З. В. Сикевич
Книгаантрополога М. Бэнкса, посвященная феномену этничности, начинается словамивесьма примечательными для наших дальнейших рассуждений: «На протяжениимногих лет „этничность“ является ключевым понятием социологии иантропологии, но тем не менее по-прежнему представляется неясным его значение,применение и соотношение с другими понятиями» [1]. С этим трудно не согласиться,потому что практически любой исследователь, касающийся этого феномена, пытаетсядать собственную интерпретацию этничности. Не избежал этого соблазна и авторэтой статьи, в которой этничность рассматривается в контексте соотношения ссоциальными процессами и структурами.
Какимобразом проявляется этнический фактор в современных условиях? Возможно,действительно, как полагает ряд зарубежных ученых, в частности, М. Хайслер [2],в «эпоху постнационализма» она, этничность, трансформировалась в иные- социальные, психологические, политические и экономические феномены иприобрела «радикально измененные значения» или, попросту говоря,исчезла, а жизнь частного человека обусловлена прежде всего внеэтническимихарактеристиками социального бытия (уровнем образования, родом занятий, доходоми т.п.), законами, институтами и конкретной политикой.
Однакоесли приложить эту теорию даже исключительно к западному обществу, как и делаетМ. Хайслер, а страны Восточной и Юго-Восточной Европы «отодвинуть» вэпоху национализма, можно увидеть, что этничность будто бы не разделяет людей,за исключением некоторых аспектов их жизни [2, p. 33]. Что же касаетсячувственного «самоопределения через принадлежность», то оно, якобы,присуще лишь доиндустриальным обществам. Таким образом, придется причислить кэтой стадии социального развития все постсоветские государства, включаяРоссийскую Федерацию, а также распавшиеся во многом по «этническиммотивам» Югославию и Чехословакию, которые вряд ли правомерно по темпамразвития уподоблять западному обществу первой половины Х1Х в. Если следоватьклассификации М. Хайслера, «доиндустриальными» оказываются Канада спроблемой франкоязычного Квебека, Великобритания с нарастающей в частиСоединенного Королевства шотландской самоидентификацией и многие другие страны,давно уже находящиеся в постиндустриальном периоде своего развития. Отсюдаследует вывод, который нельзя не учитывать при любых рассуждениях об этомфеномене: этничность никогда полностью не исчезает и при определенныхобстоятельствах может быть востребована на любой стадии исторического развитияобщества.
Невызывает сомнения, что этничность — это групповая характеристика, котораяобнаруживается в сравнении «нас» с «не-нами». При этомграницы группового членства этничности первоначально проходят по антропологическимпризнакам самоидентификации людей, имеющих общие родовые корни, которые уходятв историческую почву биогенетического и биосоциального единства. Особыегенотипические и фенотипические черты, но особенно историческая родина, котораяхарактеризуется географической экологией местности — все это отличает«нас» от «не-нас» в этническом отношении.
Длярусских — это «родная сторонка», не случайно однокоренная с понятиями«пространство» и «страна». Своей емкой метафорой:«Русская душа ушиблена ширью» [3] Н. Бердяев обратил внимание навлияние природы, ландшафта, в котором формировалась этничность, на социальныехарактеристики национального самосознания.
Впостиндустриальном обществе все эти признаки, вбираемые русским символом«почва», присутствуют уже в неотчетливом, размытом состоянии, оседаяв письменном и песенном фольклоре, в былинах и сказаниях, однако именно они впериод актуализации этничности изымаются из культурного контекста,идеологизируются, составляя основу групповой солидарности.
Этничностьне существует вне сравнения и вне коммуникации, только в ходе взаимодействия синой этнической группой она может проявить свою особость,«индивидуальность». Это основное проявление этничности, так как могуттрансформироваться и культурные, и организационные характеристики группы,неизменной остается лишь дихотомия между членами данной общности (то есть«нами») и членами других общностей (то есть «не-нами»).
Именнопоэтому может сохраниться этническая идентичность даже без единого языка,территории, устойчивых признаков единой культуры как, например, у цыган. Нопока цыгане осознают свою особость, сравнивая себя с представителями другихнародов, сомневаться в наличии цыганской идентичности было бы абсурдно.
Однакокак только это сравнение перерастает в оценочное противопоставление, этничностьприобретает патологические формы этноцентризма и ксенофобии как агрессивнойформы неприятия «не-нас».
Этничность- идентификационная категория и на индивидуально-личностном уровне выступает вкачестве особой формы «Я»-концепции [4, с. 176-206]. Степеньвыраженности этнического «я» зависит от того, как человек определяетсамого себя. В структуре личностной определенности, и прежде всего в матрицесоциальной идентификации, этническая принадлежность, судя по данным нашихисследований, занимает существенное, хотя и непостоянное место (эффект«ситуативной» этничности).
Вкризисной, нестабильной ситуации значимость этнического «Я»существенно повышается, а в период социальной устойчивости как бы«замирает», уступая свое место сугубо социальным характеристикам.Кроме того замечено, что в «Я»-образе членов этнодисперсных групп«вес» этнического «Я» заметно выше, чем у представителейтитульного народа.
Доминантностьэтнического «Я» неизбежно приводит к конфликту (или, напротив, можетбыть спровоцирована конфликтной ситуацией) — в любом случае она препятствуетэмпатической солидарности на межэтническом и внеэтническом уровне иакцентуируется в ущерб социо-профессиональной, генерационной, политической илииной идентичности. Это чаще всего происходит в том случае, когда этническаягруппа склонна воспринимать себя как жертву различного рода притязаний состороны иных этнических групп — более сильных или успешных, то есть в случаеактуализации этнических неравенств в массовом сознании. Именно поэтому, кстати,этническое «Я» значительно мощнее выражено у русских в балтийскихгосударствах и в Средней Азии, чем в России, где они находятся в положении нетолько титульного, но и численно преобладающего народа. На уровне группыэтническое «Я» переходит в образ «Мы» [5, с. 73-118], тоесть принимает характер групповой идентичности и, одновременно, групповойсолидарности, причем последняя выступает в качестве атрибута идентификационнойхарактеристики. Этническая идентичность различна при внутригрупповой имежгрупповой (то есть межэтнической) коммуникации. В первом случае действуетустановка «я среди своих, таких же как я» и этническаясамоидентификация как бы приглушается, во втором — «я среди чужих, другихчем я» и значимость этнического «Я» естественным образомвозрастает. Поэтому в иноэтнической среде поведение человека, с одной стороны,может приобрести демонстрационный характер («желание показать себя»),с другой же — может строиться сообразно экспектациям членов иных этническихгрупп (эффект поведенческой «мимикрии»). Таким образом, речь идет обидентичности «для себя» и идентичности «для других»,которые могут существенным образом различаться. Этничность представляет собойкультурную или символическую категорию. Современное общество состоит из множествасоциальных миров — культурных областей, границы которых определяются нетерриторией или государством, не формальным членством в группе, а пределамиэффективных коммуникаций. По мере социального развития общество становится всеболее структурированным, усугубляется социальная дифференциация, различияначинают преобладать над подобием и в этих условиях объединяющим культуруначалом служит совместная символическая среда. Понятная всем и общепринятаясистема символов, выступая ценностно-нормативным регулятором поведения,способствует культурной консолидации в пределах данной этнической группы,причем этнокультурное символическое «поле» как бы предшествует другимсимволическим «полям», приобретенным посредством вхождения вразличные статусные и формальные группы. Однако следует отметить, что«разорванность» символической среды при сохранении иных модальныхатрибутов еще не приводит к утрате этничности. Усвоение системы общих«значений» начинается с младенчества, в ходе первичной социализации,поэтому она может быть обозначена как базовая символическая среда. Вместе с темэтничность является эмоционально-чувственной категорией; этничностьпереживается, причем это переживание может быть совершенно иррациональным вдухе «коллективного бессознательного» [6, с. 97-135]. Не случайноговорят именно о чувстве патриотизма или чувстве национального достоинства.Конечно, тот же патриотизм «конструируется» социально, однако,образно говоря, это «конструкция чувства», а не рациональногоотношения к своему отечеству и народу. Таким образом, наиндивидуально-личностном уровне — это особая форма чувственнойсамоидентификации, выражающаяся в «привязанности» к определеннойгруппе членства, отличающейся от других подобных групп.
Вотличие от социальных ролей, статусов и престижа этничность значительно меньшесоотносится с динамикой социальных отношений и институтов, с состояниемобщества в целом. И в этом смысле этничность наиболее константная категорияидентичности.
Вместес тем интенсивность ее переживания не является неизменной: она возрастает илиослабевает под воздействием внешних социальных условий. Ослабевает, когдазначимость этнических неравенств снижается в случае акцентуации идеологической,профессиональной или иной солидарности. Возрастает при обострении межэтническойборьбы за власть, привилегии и престиж, то есть в ситуации социальныхизменений, когда идентичность на основе общих «корней» иобщеразделяемой культурной символики становится единственной константой,противодействующей социопатии и фрустрации.
Этои есть причина столь бурного протекания этнонациональных процессов в период ипосле распада СССР. Вместе с тем, этническая «мобилизация» вряд листала бы возможной, если бы к тому времени этничность полностью«растворилась» под напором советской, то есть одновременнообщегражданской и идеологической, самоидентификации.
Итак,суммируя все сказанное, под этничностью мы понимаем — особое константное, хотяи различное по интенсивности, переживание групповой идентичности исолидарности, формирующееся первоначально на основе биогенетического ибиосоциального единства и проявляющееся в форме сравнения «нас» с«не-нами» в ходе межгруппового взаимодействия в этносоциальномпространстве.
Какна индивидуально-личностном, так и групповом уровнях этничность выполняет рядсущественных функций.
Во-первых,для каждого из членов одной общности этничность, опосредуя институциональныенормы, выступает регулятором социального поведения. Ведь любой человек,обремененный многочисленными статусами, одновременно выполняет целый наборсоциальных ролей, входит во множество слабо связанных между собою групп, причемкаждая роль и каждая группа предъявляют к нему собственные требования, которыезачастую не согласуются, а, напротив, противоречат друг другу. Этничность жерегулирует межличностное и межгрупповое общение на основе традиций, обычаев,общепризнанных устойчивых ценностей. В этом состоит регулятивная функцияэтничности.
Во-вторых,формируя единую символическую среду, этничность выступает в качествесвоеобразного информационного фильтра. В современном обществе человекоказывается невольно втянут в постоянный и хаотический поток разнообразной инередко внутренне противоречивой информации. Этничность в известном смысле нетолько упорядочивает и систематизирует ее, но и «просеивает» с точкизрения общепринятых культурных ценностей и идеалов. В этом ее информационнаяфункция.
В-третьих,этничность способствует удовлетворению органично присущей человеку потребностив определенной психологической устойчивости и определенности. Актуализацияэтничности — есть защитная реакция психики на унифицированность илинестабильность окружающей социальной среды. Смена социальных и, в частности,политических детерминант разрушает ценностный мир человека, неизменность жеэтнического, традиционного в противовес социальной инновации противодействуетразвитию социально-психологической фрустрации и аномии. Этничностьконсервативна и в кризисной, конфликтной ситуации человек стремится укрыться вней как в материнском лоне. В этом состоит психологическая или защитная функцияэтничности.
Перечисленныетри функции органичны по своему содержанию, две другие носят непостоянный,ситуативный характер.
Вопределенных обстоятельствах этничность, мобилизуясь в форме национальногодвижения, становится эффективным инструментом для достижения определенныхэкономических, политических или иных целей, и этот инструмент нередкооказывается действеннее, чем класс или политическая группировка. В условияхсоциального кризиса или межгруппового конфликта именно этничность (которой,добавим, умело манипулирует элита) предопределяет как социальные экспектации,так и политические требования. В этом проявляется инструментальная, илимобилизационная функция этничности.
Встадии мобилизации этничность может мотивировать ту или иную направленностьсознания и поведения как на групповом, так и на индивидуально-личностномуровне. В этом случае социальная действительность, политические, экономическиеили иные ценности рассматриваются этнической группой в первую очередь сквозьпризму соответствия или несоответствия этнонациональным интересам, сама жеакцентуированная этничность выступает в качестве критерия оценки социальных, втом числе и политических, изменений как подкрепляющих или, напротив, унижающихнациональное достоинство. В этом заключается мотивационная функция этничности.
Гипертрофиякак органических, так и ситуативных функций этничности неизбежно приводит кдестабилизации межэтнических отношений.
Этничностьфункционирует в едином этническом пространстве, которое является частной формойпространства социального. Его границы определяются как на основе приписываниясебе и другим членства в определенной этнической группе, так и на основепринятия и демонстрации некоторых общепризнанных символов.
Всамом общем смысле все население России, состоящее из представителей различныхнародов, располагается в этническом пространстве, в котором отдельныеэтнические группы (этнические пространства в узком понимании) находятся вопределенных отношениях друг с другом, причем каждая из них занимает особоеположение в более широкой общности единого этнического пространства.
Этническоепространство, принадлежащее «многонациональному народу» России,существует в определенной пространственной протяженности, иными словами, имееттерриториальное измерение, каковым выступает политическое пространствоРоссийской Федерации. В этом значении этническое и политическое пространствоРоссии почти совпадают.
Почемуже нельзя говорить о полном совпадении этих двух форм социального пространства?
Так,например, этническое пространство русских превышает границы политическогопространства России, включая в себя северо-восток Эстонии, большую частьДонецкой области Украины, северные территории Казахстана и ряд других регионовкомпактного проживания представителей этого народа. Точно также, к примеру,этническое пространство лезгин практически пополам «разрезано»политическими пространствами Российской Федерации и Азербайджанской республики,а этническое пространство осетин — пространственными пределами России и Грузии.Именно вследствие этого невозможно говорить об абсолютном «наложении»политического пространства на этническое.
Однакополитическое пространство имеет не только физическую протяженность, но исодержательное измерение — пределы реального политического влияния, зоныраспространения власти, авторитета политических институтов и лидеров [7, с. 301],и в этом случае пределы этнического, с одной, и политического пространства, сдругой стороны, могут существенным образом различаться, так как по отношению котдельным подструктурам (субъектам Российской Федерации, в том числе иреспубликам, входящим в ее состав) влияние политического пространства можетиметь различную степень насыщенности, которая наряду с географическойпротяженностью и зоной влияния является третьим измерением взаимодействияэтнического и политического пространств.
Именнопоэтому вряд ли корректно говорить о нахождении в политическом пространствеРоссийской Федерации не только Чеченской республики Ичкерии, но даже Татарстанаи Башкирии, где и степень насыщенности политического пространства Федерации, иреального политического влияния Москвы явно слабее по сравнению среспубликанскими политическими институтами.
Вусловиях организации государства на принципах национально-территориальногофедерализма, как в России, вторичное, политическое пространство неизбежнонакладывается на первичное, этническое, которые выступают как конкурирующиеформы единого социального пространства: этничность, особенно в стадииэтнополитической мобилизации, стремится «вылиться» за пределы предложенногоей политического пространства, которое в свою очередь, реорганизуясь «впользу» этничности (договоры о разграничении предмета ведения междуФедерацией и республиками, входящими в ее состав), пытается удержать ее в своихпределах. В одних случаях это удается (Татарстан), в других — нет (Чечня).
Вэтническом пространстве, так же как и в политическом, закономерно проявляетсясистема неравенств, формирующихся вследствие этнической стратификации: кто-тогосподствует (этнонациональное большинство), кто-то подчиняется(этнонациональное меньшинство).
Приформальном равноправии на уровне современных законодательств (не являетсяисключением и Конституция РФ) этнополитическая структура полиэтническогообщества неизбежно основана на власти одной этнической группы над другими,более слабыми, малочисленными или имеющими статус национального меньшинства.(Кстати, это никак нельзя рассматривать как наследие так называемой Советскойимперии — этнические неравенства существуют в любой этноконтактной среде иименно они провоцируют противостояние между различными этническими группами инегативный фон этносоциальных отношений.)
Естественно,подобное положение не может не вызывать стремления «подавляемой»общности реорганизовать существующие этнические отношения, предъявив свои требованияпо перераспределению властных полномочий. В этом состоит латентнаяконфликтогенность и самой этничности, и соотношения этнического и политическогопространств.
Вместес тем полиэтническое общество, так же как и многонациональное государство, неможет не существовать без некоторых общепринятых надэтнических ценностей идолжно ради самосохранения стремится хотя бы к минимальной интегрированности.Этносоциальная, а в частности, и национально-политическая, интеграцияформируется на основе согласия большинства людей различного этническогопроисхождения следовать единой системе ценностей, признавая ее или хотя бымимикрируя с ней.
Вэтом случае латентные дисфункции, существуя, преодолеваются за счетнадэтнической солидарности — примером могут служить не только американский илисоветский народы, но и в определенном смысле «многонациональный»российский народ. При всех противоречиях в межэтнических отношениях, вчастности, противостоянии Федерального центра и национально-территориальныхобразований, известная степень общегражданской солидарности не может несуществовать, ибо в противном случае конфликты между всеми этническими группамиРоссии приобрели бы не спорадический, а постоянный характер.
Такимобразом, вывод очевиден: конфликтогенность и интегрированность являютсяравнодействующими переменными соотношения этнического и политическогопространств, а степень выраженности одной из них впрямую обусловлена степеньюустойчивости данной социальной системы.
Специфическимиобразованиями, обеспечивающими относительную устойчивость социальных связей иотношений в обществе, являются социальные институты, обладающие как формальной(материальной) структурой, так и внутренней, содержательной деятельностью.
Посколькупредмет наших основных рассуждений — социальные проблемы этничности, обратимвнимание прежде всего на внутреннее устройство института, потому что именно вэтом значении и можно говорить об институционализации этничности. В самом общемвиде содержание любого института состоит в «определенном наборе целесообразноориентированных стандартов поведения определенных лиц в определенныхситуациях» [8, с. 206]. Примерно также трактует понятие института изарубежная социология, рассматривая его в «контексте долговременных ирегулярных социальных практик» как «установленные образцыповедения» [9].
Всеэти стандарты, образцы или нормы поведения как концентрированное выражениесоциально значимых потребностей, интересов, вкусов, склонностей и предпочтенийинтериоризируются индивидом в ходе усвоения элементов культуры, которая, какуже говорилось, является одной из характеристик этничности. Именно в этомпроцессе происходит слияние системы ценностно-нормативных стандартов поведенияс индивидуальной мотивацией людей.
Важноподчеркнуть, что наличие общеразделяемой системы ценностей является необходимойпредпосылкой стабильности и интеграции любого общества. Конкретным механизмомже обеспечения этой стабильности и является социальный институт, посредствомкоторого регулируются действия людей в различных сферах жизнедеятельности.
Этничностьподобно семье может быть отнесена к числу социальных институтов, хотя соединяетв себе черты как социального института, так и социальной общности.
Самфакт вступления в брак означает, что будущие супруги принимают и разделяютгосподствующие в данном обществе ценностные стандарты семейной жизни. Точно также и этническая самоидентификация (своеобразный «брак» индивида сэтнической группой) свидетельствует о том, что член этнической группы готовсолидаризироваться с ценностями данной культуры.
Впроцессе межличностного взаимодействия происходит усвоение наиндвидуально-личностном уровне определенной совокупности потребностей, идеалов,мотивов деятельности, иными словами, — институционализация. Точно так же какмолодые супруги интегрируются в социокультурную систему общества, так и членэтнической группы осваивает свое этнокультурное пространство. В периодактуализации этничности (этнической мобилизации) этнообусловленные социальныенормы и предписания становятся важными регуляторами поведения людей, аэтничность в культурно-символическом смысле образует ценностно-нормативное ядросоциальной интеграции и контроля, таким образом, полноценно реализуя своюрегулятивную функцию.
Приложимсказанное к советскому и постсоветскому пространству.
ВСССР основным социальным институтом, управляющим ценностно-нормативнымкомплексом, была идеология, а государственно-идеологическая идентичность — основой социально-психологической дихотомии, выраженной в сравнении«нас» с «не-нами».
Темне менее процесс институционализации этничности происходил уже в этот период,причем не только на содержательном уровне (этнонациональные образцы и нормыповедения выступали противодействием полному «растворению» в составесоветского народа), но и на формальном. Негласное закрепление преференций иквот для так называемого коренного населения в сфере управлениянационально-территориальными образованиями СССР привело к образованиюэтнонациональных элит, выступивших инициаторами дезинтеграции союзногогосударства.
Сначала перестройки этничность еще более институционализируется и постепенносменяет традиционную советскую идеологию основного института регуляции иконтроля: новая государственная идеология в каждом из вновь образованныхпостсоветских государств, кроме России и Белоруссии, строится на внедрении вмассовое сознание идеи именно этнической солидарности, а не консолидации наоснове надэтнических ценностей, способных сплотить людей независимо отэтнического происхождения.
Прогрессирующеесоциальное расслоение, неизбежное в период системной трансформации,сопровождается в полиэтническом обществе и этносоциальной дифференциацией,разобщающей граждан одного государства и способствующей общей дестабилизациисоциальных и, в частности, политических отношений.
Этатенденция — крайне опасна, хотя и легко объяснима: в условияхсоциально-психологической неустойчивости своего существования человек«возвращается» в этничность как в свою «большую семью»,которая на уровне как массового, так и индивидуально-личностного сознания остаетсяединственной ценностно-нормативной константой, способной предотвратитьсоциальную аномию и фрустрацию.
Именнос этим, скорее всего, связана неявная причина столь громких протестов состороны представителей ряда российских народов, в частности, Татарстана иБашкирии, относительно отсутствия графы «национальность»(пресловутого «пятого пункта) в российских паспортах нового образца.Ценность этнического происхождения в сознании многих народов России все ещезаметно превышает значимость общегражданской идентичности.
Сложностьпоиска государственной идеи в современной России как раз усугубляется тем, чтона этнической основе, как в других постсоветских государствах, строить ееневозможно в силу федеративного устройства России и законодательнозакрепленного равноправия всех российских народов — попытка внедрения»русской идеи" неизбежно встретит со стороны представителейнациональных меньшинств, особенно территориально «обустроенных»,вполне понятное неприятие и обвинение национального большинства (русских) вшовинизме и этноцентризме.
Междутем, этничность постепенно, чаще всего неосознанно, и для русских становится«базовой» ценностью, чему, в частности, способствует актуализацияэтнических неравенств.
Этническоенеравенство присутствует в любом этническом пространстве, ибо этническиегруппы, точно так же как и все прочие социальные группы, образуют определеннуюиерархию. Уже в самом этом обстоятельстве заложена потенция конфликта [10].
Однакоесли в дореволюционной России наряду с сословным признаком универсальнымнеравенством была конфессиональная принадлежность (не случайно, кстати, дажепонятие «инородец», тождественное определению «чужак»,относили исключительно к «не-православным» подданным Российскойимперии), а в СССР — идеологическое самоопределение, то в постсоветский периодроль этничности как универсального неравенства существенным образомвидоизменяется.
Вдооктябрьский период любой «инородец», принявший православие (его впросторечии называли «выкрестом»), во всяком случае, формально, подокументам становился русским, причем это относилось даже к евреям — наиболеедискриминируемой этнической группе России. Иными словами, предписанныйэтнический статус можно было изменить, переменив веру, и «русскость»попадала в ранг уже не аскриптивных, а достигаемых статусов. Этническомупроисхождению в унитарно организованной державе вообще придавалось значительноменьшее значение, чем впоследствии в СССР, и во всех постсоветскихгосударствах.
Обэтом, кстати, косвенно свидетельствует содержание энциклопедического словаря,изданного в России в 1898 г., где географии (то есть пространству) империиотводится более 100 страниц, в то время как ее «племенному», или,выражаясь современным языком, национальному, составу — всего 22 строчки [11, с.65].
Такимобразом, становится очевидно, что этническое неравенство (а, следовательно, иэтническая стратификация) в Российской империи хоть и существовало как в любойполиэтнической среде, но по своим последствиям (в частности,«оцениванию») заметно уступало значимости неравенства религиозного,не говоря уже о сословном.
ВСССР система социальных неравенств была обусловлена господствующей идеологией,самим характером социальных отношений и политических институтов. В высшую попрестижности группу (страт) входила партийно-советская элита, внутри которойсуществовала еще и своя собственная иерархия. Второе и третье места по уровнюматериальных благ и привилегий делили высший слой интеллигенции, состоящий извыдающихся ученых и деятелей искусства, и «рабочая аристократия»(передовики, ударники и т.п.), имевшие высокий заработок, особые условия трудаи быта, высокий престиж в обществе. Однако между партийно-советской элитой, содной стороны, и последующими двумя в иерархии группами, с другой, существовалауже значительная дистанция по шкале власти.
Членствов этих группах было связано с позицией конформизма как соответствия нормативнымполитическим экспектациям. Ориентация на достигаемый статус предполагала поменьшей мере идеологическую лояльность, приносившую позитивные санкции в формеразличного рода и уровня привилегий. Наличие или отсутствие партийного билетаявно и неявно предопределяло «награду» и «оценивание», а,следовательно, и место в советской иерархии.
Однакоуже с середины 1980-х гг. по мере расшатывания идеологического«каркаса» Советского государства происходят стратификационныеизменения: этничность в форме этнического статуса становится существеннымэлементом социальной дифференциации, в то время как идеологическое неравенствотеряет свое значение в обретении более высокой социальной позиции.
Конечно,этническая стратификация самым тесным образом связана с другими признакамисоциального статуса — доходом, уровнем образования, профессией и т.п. Однакозачастую именно эти признаки, но особенно — доступ к власти и привилегиям, неговоря уж об «оценивании», впрямую или косвенно обусловленыэтнической принадлежностью индивида.
Принятосчитать, что в современном обществе этничность как показатель социальногостатуса сама в чистом виде не выступает [12], однако именно в период системнойтрансформации в нашей стране она приобрела самостоятельное значение,актуализируясь в виде принадлежности к титульному народу постсоветскихгосударств и национально-территориальных субъектов Российской Федерации (болеевысокий статус) или к национальным меньшинствам (более низкий статус).
Так,например, в прибалтийских государствах социальная иерархия наряду с инымипризнаками обусловлена и наличием или отсутствием гражданства этих стран: болеевысоким статусом обладают граждане (а это, главным образом, представители титульногонарода и лишь малая доля так называемых «некоренных» жителей), аболее низким — «не граждане» (подавляющее число лиц, не принадлежащихк «коренному» населению). Ориентация же на достигаемый статус, неговоря уже об аспекте «оценивания», ограничена наличием илиотсутствием гражданства и, следовательно, косвенно-этнической принадлежностью.
ВСССР партийная элита — высший слой социальной иерархии — состоялапреимущественно из русских или русифицированных представителей других народовСССР. Поэтому этнический статус русского был наиболее высоким, причислять себяк русским — было престижно, ибо этот статус способствовал вероятности получениябольшего объема властных полномочий и привилегий.
Впостсоветском пространстве на фоне снижения статуса русского возрастает статуспредставителя титульного народа, причем это относится не только к государствамСНГ, в большинстве своем ориентированных на модель этнонациональногогосударства, но и к национально-территориальным образованиям России.Характерно, что во втором случае статус члена титульной общности несоизмерим состатусом русского, причем независимо ни от численного соотношения титульногонарода и русского населения в том или ином субъекте Российской Федерации, нидаже от того, что русские являются титульным народом государства в целом.
Такимобразом, выстраивается новая этническая стратификация, особенно болезненновоспринимаемая в тех случаях, когда на более низкие ступени иерархии поэтническому признаку попадает не численное, а лишь номинальное «национальноеменьшинство», как, например, в Латвии или в Казахстане.
Именнопоэтому статусные изменения, сама социальная стратификация, рассматриваемая подуглом зрения этничности, может стать основой межэтнического конфликта, ибо воснове любого из них лежит желание изменить существующее этническое неравенствои соответствующую ему систему власти, престижа и привилегий.
Списоклитературы
1. Banks M. Ethnicity: Anthropological Constructions. London; NewYork, 1996.
2. Heisler M. O. Ethnicity and Ethnic Relations in the Modern West// Conflict and Peacemaking in Multiethnic Societies. Massachusetts/Toronto,1990. P. 21-52.
3.Бердяев Н. А. Судьба России. М., 1990.
4.Шибутани Т. Социальная психология. М., 1969.
5.Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. М., 1966.
6.Юнг К. Г. Архетип и символ. М., 1991.
7.Политология: Энциклопедический словарь. М., 1993.
8.Социология / Под ред. Г.В.Осипова. М., 1995.
9. Еisenstadt S. N. Social Institutions:Comparative study // Sills D.L. (ed.) International Encyclopedia of SocialSciences. Macmillan and Free Press, Vol. 14. N.Y., 1968.
10. Dahrendorf R. Class and Class Conflict in an Industrial Society.London, 1969.
11. Россия: Энциклопедический словарь. 1898. Репринт. М.,1992.
12. Об этом см.: Social Stratification: AHierarchial Approach. N.Y., 1970.