Н.С.Мудрагей
Впоследние десятилетия проблема рациональности в науке стала одной из важнейших.Исследователи связывают этот феномен, с одной стороны, с небывалой до XX векаролью науки в обществе, с другой, как это ни покажется парадоксальным, с фактомнегативного отношения к науке, ее результатам, с критическим взглядом на ееместо в духовной и социальной сферах общества. На эту тему написано так многостатей и монографий, что не имеет смысла задерживаться на этом. Я же хочуотметить тот факт, что столь невероятное внимание к проблеме рациональности внауке практически не только вытеснило, но даже затмило в сущности философскийсмысл рационального. Возвратить в поле деятельности философов проблемурационального совершенно необходимо, ибо это на самом деле одна из самых важныхпроблем философии. Но как нет единого без многого, бытия без небытия, дня безночи, так нет в философии рационального без иррационального. Конечно, еслифилософию считать наукой о всеобщих законах бытия и познания — и только, — тогда,возможно, иррациональное не потребуется. Но ведь философия есть нечто совсеминое. Философия — это результат деятельности остраненного и отстраненного(ставшего в сторону) человека, обладающего высокими духовными способностями. Всвоей повседневной жизни мы погружены в бытие как быт и загружены житейскимиделами, заботами, страстями. Философия же — это взгляд, дума человека, остановившегосяв своем беспрестанном беге и удивленно погрузившегося в созерцание окружающегомира, — что это? То, что в повседневной толкотне, в суете сует казалось само собойразумеющимся, вдруг обернулось тайной, загадкой, прочно засевшей в голове илишившей всякого покоя. Перед человеком встают извечные вопросы: кто мы?откуда? куда идем? Философия не просто любовь к мудрости — с любви к мудростиона начинается, — но поиск истины, истины в сократовском, а не научном смысле.Одно из лучших определений философии, на мой, взгляд, дал Артур Шопенгауэр:«Философия — высокая альпийская дорога; к ней ведет лишь крутая тропа чрезострые камни и колючие терния: она уединена и становится все пустыннее, чемвыше восходишь, и кто идет по ней, пусть не ведает страха, все оставит за собоюи смело прокладывает себе путь свой в холодном снегу. Часто приходит онвнезапно к краю пропасти и видит внизу зеленую долину: властно влечет его тудаголовокружение; но он должен удержаться, хотя бы пришлось собственною кровьюприклеить подошвы к скалам. Зато скоро видит он мир под собою, и песчаныепустыни и болота этого мира исчезают, его неровности сглаживаются, его раздорыне доносятся наверх, — проступает его округлая форма. А сам путник всегданаходится в чистом, свежем альпийском воздухе и видит уже солнце, когда внизуеще покоится темная ночь»1.
____________________1 Шопенгауэр А. Новые Паралипомены // Шопенгауэр А. Полн. собр. соч. Т. IV. М.,1910. С. 313.
61
Этикраткие замечания относительно природы философии понадобились мне для того, чтобыввести читателя в атмосферу именно философского понимания проблемырационального и иррационального, оставив за бортом исследования иные толкованияданной проблемы. Это во-первых. Во-вторых, совсем не случайно процитированименно Артур Шопенгауэр: анализируя проблему рационального и иррационального, ихвзаимодействие и противостояние, я буду опираться на философскую системунемецкого мыслителя, в которой эта проблема получила подобающее ей огромноезначение. Именно у Шопенгауэра проблема рационального и иррационального, звучащаядо того глухо, как бы в подполье, вышла наружу, стала предметом открытого, широкого,осознанного и тщательного рассмотрения (хотя термин «иррациональное»и отсутствует в его философии, рациональному он противопоставляет«иллюминизм»). В отличие от иррационалистов последующей формации(К.Ясперс, М.Хайдеггер), которые, дабы быть как можно дальше от иррационалистов«второй свежести» («почва и кровь»), весьма строго исдержанно говорят об иррациональном, Шопенгауэр пишет откровенно, смело, страстно,его философия — это обнаженный нерв иррационального, в ней бьется сильный, мощный,жизненный пульс, наполненный живой энергией иррационального.
Новернемся к нашему вопросу: почему в философии нет рационального безиррационального? Философия есть прежде всего стремление понять сущность и смыслбытия. Познавая мир, философ пользуется как рациональными, так ииррациональными средствами, а сам мир несет в себе столько иррационального, чтовпору задаться вопросом: да есть ли в нем хоть гран рационального? Вот ипопробуем разобраться во всем этом, дав для начала самые общие определениярационального и иррационального.
Рациональное- это логически обоснованное, теоретически осознанное, систематизированноеуниверсальное знание предмета, нечто «в масштабе разграничивания»(Хайдеггер). Это в гносеологическом плане. В онтологическом — предмет, явление,действие, в основании которых лежит закон, формообразование, правило, порядок, целесообразность.Рациональное явление прозрачно, проницаемо, а потому его можно выразитьрациональными средствами, т.е. понятийно, вербально, оно имеет коммуникабельныйхарактер и потому способно быть передаваемо другому в рациональной форме.
Иррациональноеимеет два смысла. В первом смысле иррациональное таково, что вполне может бытьрационализировано. Практически это есть объект познания, который поначалупредстает как искомое, неизвестное, непознанное. В процессе познания субъектпревращает его в понятое, логически выраженное, всеобщее знание. Зачастую этоиррациональное в нашей литературе называют нерациональным, но это в сущностинеполный перевод на русский язык иррационального, где «ир» заменено«не». Более корректно подобное иррациональное следует обозначить как«еще-не-рациональное».
Взаимозависимостьи противоборство рационального и иррационального как еще-не-рациональногодостаточно ясны.
62
Субъектпознания стоит перед проблемой, которая поначалу скрыта от него под флеромиррационального. Используя имеющиеся в его арсенале средства познания, оновладевает непознанным, превращает в познанное. Еще-не-рациональное становитсярациональным, т.е. абстрактным, логически и понятийно выраженным, короче — познаннымобъектом.
Наличиерационального знания признается как рационалистами, так и иррационалистами.Отрицание его привело бы к самым абсурдным последствиям — абсолютнойразобщенности людей, не имеющих никаких точек соприкосновения в своей духовнойи практической деятельности, к полной анархии и хаосу. Но отношениерационализма и иррационализма к рациональному знанию прямо противоположно.Рационалист убежден, что, получив рациональное знание о предмете, он тем самымпознал его подлинную сущность. Иное в иррационализме. Иррационалист заявляет, чторациональное знание не дает и в принципе не может дать знание сущности предметаи мира в целом, оно скользит по поверхности и служит исключительно для целейориентации человека в окружающей среде. Так, компас в руках путника — совершеннонеобходимая вещь, если путник идет по неизвестной местности в определенномнаправлении, а не праздно шатается в воскресный день по аллеям парка. Но развекомпас может дать описание и характеристику местности? Так и абстрактноерациональное знание — поводырь в мире, знакомом ему исключительно в самыхприблизительных чертах. Короче: рациональное знание возможно лишь относительномира явлений, мир вещей самих по себе ему недоступен. А.Шопенгауэр, продолжаякантовскую мысль, объявил: познанный мир есть мое представление. Познаваемыймир расщеплен на субъективное и объективное. Формой объекта являются время, пространство,причинность, законом для него является закон достаточного основания в различныхипостасях. Но — главное — все это суть априорные формы субъекта, которые он впроцессе познания накидывает на познаваемые объекты, к подлиннойдействительности они не имеют никакого отношения. Время, пространство, закондостаточного основания — только формы познания, а не свойства вещей самих посебе. Следовательно, мы всегда познаем только содержание нашего сознания, апотому рационально познанный мир есть исключительно представление — и небольше. Это отнюдь не означает, что он не реален. Мир в пространстве и времениреален, но это эмпирическая реальность, ряд представлений, общей связью которыхдля всех субъектов служит закон основания.
Миркак представление рационален, по Шопенгауэру, и в гносеологическом, и вонтологическом планах, ибо и там, и там работает закон достаточного основания.В реальном мире он проявляется в виде причинности, в мире мыслей — как закон обосновании познания. Разумно и само сознание человека, утверждает немецкийфилософ, ибо оно способно «к неинтуитивному познанию, т.е. к понятиям имыслям».
Итак,мир явлений рационален, ибо в нем с жесткой необходимостью действуют законоснования, причинность и т.п. Соответственно рационально познаваем: рассудок, разум,понятия, суждения и все прочие средства рационального познания
63задействованы Шопенгауэром для познания мира явлений. Рационалист вполне согласенсо всеми этими положениями немецкого философа, но с оговоркой: благодаря всемэтим средствам рационального познания мы также познаем и само бытие.Иррационалист категорически возражает против этого, ибо мир вещей самих по себеиррационален для него не в первом смысле слова (как еще-не-рациональное), но вовтором.
Второйсмысл иррационального состоит в том, что это иррациональное признается в егоабсолютном значении — иррациональное-само-по-себе, то, что в принципенепознаваемо — не познанное, но вообще никем и никогда не познаваемое, поэтомумы со своим интеллектом, говорит немецкий философ, «повсюду наталкиваемсяна неразрешимые проблемы, как на стены своей темницы». Мир — «вечнотревожная загадка», его загадочность проявляется не только в целом, но вкаждом кусочке: "… нет такого ничтожного глиняного черепка, который бывесь не состоял из необъяснимых свойств«2. Поэтому на вопросы о сущностимира, утверждает Шопенгауэр, „невозможен ответ не только для нас, но и нидля какого познания вообще, т.е. никогда и нигде...“3.
Итак,иррациональное в первом смысле, как еще-не-рациональное равно признается ирационализмом, и иррационализмом. Иррациональное во втором смысле — толькоиррационализмом, ибо иррациональное-само-по-себе абсолютно и не может быть рационализировано.Здесь пути рационалиста и иррационалиста полностью расходятся.Взаимозависимость рационального и иррационального прекращается, уступая местопротивоборству двух систем — рационалистической и иррационалистической.Начинается это противоборство уже с прямо противоположного их отношения к местуи роли разума в познании. В иррационализме разум, который дает строгообъективное, рациональное знание о мире явлений, становится препятствием дляпознания вещи самой по себе. Для рационалиста разум — высший орган познаниямира, „высшее апелляционное судилище“ (Шопенгауэр). Чтобы утвердитьэту роль разума, пишет Шопенгауэр, послекантовские философы (Фихте, Шеллинг, „бездарныйшарлатан Гегель“) даже прибегали к недобросовестной жалкой уловке: слово»Vernunft" («разум») происходит от «vernuhmen»(«слышать»), следовательно, говорят они, оно обозначает, что разуместь способность слышать так называемое «сверхчувственное»(Nephelococcygia, Тучекукуевск, — не жалеет иронии Шопенгауэр). Выдумка эта, пишетон далее, была встречена с беспредельным сочувствием, неустанно, с несказаннымудовольствием повторялась в Германии целых тридцать лет, даже легла в основусамых разных философских систем. Конечно, соглашается Шопенгауэр, «Vernunft»происходит от «Vernehmen», но лишь потому, что человек в отличие отживотного может не только слышать, но и разуметь, однако разуметь «не то, чтопроисходит в Тучекукуевске, а что один разумный человек говорит другому: вотчто он ____________________ 2 Шопенгауэр А. Мир как воля и представление //Шопенгауэр А. Полн. собр. соч. Т. I. М., 1910. С. 131.
3Шопенгауэр А. Соч. Вып. IX. С. 668.
64разумеет, и способность к этому называется разумом4. Как видим, для Шопенгауэраразум жестко ограничен одной функцией — функцией абстрагирования и соответственнокоммуникации, а потому он стоит ниже рассудка: разум способен образовывать лишьабстрактные понятия, тогда как рассудок непосредственно связан с наглядныммиром. Рассудок собирает в живом опыте материал для разума, на долю котороговыпадает простая работа абстрагирования, обобщения, классификации. Рассудокинтуитивно и бессознательно без всякой рефлексии (для Шопенгауэра какиррационалиста явление вторичное) перерабатывает ощущения и преобразовывает их,опираясь на закон основания в формах времени, пространства, причинности. Толькоот рассудка, утверждает немецкий философ, зависит интуиция внешнего мира: разумк этому не приспособлен, а ощущения, чувства далеко еще не интуиция, а всеголишь материал для нее. Потому „рассудок видит, рассудок слышит, прочееглухо и слепо“5.
Напервый взгляд, может показаться, что Шопенгауэр просто поменял местами рассудоки разум в пику столь нелюбимой им немецкой классической философии. Нет, ведькак бы ни был хорош рассудок, он познает исключительно феноменальный мир, неимея ни малейшей возможности проникнуть в мир ноуменальный. Традиция женемецкой классической философии состояла в признании разума как высочайшейспособности познания подлинного бытия. Лжефилософы, заявляет Шопенгауэр, приходятк нелепому выводу, что разум есть способность, по самой своей сущностипредназначенная непосредственно и интуитивно познавать последние основания всехвещей и всякого бытия, т.е. для метафизики. Если бы господа эти, говоритШопенгауэр, вместо того, чтобы обоготворять свой разум, „пожелали имвоспользоваться, давным-давно должно было бы выступить то простое соображение, чтоесли бы человек, благодаря особому органу для разрешения загадки мира, представляемомуего разумом, носил в себе врожденную и только в развитии нуждающуюся метафизику,то по вопросам метафизики среди людей царило бы такое же полное согласие, как иотносительно истин арифметики и геометрии“6. Тогда на земле несуществовало бы такого разнообразия религий и философий, „напротив, тогдана всякого, кто расходился бы с остальными в религиозных или философскихвоззрениях, тотчас должны были бы смотреть как на человека, который не совсем всвоем уме“7.
ДляШопенгауэра разум не только не высшая способность, но даже вторичное явление поотношению к организму, ибо подлинное ядро, „единственно метафизическое ипотому неразрушимое в человеке“ есть бессознательная воля. Больше того, воля- слепое влечение, темный, глухой порыв — и есть та ____________________ 4Шопенгауэр А. Свобода воли и нравственность.
М.,1992. С. 158-159.
5Там же.
6Там же.
7Шопенгауэр А. Свобода воли и нравственность.
С.158-159.
65самая искомая вещь сама по себе, составляющая суть и смысл мироздания.Иррациональный характер воли как „всеединого зерна каждого явления“исключает для разума возможность познания мира вещей самих по себе. (Читательвправе задаться вопросом: если воля абсолютно непостижима, как мы узнаем о ней?И.Кант вроде бы был более последователен, когда вещь саму по себе и считалтолько вещью самой по себе. Но Шопенгауэр в отличие от Канта превыше всехпознавательных способностей чтит интуицию. Кант, писал он, исходил изпосредственного, рефлексивного познания, я — из непосредственного, интуитивного,а абстрактное познание относится к интуитивному, как тень к действительнымпредметам. Так вот, по Шопенгауэру, вещь сама по себе раскрывается как воля вовнутреннем чувстве человека. Погружаясь в созерцание своего я, мы обнаруживаемпричину своего существования — волю. Затем обратив взор во-вне, обнаруживаем, чтоволя проявляется буквально во всем, начиная с неорганической природы и кончаявысшим ее творением — человеком. Подробнее об этом — далее в статье.) Итак, основоймира, силой, управляющей миром вещей самих по себе и миром явлений, являетсяиррациональная воля — темная, мрачная, бессознательная. Воля для собственнойобъективации создает в неудержимом порыве, столь же иррациональном, необъяснимом,как она сама, мир представлений, в котором буквально все, включая человека, служитинтересам воли. Воля как бессознательная сила не знает, почему она хочет быть, но,глядя в феноменальный мир, как в зеркало, понимает, чего она хочет: оказывается,предмет ее хотения — »не что иное, как этот мир, жизнь, именно такая, какона есть«8.
Посколькуэту жизнь создает слепая воля в бессознательном порыве, то и ждать от этойжизни чего-либо хорошего — дело безнадежное. Зрячая воля, с горечьюконстатирует немецкий философ, никогда не сотворила бы тот мир, который мывидим вокруг себя, — со всеми его трагедиями, ужасами, страданиями. Толькослепая воля могла построить жизнь, обремененную вечной заботой, страхом, нуждой,тоской и скукой.
Итак,воля хочет объективироваться, и поэтому создает жизнь, а мы оказываемсянесчастными заложниками темной воли. Она в слепом порыве самореализации создаетиндивидуума, который получает свою жизнь как подарок, приходит из ничего, всмерти своей несет утрату этого подарка и возвращается в ничто. Поначалу, читаяэти рассуждения Шопенгауэра, я невольно сравнивала его с Сереном Кьеркегором, которыйотчаянно и страстно боролся за каждого отдельного, единичного, в то время какнемецкий философ писал: не индивид, „только — род — вот чем дорожитприрода и о сохранении чего она печется со всей серьезностью...
Индивидуумже не имеет для нее никакой ценности“9. Только ____________________ 8Шопенгауэр А. Мир как воля и представление.
С.283.
9Шопенгауэр А. Мир как воля и представление.
С.284.
66потом поняла, что и Кьеркегор, и Шопенгауэр озабочены одним и тем же каждымотдельным человеком. То, что я сначала восприняла у Шопенгауэра как холодное, равнодушноеутверждение всенепременной истины, с которой нельзя бороться, на самом делеимело лишь внешнюю форму, за которой скрывалась мучительная мысль — как оборотьэту истину? Мыслитель не мог примириться с ролью человека как жалкого рабаслепой воли, с его неизбежным исчезновением в ничто. Не может быть, чтобычеловек явился на свет в качестве убойного скота. Конечность бытиячеловеческого — вот руководящая пружина философии Кьеркегора и Шопенгауэра. Обабыли уязвлены фактом смерти и оба искали — каждый по-своему — выхода из тупика.Слепая, иррациональная сила распоряжается нашей жизнью и нашей смертью, а мыбессильны что-либо сделать. Бессильны ли? Здесь на помощь Шопенгауэру приходитименно его иррационализм. Рационалистически понятый человек — это сознание, разум,интеллект. Смерть гасит сознание, следовательно, прекращается существование.Шопенгауэр пишет, что корень нашего существования лежит вне сознания, но самонаше существование целиком лежит в сознании, существование без сознания не естьвообще для нас существование. Смерть гасит сознание. Но в человеке естьподлинное, неразрушимое, вечное — воля. Именно благодаря иррациональному началув человеке он неуничтожим! Вот смысл, цель, высочайшая задача философииШопенгауэра: раскрыть перед человеком истинную его сущность и истинную сущностьмира. Человек, владеющий познанием сущности мира, „спокойно смотрел бы влицо смерти, прилетающей на крылах времени, и видел бы в ней обманчивый мираж, бессильныйпризрак, пугающий слабых, но не имеющий власти над тем, кто знает, что он сам — та воля, чьей объективацией, или отпечатком служит весь мир; за кем поэтому вовсякое время обеспечена жизнь, равно как и настоящее — эта подлинная, единаяформа проявления воли; кого поэтому не может страшить бесконечное прошлое илибудущее, в которых ему не суждено быть, ибо он считает это прошлое и будущеепустым наваждением и пеленою Майи; кто поэтому столько же мало должен боятьсясмерти, как солнце — ночи“10.
Такимобразом, человек, будучи в природной цепи одним из звеньев слепой воли, тем неменее выбивается из этой цепи благодаря тому, что он озарен пониманием сущностии смысла бытия. Больше того, Шопенгауэр прямо говорит об „адекватномвоспроизведении сущности мира“. Как это возможно, если до сих пор немецкийфилософ обосновывал мысль о полной непроницаемости мира вещей самих по себе?Мир иррационален, утверждает Шопенгауэр, но существует три подхода к нему — искусство,мистика и философия. Разговор об искусстве увел бы нас слишком в сторону, поговоримо мистике и философии. Мистику и философию Шопенгауэра объединяет общеепонимание характера универсума. Как справедливо пишет А.Стирнотт, для мистика, ая добавлю — и для Шопенгауэра, характерно ____________________ 10 Шопенгауэр А.Мир как воля и представление.
С.293.
67убеждение, что „универсум не есть статичный, бездушный механизм, нодинамичный, творческий процесс, из которого возникают отношения, значения, ценности,идеалы и духовные личности“11. И.Хуттон Хинд определяет мистику какпопытку выйти за пределы физических и видимых явлений нашего земного икаждодневного существования и таким образом раскрыть тайну жизни. Мистицизм, пишетон, делает акцент на откровении, озарении, прямой вспышке (яash) озарения, котораяраскрывает „внутреннее видение“ (кстати, слово „мистицизм“связано с корнем слова, означающим „закрывание глаз“). Великая тайна,запрятанная в реальности, не подвластная науке, логике, раскрывается, когданадменный и жалкий человек прекращает свои умственные усилия и учится ждатьоткровения уникальной реальности или уникальной истины. „Be still andknow“12 — говорит мистик нетерпеливым искателям знания и истины.
Ужеиз этих кратких замечаний следует, что Шопенгауэр, конечно, не мог пройти мимоподобного способа проникновении в бытие. Мистика, пишет немецкий философ, это — всякое указание „к непосредственному проникновению в то, куда не достигаетни созерцание, ни понятие, ни вообще какое бы то ни было знание“13.Мистика и мистерия намечают пустое для познания место, „т.е. тот пункт, гденеобходимо прекращается всякое знание; и оттого этот пункт может быть выражендля мысли только отрицательным путем, а для чувственного созерцания онзамещается символическими знаками, во храмах — темнотою и безмолвием, а вбраманизме даже требованием приостановки всякого мышления и созерцания, в целяхглубочайшего проникновения в недра собственного я, с помощью мысленногопроизнесения таинственного слова Oum“14. Мистик исходит из своеговнутреннего, положительного, индивидуального опыта, в котором находит себя каквечное, всеединое существо. Но именно в силу собственной специфики мистикаобладает одним очень крупным недостатком: у нее нет средств передать свойинтимный, уникальный опыт другому.
Познаниемистика несообщаемо, некоммуникабельно.
Вотличие от мистиков философ обязан исходить из общего для всех, из объективного,перед всеми лежащего явления, пишет Шопенгауэр, а также из фактов самосознания,как они заложены в каждом человеке без исключения. Философ не может ссылатьсяна интеллектуальные воззрения, на мнимые непосредственные видения разума, неможет предлагать положительное знание о ____________________ 11 Stiernotte A.Mysticism and the Modern Mind // Mysticism and the Modern Mind. N.Y., 1959. P. 7.
12 Hund J. Mysticism and Ethic // Mysticism and the Modern Mind.N.Y., 1959. (»Будьте тихими и познаете".) P. 83.
13Шопенгауэр А. Мир как воля и представление.
С.635.
14Там же. "… под тихое внутреннее произнесение мистического Oum погружатьсяв собственный внутренний мир, где нет ни субъекта, ни объекта, ни какого бы тони было познания".
68том, что навеки недоступно ни для какого знания. Философия «должнаограничиваться миром: всесторонне указать на то, что этот мир такое, что онтакое в своих глубочайших недрах, — вот все, что она может сделать, оставаясьдобросовестной»15. Безусловно, здесь Шопенгауэр оказался в сложномположении — выразить иррациональное бытие в рациональных формах. И он прекрасноэто понимает. Философия, пишет он, подобно маятнику, колеблется междурационализмом и иллюминизмом (читай — иррационализмом — Н.М.) Рационализм, поШопенгауэру, имеет своим органом интеллект, иллюминизм — «внутреннеепросветление, интеллектуальное созерцание, высшее сознание, непосредственнопознающий разум, богосознание, унификацию и т.п. и презрительно относится крационализму как к „светочу природы“16. Однако иллюминизм, подобномистике, не владеет языком, способным передать внутреннее состояние индивидуума,поэтому, чтобы быть сообщаемой, философия вынуждена использовать рациональныеформы — понятия, универсальные категории и т.п.
Однако,чтобы что-то передать, это что-то нужно получить. В нашем случае это»что-то" — подлинное знание о ноуменальном мире. Философия и получаетэто знание, утверждает немецкий философ, но философия не книжная, вторичная, аглубинная, первичная, рожденная гением. Гений в отличие от обыкновенногочеловека обладает таким избытком познавательной силы, способен на такое великоеи непроизвольное напряжение духовных сил, что освобождается на какое-то времяот служения воли и проникает в глубины подлинного мира. Если для обыкновенногочеловека, говорит Шопенгауэр, познание служит фонарем, который освещает емупуть, то для гения оно солнце, которое озаряет мир.
Благодарямощи своего ума, интуиции гений схватывает универсум в его целостности, и онвидит, что этот универсум — сцена, арена, поле деятельности одной силы — безудержной,неразрушимой воли к жизни. В своем самопознании гений через Я как микрокосмпостигает весь макрокосм. Философ-гений творит философию не из понятий, почерпнутыхиз других философских систем, а из живого, полноценного, всеобъемлющего опытана основе своей невероятной силы и глубины интуиции. Потому философию следуетсравнить с «непосредственным солнечным светом», а познаниефеноменального мира — с «заимствованным отражением луны». Втаинственные глубины мира, непостижимые и необъяснимые ____________________ 15Там же. С. 636.
16Шопенгауэр А. Собр. соч. Вып. XIV. С. 456.
Шопенгауэрздесь явно себе противоречит, ибо в принципе не признает ни интеллектуальногосозерцания, ни непосредственно познающего разума. Но, как справедливо писалИ.Фолькельт, если И.Кант боязливо старается обставить всякое положение своевсеми возможными оговорками и ограничениями, то «философское мышлениеШопенгауэра отличается какой-то царской беззаботностью и беспечнойпрямолинейностью» (Фолькельт И. Артур Шопенгауэр, его личность и учение.
Спб.,1902. С. 69.)
69
(«необъяснимоеначало — удел метафизики»), по Шопенгауэру, нельзя проникнуть иначе, чемчерез чистое созерцание и интуицию, и выразить добытое — иносказательно, вобразах и сравнениях. Ведь и вообще-то, пишет философ, «для уразуменияглубочайших и сокровеннейших истин нам не дано иных средств, кроме образов исравнений»17. Но то, что является целью искусства, для философии лишьпромежуточный момент, который она должна пройти, чтобы достичь понятийноговыражения полученных результатов и в рациональной форме передать людям:«Отвлеченно, обще и отчетливо воспроизвести в понятиях всю сущность мира икак отраженный снимок показать ее разуму в устойчивых и всегда наличныхпонятиях — вот это и не что иное есть философия»18.
Итак,философ, по мысли Шопенгауэра, должен свободно от всякой рефлексии с помощьючистого созерцания и интуиции постичь тайны бытия, а затем выразить своепостижение мира в рациональных понятиях. На первый взгляд, это тот же путь, которымидет рационалист — через иррациональное к рациональному. Но это внешнеесходство, за которым скрывается глубокое различие. Для рационалистаиррациональное есть момент преходящий, его рационализация дело времени и усилийпознающего субъекта. Здесь вернее было бы сказать — не через иррациональное, аисходя из иррационального: взяв иррациональное как непознанный объект, как ещене решенную проблему и использовав высшие познавательные способности превратитьего в познанное, решенное, рациональное. Для Шопенгауэра как иррационалистаиррациональное — сердцевина подлинного мира как воли, а воля — вне разума, внесознания.
Такоеиррациональное непреодолимо и не может быть рационализировано никогда.
Ноздесь возникает новый вопрос: как и почему бессознательная, алогичная, иррациональнаяволя в своем темном, глухом порыве создает рациональный мир явлений, которымжестко управляет закон достаточного основания? Мы не знаем, говорит Шопенгауэр,почему воля обуреваема жаждой жизни, но можем понять, почему она реализоваласьв таких формах, которые мы наблюдаем в феноменальном мире. Воля создает видимыйнам мир в виде объективации самое себя, беря за образец идеи — вечные формывещей, еще не растворившиеся в множественности индивидуации (именно в этом, полагаетШопенгауэр, истинный и первоначальный смысл платоновских идей). Идеи — неизменные,независимые от временного бытия вещей формы. Всеобщая воля в процессеобъективации вначале проходит через сферу прообразов — идей, затем вступает вмир единичных вещей. Рационального доказательства, что дело обстоит именнотаким образом, разумеется, быть не может. Здесь (как и у Платона) — интуицияфилософа от Бога. Трудно сказать, насколько эта интуиция верна, но бесспорно, что,во-первых, вряд ли можно найти другой путь объективации воли в закономерный, ____________________17 Шопенгауэр А. Мир как воля и представление.
С.187.
18Шопенгауэр А. Мир как воля и представление.
С.398.
70упорядоченный мир как представление, во-вторых, философия, говорит Шопенгауэр, неможет базироваться на доказательствах, переходя от неизвестного к известному, потомучто для нее все неизвестно. Ее задача — построение единой картины мира, вкотором одно положение органически следует из другого, где наличествуетстройная, непротиворечивая, убедительная для всякого мыслящего человека цепьрассуждений. Если тем не менее в ней встречаются противоречия, если не совсемубедительно звучит утверждение, что темная, глухая, бессознательная воля, лишеннаянамека на разум, выбирает в качестве образца своей объективации вечные идеи, топовинен в этом сам человек, закованный, как в броню, в рациональные формыпознания, менее всего подходящие для адекватного воспроизведенияиррационального мира (исключения — гении в философии и искусстве).
Итак,обыкновенный человек, владеющий лишь рациональными средствами познания, не«видит» идеи, а гений — «видит». Созерцание идей позволяетему освободиться от власти воли, освобожденный от власти воли — он постигает еетайну. Сущность гения в том и состоит, что он обладает способностью чистогосозерцания идей и потому становится «вечным мировым оком». В основетворчества гения, позволяющего ему постигать сущность ноуменального мира, лежитбессознательное, интуитивное, разрешающееся в конечном счете озарением, мгновеннойвспышкой, что сродни мистическому знанию. Вдохновение — не разум и рефлексия — естьисточник, импульс его творений. Благодаря чистому созерцанию и интуиции генийпознает вечное, безусловное, сущностное. Гений — это не упорный труд икропотливая деятельность, логические размышления («белка в колесе»Шопенгауэр), хотя и это тоже, но потом, потом; в иррациональной интуиции, вдохновении,фантазии раскрывается гению как чистому субъекту, раскрепощенному, освобожденномуот рассудочных познавательных форм, истинная сущность истинного бытия. И еслимистик ограничен мистически-интимным опытом, то гений «смутное ощущениеабсолютной истины» облекает во внешние, яркие и выразительные формы, делаясвое знание сообщаемым. Итак, в своем движении к самопознанию воля создаетгения, «ясное зеркало мировой сущности». Раскрыв, обнажив«хитрость мировой воли», ее всепожирающую голодную страсть быть, еенеуемную жажду жизни, неблагодарный гений (ведь он как-никак любимое творениеволи, призванное в качестве орудия самопознания воли, ее «светлоеоко») приходит к мысли о необходимости — отрицания воли. Отрицать всякоехотение, погрузиться в Нирвану — значит вырваться из плена безумной воли, перестатьбыть ее рабом. Человек, пишет Шопенгауэр, одержавший, наконец, решительнуюпобеду над волей после долгой и горькой борьбы с собственной природой, остаетсяна земле лишь как существо чистого познания, как неомраченное зеркало мира. Размы познали внутреннюю сущность мира как волю и во всех его проявлениях увиделиее объектность, которую проследили от бессознательного порыва темных силприроды до сознательной деятельности человека, то мы неизбежно приходим квыводу, что вместе со свободным
71отрицанием воли упраздняется беспрестанное стремление и искание без цели и безотдыха, упраздняются общие формы мира (время и пространство), как и последняяего форма — субъект и объект: «Нет воли — нет представления, нетмира»19. Здесь, говорит Шопенгауэр, мы, оставаясь всецело на точке зренияфилософии, достигли крайней границы положительного знания. Если бы мы захотелиполучить положительное знание о том, что философия может выразить тольконегативно, как отрицание воли, то нам не оставалось бы ничего другого, какуказать на то состояние, которое испытали все те, кто возвысился досовершенного отрицания воли и которое обозначается словами «экстаз», «восхищение»,«озарение», «единение с Богом» и т.п. Но это состояние неесть собственно познание и доступно только личному опыту каждого, далеенесообщаемому. Вот почему Шопенгауэр, будучи корректным и последовательныммыслителем, говорит об отрицательном характере самой философии. Скорее всего, философиякак учение об иррациональной основе ноуменального мира не может быть иной. Мояфилософия, пишет Шопенгауэр, «достигнув своей вершины, принимаетотрицательный характер, т.е. заканчивается отрицательным моментом»20.
Точкуставить, однако, рано. Если глубокие мыслители, отдавая должное иррационализму,звали тем не менее к сверхрационализму21, то Шопенгауэр — к сверхиррационализму:как философ он приходит к отрицанию мира и как воли, и тем более какпредставления, но где-то в глубине души почти бессознательно надеется насуществование мира, лежащего за миром как воля. Трудно сказать, говорит ли внем философская интуиция или религиозная вера, которую он, кстати, как имистику, считает интимным делом верующего, но в своих произведениях он глухо, намекамипишет о сокровенном мире непостижимого блага, о «царстве благодати».Но толковать об этом сокровенном мире, лежащем за миром темной и грубой воли, утверждаетШопенгауэр, философия не имеет права.
Дальше- молчание.
***
Какиеже выводы следует сделать из всего вышесказанного? В философии до последнеговремени более чем широко распространено мнение, что иррационализм есть явление вторичноепо сравнению с рационализмом: дескать, иррационализм возник____________________ 19 Шопенгауэр А. Мир как воля и представление.
С.426.
20Там же. С. 636.
21«Субъект и объект, — писал Н.Бердяев — остаются разорванными и дляволюнтаризма, и для иррационализма, так как они не видят третьего начала, общегодля субъекта и объекта, — большого разума, Логоса. Гносеология, в основекоторой лежит идея Логоса, разума большого, объединяющего субъект и объект, будетне рационализмом и не иррационализмом, а сверхрационализмом» (Бердяев Н.Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989. С. 86-87.)
72только как реакция на слишком самоуверенный рационализм, утративший в своихпритязаниях чувство меры. Это отнюдь не так. Иррационализм не только и нестолько выступает против рационализма, сколько озабочен проблемой истиныподлинного бытия. Решая бытийственные вопросы, иррационализм приходит к выводуоб иррациональном начале бытия (что я и пыталась показать в своем исследованиифилософии Шопенгауэра). И, разумеется, иррациональное-само-по-себе не являетсяизобретением наших пессимистически настроенных современников (в результатекатаклизмов XX века). Иррациональное существует изначально, оно самостоятельно,самодостаточно, наличествует как в бытии, так и в познании. Преобладание вфилософии вплоть до XIX века рационального есть лишь факт истории, особенностьразвития несовершенного человеческого мышления. Ведь и квантовая механикапоявилась лишь в XX веке, хотя явления, изучаемые ею, существовали и во временаНьютона, да вообще всегда. Непонимание и недооценка роли иррационального вбытии, в самом человеке и в обществе сыграли роковую роль, ибо многое, случившеесяв истории человечества, можно было бы если не предотвратить, то по крайней мересмягчить. Ведь представление о действительности, исключающееиррациональное-само-по-себе, есть представление усеченное, фрагментарное, следовательно,не истинное.
Признаниеиррационального в свою очередь не должно вести к новой крайности — культуиррационального. Это тем более страшно, когда в качестве иррациональноговыставляется животный инстинкт и тому подобное. Еще Боэций справедливо сказал очеловеке, что он есть «индивидуализированная субстанция разумнойприроды». Человек не может (и это очень хорошо показал иррационалист Шопенгауэр)пассивно останавливаться перед непознанным, даже если оно непознаваемо. Пафосчеловеческого существования состоит в стремлении понять максимум возможного идаже невозможного. Как писал К.Ясперс: «И высказывание посредствомгипотетических невозможностей непонятного в игре мыслей на границе познанияможет быть преисполнено смысла»22. В своем познавательном движении человекподходит к самым границам познаваемого, открывает иррациональное, вставляет всвои уравнения — пусть как х, — но это ближе к истине, нежели то уравнение, гдеотсутствует необходимое составляющее.
Справедливостиради следует сказать, что существуют иррационалистические системы (как яназвала их — «второй свежести»), враждебные рациональному, разуму, презирающиеразумное, противопоставляющие разуму антиразум, противоразум. Позитивный жеиррационализм не борется с разумом, напротив, ищет в нем союзника, но отнюдь неза счет преуменьшения роли иррационального. Эту позицию прекрасно выразилсовременный французский философ Анри де Любак: мы ощущаем, писал он, желаниепогрузиться в глубокие источники, обзавестись орудиями, отличными от чистыхидей, обрести живую и плодотворную связь с питательной средой; постигаем, что«рациональность ____________________ 22 Ясперс К. Смысл и назначение истории.М., 1991.
С.447.
73любой ценой» есть «опасная сила, подрывающая жизнь». Отвлеченныеначала не в силах постичь тайны, проницательная критика не способна породитьхотя бы атом бытия. Но нужно ли разводить знание и жизнь, бездумно подчинятьсявсякой витальной силе? Мы опомнились и отошли от представления о мире, которыйможет быть полностью постигнут и беспредельно улучшен чистым разумом. Мыпознали, наконец, насколько он хрупок, но не хотим добровольно принимаемой ночи,в которой ничего нет, кроме мифов. Мы не хотим все время страдать отголовокружения и исступления23.
Действительно,я думаю, не следует заменять хрустальный дворец разума мрачными подземельямибессознательного, но не нужно забывать и об иррациональных пластах бытия ичеловеческого бытия, чтобы не исказить знание о мире и вместо истины получитьзаблуждение, вместо правды — иллюзии. Тем более, что перекос в сторонурационалистического понимания мира не дал человечеству ни счастья, ни покоя.
Ещеодна причина неприятия, отвержения иррационального носит, так сказать, нравственныйхарактер. В нас крепко засело убеждение, что иррациональное должно быть чем-тонегативным, несущим человеку если и не зло, то неудобства точно, а разум — лучшийдруг человечества, нечто светлое и доброе. Это не верно. А.Шопенгауэр, многоразмышлявший о свободе воли (одна из важнейших проблем его философии) инравственности, убедительно показал, что разум находится вне границ морали:можно назвать вполне разумным поведение человека, отнявшего у нищего последнийкусок хлеба, чтобы насытиться самому и не умереть от голода. Поступок разумный,рационально объяснимый, но глубоко безнравственный24. Итак, я пыталась показать,что рациональное и иррациональное в их взаимозависимости и противоборстве нетолько не исключают, но и самым необходимым образом дополняют друг друга. Это — категории, одинаково важные и значимые для философского рассмотрения проблембытия и познания. Но их взаимозависимость не исключает их непримиримогопротивоборства. Здесь работает не гегелевская диалектика («снятие»), нокачественная диалектика С.Кьеркегора или даже скорее трагическая диалектикаА.Либерта.
____________________23 Анри де Любак. Драма атеистического гуманизма (рукопись).
24Поступать разумно и поступать добродетельно, пишет Шопенгауэр, — две вполнеразличные вещи. Разум так же соединим с великой злобой, как и с великойдобротой, готов к услугам для выполнения как благородного, так и низкогозамыслов. (Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. С. 90.)
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.gumer.info/