ИСТОРИКО-ФИЛОСОФСКАЯКОНЦЕПЦИЯ ГОББСА
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
1. ИСТОРИЧЕСКАЯЭПОХА И ЛИЧНОСТЬ ГОББСА
2. ПРЕДМЕТФИЛОСОФИИ
3. МЕТОД ФИЛОСОФИИ
4. ФИЛОСОФСКАЯСИСТЕМА ТОМАСА ГОББСА
4.1 Философияприроды
4.2 Теорияпознания
4.3 Учение очеловеке
4.4 Учение огосударстве
4.5 Религиозные воззрения
5. Гоббс в истории западной философии
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ВВЕДЕНИЕ
Семнадцатый век… Начало буржуазнойфилософской мысли в главных странах Западной Европы. На основе блестящихдостижений духовной культуры эпохи Возрождения начали складываться элементынового, механистического мировоззрения. Складываются великие системы Бэкона,Декарта, Гоббса, Спинозы, Лейбница. Они отвечают духу эпохи и выражают тувременную победу, которую в XVIIвеке в борьбе двух одинаково односторонних методов — сенсуализма и рационализма– одержал второй из них. Поэтому XVIIвек называют и веком великих систем, и веком философий, написанных more geometrico, и вообще веком рационализма.
Эпоха Возрождения передала XVII веку нерешённые проблемы теориипознания и метода – ощущения или разум, интуиция или рассуждения,пантеистическая диалектика или строгая математика пролагают дорогу к истине?Аналитическим или синтетическим должно быть познание? Восприняв проблемуметода, философия XVII векапоставила её в такой резкой форме, как никогда прежде.
Рационализм, который после Бэконастал неуклонно брать верх, имел глубокие корни в экономической, технической, аотсюда и в научной деятельности эпохи. «Мир устроен рационально» –это означало, что он может быть расчленён с помощью анализа на логическисвязанные друг с другом и математически точно описываемые составные элементы.Гоббс, стремясь, любой процесс понять как разумный, уподобил общество мудропостроенному механизму. Спиноза заставил саму субстанцию – природу разворачиватьсяна манер геометрии Эвклида. Лейбниц подстраивает свой рационализм к меркеидеального, и в этом смысле – божественного, разума, в лоне которого познаниевещи тождественно её созиданию.
XVII век нёс с собой подъём чувстваличности и продолжил присущее эпохе Возрождения разрушение средневековой,феодальной системы ценностей. Предприимчивый купец и любознательный учёныйстановятся теперь олицетворениями человеческого идеала. На место средневековойантиномии «человек создан по подобию бога, и бог создал для него природу,но человек отягощён первородным грехом и не может выбраться из пучины соблазнов»стала другая: «человек свободен и равен богу, но он лишь маленькое звено ввеличественном механизме природы». Отсюда возникает проблема: природныйстрой вещей гармоничен, и место человека в нём достойно его, но этот же стройвещей бывает, неумолим к людям, когда они от него отступают.
Эпоха Возрождения передала XVII в. вопрос, который стал в этомстолетии ещё более острым, — как найти каждому своё место в условиях ломкистарых отношений и складывания отношений новых, буржуазных? Как жить человеку в«нечеловеческом» мире глубоких социальных противоречий? От этоговопроса не могли уйти в сторону ни Декарт, и Гоббс, ни Спиноза и Лейбниц.
Прогресс технических искусств, мореплавания,торговли и наук ободрял и воодушевлял, но социальные последствия этихнововведений не были ясными. Гоббс и Спиноза, например, далеко не в радужномсвете видели окружающую действительность и не в ослепительном сияниипредставляли себе будущее человека.
Каждая из философских систем XVII века диалектически отрицалапредшествующую, что и было конкретизацией общего процесса развития философскоймысли, во-первых, как борьба идеализма и материализма, во-вторых, каксохранения и укрепления преемственности в рамках каждой из двух главныхтрадиций решения основного философского вопроса. Синтез этих двух «линейных»отношений, идущих в разных «измерениях», приводит в итоге к «спирали»историко-философского прогресса.
Основная борьба в XVII веке велась между материализмом иатеизмом развернувшем наступление на идеализм и религию, охранявшимитрадиционно-феодальные нормы жизни. Усложнение этого основного теоретическогопротивопоставления было следствием многообразия противоречий социальнойдействительности.
Большинство философов XVII века верили в то, что философияспособна стать наукой и должна ею стать. Вообще науку, знание они сталирассматривать как высшую ценность, практическая приложимость которой кудовлетворению разнообразных потребностей людей лишь ещё более возвышаетпознающую деятельность разума. Они смогли подняться над прошлым уровнемтеоретической мысли, иногда даже нарушая меру в критике схоластическогомировоззрения, а в особенности логики и методологии. Они проложили глубокийрубеж между собой и философией средних веков. Социологические учения создателейэтих систем, а также их философия истории определялись многими факторами, нопрежде всего социально-экономической обстановкой эпохи и классовыми позициями,которые занимали эти мыслители в политической борьбе своего времени. Так,учение Гоббса о человеке и этапах его исторического существования коррелируетсяс его философией, но не дедуцируется из неё, хотя он и полагал, что ему удалосьтакую дедукцию осуществить. По-разному сложилась судьба этих систем, и когдаони исчерпали свои теоретические и социальные возможности, им на смену пришлиэмпирические учения XVIII века. Лучшиедостижения мысли предшествующего столетия утеряны не были, они сохранились вформе постановки вопросов – о «естественных правах» человека и ихобосновании, о понятии «общественного договора» как рычага построенияантитеологической и антифеодальной картины социального развития, опреимуществах и недостатках рационализма и сенсуализма. Философские системы XVII века не отвечали новым запросам итребованиям общественной жизни, но пришедшие им на смену теории использовали изних уроки долгих споров о методе познания, о месте человека в окружающем мире,об освобождении его мысли от духовной диктатуры церкви и о целях его деятельности.
1. ИСТОРИЧЕСКАЯ ЭПОХА И ЛИЧНОСТЬГОББСА
Великий английский материалист ТомасГоббс (1588 — 1679) был современником английской буржуазной революции,открывшей новую эпоху в истории Англии. Гоббс был современником начальных ивысших стадий развития Английской революции. Политическая жизнь того времени вомногом повлияла на его философское мышление. Гоббс жил в то время, когдареволюционная борьба велась под знаменем религиозного протестантизма. Вумственной жизни Англии в это время значительную роль играла передовая частьаристократии, сближавшаяся с буржуазией. Её теоретики видят образец знания внауках, которые более или менее непосредственно служат практике.
В связи с борьбой против феодальнойидеологии усиливается интерес к вопросам религии, веротерпимости,государственного права. Правоведы и публицисты английской буржуазии делаютпопытки объяснить происхождение общества и государственной власти из законов исвойств человеческой природы. Человеческая природа рассматривается какпорождение внешнего мира. За механистическим объяснением природы следуетмеханистическое объяснение явлений общественной жизни. Все эти тенденцииполучили яркое выражение в философии Т. Гоббса.
Гоббс учился в Оксфорде, и послезавершения университетского образования, которое состояло в изучении теологии иантичной философии, он попадает в образованную аристократическую среду.
Огромную роль в формированиифилософских воззрений, а отчасти и политических убеждений Гоббса сыграли егочетыре поездки за границу. После путешествия во Францию и Италию Гоббс сталсекретарём Фр. Бэкона. В Париже, тогдашнем центре математических исследований,Гоббс занимался изучением математики и естественных наук. Здесь же он постояннообщался с французским материалистом и пропагандистом учения Эпикура П. Гассенди.В Женеве он случайно познакомился с «Элементами геометрии» Эвклида иего потрясла своей неожиданностью и в тоже время строжайшей доказательностьютеорема Пифагора. Он возымел желание положить математическо-дедуктивный метод воснову политического, философского и вообще всякого научного мышления. Внаучном развитии Гоббса большую роль сыграли учения Коперника, Кеплера, Галилеяи Гарвея. Особенное влияние оказала работа Галилея «Диалог о двух системахмира» и при встрече с ним в Италии он поделился с ним своей заветноймечтой объяснить все существующее посредством идеи универсального механическогодвижения. Вскоре после своего возвращения в Англию он становится свидетелемпервых взрывов революционных событий. Обостряющиеся общественные противоречия,вполне естественно, ориентируют его на социальную и политическую проблематику.В 1640 г. он издаёт первую работу, посвящённую этим вопросам, — «Элементызаконов», в которой выступает как решительный защитник монархии.
Изменение политической ситуациипринуждает его к тому, что в начале 40-х годов он эмигрирует во Францию (1640 — 1651).
Здесь Гоббс ведёт очень активнуюжизнь: пишет труды, участвует в собраниях, проводит дискуссии по актуальнымтемам. В это время Гоббс приступает к работе над главным своим трудом «Основыфилософии», который делился на три части: «О теле», «Очеловеке», «О гражданине». Великая смута на родине, неисчислимыежертвы гражданской войны заставили Гоббса начать свой труд с конца.
В 1642 г. он опубликовал трактат «Огражданине», надеясь, что разъяснение прав верховной власти будетспособствовать прекращению гражданской войны. Но война продолжалась, и в 1645г. Гоббс написал ещё одно, самое знаменитое своё сочинение на эту тему – «Левиафан…».«Левиафан» представляет собой наиболее полное и систематическоеизложение социально-политической теории Гоббса и одновременно философскоеобоснование этой теории. Книга состоит из четырёх частей. В первой частиизлагается учение о человеке. Вторая — посвящена происхождению и сущностигосударства. Третья и четвёртая части книги содержат критику притязаний церкви навласть по отношению к государству. Здесь же даётся рационалистическаяинтерпретация Священного писания.
Именем «Левиафана»,мифического библейского чудовища, Гоббс назвал государство, намекая тем самымна правомерность рассмотрения его как кульминации земного могущества — своегорода бога на земле. И хотя в этой работе он отстаивает свои убеждения ополезности сильной централизованной власти, в ней можно встретить и критическиезаметки по отношению к наиболее реакционным представителям роялистскойэмиграции. Здесь можно встретить и идеи о возможности примирения споследствиями революционных событий в Англии. Это приводит к тому, что отГоббса отворачивается подавляющее большинство роялистской эмиграции. Поэтому онвозвращается в Англию, где интенсивно занимается разработкой отдельных частейсвоей философской системы. В 1655г. выходит в свет сочинение Гоббса «Отеле». Центральное место уделено в ней вопросам методологии. Здесь жесодержится развёрнутое изложение материалистической философии Гоббса,сложившейся под решающим влиянием математики и механики.
Вторая часть «Основ философии»,получившая название «О человеке», появляется в 1658 г. Первая ивторая части органически дополняют трактат «О гражданине». Этатрилогия составляет цельный и систематический обзор философских, социальных иполитических воззрений Гоббса. Она представляет вершину его мысли вообще.
В 1668 г. Гоббс опубликовал большуюработу по истории гражданской войны в Англии «Бегемот, или долгийпарламент». Название происходит от одного из имён сатаны, упоминаемого в XLI главе библейской книге Иова. Бегемотвозвращает людей в звериное состояние, делает их животными, тогда как Левиафануподобляет их совокупную мощь божественной. В этом сочинении Гоббс рассказываето том, как возник антипод истинному государству, — слабое, раздираемоестрастями и взаимно противоположными устремлениями сообщество, в которомутвердили «царство тьмы» священники, видящие свою выгоду там, гдеграждане страдают. "…Бегемот представляет как бы тот же самый «Левиафан»,только вывороченный наизнанку". Как бы ни осуждал Гоббс в «Бегемоте»революционные события, он и в этом сочинении не сомкнулся с позициямифеодальной реакции.
И уже в очень солидном возрасте Гоббсперевёл с древнегреческого на английский и издал поэмы Гомера «Одиссея»и «Илиада».
В последние годы своей жизни, в годыреставрации королевской власти в Англии, Гоббс живёт в отдалении, а его трудыигнорируются. Умер он в 1679г., и на надгробной плите он просил начертатьслова: «Здесь лежит истинно философский камень», а в 1682г. егонаиболее известный труд «Левиафан» был публично сожжён в Оксфордском университете.
Имя Гоббса занимает почётное место вряду представителей буржуазного свободомыслия. Он внёс значительный вклад вфилософское обоснование атеизма. Понятие «гоббизм» стало в XVII веке синонимом неверия, неприятияофициальной религии и церкви.
Мировоззрение Гоббса не поддаётсяоднозначной оценке. В его философских взглядах есть немало отступлений от материализмав сторону идеализма и субъективизма. Не подлежит сомнению ограниченностьмеханистическо-метафизического материализма Гоббса, его методологии игносеологии. Противоречива социальная доктрина автора «Левиафана».Непоследователен и атеизм Гоббса. Отвергая бога, он одновременно требовал егопризнания и почитания. Критикуя религию, он настаивал на её сохранении ииспользовании в интересах государства.
И всё же имя Гоббса навсегда вошло висторию философии. Представители передовой философской и общественной мыслиотмечали его большой вклад в сокровищницу духовной культуры человечества.Принадлежа к далёкой от нас эпохе, Гоббс продолжает привлекать внимание иинтерес тех, кто помнит и выдающихся мыслителей прошлого, борцов за торжествонаучного познания мира.
"…Я зажигаю свет разума".Эти слова Гоббса, обращённые к читателям его сочинения «О теле»,могли бы послужить эпиграфом ко всем произведениям английского философа,посвящённым благородному делу борьбы с «царством тьмы», сневежеством, делу отыскания истины.
2. ПРЕДМЕТ ФИЛОСОФИИ
" О философии, основы которой яздесь собираюсь изложить, ты любезный читатель, не должен думать как о чём-то,при помощи чего можно раздобыть философский камень, или как об искусстве,которое представлено в трактатах по метафизике", — писал Гоббс в обращении«К читателю», его сочинение «О теле». Здесь ему удалось снаибольшей полнотой раскрыть своё понимание предмета философии, выявить тоткруг вопросов, которые должны быть, по его мнению, подвергнуты философскомуисследованию.
Гоббс не только, как и другиепередовые мыслители его времени, выступал против схоластики, но и ещё болееуглублял разрыв материалистической философии со схоластикой. Он отказывается отбэконовских «форм», придавая значение лишь материальным и действующимпричинам.
Методологическое значение егоопределения философии состоит в том, что познание причинно-следственных связейпровозглашалось в нём главной задачей и целью философской науки. «Философияесть познание, достигаемое посредством правильного рассуждения и объясняющеедействие, или явления, из известных нам причин, или производящих оснований, и,наоборот, возможные производящие основания – из известных нам действий»(1, I, 52).
Отождествляя философию с познаниемпричинных связей, Гоббс имеет в виду лишь материальные и действующие причины. Ите, и другие толкует он в духе механического материализма как непосредственноеили опосредствованное действие одного тела на другое. Действующая причина–активное тело, а тело, получившее его воздействие – материальная причина.Вместе они составляют так называемую полную причину, вполне достаточную дляобъяснения любого действия. Гоббс по существу отвергает так называемыеформальные и целевые причины, утверждая, что «на деле же обе они являютсядействующими причинами» (1, I,160).
Исходя, из определения философии,Гоббс решает вопрос и о её предмете. «Предметом философии, или материей, окоторой она трактует, является всякое тело, возникновение которого мы можемпостичь посредством научных понятий и которое мы можем в каком-либо отношениисравнивать с другими телами, иначе говоря, всякое тело к котором происходитсоединение и разделение, т. е. всякое тело, происхождение и свойства которогомогут быть познаны нами (1, I,58).
В понимании предмета философии Гоббсделает значительный шаг вперёд, решительно преодолевая „теистическиепредрассудки бэконовского материализма“ (12, II, 144).
Философия Гоббса – учение о теле, итолько о теле. Всё, что не есть тело или свойство тел, полностью исключается имиз предмета философии. Отсюда и категорический вывод: „Философия исключаеттеологию“ (1, I, 58). Учение оприроде и атрибутах бога, составляющее предмет теологии не может быть и недолжно быть объектом научного, философского познания, ибо „там, где нет нивозникновения, ни свойств, философии нечего делать“ (там же). Размежеваниефилософии и теологии было фундаментальной задачей века.
По Гоббсу философия исключает:
· то по отношению кчему неприменимо научное рассуждение;
· всякое ложное,сомнительное или плохо обоснованное учение;
· знание, котороеимеет в качестве своего источника так называемое божественное внушение илиоткровение, и вообще всё то, что опирается не на естественный человеческийразум, а на авторитет церкви, а также другие вопросы, составляющие предметверы, а не науки;
· знание, котороеприобретается не при помощи правильного рассуждения, а имеет своим источникомвосприятие и память, т.е. „даётся нам непосредственно природой“ (1, I, 52).
· Историю какестественную, так и политическую, так как историческое знание основано не налогическом рассуждении.
Итак, правильное рассуждение,направленное на познание тел и их свойств, на исследование причинных связей –основа и вместе с тем важнейший признак научного, или философского мышления.
В трактате „О человеке“ Гоббстак характеризует науку:
»Под наукой (scientia) мы понимаем истины, содержащиеся втеоретических утверждениях, т. е. во всеобщих положениях и выводах из них. Когдаречь идёт лишь о достоверности фактов, то мы говорим не о науке, а о знании (cognitio)" (1, I, 235).
Давая оценку трактовке и пониманиюГоббсом вопроса о предмете философии, следует подчеркнуть три момента.
1. Полный отказ оттеории двойственной истины, которая исходила из признания существования двухравноправных истин: религиозно-теологической и научно-философской. Концепции «двухистин» он придал радикальное заострение и нет ничего более далёкого отфилософских воззрений Гоббса, чем компромиссы двоякой истины. Существует толькоодна истина — та, которая достигается философией.
2. Отождествлениефилософии и науки, стремление превратить философию в строго научное знание стем, чтобы окончательно вырвать её из-под влияния схоластики.
3. Сведение предметафилософии, к исследованию происхождения и свойств тела, к познанию материальныхи действующих причин. Это убедительно свидетельствует о философскомматериализме Гоббса.
Философия, согласно Гоббсу,интересуется изучением всякого тела, и она делится на философское изучениеприроды и государства. Первую интересуют естественные тела, которые являютсяпродуктами природы. Вторая исследует явления социальной жизни, и в первуюочередь государство, образующее искусственное, политическое тело, созданное надоговорных началах самими людьми. Чтобы познать государство, необходимопредварительно изучить человека, склонности и нравы людей, объединившихся вгражданское общество. Этим занимается этика, или философия морали, котораяпредваряет по Гоббсу, философию политики.
Таким образом, философская системаГоббса складывается из трёх взаимосвязанных частей:
1.Учение о естественных телах.
2.Учение о человеке (являющемся отчасти естественным, отчастиполитическим телом).
3.Учение о политическом теле, или государстве.
Философия природы распадается:
1.«первая философия», изучающая тела и их «неопределённоедвижение» вообще, исследует «идеи наиболее общих вещей». Понятие«первая философия» восходит к Аристотелю и обозначает учение онаиболее общих принципах и началах бытия, постигаемых посредством умозрения. Свремён античности она рассматривалась как основная философская наука, в которойкоренятся все философские дисциплины. Гоббс рассматривает ее, прежде всего какучение о теле и его свойствах. Именно в такой трактовке фигурирует «перваяфилософия» в главном методологическом сочинении Гоббса «О теле».
2.прочие частные науки о природе, как-то геометрия, физика идругие.
Гоббс подверг критике традиционноепонимание «первой философии», укоренившееся в схоластике. Он обвиняетсхоластов в искажении Аристотеля, у которого понятие «метафизика»обозначало «книги, написанные или помещённые после его естественнойфилософии; схоласты же понимают под этим словом книги о сверхъестественнойфилософии…» (1, II,639). Гоббс выступает против утверждения схоластики, будто существуютопределённые сущности, отделённые от тел, так называемые абстрактные сущности исубстанциальные формы, которые и должны изучаться метафизикой, или «первойфилософией», поскольку они именно и служат исходными принципами бытия. Миртелесен подчёркивает Гоббс, т. е. вещественен, материален. Бестелеснаясубстанция не существует, и существовать не может. Она является такой жефикцией, как и «абстрактные сущности» или «субстанциональныеформы». «Всякая часть тела является точно так же телом и имеет те жеизмерения, и, следовательно, телом является всякая часть вселенной…Вселеннаяесть всё, поэтому то, что не является её частью, есть ничто и, следовательно,нигде не существует» (1, II,640).
Особое внимание в своей системе Гоббсуделяет логике, которую отождествляет с исчислением. Согласно Гоббсу,логическое рассуждение, лежащее в основе всякого философствования, сводится кдвум умственным операциям: сложению и вычитанию. Складывать и вычитать можно нетолько числа, но и понятия. Уподобление логических операций арифметическимдействиям, представляет важнейшую особенность методологии Гоббса и знаменует собойпринципиально новый подход к логическому мышлению. Гоббс превратил математику вуниверсальный метод осмысления и познания явлений действительности. Философиягосударства подразделяется на этику и политику. Эта классификация знанийучитывает различия между познавательными возможностями человека, — физика иэтика основаны главным образом на чувственном опыте человека, а геометрия иполитика — на разуме. Теологию и астрологию невозможно отнести ни к чувственному,ни к рациональному познанию, и Гоббс изгоняет эти учения из области «философии»,а значит из пределов всякого подлинного знания. Возникает вопрос о том, какименно описывает Гоббс, с точки зрения принадлежности к чувственному или же крациональному познанию, саму «первую философию». Ответ его таков: прихарактеристике источников материала, изучаемого «первой философией»,и пути к начальным её обобщениям следует признать главенство чувственногопознания, а при выяснении основного её содержания — решающую роль познаниярационального. Таким образом, Гоббс сначала отдаёт должное сенсуализму, а затемрационализму, и эта двойная ориентация находит своё отражение в том, как Гоббсопределяет «первую философию» как науку.
Гоббс стремиться превратить философиюв строгую науку, призванную вооружить людей знанием «причин всех вещей».Вслед за Бэконом Гоббс повторяет, что знание — сила, и достигается оно толькочерез посредство наук во главе с философией. Но «знание есть только путь ксиле» (1, I, 55). Философскаятеория должна служить практическим интересам и нуждам людей, «дляумножения жизненных благ» (там же). Это достигается тем, что теорияприносит знание причин и способов возникновения вещей, что затем и может быть суспехом применено на практике. Суммарное теоретическое знание и есть философия.Направленность философии к практике, сближение её с деятельностью,содействующей «благу человеческого рода» (1, I, 56), столь характерные для материалистической философииГоббса, коренным образом отличали её от схоластики и оторванных от всегоземного теологических построений. Гоббс не проводит разграничения междуфилософией и наукой. Поэтому, говоря о пользе философии, он ссылается на физикуи геометрию, отмечает огромное практическое значение техники. В развитиинаучных и философских знаний, в их практическом применении Гоббс видит причинуи источник тех благ, которыми пользуются цивилизованные народы. Пользу жефилософии морали и философии государства, по мнению Гоббса, можно оценить нестолько по тем выгодам, которые обеспечивает их знание, сколько по тому ущербу,который приносит их незнание. Именно этим и объясняются, согласно Гоббсу, всебедствия, которые выпадают на долю людей в обществе. Выступая горячимсторонником и пропагандистом научного знания, Гоббс разделял общую всемпросветителям точку зрения, согласно которой знание является важнейшиминструментом преодоления социальных бедствий и достижения общественногоблагоденствия. В условиях XVII cтолетия,провозглашение знания величайшей силой, способной благодетельствоватьчеловечество, имело большое теоретическое значение и было историческипрогрессивным.
3. МЕТОД ФИЛОСОФИИ
Гоббс считал выработку нового методанаучно-философского познания столь же необходимой и неотложной задачей, как иопределение предмета философии. При обосновании своей методологии он опирался,с одной стороны, на идеи основоположника эмпирико-индуктивного метода – Бэкона,а с другой – «на правила для руководства ума» Декарта, являвшегосяродоначальником дедуктивно-рационалистического метода. Также он применилнекоторые методологические принципы творца нового естествознания Галилея,разработавшего экспериментальный метод исследования природы. Галилей указал насуществование двух дополняющих друг друга методов познания: резолютивного, илианалитического, и композитивного, или синтетического.
На основании этого Гоббс разработалдва метода:
Аналитический, или разделительный,метод состоит «в разложении предмета на его основные элементы» (1, I, 105). Соединение же последнихосуществляется посредством синтетического, или соединительного, метода.Применяется то один метод, то другой, а то и оба вместе. «Выведениепринципов из чувственных восприятий осуществляется посредством аналитическогометода, а всё остальное – посредством метода синтетического» (1, I, 111).
Чувственное восприятие даёт намзнание о том, что нечто, существует, но ничего не говорит нам о его «природе».Природа же вещей познаётся не посредством органов чувств, а посредством разума.Чтобы познать природу какой-нибудь вещи, разум должен предварительно разложить(разделить) её на составные части, точнее, части её природы. Это и достигаетсяпутём анализа. В результате мы получаем общие и существенные свойства,составляющие природу единичных вещей.
Гоббс демонстрирует использованиеаналитического метода на примере исследования свойств квадрата и золота.
Согласно Гоббсу, аналитический методпредставляет собой также метод восхождения «от явлений, или действий, квозможным причинам» (1, I,184). Он подчёркивал его гипотетический, вероятностный характер, посколькузнание следствий (действий) не даёт и не может дать вполне достоверного знанияо причинах, которые вызвали эти следствия (действия). Этим аналитический методотличается от синтетического метода, позволяющего на основании знания причин прийтик познанию их следствий и обеспечивающего достоверное, истинное знание.
Аналитический метод применяетсяпрежде всего в естествознании, поскольку именно там мы восходим «отчувственных данных к первым принципам» (1, I, 104), от явлений, или следствий, к возможным причинам этихявлений. В первую очередь это относится к физике.
По Гоббсу, для исследованиягосударства, права и нравственности, кроме синтетического метода, можноприменить аналитический метод, потому что, мы можем дойти до познания «первыхпринципов» политики и морали также эмпирическим путём, исходя изсобственного жизненного опыта, исследуя, так сказать, свою душу. И мы придём ктому же выводу, как и те, кто использует синтетический метод и исходящие из «первыхначал философии», а именно к тому, что «страсти и душевные движениялюдей должны быть удерживаемы в известных границах какой-нибудь властью, ибоиначе люди вечно пребывали бы в состоянии войны друг с другом» (1, I, 111).
Синтетический метод начинается стого, чем заканчивается аналитический метод – с общих понятий, или «первыхпринципов». В качества таковых могут выступать, согласно Гоббсу, толькоопределения (дефиниции). Онпридавал огромное значение определению понятий. "… Всякое предложение,имеющее всеобщую значимость, либо является определением или частью определения,либо приобретает свою очевидность из определений" (1, I, 101).
Определения, выполняющие важнуюгносеологическую и методологическую функцию, противопоставлялись Гоббсомдогматическим положениям, которыми оперировала схоластика:
природа боится пустоты, природаничего не делает напрасно и т. п. Гоббс отмечал, что подобные высказывания неимеют никакой научной ценности, что они не обладают непосредственнойочевидностью и в то же время не могут быть доказаны, да и, вообще говоря, чащевсего бывают ложными. Главную беду схоластики, выдвинувшей немалобессмысленных, абсурдных утверждений, Гоббс усматривал именно в том, что онаигнорировала определения, не начинала с установления значения своих понятий.Необходимость установления дефиниций Гоббс выдвигал в качестве важнейшеготребования своего метода. "… Во всех отраслях науки определения должныстоять на первом месте, чтобы сделать возможным истинное доказательство"(1, I, 121).
Образцом строго доказательной науки,основанной на синтетическом методе, Гоббс считает геометрию, ибо именно вгеометрии «люди начинают с установления значения своих слов, которое ониназывают дефинициями» (там же ). Синтетический метод находит также своеприменение в «первой философии». Здесь он является единственновозможным, поскольку первая философия призвана «логически обосновать вещи,которые непосредственно следуют из самых общих определений» (1, I, 122).Исходя из этих определений, являющихся, согласно Гоббсу, первыми принципамипознания, первая философия выводит синтетическим путем знания о пространстве,времени, теле, его акциденциях. Используется синтетический метод и в философиигосударства, а также в философии морали, но только в том случае, если мыисходим из предварительно сформулированных нами общих принципов, которые служатмасштабом при исследовании того, что является справедливым или несправедливым,добром или злом. Когда же мы приходим к познанию этих общих принципов, опираясьна собственный опыт, то в этом случае, как отмечалось выше, используетсяаналитический метод.
Итак, синтетический метод состоит втом, что «мы при помощи основных определений создаем принципы всехумозаключений, истинность которых находит обоснование в существующем между намисогласии относительно названий вещей» (1, I, 184). Это высказывание|Гоббса примечательно не только тем, что в нем раскрывается сущностьсинтетического метода, но и тем, что он связывает здесь характеристикуназванного метода со своей теорией языка. Синтетический метод — это методвосхождения от известных причин к предполагаемым следствиям.
Если аналитический метод носитвероятностно-гипотетический характер, то синтетический обеспечивает истинное,достоверное знание. Это достигается, no Гоббсу, тем, что мы выводим из общих принципов, такие положения, которыедолжны быть истинными, если мы рассуждаем правильно, т. е. строго логически.Правильное заключение предполагает не только соблюдение правил умозаключения,но и истинность посылок. И это относится в первую очередь к исходной посылке, вроли которой призваны выступать, согласно Гоббсу, общие принципы.
Характеризуя процесс исследованияпричин какого-нибудь явления, Гоббс указывает, что для этого приходитсяпользоваться отчасти аналитическим, а отчасти синтетическим методом. «Аналитическимметодом мы пользуемся для установления отдельных предпосылок следствия,синтетическим же методом — для определения совокупного результата всего того,что производится каждой отдельно взятой предпосылкой» (1, I, 115). Здесьнаиболее отчетливо выражена идея связи анализа и синтеза, их единства.
То, что синтетический метод естьметод логической дедукции, не вызывает никаких сомнений. Об этом убедительносвидетельствуют многочисленные высказывания Гоббса, Синтетический метод, будучиодним из методов исследования, служит вместе с тем, согласно Гоббсу,единственно возможным методом доказательства. В ходе доказательства, отмечаетГоббс, «мы применяем целиком синтетический метод, а именно исходим изпервых, или наиболее общих предложений, которые сами собой разумеются, а затем,последовательно образуя из суждений силлогизмы. Продолжаем операции до тех пор,пока, наконец, обучающейся не убедится в истинности заключения» (1, I,116). Как видно, Гоббс здесь фактически отождествляет свой синтетический методс дедукцией. Однако особенность здесь в том, что, применяя названный метод, мыисходим из общих принципов «которые сами собой разумеются», т. е.самоочевидны. То, что это именно так, подтверждает следующее замечание Гоббса: «Причиныобщих свойств… сами по себе очевидны или (как обычно говорят) известны отприроды, так что для их познания вообще нет нужды ни в каком методе» (1,I 107).
Каково же происхождение и природа«первых принципов»? С одной стороны, явно тяготея крационалистическому истолкованию синтетического метода, Гоббс характеризует егокак «демонстративное познание a priori» (1, I, 236). В этой связи самоочевидностьобщих принципов может быть истолкована в духе естественного разума, т. е. чисторационалистически. С другой стороны, говоря о самоочевидности общих принципов,Гоббс подчеркивает: «Их единственной и всеобщей причиной является движение»(там же, 107). Движение, и только движение порождает, по Гоббсу, разнообразиевсяких форм и свойств, служит источником многообразия чувственно воспринимаемыхкачеств и причиной всяких изменений. В этом случае общие принципы, которые, такили иначе, вытекают из движения, теряют свой априорный характер и становятсярезультатами чувственного опыта.
Таким образом, синтетический методвыступает у Гоббса как метод научной дедукции. Но при этом остается не ясным,выводятся ли исходные общие принципы, подвергаемые логическому определению,априорным путем или же они являются результатом выведения из чувственныхвосприятий посредством аналитического метода. Гоббс, видимо, допускал оба варианта,и поэтому правильнее будет считать, что он лишь пытался выяснить внутреннееединство анализа и синтеза, а также их связь с индукцией и дедукцией. Норазрешить до конца эту задачу он не смог в силу метафизической ограниченностисвоей методологии. Примечательно, что Гоббс сам был вынужден констатировать готразрыв между анализом и синтезом, индукцией и дедукцией, который имел место вего методологии и, который он безуспешно пытался преодолеть. В посвящении ковторой части своей философской системы — сочинению «О человеке» — онписал: «Получилось так, что в данный раздел вошли две части, совсемнепохожие друг на друга. Ибо одна из них очень трудна, а другая очень легка;одна опирается на дедуктивные выводы, а другая — на опыт; одну смогут понятьлишь немногие, а другую — все. Следовательно, между этими частями как быпростирается бездна. Но этого нельзя было избежать, ибо таково было требованиеметода, которому я следовал во всем своем труде» (1, I, 217).
И все же Гоббс склонялся скорее крационалистическому, чем к опытно-индуктивному толкованию происхождения иприроды общих принципов.
Образцом строго логического и вместес тем достоверного знания Гоббс объявляет геометрию. Это обусловлено темобстоятельством, что мы сами создаем геометрические фигуры. Посколькуначертание фигур зависит, таким образом, «от нашей воли», постольку «дляпознания любого свойства фигуры требуется лишь, чтобы мы сделали все выводы изтой конструкции, которую сами построили при начертании фигуры» (1, I,236).
Как видно, истинность геометрическихаксиом представляется Гоббсу чем-то само собой разумеющимся, не нуждающимся нив каком опытном доказательстве. Более того, геометрические знания он изображаеткак нечто субъективное, зависящее целиком от воли и сознания человека. Все этоявилось неизбежным результатом отрыва логического мышления от предметнойдеятельности, от практики.
Аналитический метод — опытно-индуктивный метод, Гоббс сам провозглашает его связь с опытнымисследованием природы, и он существенно отличается от индуктивного метода,разработанного Бэконом.
Последний мыслил индукцию как методоткрытия сущности вещей, или «форм», посредствомнаучно-теоретического обобщения эмпирического материала. Бэконовская индукцияне сводилась к аналитическому методу, а лишь включала его, как свою составнуючасть. Главное же в ней составлял именно переход от единичного к общему, отопытных данных к понятиям и суждениям, раскрывающим причину и сущностьисследуемых явлений.
Аналитический метод Гоббса:
1. требует разложения тел не на такие«простые свойства», как, например, плотность, теплота, цвет и т. n., на которых останавливался Бэкон, ана «бескачественные» элементы — линии, плоскости, фигуры, движение ит. п. В конечном итоге все должно быть сведено, согласно Гоббсу, кгеометрическим и механическим свойствам, которые и выступают в его методологиикак «общие свойства» и служат «первыми принципами познания…вещей» (1, I, 108). Если у Бэкона, писал в этой связиМаркс, «материализм таит ещё в себе в наивной форме зародыши всестороннегоразвития», то в дальнейшем, в частности у Гоббса, «материализмстановится односторонним». «Чувственность теряет свои яркие краски ипревращается в абстрактную чувственность геометра. Физическое движениеприносится в жертву механическому или математическому движению; геометрияпровозглашается главной наукой» (12, II, 143).
2. хотя и опирается на опыт (неслучайно, поэтому Гоббс называл его в отличие от априорного синтетическогометода методом a posteriori), сводится по существу к логическомуанализу чувственных данных и не идет дальше этого. В нем отсутствует то, чтосоставляло сущность и специфику бэконовской индукции, а именно обобщениеэмпирического материала, осуществляемое посредством ряда логических операций.Такая форма индукции, которая производила бы в опыте разделение и отбор и путемдолжных исключений и отбрасываний делала бы необходимые выводы, осталась внеполя зрения Гоббса.
Гоббс называет аналитический метододним из видов дедукции. Так, сопоставляя синтетический и аналитический методы,он указывает, что «первый вид дедукции» является более ценным впознавательном отношении, так как для нас более важно знать «имеющееся вналичии причины», чем делать заключение о возможной истинностипредполагаемых причин (см. 1, I, 236).
Из сказанного становится ясным,почему Гоббс испытывал несомненный пиетет к силлогистике, "… Конечнойцелью всякого знания,—подчеркивал он,—является дознание причин и способавозникновения вещей, запечатленное в форме последовательной цепи силлогизмов"(1, I, 118). Не случайно также, что силлогизму посвящена специальная глава всочинении Гоббса «О теле». Однако Гоббс подчеркивал в то же время,что силлогизм является лишь «первым шагом к философии» и чтоискусству разумного, теоретического мышления лучше всего обучаться не припомощи правил силлогистики, а на практике (см. там же, 103).
Испытав на себе значительное влияниеопытно-индуктивного метода Бэкона и рационалистическо-дедуктивного методаДекарта, Гоббс попытался синтезировать их в своей методологии. Синтезбэконовского эмпиризма и картезианского рационализма стал одной из егоглавнейших жизненных задач. Никто, кроме него, не сумел в XVII в. так глубоко поставить проблемуединства эмпирического и рационалистического методов познания. Но эта попыткаГоббса не привела и не могла привести в силуметафизической ограниченности его воззрений к выяснению диалектическойвзаимосвязи анализа и синтеза, индукции и дедукции.
Вместо единства анализа и синтеза,эмпирического и рационального методов познания у Гоббса получается их «внешнеепараллельное существование», имеет место своеобразный «методологическийдуализм» (17, 27). При этом аналитический метод выступает у него какопытный метод познания, имеющий лишь гипотетический характер, синтетический жеметод трактуется как дедуктивный, рациональный метод, приводящий к истинномузнанию, но опирающийся на априорные «первые принципы», напостулируемые нами понятия и определения. Однако Гоббс достаточнопоследовательно данную точку зрения не проводил и допускал иную интерпретациюанализа и синтеза. В этой интерпретации намечались единство и связьаналитического и синтетического методов познания, эмпирического и логическогопутей исследования природы и общества.
Гоббс не только отождествляетаналитический и синтетический методы с индукцией и дедукцией, но и описывает ихкак простые математические операции – «вычитание» и «сложение».Логика у него начинает совпадать с математикой, мышление с техникой счета. "…Лучше изучать математику, чем силлогизмы" (1, I, 95), имея в виду, что в познавательном движении мыслиследует оперировать отношениями. Это позволит двигаться в познаниипоследовательно, не допуская необоснованных прыжков через средние звенья (см.1, II, 77). Осуществление аналитических «вычитаний»и сравнений следует проводить так: сначала следует провести сопоставление имендруг с другом, что, прежде всего, важно на завершающем этапе классифицированиявещей и событий. Когда мы поднимемся на уровень знаков, настает очередь «вычитания».Высоко оценивая эту операцию и усматривая в ней главную пользу, приносимуюречью, а также основное отличие человека от животных (1, I, 54, 283), Гоббс понимал её гораздошире, чем узко арифметическое действие. Ведь если бы она сводилась к собственноарифметическому вычитанию, то от знаков мы возвратились бы назад, к исходнымотдельным знакам и «фантасмам», т. е. наша операция прошла бывпустую. Видимо, неверно понимать и так, что анализ есть только «вычитание»,а синтез – только «сложение».
«Вычитание» выступает уГоббса в виде сложной познавательной операции, обратной обобщению имен, нопричастной не только аналитически индуктивному процессу, но и дедукции. Оносостоит в расчленении образов, происходящем при одновременном сравнении их другс другом, но уже в значительно более широком диапазоне, чем это было на стадииклассификаций. Теперь нас интересуют уже не вопросы о том, что общего иразличного у предметов, а вопросы об основании сопоставления. В трактовкегносеологического «вычитания» Гоббс приближался к идее обобщения черезпредшествующее абстрагирование, развитой впоследствии Д. Локком. Эта операциядолжна привести нас к разложению вещей на элементарные и потому всеобщиесвойства тел, которые Гоббс считает причинами всего многообразия явленийдействительности.
Здесь анализ достигает своегопредела, после чего начинается синтез, в котором преобладает операция «сложения».Здесь мы «складываем» уже не чувственно наблюдаемые вещи, авыявленные анализом универсальные свойства вещей, и поэтому мы придем не к темвещам, от которых после классификации начинался анализ, а к таким вещам,которые мы желаем получить, в том числе к вещам, искусственно намиконструируемым.
«Сложение» не простоесуммирование фактов и оно действует на различных этапах процесса познания. Ужедля того, чтобы получить определение вещи, надо соединить обозначенные именамисвойства, а также соединение определений в утверждения, а посылок силлогизма –в умозаключения. «Сложением» следует считать и сравнение, участвующеев «вычитании», и ассоциативное соединение образов и обобщение. Здесьпроявляется познавательная активность субъекта и наивысшей точки она достигаетв конструировании искусственных объектов, которые могут быть двух видов –порождаемые в мысли воображением (например, отвлеченные геометрические фигуры)и создаваемые практической деятельностью людей (например, государство).
Гоббс делил науки не на индуктивные идедуктивные, а на те, в которых преобладает индукция (анализ) или же дедукция(синтез). Внутри самой «первой философии» индукция преобладает вфилософии природы, а дедукция в философии государства. Но методологическийдиссонанс все же проник в его философию – это отсутствие связности междуноминалистическим учением о единичных «фантасмах» и знаках и стремлениемк рационалистическому познанию мира, т. е. к такому знанию, которое должно бытьнепременно всеобщим, общезначимым и необходимым. «Из опыта нельзя вывестиникакого заключения, которое имело бы характер всеобщности» (1, I, 456). Но если так, то искомоезнание нельзя получить с помощью знаков, обозначающих единичное, а знаки знаковв большинстве случаев фиксируют результаты лишь неполной индукции, которыевероятны, гипотетичны, но не строго достоверны. И отсюда нет уверенности в том,что точно определены простые составляющие мира и последующая дедукция приведетнас к надежному знанию. Все это приводит к ослаблению веры в достоверностьдедуктивного движения мысли: если знаки с помощью которых оно осуществляется,обозначают только единичное и сходства между единичными вещами, то рациональное(общее) знание во многом утрачивает смысл. Перед нами одна из кардинальныхпроблем теории познания, и именно Гоббсом она была поставлена уже в XVII в. и при попытке её разрешения он неперешел на позиции реализма понятий, а остался верен своему методу.
4. ФИЛОСОФСКАЯ СИСТЕМА ТОМАСА ГОББСА
4.1 Философия природы
«Как мышление… у Гоббса ни чтоиное, как чисто внешняя, механическая операция счисления, так и природа длянего предмет не как живое существо, но как мертвый объект… и потому егофилософия природы не философия природы, но учение о телах и движениях...»(19, I, 142).
Учение о теле и его свойствахсоставляет сердцевину философии природы Гоббса. Здесь он выступил как яркийпредставитель механистического материализма, рассматривающий Вселенную как «совокупностьвсех тел», наделенных протяжением, пребывающих в движении или покое. ПоГоббсу: "… Телом является все, что не зависит от нашего мышления исовпадает с какой-нибудь частью пространства, или имеет равную с ней протяженность" (1, I, 135).
Итак, объективность, с одной стороныи протяжённость, с другой, — вот важнейшие характеристики тела с точки зренияГоббса. Перед нами — убежденный материалист, но материалист, лишивший материю,предметы и тела внешнего мира всех их многообразных качеств, за исключениемпротяженности. Материальность сводится Гоббсом к протяжённости. "… Сущностьтела — протяжение"— утверждает Гоббс (1, I, 148). Протяжение, способностьтела занимать определенную часть пространства, измеряемую длиной, шириной иглубиной, Гоббс считает акциденцией, присущей всем телам, имеющей, так оказать,атрибутивный характер, «и6o безпротяжения или какой-нибудь формы нельзя себе представить никакого тела»(гам же, 136).
Уже из сказанного ясно, чтосуществуют не только одни лишь тела. Кроме них, существуют их свойства, Гоббсназывает их акциденциями. Акциденция – это свойства тел, никогда несуществующие обособленно от них. Это «определенная способность тела, благодаря которой оновызывает в нас представление о себе» (1, I, 135). Путем анализа философия доходит до основныхакциденций тел: протяженность, место, движение, покой. Главнейшей акциденциейГоббс считает протяженность.
Движение и покой, по Гоббсу,принадлежат многим, но не всем телам. Ещё более отделены от тел осязательные,слуховые, цветовые и другие качества, появляющиеся и исчезающие, зависящие нестолько от тела, сколько от воспринимающего его субъекта. Эти свойства телпостоянно изменяются, однако, само тело при этом сохраняется.
Протяженность составляет, то Гоббсу,реальное, объективное пространство, которое следует отличать от пространствавоображаемого, существующего лишь как результат воздействия на наше сознаниеотдельных тел. «Воображаемое пространство есть акциденция сознания,величина же—акциденция тела, существующего вне сознания» (1, I, 137).
Подобным же образом решается Гоббсоми проблема времени. Понятие времени выражает лишь идею, или образ, которуюдвижущееся тело оставляет в нашем сознании. Иначе, помимо движения, отмечаетГоббс, мы не способны воспринимать время. Но время—не только образ движения.Оно выражает также последовательность чередования событий, что обозначаетсясловами «раньше» и «позже». «Исчерпывающее определениевремени должно, поэтому гласить: время есть воображаемый образ (phantasm) движения, поскольку мы представляемв движении то, что совершается раньше и позже, или последовательность» (1,I, 128). Как видно, Гоббсу удалосьвыразить в своем определении времени некоторые его существенные стороны;последовательность и, что особенно важно, связь с движением. Идея Гоббса озависимости пространства и времени от движения тел предвосхищала некоторыевыводы современной физической науки. Вместе с тем он ставит под сомнениеобъективность времени, заявляя, что «время существует не в самих вещах, атолько в мышлении, осуществляемом нашим разумом» (там же). Если принять вовнимание зависимость нашего календаря от движения Солнца и Луны, то неизбеженвывод, что «никакого времени вообще не существует, не существовало и небудет существовать» (1, I,128).
Чем же объясняются колебанияматериалиста Гоббса в вопросе об объективном характере пространства и времени?
В то время существовало две концепциипространства и времени: субстанциональная и реляционная. Субстанциальнаяконцепция — отождествляла пространство с пустотой и рассматривала его каквместилище всех тел, а время рассматривало как чистую длительность, в которойпротекают все реальные события. Ей противостояла реляционная концепция, согласнокоторой, пространство и время не существуют самостоятельно, а являютсярезультатом взаимодействия материальных объектов и процессов. Как известно,последующее развитие философии и естествознания подтвердило правоту сторонниковреляционной концепции. Однако в рассматриваемую эпоху последователи этойконцепции не только отвергали субстанциальность пространства и времени, но и ставилипод сомнение их объективность.
Гоббс разделял взгляды сторонников реляционнойконцепции и был противником понимания пространства и времени как вполнесамостоятельных сущностей, независимых от материи. Он отрицал наличие пустоты,утверждая, что «во Вселенной не существует пустого пространства» (1,I, 206). Вселенная, согласно Гоббсу, заполнена телами, будь то твердые ивидимые тела подобные Земле или невидимые атомы, рассеянные в пространстве,или, наконец, жидкий эфир, заполняющий всю остальную часть мироздания.
Схоластическая философия такжеотвергала пустоту, но схоластика исходила при этом из положения о том, что «природабоится пустоты».
Данное положение не только ничего необъясняло, но и приписывало природе способность ощущать, чувствовать, т. е.уподобляла ее живому существу. Гоббс же выводил отрицание пустоты из своегопонимания Вселенной. Являясь «агрегатом всех тел», Вселеннаяисключает пустоту, не оставляет ей никакого места. Важно также отметить, чтоГоббс стремился подкрепить свою точку зрения, ссылаясь на «неопровержимыйопыт», который служит, по его мнению, убедительным доводом противпредположения о существовании пустого пространства (эксперимент с сосудомТорричелли).
Итак, отрицая существование пустоты,с которой сторонники субстанциальной концепции отождествляли пространство,Гоббс пришел к выводу, что реально существуют лишь величина или форма тел, т.е. протяжённость. Все же остальное — это только воображаемое пространство,являющееся акциденцией сознания. Гоббс дает следующее определение: "… Пространствоесть воображаемый образ (phantasm) существующей вне нас вещи, поскольку она просто существует..." (1,I, 127).
Главное в этом определенииматериалистическая посылка об объективном, существовании вещей, поскольку этапосылка и позволяет нам выяснить качественное отличие взглядов Гоббса напространство и на время от их субъективно-идеалистического истолкования.Последнее усматривает, как известно, в пространстве и времени лишь субъективныеформы чувственного созерцания, тогда как у Гоббса они выводятся из реальносуществующих вещей. Однако ошибочное противопоставление Гоббсом реальнойвеличины тел, их протяженности, и якобы воображаемого пространства являетсяотходом от материализма.
Вторая причина, побудившая Гоббсапоставить под сомнение объективность времени и пространства связана сноминализмом Гоббса, т. е. с тем философским направлением, котороепротивостояло так называемому реализму. Оба этих направления, возникли еще внедрах античной философии. Спор номиналистов с реалистами велся вокруг проблемыуниверсалий, т. е. общих понятий, и заключался в дилемме:
являются ли универсалии чем-тореальным, объективным или же они представляют собой лишь «имена», т.е. слова, понятия, которые существуют только в человеческом сознании.
Номинализм выражал в основномматериалистическую тенденцию, поскольку настаивал на объективности единичныхвещей и отвергал онтологизацию общих понятии.
Реализм, превращавший универсалии всамостоятельные сущности, наделявший их объективностью, являлся разновидностьюидеализма. и служил одновременно гносеологическим обоснованием многиххристианских догматов. В XVII столетии позиции номинализма отстаивали, какправило, представители философского материализма. Это относится в первуюочередь, к английским материалистам. «Номинализм,—писал Маркс,—был однимиз главных элементов у английских материалистов и вообще является первымвыражением материализма» (12, II, 142).
Гоббс последовательно отстаивалтезис, согласно которому реально существуют только единичные вещи. Что касаетсяобщего, то Гоббс отрицал не только его онтологический статус, но и объективнуюзначимость общих понятий, заявляя, что в мире нет ничего общего, кроме имен, что«универсальны только имена» (1, I, 461 ).
С номиналистической позиции Гоббсприходил к отрицанию понятия материальной субстанции, а точнее,—отождествлениюпоследней с телом: "… Слова субстанция и тело означают то же..." (1,II, 398). На этом же основании Гоббс считал, что «общая всем вещам материя»есть лишь имя и не более (1, I,148).
По Гоббсу понятие материи или «первойматерии» совпадает с понятием «тело вообще» и обозначает «представлениетела независимо от любой его формы и любых акциденций, за исключением величины илипротяжения и способности принимать формы и акциденции» (1, I, 148). Гоббсбыл убежден в несотворимости и неуничтожимости материи, что согласно его словам«материю нельзя ни производить, ни уничтожать» (там же, 112).
Как материалист, Гоббс не могполностью отбросить понятие материи или объявить его фикцией, но, будучиноминалистом, он игнорировал значение понятия материи как философскойкатегории, пытался низвести ее к отдельным, единичным материальным предметам.
Отсюда идут и попытки Гоббсаподвергнуть сомнению объективный характер пространства и времени, стремлениеутвердить ту точку зрения, что единственной реальностью обладает протяженностьили величина тел, тогда, как пространство есть лишь акциденция сознания, авремя—только воображаемый образ движения тел.
Кроме протяженности, существуют ещеакциденции второго вида — движение, покой, а также такие чувственновоспринимаемые качества, как цвет, твердость, теплота, звук и т. д. Акциденцииэтого вида Го6бс считает временными, преходящими свойствами тел, которые могутисчезать и появляться вновь, претерпевать различные изменения «без того,чтобы тело погибало в силу этого» (1, I, 137). Движение он понимал всегда, как оставление одногоместа и приобретение другого. (1, I. 108). Гоббс имел в виду лишь механическое движение, понимаемое им какпростое перемещение тела из одного места в другое. Он отождествляет всеобщееэлементарное движение с механическим перемещением. Связывая движение снепременным взаимодействием тел, Гоббс придает большое значение динамическомупонятию «усилия» более активного тела и ответному «порыву»менее активного второго тела. Механицизм мешал Гоббсу дойти до уясненияатрибутивного характера движения, понять, что оно представляет собойсущественное и неотъемлемое свойство тел. Метафизическая ограниченность непозволяла также Гоббсу увидеть противоречивый характер всякого движения, в томчисле и механического. По Гоббсу, «движение есть непрерывная перемена мест»(1, I, 141). Непрерывность процесса движения философ объясняет тем, чтодвижущееся тело не может сразу целиком удалиться от своего прежнего места так,чтобы ни одна его часть не находилась в части пространства, общей обоим местам—покинутомуи достигнутому. Гоббс убежден в том, что «тела, которые движутся, неостаются ни на один момент в одном и том же месте» (гам же, 142), ибо то,что находится в течение известного времени в одном и том же месте, не движется,а покоится. Гоббс был далек от критического понимания движения, выступающегокак единство прерывности и непрерывности. Метафизическому материализму быланеприемлема сама мысль о том, что движущее тело «в один и тот же моментвремени находится в данном месте и одновременно — в другом, что оно находится водном и том же месте и не находится в нем» (12, XX, 123).
C точки зрения Гоббса движение и покойсовершенно исключают друг друга. То, что покоится, покоилось бы всегда, если бывне его не было бы чего-то иного, что выводит его из состояния покоя. То, чтодвижется, двигалось бы вечно, если бы что-то не препятствовало его движению.Движение и покой выступали, таким образом, как два равноправных и несвязанныхдруг, с другом состояния материальных объектов. Идея абсолютности движения иотносительности покоя, их единства и различия—эта идея была несовместима смеханистическим материализмом Гоббса.
В тоже время надо учитывать, что:
1. Ограниченность механистическогоматериализма Гоббса в понимании движения имело историческое оправдание, онобыло неизбежным в условиях XVII и даже XVIII в., когда механика являласьединственной из всего естествознания наукой, достигшей известной законченностии неоспоримых результатов.
2. Механистический материализмпротивостоял и в этом пункте схоластике, которая исходила из существованиямножества несводимых друг к другу видов движения: «движения к теплоте»,«движения к количеству» и т.д. Отказ от подобных ненаучныхсхоластических конструкций и сведение различных форм движения материи кмеханическому движению, и перемещению тел в пространстве имело для того времениположительное значение.
Камнем преткновения для механицизмабыла проблема источника движения. Гоббс решал её так: «Причина движения какого-либотела может заключаться только в непосредственно соприкасающемся с ним идвижущем теле» (1, I,153). По учению схоластов источником движения был неподвижный перводвигатель,Гоббс же писал, что таким двигателем не может быть «нечто вечнонеподвижное», а, напротив, таким двигателем является «нечтонаходящееся в вечном движении» (1, I, 204). По Гоббсу, только тела, а то, что не есть тело естьничто, являются источником движения, перводвигатель, пребывающий в вечномдвижении. Он исходит из убеждения в том, что «вещь, которая сама ненаходится в движении, не может двигать что-либо» (там же). Перводвигательне мог быть духовной бестелесной субстанцией, поскольку последняя наделяласьчисто механическим свойством – движением. Природа этого вечного движения –перводвигатель, находящейся в вечном движении. Это утверждение ведет котрицанию реального содержания в бестелесной субстанции, а по существу катеистическим выводам.
Относительно природы чувственновоспринимаемых качеств тел (свет, тепло, холод, звук, запах и т. п.), вовремена Гоббса существовали две противоположные концепции. Одна из них,представленная схоластикой, получила название концепции чувственновоспринимаемых и умопостигаемых образов — «интенциональных образов».Главное в этой концепции — обосновании тезиса о направленности (интенции) душикак орудия познания на «образы», или «формы», исходящие отвещей.
Отвергнув схоластическую концепцию,передовые деятели науки и философии XVII в. (Галилей, Декарт) выступили стеорией, согласно которой объективное существование, реальность приписывалисьлишь некоторым механико-математическим качествам (величине, форме, движению идр.). Что же касается цвета, запаха, вкуса и т. п., то все эти качестваобъявлялись результатом субъективных явлений, ставились в зависимость от наших чувств.Вот как, например, трактовал природу чувственно воспринимаемых качеств Галилей:«Никогда я не стану от внешних тел ждать что-либо иное, чем величина,фигуры, количество и более или менее быстрые движения, для того чтобы объяснитьвозникновение вкуса, запаха и звука; я думаю, что если бы мы устранили уши,языки, носы, то остались бы только фигуры, число и движения, но не запахи,вкусы и звуки.… Итак, многие из тех ощущений, которые считались качествами,присущими внешним предметам, имеют свое действительное существование в нас, a не в них; вне нас они являютсятолько пустыми именами» (3, 225).
Линия субъективизации чувственныхкачеств, возобновленная Галилеем стала, стала одной из главных линий всегомеханистического материализма XVIIв. Гоббс продолжил её и для него свет, цвет, теплота и звук и другие имподобные качествa «суть не предметы, а тольковпечатления или образы, ощущающих существ» (1, I, 188). Как субъективныевпечатления ощущающих, эти качества не принадлежат самим предметам, те могут, строго говоря, дажерассматриваться как акциденции предметов. Все они представляют собой лишьдействия, произведённыe вощущаемом субъекте предметами, действующими на его органы чувств (см. там же,198—199).
Гоббс приближался к идее о том, чтоощущение есть субъективный образ объективного мира, но подойти к ней вплотнуюему мешал механицизм, который настаивал на объективной реальности одних толькомеханико-математических качеств и объявлял субъективными все остальные.
Отмечая эту существеннуюограниченность механистического материализма в понимании природы чувственныхкачеств, следует, однако, подчеркнуть, во-первых, что, в этом пунктесталкивались воззрения представителей механицизма и сторонников схоластическойконцепции «интенциональных образов» и, во-вторых, что исходнаяматериалистическая посылка механицистов об объективном источнике ощущенийвсегда ставилась ими во главу угла. Гоббс заявлял: «Единственной реальнойвещью, существующей вне нас в мире, является то движение, в силу которого…ощущения возникают» (1, I, 448). Гоббс приходит к своему известномутребованию, что прежде всего должны быть исследованы «пути движения, кактакового» (что составляет предмет геометрии), затем «пути видимыхдвижений» (что составляет предмет механики) и, наконец, «путидвижений внутренних и невидимых» (что составляет предмет физики). «Вотпочему бесполезно изучать философию природы,— подчеркивает Гоббс,— не начав сизучения геометрии, и те, кто пишет или спорит о философии природы без знаниягеометрии, только даром отнимает время у своих читателей или слушателей»(1, I, 110). В этом высказывании вновь с предельной ясностью выражена одна изсамых существенных особенностей материализма Гоббса, на которую обратилвнимание К. Маркс в «Святом семействе», а именно, превращение Гоббсомгеометрии в «главную науку», в методологическую основу всякого,научно-философского знания (см. 12, II, 143).
Но чистая геометрия не в состоянииобъяснть многообразие мира, и Гоббс обращается к кинематике давлений, толчков иударов (см. 1, I, 153 – 154), аиногда — к динамике «усилий» и «порывов». Внимание кпроблеме движений тел привело Гоббса к мысли учесть при классификации наук ихразличие и по господствующим в них видам движения, которое по мере развитияприроды делается все более сложным. «Метод должен соответствовать порядкутворения вещей» (1, I,49). Различия между видами механического движения проистекают, вероятно, изразличий в соотношениях «усилий» и «порывов» у сложных тел.Познать вещи — значит постигнуть их движения, да и само познание есть продуктдвижения.
Выделив протяженность и механическоедвижение как наиболее общие макроакциденции, Гоббс продолжил анализ, чтобывыявить микроакциденции, т. е. еще более «бескачественные» элементыпростейших движений. Таковы линии, величины и траектории перемещений. Тем самымон превратил движения из физических в математические. Вслед за Галилеем онотверг эмпирическую видимость и создал апофеоз математического знания.
Гоббс, как и другие передовыемыслители XVII в., разделял учение Коперника о строении солнечной системы,выражал свое согласие с открытыми Кеплером законами движения планет иустановленными им расстояниями между планетами и Солнцем. Признание великихастрономических открытий само по себе было в ту эпоху достаточно смелым шагом исвидетельствовало о разрыве мыслителя с традиционной системой Аристотеля—Птолемея.
По Гоббсу, создание космологической системы,вообще невозможно. Относительно Вселенной, подчеркнул философ, «можнозадать очень немного вопросов, разрешить же нельзя ни одного» (1, I, 203). К числу таких «неразрешимых»вопросов Гоббс относил, например, вопросы о бесконечности и вечности мира,ссылаясь на то, что у нас нет «ни образа бесконечной величины, ни образабесконечного времени» (там же), что познание бесконечного вообщенедоступно человеку, как конечному существу, обладающему к тому жеограниченными познавательными возможностями. При этом, подчеркивая,неспособность человеческого разума судить о том, что «бесконечно и вечно»,философ призвал довольствоваться в этой области тем учением о величине ивозникновении мира, которое содержится в Священном писании (см., там же, 206).
Мысли Гоббса о перводвигателе,находящемся в вечном движении, в сочетании с отрицанием понятия бестелеснойсубстанции имели атеистическое содержание, поскольку как бы «материализовывали»самое идею бога. Здесь же, напротив, Гоббс делает шаг в сторону признания нетолько теории двойственной истины, но и библейской картины мира. Этосвидетельствует лишний раз о колебаниях Гоббса в вопросах религии, онепоследовательности его атеизма.
Гоббс выступал в данном случае противсхоласгической космологии, передав вопросы о вечности и бесконечности мира вруки богословов. Он хотел показать, с одной стороны, бесплодность и несостоятельностьсхоластических конструкций мироздания, а с другой,— невозможность для своеговремени создать какую-либо научную модель Вселенной.
4.2 Теория познания
Гоббс начал свою карьеру знаменитогофилософа с полемики с Декартом по поводу его «Метафизических размышлений».Её суть заключалась в вопросе о природе мыслящей вещи и об источнике нашихзнаний. Декарт настаивал, что действия мышления осуществляет вещь, которуюобычно называют «я», и что «я» не есть тело, а духовнаясущность. Она никак не взаимодействует с телами, и все наши знания находит всебе самой в виде «зародышей», или «врождённых идей». Гоббснашёл серьёзные изъяны в рассуждениях Декарта и сформулировал положение, что,вероятнее, действия мышления осуществляет тело при помощи органов ощущений,через которые извне и поступают знания.
Полемика Гоббса и Декарта показала,что новая философия в самом своём истоке разделилась на два направления:эмпиризм и рационализм. Выделяя суть во взглядах эмпириков и рационалистов,можно дать следующее определение этих направлений. Эмпиризм – течениеновоевропейской философии, представители которого по вопросу об источнике нашихзнаний выработали и обосновали позицию, что все знания происходят из внешнегоопыта через органы ощущений человека. Рационализм, наоборот, — течение, представителикоторого разрабатывали теории, обосновывающие положение, что через органыощущений истинные знания поступать не могут, и все знания имеют своимисточником исключительно ум человека.
Правомерность выделения этихконцепций и даже противопоставления не подлежит сомнению. Но было бынеправильным не видеть их взаимной связи, игнорировать сочетание и переплетение обеих концепций в философскомсознании эпохи. Столь неоправданно связывать первую концепцию нераздельно сматериализмом, а вторую — с идеализмом, неучитывая сложный и опосредствованный характер их отношения к двум главнымфилософским направлениям. К тому же необходимо иметь ввиду, что эмпиризм и рационализм не только ине столько противостояли друг другу, сколько выступали в качестве антиподовсхоластической философии и спекулятивной методологии, как бы дополняя другдруга в той критике, которую обрушивали на схоластику передовые умырассматриваемой эпохи.
Сенсуалистическая, или эмпирическая,концепция познания равным образом, как и рационалистическая, имели в новойфилософии таких классических представителей, как Бэкон, с одной стороны, иДекарт, Спиноза — с другой.
Гоббс был выдающимся мыслителем исамым последовательным эмпириком потому, что, он разработал тщательно продуманнуюи очень стройную теорию познания и пытался объяснить с точки зрения эмпиризмавесь действительный мир: природу, человека и общество и он стремился к синтезусенсуализма и рационализма.
Обнаружить у английского материалистаисходные посылки сенсуализма и эмпиризма не представляет особого труда. Онисодержатся почти во всех его сочинениях. «Первое начало всякого знания—образывосприятий и воображения...» (1, I, 104). "… Опыт есть основа всякого знания..." (там же, 488). "… Нетни одного понятия в человеческом уме, которое не было бы порожденопервоначально, целиком или частично, в органах ощущения" (1, II, 50). Этивысказывания, число которых легко преумножить, говорят сами за себя. Гоббсутверждал, что источником познания служат чувственные восприятия, из которых мычерпаем все наши знания. Процесс познания начинается с чувственности, в чём иследует видеть первый принцип теории познания (см. 1, I, 185, 467; II,50). "… От рождения человек имеет лишь ощущение" (1, II, 100). Отвергая схоластическую концепцию«истечений», Гоббс объявил воспринимаемые качества субъективнымивпечатлениями ощущающего, воображаемыми образами и даже именуя их «идеями»,«фантомами (призраками)», «фантасмами» (см. 1, II, 51, 619 и др.). Философ ни в коеймере не ставил под сомнение объективность отображаемых ими предметов, непытался вызвать какое бы то ни было недоверие к чувственному познанию, ксодержанию зрительных, слуховых и иных образов. Он использует их не дляобозначения каких-то иллюзий, но полноценной чувственной информации (7, 148).Поэтому он пишет: "… призрак, т. е. образ" (1, I, 141).
Субъективизация так называемыхвторичных качеств была присуща, как уже говорилось, в той или иной степени всемпредставителям механистического материализма и Гоббс не составлял при этомисключения. В его воззрениях субъективный характер ощущений выступал совершенноотчетливо: "…объект есть одно, а воображаемый образ или призрак — нечтодругое" (1, II, 51).
И всё же было бы неправильнообъявлять на этом основании Гоббса сторонником агностицизма, с другой стороны,некоторые аспекты его философского учения, несомненно могут быть истолкованыименно в этом духе. Однако последнее относится скорее к номиналистическимустановкам английского мыслителя, и его теории языка и пониманию им истины. Единственное,на чём Гоббс настаивает, это признание ограниченности чувственного познания,которое дает лишь «знание факта», тогда как «наука есть знаниесвязей и зависимостей фактов» (1, II, 80). Ограниченность чувственногопознания Гоббс усматривает также в том, что оно не позволяет нам вывестизаключение, которое имело бы «характер всеобщности» (1, I, 456).Чувственный опыт, отмечает философ, всегда неполон, незакончен и поэтому непозволяет прийти к установлению «всеобщих положений», открываемыхлишь научно-философским познанием.
В этой связи Го6бс различает два видазнания: первичное, основанное на восприятии и памяти, на чувственном опыте, ивторичное, которое «имеет своим источником ум» (1, I, 465). Последнийвид знания и составляет, по Гоббсу, науку, целью которой он провозглашаетпознание причинно-следственных связей, взаимной зависимости явлений и фактовдействительности, открытие наиболее общих положений, принципов и выводов,формулировку законов и теорий.
Поскольку источникомнаучно-философского знания Гоббс объявляет человеческий ум, а средствомдостижения этого знания — логически правильное мышление, постольку его, можно сполным основанием считать представителем рационализма. Главное состоит в том,чтобы раскрыть все своеобразие его рационализма, выявить то новое, что он внесв теорию познания по сравнению с другими философами XVII в.
Один из наиболее важных разделов, нетолько теории познания Гоббса, но и его философии— учение о языке. Оноразрабатывалось Гоббсом на протяжении многих лет и постоянно было в центревнимания философа.
Развитая Гоббсом теория языка исходитиз того, что человеческая речь представляет собой знаковую систему, в задачукоторой входит, во-первых, регистрация и закрепление в памяти мыслей познающегосубъекта и, во-вторых, выражение и передача этих мыслей другим людям. Первоенеобходимо в силу того, что наши мысли «имеют склонность ускользать изпамяти» (1, II, 66) и поэтому требуются особые средства, чтобы пробудитьих в нашем уме. Что касается второй задачи, то «общее употребление речисостоит в том, чтобы перевести нашу мысленную речь в словесную, или связь нашихмыслей –в связь слов» (1, II, 66).
Созданное Гоббсом учение о языкевключает ряд специфических понятий и терминов. Важнейшие из них—это «метка»,«знак» и «имя».
Люди, получив восприятия – «фантасмы»,обозначают их «знаками». Гоббс говорил так о роли знаков в познании: «Лишьблагодаря именам мы способны к знанию» (1, I, 460), и теоретически познавать – значит оперироватьзнаками. В определённом смысле знаки создали самого человека, и его можноопределить как существо, оперирующее знаками. Язык определил собой появлениечеловеческого общества, ибо, только благодаря разговору может состоятьсяобщественный договор, знаменующий собой переход к социальному состоянию.
Понимание многообразной роли знаков ипостроение их типологии были бы невозможны у Гоббса, если бы у него ненаметился верный взгляд на знак как на то, что представляет нечто иное, отнего, знака отличное, и состоит из значения и материала знака.
Гоббс выделял следующие разновидностизнаков:
1) сигналы, 2) метки естественные ипроизвольные, 3)собственно естественные знаки, 4)собственно произвольные знаки,5) знаки в роли меток, 6)знаки знаков.
1. Сигналы — различные звуки,издаваемые животными и призывающие их к тем или иным действиям (см. 1, I, 231). Он не обратил внимания наналичие сигнальных знаков в жизни и деятельности людей, хотя среди собственнопроизвольных знаков имел в виду и такие, которые играют сигнальную роль.
2. Метки – это знаки, придуманныеотдельным человеком для обозначения чего-либо для своих собственных целей. «Так,матросы, счастливо избежавшие подводного камня, ставят там какую-нибудь метку,при помощи которой они могли бы в будущем вспомнить опасность, которой ониоднажды подверглись, и избежать ее» (1, I. 459). Под «метками»он понимал знаки-индексы, позволяющие оживлять в сознаниии сведения онекоторых, прежде нам не встречавшихся предметах. Под естественными метками он имеетв виду то, что в классификации семиотики стали называть знаки-призраки.
3. Собственно естественные знаки – когдаметка становитсядостоянием многих людей, она превращается в знак, посредством которого мыслиодного человека сообщаются и передаются другим. «Разница между метками изнаками состоит в том, что первые имеют значение для нас самих, последние же — для других» (1, I,62). При этом Гоббс различает естественные знаки (например, темные тучи служатзнаком предстоящего дождя) и искусственные, произвольные (например, камень,указывающий границу поля). К искусственным знаковым системам Гоббс относит иязык. «Речь, или способность говорить, есть сочетание слов, установленныхволей людей, для того чтобы обозначить ряд представлений о предметах, о которыхмы думаем» (1, I, 231). Гоббс описывает происхождение этих знаков такимобразом, что они выглядят как некоторое преобразование ранее возникшихзнаков-меток. В действительности же знаки, действовавшие «для других»,смогли затем действовать и непосредственно «для себя». Он писал отом, что знаки часто используются для обозначения причинно-следственной связи,а также для обозначения всякого регулярного следования одного события задругим. Отсюда – возможность спутать последовательность с причинностью. Ноотсюда и путь к изучению таких последовательностей, которые действительноуказывают на наличие причинности там, где о ней раньше не знали. Знакиобеспечивают познание причинно-следственных законов (1, I, 61; II, 63).
4. Собственно произвольные знаки – вособенности таковы слова национальных языков. По Гоббсу, слова произошли не «поприроде», а по произвольному «установлению». Эта дилемма былапоставлена им неточно, а потому в данном виде закрывала путь к решениюпроблемы, состоящему в том, что слова своей фонетикой не отражают природнойсущности вещей, но происхождение слов было исторически мотивировано, так что ихзначения далеко не произвольны. При этом он указал на знаковый характер естественныхязыков. Имена в обычном языке – это знаки наших представлений, обозначения «фантасм»воспринимаемых вещей (см. 1, I, 63– 64). Имена обозначают и указывают, и только, больше познавательных сведенийберём мы от естественных знаков, соединяющихся в ассоциативные цепи. На основеобщего тезиса о том, что мысль "… может переходить от одной вещи почти клюбой другой"(1, I,454) он наметил классификацию случаев сцепления образов сознания друг с другом,т. е. типов «переходов мысли» (см. 1, I, 453 – 456). Наметил зародыши всех главных видовассоциативных связей.
5. Знаки в роли меток – в этом случае«слова служат… метками для самого исследователя (а не знаками вещей длядругих), в силу чего отшельник, не имеющий учителей, может стать философом»(1, I, 116). Служащие в общении знакииспользуются затем для личного употребления, сохраняя и освежая прежние знания,укрепляя и обогащая память, помогая размышлениям и т. д. (см. 1, I, 62). Подмечена зависимость междусоциальным и индивидуальным.
6.Знаки знаков или имена имён – этоуниверсалии. Гоббс был одним из наиболее последовательных номиналистов XVII в., и он решительно выступал противсредневекового реализма понятий. Не существует никаких «общих сущностей»(см. 1, I, 66, 100), "… универсальнытолько имена" (см. 1, I,461), реально же существуют больше или меньшие сходства между единичнымипредметами, так что «целое и совокупность всех его частей идентичны»(1, I, 130). Для обозначения совокупностипохожих друг на друга частных и единичных предметов, чтобы легче было их всезапомнить и ими оперировать, употребляют знаки знаков. Но нельзя забывать, чтосвязываемые со знаками знаков общие представления сами по себе — это лишьпризраки (см. 1, I, 66), а когда мыимеем дело со схоластическими универсалиями, то такие и подавно не имеютсмысла. "… Слова, при которых мы ничего не воспринимаем, кроме звука,суть то, что мы называем абсурдом, бессмыслицей или нонсенсом..." (1, II, 78).
Эта классификация знаковнесовершенна, здесь нет единого принципа классификации, взаимоотношения междуотдельными видами знаков намечены ещё слабо. Её историческое значениезаключается в том, что она была одной из первых «ласточек» будущегоразвития семиотики.
Применение знаков позволяетклассифицировать наблюдаемые вещи и распределять их по классам. Затем мы строимдефиниции различных явлений. Так намечается истинный «метод, согласнокоторому следует начинать с определений и исключения многозначности...»(1, II, 309). Желательно, чтобы определенияуказывали на происхождение вещей и те вытекали из своих определений.
Потом определения соединяют вутверждения. На этой стадии появляются истина и ложь как категории логики играмматики. Истина имеет место тогда, имена в утверждениях соединены так, каксоединены в действительности сами вещи (см. 1, I, 407; II,70), а ложь в противоположном случае. Сами имена не истинны и не ложны, но онимогут быть правильно или неправильно определены (см. 1, II, 71) и верно или неверно употребленыпри составлении утверждений, а утверждение истинно или ложно постольку,поскольку связи имен внутри его верно соотносятся со связями вещей вне его.
Затем начинается индуктивное движениепо пути познания элементарных, значит «всеобщих» свойств вещей. Этопуть от знания действий к знанию причин. Гоббс не проводит различия междуиндукцией и анализом, он использует индукцию для нахождения всеобщих причин.
Далее следует идти прямопротивоположным путем дедукции, которая обеспечит познание разнообразныхдействий на основе достигнутого знания причин. Гоббс отождествляет дедукцию ссинтезом, называя их совокупным именем «метод а priori» (1, I, 116). Дедукция синтезирует свойства сложных, а в особенностиискусственных тел (см. 1, II,633).
Гоббс стремиться указать индукции идедукции свое место в познавательном процессе. Он не противопоставляет их другдругу, а понимает как два взаимообусловленных и необходимых друг для другаэтапа движения к знанию. Он не «разрывает» связи индукции и дедукциии не «обособляет» друг от друга анализа и синтеза. Он поставил задачу«оборачиваемости метода» и в соответствии с этой задачей определяет «первуюфилософию» как исследование метода движения от действия к причинам, азатем от познанных причин к еще более разнообразным действиям (см. 1, I, 52, 104, 184). Он ставитпроблематику причинных связей в центр философского исследования и мыслит этоисследование как цепочку состоящую из разнокачественных звеньев, служащих привсей их внешней противоположности, общей для всех цели.
Переход от одного звена к другомукрайне труден, так как с одной стороны — он истолковывает дедуктивное звено каканалог процесса происхождения и развития познаваемых объектов, а с другой –явно отличает индуктивное звено познания от направления хода реальных процессовв этих объектах. Дедукция Гоббса оказывается не в состоянии реализовать сразутри замысла:
1. построить знаниео действительности, исходя из индуктивно найденных первоэлементов;
2. отправляясь отдефиниций и только от них;
3. сохранитьверность номинализму.
Трудности возникают при попыткеГоббса прийти от элементарно-общих составляющих мира к знанию о сложном «человеческомтеле», которое в свою очередь должно стать основой для дедуцированиясоциологии: он ограничился тем, что редуцировал не самого человека, а лишь егостремления – те, которые он считал существенными и главными для социальногообщежития.
Речь выступает в учении Гоббса и какорудие мышления, и как средство общения. Он подчеркивал при этом огромнуюценность и значение речи в познавательном отношении, в духовной и практическойдеятельности людей. Раскрывая эти функции речи, Гоббс ставит на первое место способностьчеловека считать, вычислять. Он имеет в виду не только простой счет, но иизмерение величины тел, определение их веса, исчисление времени, вычислениедвижения планет. Философ обращает внимание на использование вычислений вгеографии, мореплавании, строительном деле, технике и т. д. «Все этозиждется на способности считать, способность же считать зиждется та речи»(1, I, 234),—пишет Гоббс. Он отмечает также роль речи в процессе обучения ивоспитания, в передаче знаний и социального опыта от поколения к поколению.
С особой силой философ подчеркиваетту функцию речи, которую принято именовать социально-коммуникативной. «Безспособности речи,—пишет Гоббс,—у людей не было бы ни государства, ни общества,ни договора, ни мира, так же как этого нет у львов, медведей и волков» (1,II, 65). Без языка, отмечает он, люди жили бы в одиночестве, не могли быобщаться друг с другом и, следовательно, «была бы немыслима никакаяобщественная организация среди людей...» (1, I, 234).
Вместе с тем речь имеет, согласноГоббсу, и свои отрицательные стороны. Человек не всегда правильно пользуетсяречью, что ведет к ошибкам и заблуждениям. Большую опасность таит в себе излоупотребление речью, когда человек начинает преднамеренно проповедоватьложные идеи и таким образом «подрывать сами предпосылки человеческогообщения и мирного сосуществования людей» (1, I, 235). Это приводит кразжиганию мятежных страстей и политической дезориентации граждан (см. 1, I, 234, 344) – такой мотив у егопредшественников практически отсутствовал.
Резкой критике был подвергнут Гоббсомсхоластический вербализм, привычка слепо верить словам, если даже они лишенывсякого смысла. Гоббс называл такие слова «пустыми звуками» и относилк ним выражения типа «невещественное тело», «невещественнаясубстанция» и т. п., которые получили широкое распространение всхоластической философии.
Критиковались Гоббсом и такиесловосочетания, как, например, «влитая добродетель», «вдунутаядобродетель», заимствованные схоластами из Священного писания. Они стольже абсурдны и бессмысленны, отмечал английский философ-материалист, каквысказывание «круглый четырёхугольник» (см. 1, II, 73).
Речь, no мнению Гоббса, является специфической особенностью человека.Звуки, используемые животными для выражения страха, удовольствия, влечения, неявляются речью, так как эти звуки не установлены произвольно, а возникают с естественнойнеобходимостью, обусловленной природой самих животных.
«В силу этого животные лишенытакже рассудка, ибо рассудок есть некое воображение, основывающееся наустановленном значении слов» (1, I, 232). Правда, замечает Гоббс, некоторые животные привыкают к словам ивыполняют, исходя из них, наши желания и приказания, но при этом они непостигают значения слов и последние служат им лишь сигналами.
Развитая Гоббсом теория языка, илиречи, содержит немало плодотворных идей о природе и сущности языка, егофункциях и назначении. Многие из этих идей были впоследствии подтверждены иразвиты языкознанием, усвоены современной лингвистикой. Но многое в теорииГоббса, по вполне понятным причинам, оказалось ошибочным, историческиограниченным.
Наиболее архаичными выглядятвоззрения Гоббса на происхождение языка. «Однако весь этот языкприобретенный и обогащенный Адамом и его потомством, был снова утрачен припостройке Вавилонской башни, когда бог покарал каждого человека за его мятежзабвением прежнего языка» (1, II, 66).
Отдав дань Священному писанию, Гоббсдалее развивает теорию естественного происхождения языка, вновь подчеркивая,что «естественное начало речи могло быть лишь результатом произвола людей»(1, I, 233). Расселившиеся по разным частям света люди постепенно создалиразнообразные языки, «по мере того как их научила этому нужда (мать всехизобретений)» (1, II, 66).Это последнее замечание Гоббса было, безусловно,глубокой и правильной догадкой о том, что возникновение речи происходило подвлиянием материальных практических потребностей людей.
Весьма плодотворной явилась и главнаямысль Гоббса о том, что язык представляет собой систему определенных знаков,посредством которых люди выражают свои мысли и обмениваются ими друг с другом «длявзаимной пользы и общения» (1, II, 65). Ошибка же Гоббса состояла в том, что он причислял язык кискусственным знаковым системам, абсолютизировал условность и произвольностьязыка, субъективизировал естественноисторический и объективный по своемусодержанию процесс возникновения и развития речи.
Ошибочны были и некоторые другиеположения языковой теории Гоббса, в частности, его утверждение, что имена «неесть знаки самих вещей» (1, I,63), что они обозначают лишь наши идеи о вещах. В действительности же, какустановлено лингвистикой, вопрос о том, что обозначают слова, или имена,—вещиили понятия т. е. идеи,—может быть решен только при условии, если будетпроведено разграничение между языком и речью, хотя эта граница сама по себеявляется не абсолютной, а относительной. В известном смысле можно сказать, чтослова относятся и к вещам, и к идеям: «Слова используются в качествезнаков вещей в области речи, в областяхже языка они относятся к идеям» (26, 128). Гоббс же не проводит вообщеникакого различия между ними, потому не смог разрешить ни данную проблему, ни связанную с ней—о соотношении словаи смысла.
Наиболее разработанной частью языковой теории Гоббса являетсяучение об именах. В нём как бы слиты воедино логика Гоббса, его гносеология иязыкознание. Имя выступает и как слово, и как понятие, и как исходный пунктнаучно-философского познания. «Лишь благодаря именам мы способны к знанию,к которому животные, лишенные преимущества использования имен, не способны. Даи человек, не знающий употребленияимен, не способен к познанию» (1, I, 460). Вместе с тем, как это и можнобыло предположить, в учении об именах в полной мере проявился номинализмГоббса, столь характерный для всей его философской концепции.
Гоббс подразделял имена прежде всегона положительные и отрицательные. Первые обозначают «нечто существующее вприроде или воображаемое человеческим умом, как, например, тела или свойствател, которые существуют или могут быть представлены существующими, или,наконец, слова и речь» (1, II, 72). Отрицательные же имена «сутьзнаки, обозначающие, что какое-нибудь слово не есть имя вещи, о которой идетречь» (там же, 73). Таковы слова «ничто», «никто», «непостижимое»,«бесконечное» и т. п. Положительные и отрицательные имена исключают,согласно Гоббсу, друг друга; они не могут быть применены, к одной и той жевещи. Но одно из них применимо к любой вещи. Гоббс писал: "… все, чтосуществует, есть человек или не-человек, белое или не-белое. Это положениенастолько очевидно, что не требует дальнейшего доказательства или объяснения"(1, I, 65).
Помимо положительных и отрицательныхимен классификация Гоббса включала еще множество других подразделений: именаобщие и единичные, первичные и вторичные, однозначные и многозначные, простые исложные (см. 1, I, 66—69). Не рассматривая эту довольно сложную и несколькоискусственную классификацию, обратим внимание лишь на некоторые ее аспекты,представляющие определенный интерес.
В первую очередь это относится кГоббсовой характеристике общих имен, или универсалий. Философ категорическиотвергает точку зрения, которая исходит из того, «будто сами вещиуниверсальны» (1, I, 460). Кто разделяет эту точку зрения, отмечал Гоббс,всерьез полагает, что сверх Петра, Ивана и всех остальных людей, которыесуществуют, существовали или будут существовать в мире, есть нечто другое, чтомы называем человеком или человеком вообще. Ошибка сторонников этой концепции,получившей название «реализма», состоит, по Гоббсу, в том, что «онипринимают универсальные, или всеобщие, имена за вещи, которые этими именамиобозначаются» (там же, 460 — 461). Отвергая точку зрения «реализма»,Гоббс выступает как номиналист. Он утверждает, что «в мире нет ничегоболее общего, кроме имен, так как каждая из наименованных вещей индивидуальна иединична» (1, II, 67). Поэтому если мы говорим, например, что «человек»,«камень», «дух» или какое-нибудь другое имя сутьуниверсалии, то это следует понимать, не так, будто человек или камень—универсалии,а так, что лишь соответствующие слова (имена) суть универсалии.
В условиях XVII в. номинализм Гоббса не был большим недостатком,наоборот, обладал значительными гносеологическими достоинствами. При выяснениипознавательного значения элементов человеческого мышления Гоббс делал акцент нена содержание понятий, а на значения знаков. Он решительно выступал противвсякого субъективизма и вовсе не запрещал отвлеченного мышления. Он признавал,что абстрактные имена «необходимы нам» (см. 1, I, 76), но, употребляя их, мы должнысоблюдать принцип: сочетание имен должно соответствовать не какому-топроизвольному суммированию представлений в душе, но такому соединению их, укоторых есть объективная подоплека (1, I, 69).
Номинализм Гоббса был не крайнийноминализм, отрицающий общее не только за пределами ума, но и в самом уме, аноминализм умеренный, не отрицающий общего в познающем уме, хотя сводящий его ксловам («именам»). Отрицание общего приводило к отрицаниюобъективного, находящегося вне ума содержания достоверного знания, «истина– свойство не вещей, а суждений о них», «между вещами и именами нетникакого сходства и недопустимо никакое сравнение» (1, I, 78, 63).
Можно допустить, что номинализмГоббса способствовал в свое время некоторым агностическим настроениям. Если изнашего опыта не вытекает ничего специфически общего, значит все обобщениягипотетичны, а определения фиксируют лишь условно принятые нами значения слов. «Первыеистины были произвольно созданы теми, кто впервые дал имена вещам...» (1, I, 79). Однако сочетания определенийспособны дать нам вполне объективное истинное знание. Никаких оснований дляупрека Гоббса в конвеционализме такая точка зрения не дает, не был он иагностиком. Но номинализм привел его к грубой трактовке геометрии какчувственной науки.
В истолковании значений общих словГоббс вследствие своего номинализма склонялся к так называемой репрезентативнойтеории абстрагирования, автором которой считают Д. Беркли. Согласно этойтеории, общее как бы концентрируется в единичном, являющемся репрезентантом(представителем) всех других единичных предметов, объемлемых даннымгенерализующим термином. И на самом деле, Гоббс считает, например, что «государствоявляется личностью правителя, на которого переходит „реальное единствовсех входящих в данное государство граждан“ (1, II, 196, 282).
В номинализме Гоббса нельзя не видетьреакцию на идеалистическую онтологизацию понятий, на утверждение объективногосуществования универсалий. Но, как и другие представители метафизического материализма XVII—XVIII вв. (например, Гассенди, Локк), Гоббс не сумел раскрыть диалектикуединичного, отдельного и общего. То, что общее не обладает самостоятельным существованием,вовсе не означает, что оно существует лишь в сознании и языке, как считалГоббс. Общее столь же реально и объективно, что и единичное. Но общее несуществует вне единичного, помимо него. Оно существует в самих конкретныхвещах, а не отдельно от них.
К числу основных и наиболее общихпонятий принадлежат философские категории. Каково отношение к ним Гоббса?
Гоббс отрицательно относился ксистеме категорий Аристотеля. Приведя в сочинении „О теле“ таблицуаристотелевских категорий: „тело“, „количество“, „качество“и „отношение“, Гоббс отмечает их произвольный характер, который неотражает „истинный и действительный порядок имен“ (1, I, 72). Весьмаскептически оценивает он и познавательное значение названных категорий: »… ядолжен сознаться, что еще не видел сколько-нибудь заметной пользы от примененияэтих категорий в философии" (там же).
Гоббс выдвинул свою системукатегорий. Она содержится а «Левиафане» (часть I, глава IV) и сведенак четырем категориям, или всеобщим именам:
«материя», или «тело»,«акциденция», «представление» и «имена имен», (атакже «имена речей»).
Первая категория выражает, по Гоббсу,все то, что выступает в качестве материи, или тела, включая живую, чувствующуюи даже разумною материю, т. е. человека. Понятие акциденции охватывает все тесвойства тел, «которыми одна материя, или тело, отличается от другой»(1, II, 72). Представление же равным образом, как и ощущение, есть «призраккакого-либо качества или другой акциденции тела вне нас» (гам же, 50). Инаконец, существуют имена имен (общее, всеобщее, особенное и т. д.) и именаречей (утверждение, вопрос, рассказ, проповедь т. д.
Этими четырьмя категориямиисчерпывается, согласно Гоббсу, класс имен положительных, которые обозначают нечтосуществующее в природе или в сознании, а также слова и речь. Определенную, хотяи вспомогательную, роль играют отрицательные имена, обозначающие, как ужеотмечалось, что какое-нибудь слово не есть имя вещи, о которой идет речь. Всеостальные слова и словосочетания Гоббсом решительно отвергаются, как не имеющиереального смысла и познавательного значения. Гоббс имеет в виду, прежде всеготе понятия, которые были введены в оборот схоластикой и которые квалифицируеткак абсурдный набор слов.
Обратимся к решению Гоббсом такойважной гносеологической проблемы, как проблема истины.
В отличие от Декарта, который считал,что наши знания должны опираться на абсолютно достоверные, самоочевидныеположения, постигаемые интуитивным путем, Гоббс исходит из того, чтофундаментом достоверного знания служат дефиниции, что путь к истине состоит «вправильном определении имен», тогда как в| неправильном определении илиотсутствии определения «кроется первое злоупотребление, от которогопроисходят все ложные и бессмысленныe учения» (1, II, 70). Можно сказать, что он заменяет проблемуинтуиции проблемой дефинции.
Дефиниции составляют, согласно егометодологии и гносеологии, исходный материал для истинного знания. В этой связиГоббс выдвигает задачу проверки и исправления дефиниций «прежних авторов»,призывая при этом не доверять авторитету «какого-нибудь Аристотеля илиЦицерона, или Фомы» (1, II, 71), а приобретать знания из собственногоопыта и размышлений, отталкиваясь от правильных определений употребляемыхпонятий. «Свет человеческого ума,— писал Гоббс,— это вразумительные слова,однако предварительно очищенные от всякой двусмысленности точными дефинициями»(там же, 82).
Отвергая интеллектуальную интуициюДекарта, которая, по убеждению последнего, открывает нам понятия «ясного ивнимательного ума», причем настолько простые, отчетливые и очевидные, чтомы принимаем их в качестве аксиом, Гоббс выдвигает и обосновывает своепонимание истины. Оно отличается противоречивостью, а это отражает егоколебания между сенсуализмом и рационализмом, а также его номинализм.
Эта тенденция усугубляется подвоздействием номиналистической и языковой теории Гоббса, которая рассматриваетпонятия истины и лжи как атрибуты одной только истины. «Там, где нет речи,нет ни истины, ни лжи» (1, II, 69). Поскольку же речь состоит, по Гоббсу,в соединении и связывании имен, то отсюда он делает ошибочный вывод о том, чтоистина носит произвольный характер, что «первые истины были произвольносозданы теми, кто впервые дал имена вещам, или теми, кто получил эти имена отизобретших их людей» (1, I, 79). С другой стороны, в высказываниях Гоббсаоб истине можно обнаружить и другую концепцию. Она опирается наматериалистическое положение о том, что истина есть знание, отражающееобъективные свойства и связи вещей. В этом отношении Гоббс был вполне солидаренс картезианской интерпретацией достоверного знания как знания, состоящего изсуждений, в которых связь субъекта и предиката носит необходимый характер,обусловленный природой самих вещей. Так, подразделяя суждения на истинные иложные, Гоббс указывает, что «истиннымявляется предложение, предикат которого содержит в себе субъект или являетсяименем той же вещи, что и субъект» (там же, 78). Примером такого, сужденияможет служить, по Гоббсу высказывание «человек есть живое существо».То же суждение, предикат которого не содержит в себе субъекта, является ложным(например, суждение «человек есть камень»). Примечательно, что Гоббсвыделяет в особую категорию необходимые истины. К ним он относит такиесуждения, предикат которых эквивалентен субъекту («человек есть разумноеживое существо») или с необходимостью включает в себя субъект («человекесть живое существо»). Случайной же истиной выступают, согласно Гоббсу,такие суждения, в которых связь субъекта и предиката не является необходимой(например, суждение «всякий вopoн черен»). Важно также отметить, что необходимые истины Гоббссчитает вечными, абсолютными истинами. «Необходимыми причинамн, писалГоббс,—являются только такие положения, которые содержат вечные истины, т. е.предложения, истинные во все времена» (1, I, 80), игнорируя, такимобразом, как и все метафизические материалисты, диалектику процесса познания,соотношение относительной и абсолютной истин.
Далек был он и от понимания практикикак критерия истины. Последнее было обусловлено не только недооценкой «деятельнойстороны» человеческого познания, но и истолкованием истины как свойствомодного лишь языка, как атрибута речи, и только речи. Такое истолкованиеприводило Гоббса, как мы видели, к отказу от поисков объективного критерияистины, к отождествлению последней с чисто логической истинностью, которую он всоответствии со своей методологией усматривает, прежде всего, в правильныхдефинициях, а также в правильнойрасстановке имен о суждениях и умозаключениях.
И все же сочинения Гоббса пронизаныубеждением и верой в познавательные способности человека, в силу разума ичувств, в возможность достижения истинного знания, Гоббс не сомневается в том,что люди становятся мудрее по мере того какони научаются правильно мыслить и пользоваться речью, что рост знанияспособствует благоденствию человеческого рода, умножению жизненных богатств.Уже отмечалось, что Гоббс не смог раскрыть единство анализа и синтеза, индукциии дедукции, хотя он пытался разрешить эту задачу посредством указания на связьс чувственным опытом тех общих принципов, которые сложат исходным материаломдля логических рассуждений, используемых синтетическим методом. Аналогичнымпутем он стремится решать проблему взаимосвязи чувственного и логическогопознания. Диалектическое единство этих двух моментов познавательнойдеятельности человека Гоббс, естественно, не смог обнаружить, но он подходил кидее единства чувственной и логической сторон процесса познания, интерпретируяи ту и другую стороны как разновидности человеческого опыта. Так, сопоставляядва вида знания: первичное, или простое восприятие, и научно-теоретическое,основанное на рассуждении, Гоббс пишет: «Первого рода знание есть опытотносительно того, что запечатлевается в нас вещами, действующими на нас извне;второго рода знание есть опыт, которым люди обладают относительно правильногоупотребления имен в языке» (1, I, 466). Непосредственный чувственный опытсопоставляется здесь Гоббсом с опытом или практикой использования языка, речи,выступающих в его учении и как средство общения и как орудие мышления. Но дажеэта плодотворная идея (о том, что в основе научно-философского знания,опирающегося на логическое мышление, лежит опыт употребления людьми языка) немогла получить у Гоббса полного развития в силу ошибочного истолкования самогоязыка как чисто произвольной, искусственной знаковой системы.
Итак, попытка Гоббса синтезироватьсенсуализм и рационализм осталась незавершенной, как незавершенны были и егостремления объединить в своей методологии анализ и синтез, индукцию и дедукцию.Поэтому есть все основания говорить не только о методологическом, но и огносеологическом дуализме Томаса Гоббса. Однако это не упрек английскомуматериалисту. Напротив, это — скорее признание того, что он одним из первыхсреди мыслителей своего века осознал недостаточность использования толькоодного какого-либо из методов и путей познания, будь то эмпирико-индуктивныйметод Бэкона или рационалистический дедуктивный метод Декарта. Решить же задачуобъединения того и другого, объединения не механического, а органического, немог, конечно, ни Гоббс, ни кто иной из философов той эпохи, находившихся,несмотря на отдельные проблески диалектики, в плену метафизического методамышления.
Решение этой задачи могло быть осуществленолишь диалектическим материализмом, раскрывшим действительное единство анализа исинтеза, индукции и дедукции, выявившим внутреннюю связь чувственного илогического познания.
4.3 Учение о человеке
Тема человека проходит черезбольшинство сочинений Томаса Гоббса. Достаточно назвать его ранний трактат «Человеческаяприрода», вторую часть философской трилогии «О человеке»,наконец, первую часть «Левиафана», получившую аналогичноенаименование.
Столь повышенное внимание к проблемечеловека далеко не случайно. Человек в философской системе Гоббса выступаетсвоеобразным фокусом, в котором пересекаются линии, идущие от философии природык философии морали и от философии морали к философии государства. Являясь, содной стороны, «физическим телом», человек служит, по Гоббсу,предметом естественных наук. С другой стороны, как часть «политическоготела» человек предстает в этом качестве объектом этики и учения огражданском обществе.
Учение о человеке играет у Гоббсароль введения к учению о государстве, т. е. «человеке искусственном»,составленном подобно механизму, из различных частей со своими функциональныминазначениями. Гоббс стремиться разобраться в политике путем «дедукции изприроды, нужд и намерений людей» (1, II, 228), то есть из человеческой природы.
Природа человека, указывает Гоббс,представляет сумму его физических и духовных способностей. Понятно, что Гоббсаинтересуют не столько физические, сколько духовные способности человека, или,как он еще выражался, «способности души».
Исходным моментом познавательнойдеятельности человека и психики вообще является, по Гоббсу, ощущение. «Всеостальное есть производное от него» (1, II, 50). Для материалиста Гоббсане подлежал никакому сомнению тот факт, что ощущения суть «образы, илиидеи, вещей, существующих вне нас...» (1, I, 442).
Итак, ощущение есть «внутреннеедвижение», возникающее в результате воздействия на органы чувствнаходящихся вне нас объектов. Представления, или воображения — «ослабленноеощущение», и присуще не только людям, но и многим другим живым существам(см. 1, II, 53).
Представление – образ вещи, тогда какслово «память» выражает факт ослабления соответствующего ощущения,обозначает, что оно поблекло отошло в прошлое (1, II, 54).
Гоббс выявил способность нашегосознания связывать особым образом представления и мысли друг с другом. Этисвязи получили впоследствии название ассоциаций. Гоббсу принадлежит заслугавыдвижения идей, положивших начало ассоциативной психологии. Порядок и связьпредставлений отражают последовательность ощущений и обусловлены воздействиемвнешних объектов на органы чувств. Таким образом, течение психических процессовдетерминировано у Гоббса материальными причинами.
Влечения и отвращения, аффекты,способности, нравы и способность человека к волевым действиям и поступкамсоставляют эмоционально-нравственную сторону познания. Эмоциональную сферучеловеческого сознания Гоббс исследовал под углом зрения механистическогоматериализма и сенсуализма. Он исходил из того, что «причиной, какощущения, так и влечения и отвращения, удовольствия и неудовольствия являютсясами предметы, действующие на органы чувств» (1, I, 238). Последовательнопроводя эту точку зрения, Гоббс подчеркивал, что влечение и отвращение имеют туже природу, что и ощущения. Разница между ними заключается лишь в том, чтоощущения вызываются движением внешних объектов на органы чувств, чувства же,или эмоции, представляют собой «движения сердца», особое «внутреннеедвижение», направленное от органов чувств к сердцу и распространяющеесядалее от сердца по всему организму (см. там же, 469).
Влечение есть движение в сторонутого, что его вызвало, а отвращение—это движение, или усилие, направленное впротивоположную сторону, т. е. удаление (см.1, II, 84). Если влечение естьначало жизненного движения, направленного к той вещи, которую мы желаем, тодостижение последней доставляет нам наслаждение. Что касается страдания, то оновозникает, напротив, в том случае, когда что-либо ослабляет или задерживаетжизненное движение, препятствует осуществлению нашего желания.
Некоторые желания и отвращениясвойственны людям от рождения, все же остальные желания и отвращения возникаюттолько из опыта. По отношению к тем вещам, которых мы не желаем, но и не питаемк ним отвращения, мы испытываем пренебрежение, безразличие.
Механицизм и материалистическийсенсуализм последовательно распространились Гоббсом на все проявленияэмоциональной жизни людей, на всю гамму человеческих чувств и переживаний.
Сфера эмоций, или чувств, органическисвязывалась Гоббсом со сферой нравственности. Основные этические понятия ипринципы он выводил из тех первичных и элементарных проявлений человеческойприроды, о которых только что говорилось: влечения и отвращения, удовольствия инеудовольствия, наслаждения и страдания.
Следуя натуралистической традиции втрактовке морали, Гоббс решительно выступал против еёрелигиозно-идеалистического толкования. Последнее существовало в то время вАнглии в двух основных разновидностях: в форме христианской морали,утверждавшей, что нормы нравственности являются выражением божественной воли, ив форме той концепции морали, которую развивали кембриджские платоники. Этобыла группа философов-богословов, боровшихся с материализмом и атеизмом,проповедовавших теизм и спиритуализм. Основанием морали они считали абсолютные,неизменные принципы, изначально якобы заложенные в человеческом сознании иимеющие божественное происхождение.
В противовес подобным учениям оморали Гоббс строит свою этику на натуралистической основе, т. е. пытаетсявывести понятия морали из «природы человека» как такового, из тех «естественныхзаконов», которым следуют люди в повседневной жизни и в процессе общениядруг с другом.
Вот как Гоббс трактует понятия добраи зла:
«Все вещи, являющиеся предметомвлечения, обозначаются нами ввиду этого обстоятельства общим именем добро, илиблаго; все же вещи, которых мы избегаем, обозначаются как зло» (1, I, 239). В другом месте он пишет: «Всякийчеловек называет добром то, что ему нравится или доставляет удовольствие, излом то, что ему не нравится» (там же, 470).,
С аналогичных позиций трактуетсяГоббсом и понятие счастья. Счастье представляет собой «непрерывноеудовольствие» и состоит не в том, чего мы уже достигли, чем уже обладаем,а «в самом преуспевании» (1, I, 472).Выражая эту же мысль в «Левиафане», Гоббс пишет:
«Постоянная удача в достижениитех вещей, которых человек время от времени желает, т. е. постоянноепреуспевание, есть то, что люди, называют счастьем» (1, II, 95; ). Гоббсподчеркивает при этом, что речь идет о счастье земной жизни, поскольку ни окаком другом счастье люди не знают и не могут знать.
Таким образом, в этике Гоббса нетрудно обнаружит" элементы гедонизма и эвдемонизма, а также некоторыеутилитаристские мотивы, связанные с принципом полезности как главной цельюморальной деятельности. В условиях XVII в. стремление философа связать понятиядобра и счастья с удовлетворением жизненных потребностей людей, с их земнымирадостями, с преуспеванием следует рассматривать как попыткуматериалистического обоснования нравственности, как антитезу христианскойморали, воспевающей аскетизм и усматривающей в любви к богу высший идеалнравственного поведения.
Положительной оценки заслуживаеттакже стремление Гоббса преодолеть метафизическую абсолютизацию морали, выявитьотносительность и изменчивость ее требований и норм.
"… Природа добра и зла зависитот совокупности условий, имеющихся в данный момент" (1, I, 240),—утверждаланглийский мыслитель. Представления о добре и зле у людей различны в силуразличий их характера, привычек и образа жизни. Философ обращает внимание и нато, что моральные воззрения могут изменяться даже у одного и того же человека: "… водно время, он хвалит, т. е. называет добром то, что в другое время он хулит иназывает злом" (1, II, 185). Подобные различия в понимании добра и злапорождают, по Гоббсу, споры и распри между людьми, служат источникомгражданских войн.
Так Гоббс подходил к идее онеобходимости установления обязательных для всех людей морально-правовых норм,которые могли бы стать основанием и критерием нравственности.
Представляет интерес положениефилософа о том, что не существует абсолютного добра, лишенного всякогоотношения к чему-либо или к кому-либо (см. 1, I, 470). Это положение опять-такибыло направлено против религиозной морали, объявившей всеблагость богасинонимом абсолютного добра, его, так сказать, недосягаемым эталоном.
Величайшим благом является, согласноГоббсу самосохранение, то есть желание жизни и здоровья, а также стремлениеобеспечить их в будущем, насколько это возможно. Отсюда смерть занимает первоеместо в ряду всех зол. Но еще худшим злом являются страдания; они могут статьстоль невыносимыми, что даже смерть будет казаться благом в сравнении с ними(см. там же, 241). Все люди хотят себе добра, и поэтому они стремятся кмогуществу и богатству, стараются избежать нужды, или бедности. Однако,богатство может оказаться мнимым благом, если оно вызывает у других людей лишьненависть и зависть к богачу. С другой стороны, бедность без нужды внеобходимом есть благо, ибо она оберегает человека от ненависти, клеветы ипреследования (см. там же, 242).
Мудрость есть не только нечтополезное, поскольку способствует обеспечению безопасной жизни, но и сама посебе достойна быть целью влечения. Невежество же есть зло, ибо оно не приноситнам никакой пользы и мешает предвидеть надвигающееся несчастье. С этой точкизрения науки, как и искусства, суть благо, так как они доставляют удовольствие,удовлетворяют жажду познания. Наука является, по Гоббсу, как бы пищей духа иимеет для него то же значение, что предметы питания для тела. «Разницазаключается, однако в том, что тело может насытиться пищей, между тем как духникогда не может удовлетвориться знанием» (1, I, 243). Но приобретениезнаний не является, по Гоббсу, самоцелью. Науки и искусства приносят величайшуюпользу обществу, так как «с их помощью можно воздействовать наматериальный мир» (там же), и человечество обязано им всем тем, чего онодостигло. Благом являются и гуманитарные знания, особенно в области истории, атакже знание языков, ибо оно облегчает нам общение с другими народами иторговлю.
Важную сторону эмоциональной жизнилюдей составляют, по Гоббсу, аффекты, или волнения души. Они коренятся вдвижении крови и животных духов, причиной которого служат образы блага и зла,вызываемые в нашем сознании различными вещами (см. 1, I, 248). В зависимости оттого, имеем ли мы представление «о наличном благе» или «оналичном зле», мы испытываемрадость или ненависть (горе). С этими двумя аффектами, так или иначе, связанытакие чувства, как надежда и отчаяние, смелость и страх, гордость и стыд,доброта и жестокость, восторг и печаль. Что касается любви, то она охватываетстолько разных чувств, сколько существует предметов любви (например, любовь кденьгам, любовь к власти, любовь к славе, любовь к знаниям и т. д.).Аналогичным образом следует рассматривать чувство страдания, поскольку оно, каки любовь, может быть вызвано разными причинами и обстоятельствами.
Учение Гоббса о человеке включалочрезвычайно важное положение: «люди равны от природы (1, II, 149). Английскийфилософ утверждал, что природа сделала людей равными в отношении их физическихи умственных способностей. Имеющиеся же различия в этом отношении не настольковелики, чтобы один человек мог претендовать на какое-нибудь благо исключительнодля себя и в ущерб другим людям. Нет необходимости подчеркивать прогрессивностьданного положения, направленного против господствовавших в феодальном обществепредставлений об изначальном неравенстве людей, законности и естественностисословных привилегий.
Согласно Гоббсу, способности, илисклонности, людей зависят, прежде всего, от темперамента, или, иначе говоря, „отстепени подвижности животных духов“ (1, I, 255). С этой точки зренияспособности различаются в двояком отношении: по интенсивности и по объему. Поинтенсивности способностей различают людей с живым или инертным умом, а пообъему —тех, кто склонен к фантазии или же к рассудку. Преобладание рассудкаспособствует занятиям философией и наукой, тогда как склонность к фантазииблагоприятствует поэтическому творчеству и изобретательности (см. там же, 256).
Способности в значительной мерезависят, по Гоббсу, от образа жизни людей, от стечения обстоятельств ихжизненного пути, склонности. Однако многое зависит, по мнению Гоббса, и отсамого человека, от уровня его самосознания, степени самокритичности.
К факторам, оказывающим большое влияние на склонности, или характер,Гоббс относил также авторитеты. „Авторитетами, — писал он, — я называю техлюдей, чьими предписаниями и чьим примером какой-либо человек решает руководствоватьсяиз уважения к их мудрости“ (1, I, 259). Особенно велико влияниеавторитетов на юношество. Отсюда следуют, по Гоббсу, два требования: обязанностьвоспитателей преподавать подрастающему поколению истину и доброту и обязанностьсвоим личным поведением являть образец нравственности и справедливости. „Ведьюношеский характер легче склоняется к плохому под влиянием примера, чем кдоброму под влиянием учения“ (там же, 260).
Педагогические воззрения Гоббса представляли собой составную часть егоучения о человеке и предвосхищали в известной мере аналогичные идеипросветителей ХУШ в.
Если какие-либо склонности прочно укореняются и постоянно проявляются вповедении человека, то их именуют нравами. „Если нравы хороши, их называютдобродетелями, если же они плохи,— пороками“ (1, I, 260). Гоббс отмечал ихотносительность и условность. Поскольку не для всех хорошо и плохо одно то же,постольку одни и те же нравы некоторыми людьми одобряются, а некоторымипорицаются.
Вследствие этого одному и тому жечеловеку одни люди приписывают добродетели, а другие — пороки. Короче говоря: „скольколюдей, столько различных правил относительно добродетели и порока“ (тамже).
Мысли Гоббса об относительности иусловности человеческих представлений о добродетели и пороке в какой-то меребыли сродни этическому релятивизму, ведущему к субъективизму в истолкованииприроды и сущности нравственности. Однако следует иметь в виду, что эти мыслиподрывали основы религиозно-догматической морали, опровергали теории обабсолютном характере и божественном происхождении нравственных принципов инорм.
Гоббс стремился отыскать источникнравственности в земных интересах людей, в их личных склонностях ипристрастиях. Пытался он раскрыть и социальную обусловленность морали, ее связьс потребностями человеческого общежития. На первое место он ставил при этоминтересы государственной организации, гражданского общества. „Добрыминравами, т. е. моральными добродетелями, являются такие нравы, благодарякоторым однажды возникшая государственная организация лучше всего можетсохраниться“ (1, I, 262). К числу нравственных добродетелей,способствующих совместной жизни людей в государстве, Гоббс относилсправедливость и благосклонность и отмечал, что к этим двум добродетелямсводятся все остальные. Склонности, противоречащие этим добродетелям, следуетсчитать безнравственными, мешающими человеческому общежитию, будь этонесправедливость или бесчувственность к чужим страданиям, т. е. отсутствиеблагосклонности.
Проблема воли и связанная с нейпроблема свободы и необходимости постоянно привлекали внимание Гоббса.Напомним, что ему принадлежит специальный трактат „О свободе инеобходимости“, посвящений полемике с епископом Бремхоллом относительно свободыволи. Видное место занимают названные проблемы я в сочинении „Человеческаяприрода“, в „Левиафане“ и других произведениях Гоббса.
В решении вопроса о соотношениисвободы и необходимости Гоббс выступает как убежденный детерминист и противникучения о свободе воли. Он отвергает определение воли как разумного желания, даваемогосхоластикой. Если бы воля совпадала с разумным желанием, замечает философ, тоне могло бы быть волевого акта, противоречащего разуму. Со своей стороны Гоббсопределяет волю как желание, проистекающее из предшествующего акта обдумывания.»Воля есть… последнее желание в процессе обдумывания" (1, II, 94).Но желание выступает как основание воли в том случае, когда совершаетсякакое-либо действие. Основанием же воздержания от действия служит опасение.Воля не является произвольной, утверждает Гоббс (см.1, I, 507). Иными словами,он отрицает, какую бы то ни было свободу воли. При этом Гоббс исходит из того,что наши желания и опасения, составляющие основание воли, определяются в своюочередь нашими предположениями, или мнениями, о возможных последствияхсобственных действий. «Следовательно, наши желания вытекают из нашихмнений точно так же, как наши действия—из наших желаний» (там же), В этомсмысле можно считать, что мнения управляют миром.
Отрицание свободы воли не означает,по Гоббсу, отрицание свободы вообще. Но свободный человек — это не тот, ктозаявляет:
«я могу делать то, что хочу»,а тот, кому ничто не препятствует делать желаемое (см. 1, II, 232). В этомпонимании свобода и необходимость вполне совместимы. В самом деле, посколькудобровольные действия проистекают из воли, то они проистекают из свободы, нотак как всякий акт воли, всякое желание и склонность проистекают из какой–нибудь причины, а эта причина — из другой и т. д., то они проистекают изнеобходимости (см. там же, 233).
Детерминизм Гоббса с особой силойпроявился в полемике с Бремхоллом, отстаивавшим богословский вариант концепциисвободы воли. Смысл последнего состоял в утверждении, что бог дал людям полнуюсвободу воли для выбора между добром, и злом и что они поэтому несут ответственностьперед ботом за свои грехи. Отвергая точку зрения Бремхолла, Гоббс доказывал,что воля обусловлена и детерминирована в такой же степени, как и любая другаявещь. «Утверждая, что действие было необходимым,-—писал Гоббс,—я говорю нето, что оно было сделано вопреки воле совершившего его, но то, что онопроизошло согласно его воле и необходимо, ибо воля человека, т. е. каждое егожелание или волевой акт, и намерение имеют достаточную, а значит, и необходимуюпричину; вследствие этого каждое добровольное действие является вынужденным (1,I, 542—543). Как видно, Гоббс и здесь стоял на точке зрения совместимостисвободы и необходимости и, таким образом, приближался к выявлению их единства.Не отрицая способность человека к волевому акту, он последовательно инастойчиво проводил мысль о том, что „сама воля обусловлена другими, независящими от нее вещами“ и что поэтому „все добровольные действияобусловлены необходимыми причинами и являются вынужденными“ (там же, 556).Словом, нет и не может быть свободы от необходимости, хотя она и проявляетсячерез „свободную“ деятельность людей.
Детерминизм Гоббса, как и вся егофилософская система, носил механистический характер. Ведь говоря обобусловленности воли нашими желаниями, а последних – мотивами, философ имелввиду чисто механическое воздействие внешних объектов на органы чувств,поскольку именно в этом воздействии он и усматривал первоначальный источниквсей психической жизни. Сама же психическая жизнь сводилась Гоббсом, в конечномсчете, движениям, происходящим в органах чувств, в мозгу, в сердце и в „животныхдухах“.
С другой стороны, как и всесторонники метафизического материализма нового времени, Гоббс отождествлялнеобходимость и причинность, сводил первую ко второй. Результатом этого было,как известно, отрицание случайности в действиях и поступках людей, а также вприродных процессах. „…Всякое событие, каким бы случайным оно не казалось,и всякий поступок, каким бы добровольным он ни был,- писал Гоббс, — происходитс необходимостью…“ (1, I,558). В качестве примера он приводил выпадение одинакового числа очков на обеихкостях при игре в кости. Но отмечая недостатки и ограниченность детерминизмаГоббса, игнорирование им взаимосвязи необходимости и случайности, нужнопомнить, что в руках передовых мыслителей XVII – XVIIIвв. детерминизм, утверждавший материальную обусловленность сознания и поведениячеловека, являлся действенным оружием в борьбе против религиозных концепцийсвободы воли, ставивших человека вне объективных законов реальнойдействительности.
Какова же человеческая природа вдействительности, каковы те влечения и склонности, которые определяют поведениелюдей. Ответ Гоббса предельно ясен и недвусмыслен: »… люди от природыподвержены жадности, страху, гневу я остальным животным страстям" (1, I,292), они ищут «почета и выгод», действуют «ради пользы илиславы, т. е. ради любви к себе, а не к другим» (там же, 300, 301).
Эгоизм объявляется, таким образом,главным стимулом человеческой деятельности. Но Гоббс не осуждает людей за ихэгоистические наклонности, не считает, что они злы по своей природе. Моральныеоценки к человеку, вышедшему из рук природы, вообще не применимы (см. 1, I, 292). Ведь злы не сами желаниялюдей, а только результаты действий, вытекающих из этих желаний. Да и то толькотогда, когда эти действия приносят вред другим людям. К тому же надо учитывать,что люди «по природе лишены воспитания и не обучены подчиняться рассудку»(1, I. 292).
Что касается страха и недоверия людейдруг к другу, то они проистекают, по Гоббсу, из-за равенства физических иумственных способностей людей. Разница между людьми в этом отношении ненастолько велика, чтобы тот или иной человек мог рассчитывать на какие-тоособые преимущества для себя. Из-за равенства же способностей людей возникаетравенство надежд на достижение целей, которые они перед собой ставят. «Вотпочему, если два человека желают одной и той же вещи, которой, однако, они немогут обладать вдвоем, они становятся врагами» (1 II, 150).
Итак, в самой природе людей заложеныпричины для соперничества, недоверия и страха, которые приводят к враждебнымстолкновениям и насильственным действиям, направленным на то, чтобы погубитьили покорить других. К этому присоединяются жажда славы и разногласия вомнениях, которые также заставляют людей прибегать к насилию. Словом, возникает «войнавсех против всех» (1, II, 152). В ходе такой войны люди употребляютнасилие, чтобы подчинять себе других или же в целях самозащиты. Но, так илииначе, каждый является врагом каждого, полагаясь только на собственную силу иловкость, находчивость и изобретательность.
О подобном состоянии всеобщей войны ипротивоборства Гоббс пишет как о «естественном состоянии человеческогорода» и трактует его как отсутствие гражданского общества, т. е.государственной организации, государственно-правового регулирования жизнилюдей. В естественном состоянии, отмечал философ, действует лишь естественноеправо, позволяющее человеку «делать все, что ему угодно и против когоугодно» (1, I, 306). Мерилом права в естественном состояния является польза,ибо каждый человек, действуя на свой страх и риск, добивается того, что емувыгодно, что служит его интересам. Гоббс не только не идеализировалестественное состояние человечества, а, напротив, подчеркивал, что оно мешаетнормальному развитию общественной жизни, отвлекает силы и способности людей отсозидательной деятельности. В естественном состоянии, писал Гоббс, нет местатрудолюбию, так как никому не гарантированы плоды его труда и даже собственнаябезопасность. Понятно, что у людей в таком состоянии отсутствуют всякие стимулыдля занятия земледелием и скотоводством, для развития ремесла и торговли. Немогут при таких условиях появиться, естественно, науки и искусства. Словом, вобществе, где нет государственной организации и управления, царят произвол ибесправие, «и жизнь человека одинока, бедна, беспросветна, тупа икратковременна» (1, II, 153).
К этому, довольно мрачному,эмпирическому описанию последствий необузданности потребностей и желаний Гоббсприлагает элементарные принцицы движения любых тел, стремясь осуществить наоснове вытекающих отсюда следствий «синтез» государства.
Человек стремиться не к мирномусожительству с себе подобными, а к обладанию благами и к могуществу, власти. Ноэто проистекает, согласно Гоббсу, из «усилия» и «порыва» ксамосохранению, свойственным и всем другим телам в их движениях ивзаимодействиях и проявляющихся у тел неорганических в виде давлений, толчков содной стороны, инерции и непроницаемости с – другой. «Величайшим из всехблаг является самосохранение. Ибо природа устроила так, что все хотят себедобра» (1, I, 241).
Как и всем телам, человекусвойственно отталкивание от иных вещей,- он удаляется от всего, что несет емувред. Отталкивание от вредоносного и стремление к полезному – это две стороныединого процесса: люди отвергая от себя других людей, стараются «оттолкнуть»от них их имущество, отобрать и захватить его, памятуя, что «богатствополезно, если оно велико» (1, I, 242).
Казуальный механизм основы этихпроцессов, заключается в том, что люди детерминируются эгоистическими страстяминеукоснительно.
Гоббс не указывает где и когдадействительно наблюдалось на Земле естественное состояние. Он не «привязывает»его к конкретным условиям первобытной жизни и вообще не соотносит ни с какойреальной исторической хронологией. Гоббс рассматривал естественное состояниекак своего рода суммарную и отвлеченную психическую ситуацию, своего родарегулятивную идею, по принципу: если бы было бы так..., то тогда было бы…(см. 1, II, 196). Абстракция естественногосостояния, выявляющая особенности человеческой природы в её «чистом виде»,играла первостепенную роль в социально-философской доктрине Гоббса.
Это состояние относилось Гоббсом всвоих истоках к далёкому прошлому, хотя он не верил в то, что оно где-либо и когда-либо развилось в полном, «классическом» виде и воцарилосьповсеместно. "… Я не думаю, чтобы они (т. е. военные действия всехпротив всех) когда-либо существовали как общее правило по всему миру" (1, II, 153).
Не удивительно, что люди жаждут выйтииз этого жалкого состояния, стремятся создать гарантии мира и безопасности.Чувства и разум диктуют им необходимость отказа от естественного состояния иперехода к гражданскому обществу, к государственному устройству. В итогеподобных устремлений естественное право уступает место естественному закону,согласно которому «человеку запрещается делать то, что пагубно для егожизни или что лишает его средств к ее сохранению» (1, II, 155).
Согласно Гоббсу, следует различатьправо и закон, ибо право состоит в свободе делать или не делать что-либо, междутем как закон определяет и обязывает к тому или другому члену этойальтернативы. Закон и право различаются между собой, так же как обязательство исвобода (см. 1, II, 156). Важно также подчеркнуть, что естественный закон, поГоббсу, не есть результат соглашения людей, а представляет собой предписаниечеловеческого разума. Он отмечал в этой связи, что естественный закон «неменее присущ человеческой природе, чем какая-нибудь иная способность илисостояние души» (1, I, 310).
Но если естественный закон естьпредписание, или веление, разума относительно того, что нужно делать и от чегоследует отказываться людям для сохранения своей жизни и здоровья, то откуда втаком случае возникает война всех против всех?
Во-первых, Гоббс не считает, как ужеотмечалось, что люди злы по своей природе. И хотя у людей есть «прирождённоежелание» требовать, прежде всего, удовлетворения своих личных интересов.Они обладают ещё и другим стремлением. Каждый из них старается избежать смертии сохранить свою жизнь. Страх смерти, желание не только сохранить свою жизнь, нои сделать ее приятной—таковы, по Гоббсу, чувства, склоняющие людей к миру (см.1, II, 155). Разум же подсказывает людям тот путь, который может обеспечить иммирную жизнь и процветание. Таким велением «правого разума» ивыступает естественный закон (loxnaturalis), предписывающий людям добиваться мира и согласия.
С другой стороны, Гоббс неоднократноподчеркивает, что, хотя естественные законы касаются человека, как такового, т.е. могут быть сформулированы и постигнуты людьми и в естественном состоянии,соблюдение и уважение этих законов «может быть гарантировано лишьгосударственным законом и принудительной властью государства» (1, I, 276).Иначе говоря, естественные законы могут быть реализованы, превращены извозможности в действительность только в гражданском обществе, с возникновениемгосударства. В естественном же состоянии они остаются лишь благими пожеланиямилюдей, вынужденных самими обстоятельствами уповать на собственные силы и делатьвсе то, что кажется им необходимым для сохранения своей жизни.
«Первый и основной естественный закон гласит: нужноискать мир всюду, где можно его достичь; там же, где мира достичь невозможно,нужно искать помощи для ведения воины»(1, I, 311). Из основного законаГоббс выводит, опираясь на свой синтетический метод, т, е. дедуктивным путем,остальные естественные законы. При этом особое значение он придает второмуестественному закону, гласящему:
"… право всех на все невозможно сохранить, необходимоили перенести на других некоторые права, или отказаться от них" (там же).
Если бы каждый человек стремилсяудержать свое право на все, люди находились бы в состоянии войны. Но так как,согласно первому естественному закону, люди стремятся к миру, то они должнысогласиться отказаться от права на все вещи и довольствоваться такой степеньюсвободы по отношению к другим, какую они допустили бы по отношению к себе. чтозначит отказ от права? Отказаться от права на что-нибудь это, значит, лишитьсясвободы препятствовать другому человеку пользоваться правом на то же самое.Тот, кто отказывается от своего права, не дает этим ни одному человеку права,которым последний не обладал бы ранее, ибо от природы все люди имеют право навсе. «Отказаться от своего права означает лишь устраниться с пути другого,с тем, чтобы не препятствовать ему в использовании его первоначального права...»(1, II, 157).
Отказ от права совершается, поГоббсу, или простым отречением от него, или перенесением его на другогочеловека или на группу лиц. Отрекаясь или отступаясь от своего права, человекберет тем самым на себя определенное обязательство, или долг. Причем силаподобных обязательств лежит не в их собственной природе, ибо человек весьмалегко нарушает данное им слово, а в боязни того зла, которое неминуемо влечетза собой их нарушение. Важно также отметить, что, согласно Гоббсу, не все правачеловека могут быть отчуждаемы. Прежде всего, человек не может отказаться отправа защищать свою жизнь и оказывать сопротивление тем, кто нападает на него.Нельзя требовать и отказа от права сопротивления насилию, попыткам лишениясвободы, заключения в тюрьму и т. п. Словом, подчеркивает Гоббс, человеку влюбом случае должна быть предоставлена «гарантия безопасности человеческойличности» (там же, 159), иначе теряет всякий смысл отречение или отказ отсвоих прав. Ведь мотивом и целью такого действия и служит стремление к миру ибезопасности.
Взаимное перенесение правосуществляется людьми в форме договора. «Договором называется действиедвух или многих лиц, переносящих друг на друга свои права» (1, I, 314). Втом случае, когда договор заключается по поводу того, что относится к будущему,он именуется соглашением. Соглашения могут заключаться людьми, как под влияниемстраха, так и добровольно.
Понятно, что Го6бс отдаёт предпочтение последнему видусоглашений, а на первое место ставит добровольное соглашение людей относительноустановления государства.
В «Левиафане» он упоминаетдевятнадцать естественных законов. Большинство из них носит характер требованийили запретов: быть справедливым, милосердным, уступчивым, незлопамятным и в тоже время не быть жестоким, мстительным, надменным, вероломным и т. д. (см. «Левиафан»,ч. I, гл. XV).
Резюмируя все естественные законы,Гоббс сводит их к одному общему правилу: «не делай другому того, чего тыне желал бы, чтобы было сделано по отношению к. тебе» (1, II, 183). Переднами то «золотое правило» нравственности, которое занимает видноеместо в истории этики и вошло в моральное сознание широких масс в формеразличных поговорок. Гоббс прямо указывал на родство своего правила,выступающего как обобщение всех естественных законов, с евангельской формулой:
«поступай по отношению к другимтак, как ты желал бы, чтобы другие поступали по отношению к тебе» (см.1,II. 157). Придавая столь большое значение данному моральному требованию и дажехарактеризуя его как «закон всех людей» (там же), Гоббс исходит изтого, что это требование легко может быть понято и уяснено всеми людьми, даженеобразованными и не отличающимися особым умом. К тому же это правило удачносочетает в себе эгоистический принцип, импонирующий каждому человеку отприроды, с ограничением эгоистических притязаний людей в их же собственныхинтересах. Попытка же Гоббса утвердить «золотое правило» в качествеуниверсального нравственного постулата, хотя и была абсолютно утопичной,объективно выражала демократическое по своей сущности представление оравноценности всех людей в нравственном отношении.
В характеристике естественных законовГоббс целиком и полностью оставался на уровне метафизических воззрений.Морально-правовые требования, выраженные в естественных законах, объявлялись имвечными и неизменными: "… то, что они запрещают, никогда не может статьдозволенным; то, что они предписывают, никогда не станет недозволенным" (1I, 337). К тому же Гоббс утверждал, что «естественный и моральный законесть закон божественный» (там же, 341), имея в виду главным образомевангельские заповеди. Обращая внимание на это высказывание английскогофилософа, свидетельствующее о непоследовательности его атеистических воззрений,надо подчеркнуть вместе с тем, что позиция Гоббса в данном вопросе была отнюдьне идентичной с позицией, которую занимали представителирелигиозно-идеалистической этики. Последние исходили из того, что мораль вообщенемыслима без религии, так как имеет божественное происхождение, и чтоабсолютные и неизменные принципы нравственности не зависят, поэтому ни отчеловеческих соглашений, ни от воли правителей и законодателей. Согласно жеГоббсу, естественные законы, являющиеся законами нравственности, выступают какпредписания, или повеления, разума. Они исходят, таким образом, из самойчеловеческой природы и являются божественными лишь в том смысле, что разум «данкаждому человеку богом как мерило его действий» (там же). Что же касаетсяморальных установлений Священного писания, то они, хотя и объявлены людям самимбогом, могут быть выведены, однако, и независимо от него «посредствомумозаключений из понятия естественного закона» (там же), то естьопять-таки при помощи разума.
Это была совершенно иная точка зренияна происхождение и сущность нравственности, чем та, которой придерживалиськембриджские платоники или религиозные философы. Провозглашая же вечность инеизменность естественных законов, Гоббс исходил из того, что «разумостается все тем же: не изменяются ни его цели, которыми остаются мир исамозащита; ни предписываемые им средства» (1, I, 338).
Этика Гоббса по существу освобождаламораль от религиозной санкции, подчиняла ее авторитету государственной власти.Только государство, подчёркивал философ, созданное в целях обеспечения мира ибезопасности, в состоянии гарантировать соблюдение естественных законов,придавая им характер законов гражданских. Тем самым государство становитсявысшим судьей в вопросах нравственности: «Только в государстве существуетвсеобщий масштаб для измерения добродетелей и пороков» (1, I, 261). Итаким масштабом могут служить, по Гоббсу, лишь законы, установленныегосударством. Гражданские законы по своему содержанию совпадают с естественнымизаконами и отличаются от них только тем, что опираются на силу государственнойвласти.
Превращая естественные законы вгражданские, Гоббс фактически устранял регулятивную функцию нравственности,вернее, объявлял ее недействительной без опоры на государство. Тем самым напервое и решающее место выдвигалось право, «приказания государства»,ибо только они и в состоянии реализовать те моральные требования, которыесодержатся в естественных законах, придав последним принудительно-обязательныйхарактер (1, II, 283). Лишение нравственности ее важнейшей функции — регулятораобщественной жизни — утверждение, что таким регулятором моральные требованиямогут быть, лишь, поскольку они санкционируются государственной властьюсуживало сферу нравственности, обедняло ее содержание. Но с другой стороны,Гоббс лишал тем самым мораль не только всякого божественного ореола, но и тогосамодовлеющего и абсолютного характера, который приписывали ей религиозныефилософы и теологи.
Хотя Гоббс и заявлял, чтоестественный и гражданский законы совпадают по содержанию и имеют одинаковыйобъем, он все же не отождествлял их полностью. Естественные законы ненуждаются, по Гоббсу, ни в какой публикации и ни в каком прокламировании, ибоони суть предписания разума и даны людям от природы. Поэтому естественныезаконы принадлежат к неписаным законам, тогда как гражданские законы могут бытькак писаными, так и неписанными. «Гражданский и естественный законы неразличные виды, а различные части закона,—пояснял Гоббс,—из которых одна(писаная часть) называется гражданским, другая (неписаная)—естественным»(1, II, 283—284).
Большое внимание уделял Гоббспроблеме толкования законов. Толкованию подлежат, по его мнению, все законы,как писаные, так и неписаные. Толкование призвано выявить смысл закона,раскрыть мысль законодателя. Толкователем законов могут быть лишь представителиверховной власти. Обычно в такой роли выступают судьи, которые должны уметьприменить закон к тому или иному конкретному случаю. Качествами, которымиобладает хороший толкователь законов, являются: «ясное понимание основногоестественного закона, называемого справедливостью»; «презрение кизлишнему богатству и к чинам»; «способность отвлечься в своёмсуждении от всякой боязни, гнева, ненависти, любви и сострадания»; «способностьтерпеливо и внимательно выслушивать и запоминать, обдумывать и применятьслышанное» (1. II, 297 – 298).
Обращение к «человеческойприроде» с целью обоснования тех принципов, на которых должна основыватьсяобщественная жизнь, было типично для мыслителей нового времени. Политику иправо, мораль и религию они пытались вывести из природы человека как такового,имея в виду сумму определенных свойств человеческой натуры, постоянных инеизменных ее проявлений и черт. Г. Гроций и Г. Чербери, Т. Гоббс и Б. Спинозаапеллировали к человеческой природе с тем, чтобы доказать правомерность инеобходимость утверждения идей «естественной религии», «естественногоправа», «общественного договора» и т. п.
Общим для этих мыслителей былабстрактный и метафизический подход к человеку, к раскрытию его «природы».Человек рассматривался в отрыве от исторической действительности, отсовокупности социальных факторов и отношений, господствовавших в данномобществе, как изолированный индивид. Однако в понятии «человеческая природа»,при всей его абстрактности и метафизичности, получили вес же отражениеопределенные черты того исторического типа личности, который складывался вэпоху ранних буржуазных революций, эпоху первоначального накопления капитала. Инадо признать, что Гоббсу в большей мере, чем другим мыслителям, удалосьпоказать, что нарождающийся новый общественный строй создавал благоприятнуюпочву для развития в людях эгоизма и индивидуализма, порождал атмосферу враждыи соперничества. В этом отношении Гоббс был, безусловно, ближе к истине, чемего современник голландский юрист и социолог Гуго Гроций, который считал, чтолюдям от природы свойственно стремление к мирному общению с себе подобными ичто человек отличается от животных именно этим своеобразным «инстинктомобщежительности».
Гоббс со своей стороны впадает вдругую крайность, утверждая, что человек является «более хищным и жестокимзверем, чем волки, медведи и змеи» (1, I, 234). Отрицательные моральныекачества (жадность, зависть, честолюбие, тщеславие и другие проявления эгоизма)объявляются им извечными и неискоренимыми свойствами человека вообще.
Эти критические замечания в адресГоббсовой трактовки «человеческой природы», послужившей в своюочередь исходным пунктом его социологической системы, не умаляют, однако,заслуги английского мыслителя в том, что он одним из первых выступил противгосподствующих религиозно-идеалистических воззрений на человека и общество.Гоббс был в числе тех выдающихся философов нового времени, которые «сталирассматривать государство человеческими глазами и выводить его естественныезаконы из разума и опыта, а не из теологии» (12, I, 111). Это не означало,конечно, разрыва с идеалистическим пониманием политической жизни. Но, тем неменее, это был значительный шаг вперед то сравнению с государственно-правовымии морально-этическими теориями, ориентирующимися на религию, на божественныеустановления и промысл.
И остается добавить, что, если бы,философы так же ясно понимали природу человеческих страстей и мотивов, какматематики понимают природу количества и геометрических фигур, то, возможно,войн удалось бы избежать и установить прочный и длительный мир.
4.4 Учение о государстве
«Человек по природе—существогосударственное». Это положение «Политики» Аристотеля былоотвергнуто Гоббсом в первом же опубликованном сочинении. В своей книге «Огражданине», где впервые в систематической форме трактовались вопросы опроисхождении и сущности государства. Гоббс пишет: прав не Аристотель, аМакиавелли, провозгласивший в своем «Государе», что человек неявляется по природе способным к общественной жизни (см. 1, I. 299). Ошибочноеположение о том, что человек есть общественное животное, имеет своимисточником, по мнению Гоббса, поверхностное рассмотрение человеческой природы.Когда гражданское общество уже установлено, когда государство давно существует,может показаться, замечает Гоббс, что люди не в состоянии жить вне общества,что ими движет прирожденная склонность к общественной жизни.
В действительности же первоначальноесостояние людей, которое существовало до возникновения государства, былосостоянием ожесточённой и всеобщей войны, постоянного соперничества, жестокойконкуренции. Люди находятся в состоянии общей неустойчивости, вместособственности у них оказывается только «неопределенность» (см. 1, II, 266), и их «право» наобладание всем превращается в пустую видимость, потому что его невозможнореализовать. Это состояние войны всех против всех Гоббс отнюдь не случайноназвал естественным состоянием человеческого рода. Оно является таковым, потомучто соответствует эгоистической природе человека, его животному естеству. Нолюди обладают не только «животными страстями». У них есть такжестрасти, склоняющие их к миру: страх смерти, чувство самосохранения. Главное жесостоит в том, что у людей есть «естественный разум», велениемкоторого и выступает требование мира. Это требование—первый и основнойестественный закон, который предписывает людям вступить в соглашение друг сдругом с целью обеспечения безопасности. Людьми овладевает страх за свою жизнь(см. 1, I, 302), это побуждает их кразмышлениям над средствами своего спасения, и они принимают решение перейти в «гражданское»,т. е. общественное состояние – заключают общественный договор. Договор какпроцесс непрерывного осознания невыносимости их естественного состояния инеобходимости учреждения состояния государственного.
Гоббсова теория общественногодоговора основана на следующей казуальной схеме: законы природы развивают улюдей инстинкты самосохранения и эгоистические потребности, их жестокие столкновенияведут к тому, что людьми овладевает страх, а эмоция страха заставляет, наконец,принять разумное решение. Законы природы, по мнению Гоббса, продолжаютдействовать и в общественном состоянии, однако в модифицированном виде.
Рассмотрим подробнее механизмперехода к общественному состоянию. Люди заключают общественный договор не радикаких-то высоких идеальных побуждений, но ради своей выгоды. Людей склонили кобщественной жизни многие горькие уроки прошлого и только в дальнейшем также ивоспитание (см. 1, I, 299). Нопоявление этой склонности было определено характером «человеческой природы»,а, в конечном счете, переход к социальности вытекает из законов природы вообще.Не какое-то чудесное повеление небес, а естественная необходимость вывела людейиз тупика звериных отношений.
Итак, боязнь друг друга заставилалюдей создать общество, а значит государство и правительственную власть, иподчиниться своему же установлению. «Пламя страстей никогда не просветляетразума» (1, II, 212), но онисмогли подтолкнуть его к поискам верного, мудрого решения. Естественнаянеобходимость выразилась затем в принятии такого решения и в активном действии,завершившемся переходом к новому состоянию. Ответный «порыв» людей надиктат внешних обстоятельств привел к тому, что человек стал социальнымсуществом. «Порыв» выразился сначала в активном процессе созданияязыка и речи как знаковых систем, а речь сделала затем возможным заключениедоговора. Таким образом, Гоббс подошел вплотную к выводу, что человек,сформировал сам себя, своей собственной деятельностью.
Этот тезис далеко ещё не имел уГоббса историко-материалистического содержания. Он означал, что именно знаковаядеятельность породила в человеке человеческое, и, следовательно, обменинформацией, а не труд, превратил первобытного человека в человека социального,цивилизованного. Совместный труд людей возникает, согласно позиции Гоббса, лишьпозднее, под эгидой государственной власти. Эта концепция страдала значительнойодносторонностью и даже идеалистической предвзятостью: получалось, что разумнаяакция (обдумывание, совещание, сознательное решение) предваряла социальныепроцессы, определяла их. Человеческая мысль создала государство.
В этой же концепции Гоббса есть идругой момент: природный человек неизбежно отрицает свое бытие и черезобъективизацию своего решения делает себя иным, неприродным существом. Такскладывается философия истории, в которой звучит мотив самоотчуждениячеловеческой сущности, перенесенный из истории познания в теорию формированиясоциальных установлений.
По мнению Гоббса, общественныйдоговор был реальностью только в момент его заключения, когда людидоговаривались о совместной передаче ими своей свободы государству, т. е.правительству. Здесь обращает на себя внимание, во-первых, полное отождествлениепонятий «общество», «государство» и «правительство»(см. 1, I, 345), так что Гоббс не допускает имысли о каком-либо догосударственном, но социальном состоянии. Во-вторых,преобразование свободы в процессе её отчуждения: из анархии, становящейся все болеетягостной людям, она трансформируется в самостоятельность действийгосударственного механизма, а самостоятельный природный человек отчуждает себяв «подданного», подчиненного правителю. Между свободой естественногосостояния и регламентацией состояния общественного лежит очень кратковременноесостояние перехода, «скачка», если употребить диалектический термин,из первого – во второе. В ситуации перехода от природы к обществу людипользуются свободой принятия коллективного решения, которой они не имели преждеи которую они утратят сразу же, как только это решение будет ими принято.Только в этой мимолетной ситуации «толпа» людей конституируется вединое общество для того, чтобы, передав власть правительству, распасться намножество подчиненных подданных, снова утративших непосредственные связи друг сдругом (см. 1, I, 358).
Итак, гарантией безопасности можетбыть только такая общая власть, которая объединяет и сплачивает множестволюдей, которая обладает реальной силой, чтобы защитить людей от внешних врагови от несправедливостей, чинимых друг другу. Короче говоря, чтобы люди жили вмире, чтобы они могли заниматься мирным трудом, необходима абсолютная властьгосударства — «того великого Левиафана… которому мы… обязаны своиммиром и своей защитой» "(1, II, 196).
Эта власть земного, а не небесногопроисхождения. Она возникла не по божественному установлению, а в результатеобщественного договора, добровольного соглашения людей. В этом случае «гражданепо собственному решению подчиняют себя господству одного человека или собраниялюдей, наделяемых верховной властью» (там же, 346).
В сосредоточении власти в рукаходного человека или же собрания людей Гоббс и усматривал сущность государства.Развернутое же определение последнего, содержащееся в «Левиафане»,гласит: «государство есть единое лицо (one person), ответственным за действия которого сделало себяпутем взаимного договора между собой огромное множество людей, с тем чтобы этолицо могло использовать силу и средства всех их так, как сочтет необходимым дляих мира и общей защиты» (1, II. 197).
В этом определении следует обратитьвнимание на три момента:
1. Государство есть единое лицо. «Тот, кто являетсяносителем этого лица, называется сувереном, и о нем говорят, что он обладаетверховной властью, а всякий другой является его подданным» (1, II, 197). Этоне означает, что во главе государства должен обязательно стоять один человек.Суверенная власть может принадлежать и «собранию людей», действующихкак «Великая личность». Но в обоих случаях власть государства едина инераздельна, она сводит волю всех граждан «в единую волю».
2. Люди, создавшие государство путемвзаимного договора, не только санкционируют все его действия, но и признаютсебя ответственными за эти действия.
3. Верховная власть может использоватьсилы и средства подданных так, как сочтет это необходимым для их мира и защиты.При этом верховная власть не несёт какой-либо ответственности за свои действияперед подданными и не обязана отчитываться за эти действия перед ними.
Таковы основные принципы договорнойтеории государства Томаса Гоббса, из которых он, верный синтетическому методу,дедуцировал все остальные положения своего учения о государстве.
Концепция общественного договора былапрогрессивной идеей в условиях того времени. Она была направлена противтеологического истолкования общественной жизни и феодальных политических теорийлегитимности правящих династий. Она имела ярко выраженную демократическуюнаправленность, так как государство, установленное людьми путём взаимногосоглашения, рассматривалось в качестве гаранта мирной жизни граждан, былопризвано защищать их от произвола и насилия. Подобные идеи имели огромноезначение в период разложения феодализма, в эпоху ранних буржуазных революций.
Хотя, у Гоббса получаетсяотождествление общества с государством и с правительством, однако суверенныеправа приписываются им только третьему члену данного тройного равенства иполностью отчуждаются от первого его члена. Правительство олицетворяет собоювсё общество, но суверенно только правительство, а не все общество в целом и неего основная часть – народ. Для обоснования «равенства», так сказать,только в направлении от общества к правительству, но не наоборот, Гоббстрактует уже не общество, а именно государство как «искусственногочеловека» (см. 1, II,27, 217), личность; и как у человека главным является его сознание, так и угосударства все главное и определяющее сосредоточено в правительстве.
Приведенная аналогия влечет за собойчастные биологические параллели: строение государства уподобляется устройствуживого организма (суверен – душа, чиновники – нервы и т. д. и т. п.). И ещеодин цикл сравнений: гражданский мир в государстве – это его здоровье, и вообщенормально функционирующее государство – это святое животное, земной «смертныйбог» (см. 1, II, 96).
И все же все эти органическиеуподобления носят только внешний характер, потому что Гоббс считает всякийорганизм, в том числе человека, а тем более «человека искусственного»,т. е. «организм» общественный, механизмом. Не механизм подражает природе,а наоборот, природу, по Гоббсу, можно понять только через аналогию ее смеханизмом, которому она как бы «подражает» сама. Тем более, еслиречь идет о социальной природе, — она есть механизм, созданный «механиками»- людьми и регулируемый посредством знаковых связей. Государство – этоцелесообразно устроенный гражданами «политический автомат». Такимобразом, никакого противоречия между уподоблением государства животному имеханизму нет, ибо животный организм и искусственный механизм устроены будто быпо одним и тем же принципам.
Ограниченность социально-политическихвоззрений автора «Левиафана» проявилась в том, что многиеисследователи называют Гоббса апологетом государственной власти. Государство,по его взглядам, это – великая и могучая сила, своего рода «смертный бог»,безраздельно властвующий над людьми и возвышающийся над ними. И хотя людисоздали эту силу для защиты своей жизни и обеспечения безопасности, т. е. всвоих собственных интересах, она действует так, как считает нужным, и ни в чёмсама, не завися от своих подданных, требует от них беспрекословного подчиненияи полного послушания.
В социологическом построении Гоббса отсутствуетпонятие договора между народом и правительством. Власть передается первымпоследнему без всяких условий и без права денонсации договорного обязательства(см. 1, II, 669). Народ, будучи источникомвласти, делается затем только ее органом (см. 1, II, 199). Таким образом, народ не является сувереном. Всяполнота суверенных прав достается правительству и даже конкретнее – правителю.Именно он, согласно Гоббсу, есть и должен быть безраздельным и никому неподотчетным носителем государственной воли (см. 1, II, 197).
Гоббс исходил из того, что подданныезаключают договор не с сувереном, а между собой и что важнейшим следствиемэтого соглашения является отказ подданных от своих прав (за исключением правасамозащиты) в пользу суверена и принятие ими обязательства «признавать каксвои собственные все действия и суждения» носителя верховной власти (1,II, 198). Что же касается самого государства, то, обладая наивысшей возможнойвластью, оно «безнаказанно может делать все, что ему угодно» (1, I, 350): устанавливать законы,разрешать судебные споры граждан, налагать на них наказания, пользоваться посвоему усмотрению их силами и средствами, объявлять войну и заключать мир.Наделяя государство неограниченной, абсолютной властью, Гоббс, по логике вещей,существенно ограничивал права подданных. Последние не могут, например, осуждатьдействия суверена или тем более его наказывать. Подданные не могут такжепротестовать против установлений верховной власти или же добиваться измененияформы правления (1, II, 198—202). Логическим выводом из подобногоантидемократического толкования демократической в своей основе договорнойтеории государства является положение: «Верховная власть не может быть поправу уничтожена решением тех людей, соглашением которых она была установлена»(1, I, 354).
Для оправдания абсолютной властигосударства Гоббс выдвигает тезис: «Верховная власть не столь пагубна, какотсутствие ее...» (1, II, 208). Развивая его, философ утверждал, чтонеудобства и стеснения, проистекающие из-за неограниченной власти суверена надподданными, не идут ни в какое сравнение с бедствиями и несчастьями,сопутствующими гражданской войне, или с состоянием безвластья, когда люди неподчиняются законам и не признают над собой никакой власти, удерживающей их отграбежа и насилия (см. там же). Словом, единственной альтернативой состояниявойны всех против всех служит, по Гоббсу, ничем не ограниченная государственнаявласть.
Человеческая цивилизация, по мнениюГоббса, основана на продолжении, но в тоже время – на коренной метаморфозесостояния страха, заставившего людей обратиться к отношениям, порождающимцивилизацию. Если прежде люди опасались друг друга, трепеща за свою жизнь исобственность, то теперь они страшатся ими же над собой поставленногоправителя: он устанавливает гражданский мир, но с помощью угрозы применитьвоенную силу против тех, кто его нарушит. Принцип «безопасности» есть«гарантия» буржуазного права" (см. 12, I, 401). В результате этого на смену одним опасностям приходятдругие –людям угрожают не равные им сограждане, а стоящий над ними могучийсуверен. Место анархии стихийных отношений занимает произвол управления.
Существует и другой путь образованиягосударства. Это путь, основанный на силе и завоевании, на приобретении власти.Гоббс считает вполне правомерным такой «сильно ослабленный» вариантобщественного договора, называет его «естественным способом происхождениягосударства» (1, I, 345—346), отдавая предпочтение политическомугосударству, установленному самими людьми в своих общих интересах. Таквозникает вторая, крайне широкая и расплывчатая формула общественного договора:"… всякий человек обещает повиновение тому, в чьей власти спасти илипогубить его" (1, II,224).
С другой стороны, эта формула вполнечетко и определенно доводит до крайнего предела момент отчуждения власти отнарода, который уже с самого начала имелся в учении Гоббса о механизмеобразования социального состояния. Правитель осуществляет насилие надестественными стремлениями своих подданных к полной свободе, подчинениегосударству требует подавления их воли, природных «порывов» истремлений. Итак, общественный договор есть подчинение стоящей над обществом политическойсиле.
Общественный договор базируется настрахе, только в одном случае люди боятся друг друга, а в другом, подчиняютсятому, кого боятся.
Гоббс не абсолютизировал отличиеобщества от природы. Он писал, что именно в условиях общества начинают в полноймере действовать вытекающие из законов природы вечные и неизменные «законыестественного права» (1, I,337, 184, 293), на которые затем опираются конкретные гражданские законы,кодифицированные законодательной деятельностью суверена. «Естественный игражданский законы совпадают по содержанию и имеют одинаковый объём» (1, II, 283). В условиях общества «естественныйзакон», утвержденный решением разума о создании социальных связей, придаетразумный статус эгоизму, которой осознал теперь, что должен ограничить себяради своих же глубоких интересов. Но если у Бэкона сила совпадала в тенденциисо знанием, то у Гоббса сила тождественна конструирующей основе общественногопорядка: ведь всё-таки уже не разум сограждан, а воля правителя, мощьгосударства и угрожающая санкциями сила официального права широко реализуют «естественныезаконы», устраняя преграды, стоявшие на их пути. Это происходит потому,что данные законы выгодны государству. Они освящены не только авторитетомприроды, но и государственной пользой. Больше того: мерилом законности правастановится польза государства и ничего более.
Рассмотрим теперь противоречия вкоторые попал Гоббс. Он считает, что безусловная добродетель, общий принципподчинения закону и воле законодателя и императив содействия мощи государствасовпадают, — все это одно и тоже. Очевидно, что данная цепочка равенствпредполагает безошибочность законодательства и безупречность приказов,исходящих от суверена. И Гоббс себя же убеждает поверить в это: ведь онстремиться всемерно укрепить авторитет центральной власти и очень не хочет,чтобы были какие-то поводы, для недовольства ею, а значит для гражданскойвойны. Он требует безусловного подчинения правительству.
Теоретическим основанием для этогослужит еще одна цепочка равенств: «естественные законы» = законы «правогоразума» ==«требования права и морали = законы, принятые государством= приказы правителя (см. 1, I,310, 338 – 339; II, 155, 184, 299,567). Под „правым разумом“ в этой формуле подразумевалось разумноерассуждение людей.
В приведенной цепочке равенствпроисходит генетический переход слева направо, так что источником приказовправителя являются в конечном счёте „естественные законы“, значитзаконы природы вообще. Но отсюда же возникает соблазн оправдывать любые приказыи решения правителя ссылкой на их „естественное“ происхождения ибазис. Итак, »… государству сообщается наивысшая возможная власть… Самогосударство не связано гражданскими законами..." (1, I, 350). Исходя из того, что действиявласти в принципе тождественны требованиям законности, Гоббс приходит затем кпротивоположному выводу, что политическая власть выше законов, — ведь «людии оружие, а не слова и обещания придают законам силу и влияние» (1, II, 650). Подлинные законы сутьприказания правителя, и всякое действие «становится справедливым илинесправедливым в результате осуществления права повелителя» (1, I, 370). Таким образом, при движениипо рассматриваемой цепочке равенств наоборот, т. е. справа налево, равенства уГоббса нарушились.
Это было вызвано определеннымисоциально-политическими причинами. Он не видел того, что прогрессивные функцииабсолютной монархии уже исчерпали себя в Англии и были на исходе во Франции.Лейтмотивом рассуждений Гоббса была идея, которой он оставался верен всегда:политика подлинного правителя должна быть решительной и пока она такова,правитель находится вне критики за свои поступки.
В результате у Гоббса государствопоглощает все права его граждан и становится от них независимым. Граждане вошлив состав государства при определенных условиях, и оказались подчиненными емууже без всяких условий, и свобода, которой они располагали, оказалась суженнойдо состояния добровольного подчинения и права заниматься частнойторгово-предпринимательской деятельностью.
Прерогативы верховной властираспространялись Гоббсом и на имущественные отношения граждан и на их духовнуюжизнь. Государство и только государство может предписывать те правила, которыеуказывают каждому человеку, какими благами он может пользоваться и какиедействия предпринимать с целью преумножения этих благ. Государство стоит настраже частной собственности граждан, да и само существование собственностицеликом зависит, по Гоббсу, от установления верховной власти, ибо до этого, вестественном состоянии, когда все люди имели право на все, ни о каком владениисобственностью не могло быть и речи. Государство призвано осуществлять контрольи за умами своих подданных, следить, в частности, за тем, чтобы не получалираспространение мнения и учения, противодействующие миру и согласию. С этойцелью Гоббс считает необходимым введение цензуры над книгами, а также надпроповедями и обращениями к народу. Гоббс прежде всего имел в виду различныерелигиозные политические учения, которые обосновывали идею божественногопроисхождения государственной власти и категорически отвергали теорииестественного права и общественного договора. Тем самым подрывалась, как считалГоббс, идея абсолютной власти государства, что способствовало возникновениюраздоров, создавало предпосылки для гражданской войны.
Гоббс выступает как противник теорииразделения власти, согласно которой законодательная, исполнительная и судебнаявласти не должны совпадать, — «царство, разделенное в самом себе, не можетсохраниться». Считал, что разделение власти ослабляет государство и этоявилось одной из причин гражданской войны в Англии, высказывал ошибочноеубеждение в том, что принцип неотделимости прав верховной власти будетвосстановлен в ближайшем будущем.
Он различает три вида государства:монархию, демократию и аристократию. К первому виду относятся государства, вкоторых верховная власть принадлежит одному человеку. Ко второму -— государства,в которых верховная власть принадлежит собранию, где любой из граждан имеетправо голоса. Этот вид государства Гоббс называет также народоправством (см. 1,II, 209). К третьему виду относятся государства, в которых верховная властьпринадлежит собранию, где правом голоса обладают не все граждане, а лишьизвестная часть их (см. 1, I, 354; II, 209).
Хотя Гоббс и отдает предпочтение монархииперед другими формами правления, он видит в ней лишь такое государственноеустройство, которое с наибольшей полнотой отвечает его главному принципу —принципу абсолютной власти. Вопрос же о формах, или видах государства онсчитает подчиненным этому принципу и допускает возможность, как аристократии,так и демократии с тем непременным условием, чтобы верховная власть в этихгосударствах была столь же мощной, что и в монархии.
Всем разновидностям государствадолжна быть в равной мере приписана верховная власть "… Верховная властьостается той же независимо от того, кому она принадлежит" (1, II, 207),— подчеркивалГоббс. Далее он говорил, что «власть, если только она достаточносовершенна, чтобы быть в состоянии оказывать защиту подданным, одинакова вовсех ее формах» (там же, 208). Гоббс как бы хотел сказать: всякая властьхороша, если она абсолютна. Он был, поэтому не столько сторонник абсолютноймонархии, сколько абсолютизма вообще, как такового. Монархия же в его глазах «удобнееостальных видов государства» (3, I, 296), во-первых, потому, что полнеедругих выражала идею абсолютной власти, и, во-вторых, потому, что была болеепригодна к осуществлению той цели, во имя которой и создано государство, «аименно к водворению мира и обеспечению безопасности народа» (1, II, 211). Нельзязабывать, наконец, что всякую форму правления, в том числе и монархию, Гоббсвыводит из общественного договора, хотя и считает, что этот договор носитбезусловный и нерасторжимый характер и что с момента его заключения вся полнотавласти передается в руки суверена.
Необходимо учитывать, что Гоббсовоучение о государстве само по себе утверждало законность всякой существующейвласти и обязывало граждан к повиновению ей независимо от того, в какойконкретней форме эта власть была воплощена. Так что автору «Левиафана»не приходилось кривить душой, когда он в первом издании своей книги требовалпризнания республики, а во втором—заявлял о своей верности реставрированноймонархии.
Гоббс считал, что свобода подданныхвполне совместима с неограниченной властью суверена, если под свободойпонимается не свобода от законов, а свобода делать то, что не указано всоглашениях с властью. Конкретно же речь шла о свободе купли и продажиимущества, заключения торговых сделок и договоров, выбора местожительства,образа жизни, воспитания детей и т. д. (см. 1, II, 234). Таким образом, имелисьв виду не политические, гражданские свободы, а свобода владения частнойсобственностью, предпринимательства, что свидетельствует о том, что Гоббсу былиблизки и понятны интересы нового дворянства и буржуазии. Он выступал и противмелочной регламентации со стороны верховной власти личной жизни граждан,предоставляя им известные права и свободы в этой области. «Законы недолжны регулировать дела людей более детально, чем того требует благо граждан игосударства» (1, I, 380),—отмечал философ,
Но Гоббса все же нельзя считатьидеологом буржуазной демократии. Те скромные свободы, которыми могут и должныпользоваться, по его мнению, подданные, не шли ни в какое сравнение стребованиями демократических слоев английского общества.
Весьма важным аспектомконцепциисвободы является мысль Гоббса, согласно которой подданные обладают свободойзащищать свою жизнь. Эта свобода проистекает, по его мнению, из того, чтосуществует неотчуждаемое право каждого человека «спасать себя от смерти,увечья и заточения» (1, II, 166). Он считал оправданным защиту человекомсвоей жизни даже от тех, кто посягает на нее «на законном основании»(там же, 238), т. е. по приказу верховной власти. Б. Рассел полагает, что такоеправо самозащиты «логично, так как самосохранение является у неголейтмотивом в учреждении правительства» (16, 572). Но, по Гоббсу, нельзя оказыватьсопротивление «мечу государства» в целях защиты другого человека(даже если тот невиновен), потому что представление такого права лишило бы суверена«возможности защищать нас» и разрушило бы «саму сущностьправления» (там же, 240). Эгоизм и индивидуализм, которые стоят за этимирекомендациями, оправдывались ссылками на необходимость установления «внутреннегомира среди подданных» и их защиты «против общего врага» (1, II,238).
Граждане обязаны повиноватьсягосударству только до тех пор, пока оно в состоянии защищать своих подданных,когда же верховная власть перестаёт выполнять функцию защиты мира ибезопасности, то подданные освобождаются от всяких обязанностей по отношению ксуверену. Это может произойти в случае отречения суверена от власти, в случае,когда суверен сам становится чьим-то подданным, а также в тех случаях, когдатот или иной подданный подвергается пленению изгнанию и т. п. (1, II, 242 — 244).
Уподобляя государство Левиафану, «которыйявляется лишь искусственным человеком, хотя и более крупным по размерам и болеесильным, чем естественный человек, для охраны и защиты которого он был создан»(1, II, 47), Гоббс подчёркивает, что всякийгосударственный организм может существовать только в условиях гражданскогомира. Смута есть болезнь государства, а гражданская война – его смерть (там же,48). И Гоббс исследует причины, ведущие к его распаду и гибели. Считал «недостаточностьабсолютной власти» (там же, 334), главным источником внутреннихмеждоусобий. Затем идут различные «ложные учения», противоречащиеприроде государства и способствующие его ослаблению. По Гоббсу «мериломдобра и зла является гражданский закон, а судьёй – законодатель, который всегдапредставляет государство» (там же, 336). Государство — единственныйавторитет в решении вопроса о том, что есть добро и зло, в тоже время единственныйи полный гарант неукоснительного соблюдения гражданами моральных законов,выполняющих одновременно и функцию норм права. Правовая и моральнаядобропорядочность совпадают, ибо «справедливость» и в юриспруденции,и в этике означает только одно – подчинение законам государства" (см. 1, I, 261; II, 713).
Предостерегает Гоббс и против попытокизменений установленной формы правления, в основе которых лежит подражаниесоседним народам или античным образцам. Особенно он выступает против тех людей,которые, начитавшись книг древних авторов, воображают, будто великоепреуспеяние греков и римлян было обусловлено «их демократической формойправления» (1, II, 340), и наэтом основании выступают против монархии.
Это свидетельствуют не только о егополитических убеждениях, а также является следствием идеалистического пониманияистории, согласно которому идеальные мотивы и побуждения являются движущейсилой общественного развития. Отсюда шли и поразительные по своей наивностивысказывания Гоббса о том, что причиной мятежа и гражданских войн может быть чтениекниг, восхваляющих Афинскую демократию или Римскую республику.
Вся его социологическая доктрина,включая теорию общественного договора, покоится на идеалистическом пониманииистории. Однако немало глубоких мыслей было высказано о роли и значении материальныхфакторов в жизни общества, в истории государств и народов и в связи сисследованием происхождения и сущности государства, анализом причин его распадаи гибели.
Отметим еще два существенных момента,связанных с учением Гоббса о государстве и раскрывающих метафизическую иклассовую ограниченность этого учения.
Он считал, что в государстве у всехединые интересы и цели, а классовые, сословные интересы и различие междубогатством и бедностью отступают перед этим на задний план. Даже такойбуржуазный историк философии, как Б. Рассел, счёл необходимым отметить полноеигнорирование Гоббсом классовых, социальных противоречий, которые столь бурнопроявили себя в эпоху английской буржуазной революции (см. 16, 575).
Игнорировал он и классовую природугосударства. Верховная власть, выражающая, по его мнению, общие интересыподданных, изображается как надклассовая сила. За ней он не видит ниэкономических, ни политических интересов каких-либо социальных групп. Гоббс былвесьма далёк от подлинно научного понимания сущности государства.
Второй момент затрагивает областьмежгосударственных отношений. Эти отношения могут быть, по Гоббсу, толькоотношениями соперничества и вражды. Государства представляют собой военныелагеря, защищающиеся друг от друга с помощью солдат и оружия; они находятся вположении гладиаторов, направляющих оружие друг на друга и зорко следящих другза другом (см. 1, I, 369; II, 154). Государства как бы пребываютв том состоянии войны всех против всех, в котором были люди до установлениягосударственной власти. И это следует считать естественным, «ибо они неподчинены никакой общей власти, и неустойчивый мир между ними вскоре нарушается»(1, I, 369). Эти слова были сказаны вэпоху кровопролитных и почти что беспрерывных войн, которые велись европейскимигосударствами. И всё же Гоббс, безусловно, уступает тем мыслителям, которые втех же исторических условиях выступали с призывами к вечному миру международами, справедливо считая войну не естественным, а противоестественнымсостоянием человечества.
По Гоббсу, абсолютная властьгосударства распространяется и на экономическую жизнь общества. Государство онсчитал определяющим, а экономические отношения – определяемым элементом. Онвысказал ряд глубоких и правильных мыслей о роли экономических условий и отношенийв общественной жизни. Особенности его теории государства заключаются в том,что: 1) отождествлял государство с гражданским обществом – это было егоошибкой, но зато он придавал первостепенное значение материальным потребностям,поскольку гражданское общество издавна рассматривалось как «царствоэкономических отношений». 2) государство должно заботиться облагосостоянии граждан, а это требовало внимательного исследованияэкономической политики.
Труд он считал единственнымисточником всякого богатства и товаром, который можно обменять, как и всякийдругой товар. Но в тоже время обладание плодами труда обеспечивается одной лишьвластью государства.
Производство и распределение должнозависеть от государства и регулироваться им. «Введение собственности естьдействие государства» (1, II, 266). Государство должно:
1.распределять земли среди подданных;
2.распределять места и объекты внешней торговли – монополиявнешней торговли;
3.регулировать имущественные отношения между подданными. Рольгражданского права «сводится к тому, что оно санкционирует существующиеэкономические отношения между отдельными лицами» (12, XXI, 311).
По Гоббсу: «Деньги – кровьгосударства» (1, II,270), мерило ценности всех вещей и средство обращения и накопления. Деньги вгосударство должны поступать от налогов с населения, а расходоваться на оплатуразных общественных нужд. Недостаток денежных средств ведёт к ослаблению игибели государства. Вина за это, по Гоббсу, ложится на подданных, поскольку, поего мнению, они забывают о правах суверена на их землю и имущество, что ведёт ктрудностям при взимании налогов. В этом случае суверен вправе прибегнуть кнасильственным действиям. Чтобы налоги взимались справедливо, должно бытьравномерное налогообложение и сумма налога будет определяться не размеромбогатства, а размером потребления.
Государство должно заботиться онетрудоспособных членах общества, а здоровых «заставлять работать»(1, II, 357). Оно должно развиватьискусства и ремёсла, поощрять всякого рода промыслы и отрасли промышленности.
Большое внимание Гоббс уделял вопросуо колониях, которые он называл не иначе, как – потомство, или дети государства.При переселении в колонии призывал не ущемлять права коренного населения, «алишь заставить их потесниться» (там же).
Согласно его учению, приперенаселении остается только война как последнее средство.
В «Левиафане» им был,выдвинут ряд догадок и предвосхищений, развитых впоследствии классикамианглийской буржуазной политэкономии – У. Петти, А. Смитом, Д. Рикардо, вкоторых намечалась теория трудовой стоимости и весьма плодотворной была мысль,о том, что богатство создается только производительным трудом.
Им же была высказана и такая мысль,что «стоимость, или ценность человека подобно всем другим вещам есть егоцена, т.е. она составляет столько, сколько можно дать за пользование его силой,а поэтому является вещью не абсолютной, а зависящей от нужды в нем и оценкидругого» (1, II, 118).Здесь Марксусмотрел гениальную догадку о том, что рабочий продает не непосредственно свойтруд, а свою рабочую силу.
Государство должно содействоватьобогащению (см. 1, I, 379), но приэтом частное богатство не должно быть чрезмерным «ибо деньгам повинуютсявсе» (там же, 378). Законными средствами, ведущими к обогащению являются «доходс земли и воды, труд и бережливость» (там же, 380). Предлагал ввестизаконы, запрещающие безделье и осуждающие расточительство; запретитьнеумеренное потребление пищи и одежды «и вообще всего, что уничтожаетсяпри потреблении (там же).
Провозглашал приоритет государства поотношению к институту частной собственности, потому что без государства неможет быть никакой частной собственности, так как частная собственностьвозникает вместе с установлением государственной власти и может существоватьтолько под ее эгидой (см. 1, I,351).
Его социально-экономическая программаотвечала интересам английской буржуазии и нового дворянства: развитиепромышленности, сельского хозяйства, торговли, а главное – обогащение с помощью»справедливых" законов, издаваемых государством. С одной стороны –осуждение ростовщичества и призывы к бережливости, с другой стороны – против «бездельников»и принуждение к труду. Он не идеализировал ни социальное равенство, нинаучно-технический прогресс.
Во внешней политике призывал к усилениюколониальной экспансии Англии. Колонии – это «потомство государства».Допускал использование войны в целях получения недостающих товаров, если они немогут быть приобретены посредством внешней торговли (см. 1, II, 265).
Идеалом Гоббса была абсолютная властьгосударства, – «которая ограничена только силой государства и ни чем иным»(1, I, 353), которая «так обширна,как только это можно себе представить» (1, II, 230). Модель такогогосударства не могла быть осуществлена на практике, так как государство – этонадстройка и зависит от базиса, т. е. от экономических условий жизни общества.Героем Гоббса был великий «Левиафан», государство с большой буквы,сила и мощь которого должны служить благу народа.
Социально-политические воззренияГоббса являются не только концептуализацией его политических симпатий, но ипопыткой найти естественное объяснение обществу и государству в духемеханистического естествознания того времени. По своим взглядам на государство,общество и право он принадлежит к представителям теории договора в объяснениивозникновения государства и естественных правовых концепций.
Гегель в «Истории философии»говорит в адрес Гоббса, «что его воззрения поверхностны и эмпиричны, нодоводы и тезисы к ним оригинальны, так как взяты они из естественныхпотребностей» (7, XI,333).
Гоббс, естественно, и непредполагает, что и развитие, и процесс возникновения общества проходилисогласно теории договора. Договор, по Гоббсу, является договором лишьфиктивным, а действительное (эмпирическое) развитие происходило совсем иным образом.
4.5 Религиозные воззрения
Гоббс отвергал не только утверждениеДекарта о врожденной идее бога, но и, вообще, тезис о божественной природерелигии. Гносеологическими и психологическими корнями религии он считал:
1. Природнаячеловеческая любознательность, стремление «доискиваться причин наблюдаемыхсобытий» (1, II, 135).
2. Желание познатьначало вещей, дойти до «первейшей из всех причин» (там же, 235).
3. Способностьчеловека наблюдать и запоминать последовательность и связь вещей, замечать «какодно событие производит другое» (там же, 136), стремление к познаниюистинных причин вещей.
4. Постоянная заботао будущем, страх смерти, безнадежность – все это порождало веру в «невидимуюсилу» (там же). Страх действительно создал богов, как говорили еще древниефилософы.
"… невидимым творцом видимогомира является бог, и боятся его чувствуя свою неспособность достаточно надежнозащитить себя" (1, I,397).
Гоббс постоянно искал «естественныесемена религии» и к ней у него было сложное, а подчас и противоречивоеотношение. Мнения, по поводу его учения о религии, колеблются в очень широкомдиапазоне. Приведём некоторые из них. Только у Гоббса из всех философов XVII в. единственно имеется «яснаяпозиция атеизма» (21, 170); Гоббс оставался деистом, — будучи апологетоммонархической диктатуры на Земле, он желал иметь соответственно монарха и нанебе (см. 17, 32); Гоббс пытался компромиссно соединить христианство смеханическим материализмом, и строил социальные отношения на базе религиозныхвоззрений на историю, а «естественный закон для него – философская фикция,сравнимая с Эвклидовой фикцией точки» (24, 8). «Гоббс верил в бога,как он и говорил...» (23, 149). «Его толкование бога как причиныимело тенденцию свести бога к одному из членов каузальной вселенной...»(там же, 144). В наши дни мы не в состоянии точно определить позицию Гоббса ввопросах религии, и философ XVIIв. остаётся для нас неразрешимой загадкой (см. 25, 44).
Проблема здесь заключается в том, чтоГоббс неоднократно призывал к строгой логической последовательности врассуждениях и сам же допускает, разительные, казалось бы, противоречия. Нетникакой идеи, пишет он, потому что существуют только тела (см. 1, I, 420; II, 640), однако «бог существует» (1, I, 321) и даже бог христианский, такчто «святой дух… был послан отцом и сыном» (1, II, 189). Существование бога Гоббсникогда не ставил под сомнение. «Первичная и предвечная причина всехвещей. А это именно то, что люди разумеют под именем бог» (1, II, 137). "… Разум подсказываеттолько одно имя для обозначения природы бога, — писал Гоббс, — а именносуществующий, что равносильно простому утверждению: он есть..." (1, I, 394).
И если он не сомневается всуществовании бога, то встаёт вопрос, а что он имеет в виду под именем бога? Вдействительности позиция Гоббса была строго материалистическая. Он пытался датьчисто логическое, рациональное доказательство бытия бога, которое непротиворечило бы его материалистическим принципам и согласовалось с собственнойсоциологической системой, в которой религии было отведено определённое место.
Космологическое доказательство бытиябога заключалось в том, что бог объявлялся заключительным звеном в причиннойсвязи вещей и событий, «первейшей из всех причин» (1, II, 233), в признании богаперводвигателем.
Теологическое доказательство бытиябога вытекало из целесообразности природы, в создании могучих творений, такихкак небо, земля (см. 1, I,251).
Материализм Гоббса внес существенныекоррективы в решение им вопроса о природе бога. Он был убежден в том, что понятиебестелесной субстанции лишено научной ценности. Всякое живое и мыслящеесущество может возникнуть только от телесного и оно само телесно (см. 1, I, 146, 214). «Под словом дух мыпонимаем естественное тело… но заполняющее пространство...» (1, I, 486 – 489).
Итак, дух или бог, есть «естественноетело», и хотя оно не воспринимается нашими органами чувств, как и всякоетело, оно обладает измерениями, протяженностью. По аналогии «человеческаядуша», «духи», и даже в Священном писании нигде не говорится,что они бестелесны (1, I,499). Он не верит в то, что мир был будто бы «создан» богом, весьмаиронически отзывается о божественном откровении, вере в чудеса и загробныемучения грешников (см.1, I,254,428; II, 96, 301). Чудес никто не видел,зато развелось много лжепророков, пытающихся ввести в заблуждение рассказами очудесных знамениях и своих слушателей и друг друга (1, I, 271; II,381 – 384).
По Гоббсу, выражение «бестелесныйдух» – бессмысленное словосочетание и может обозначать только тонкоетелесное образование, что соответствует его представлению о бесконечнойделимости телесных корпускул. Здесь намечается путь к интерпретации «божественнойпневмы» стоиков, что, конечно, не ведет к религии, как думает Ф. Коплестон(см. 22, 8), а, наоборот, отдаляет от неё. Бог Гоббса не имеет ума и воли, ибопредставляет собой лишенную структуры массу. "… Познание или понимание…не могут быть приписаны богу". Бестелесный дух – это всего лишь «реальная,именно тонкая, невидимая субстанция, имеющая, однако, те же измерения, что иболее грубые тела» (1, II,403, 499), а библейские ангелы – это не то фантазии, не то земные, реальныелюди, голуби и т. п. (см. 1, I,499; II, 407). «Бог» и «сатана»для Гоббса — нарицательные имена человеческих качеств; церковников он именует колдунами,сумасшедшими, фантазерами и мистификаторами, составляющими бесовское «царствотьмы» (см. 1, I, 257, 259, 263; II, 99, 107, 111, 112, 453, 589, 626,664).
Но если «бог» – этовсего-навсего тонкое материальное тело, проникающее всю вселенную, то, возможно,истолковать «бога» как материальную причину всех прочих тел. "… Подбогом мы понимаем причину мира...." (1, II, 371, 233; I,391). Поскольку «бог» есть всепроникающая бесконечная телесная среда,то это основа многообразия всех тел, своего рода первотело. Причинение мирабогом не имеет у Гоббса ничего общего с богословским творением мира из ничего.Коль скоро у бога нет ни сознания, ни страстей, то «всесилие бога»означает могущество природы (см. 1, II, 373), «веления бога» – неукоснительность действия причин (см.1, I, 530), «божья кара» –естественные следствия поступков, расходящихся с законами человеческой природы(см. 1, II, 377). «Поклоняться богу» — значит не благодарить его и непросить о чем-либо, но лишь признавать бесконечное могущество природы в еёпорождающих законах (см.1, I,342; 1, II, 367, 371). «Довериться всемогущему богу значит… приписыватьдействию его благости все то, что мы можем совершить при помощи нашихсобственных усилий» (1, I, 503– 504). Все это приближает Гоббса к формуле deus sive natura, и теперь его слова «если воображаемая сила всамом деле такова, как мы её представляем, то это истинная религия» (1,II, 90) звучат атеистически. Бог непостижим, и его величие и мощь трудно себепредставить. Это происходит не потому, что он сверхъестествен, а потому, что онбесконечен, а бесконечность крайне трудно познавать (см. 1, I, 392). Он не оставляет место ничемусверхъестественному потому, что вероятность его осуществления не более, чемвероятность нарушения законов природы, приостановки её естественного хода.
Гоббс понимал, что раз религиявладычествует над умами людей, то она представляет собой большую политическуюсилу, и с ней надо считаться. Религия должна служить интересам государства и еёнужно использовать в политических целях. Народ невежественен и должен следоватьза своими вождями, и к этому его надо побудить страхом не только перед земной,но и небесной силой. Бесстрашный разум безбожен. Он был готов признатьавторитет любой церкви, добившейся господствующего положения в стране и в тожевремя, подчинившейся государственной власти, укреплявшей её могущество. В этомсмысле религия есть суеверие, признанное данным государством. Политическиесоображения заставили Гоббса высказаться против атеизма, в котором он видел одиниз источников анархии и безвластья в государстве (1, I, 397 – 398). Он даже рекомендовал правителю обязать всехграждан исповедовать какую-то одну из религий, пусть даже и языческую,запретить все другие.
Итак, религия есть благо, если онаслужит делу укрепления государства, и она же есть зло, если претендует насамостоятельность и побуждает к гражданским войнам. Отсюда вытекает знаменитыйпринцип Гоббса, что свобода совести не желательна, и общепризнанные догмырелигии следует принимать, как «целебные, но горькие пилюли», неразжёвывая, т. е. не рассуждая по их поводу (см.1, I, 409). Он действительно верил в «целебность»религиозных «пилюль», имея, однако, в виду их политическое и толькополитическое воздействие. Думай про себя что хочешь, но поступай в религиозныхвопросах так, как тебе велит государство. И он сам подаёт пример гражданскойдисциплины в отношении принятой в данном государстве религии. Он не идет напринципиальную сделку со своей совестью, оставаясь в душе атеистом и в то жевремя, делая вид, что принимает сам христианскую религию. Гоббс считаеттребованием политической совести призыв делать то, что необходимо дляукрепления существующего государства. Мужество гражданина и долг теоретикаобязали Гоббса своим личным примером продемонстрировать, как надо подчинятьсярешению суверена о государственной религии в той стране, где он живет. Длятого, чтобы религия могла сыграть роль средства укрепления политико-моральногоединства, необходимо, чтобы, она обладала авторитетом, значит, надо соблюдать внешнееблагочестие и культовый ритуал. Но при этом его отличало непримиримое отношениек стремлению церковников распространить свое влияние на все сферы жизниобщества, подчинить себе верховную власть. Антиклерикализм пронизывает все егосочинения (см. 1, I, 276, 294, 406).
Граница между материалистическойфилософией и религией проводится Гоббсом очень четко: здесь истина, а там –полезное политикам суеверие (см. 1, II, 719). Каков государь – такова и религия в его государстве. Пустьфилософия и наука занимаются телами, а теология имеет дело с «духами»,вопросами происхождения мира и т. п. (см.1, I, 58, 204, 220). Надо исходить из того, что «религия нефилософия, а закон в каждом государстве; следует не спорить с ней, а исполнятьее веление» (1, I,264), поэтому надо воспитывать в себе «доверие» к церковному учению.И к тому же культовые действия приучают поменьше рассуждать.
Ради тех же политических целей Гоббсутверждает, что воля суверена тождественна «божьей воле», но этозначит, что грех «перед богом» означает «грех» передправителем государства. Действия правителя «освящаются» религией,церковь наставляет паству «повиноваться королевским законам (которыеявляются также и божественными законами)» (1, I, 719). Религия — это величайшая «добродетель»,поскольку она учит повиноваться политике правящих в государстве лиц (см. 1, II, 714 – 715). Нужно, чтобы не толькоцерковь поддерживала государство, но и государственная власть всяческиукрепляла авторитет церкви. И по Гоббсу, даже словарь религиозных терминов являетсяпо существу словарем терминов политических. «Святым» является все то,что следует считать государственным, а «еретическим» и «греховным»– то, что запрещено правителем государства и расходится с интересами последнего(1, II, 417, 560, 579).
Гоббс широко ссылается в ходе своейаргументации на христианские положения, которые для него служат средством «позлащенияпилюли». Приказания государя – это то же самое, что «веление Христа»(1, I, 396, 401). Суверен – это истинныйпророк, тогда как его политические противники все суть лжепророки. «Естественныезаконы» совпадают с евангельскими заветами (1, I, 282). «Абсолютный характер верховной властиподтверждают очевиднейшие места как Ветхого, так и Нового завета» (1, I, 369). Но в то же время, он говорили том, что в ином не христианском, государстве суверен был бы «пророком»иного, уже не христианского, бога (см. 1, II, 510) и никакая, в том числе и христианская, церковь неможет обеспечить «спасения» верующих, если она не будет сама во всемслушаться светской политической власти. Гоббс хорошо знал истинную ценурелигиозных обещаний и упований. Он использует религиозную фразеологию длячуждых собственно религиозным устремлениям целей. Он считал, что религия ицерковь должны служить той цели, которая позволит «превратить доверяющихим людей в наиболее приспособленных к повиновению, к подчинению законам, кмиру, милосердию, к гражданскому общежитию».
5. ГОББС В ИСТОРИИ ЗАПАДНОЙ ФИЛОСОФИИ
По мнению Б. Рассела, Гоббс являетсятаким философом, которого трудно причислить к какому-либо направлению. Он былэмпириком, как Локк, Беркли и Юм, но в отличие от них он был приверженцемматематического метода не только в чистой математике, но в ее приложениях кдругим отраслям знания. На его общее воззрение Галилей оказал большее влияние,чем Бэкон.
Континентальная философия начиная отДекарта и до Канта многие свои концепции о природе человеческого познания взялаиз математики, но она считала, что математику можно познать независимо отопыта. Именно таким образом, подобно платонизму, и пришли к уменьшению роливосприятия и к значительному преувеличению роли чистого мышления. С другойстороны на английский эмпиризм математика оказала мало влияния, и он имелсклонность к ложной концепции научного метода. У Гоббса не было ни одного изэтих недостатков.
Вплоть до нашего времени нельзя найтини одного философа, который, будучи эмпириком, все же отдавал бы должноематематике. В этом отношении достоинства Гоббса огромны. Однако у него были исерьезные недостатки, которые не дают возможности с полным правом относить егок числу самых выдающихся мыслителей. Он нетерпелив к тонкостям и слишкомсклонен разрубать гордиевы узлы. Его решения проблем логичны, но сопровождаютсяпренебрежением к фактам. Он энергичен, но груб, он лучше владеет алебардой, чемрапирой. Несмотря на это его теория государства заслуживает тщательногорассмотрения, тем более что она более современна, чем любая предыдущая теория,даже теория Макиавелли.
Основание, которое Гоббс выдвигает взащиту государства, а именно, что это лишь единственная альтернатива анархии, восновном правильно. Однако государство может быть настолько плохим, чтовременная анархия кажется предпочтительней его сохранения (Франция – 1789 г.,Россия – 1917 г.). Правительства были бы хуже, чем они есть, если бы подданныеполностью приобрели покорность, которую проповедовал Гоббс. Это правильно и всфере политики, где правительства будут пытаться, насколько это в их силах,сделать себя лично несменяемыми, это правильно и в сфере экономики – использованиегосударственной власти в целях личного обогащения, в сфере интеллектуальной –подавление каждого нового открытия или доктрины, которые, возможно, угрожают ихвласти. Это основание не только для размышления об опасности анархии, но такжеи об опасности несправедливости и косности, что связано с всемогуществом права.
Заслуги Гоббса наиболее ясновыступают при сопоставлении его с более ранними политическими теоретиками. Онсовершенно свободен от суеверий; он не спори о том, что случилось с Адамом иЕвой во время грехопадения. Он ясен и логичен; его этика правильна она илинеправильна, совершенна понятна и не использует каких-либо сомнительныхконцепций. За исключением Макиавелли, который, который значительно болееограничен, он является первым действительно современным писателем пополитической теории. Там, где он неправ, он неправ из-за слишком большойупрощенности, а не поэтому, что основа его мыслей нереалистична и фантастична.В силу этой причины он все еще достоин опровержения.
Кроме возражений, которые вызываютметафизика и этика Гоббса, есть еще два момента, которые также вызываютвозражения.
Первое – это то, что он всегдарассматривал национальные интересы как целое и молчаливо допускал, что основныеинтересы всех граждан одинаковы. Он не понимал значение противоречий междуразличными классами, которые Маркс сделал главной причиной социальных перемен.Это связано с признанием тог, что интересы монарха в целом совпадают синтересами его подданных. Во время войны – единство интересов, но в мирноевремя противоречия между интересами одного класса и интересами другого классамогут быть очень большими. Не обязательно, что в такой ситуации всегда былоправильным считать, что лучшим путем предотвращения анархии является проповедьабсолютной власти правителя: некоторые уступки по пути разделения власти,возможно, являются, единственным путем предотвращения гражданской войны. Этодолжно быть, очевидно, Гоббсу из современной ему истории Англии.
Другой момент, который говорит овесьма ограниченном характере доктрины Гоббса, заключается в рассмотренииотношений между различными государствами. Содержание «Левиафана» недает никакого основания для предположения между государствами каких-либоотношений, за исключением отношений войны и захватов, сопровождаемыми редкими передышками.В соответствии с его взглядами это проистекает из-за отсутствия международногоправительства, так как отношения между государствами находятся все еще вестественном состоянии, которое является отношением войны всех против всех. Дотех пор пока существует международная анархия, далеко не очевидно, чтобыувеличение производительности в отдельном государстве было в интересахчеловечества, так как это увеличивает жестокость разрушительных войн. Каждыйаргумент, который он приводит в пользу правительства, насколько он правиленвообще, правилен и в отношении международного правительства. Пока существуют иборются друг против друга национальные государства, только низкаяпроизводительность может сохранить человеческий род. Усовершенствованиевооруженных сил отдельных государств, при отсутствии в мире средствпредотвращения войны, — это дорога к всеобщему уничтожению (см. 16, 565 – 576).
Работ новейших западных философов оГоббсе значительно меньше, чем о Декарте или о Спинозе, хотя во всех общихисториях философии Гоббсу, как правило, отводится значительное место. Посравнению с названными философами доктрина Гоббса отличается большейопределенностью и однозначностью. Очень трудно, например, оспорить егоматериализм, особенно в его конкретно-историческом контексте XVII в. впрочем, попытки перетолковатьего мировоззрение задним числом имеются. Например, используя деистические идеиГоббса, его объявляют иногда верующим христианином, стремившемся сочетатьмеханистическое объяснение мира и человека с признанием необходимости веры вбога и с религий (23). Методология Гоббса получает в трудах зарубежных авторовразличные истолкования в субъективно-идеалистическом духе. Например,утверждение о том, что Гоббс выступил ранним предшественником позитивизма,отвергавшим догматизм метафизиков в пользу объяснения и описания одних лишьявлений (см. 22, 250). Семиотические идеи Гоббса дают основания другим авторамделать его предшественником современной философии анализа (29). Однако до сихпор наибольший интерес вызывает социальная философия Гоббса, в особенности его концепциягосударственной власти (27; 30). Джон Лерд подчеркивает «феноменализм»мыслителя, стремясь сблизить его на этом пути с современным субъективнымидеализмом (см. 28). Довольно часты также попытки объявить Гоббсародоначальником современной «философии анализа», разновидности такназываемого логического позитивизма (см. 29).
По мнению Ф. Коплестона, выведениеГоббсом государства из страстей человека не объясняет его авторитаризма и настойчивостина усилении мощи суверена. Его авторитарные идеи не были просто результатомфилософских размышлений; они были усилены отражением конкретных историческихсобытий в собственной стране и его опасением и ненавистью к гражданской войне.И, вообще, он может быть оценен, и в том смысле, что понимал какую большуюроль, играет власть в динамике политической жизни и истории. В этом отношенииего можно назвать реалистом. И мы можем соединить его учение с учениемМакиавелли, но тогда как последний был, прежде всего, озабочен политическоймеханикой, средствами достижения и сохранения власти, Гоббс развивает общуюполитическую теорию, в которой понятие власти и ее функции играет в высшейстепени важную роль. Его концепция роли власти в человеческих делах имеетнепреходящее значение. Это не относится к его теории человеческой природы,которая, в ее номиналистических аспектах, соединяет ее с номинализмомчетырнадцатого столетия или к объявлению адекватными функции государства исуверена. Нужно просто сказать, что Гоббс очень ясно выявил факторы, которые,несомненно, помогли определить курс человеческой истории, поскольку мы знаемэто из современности. По моему мнению, политическая философия Гоббса являетсяодносторонней и неадекватной. Но именно потому, что, являясь односторонней инеадекватной, она ясно выделяет особенности социальной и политической жизни,которые важно принять во внимание (см. 22).
Мнения, по поводу его учения орелигии, колеблются в очень широком диапазоне. Приведём некоторые из них. Гоббспытался компромиссно соединить христианство с механическим материализмом, истроил социальные отношения на базе религиозных воззрений на историю, а «естественныйзакон для него – философская фикция, сравнимая с Эвклидовой фикцией точки»(24, 8). «Гоббс верил в бога, как он и говорил...» (23, 149). «Еготолкование бога как причины имело тенденцию свести бога к одному из членовкаузальной вселенной...» (там же, 144). В наши дни мы не в состоянии точноопределить позицию Гоббса в вопросах религии, и философ XVII в. остаётся для нас неразрешимойзагадкой (см. 25, 44).
В этических концепциях его сущностьвыводили либо из природы человека, его стремления к счастью (эвдемонизм),наслаждению и удовольствию (гедонизм), либо из потребности получитьобщественное признание (утилитаризм и прагматизм), либо из совокупности этихфакторов.
С теорией «разумного эгоизма»выступили французские материалисты XVIII в. (Гельвеций, Гольбах), считавшие, что основой добродетели являетсяправильно понятый собственный интерес или «разумное себялюбие».
В учении о природе человекафранцузские материалисты отстаивают детерминизм, т. е. учение о причиннойобусловленности всех человеческих действий. Хотя человек – продукт внешних сили человеческих условий, он все же не может быть освобожден от ответственностиза все совершаемое им по отношению к обществу.
Так как люди не могутжить в одиночестве, они образуют общество, и из соединения их возникают новыеотношения и новые обязанности. Испытывая необходимость в помощи других, человеквынужден в свою очередь делать полезное для других. Так образуется общийинтерес, от которого зависит интерес частный. По учению Гольбаха и Гельвеция,правильно понятый личный интерес необходимо ведет к нравственности.
Гельвеций основную задачуэтики усматривал в onределении условий, при которых личный интерес как необходимыйстимул человеческого поведения может сочетаться с интересом общественным. ПоГельвецию не только индивид есть часть более широкого целого, но и общество, ккоторому он принадлежит, есть звено более обширной общности или единогообщества народов, связанного нравственными узами. Этот взгляд на обществодолжен стать, по мысли французских материалистов, побудительной причинойполного преобразования всей общественной жизни. Существующее состояние обществаГольбах и Гельвеций считают далеким от идеала. Этот идеал они видели не в «естественномсостоянии», ибо природа сделала для человека невозможным изолированноесуществование и указала ему на взаимность пользы и выгод как на основуразумного общежития. Без взаимной пользы невозможно для человека никакоесчастье. В силу общественного договора мы должны делать для других то, что мыжелаем, чтобы и они для нас делали. При этом вытекающие из общественногодоговора обязанности имеют силу в отношении всякого человека независимо оттого, к какой части общества он принадлежит. Отсюда французские материалисты,например Гольбах, выводили общие всем людям предписания человеколюбия,сострадания и т. д.
По их мнению, несуществует такого образа правления, который вполне удовлетворял бы требованиямразума: чрезмерная власть ведет к деспотизму; чрезмерная свобода — к своеволию,т. е. к порядку, при котором деспотом будет каждый; концентрированная властьстановится опасной, власть разделенная — слабой. Средство избавления отнедостатков существующих способов правления французские материалисты видят не вреволюции, а в просвещении общества. Руководимое мудрым правительствомвоспитание есть самое надежное средство дать народам чувства, таланты, мысли,добродетели, необходимые для процветания общества. Процесс воспитания человекаоказывает решающее влияние на его физические, умственные и нравственныеспособности.
В мировоззрениифранцузских материалистов важное место занимало доказательство независимостиэтики от религии и доказательствовозможности высоконравственного общества, состоящего из атеистов.
Истинная движущая силачеловеческих действий, по их учению, — эгоизм, или личный интерес, т. е.стремление к наслаждению и уклонение от страданий. Основанием нравственностислужит опыт, никакого специфического нравственного чувства не существует. В техслучаях, когда кажется, будто люди руководствуются стремлением к истине идобру, в основе этого стремления также лежит правильно понятый личный интерес.
Поскольку человекруководствуется только личным интересом, то для него критерием нравственности иума может быть только приносимая ими польза. Это относится как к отдельномулицу, так и к обществу, народу в целом. Честным, справедливым и добродетельнымобщество считает того, кто приносит пользу. В социальном смысле добродетельесть желание общегоблага, а порок — все вредное для общества.Общественная польза должна быть мерилом всех человеческих поступков, Всоответствии с этим главная задача законодательства заключается в том, чтобыпринудить членов общества поступать согласно этому критерию и приносить вжертву ему все свои чувства, не исключая даже чувства человеколюбия. При этомзаконодатель должен не осуждать страсти как зло, а, помня, что они единственноепобуждение к деятельности, внушать такие страсти, которые способствовали быобщей выгоде.
По Гельвецию, умственноенеравенство людей зависит от неравных условий воспитания и от различногосочетания окружающих обстоятельств. При определенных условиях любой человекможет подняться до вершин творчества, воспитание может осуществить все. Приэтом воспитание должно быть публичным или государственным; только такойхарактер воспитания обеспечивает последовательное развитие человека в нужномнаправлении.
Так как влияниезаконодательства на общество очень велико, то вопрос о государственном строеимеет исключительное значение. Различия между народами обусловливаются в первуюочередь политическим строем. Только в демократическом правлении власть имеет ввиду пользу всего общества, а каждый гражданин служит своей деятельностью общимцелям. При таком правлении личный интерес сочетается с общим, а это сочетание —единственное побуждение к добродетели. Наряду со свободой условием процветанияобщества Гельвеции считает умеренность потребностей и желаний.
В этике Чернышевского «разумныйэгоизм» означает сознательное и свободное подчинение человеком своих целейобщему делу, от успеха которого выигрывает сам индивид.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Какова же историческая судьбафилософской системы Томаса Гоббса?
Если говорить о материализме Гоббса,то он был воспринят и развит его соотечественниками: Локком и Толандом. На долюпервого из них выпала задача, которую не решил Гоббс, — обосноватьпроисхождение знаний и идей из мира чувств, разработать в деталях принципыматериалистического сенсуализма. Второй же обогатил материализм Гоббсаположением о движении как атрибуте материи, её существенном и неотъемлемомсвойстве. Это был значительный вклад в учение о материи, который способствовалпреодолению ограниченности Гоббсова материализма в понимании движения,метафизических представлений о том, что движение привносится в материю извне,сообщается ей «первичным двигателем».
Если же говорить о социологии Гоббса,его учении о государстве, то они оставили весьма заметный след в историиобщественно-политической мысли. Вряд ли можно найти другого такого теоретикагосударства, права, морали, который пользовался на протяжении целого столетия(второй половины XVII и первойполовины XVIII в.) таким же вниманием, как Гоббс. Ивряд ли кто другой подвергался таким же нападкам за свои труды, каким подвергсяГоббс за свои труды. Достаточно сказать, что в одной лишь Англии за 1650 –1700гг. было опубликовано свыше ста работ, прямо или косвенно направленныхпротив идей «Левиафана».
В числе идейных противников Гоббсабыли рьяные роялисты, его критиковали философы-идеалисты, боровшиеся противматериализма и идеализма, он подвергался нападкам со стороны воинствующихзащитников англиканской церкви, а также со стороны университетских кругов.
Однако у Гоббса философа и социологабыли не только враги, но и единомышленники в Англии, Франции, Германии,Голландии.
Многие политические и экономическиеидеи Гоббса получили дальнейшее развитие у Джона Локка и Адама Смита. Что жекасается этики Гоббса, то её своеобразным продолжателем стал Б. Мандевиль.Отталкиваясь от Гоббсова положения об эгоистической природе людей, автор «Баснио пчёлах» наделил человека «непомерным себялюбием», тщеславием,алчностью, завистью и другими отрицательными моральными качествами. Но вотличие от Гоббса Мандевиль не считал это препятствием или помехой для созданияи функционирования гражданского общества. Напротив, он был убеждён, что «порокичастных лиц» служат благом для государства, являются стимулом для егопроцветания и величия.
Много общего с философскими исоциологическими воззрениями Гоббса, с его этическими взглядами у французскихматериалистов и просветителей. От его теории договора и возникновениягосударства дорога ведет к «общественному договору» Руссо. Однакофранцузские мыслители, будучи идеологами французской буржуазной революции,отличались от Гоббса своим демократизмом, стремились к созданию обществасвободы и равенства. В области же морали французские просветителипридерживались, как известно, теории «разумного эгоизма», сущностькоторой заключалась в требовании сочетания личного интереса с общественнымпутём ограничения себялюбия, обуздания аффектов и страстей.
Большое влияние оказала социологияГоббса на политическое мышление Б. Спинозы. Но, отправляясь от Гоббсовойконцепции естественного права, верховной власти и государственногосуверенитета, нидерландский мыслитель выдвигал и обосновывал иной социальныйидеал, стремился к установлению такого общественного строя, в котором люди былибы свободны и добродетельны.
Не подлежит сомнению воздействие идейГоббса на классическую немецкую философию, и, прежде всего на её родоначальникаИ. Канта. Взглядам Гоббса на человека были созвучны мысли Канта «обизначально злом в человеческой природе» (так назвал он одну из своихстатей, впоследствии опубликованную как главу в сочинении «Религия впределах только разума»). Разделял Кант и некоторые положения ученияГоббса о государстве, например идею абсолютного повиновения подданных верховнойвласти. Но весь дух кантовской теории государства и права и ещё в большейстепени его этики был, конечно, совершенно иным. Немецкий мыслитель уповал, какизвестно, не на нравственное чувство человека и не на «естественный закон»,возведённый государством в ранг гражданского закона, а на исполнение человекомсвоего морального долга. Так что если идеи Гоббса и послужили для Кантаотправной точкой, то он пошёл в своём духовном развитии в прямо противоположнуюот неё сторону.
Интерес к наследию Гоббса проявила ирусская общественная мысль. Ещё в XVIII в. в переводе Венециева вышли в свет «Фомы Гобезия начальныеоснования философические о гражданине». Материализм Гоббса и егосоциологическое учение получили отражение в философии русского Просвещения.
Как подчеркнули классикимарксизма-ленинизма, у Гоббса, одного из первых, воззрения на государство иобщество опираются на разум и опыт, а на не теологию.
Даже столь краткий обзор даётпредставление о масштабах влияния философии и социологии Гоббса на историючеловеческой мысли. И хотя идейные противники английского материалиста, защитникии проповедники религиозно-идеалистического мировоззрения приложили немало сил,чтобы исказить его учение о природе, человеке и обществе, умалить его роль вистории философии, преуменьшить и даже полностью извратить его вклад в развитиесвободомыслия и атеизма, творческое наследие Томаса Гоббса прочно вошло всокровищницу духовной культуры.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Гоббс Т. «Избранныепроизведения» в 2-х томах. М., 1964
2. Александров Г.Ф. «Историязападноевропейской философии»
3. «Антология мировой философии».Т.2. М., 1970
4. Быховский Б.Э. «Гоббс –Философская энциклопедия» т.1. М.,
1960
5. Вейцман Е. М. «Великийанглийский материалист Томас Гоббс». Избранные произведения. Гоббс Т. т.2.М., 1964
6. «Великие мыслители Запада».Ред. Ян Мак – Грил.
7. Гегель «История философии».Соч. Т. XI
8. «История философии» в6-ти томах. Т. 1. М., 1961
9. «История философии».Ростов, 1999
10. «История философии в краткомизложении». М., 1997
11. «Краткий очерк историифилософии». М., 1975
12. Маркс К., Энгельс. Ф. Соч. 2-е.изд
13. Мееровский Б. В. «Гоббс».М., 1975
14. Мусский И. А. «Сто великихмыслителей». М., 2000
15. Нарский И. С.«Западно-европейскаяфилософия XVII века». М., 1974
16. Рассел Б. «История западнойфилософии». М., 1981
17. Соколов В.В. «Философскаясистема Томаса Гоббса»
18. Соколов В.В. «Европейскаяфилософия XV-XVII веков» М., 1984
19. Фейрбах Л. «Историяфилософии». Т.1. М., 1974
20. «Хрестоматия по историифилософии» в 3-х частях. Часть 1. М., 1998
21… Ческис Л. А. «Томас Гоббс– родоначальник современного материализма». М., 1929
22. F. A. Copleston «AHistory of Philosophi».vol.5. London, 1959
23. W. B. Glover. God andThomas Hobbes. Oxford, 1965
24. F. S. Hood. The divinepolitics of Tomas Hobbes. Oxford, 1964
25. S. J. Mintz. TheHunting of Leviathan. Cambridge, 1962
26. Ветров А. А. «Семиотика и еёосновные проблемы» М., 1968
27. M. M. Goldmith. Hobbes’s Science of Politics. New York andLondon,
1966
28. S. Laird. Hobbes, London, 1934
29. R. Peters. Hobbes, Harmondsworth, 1956
30. L. Strauss. The Political Philosophy of Tomas Hobbs. Chicago,1963
31. Гоббс Т. «О теле». «Избранныепроизведения» в 2-х томах. Т. 1. М., 1964
32. Гоббс Т. «О человеке ».«Избранные произведения» в 2-х томах. Т. 1 М., 1964.
33. Гоббс Т. «О гражданине».«Избранные произведения» в 2-х томах. Т. 1. М., 1964
34. Гоббс Т. «Левиафан, илиматерия, форма и власть государства церковного и гражданского». «Избранныепроизведения» в 2-х томах. Т. 2. М., 1964
35. Соколов В. В. «ФилософияСпинозы и современность». М., 1964
36. Декарт Р. «Сочинения в двухтомах». М., 1994
37. Локк Дж. «Опыт очеловеческом разумении». Сочинения в трех томах. М., 1989
38. Коллингвуд Р. Дж. «Идеяистории». М., 1980
39. Спекторский Е. «Проблемысоциальной физики в XVII столетии».Варшава, 1910
40. Шпет Г.Г. «История какпроблема логики». Ч. 1. М., 1916