специфики "механизма" именно русского философского мышления и составляет ядро всей концепции

Эрна. Таким "механизмом", такой "подпочвой" во многом оказывается специфическая "двувозрастность" русской культуры в целом. Первая ее фаза - исполненная православного онтологизма (т.е. своеобразного "логизма") культура допетровской Руси с "ее строгим тоносом таинственной иерархичности" (священодействия), почти литургичности. И своих высот данный тип русской культуры достигает в старой русской архитектуре и иконописи,

в утонченном духовном классицизме которых находит живое продолжение эллинская культура. Вторая фаза начинается эпохой Петра Великого - временем активного установления новоевропейской, преимущественно протестантской, культуры и ее философского проявления - рационализма. В то же самое время, между этими двумя фазами имеется существенная преемственность. Вот как об этом пишет сам Эрн: "В новой русской культуре - та же проникнутость религиозным онтологизмом,

только из данности он превратился в задание, их исходного пункта в конечный, из основы и корня "в родимую цель", в желанную энтелехию". И этот исконный онтологизм и должен быть явлен, но уже в иной - логической - форме: наступает время философии. Таким образом, воздействию западноевропейской мысли нового времени на возникновение русской философии отводится концепции Эрна важнейшая роль (ибо для русского сознания в это время характерно "глубокое

внимание к западной мысли, исключительная заинтересованность всеми продуктами философского творчества Европы"), но в данном случае речь уже может идти не просто о "влиянии" или "заимствовании". В этом случае западная культура властно врывается в традиционный ритм русской культуры - и их борьба становится "внутренним вопросом русского сознания и русской совести". Входя в русскую почву, внутренней данностью которой является опыт святости, рационализм при всей своей

понятийно-категориальной раздробленности (а во многом и благодаря ей) вызывает в русском сознании "возмущение", отторжение, дискомфорт, проблематизацию: специфическая реакция на "прививку" духовного опыта иного типа. Во многом и сама оригинальная русская философия и есть сам этот конфликт, сама борьба двух различных по своей природе начал "рацио" и "Логоса" в недрах единого русского сознания, в силу его "двувозрастности". "

Оба начала русская мысль имеет внутри себя, имеет не как внешне усвоенное, а как внутреннее ее раздирающее". Во многом это герменевтический процесс, в котором чужая философская традиция, вошедшая "принуждением Промысла и истории" в сердцевину духовной жизни России, в устроение русского сознания, во многом выполняет благотворную для генезиса отечественной философии конструктивно-провоцирующую роль, задевая сущностный нерв "родного" опыта.

Разразившаяся Первая мировая война придала особую остроту размышлениям Эрна об антагонизме Востока и Запада, а также о роли России и значении русской философской мысли. Критика русским философом Западной Европы теперь ограничивается в основном критикой духовных и культурных основ Германии. Откликами на эти события явились многочисленные статьи

Владимира Францевича, собранные в сборнике "Меч и крест. Статьи о современных событиях", а также брошюра с выразительным названием "Время славянофильствует. Война, Германия, Европа и Россия" (1915). Своей кульминации эта критика достигает в докладе Эрна "От Канта к Круппу", с которым он выступил на публичном заседании

Религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева 6 октября 1914 года. Все эти выступления полностью совпадают с выступлениями В.В. Розанова "Война 1914 года и русское возрождение", а также со статьями и работами М.О. Меньшикова, Л.А. Тихомирова, С.Н. Дурылина и С.Н. Булгакова. Выступления Розанова и Эрна по этому вопросу были особенно яркими.

Оба русских мыслителя находят причину немецкой жестокости в общем духовном кризисе в Германии, который, в свою очередь, обусловлен преобладанием начал либерализма и рационализма. Сама Первая мировая война, как совершенно справедливо полагает Эрн, делает ужасающе очевидными последствия гибельного для всего человечества и культуры - вырождение разума в "рацио" в неостановочном движении последнего "

От Канта к Круппу". Как бы предваряя Эрна, Розанов приводит вопиющие факты жестокого обращения немцев (врачей, военных и чиновников) к русским вообще и к русским женщинам в частности. Более того, в статье "Забытые и ныне оправданные" Василий Васильевич предварил идею самого Эрна о том, что само "время славянофильствует", что грешно и стыдно в этот переломный для России момент не быть патриотом своей страны.

Сам Эрн не остался в стороне после гневной критики Розанова Бердяевым, который назвал того "бабой". Владимир Францевич в этой полемике полностью встал на защиту Розанова в отстаивании им национальных интересов России. Об этом говорит и его статья - ответ Бердяеву "

Налет Валькирий". Вот как сам Эрн определяет предмет спора: "Тут перед нами встает дилемма: либо обижен Розанов, либо обижена русская баба. Если Розанов действительно выражает с гениальностью приписываемую ему Бердяевым русскую бабу, т.е. русскую душу в ее стихийности, хаотичности и мистичности (я этого не думаю), тогда многому нужно учиться у Розанова, прежде чем начинать его учить, его наставлять и его "публично

сечь", особенно если под Розановым подразумеваются не его личные только его грехи, а грехи русской души. Если же Розанов при всей его талантливости, ему свойственной, с русскою бабою все же несоизмерим, тогда вся мысль Бердяева о критике "вечно-бабьего" в русской душе через критику последней книги Розанова становится несерьезной, претенциозной". Даже в этом частном случае видно новое видение отношений между

Россией и Европой, появившееся у Эрна в годы войны, которое выразилось в идее русского дела и особой миссии России. Эта миссия заключается в том, чтобы побудить Европу уйти от самой себя, что вытекает из его размышлений о германской философии Канта, которая, как он вполне справедливо считал, "в своей односторонности приводит неизбежно к Wille zur Macht и к блиндированным мечтам о всемирной гегемонии".

Поэтому здесь и следует отстаивать универсальный и наднациональный характер возложенной на Россию задачи: быть на арене мировой войны глашатаем и защитницей вверенного ей восточного наследия, а также вытекающей из этого, "антично - византийской" и христианской мысли, логизма. И сам Эрн в данном случае воспринимал свой труд как поиск нового определения мышления как личный вклад в новую русскую религиозную философию. В заключении разговора о взглядах

Владимира Эрна во время Первой мировой войны, следует отметить, что он без всякого сомнения продолжил традицию критики западной цивилизации, начатой Федором Тютчевым, и таким образом стал одним из последних мыслителей, делавших это до революции. Далее эту линию продолжат участники евразийского движения: И.А. Ильин, И.Л. Солоневич, С.Н. Булгаков и многие другие.

Поиски истоков, первооснов онтологизма как типа мышления, как познавательного принципа приводят Владимира Францевича к необходимости исследования основ древнегреческой философии. Он начинает работать над большим трудом о Платоне как представителе восточного онтологизма. И в начале 1917 года в печати появляется первая часть этого сочинения под названием "Верховное постижение Платона". Однако сама работа была прервана столь ранней и преждевременной

смертью В.Ф. Эрна, который в итоге не дожил и до 35 лет: он скончался от нефрита 29 апреля 1917 года. Смерть в столь молодом возрасте помешала Владимиру Эрну детально разработать свои философские взгляды. Протоиерей Василий Зеньковский в своей "Истории русской философии" отмечал следующее: "У Эрна было большое философское чутье, бесспорное дарование и, проживи он долее, можно было быть уверенным,

что он мог бы создать своеобразную систему". Однако он и так уже кое-что создал в русской философии, ибо проблематика, которую Эрн поднял, в дальнейшим была успешно подхвачена и развита в трудах и работах В.В. Зеньковского, П.А. Флоренского, А.Ф. Лосева, Г.В. Флоровского. Список литературы 1. Сергей Лабанов.

Владимир Эрн: "Мыслитель с темпераментом бойца" 2. В.Ф. Эрн. Сочинения. // Вступ. ст. Ю. Шеррер М:1991. 3. История русской философии / Под общ. ред. М.А. Маслина. // Ст. О.В. Марченко "В.Ф. Эрн: борьба за Логос". С.491-497. 4. В.В. Зеньковский. Русские мыслители и

Европа М:1997. 5. В.В. Зеньковский. История русской философии Р:1989. 6. Русские философия. Словарь. / Под ред. М.А. Маслина. // Ст. О.В. Марченко. С.634 - 636 М:1995.