Василий Шубин
Сименем Канта связана революция в европейской философии. Переосмысливтрадиционные философские установки, он совершил крутой поворот от онтологии кгносеологии, от натурфилософии к антропологии, результатом чего явилосьсоздание им стройной философской системы, оказавшей громадное воздействие напоследующее развитие философии и науки.
НоКант был также крупным ученым своего времени. Предложенная им научная программасодержала целый ряд достоинств и обладала в силу этого дальнодействием. Приэтом он избежал абсолютизации естественнонаучного знания, соединив учение опознании с социально-культурной проблематикой и поставив на первое месточеловеческую личность. Сферу философии, писал он, составляют следующие вопросы.Что я могу знать? Что я должен делать? На что я смею надеяться? Что такоечеловек? «На первый вопрос отвечает метафизика, на второй – мораль, на третий –религия и на четвертый – антропология. Но в сущности все это можно было бысвести к антропологии, ибо три первых вопроса сводятся к четвертому» (1, стр.332). Таким образом, Кант включал антропологию в систему знаний.
Таковже был подход к системе знаний и у Вернадского. Его учение о ноосфере былокрупным вкладом в естествознание XX в. Сутью этого учения, по мнению академикаН.Н. Моисеева, является понимание роли и места человека в единой системеразвития материи, осознание необходимости «синтеза неорганической природы,жизни и человека» (2, стр. 286). Но в обосновании своих идей Вернадский не могобойти наследие Канта, к учению которого он питал стойкий интерес и которомупосвятил специальную работу «Кант и: естествознание». В преддверии своихосновных работ Вернадский писал: «Дело будущего развития науки – подойти ктаким задачам и таким научным вопросам, которые заставят философскую мысльискать новых путей, как искал и нашел их Кант» (3, стр. 214). Пророческиеслова. Создав фундаментальные работы по геохимии и биогеохимии, он вышел нарубежи мировоззренческих поисков, которые привели его к философии космизма.
Переключившисьс чисто естественнонаучных проблем на обоснование учения о ноосфере, онприходит к выводу о том, что «… биохимия должна глубочайшим образомсоприкасаться с науками не только о жизни, но и о человеке, с наукамигуманитарными» (4, кн. 2, стр. 91). Ход современной научно-техническойреволюции как никогда остро поставил проблему соотношения знания и ценностей. Вэтой ситуации идеи Канта и Вернадского о подчиненности науки нравственным целямсохраняют свою актуальность.
Воснову работы Вернадского «Кант и естествознание» был положен доклад,прочитанный им 28 декабря 1904 г. на заседании Московского психологическогообщества, посвященном памяти Канта. Видимо, в расширенном и переработанном видедоклад, текст которого не сохранился, был опубликован в журнале «Вопросыфилософии и психологии» (1905, №76) под заглавием «Кант и естествознание XVIIстолетия», а в нынешнем варианте – в 1922 г. (Вернадский В.И. Очерки и речи.Вып. 2. Пг., 1922)*.
*Великий русский мыслитель обращался к наследию Канта до 1904 г. и после.Личность Канта, его философские и естественнонаучные труды привлекли вниманиеВернадского еще в конце XIX в., о чем свидетельствуют его дневники (см.: 5).Раздумья Вернадского по поводу философии Канта отражены в его записях 1901 –1911 гг. в рукописях, хранящихся в Архиве АН, они обозначены как «Мысли».Главное внимание в них сосредоточено на проблеме субъекта и объекта какцентральной гносеологической проблеме кантианства. «Кант, – пишет Вернадский, –принял за исходное – различие субъекта от окружающего. Он противопоставляет втой или иной форме «я» – «миру». Отсюда неизбежен дуализм в какой бы то ни былоформе. Понятие личности (разума) явилось для него неразложимым, цельным,исходным… Отчего он исходил из такого предположения? Является ли стольцельным и неразрывным наше понятие личности? Эти вопросы могут быть разрешенынаучно, и их научное исследование стоит вне границ естествознания, ставимыхкритической философией Канта» (3. стр. 331). Дуализм субъекта и объекта, помнению Вернадского, в сильнейшей степени повлиял на истолкование Кантом природыпространства и времени. Вернадский замечает, что в этих представленияхчувствуется «недостаточная научная обработка», и считает целесообразнымдополнить кантовский подход в понимании пространства и времени изучением данныхестествознания психологии и истории философии.
Написаниюстатьи «Кант и естествознание» предшествовала переработка трудов Канта воригинале. Главное внимание в статье В.И. Вернадский обращает на выяснение тойроли в истории науки, какую сыграл Кант как естествоиспытатель. Он отмечает,что в жизни Канта был период, когда он и сам себя называл естествоиспытателем.И хотя, пишет Вернадский, едва ли можно принять в буквальном смысле делениежизни Канта на те периоды, которые вошли в литературу с легкой руки некоторыхисториков философии и самого Канта, Несомненно, однако, что расцвету егосамостоятельной философской системы предшествовала более чем 30-летняя научнаядеятельность, в которой не последнее место занимали разнообразные вопросыестествознания. С нашей точки зрения, заслуживают внимания три замечанияВернадского о Канте как ученом.
Первое:«Своими научными работами он не оказал влияния на развитие естествознания.Современники обошли молчанием его работы, и они стали нам известны только послетого, как философская мысль Канта охватила своим могучим влиянием весь духовныйуклад человечества в XIX столетии. На развитие географии, естествознания иматематики Кант оказал влияние – долгое время спустя после смерти – своимфилософским анализом. Достаточно привести немногие примеры. Под влияниемИоганна Мюллера в 1830-х гг. в физиологии органов чувств – на всем характеренаучной работы – сказались идеи Канта в учении о так называемых специфическихэнергиях органов чувств, под его же влиянием, несомненно, находились работы XIXстолетия об основах геометрии» (3, стр. 313). Стало быть, благотворное влияниена естествознание Кант оказал своими философскими произведениями. Так что же,бесплодной оказалась более чем 30-летняя деятельность ученого?
Вернадскийтак не считал, и в этом суть второго замечания. История научной мысли никогдане может дать законченную неизменную картину, поэтому постоянно приходитсявозвращаться к старым сюжетам. «И несмотря на огромную литературу посвященнуюКанту в течение столетия, всякий исследователь увидит в его научнойдеятельности новое и иное в зависимости от состояния науки в его собственноевремя» (3, стр. 192).
Ноглавное не это. Как уже отмечалось, научные изыскания Канта не стали в полноймере достоянием современников. Вернадский делает неожиданный вывод: безестественнонаучных занятий, к тому же многолетних и интенсивных, не было бы«критической философии», ибо они меняли содержание философии. «Если на почвеэтого общего основного положения, – размышляет он, – всмотреться в историческийход мысли, то можно заметить, что все новые крупные научные открытия и научныеобобщения – рано ли, поздно ли – находят себе отражение и переработку вфилософской мысли: и в случае, ежели они стоят уже вне пределов существующихфилософских систем, способствуют созданию новых… В этом смысле научнаядеятельность до-известной степени предшествует философской работе, и послекрупных философских обобщений, раздвигающих рамки познанного или рушащих векамистоящие, научно выработанные, философски обработанные положения, можно ждатьпроявлений философского гения, новых созданий философской мысли, новых теченийфилософии» (3, стр. 192).
Третьезамечание Вернадского касается оценки научных открытий Канта. Он отмечает, чтона естественнонаучную работу Канта самое решительное влияние оказали идейНьютона и Бюффона, наложившие неизгладимый отпечаток на все егонаучно-философское творчество. Подобно французским энциклопедистам, Кант стремилсяобъяснить все явления природы естественными причинами, поэтому, подчеркиваетВернадский, научная деятельность основателя «критической философии» вращалась вкругу одинаковых научных идей, что и у Гельвеция, Гольбаха, Кондильяка. «Творцыновых систем философии в научной области принадлежали к одному лагерю передовыхученых своего времени» (3, стр. 196). Этими общими идеями были теория тяготенияНьютона и принципы эволюции Бюффона, притом Кант не просто их воспринял, асинтезировал. Вернадский пишет: «Оригинальность его научной работы заключаетсяв том, что он применял одновременно как обобщения Ньютона, так и понятиевремени к разнообразным конкретным явлениям природы в области неорганическихнаук – в астрономии, геологии, физической географии. Он часто и во многомошибался, но благодаря глубине и силе своего ума, он не раз достигал обобщений,открытий и точек зрения, которые… до него не приходили в голову егосовременникам и из которых многие получили значение, научный, если можно таксказать, смысл только в наше или ближайшее к нам время. Далеко не все имнайденное было ново и для его времени. Кое-что, как мы теперь знаем, былосделано другими раньше его, но Кант достигал своих результатов самостоятельно,и труды этих его предшественников (имеется в виду прежде всего Бошкович В.Ш.),так же как и работы самого Канта, не были оценены современниками» (3, стр.206).
Оригинальностьестественнонаучных идей Канта Вернадский видит в обосновании влияния морскихприливов и отливов на скорость вращения Земли вокруг своей оси, в попыткесвязать вулканические процессы, в том числе и на Луне, с всемирным тяготением.Однако наиболее общепризнанной заслугой Канта в области естествознанияВернадский считает космогоническую гипотезу. По его мнению, до Канта ни одна изкосмогонических гипотез не была логически связана с теорией всемирноготяготения и, следовательно, все они находились в полном противоречии с данныминебесной механики, в том числе космогонии Бюффона и Свенденборга. Не могВернадский пройти мимо вклада Канта в становление теоретической кинематики:ведь в работе «Метафизические начала естествознания» целая глава посвященакинематике (по терминологии той эпохи – форономии), в которой предпринятапопытка классификации видов движения и обоснования его всеобщности. Возникаетвопрос: а насколько справедливы эти оценки с точки зрения современности? Вобщем-то они подтвердились. Пожалуй, можно сделать лишь одно замечание:Вернадский, по-видимому, недооценил влияние Лейбница на Канта какестествоиспытателя, по крайней мере тема Лейбниц – Кант в его опубликованныхработах не развернута. Но специфика кантовской натурфилософии в том изаключается, что он попытался примирить программы Лейбница и Ньютона.
Почемуже естественнонаучные открытия Канта, будучи самостоятельными и оригинальными,остались для современников «вещью в себе?» Причину этого Вернадский отчастиусматривает в том, что Кант работал вне центров научной жизни того времени. Ноне менее важной причиной он считает особенности восприятия и стиль научнойработы самого Канта. «Являясь по содержанию и по научности уклада мыслипередовым ученым своего времени. Кант по привычкам и по характеру научнойработы жил в прошлом. Форма его научных трудов имеет резкий отпечаток чего-тостародавнего, провинциального по сравнению с одновременными с нейпроизведениями энциклопедистов, например, Дидро или Даламбера, или такихученых, как Эйлер, Бюффон… Эти последние отбросили вместе с картезианством иученую литературу XVII в (3, стр. 197...198). Кант же еще жил в старой литературепрошедшего века, но, как выражается Вернадский, и на почве «старосветскойначитанности» он пытался следить за достижениями науки, не всегда успеваяуловить и по достоинству оценить новое. «Чуждый по духу ученым староверам, а поформе – ученым новаторам, Кант был одинок среди передовых ученых своеговремени. Этим, может быть, объясняется то, что его научные труды обратили насебя так мало внимания и не вызвали последователей, если не считать влияния,какое Кант оказал на многих, например, на Гердера своими лекциями по физическойгеографии. Он не мог, впрочем, иметь учеников в области естествознания иблагодаря приемам своей научной работы» (3 стр. 132). Заключительная фразацитаты требует пояснения. Кант был натуралистом-наблюдателем, к тому жесклонным к книжной работе и замкнутому образу жизни, и это не моглоспособствовать развитию в нем интересов к непосредственному эксперименту,поэтому для натуралиста начала XX в. его натурфилософия кажется чуждой формойнаучной деятельности. Таков вывод Вернадского и с ним трудно не согласиться.
Другоедело – философская система Канта. Она, как неоднократно подчеркивал Вернадский,в своих основах не могла устареть и не вошла в резкое противоречие с наукой.«Мысль и жизнь Канта в течение столетия подвергались глубокому, нередкогорячему и страстному изучению, вызывали появление не только множества статей исочинений, но даже ученого, специально им посвященного журнала, создали…особую науку – кантологию. Изучение и обдумывание главных работ и хода идейКанта издавна служит прекрасной школой для молодого философа. Поэтому едва лиможно найти в мысли или жизни Канта какой-нибудь закоулок, который бы осталсясвободным от предшествовавшей работы исследователей. Но в то же время Кант всвоей умственной жизни постоянно касался таких вечных вопросов человеческоймысли, по отношению к которым никогда не может быть сказано последнее слово»(3, стр. 190). Такова оценка, которую дал великий русский мыслитель немецкомугению.
Кантверил в наступление, Вернадский – в создание ноосферы. Труды обоих мыслителейпронизаны гуманистическим поиском, страстным желанием подчинить науку ифилософию достижению человеческого счастья и разумно организованнойобщественной жизни. В этом подвижническом служении Истине и Добру оба мыслителявосставали против всех непродуктивных форм духовной жизни, тормозящих развитиечеловечества. Кант поэтому отвергал путь, ведущий как к плоскому эмпиризму, таки к «грезам», т.е. к отрицанию фактов и естественных причин. Наивному оптимизмумеханического материализма он противопоставил здоровое сомнением. В своюочередь, Вернадский резко выступал против догматизации философии в нашей странеи предупреждал о громадной опасности некомпетентного вмешательства в свободунаучных и философских поисков. Недавняя публикация купюр, изъятых при изданииего книг «Размышления натуралиста» (1977) и «Философские мысли натуралиста»(1988), красноречиво говорит об этом (7, стр. 66...79).
Кантовскоенаследие было одним из источников энциклопедизма Вернадского. Это была та школамысли, которую он успешно прошел и завещал молодым философам. Однако нельзя неуказать и на существенные различия в интеллектуальной деятельности мыслителей.Кант преимущественно все же философ, стремившийся обосновать возможность«чистого естествознания». Вернадский справедливо подчеркивал, что стильмышления Канта укоренен в XVII в. и в то же время он сопричастен духовномуклимату XVIII столетия. Стиль мышления Канта, как и вся его философия,дуалистичен. На эту сторону его наследия указал П.Г. Кузнецов, исследуятворчество Канта и Вернадского (8). В самом деле. Кант в космологии –эволюционист, разделяет он и идею социального прогресса, столь дорогуюпросветителям той эпохи. Но в то же время он был сторонником принципапостроения аподиктического знания в форме аксиоматической теории, что нередкоприводило мыслителей XVII – XVIII вв. к преувеличению роли математики. У Кантаданная тенденция особенно ярко проявилась в работе 1786 г. «Метафизическиеначала естествознания». В ней он писал: «Наукой в собственном смысле можноназвать лишь ту, достоверность которой аподиктична; познание, способное иметьлишь эмпирическую достоверность, есть знание лишь в несобственном смысле». Идалее: «Вместе с тем, я утверждаю, что в любом частном учении о природе можнонайти науки в собственном смысле лишь столько, сколько имеется в нейматематики» (9, т. 6, стр. 56, 58).
ЕслиКант, несмотря на всю его борьбу с онтологическими системами XVII в., ещехранит связь с метафизической традицией, то Вернадский живет и творит в инуюэпоху, когда идея развития и системного подхода глубоко утвердилась вестествознании. Вместе с тем с Вернадским в науку пришло понимание роли и местачеловека в единой системе развития материи, возникли предпосылки синтезанеорганической природы, жизни и человека, что вело к разрушению традиционныхграниц между естествознанием и человековедением.
Главноевнимание Кант обращает на необходимость совершенствования человека, он верит вего разум и способность жить согласно моральному долгу, верит в торжествосвободы и справедливости. Вернадский в своих научных изысканиях и философскихпрозрениях больше ориентируется на природу. Одна из его дневниковых записейзвучит так: «Перед всем живым веществом мелким кажется весь ход истории. Истранно, я через самый грубый… материализм мог бы подойти к странным и оченьдалеким от материализма философским выводам» (5, стр. 286). Мировоззрение Кантакак классического представителя новоевропейской философии антропоцентрично;Вернадский же в полной мере осознает отрицательные последствия антропогеннойдеятельности и в своей ноосферной концепции ратует за перестройкувзаимоотношения человека с природой. Свою картину мира он назвал«биологической», ибо видел громадную роль живого вещества в геологии исуществовании Земли. Биосфера для него не объект специальной науки, а новаяпарадигма в естествознании. Не случайно, по мысли Вернадского, ноосферавырастает из биосферы, является ее прямым продолжением. Он настаивает наединстве природы и общества, т.е. история общества и история природы для него –звенья единого космического процесса. «Можно считать, – писал он, – что впределах 5 – тысяч лет, все увеличиваясь в темпах, идет непрерывное созданиеноосферы и прочно – в основном без движения назад, но остановками, всеуменьшающимися в длительности, – идет рост культурной биогеохимической энергиичеловечества» (4, стр. 149) В этом пункте позиции Канта и Вернадского резкорасходятся.
Ивсе же «царство человеческих целей» Канта и концепция «ноосферы» Вернадского неабсолютно противоположны, как это может показаться. Это верно, что в центрекантовской философии стоит человек, его потенции, способности и цели. Кантвсячески подчеркивает уникальность человеческого бытия, противопоставляетприроду и историю, свободу и необходимость, феноменальный и ноуменальный мир.«Мы, – пишет он, – имеем единственный вид существ в мире, каузальность которыхнаправлена телеологически… Такое существо – человек, но рассматриваемый какноумен: он единственное существо природы, в котором мы можем со стороны егособственных свойств познать сверхчувственную способность (свободу)...» (9, т.5, стр. 468...469).
УКанта отчетливо прослеживается дуалистическое разведение естественной исвободной причинности. Однако, противопоставляя свободу природе, Кантпредлагает искать царство свободы не в природе, а в мире человека. Но посколькучеловека он тоже понимает дуалистически (это существо, с одной стороны,природное, чувственно-эмпирическое, а с другой – ноуменальное, свободное иразумное, к тому же непознаваемое в своей сущности), постольку «царствочеловеческих целей» Кант отодвигает в неопределенную историческую перспективу.Это действительно мечта о моральном индивиде и обществе, которая многимиисследователями воспринималась как выражение бессилия мыслителя нащупатьконкретные пути и сроки реализации идеала. Гегель тоже так считал: имея в видуКанта, он писал в «Философии истории», что «… разум не настолько бессилен,чтобы ограничиваться идеалом, долженствованием и существовать как нечтоособенное, лишь вне действительности, неведомо где, в головах некоторых людей»(10,.8,0.10). Конечно, Гегель прав, но отчасти прав и Кант, ибо обосновываетидеал должного. Личность при таком подходе выступает как высшая ценность иабсолютная цель, а совершенствование человечества является нравственнымимперативом. «Моральный закон, – замечает Кант, – свят (ненарушим) Человек,правда, не так уж свят, но человечество в его лице должно быть для негосвятым… Именно он субъект морального закона, который свят в силу автономиисвоей свободы...» (9, т. 4, ч.1 стр. 414).
Стремлениемдоказать, что между миром природы и миром свободы лежит пропасть. Кант сильноотличается от Вернадского. Но между обоснованием «царства человеческих целей» инекоторыми аспектами учения о ноосфере существует связь. Стоит хотя бывспомнить Кантову идею вечного мира, которую разделял и Вернадский: преодолениевойн для него было непременным условием перехода от биосферы к ноосфере.Государство, собственность, правовые законы, просвещение – одним словом,цивилизация для Канта не более чем средство, содействующее преодолениючеловеком дикости, в том числе и войн. Но идеалом Канта является не простоцивилизация, или, как он выражается, «культура умения», а гражданское общество,в котором утвердилась бы «культура воспитания», а государства объединились бы вединое всемирно-гражданское целое на основе законосообразности и свободы.«Царство человеческих целей» в этом смысле нельзя воспринимать только как«грезы метафизика» – и в этом пункте Гегель, критикуя Канта, не совсем прав, –ибо объективно кантовский идеал выражает потребное будущее человечества. Да ичто плохого в утверждении, что мораль, будучи конечным предназначениемчеловека, является высшей ценностью? Другое дело, что, согласно Канту, человек,наделенный уникальной способностью ставить цели, пользуется природой каксредством сообразно своим целям. Для Вернадского, который во многомотталкивается от синтетического мировоззрения Гете, такое пониманиевзаимоотношения человека и природы совершенно чуждо. Природа для него в отличиеот Канта самоценна.
Ивсе же упреки, в том числе и гегелевские, относительно бессилия разума,мечтательного характера «царства человеческих целей» имеют под собой основание.Концепция ноосферы в этом смысле зримее, ибо она фиксирует начало переходачеловечества в принципиально новую стадию, имеет под собой хронологическийбазис. Вернадский как классический эволюционист пытается прогнозировать инащупать реальные средства приближения ноосферы. У Канта все иначе. Разделяяэволюционистские идеи своего времени, он тем не менее объектам ноуменальногомира начисто отказывает в праве на историчность. Л.А. Абрамян очень точнозаметил: У Канта «… вещи, принадлежащие сверхчувственному миру, в том числесвобода, освобождаются из-под власти времени» (11, стр. 32). Надо ведь помнить,что сама нравственность выступает у Канта не только как высшая ценность, но икак внеисторический способ бытия человека, а категорический императивосмысливается им как выход человека во вневременное существование. Потому-топочти отсутствует временная конкретность, когда заходит речь о «царствечеловеческих целей»: оно помещено Кантом по ту сторону истории и воспринимаетсякак нечто такое, к чему должно стремиться, однако объективную основу для этогостремления усмотреть трудно.
Ана что же тогда надеяться? И здесь Кант обращает свои взоры на природу. Видимо,это можно объяснить двумя обстоятельствами. Во-первых, занимая, по существу,позицию так называемой естественной религии, или религии в пределах разума.Кант меньше всего склонен искать опору в Боге. Для него ясно, что есть идеяБога, она нужна людям как гарант морально заслуженного счастья, но лично длясебя он эту проблему решил: теоретически бытие Бога недоказуемо. Во-вторых,вспомним заключение Вернадского о том, что в Канте-философе никогда не умиралестествоиспытатель. Таким образом, природу он тоже склонен считать гарантом,который обеспечивает реализацию «царства человеческих целей». Не случайно икультуру Кант понимал как цель природы в отношении человека; иначе говоря,культура есть средство для достижения конечной цели, т.е. моральногосовершенства. «Приобретение… разумным существом, – пишет он, – способностиставить любые цели вообще (значит, в его свободе) – это культура.Следовательно, только культура может быть последней целью, которую мы имеемоснование приписать природе в отношении человеческого рода… « (9, т. 5, стр.464). Как существо эмпирическое, человек является звеном в цепи целей природы:Так что же, природа обладает способностью к целеполаганию? И да, и нет. В«Критике способности суждения» Кант убедительно доказывает, чтоцелесообразность природы имеет свое основание в рефлектирующей способностисуждения и носит антропоморфный характер; причинность же по целям свойственнатолько разумной деятельности человека. Иначе говоря, целесообразность природыимеет лишь субъективное значение, но отнюдь не отражает объективный порядокприроды.
Однакопозиция, изложенная в 3-й «Критике», не является единственной. В работе «Идеявсеобщей истории во всемерногражданском плане» (1784) Кант склонен допуститьналичие общих законов природы, согласно которым реализуется человеческаяистория. Человек, как звено в цепи целей природы, может не осознаватьсобственного значения, но природа «знает» лучше Кант свои надежды на социальныйидеал связывает с «хитростью природы», подобно тому как «хитрость разума» уГегеля выполняет всеобъясняющую функцию в понимании драматической судьбычеловечества. «Поскольку нельзя предполагать у людей и в совокупности ихпоступков какую-нибудь разумную собственную цель, нужно попытаться открыть вэтом бессмысленном ходе человеческих дел цель природы, на основании которой усуществ, действующих без собственного плана, все же была возможна историясогласно определенному плану природы» (9, т. 6, стр. 7...8).
Каквидим, Кант наделяет природу спасительной миссией по отношению к обществу. УВернадского же ноосфера является естественным продолжением биосферы, и ему нетнужды конструировать «общий план природы». К природе он относится скореепо-гетевски, чем по-кантовски, разумеется интегрируя натурфилософские подходы иконкретно-научные знания, содержащиеся в наследии Ж. Бюффона, Р. Бошковича,М.В. Ломоносова, А. Гумбольдта, Ч. Дарвина, В.В. Докучаева (из школы которогоон вышел), Э. Зюсса – австрийского геолога, введшего в науку понятие«биосфера». Вернадский показал, что, используя синтетическое постижениеприроды, в котором сливались художественный, философский, научный иэкспериментальный подходы к миру, Гете опередил свое время. К универсуму Гетеподошел с диалектически-обобщающей позиции, с ощущением целостности бытия, чтоимпонировало Вернадскому. Не случайно он замечал: «Научно понять, значитустановить явление в рамки научной реальности – космоса» (4, кн. 2, – стр. 31).Соответственно и свою идею ноосферы он обосновал, базируясь на исследовании какприродной, так и социальной реальности, но положив в основу учение об эволюцииматерии. В рамках геологической эволюции Вернадский видел этапы «косной»материи, затем – «живой», в своем единстве образовавших биосферу; следующейступенью было появление человека и человеческого общества. И наконец, «подвлиянием научной мысли и человеческого труда биосфера переходит в новоесостояние – ноосферу» (4, кн. 2, стр. 19). Таким образом, если в основеоптимизма Канта лежит вера в действие «общих законов природы», то в случае сВернадским – уверенность в существенной роли человечества в общем эволюционномпроцессе, что вытекает из его философии космизма. Притом необратимостьэволюционного процесса он обосновывает, исходя из учения о дисимметрии.Необратимость в геологии во всем космосе есть появление дисимметрии, или, каквыражается Вернадский, «принципа Кюри». Живая материя выступает как факторпреодоления энтропии, а человеческое общество – решающий факторкосмоэволюционного процесса.
Когдаже наступит эпоха ноосферы, именно сама эпоха, а не ее предпосылки? Хотяпереход к ней уже начался, но, как постоянно подчеркивал Вернадский, эпоханаступит, когда человеческий интеллект возьмет на себя ответственность засудьбу планеты, а в принципе ноосфера – это не какая-то еще одна оболочкаЗемли, а именно состояние природы и истории, когда эти два элемента жизненнойсферы будут преобразованы в гармоническую систему «Человек – техника –природа». Неудивительно, что в своей концепции ноосферы Вернадский большоеместо уделил проблемам техногенеза и технического прогресса. В этом пунктеВернадский сильно отличается от Канта. Нельзя сказать, что последний вообщеигнорировал данные вопросы; ведь проблемы теоретической кинематики онразрабатывал на основе изучения процессов, происходящих в машинах. Однакоисследованием техносферы и последствий ее расширения Кант все же не занимался.Сказать, что он жил в иную эпоху, – значит ничего не сказать. Его современникиили почти современники: романтики, Мальтус, Годвин и др. – не только заметилитехнизацию общественной жизни, но и предупреждали о грозящих бедствиях. Тот жеГете писал: «Победоносно распространяющаяся машинерия мучает и пугает меня. Онаподбирается медленно-медленно, как гроза. Но путь ее предопределен, она придети застанет нас врасплох» (12, с.312).
ИнтересВернадского к технической проблематике объясняется его повышенным вниманием кпоследствиям антропогенных нагрузок на биосферу. В работе «Очерки по историисовременного научного мировоззрения» он прослеживает революционизирующеевлияние технических изобретений: компаса, печатного станка и др. – на развитиенауки и практики. На заре нашего столетия Вернадский подметил все возрастающеедавление техники на биосферу. «С человеком, – писал он в «Очерках геохимии», –несомненно появилась новая огромная геологическая сила на поверхности нашейпланеты» (13, стр. 258). В работе «Живое вещество» он подчеркивает, что«техногенная деятельность, создающая современную цивилизацию» (14. стр. 116),становится важнейшим фактором жизнедеятельности человечества. Долгие поискипривели мыслителя к выводу о необходимости перехода к «психозойской эре», к«эре разума», к «ноосфере» во имя сохранения природной среды человека вусловиях стремительного расширения техносферы. Еще в начале века ученый писал отом, что человек угрожает своему собственному существованию, «… захватываятехникой… все новые и новые формы энергии и переустраивая их своим разумом итрудом для текущих целей своей жизни, не задумываясь о последствиях» (15, стр.299). В 1922 г. он предупреждает о возможностях использования атомной энергии ввоенных целях и предостерегает об опасности самоистребления, ибо перед силой ивластью владельцев урана может побледнеть могущество владельцев золота, земли икапитала. Тем более важно качественное преобразование общества. «В живомвеществе, – писал Вернадский, – создалась новая геологическая сила ума итехники, раньше на планете небывалая… Homo sapiens охватил планету и подходитк переработке ее в ноосферу». И далее: «Человечество, взятое в целом,становится мощной геологической силой. И перед ним, перед его мыслью и трудом,становится вопрос о перестройке биосферы в интересах свободного мыслящегочеловечества как единого целого» (15, стр. 56, 328). Иначе говоря, переход кноосфере для Вернадского – такая же жизненная и актуальная задача, как дляКанта установление «вечного мира». Иначе – всеобщая гибель. К сожалению, небыли своевременно и в полной мере оценены мысли Вернадского об опасностисциентистского, техницистского мышления. Противоядием против него он считалискусство и философию, усматривая в них огромную общекультурную ценность. Поэтыи философы, писал он в «Очерках геохимии», дают нам ответы, которые человекунауки часто кажутся невозможными. Он подчеркивал: «Философия всегда заключаетзародыши, иногда даже предвосхищает целые области будущего развития науки, итолько благодаря одновременной работе человеческого ума в этой областиполучается правильная критика неизбежно схематических построений науки. Вистории развития научной мысли можно ясно и точно проследить такое значениефилософии, как корней и жизненной атмосферы научного мышления» (5, стр. 137,193). Ноосфера, по мысли Вернадского, несовместима с антропогенной деградацией.Она предполагает разумное отношение к природе, преодоление войн и мирноеразвитие человечества, объединившегося для решения встающих перед ним задач.«Человек, – писал он, – впервые реально понял, что он житель планеты и может –должен – мыслить и действовать в новом аспекте, не только в аспекте отдельнойличности, семьи или ряда государств или их союза, но и в планетном аспекте» (4,кн. 2, стр. 91).
Норазве не о том же думал Кант? Разве не мечтал он о мирном и объединенномчеловечестве? И может быть, не так уж сильно отличаются друг от друга по своемуконечному, а именно гуманистическому назначению «царство человеческих целей»Канта и ноосфера Вернадского? Да, кантовский идеал будущего абстрактен, но нево всем утопичен, и неверно думать, будто реализацию «высшего блага» (т.е.совпадения добродетели и счастья) он переносил в необозримую даль. Добродетельневозможна без нравственности, нравственность – без свободы, а свободу Кант неограничивает только нравственным выбором. Без свободы нет человеческойдеятельности, она имманентно присуща истории, и в этом смысле нужно пониматьвыражение Канта: «История природы, таким образом, начинается с добра, ибо онапроизведенье божье; история свободы – со зла, ибо она дело рук человеческих»(1, стр. 50). Конечные цели он, как и Вернадский, обосновывает не сциентистски,а антропологически. Эти конечные цели, т.е. достижение «высшего блага», должныбыть реализованы разумно действующим человечеством в историческом процессе,притом реализованы достойными человека средствами. Антропология и телеологияКанта, подобно концепции ноосферы Вернадского, неизбежно содержат в себеисторический оптимизм и обладают громадным гуманистическим дальнодействием.
Кант,как и Вернадский, сумел избежать абсолютизации научного знания. В построеннойим иерархии ценностей на первое место он поставил человеческую личность, еесвободу и стремление к высшему благу. Но в то же время на будущее Кант несмотрел только с позиций безудержного оптимизма. Его опасения в некотором родеперекликаются с предостережениями Вернадского. Не без влияния Руссо итрагических поворотов Великой французской революции Кант подметил противоречиемежду цивилизацией («культурой умения») и человеческими ценностями («культуройвоспитания), которое ко времени Вернадского уже приобрело характер антагонизма.Если «культура умения» наделяет человека могуществом, но не делает его нисчастливым, ни нравственным, то «культура воспитания» освобождает человека от«детерминизма вожделений» и делает восприимчивым к «высшим целям». Надосказать, что и Кант, и Вернадский устремляют свои взоры в будущее, они выходятза рамки данности и формируют в своих трудах образ потребного, с их точкизрения, будущего, которое должно наступить. Это не что иное, как проективныйтип мышления, который ныне стал объектом острой критики. Однако человечествобез «проекта» будущего жить не может, и в данном случае плох не сам по себепринцип, а стремление немедленно и с помощью террора опредметить «проект» всоциальном движении.
Обоихмыслителей в известном смысле можно считать представителями космизма как особойнаучно-философской позиции. Именно Кант осмелился пойти дальше Ньютона, которыйостановился перед проблемой космогенеза. И пусть пространственно-временнаяпротяженность Вселенной обернулась для него неразрешимыми антиномиями, имяКанта навсегда войдет в историю и теософию космизма. Велик и безграниченКосмос, но и Человек не былинка в нем, а столь же бесконечное существо. «Двевещи, – писал Кант, – наполняют душу всегда новым и все более сильнымудивлением и благоговением… это звездное небо надо мной и моральный закон вомне… моральный закон открывает мне жизнь, независимую от животной природы идаже от всего чувственно воспринимаемого мира, по крайней мере поскольку этоможно видеть из целесообразного назначения моего существования через этотзакон, которое не ограничено условиями и границами этой жизни» (9, т. 4, ч. 1,стр. 500). В этих словах весь Кант, устами которого говорила эпоха. Кант –яркий выразитель того мировоззрения, которое порождено Возрождением, – антропоцентризма.Может быть, никто так не подчеркивал гуманистический пафос этого мировоззрения,как сам Кант: «Если существует наука, действительно нужная человеку, то это та,которой я учу – а именно подобающим образом занять указанное человеку место вмире – и из которой можно научиться тому, каким надо быть, чтобы бытьчеловеком» (9. т. 2 стр. 206).
КосмизмВернадского существенно отличается от кантовского. Это мировоззрение пронизанонеудовлетворенностью антропоцентризмом, для которого космос оказался «пустым»,ибо в нем не нашлось места жизни и человеку. Для русского космизмаприоритетными стали такие вопросы: понимание жизни как космического явления;осмысление космической роли разума; обоснование необходимости регуляцииприродных процессов и космической перспективы человечества. Человек с позицийэтой философии есть космическое событие, а не внешний по отношению к Вселеннойсубъект.
Втрудах основных представителей русского космизма, а точнее выражаясь –геокосмизма (Н.Ф. Федоров, В.И. Вернадский, Л.А. Чижевский, К.Э. Циолковский идр.) впервые обоснована необходимость объединения людей не насоциально-политической, национальной и религиозной основе, а обращаясь к идеямэкологического порядка, ибо к природе человечество относится как единое целоенезависимо от классовых или иных различий. Вычленение экологическойпроблематики и глобальных подходов неизбежно должно было привести к обоснованиюучения о ноосфере и формированию геокосмического мировоззрения. Выдающаяся рольв этом, безусловно, принадлежит Вернадскому. Природа в системе его взглядов необъект, который необходимо обрабатывать с помощью техники, а мир, в котором мыживем, и противопоставление в этом мире искусственного, техногенногоестественному чревато глобальной катастрофой. Выход, по мнению Вернадского,один: направить научно-техническую мысль в русло формирования ноосферы, т.е.сферы обитания «человека разумного», способного гармонизировать своиматериальные и духовные потребности и установить диалог с природой. Возможно,подчеркивал Вернадский, в этих целях человечеству придется овладеватьавтотрофными механизмами бытия, так как пока человечество живет за счетбиосферы, ресурсы которой при расширении человеческой популяции достаточноскромны. Переход от гетеротрофного существования к автотрофному мыслится им какодин из признаков ноосферы, а Н.Ф. Федоровым и К.Э. Циолковским как способрасселения человечества в космосе и обретения им бессмертия (16).
Повторяем,в системе философии космизма Вернадского оппозиция «человек – мир» существеннопереосмысливается. Это не что иное, как переоценка гуманизма как принципа,который, по сути, превратился, по выражению Батищева Г.С. в «антопотеизм». Разчеловек высшая ценность, то и мир воспринимается как полигон для его познания ипреобразования. В рамках данной парадигмы возникает экологическая катастрофа,ибо человек неизбежно представляет себя Абсолютом, т.е. абсолютной системойкоординат по отношению к миру, с которым можно говорить языком насилия.Вернадский часто сетовал на непонимание своих идей, и это не случайно,поскольку «фаустовский восторг» (Ясперс) перед наукой и техникой в общественномсознании, в том числе и в некоторых концепциях космизма, до сих пор непреодолен, что продуцирует сциентизм и антропоцентризм (17). Идея ноосферы какраз и ориентирует на смену антропоцентристской парадигмы, на установлениегармонии общества и природы, на понимание в общем-то простой мысли: человек недолжен забывать, что он существует в рамках разрешенной космосом свободы.Космизм Вернадского в известном смысле есть преодоление антропоцентристскихвоззрений Канта. Ибо преодолевалась просветительская картина мира и человека.Человек снова становится частью природы, включается в космоэволюционныйпроцесс, а мысль понимается как естественный продукт и соучастник данного процесса.Концепция ноосферы выступает поэтому и как научно-философская парадигма, и какпредостережение человечеству, захваченному технологической гонкой.
Нопри всех различиях в мировоззрении Вернадский всегда сохранял уважение кнемецкому мыслителю и высоко ценил его наследие. Это тем более важно, что вРоссии существовала довольно сильная антикантианская струя, в предельной формепроявившаяся в творчестве Н.Ф. Федорова и В.Ф. Эрна (18). Не делает честидлительное искажение учения Канта, равно как и Вернадского, имевшее место внашей стране на протяжении нескольких десятилетий. Между тем в целом кантовскаяфилософия и учение Вернадского являются альтернативой бездуховности итехнократическому мышлению. Видимо, иного пути в борьбе с этим духовным вирусомнет, как овладевать культурным богатством, накопленным человечеством. Изучениенаучно-философских наследий Канта и Вернадского во всей полноте, раскрытие ихгуманистического дальнодействия является поэтому важным средством формированиятакого духовного климата, который исключал бы шаблонное мышление, экологическоеневежество и технократические подходы (19).
Список литературы
КантИ. Трактаты и письма. М., 1980.
МоисеевН.Н. Алгоритмы развития. М… 1987.
ВернадскийВ.И. Кант и естествознание // Вернадский В.И. Избранные труды по истории науки.М… 1981. – стр. 214.
ВернадскийВ.И. Размышления натуралиста. Кн. 2. Научная мысль как планетное явление. М.,1977.
Страницыавтобиографии В.И. Вернадского. М., 1981.
КалинниковЛ.А. Проблема философии истории в системе Канта. Л., 1978, Гайденко П.П.Эволюция понятия науки (XVII – XVIII вв.). М., 1987: Суслова Л.А. Философия И.Канта. М., 1988.
ВернадскийВ.И. Научная мысль как планетное явление: (Неопубликованные фрагменты) // Вопр.истории естествознания и техники. 1988, №1. – стр. 66...79.
КузнецовП.Г. Необратимость исторического процесса природы и общества в трудах В.И.Вернадского и в современной науке // Бюллетень комиссии по разработке научногонаследия В.И. Вернадского. Л., 1987, №1
КантИ. Сочинения: В б т. М., 1963 – 1966. Т. 6. – стр. 56, 58.
ГегельГ.Ф.В. Сочинения: В 14 т. Т. 8. М., 1935. – с. 10.
АбрамянЛ.А. Несколько замечаний о структуре кантовского понятия свободы // Кантовскийсборник. Калининград, 1990. Вып. 15. – стр. 52.
ГейзенбергГ. Шаги за горизонт. М., 1987. стр. 312.
ВернадскийВ.И. Очерки геохимии. М., 1983. – стр. 258.
ВернадскийВ.И. Живое вещество. М., 1978. – стр. 136.
ВернадскийВ.И. Химическое строение биосферы Земли и ее окружения М 1965. – стр. 279.
СмотрицкийЕ.Ю., Шубин В.И. Вернадский и Кант: Поиски гуманистической концепции науки //В.И. Вернадский и отечественная наука. Киев, 1988; Макарец Н.Ф., Шубин В.И.Экологический императив философии русского космизма // Экология и культура.Луцк. 1989; Шубин В.И. Человек в космическом круговороте: Возможные метаморфозы// Перестройка и проблемы эволюции человека. Севастополь, 1990; СмотрицкийЕ.Ю., Рудая С.П., Шубин В.И. Чижевский и философия русского космизма // Русскийкосмизм. М., 1990. Ч. 1.
СмотрицкийЕ.Ю., Шубин В.И. Гуманистическая концепция техники и технического прогресса втрудах В.И. Вернадского // Философские проблемы современного естествознания.Киев. 1989. Вып. 71.
ФедоровН.Ф. Иго Канта // Федоров Ф.Н. Сочинения. М., 1982; Эрн В.Ф. От Канта к Круппу// Вопр. философии. 1989. №9.
ЗаиченкоГ.А., Шубин В.И. IV Всесоюзные кантовские чтения // Философская исоциологическая мысль. Киев, 1989. №5; Заиченко Г.А., Шубин В.И. Кантовскийсборник. Вып. 11...13 // Филос. науки. 1990. №5.