Ермашов Д. В.
Родился18(30) октября 1806 года в Саратове. Окончил Благородный пансион при Московскомун-те (1822). С 1823 г. состоял на службе в московском архиве Коллегиииностранных дел, входя в кружок т. н. «архивных юношей», позжесоставивших костяк «Общества любомудрия» и занимавшихся изучениемфилософских идей немецкого романтизма, Шеллинга и др. В 1827 г. участвовал всоздании журнала «Московский вестник», с которым на первых порахсотрудничал и А.С. Пушкин. В 1829 г. в качестве учителя сына кн. З.А.Волконской выехал за границу. Три года провел в Италии, посвящая все свободноевремя изучению европейских языков, классической филологии и истории искусств.Возвратившись в Россию, по предложению С.С. Уварова занял место адъюнктасловесности в Московском ун-те. Для приобретения должного статуса в 1834 г.представил сочинение «Данте и его век», через два года — докторскуюдиссертацию «Теория поэзии в историческом ее развитии у древних и новыхнародов» и исследование «История поэзии», заслужившееположительный отзыв Пушкина. В течении 34 лет преподавал ряд курсов по историирусской литературы, всеобщей истории поэзии, теории словесности и педагогике.Профессор Московского ун-та (1837–1857), заведубщий кафедрой истории русскойсловесности (с 1847 г.), академик (с 1852 г.). Все эти годы активно занималсяпублицистической деятельностью. В 1827–1831 гг. Шевырев — сотрудник«Московского вестника», в 1835–1839 — ведущий критик «Московскогонаблюдателя», с 1841 по 1856 г. — ближайший сподвижник М.П. Погодина поизданию «Москвитянина». Спустя некоторое время после увольнения отдолжности профессора уехал в 1860 г. Европу, читал лекции по истории русскойлитературы во Флоренции (1861) и Париже (1862).
ДляШевырева было характерно стремление построить свое мировоззрение на фундаментерусского национального самосознания, имеющего, с его точки зрения, глубокиеисторические корни. Рассматривая литературу как отражение духовного опыта народа,он пытался именно в ней обнаружить истоки русской самобытности и основынационального образования. Эта тема — ключевая в научной и публицистическойдеятельности Шевырева. Ему принадлежит заслуга «первооткрывателя»древнерусской художественной литературы в целом, он одним из первых сталдоказывать российскому читателю факт ее существование еще со времен КиевскойРуси, ввел в научный оборот многие известные ныне памятники допетровскойрусской словесности, привлек многих начинающих ученых к сравнительному изучениюотечественной и зарубежной литературы и т. п. В подобном же духе развивались иполитические воззрения Шевырева, основные мотивы публицистики которогозаключались в утверждении российского своеобразия и критике западничества,отвергавшего таковое. С этой точки зрения, Шевырев был одним из наиболеекрупных идеологов т. н. теории «официальной народности» иодновременно одним из самых ярких ее популяризаторов. В период сотрудничества в«Москвитянине», принесший ему репутацию ярого приверженца официальнойидеологии, основные свои усилия Шевырев прилагал к разработке одной проблемы —доказательству пагубности для России европейского влияния. Значительное место вряду работ мыслителя на эту тему занимает его статья «Взгляд русского насовременное образование Европы», в которой он постулировал ставшиевпоследствии широко известными тезисы о «гниении Запада», егодуховной неизлечимой болезни; о необходимости противодействовать«магическому обаянию», которым все еще очаровывает русских людейЗапад, и осознать свою самобытность, покончив с неверием в собственные силы; опризвании России спасти и сохранить в высшем синтезе все духовные здоровыеценности Европы и т. д. и т. п.
Умер08(20) мая 1864 года в Париже.
Сочинения:
Взглядрусского на современное образование Европы // Москвитянин. 1941. № 1.
Антологиямировой политической мысли. Т. 3. М., 1997. С. 717–724.
Историярусской словесности, преимущественно древней. М., 1846–1860.
Оботечественной словесности. М., 2004.
ПисьмаМ.П. Погодина, С.П. Шевырева и М.А. Максимовича к князю П.А. Вяземскому. СПб.,1846.
Список литературы
ПесковА.М. У истоков философствования в России: Русская идея С.П. Шевырёва // Новоелитературное обозрение. 1994. .№ 7. С. 123–139.
Тексты
Взгляд русского на современное образование Европы (1)
Естьмгновения в истории, когда все человечество сказывается одним всепоглощающимименем! Таковы имена Кира(2), Александра(3), Цезаря(4), Карла Великого(5),Григория VII(6), Карла V(7). Наполеон готов был наложить свое имя насовременное нам человечество, но он встретил Россию.
Естьэпохи в Истории, когда все силы, в ней действующие, разрешаются в двух главных,которые, вобрав в себя все постороннее, сходятся лицом к лицу, меряют другдруга очами и выступают на решительное прение, как Ахилл и Гектор в заключенииИлиады(8). — Вот знаменитые единоборства всемирной Истории: Азия и Греция,Греция и Рим, Рим и мир Германский.
Вмире древнем эти единоборства решались силою материальною: тогда cила правилавселенною. В миpе Христианском всемирные завоевания стали невозможны: мыпризваны к единоборству мысли.
Драмасовременной истории выражается двумя именами, из которым, одно звучит сладконашему сердцу! Запад и Россия, Россия и Запад — вот результат, вытекающий извсего предыдущего; вот последнее слово истории; вот два данные для будущего!
Наполеон(мы не даром с него начали); содействовал много к тому, чтобы наметить обаслова этого результата. В лице его исполинского гения сосредоточился инстинктвсего Запада — и двинулся на Poccию, когда мог. Повторим, слова Поэта:
Хвала!Он русскому народу
высокийжребий указал.(9)
Да,минута великая и решительная. Запад и Россия стоять друг перед другом, лицом клицу! — Увлечет ли нас он в своем всемирном стремлении? Усвоит ли себе? Пойдемли мы в придачу к его образованию? Составим ли какое-то лишнее дополнения к егоистории? — Или устоим мы в своей самобытности? Образуем мир особый, по началамсвоим, а не тем же европейским? Вынесем из Европы шестую часть миpa… зернобудущему развитию человечества?
Вотвопрос — вопрос великий, который не только раздается у нас, но откликается и наЗападе. Решать его — во благо Poccии н человечества — дело поколений намсовременных и грядущих. Каждый, кто только призван на какое бы то ни былозначительное служение в нашем Отечестве, должен начать решением сего вопроса,если хочет связать действия свои с настоящею минутою жизни. Вот причина, почемуи мы с него начинаем.
Вопросне нов: тысячелетие русской жизни, которое наше поколение может праздноватьчерез двадцать два года, предлагает на него полный ответ. Но смысл историивсякого народа есть тайна, кроющаяся под внешнею ясностию событий: каждыйразгадывает ее по-своему. Вопрос не нов; но в наше время важность его ожила исделалась для всех ощутительною.
Кинемже общий взгляд па состояние современной Европы и на отношение, в какомнаходится к ней нaшe Отечество. Мы устраняем здесь все политические виды иограничиваемся только одною картиною образованности, объемлющей религию, науку,искусство и словесность, последнюю как самое полное выражение всей человеческойжизни пародов. Мы коснемся, разумеется, только главных стран, которые действуютна поприще европейского мирa.
Начнемс тех двух, которых влияние менее всего доходит до нас н которые образуют собоюдве крайние противоположности Европы. Мы разумеем Италию и Англию. Первая взялана долю свою все сокровища идеального мира фантазии; почти совершенно чуждаявсем приманкам роскошной промышленности современной, она, в жалком рубищенищеты, сверкаете своими огненными глазами, очаровываете звуками, блещетнестареющеюся красотою и гордится своим минувшим. Вторая корыстно присвоиласебе все блага существенные житейского мира; утопая сама в богатстве жизни, онахочет опутать весь миp узами своей торговли и промышленности. […]
***
Францияи Германия — вот те две стороны, под влиянием которых мы непосредственнонаходились и теперь находимся. В них, можно сказать, сосредоточивается для насвся Европа. Здесь нет ни отделяющего моря, ни заслоняющих Альпов. Всякая книга,всякая мысль Франции и Германии скорее откликается у нас, нежели в какой-либодругой стране Запада. Прежде преобладало влияние французское: в новыхпоколениях осиливает германское. Всю образованную Poccию можно справедливоразделить на две половины: французскую и немецкую, по влиянию того или другогообразования.
Вотпочему особенно важно вникнуть нам в современное положение этих двух стран и вто отношение, в каком мы к ним находимся. Здесь мы смело и искренно скажем нашемнение, зная заранее, что оно возбудить множество противоречий, оскорбит многиесамолюбия, расшевелит предрассудки воспитания и учений, нарушит предания,доселе принятые. Но в вопросе, решаемом нами, первое условие есть искренностьубеждения.
Францияи Германия были сценами двух величайших событий, к которым подводится всяистория нового Запада, или правильнее: двух переломных болезней,соответствующих друг другу. Эти болезни были — реформация в Германии(10),революция во Франции(11): болезнь одна и та же, только в двух разных видах. Обеявились неизбежным следствием западного развития, npиявшегo в себя двойствоначал и утвердившего сей раздор нормальным законом жизни. Мы думаем, что этиболезни уже прекратились; что обе страны, испытав перелом недуга, вошли опять вразвитие здравое и органическое. Нет, мы ошибаемся. Болезнями порождены вредныесоки, которые теперь продолжают действовать и которые в свою очередь произвелиуже повреждение органическое и в той, и в другой стране, признак будущегосаморазрушения. Да, в наших искренних, дружеских, тесных сношениях с Западом,мы не примечаем, что имеем дело как будто с человеком, носящими в себе злой,заразительный недуг, окруженным атмосферою опасного дыхания. Мы целуемся с ним,обнимаемся, делим трапезу мысли, пьем чашу чувства… и не замечаем, скрытогояда в беспечном общении нашем, не чуем в потехе пира будущего трупа, которым онуже пахнет.
Онувлек нас роскошью своей образованности; он возит нас на своих окрыленныхпароходах, катает по железным дорогам; угождает без нашего труда всем прихотямнашей чувственности, расточает перед нами остроумие мысли, наслажденияискусства… Мы рады, что попали на пир готовый к такому богатому хозяину…Мы упоены; нам весело даром вкусить то, что так много стоило… Но мы незамечаем, что в этих яствах таится сок, которого не вынесет свежая природанаша…. Мы не предвидим, что пресыщенный хозяин, обольстив нас всеми прелестямивеликолепного пира, развратит ум и сердце наше; что мы выйдем от него опьянелыене по летам, с тяжким впечатлением от оргии, нам непонятной…
Ноуспокоимся верою в Провидение, Которого перст явен на нашей истории. Вникнемлучше в характер обоих недугов и определим для себя урок мудрого предохранения.
Естьстрана, в которой оба перелома совершились еще ранее, нежели во всем Западе иупредили тем его развитие. Эта страна –– остров для Европы, и в географическоми в историческом отношении. Тайны ее внутренней жизни до сих пор не разгаданы —и никто не решил, почему оба переворота, в ней так рано совершившиеся, непроизвели никакого, по крайней мере видимого, органического повреждения.
ВоФранции великий недуг породил разврат личной свободы, который всему государствуугрожает совершенною дезорганизациею. Франция гордится тем, что стяжала себеполитическую свободу; но посмотрим, как применила она ее к разным отраслямсвоего общественного развития? Что совершила она этим приобретенным орудием вобласти религии, искусства, науки и литературы? Мы не будем говорить о политикеи промышленности. Прибавим только, что развитие ее промышленности стесняетсягод от году более своеволием низших классов народа, и что монархический ивельможный характер роскоши и блеска ее продуктов нисколько не соответствуетнаправленно ее народного духа.
Каковотеперь состояние религии во Франции? — Религия имеет два проявления: личное вотдельных людях, как дело совести каждого, и государственное, как Церковь.Потому и рассматривать развитие религии в каком-либо народе можно только с этидвух точек зрения. Развитие государственное религии очевидно; оно на глазах увсех; но трудно проникнуть в развитие ее личное, семейное, скрытое в тайнежизни народной. Последнее можно видеть или на месте, или в литературе, или ввоспитании.
С1830 года, как известно, Франция утратила единство религии государственной.Страна, искони римско-католическая, допустила свободный протестантизм и в недрасвоего народа и в недра царствующей фамилии. С 1830 года все религиозныепроцессии церкви, эти торжественные минуты, в которые является онаслужительницею Бога перед глазами народа, в жизни народа французского уничтожены.Знаменитейший обряд западной церкви, великолепное шествие: corpus Domini(12),совершаемое так блистательно во всех странах римско-католического Запада, ужене совершается никогда на улицах Парижа. Когда умирающий призывает к себе дарыХристовы перед кончиною, церковь отправляет их без всякого торжества, священникприносит их тайно, как будто во времена гонений на Христианство. Религия можетсовершать обряды свои только внутри храмов; она одна как будто лишена прав наобщественную публичность, тогда как все во Франции ею безнаказанно пользуется;храмы Франции похожи на катакомбы первоначальных Христиан, которые не смеливыносить наружу изъявлений своего Богопочитания. [...]
Всеэти явления нынешней жизни народа Французского не показывают в нем религиозногоразвития. Но как решить тот же вопрос относительно внутренней жизни семейств воФранции? Литература нам доносит о том самые печальные известия, раскрываякартины этой жизни в своих неутомимых рассказах. Памятно мне при этом слово,слышанное из уст одного публичного наставника, который уверял меня, что всюрелигиозную нравственность можно заключить в правилах Арифметики. [...]
Литературав народе бывает всегда результатом совокупного его развития по всем отраслямчеловеческой его образованности. Из предыдущего, теперь могут быть ясны причиныупадка современной литературы во Франции, произведения которой, к сожалению,слишком известны в нашем Отечестве. Народ, который злоупотреблением личнойсвободы уничтожил в себе чувство Религии, обездушил искусство и обессмыслилнауку, должен был, разумеется, злоупотребление свободы своей довести до высшейстепени крайности в литературе, не обузданной ни законами государства, нимнением общества. [...]
Мызаключим прискорбную картину Франции указанием на одну общую черту, котораяярко заметна почти во всех современных ее писателях. Все они сами чувствуютболезненное состояние своего отечества во всех отраслях его развития; все ониединодушно указывают на упадок его Религии, политики, воспитания, наук, и самойСловесности, которая их же собственное дело. Во всяком сочинении, касающемсясовременной жизни, вы верно найдете несколько страниц, несколько строк,посвященных порицанию настоящего. Их общий голос может достаточно покрыть иподкрепить в этом случае наш собственный. Но вот что странно! То чувствоапатии, каким сопровождаются всегда такие порицания, которые вошли улитераторов Франции в какую-то привычку, сделались модою, превратились в общееместо. Ужасен всякий недуг в народе, но еще ужаснее при том холоднаябезнадежность, с какою о нем говорят те, которые, первые, должны бы былипомышлять о средствах к его излечению.
***
Перейдемже за Рейн(13), в страну соседнюю нам, и постараемся вникнуть в тайну еенеосязаемого развития. Во-первых, нас поражает, как яркая противоположность сземлею, откуда мы лишь только вышли, это внешнее благоустройство Германии вовсем, что касается до ее государственного, гражданского и общественногоразвития. Какой порядок! какая стройность! Удивляешься благоразумию Немецкому,которое умело от себя удалить все возможные соблазны своих мятежных за-рейнскихсоседей и строго заключиться в сфере собственной своей жизни. Немцы питают дажекакую-то открытую ненависть или высокое презрение к злоупотреблению личнойсвободы, коим заражены все части общества Франции. Сочувствие некоторыхНемецких писателей Французскому своеволию не нашло почти никакого отголоска вблагоразумной Германии и не оставило никакого вредного следа во всем нынешнембыту ее! Эта страна в разных частях своих может представить превосходныеобразцы развития по всем ветвям сложной человеческой образованности. Еегосударственное устройство зиждется на любви ее Государей ко благу подданных ина покорности и преданности сих последних своим властителям. Ее гражданскоеустройство почиет на законах самой чистой и откровенной справедливости,начертанной в сердцах ее правителей и в умах подданных, призванных к исполнениюгражданского дела. Ее университеты цветут и разливают сокровища учения по всемнизшим заведениям, коим поручено воспитание народное. Искусство развивается вГермании так, что ставит ее теперь в достойные соперницы с наставницей ее,Италией. Промышленность и внутренняя торговля делают успехи быстрые. Все, чтослужит к облегчению сношений между различными ее владениями, все чем толькоможет гордится современная цивилизация в отношении к удобствам жизни, как-то:почты, таможни, дороги и проч., все это превосходно в Германии и возвышает еена степень страны, первенствующей своим внешним благоустройством на твердойземле Европы. Чего же кажется недостает ей к ее непоколебимому вечномублагоденствию?
Нонад этою прочною, счастливою, благоустроенною внешностью германии носитсядругой неосязаемый, невидимый мир мысли, совершенно отдельный от мира еевнешнего. Главный недуг ее — там, в этом отвлеченном мире, не имеющем никакогосоприкосновения с ее политическим и гражданским устройством. В Германцах,чудным образом, умственная жизнь отделяется от жизни внешней, общественной.Потому в одном и том же Германце вы можете весьма часто встретить двух человек:внешнего и внутреннего. Первый будет самый верный, самый покорный подданныйсвоего Государя, правдолюбивый и усердный гражданин своего отечества, отличныйсемьянин и неизменный друг, словом ревностный исполнитель всех своих внешнихобязанностей; но возьмите того же самого человека внутри, проникните в егоумственный мир: вы можете найти в нем самое полное развращение мысли, — и вэтом недоступном для глаза мире, в этой неосязаемой умственной сфере, тот жесамый Германец, смирный, покорный, верный в государстве, обществе и семье, —является буйным, неистовым, насилующим все, непризнающим над мыслею своеюникакой иной власти… Это тот же древний необузданный его предок, котороговидел еще Тацит(14) во всей его самородной дикости выходившим из заветных лесовсвоих, с тою только разницею, что новый, образованный перенес свободу свою измира внешнего в мир умственный. Да, разврат мысли — вот невидимый недугГермании, порожденный в ней Реформацией и глубоко таящийся в ее внутреннем развитии.[...]
Направление,какое принимают теперь те обе страны, которыя производили и производят на нассильнейшее влияние, так противоречит жизненному началу нашему, так несогласносо всем нашим протекшим, что мы внутренно все, более или менее, признаем необходимостьразорвать дальнейшие связи наши с Западом в литературном отношении. Я,разумеется, не говорю здесь о тех славных образцах его великого прошедшего,которые должны мы всегда изучать: они, как собственность всего человечества,принадлежат и нам, нам же по праву самых близких и прямых наследников в очерединародов, выходящих на сцену живущего и действующего мира. Я не говорю и о техсовременных писателях, которые на Западе, видя сами направление человечества,их окружающего, вооружаются против него и ему противодействуют: такие писателимного сочувствуют нам и даже нетерпеливо ожидают нашей деятельности. Онивпрочем составляют малое исключение. Я не разумею конечно и тех ученых, которыетрудятся по известным отдельным частям наук и славно возделывают их поле. Нет,я говорю вообще о духе образования западного, о его главных мыслях и движенийновой его литературы. Здесь встречаем мы такие явления, которые для нас кажутсянепонятными, которые по нашему ни из чего не вытекают, которых мы боимся, аиногда проходим мимо их равнодушно, бессмысленно, или с чувством какого-тодетского любопытства, раздражающего наши взоры.
Россия,к счастию, не испытала тех двух великих недугов, которых вредные крайностиначинают сильно там действовать: отсюда и причина, почему не понятны для неетамошние явления и почему их ни с чем своим она связать не может. Мирно иблагоразумно созерцала она развитие Запада: принимая его, как предохранительныйурок для своей жизни, счастливо избегла раздора или двойства начал, которому Западподвергся в своем внутреннем развитии, и сохранила свое заветное и вседержащееединство; усвоивала себе только то, что могло быть ей прилично в смыслеобщечеловеческом и отвергала постороннее… И теперь, когда Запад какМефистофель в заключении Гётева Фауста, готовясь открыть ту огненную бездну,куда он стремится, является к нам и гремит своим ужасным: Komm! Komm!(15) — непойдет за ним Россия: никакого обета она не дала ему, никаким договором несвязала бытия своего с его бытием: она не делила с ним его недугов; онасохранила свое великое единство, и в роковую минуту, может быть, она женазначена от Провидения быть великим Его орудием к спасению человечества.
Нескроем, что литература наша в сношениях своих с Западом развила в себенекоторые недостатки. Мы подводим их к трем. Первый из них — характеристическаячерта нашей минуты, есть нерешительность. Она понятна из всего того, чтосказано выше. Продолжать литературное развитие вместе с Западом мы не можем,ибо нет сочувствия в нас к его современным произведениям: в самих же себе мыеще не совсем открыли источник своенародного развития, хотя и были некоторыеудачные в том попытки. Магическое обаяние Запада все еще сильно действует нанас, и мы не можем вдруг от него отказаться. В этой нерешимости я полагаю однуиз главных причин того застоя, который продолжается в течении нескольких лет влитературе нашей. Мы напрасно ждем современных вдохновений оттуда, откуда ихпрежде почерпали; Запад посылает нам то, что отвергается нашим умом и сердцем.Мы предоставлены теперь собственным своим силам; мы должны по неволеограничиться богатым протекшим Запада и искать своего в нашей древней Истории.
Деятельностьпоколений новых, выступающих у нас на поприще под привычным влиянием последнихмыслей и явлений современного запада, парализуется невольно невозможностьюприменить тамошнее к нашему, и всякой кипящий силами юноша, если заглянет вглубь души своей, то увидит, что весь пылкий восторг и все внутренние силы егоскованы чувством тяжкой и праздной нерешимости. Да, вся литературная Россияразыгрывает теперь Геркулеса, стоящего на распутии: Запад коварно манит ее засобою, но конечно суждена ей Провидением иная дорога.
Второйнедостаток в литературе нашей, тесно сопряженный с предыдущим, естьнедоверчивость к собственным силам. До каких же пор, во всяком деле, последняякнига Запада, последний номер журнала будут действовать на нас какою-точародейственною силою и сковывать все наши собственные мысли? До каких же пормы будем жадно глотать одни готовые результаты, выведенные там из образамыслей, нам совершенно чуждого и несогласного с нашими преданиями? Неужели нечувствуем мы в себе на столько сил, чтобы самим приняться за источники и всамих себе открыть новое свое воззрение на всю Историю и Словесность Запада?Это — необходимость для нас и услуга для него, которою даже мы ему обязаны:никто в своем деле беспристрастен быть не может, и народы, как поэты, созидаябытие свое, не достигают до его сознания, которое предоставляется ихнаследникам.
Наконец,третий наш недостаток, самый неприятный, которым мы наиболее страдаем в нашейЛитературе, есть Русская апатия, следствие наших дружеских сношений с Западом.Посадите молодое, свежее растение под тенью столетнего кедра или дуба, которыйзакроет его юное бытие старою тенью широких ветвей своих, и будет только сквозьних кормить его солнцем и прохлаждать небесною росою, и мало пищи даст егосвежим корням от жадных, заматорелых в той земле корней своих. Вы увидите, какмолодое растение утратит краски юной жизни, будет страдать преждевременноюстаростью своего дряхлеющего соседа; но срубите кедр, возвратите юному деревуего солнце, и оно найдет в себе крепость, поднимется бодро и свежо, и своеюсильною и безвредною другим юностью даже будет в состоянии благодарно прикрытьновые отростки падшего своего соседа.
Приставьтек живому, резвому ребенку старую няню: вы увидите, как исчезнет в нем пылкостьвозраста, и кипящая жизнь будет скована бесчувствием. Подружите пылкого юношу,полного всеми надеждами жизни, с зрелым разочарованным мужем, промотавшим жизньсвою, утратившим с нею и веру и надежду: вы увидите, как изменится ваш пылкийюноша; не пристанет к нему разочарование; он не заслужил его своим прошедшим;но все чувства его окуются хладом бездейственной апатии; огненные глаза егопомеркнут; он как Фрейшиц(16) станет трепетать своего страшного гостя; при немон будет стыдиться и своего румянца, и пылких чувств своих, краснеть своеговосторга, и как дитя, наденет неприставшую ему маску разочарования.
Да,разочарование Запада породило у нас одну холодную апатию. Дон-Жуан(17) произвелЕвгения Онегина, один из общих Русских типов, метко схваченный гениальноюмыслию Пушкина из нашей современной жизни. Этот характер повторяется нередко внашей Литературе: о нем грезят наши повествователи, и еще недавно, один из них,блистательно вышедший на поприще Поэта, нарисовал нам туже Русскую апатию, ещестепенью больше, в лице своего героя, которого мы, по чувству национальному, нехотели бы, но должны признать героем нашего времени.
Последнийнедостаток есть конечно тот, с которым мы должны более всего бороться всовременной своей жизни. Эта апатия причиною в нас и лени, которая одолеваетсвежую молодежь нашу, и бездейственности многих литераторов и ученых, которыеизменяют своему высокому призванию и отвлекаются от него тесным миром домашнегохозяйства или большими видами всепоглощающей торговли и промышленности; в этойапатии зародыш и того червя-тоски, которую каждый из нас более или менее ощущалв своей юности, распевал в стихах и надоел ею самым благосклонным своимчитателям.
Ноесли мы и вынесли некоторые неизбежные недостатки от сношений наших с Западом,за то мы сохранили в себе чистыми три коренные чувства, в которых семя и залогнашему будущему развитию.
Мысохранили наше древнее чувство религиозное. Крест Христианский положил своезнамение на всем первоначальном нашем образовании, на всей Русской жизни. Этимкрестом благословила нас еще древняя мать наша Русь и с ним отпустила нас вопасную дорогу Запада. Выразимся притчей. Вырастал отрок в святом домеродительском, где все дышало страхом Божиим; на первой памяти его печатлелсялик седовласого отца, коленопреклоненного пред святою иконою: не вставал онутром, не отходил ко сну без родительского благословения; всякой день его былосвящен молитвою и перед всяким праздником дом семьи его являлся домом молитвы.Рано отрок покинул дом родительский; холодные люди окружили его и омрачили душусомнением; злые книги развратили мысль его и оледенили чувство; был он в гостяху народов, которые Богу не молятся и думают, что счастливы… Протекло бурноевремя молодости… Юноша созрел в мужа… Семья окружила его, и всевоспоминания детства поднялись, как светлые Ангелы, из лона души его… ичувство Религии проснулось живее и сильнее… и освятилось снова все его бытие,и гордая мысль растворилась в чистой молитве смирения… и новый мир жизниоткрылся его взорам… Притча понятна каждому из нас: нужно ли толковать смыслее?
Второечувство, которым крепка Россия и обеспечено ее будущее благоденствие, естьчувство ее государственного единства, вынесенное нами также из всей нашейИстории. Конечно, нет страны в Европе, которая могла бы гордится такоюгармониею своего политического бытия, как наше Отечество. На Западе почти всюдураздор начал признан законом жизни, и в тяжкой борьбе совершается всесуществование народов. У нас только Царь и народ составляют одно неразрывноецелое, не терпящее никакой между ними преграды: эта связь утверждена навзаимном чувстве любви и веры и на бесконечной преданности народа Царю своему.Вот сокровище, вынесенное нами из нашей древней жизни, на которое с особенноюзавистью смотрит разделенный в себе Запад, видя в нем неиссякаемый источникгосударственного могущества. Он хотел бы всем, чем может, у нас отнять его; нотеперь не в силах, ибо прежнее на веру принятое чувство нашего единства,вынесенное нами из нашего прежнего быта, прошед все искушения образования,миновав все сомнения, взошло в каждом образованном Русском, понимающем своюисторию, на степень ясного и прочного сознания, — и теперь это сознанноечувство пребудет более нежели когда-нибудь непоколебимым в нашем Отечестве.
Третьекоренное чувство наше есть сознание нашей народности и уверенность в том, чтовсякое образование может у нас тогда только пустить прочный корень, когдаусвоится нашим народным чувством и скажется народною мыслию и словом. В этомчувстве таится причина нашей нерешимости продолжать литературное развитие сизнемогающим Западом; в этом чувстве мощная преграда всем его искушениям; обэто чувство разбиваются все частные бесплодные усилия наших соотечественниковпривить к нам то, что нейдет к Русскому уму и к Русскому сердцу; это чувствоесть мера прочного успеха наших писателей в истории Литературы и образования,есть пробный камень их оригинальности. Оно высказалось сильно в лучшихпроизведениях каждого из них: им заключали, в нем сходились и откликались другдругу и Ломоносов, и Державин, и Карамзин, и Жуковский, и Крылов, и Пушкин, ивсе им близкие, не смотря на какое Латинское, Французское, Немецкое, Английскоеили другое влияние. Это чувство устремляет теперь нас к изучению нашей древнейРуси, в которой конечно хранится первоначальный чистый образ нашей народности.Само Правительство деятельно призывает нас к тому. Этим чувством роднятся и действуютза одно наши обе столицы, и то, что замышлено в северной, проходит черезМоскву, как через сердце России, для того, чтобы обратиться в кровь и в живыесоки нашего народа. Москва есть то верное горнило, в котором пережигается всепрошлое от Запада и получает чистую печать Русской народности.
Тремякоренными чувствами крепка наша Русь и верно ея будущее. Муж Царского Совета,которому вверены поколения образующиеся(18), давно уже выразил их глубокоюмыслию, и они положены в основу воспитания народа.
Западпо какому-то странному инстинкту не любит в нас этих чувств и особенно теперь,забыв прежнее добро наше, забыв жертвы, ему от нас принесенные, при всякомслучае выражает нам свою нелюбовь, похожую даже на какую-то ненависть, обиднуюдля каждого Русского, посещающего его земли. Двояко можно объяснить эточувство, незаслуженное нами и бессмысленно противоречащее нашим прежнимсношениям: или Запад похож в этом случае на брюзгливого старика, который всвоенравных порывах бессильного возраста злится на своего наследника, неизбежнопризванного овладеть со временем его сокровищами; или другое: он, знаяинстинктом направление наше, предчувствует разрыв, который неминуемо долженпоследовать между им и нами, и сам, порывом своей несправедливой ненависти, ещеболее ускоряет роковую минуту.
Вгибельные эпохи переломов и рушений, какие представляет история человечества,Провидение посылает в лице иных народов силу хранящую и соблюдающую: да будетже такою силою Россия в отношении к Западу! да сохранит она на благо всемучеловечеству сокровища его великого протекшего и да отринет благоразумно всето, что служит к разрушению, а не к созиданию! да найдет в самой себе и в своейпрежней жизни источник своенародный, в котором все чужое, но человеческипрекрасное сольется с Русским духом, духом обширным, вселенским, Христианским,духом всеобъемлющей терпимости и всемирного общения!
Примечания
1.«Взгляд русского на современное образование Европы» — статья,специально написанная С.П. Шевыревым в конце 1840 г. для журнала «Москвитянин»,издававшегося М.П. Погодиным в 1841–1855 гг., в первом номере которого и былаопубликована в январе 1841 года. Здесь отрывки публикуются по изданию: ШевыревС.П. Взгляд русского на современное образование Европы // Москвитянин. 1841. №1. С. 219–221, 246–250, 252, 259, 267–270, 287–296.
2.Кир Великий (год рождения неизвестен — умер в 530 до н. э.), в древней Персиицарь в 558–530, прославился завоевательными походами.
3.Александр Великий (356–323 до н. э.), царь Македонии с 336, один из выдающихсяполководцев и государственных деятелей древнего мира.
4.Цезарь Гай Юлий (102 или 100–44 до н. э.), древнеримский государственный иполитический деятель, полководец, писатель, пожизненный диктатор Рима с 44 г.до н.э.
5.Карл Великий (742–814), король франков с 768, император с 800. Завоевательныевойны Карла привели к созданию на короткое время в средневековой Европекрупнейшего государства, сопоставимого по размерам с Римской империей. По егоимени названа династия Каролингов.
6.Григорий VII Гильдебранд (между 1015 и 1020–1085), папа римский с 1073. Былактивным деятелем Клюнийской реформы (направленной на укрепление католическойцеркви). Проведённые им преобразования содействовали возвышению папства.Развивал идею подчинения светской власти церковной.
7.Карл V (1500–1558) из рода Габсбургов. Король Испании в 1516–1556. Немецкийкороль в 1519–1531. Император «Священной Римской империи» в1519–1556. Вел войны с Османской империй, возглавлял военные действия противпротестантов. Некоторое время его власть распространялась почти на всюконтинентальную Европу.
8.Герои эпической поэмы Гомера (не позднее VIII в. до н. э.) «Илиада»,поединок которых, окончившийся гибелью Гектора, является одним из популярных вмировой культуре образов для метафорического обозначения бескомпромиссной ижестокой схватки.
9.Строки из стихотворения А.С. Пушкина «Наполеон» (1823).
10.Религиозное, общественное и идеологическое движение в Западной Европе в XVI в.,направленное против католической церкви и ее учения и имевшее своимпоследствием образование протестантских церквей.
11.Имеется в виду Великая французская революция 1789–1794, свергнувшая монархию воФранции и, ознаменовав собою начало гибели феодально-абсолютистского строя вЕвропе, расчистившая почву для развития буржуазных и демократическихпреобразований.
12.Corpus Domini –– праздник «тела господня», один из самых пышных иторжественных праздников католической церкви.
13.Рейн –– река на Западе Германии, в культурно-историческом смысле олицетворяющаясобою символическую границу между немецким и французским территориями.
14.Тацит Публий Корнелий (около 58 –– после 117), знаменитый римскийписатель-историк.
15.Komm! Komm! — Придите, идите (ко мне) (нем.) –– Слова Мефистофеля, обращенные кхору ангелов, в одной из заключительных сцен трагедии «Фауст»немецкого поэта и мыслителя Иоганна Вольфганга Гёте (1749–1832).
16.Главное действующее лицо одноименной оперы Карла Вебера (1786–1826)«Фрейшиц» («Волшебный стрелок»). В данном случае служитметафорой робости и излишней скромности.
17.Речь идет о главном герое незаконченной одноименной поэмы английского поэтаДжорджа Гордона Байрона (1788–1824) Дон Жуане, скучающемпутешественнике-романтике, пытающемся заполнить пустоту своей жизни поискамиприключений и новых страстей. Байроновский образ Дон Жуана послужил А.С.Пушкину одним из источников для создания литературного героя романа в стихах«Евгений Онегин».
18.Имеется в виду Сергей Семенович Уваров (1786–1855), министр народногопросвещения (1833–1849), автор знаменитой триады «Православие.Самодержавие. Народность», легшей в основу не только уваровской концепцииобразования в России, но и всей политики и идеологии самодержавия вцарствование Николая I.