ВасилийВасильевич Розанов-великий русский философ, писатель и публицист, который всюсвою жизнь провел в непрерывном творческом труде. Глубокие, парадоксальныеразмышления, где отразилась вся его внутренняя суть, удивительно созвучнынашему времени. Множество личных переживаний выпало на его долю: писателя непонимало большинство современников (картина весьма знакома), а его имя было надолгие годы вычеркнуто из истории русской культуры.
Каквполне справедливо считает В.А. Фатеев, вряд ли найдется еще такойпротиворечивый писатель и философ с такими резкими и неожиданными изменениямиво взглядах как В.В. Розанов. Однако, при всей этой изменчивости, обращает насебя внимание его постоянная приверженность к одним и тем же главным темам.Подобно «двуликому Янусу», он все время колеблется между двумяпротивоположными, взаимоисключающими точками зрения на особенно интересующиеего явления — христианство, иудаизм, Россию. Такой доведенный до концарелятивизм составляет одну из главных отличительных черт Розанова: увлечениеязычеством неотделимо у него от приверженности православию и Церкви,уничижительные заметки о России и русских до полного восхваления всего русского,а также его антисемитские выступления перемежаются с восхищением иудаизмом илюбви к еврейскому семейному быту. Загадочный феномен Розанова пыталисьразгадать многие, а также рассуждения о его юродивости стали общим местом влитературе о нем.
ВасилийВасильевич Розанов родился 20 апреля (2 мая) 1856 г. в городе ВетлугаКостромской губернии.В 14 лет будущий писатель остается сиротой. Он попал подопеку своего брата — Николая Васильевича, который, будучи учителем в гимназияхСимбирска и Нижнего Новгорода помогает ему получить гимназическое иуниверситетское образование.
Вто же время, как вспоминал Розанов, «Симбирск был родиною моегонигилизма». Именно учась в Симбирске, он активно читает писателейпозитивистского направления — Фохта, Молешотта, а из русских — Белинского,Добролюбова, Писарева. А симбирская гимназия навсегда оттолкнула Розанова своимбездушным, формальным и схоластическим подходом как к самому человеку вообще,так и к предмету учебы. Но в то же самое время, с точки зрения А.Н. Николюкина,он пережил там период «воистину безумной любознательности».
Пережитоеим за время обучения в симбирской гимназии оказалось более важным ивлиятельным, чем затем в старших классах нижегородской гимназии и, затем уже,университете.
В1878 г., окончив гимназию, молодой человек решил поступить в Московскийуниверситет на историко-филологический факультет. Он надеялся найти здесьединомышленников и наставников, которые смогли бы ответить на мучившие еговопросы. В университетские же годы у него происходят кардинальные перемены вмировоззрении. Хотя, по его собственному признанию, «университет онпроспал», однако именно здесь он стал «консерватором», поскольку«стал в университете любителем истории, археологии, всего „прежнего“.Особое значение для него в эти годы имели занятия по средневековой истории икультуре. С этого времени Василий Васильевич, дотоле равнодушно относившийся кправославию, полюбил чтение Библии.
Послеокончания университета, будущий писатель работал учителем географии и истории впровинциальных городах (Брянск, Елец, Белый). Работа в гимназии не слишкомпривлекала Розанова, хотя детей он любил. Свободное время он посвящалфилософскому сочинению „О понимании“ и опубликовал его на собственныеденьги в 1886 году. Это сочинение Розанова было направлено против позитивизма.В нем он также попытался исследовать науку как цельное знание, установить ееграницы, и в итоге дать учение о ее строении, отношении к природе человека иего жизни. С точки зрения многих его современников, Розанов в этом труде»переоткрыл" ряд идей Гегеля. Но по своему характеру изложеннаяработа обнаруживает сходство со стилем философствования античных мыслителей.Однако, книга не была принята публикой. Это и заставила Розанова искать другиеформы творческого самовыражения.
Втворчестве Розанова этот труд определил очень многое. Тема«понимания» уже в рамках той или иной проблематики (вопросы религии,пола, семьи, человеческой жизни) будет лежать в основании большинства егостатей и книг. Таким образом, он установил, что наука сама по себе хороша всвоих пределах и понимание, как таковое лежит гораздо глубже и гораздо чаще внеее, тем самым расчислил себе путь из узкофилософской сферы к работамхудожественно — философско — публицистического характера.
Переехавв 1891 г. в город Белый Смоленской губернии, Розанов начал публиковать статьи,две из которых — «Место христианства в истории», «Легенда оВеликом инквизиторе Ф.М. Достоевского»- обратили на себя внимание критики.
Впринципе, история русской мысли — это, в первую очередь история русскойлитературы: литературная и философски — эссеическая критика. И в этом плане,В.В. Розанов не был исключением. В первую очередь его интересовали такие титанырусской мысли как Ф.М. Достоевский, Н.В. Гоголь, Л.Н. Толстой, Ф.И. Тютчев, А.С.Пушкин, М.Ю. Лермонтов. В связи со статьей о Достоевском, Розанов написал исвои первые работы о Н.В. Гоголе: «Пушкин и Гоголь» (1891) и«Как произошел тип Акакия Акакиевича» (1894), в которых, отдавая даньмастерству русского писателя, говорил об оклеванном Гоголем поколении, писал оботсутствии в его произведении живых лиц, предлагал свое, субъективноепредставление о натурализме.
В1893 г., благодаря посредничеству Н.Н. Страхова, Розанов переехал в Петербург.С переездом в столицу было связано много надежд, которые впоследствии неоправдались. Он получил место чиновника особых поручений в Центральномуправлении Государственного контроля, которое возглавлял друг К.Н. Леонтьева иН.Н. Страхова, славянофил по своим убеждениям, Т.И. Филиппов. В 1899 году (из-замаленького жалования и тяжелой, полуголодной жизни) оставил службу, целикомпосвятив свое время литературной деятельности. Он стал постоянным сотрудникомгазеты «Новое время», которую издавал один из видных деятелей тоговремени, А.С. Суворин. Розанов также активно печатался и в других изданиях,таких как «Вопросы философии и психологии», «Русскийвестник», «Русское обозрение», «Русский труд»,«Новый путь», «Мир искусства», «Весы», «Золотоеруно» и в газетах «Биржевые ведомости», «Гражданин»,«Русское слово».
Вообще,мыслитель пережил несколько идейных переворотов, и без учета различия еговзглядов в тот или иной период невозможно дать объективную картину егомировоззрения. Тем более, что эти изменения не раз носили самый радикальныйхарактер — как, например, его быстрый переход от консерватизма начала 1890-хгодов к увлечению язычеством и иудаизмом, или неожиданный, после нескольких летвозврата к православию и Церкви, новый виток антихристианских настроений подвлиянием революции в «Апокалипсисе нашего времени», при этом умираяоколо Троице-Сергиевой лавры и исповедуясь перед смертью у обычного священника.
Основныепроблемы, интересовавшие Розанова, достаточно полно выразились в самихназваниях его книг: «Сумерки просвещения» (1899), «Религия икультура» (1899), «Природа и история» (1900), «Семейныйвопрос в России» (1903), «Около церковных стен» (1906), «Втемных религиозных лучах. Метафизика христианства» (1911).
Сначала 1900-х годов основной темой творчества Розанова становится Бог и пол. Онсчитал, что связь Бога с полом это гораздо больше, чем связь ума или совести сБогом, и что пол — «это проекция Бога на Земле».
Всвязи с этим, виден также интерес и благорасположение Розанова к историииудаизма и особенно ярко отражены в его очерке «Юдаизм», который былопубликован в журнале «Новый путь» в 1903 году. Философ искал инаходил в Ветхом Завете подтверждение своей родовой теории, которая вобобщенной форме была более ясно изложена в вышедшей в том же году его книге«Семейный вопрос в России».
С.Р.Федякин отметил центральный пункт его метафизики — мистику пола, то есть полкак некую космическую величину, в которой берут свое начало человеческаяистория, разные виды религий (особенно много внимания уделял философ постижению«тайн» иудаизма и критике христианства как религии печали и смерти),а также проблемам семьи и общества.
Всяметафизика человека сосредоточена для Розанова тайной пола, но это, с точкизрения В.В. Зеньковского, «абсолютно далеко от пансексуализма Фрейда, ибовсе в тайне пола очеловечено» у Василия Васильевича. Понимая пол, как тусферу в человеке, где он связан со всей природой, мыслитель считает «всеостальное» в человеке, как выражение и развитие тайны пола. «Полвыходит из границ естества, он — внеестественен и сверхестественен».
ОтношениеРозанова к христианству и Христу было сложным, противоречивым, как, впрочем, ивсе в его творчестве и жизни. Выросший в атмосфере православия и частью душиоставшийся ему навсегда, философ поднимает бунт против всего того, что умоляети унижает «естество». Глубокое ощущение святости «естества»у него уже христианское и как считает В.В. Зеньковский, оно уже «пронизанолучами той радости, которая зазвучала для мира» в одной ангельской песни.Таким образом, хотя Розанов и остается внутри христианства, но в то же время онвключает его в себя неполно, т.к. в своем мышлении ему более дорого бытие, а нетайна Голгофы. Церковь и мир соединены для него лишь в первом ангельскомблаговестии (от которого он, в целом не отходит), но они глубоко разъедены длянего в своем историческом раскрытии.
УРозанова спасенная и благословенная им самим природа восстает против креста. Итут у него активно проявляется натурализм, дыхание которого, с точки зренияЗеньковского «проникает нередко в православное сознание в силу егокосмизма», его направленности к идее преображения мира: все это оченьсильно завладевает философа.
Такимобразом, с точки зрения В.В. Зеньковского, Розанов становится критиком«исторического» христианства во имя «Вифлиема», и проблемасемьи становится в центре его богословских и философских размышлений. Но, приэтом, не отходя от Церкви, в споре христианства и культуры у него постепеннотускнеет христианство, теряя «жизненно-сладостную» силу и постепенноотходит в сторону, уступая место религии Отца — «Ветхому Завету».«Сущность Церкви и даже христианства определилась, — отмечает он, какпоклонение смерти».
Нопри этом, Василий Васильевич никогда не отходил от русской православной церкви,любя ее, как выразительницу русского духа. Однажды у него вырвалось: «всюжизнь посвятить на разрушение того, что одно в мире люблю — была ли у когопечальнее судьба?». В другом месте он отмечает: «Мир создан не толькорационально, но и священно, — столько же по Аристотелю, сколько и по Библии…Весь мир согревается и связывается любовью».
Религиозноебунтарство причудливо сочеталось у Розанова с политическим консерватизмом,борьба с косностью и омертвлением — с любовью к традиционным формам русскойжизни и церковному укладу. Василий Васильевич многими своими чертами былукоренен в русской действительности с ее идеалом соборности.
УРозанова, как справедливо считает В.В. Зеньковский, не понята Голгофа, котораядля него была лишь однажды нужна, чтобы через распятие Спасителя совершиласьпобеда над смертью. Он не понял, не вместил того, что каждому из нас дан свойкрест и дано узнать свою Голгофу.
Неменее важно то, что Розанов разработал возможность построения системы культурына основе Церкви. Он, как и К.Н. Леонтьев, все время исходил от христианства ивсегда был сознательным противником секуляризированной Европы. Но это непомешало ему трагически выразить нерешенность в Церкви самой темы секуляризма.
Т.о.,проблема церковной культуры, с точки зрения В.В. Зеньковского, никак не можетбыть решена, обходя вопросы и проблемы Розанова и его идеи о Церкви и поле.
Пафосдвухтомника статей Розанова «Семейный вопрос в России» (1903) — взащите семьи и религиозном оправдании пола как основы брака. Философ ощутилглубокое внутреннее перерождение семьи и брака, а также воспринял его какглавный симптом религиозного оскудения, ибо именно в семье он видит неугасаемыйтворческий огонь, согревающий весь процесс культуры. Вот почему он такболезненно и тоскливо ощущает то скрытое осквернение брака, от которого«загнивает» и вся полнота культурной жизни Европы.
Идалее Розанов изумительно верно объединяет процесс борьбы с нигилизмом ссемейным воспитанием ребенка. «Борьба с нигилизмом, — пишет он в этойкниге, — мне представлялась через ребенка и на почве отцовства», но, витоге, ему пришлось лишь констатировать дальнейший распад семьи.
Сглубокой скорбью Василий Васильевич говорит о падении религиозного отношения кбраку и пророчески отмечает, что «надвигающейся новый век будет эройглубоких коллизий между существом религиозным и таинством брака и междуцивилизацией нашей, типично и характерно атеистической и бесполой».Последние десятилетия особенно ярко подтверждают прогноз мыслителя. И в этойсвязи он с полным правом говорит об упадке европейской цивилизации, отмечая приэтом: «Европа есть континент испорченной крови». Вот почему, вопрекигорделивой фразе о «веке ребенка», Розанов пишет жуткие слова, о том,что «в цивилизации целой потух младенец.» И когда«теоретики» сексуального образования пытаются ныне нам навязатьаборты и обвинять борющихся с ними в реакционности, пусть внимательноознакомятся с сочинениями такого замечательного философа как В.В. Розанов.
Приобщей консервативной «тональности» его писаний это был мыслитель, нестремящийся связать себя с мнением каких-либо партий или направлений вфилософии и политики, а также позволявший себе писать статьи противоположногосодержания во враждебных друг другу органах печати, чем вызывал резкоенегодование со стороны публицистов и общественных деятелей из разных лагерей.
Всвоем творчестве он продолжил критику западной цивилизации, начатый«славянофилами», Ф.И. Тютчевым, Ф.М. Достоевским, Н.Я. Данилевским,Н.Н. Страховым и К.Н. Леонтьевым. Он сам посвятил последним трем свои работы истатьи: «Эстетическое понимание истории» (1892), «Литературнаяличность Н.Н. Страхова» (1890), «Поздние фазы славянофильства»(1895) и неоднократно возвращался к ним в своих статьях, письмах имногочисленной «листве».
Подобнодругим русским писателям его эпохи, Розанов критикует не Запад как таковой, аименно современную ему западную цивилизацию. В «стареющей жизни ЗападнойЕвропы» мыслитель чувствует глубокое иссякание ее творческих сил. «Вовнутренних европейских событиях, чем ближе к концу века, тем яснее»общеевропейской" делалась только пошлость. Все смешалось, нопошлость не менялась… Европеизм раскладывается; старые общеевропейскиелозунги — длинны и древне прекрасны, но они просто не действуют".
В«Опавших листьях», с присущей здесь Розанову свободой выражений онпишет: «Вся цивилизация XIX века есть медленное, неодолимое, и, наконец,восторжествовавшее торжество кабака». При этом, писатель резкопротивопоставляет христианский Запад Востоку: западное христианство емупредставляется «далеким от мира», «антимиром». Вправославии «все светлее и радостнее», поэтому дух Церкви «наЗападе еще библейский, на Востоке — евангельский».
ДехристианизацияЕвропы несомненна для Розанова. «Весь Запад, продолжая хранить, — пишетон, декорум религии, в тайне души и… в практике жизни разошелся с христианством».Далее он, подобно Тютчеву, критикуя католицизм, говорит о внутреннемпротиворечии православия и католицизма. Исходя из этого противоречия, мыслителькритикует и устройство западной семьи, в которой отсутствует полнота инравственные устои. А в связи с этим загнивает и полнота культурной жизни.Розанов продолжает традицию почвенников, обращая главное внимание наисторическое, духовное и семейные ценности народа.
УРозанова «почва» означает близость к неугасимой силе мира — к полу, ксемье, к рождению новой жизни. Здесь мы прикасаемся к творческой силе мира истановимся ему нужными и становимся живыми его участниками. Тут же возникает иисточник жизненной силы и духовного здоровья.
Главныефилософские книги, которые предвосхитили опыт многих экзистенциалистов, а такжебогословов и религиозных философов, написаны в форме отрывков и афоризмов(«Уединенное» (1912; «Опавшие листья»,1912-13;«Сахарна» (1913-14), «Мимолетное» (1914-15);«Последние листья» (1916-17)). Они одновременно стали открытием какнового литературного жанра, так и нового метода философствования.
Сточки зрения формы, эти работы часто напоминают черновые наброски, написанныетолько для себя, что нашло свое выражение и в языке (постоянные сокращения,эллипсы, умолчания). Вместе с тем каждый отрывок — это уже запечатленный моментмысли и, таким образом, результат мышления вполне совпадает с его процессом.
Даннаятрилогия Розанова («Уединенное», «Опавшие листья»,«Сахарна», «Мимолетное», «Последние листья»)стоит за пределами того, что до сих пор писали о литературе, культуре и жизни.Менее всего писатель стремился к созданию последовательной философской,религиозной или литературно-критической концепции. Этот принцип сознательнойнепоследовательности постоянно дает знать в его «случайных» записях,набросках «для себя», составляющих трилогию с ее характерными, оченьчасто вызывающего для общественной нравственности пометами о времени и местенаписания. В качестве примера можно привести следующие его названия:«Когда болел живот», «В купальне», «В кабинетеуединения». Хотя эти пометы сами по себе ничего не добавляют к тексту, ноони создают особый колорит писаниям Василия Васильевича и создают ощущениежизни, текущего момента.
Основнаяконцепция Розанова в данной трилогии была направлена против литературного«шаблона», а также позитивизма и вообще каких-либо«правил».
Всякое«движение души» сопровождалась у Василия Васильевича«выговариванием», которое он непременно записывал. По словамРозанова, он всю жизнь «задыхался в мыслях».
Главныйсмысл «Листвы» Розанов видит в попытке сказать то, что до него никтоеще не говорил, ибо не считал это Что-то заслуживающим своего внимания. Простыебытовые ситуации — двойка, полученная дочкой в школе, болезнь жены и многоедругое, наталкивают его на обобщения, связанные по меньшей мере, сгосударственным устройством страны.
Приэтом, разбирая настенную живопись египетских храмов и пирамид, а также видяполное отождествление животного с человеком, Василий Васильевич приходит квыводу, что творцы этого перешагнули «грань космоса, в которую заперточеловеческое существование».
Современнаяфилософу критика усмотрела в этом глубинный, исповедальный смысл и в жанровомотношении сравнивала с исповедями Августина и Руссо, с мыслями Паскаля, сафоризмами Ницше, с наблюдениями в области пола З. Фрейда. При этом незамечалось то новое, что определяет все эти книги. «Я прежде всегоисповедуюсь», — отвечал на эти высказывания писатель.
Вкниге «Сахарна», написанной в 1913 году, Розанов продолжил основныетемы «Уединенного» и «Опавших листьев», в тоже время придавим особую остроту. В «Сахарне», как и в других своих книгах, ВасилийВасильевич превыше всего — политики, религии, литературы — ставил живогочеловека, а также смысл и загадку его существования. В ней он особенно сильновоспел женщину как силу рода и материнства, так как никто в русской литературе,ни до, ни после не сумел. И в тоже время, эта книга аутична, т.е. обращена ксамому себе.
ГуманизмРозанова, как считает А.Н. Николюкин, «по своему проявился в его пониманиирелигиозно-нравственных аспектах национального вопроса». В любой конфессии- христианстве, мусульманстве, иудаизме — его привлекало общечеловеческоенравственное содержание бытия.
Приэтом, еще во втором коробе «Опавших листьев», писатель вспоминал, что«пробуждение внимания к юдаизму, интерес к язычеству, критика христианства- все выросло из одной боли» — из семейного вопроса и из-за того, чтоцерковь не желала признать его детей от второго брака, забывая при этом оботдельном человеке. Библия, Ветхий Завет, по словам Розанова,«универсальный родильный дом», который жаждал он обрести и в России.
Розановукак писателю всегда присущ антиномизм мышления, что наиболее ярко проявилось ив его отношении к пресловутому еврейскому вопросу. Понимание и любовьсоседствуют с настороженностью, недоверием и ожиданием «беды длясебя».
19января 1914 года Религиозно-философское общество было собрано для исключенияРозанова. Разгорелась острая дискуссия. С одной стороны, раздавалось многоголосов в его защиту. Председательствующий даже растерялся, и заседание былоотложено.
Черезнеделю, 26 января 1914 года, заседание Религиозно-философского обществавозобновилось. При этом противники философа сплотились. Так, Д.В. Философовзаявил: «Или мы, или он». Но, в то же самое время ряд священников ифилософов (среди которых были В.И. Иванов, С.Н. Булгаков, П.Б. Струве)выступили против суда над ним и его исключения. Однако, эти здравые доводы небыли услышаны собравшимися, и Розанов был исключен из того самого общества, однимиз основателем которого он был в начале века.
В1914 году, Розанов собрал свои статьи последних лет по еврейскому вопросу иопубликовал их в книге «Обонятельное и осязательное отношение евреев ккрови», где речь шла о тайнах и ритуалах иудаизма, о деле Бейлиса иотношении к нему печати.
Размышленияо евреях, еврейских обычаях и нравах в историческом аспекте, еврейском вопросев России — все это для него составляло некую мифологему, которую он пыталсяобосновать и изложить во вневременном контексте. И тогда у него возникали такиевеликолепные очерки, как «Библейская поэзия» (1912) и др. Когда жеРозанов обращался к конкретным событиям, то из-под его пера появлялисьпублицистические статьи, которые, увы, из-за политической борьбы, не понималиего современники.
Афилософа при этом мало интересовали исторические реалии. Прежде всего ВасилияВасильевича заботила виртуальная литературная мифологема, творимая по своимвнутренним законам. Его же современники воспринимали мифологемы Розанова какпрямое видение действительности.
Вцелом, в еврейском вопросе, писатель занимал двойственную позицию (так емусвойственную): с одной стороны, он вполне разумно отрицал антисемитизм в видепогромов, но при этом, он всегда оставлял за собой право высказываться противтех, кто ненавидел Россию или клеветал на нее. «Не люблю и недоверяю» — говорил он о таких деятелях. И это было его право как русскогописателя и патриота, которое никто и никогда не мог отнять у него.
Мыслительдумал и выговаривал разное, творил свои мифы, но«всегда болел заРоссию». На вопрос, что он отрицает решительно и однозначно, ВасилийВасильевич прямо отвечал: «Непонимание России и отрицание России».
Вовторой половине 1910-х годов, утратив духовную связь с петербургскойинтеллигенцией, Розанов все чаще обращает свое внимание на «молодыхмосковских славянофилов» — В.А. Кожевникова, С.Н. Дурылина, С.Н.Булгакова, о. П.А. Флоренского, В.Ф. Эрна, С.А. Цветкова, Ф.К. Андреева и др.Он выражает желание сотрудничать с московским религиозно-философским издательством«Путь», активно переписывается с москвичами. Особенно он выделялмосковский кружок о. П.А. Флоренского, отношения с которым, несмотря на все ихкричащие разногласия, были дружескими.
Вэтой связи, есть все основания назвать В.В. Розанова прямым наследником идейславянофилов, Ф.И. Тютчева, Ф.М. Достоевского, Н.Я. Данилевского, В.И.Ламанского, Н.Н. Страхова и К.Н. Леонтьева. Особенно это проявилось в егоисториософской работе «Война 1914 года и русское возрождение»,которое без всякого сомнения можно отнести к ярким образцам неославянофильскогонаправления мысли (в их числе статьи и работы В.Ф. Эрна, Л.А. Тихомирова, М.О.Меньшикова, С.Н. Булгакова, С.Н. Дурылина).
Вней он оценивает духовную ситуацию, характерную для первых месяцев мировойвойны 1914 года, приводя причины существенного отличия двух различных духовныхцивилизаций — германской от русской. Сама форма данного произведенияразделяется на несколько отдельных статей. Среди наиболее интересных и для насважных следует назвать следующие его выступления: «На улицахПетербурга», «Забытые и ныне оправданные. (Поминки пославянофилам)», а также «Немцы у себя и у нас». Во многом этаработа стала предтечей произведений В.Ф. Эрна «Меч и крест» и«Время славянофильствует», где он также как и В.В. Розанов отмечаетпричину немецкой жестокости с духовным кризисом в Германии, которыйопределяется в преобладании начал либерализма и рационализма.
Всвоем произведении Василий Васильевич приводит вопиющие факты жестокогообращения немцев (врачей, военных и чиновников) к русским (а также к женщинам).
Подобныепроявления жестокости Розанов объясняет повсеместным проявлением в немецкоесознание антирусских идей, которые насаждались большой когортой германскихидеологов. Здесь же, уже в полной мере можно говорить о зарождении первыхсимптомов будущей чумы ХХ века — немецкого фашизма, столь тонко подмеченнымиВ.В. Розановым в этой работе.
Основнойпричиной жестокости немцев, публицист считал их отход от традиций христианстваи немецкого романтизма, главными выразителями которого были Гете, Шиллер иШеллинг. Приход же германских народов к протестантизму и идеалам Нового времениеще более усугубило ситуацию.
Витоге к концу ХIX века, в немецком общественном сознании победилиматериалистические и естественнонаучные идеи Фохта, Бюхнера и Молешотта,которые окончательно выбили из них христианские традиции и нравы. И самахристианская вера у немцев превратилась в пустую формальность. Это в частностивыразилось в международной политике Бисмарка и императора Вильгельма II.
Приэтом, Розанов вспоминает идеи славянофилов, которые с его точки зрения, сталипредтечей русской консервативной традиции и он сам вполне естественно считалсебя ее наследником. В этой связи, он вспоминает братьев Аксаковых, А.С.Хомякова, Ф.И. Тютчева, М.Н. Каткова, М.П. Погодина, Н.Я. Данилевского, Н.Н.Страхова, Ф.М. Достоевского и К.Н. Леонтьева.
Встатье «Забытые и ныне оправданные» философ предварил идею В.Ф. Эрнао том, что само «время славянофильствует», что грешно и стыдно в этотпереломный момент в истории России не быть патриотом своей страны. Как же этосегодня для нас актуально, особенно после агрессии стран НАТО противмиролюбивой и православной Югославии. Ведь и первая мировая война началасьпосле агрессии Австро-Венгрии и Германии против интересов сербского народа.
В«Последних листьях» 1916-17 годов, Розанов закончил развивать свойизлюбленный жанр художественно-философской мысли, оказавший своеобразноевоздействие на русскую литературу ХХ века. Он здесь как бы пошел дальше«Опавших листьев», «Уединенного», «Сахарны»,«Мимолетного».
С1916 года Василий Васильевич стал именовать свои подневные записи«Последними листьями». Это можно объяснить прежде всего тем, чтописатель, остро ощущая конец личной жизни, как бы прощается со своим читателем.И во многом, поэтому, в них подводил итоги собственной деятельности влитературе, глубоко оценивая каждое свое слово, которое в любой момент могло быстать последним. Подводя итог всему пережитому он отметил: «Я весь вылилсяв литературу. И „кроме“ ничего не осталось».
Вэтих листьях, его больше, чем раньше, тревожит дальнейшая судьба России, еецелостность и усиление в обществе нигилистических и разрушительных идей.Розанов видел явное возрастание в обществе, в прессе и в государственныхструктурах страны сильное влияние определенных еврейских кругов, масонства ирусской революционной интеллигенции на эти процессы и предостерегал страну обопасностях либеральных, нигилистических и эгалитарных идей, которые несли вобщество хаос и разрушение.
В«Последних листьях», Василий Васильевич не переставал размышлять надсудьбами русского народа, не стремясь при этом прийти к какому-либо заранееданному выводу. Сфера интимной жизни всегда являлась для него главенствующей.Оттуда, из семейно-личностной жизни он взирал на национальный вопрос, нареволюцию, на противоборство различных, но не приемлемых для него по самойсвоей сути партий как таковых.
Поэтому,его во многом противоречивые взгляды резко критиковались в радикальной илиберальной печати и он обвинялся Д. Мережковским и Д. Философовым в том, чтоявляется одним из «самых ярких представителей темных и злых общественныхсил».
Особуютревогу у Розанова вызвало постижение разрушения в общественном сознании устоевтрадиционной семьи, которая была залогом развития и укрепления русскойгосударственности. Он вполне позитивно относился не только к традиции русскойправославной семьи, но и к мусульманским и иудейским традициям. Но, при этом,философ предлагал взаимное уважение, взаимодействие, а не насильственноенавязывание своей особенности в семейные традиции других народов. Беспокоилоего именно проникновение еврейства в семейные традиции прежде всегоправославного народа (особенно русского), а также мусульман. Во второй половине1910-х годов, утратив духовную связь с петербургской интеллигенцией, Розановвсе чаще обращает свое внимание на «молодых московских славянофилов»- В.А. Кожевникова, С.Н. Дурылина, С.Н. Булгакова, о. П.А. Флоренского, В.Ф.Эрна, С.А. Цветкова, Ф.К. Андреева и др. Он выражает желание сотрудничать смосковским религиозно-философским издательством «Путь», активнопереписывается с москвичами. Особенно он выделял московский кружок о. П.А.Флоренского, отношения с которым, несмотря на все их кричащие разногласия, былидружескими.
Вэтой связи, есть все основания назвать В.В. Розанова прямым наследником идейславянофилов, Ф.И. Тютчева, Ф.М. Достоевского, Н.Я. Данилевского, В.И.Ламанского, Н.Н. Страхова и К.Н. Леонтьева. Особенно это проявилось в егоисториософской работе «Война 1914 года и русское возрождение»,которое без всякого сомнения можно отнести к ярким образцам неославянофильскогонаправления мысли (в их числе статьи и работы В.Ф. Эрна, Л.А. Тихомирова, М.О.Меньшикова, С.Н. Булгакова, С.Н. Дурылина).
Вней он оценивает духовную ситуацию, характерную для первых месяцев мировойвойны 1914 года, приводя причины существенного отличия двух различных духовныхцивилизаций — германской от русской. Сама форма данного произведенияразделяется на несколько отдельных статей. Среди наиболее интересных и для насважных следует назвать следующие его выступления: «На улицахПетербурга», «Забытые и ныне оправданные. (Поминки пославянофилам)», а также «Немцы у себя и у нас». Во многом этаработа стала предтечей произведений В.Ф. Эрна «Меч и крест» и«Время славянофильствует», где он также как и В.В. Розанов отмечаетпричину немецкой жестокости с духовным кризисом в Германии, которыйопределяется в преобладании начал либерализма и рационализма.
Всвоем произведении Василий Васильевич приводит вопиющие факты жестокогообращения немцев (врачей, военных и чиновников) к русским (а также к женщинам).
Подобныепроявления жестокости Розанов объясняет повсеместным проявлением в немецкоесознание антирусских идей, которые насаждались большой когортой германскихидеологов. Здесь же, уже в полной мере можно говорить о зарождении первыхсимптомов будущей чумы ХХ века — немецкого фашизма, столь тонко подмеченнымиВ.В. Розановым в этой работе.
Основнойпричиной жестокости немцев, публицист считал их отход от традиций христианстваи немецкого романтизма, главными выразителями которого были Гете, Шиллер иШеллинг. Приход же германских народов к протестантизму и идеалам Нового времениеще более усугубило ситуацию.
Витоге к концу ХIX века, в немецком общественном сознании победилиматериалистические и естественнонаучные идеи Фохта, Бюхнера и Молешотта,которые окончательно выбили из них христианские традиции и нравы. И самахристианская вера у немцев превратилась в пустую формальность. Это в частностивыразилось в международной политике Бисмарка и императора Вильгельма II.
Приэтом, Розанов вспоминает идеи славянофилов, которые с его точки зрения, сталипредтечей русской консервативной традиции и он сам вполне естественно считалсебя ее наследником. В этой связи, он вспоминает братьев Аксаковых, А.С.Хомякова, Ф.И. Тютчева, М.Н. Каткова, М.П. Погодина, Н.Я. Данилевского, Н.Н.Страхова, Ф.М. Достоевского и К.Н. Леонтьева.
Встатье «Забытые и ныне оправданные» философ предварил идею В.Ф. Эрнао том, что само «время славянофильствует», что грешно и стыдно в этотпереломный момент в истории России не быть патриотом своей страны. Как же этосегодня для нас актуально, особенно после агрессии стран НАТО противмиролюбивой и православной Югославии. Ведь и первая мировая война началасьпосле агрессии Австро-Венгрии и Германии против интересов сербского народа.
В«Последних листьях» 1916-17 годов, Розанов закончил развивать свойизлюбленный жанр художественно-философской мысли, оказавший своеобразноевоздействие на русскую литературу ХХ века. Он здесь как бы пошел дальше«Опавших листьев», «Уединенного», «Сахарны»,«Мимолетного».
С1916 года Василий Васильевич стал именовать свои подневные записи«Последними листьями». Это можно объяснить прежде всего тем, чтописатель, остро ощущая конец личной жизни, как бы прощается со своим читателем.И во многом, поэтому, в них подводил итоги собственной деятельности влитературе, глубоко оценивая каждое свое слово, которое в любой момент могло быстать последним. Подводя итог всему пережитому он отметил: «Я весь вылилсяв литературу. И „кроме“ ничего не осталось».
Вэтих листьях, его больше, чем раньше, тревожит дальнейшая судьба России, еецелостность и усиление в обществе нигилистических и разрушительных идей.Розанов видел явное возрастание в обществе, в прессе и в государственныхструктурах страны сильное влияние определенных еврейских кругов, масонства ирусской революционной интеллигенции на эти процессы и предостерегал страну обопасностях либеральных, нигилистических и эгалитарных идей, которые несли вобщество хаос и разрушение.
В«Последних листьях», Василий Васильевич не переставал размышлять надсудьбами русского народа, не стремясь при этом прийти к какому-либо заранееданному выводу. Сфера интимной жизни всегда являлась для него главенствующей.Оттуда, из семейно-личностной жизни он взирал на национальный вопрос, нареволюцию, на противоборство различных, но не приемлемых для него по самойсвоей сути партий как таковых.
Поэтому,его во многом противоречивые взгляды резко критиковались в радикальной илиберальной печати и он обвинялся Д. Мережковским и Д. Философовым в том, чтоявляется одним из «самых ярких представителей темных и злых общественныхсил».
Особуютревогу у Розанова вызвало постижение разрушения в общественном сознании устоевтрадиционной семьи, которая была залогом развития и укрепления русскойгосударственности. Он вполне позитивно относился не только к традиции русскойправославной семьи, но и к мусульманским и иудейским традициям. Но, при этом,философ предлагал взаимное уважение, взаимодействие, а не насильственноенавязывание своей особенности в семейные традиции других народов. Беспокоилоего именно проникновение еврейства в семейные традиции прежде всегоправославного народа (особенно русского), а также мусульман.
В«Последних листьях» 1917 года, Розанов глубоко скорбит о происходящихреволюционных событиях в стране и особенно отречение царя Николая II от власти.Его сильно расстроил сам ход данного трагического факта, приведший Россию кновым смутным временам (они на новом историческом витке продолжаются и сегодня,после распада единого прежде государства), которые выражались в отсутствиитвердой государственной власти и религиозной традиции, гарантом иосуществителем которого он считал государя.
Окидываявзором исторический путь «революционной России», Розанов виделтрагедию в том, что инородцы — немцы и евреи — стали оказывать решающее влияниена основные события в стране. Суть революции виделась Василию Васильевичу и втом, что «чиновник» был невыносим. Он был внешне холоден, бездушен ивообще перестал заботиться о русском государстве. Таким образом, сам чиновникпревратился в «мундир без души и совести» и перестал служитьгосударству.
Розановрассуждает дальше: чиновник стал тихо продавать частицы России, а немец и еврейстали «обходить чиновника». Еще в «Сахарне», летом 1913года, под знойным солнцем Бесарабии, Василий Васильевич записал следующее налистке: «Революция — это какой-то гашиш для русских… Среди действительнобессодержательной, томительной, пустынной жизни. Вот объяснение, что сюдапопадают и Лизогубы, да и вся компания „Подпольной России“, довольнохорошая (хотя и наивная), и Дебогорий Мокриевич». Заканчивает он записьследующими словами: «В Петербурге уже исключительно проходимцы — социал-проходимцы».
Самовлюбленность- вот, с точки зрения Розанова, суть революции, а также тупая вера в своюправоту и непогрешимость. В революции люди теряют наслаждение сегодняшним днем,осознанием действительности и живут «завтрашней радостью, которая становитсястимулом человеческой жизни. Всех людей она делает нереальными — тенями. Введя,при этом, каждого человека пустоту относительно „сегодня“, революция,говорит Розанов, бесконечно „огорчила и сквасила“ человека и»прокисла" целый век.
Революцияизгнала из жизни доброту, благость, красоту, которые могли бы спасти мир. Онауничтожила «прекрасных и счастливых» и вот Розанов написал реквиемуходящего мира и нормальной жизни в России.
Презираясобытия революционной смуты 1917 года, Василий Васильевич безусловно верил в«бесконечно далекий день», в то, что «будет, будет заря». Ивполне, как пророчество, звучат ныне его слова, записанные им в 1915 году ореволюционерах, взрывающих русскую землю: «Еще подышит „синий человек“,лет 40, пожалуй — все 85 и наконец — перевернется книзу лицом, последний раз»укусит землю", вздрогнет и вытянется. О, Господи… Кактяжело".
Октябрьскаяреволюция и последовавшая за ней разруха и голод вывели его из равновесия: вего душе неожиданно с огромной силой всплыли былые антихристианские, языческиенастроения. Ярким свидетельством переживания Розанова в этот период сталипериодические выпуски уникального по своему накалу трагических чувств«Апокалипсиса нашего времени» (1917-18). Писатель придалреволюционным событиям форму вселенской катастрофы, крушения всей европейскойцивилизации и христианской культуры. С небывалой силой вырвавшийся у ВасилияВасильевича апокалиптический «вопль» о гибели России стал одним извыразительных литературных свидетельств трагической революционной эпохи.
Но,как вполне обоснованно считают С.Р. Федякин и А.Н. Николюкин, Розанов лишь повнешности выглядит отступником, проклинающим христианство и вернувшимся кдавним, излюбленным темам: к иудаизму и Египту. Слишком уж болезненно онпорочит Новый Завет, противопоставляя ему Ветхий. Его «Обращение кевреям» в октябре 1918 года, которое он хотел сделать предисловием кодному из выпусков «Апокалипсиса», выдает и тайную, горестную причинуего озлобления — это внезапная смерть сына, в которой Василий Васильевич готовбыл видеть карающую руку Провидения.
Ив сущности, любое высказывание Розанова в «Апокалипсисе нашеговремени» — не окончательно. Позднее «антихристианство» мыслителяопровергается не только его христианской кончиной, но и как считает С.Р. Федякин,самим тоном его горестной книги и той разорванностью мысли, когда писатель,например, готов уверить читателя, что, отталкивая от себя сам дух Евангелия, онвовсе не отрицает подвига русских святых.
Неслучайно в это же время он пишет Эриху Голлербаху ставшие знаменитыми строки:«До какого предела мы должны любить Россию?.. до истязания; до истязаниясамой души своей. Мы должны любить ее до „наоборот нашему мнению“.
Такимобразом, сказанное писателем в последней его книге, можно рассматривать лишькак его чисто субъективное „мнение“ и никак не может стать последнимего словом, поскольку этим последним словом была его любовь к России.
Подтверждениемэтого настроения служит и такое его высказывание, выраженное в письме к П.Б.Струве: „Господь с нами все-таки, Господь с Россией все-таки, т.е. даже среволюционной и, следовательно, окаянной“. В выпуске же»Апокалипсиса", появлявшимся в августе 1918 года, Василий Васильевичне смог удержаться, чтобы написать: «Самый „социализм их“, как яего не ненавижу, все-таки замечателен: ведь социализм выражает мысль о»братстве народов" и «братстве людей».
Однолишь смущало: чтобы между неодинаковыми, ничего общего между собой не имеющими,людьми установить «равенство» и даже «братство» как условия«свободы», нужно «и истину и справедливость перевернуть вверхдном».
Антихристианскийже пафос «Апокалипсиса нашего времени» и христианская кончинаРозанова говорят не столько о незавершенности внутренней тяжбы Розанова с самимсобой, сколько о ее неразрешимости. Во многом розановские нападки нахристианство П.А. Флоренский объясняет тем, что из-за общей неразберихи встране его не приютил «какой-либо монастырь», а Розанов стал бывосхвалять не только этот монастырь, а все вместе. Но в Сергиевом ПосадеВасилия Васильевича встретили бедствия послереволюционных лет, помноженные наего прежние семейные проблемы, и они вылились во все эти выступления.
Октябрь1917 года выбил почву из-под ног В.В. Розанова. Русский писатель и философперебрался в Сергиев Посад, где служил лучший его друг — священник ПавелФлоренский. 1918-1919 годы — череда сплошных несчастий в жизни писателя.Трагически погибает его единственный сын — Василий. Измученного, постоянногоищущего работы для пропитания семьи, Василия Васильевича разбил инсульт. Деньги,отправленные А.М. Горьким, пришли с опозданием.
УмиралВасилий Васильевич долго и тяжело. В большом нетопленом доме стоял нестерпимыйхолод. Чтобы его согреть, больного накрыли шалями и шубами. Он не жаловался,только иногда говорил совсем «по-розановски»: «Сметанкихочется… каждому человеку в жизни хочется сметанки». Соборовал его отецПавел Флоренский.
Вначале 1919 года Василий Розанов отошел ко Господу. Похоронили его рядом сдругим русским философом, монахом Климентом (Константином Леонтьевым), в Черниговскомскиту Троице-Сергиевой лавры.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта istina.rin.ru/