Untitled
Общество множественных индивидов.
КасумовТ.К.,
кандидатфилософских наук, доцент,Московский государственныйоткрытыйуниверситет.
Множественная личность в известном смысле совершенно нормальное явление…
Джордж Мид
Статья посвящена исследованию множественности как качественной характеристики общества. Автор исходит из того, что множественность как способность индивидов быть многими и в таком качестве отвечать на вызовы времени, есть условие символического и социального воспроизводства общества в радикально изменяющемся мире. В этой связи предлагается трёхчленка «множество-множественность-множественный» как инструмент для анализа приживаемости различных типов множественности в обществе. Разработка множественности как социальной категории — это новый аспект в исследовании проблем, считает автор, связанных в большей мере с поведением индивидов в эпоху постмодерна
Ключевые слова: множество, множественность, множественный, простое множество, открытое множество, закрытое множество, пересекающееся множество, совершенное множество, объединение множеств, идентичность.
Множественность как явление общественной жизни. Предварительные замечания.
Дать определение чему-то, значить выделить в нём то «определяющее» и указующее, что может характеризовать данный объект в целом, и в дальнейшем стать его «именем», по которому он будет узнаваем. В науке надо ещё к тому же привести доказательства в пользу различимого и установить логические связи между ним как «определителем» и определяемым», а также выйти на круг освещаемых в данной «связке» проблем. Последнее крайне значимо, так как указывает на теоретико-практическую целесообразность избранной темы, её актуальность. Мы поступим также и попытаемся с учётом общечеловеческой тенденции к множественному поведению (исходная посылка нашего доказательства), дать новое определение обществу и решить три исследовательские задачи. Во-первых, показать, что «множественность» как форма социальной жизни есть, прежде всего, различение. Этосвойствосоциума. Во-вторых, то, что множественность можетпроявлятьсяна различных уровнях конкретизации и с этих позиций характеризовать современные общества (объекты определения). И, в-третьих, то что, исходя из своей неодназначной сути, она может не только различать, но и объединять.
Решение поставленных задач предполагает выявление природы множества и множественности, а также исследование их подвидов и точек пересечений в контексте различных социальных проблем и др. Так, масштабное функционирование замкнутых коррупционных множеств, их «мирное» пересечение с простыми (безучастными) и властными множествами, говорит нам о соответствующих нравах, господствующих в обществе, о том, что такому коррумпированному обществу еще далеко до гражданского общества. То есть, до формирования таких социально оправданных структур, которые существуют между семьёй и государством в гражданских обществах. Это и общественные организации, и не зависимые от государства СМИ, профсоюзы, политические партии и другие институты, которые призваны оказывать существенное воздействие на всё общество, и, конечно же, действенно противостоять коррупции.
В то же время открытые множества (открытые, прежде всего для участия в делах общества), преодолев свою простоту, представят нам общество уже в ином, позитивном качестве. И, вполне понятно, что совершенной множественности должно будет соответствовать также и совершенное общество. Но, что такое множественность и как это понятие сопрягается с родовым понятием множество? Обратимся за помощью к математике, где множество давно уже является объектом активного изучения, в частности, теории множеств. Понятие множество, узнаём мы, оказывается, логически не определяется из-за своей широты, а лишь поясняется математиками, что и сделал немецкий учёный Георг Кантор (1845-1918). Под множеством он понимает объединение в одно целое определённых, вполне различимых объектов нашей интуиции или нашей мысли. Такое пояснение вполне приемлемо и мы именно так используем данное понятие в быту, когда указываем на какое-то количество вещей (множество книг, множество писем и т.д.). Таким образом, множеством будетлюбой чётко определённый набор объектов (элементов множества),в том числе,и людей (множество индивидов), обладающих общим свойством. Мы также позаимствовали у математиков ряд понятий (пустое множество, замкнутое множество, пересекающееся множество, открытое множество, совершенное множество, объединение множеств), которые намериваемся использовать в целях собственного исследования.
Теперь, когда у нас есть ясность по поводу родового понятия множество, а также имеется набор рабочих понятий для выражения различных его состояний, мы можем сказать о том, как с ними сопрягается множественность. И, вообще, что это такое? Множественность — это свойство множества,егосуть, которая может фиксироватьсяв отрыве отмножества как субъекта. Она имеет, как бы, своё собственное существование, но, не в смысле, конечно, платоновской идеи, а как образ. И в то же время, множественность с необходимостью присуща каждому элементу множества (множественный как носитель свойства). Например, красивость, это понятие, и то, что за ним стоит (наше представление), существует вне индивида. А вот красивый (индивид) это тот, которому данное свойств уже присуще. Или вот, скажем, национализм, как то, что есть в сознании, и реальный националист — индивид со всей националистической атрибутикой. Наконец, множественность как атрибутика современных обществ, и множественный индивид-носитель этого свойств. В этой связке «индивид-общество» множественность является агентом типизации решений, что делает её объектом научения. Осознание необходимости быть множественным и иметь позиции в различных планах, овладение этим искусством, происходит в контексте публичной социализации и в целом социальной жизни.
Сопряжение между множеством, множественностью и множественным носит объективно-субъективный характер. Это, прежде всего процесс, протекающий во времени, на различных уровнях конкретизации, и в соответствии с естественными особенностями развития общественной жизни. Но может быть и совсем наоборот, когда превалируют волевые начала как в идеологизированном обществе, где этот процесс с необходимостью осуществляется в режиме «работа» и носит субъективно — предписанный характер. Так, ещё не так давно у нас в стране придавали особый смысл и значение сопряжению между множеством (группа), множественностью (коллективность) и множественным (коллективист). Считалось, что есть некая идея социалистической коллективности, которая витает в обществе как данность, потому что у нас такой строй и коллективности здесь хорошо живется. Задача идеологии и власти состояла в том, чтобы как можно скорее обеспечить встречу (единение) трудовых и других групп с коллективностью, с тем чтобы они (группы) стали коллективами, а его члены — коллективистами. Но соединение простого множества с коллективностью (а точнее с идеей социалистической коллективности) шло с трудом, и практически коллективность, как это представлялось идеологам, не прижилась, свидетелями чего мы сегодня являемся. Потому что прививаемая коллективность, будучи идеологемой, больше походила на предписание коллективного послушания коллективной воле, направляемой общей идеей служения. Именно поэтому такая коллективность не могла стать частью внутреннего мира индивида, не стала она и ценностью для трудовых групп. Как же ещё иначе объяснить тот факт, что только объявили о переменах в обществе, а социалистическую коллективность уже как ветром унесло. Более того, возобладало пустое множество-множество индивидов, пассивно реагирующих на состояние дел в обществе, безучастных к его проблемам.
Другое дело пример с коррупцией, которое, надо полагать, в своих истоках восходит всё же к логике дара. Мы исходим из того, что коррупция изначально складывалась из рудиментов древнего обычая обмена дарения, и вытекающего из этого взаимности обязательств. Наверняка, это было не всегда благостным делом соединять соперничающие силы, скрывать противоположные интересы с помощью актов дарения. Однако именно так, посредством цикла: дарить-принимать-возмещать символически и социально воспроизводили себя архаические общества, в чём убеждает нас известный французский социолог, этнолог Мосс. В современных обществах акт дарения был рационализирован, в нём возобладали меркантильные интересы и соображения. Став принудительным, дарение переродилось во взяточничество и стало источником наживы и подкупа. Здесь прижитие коррупционности шло от элементов множества (коррупционеров), которое незримо сколачивалось годами, на основе интересов наживы, потаённых, внутренних устремлений. Став множеством коррупция развило и расширило коррупционность, как присущее ей свойство в социумах. Со временем она, действительно, обрела устойчивое место в коллективных представлениях и коллективных чувствах, благо, ещё и потому, что не встретила отпора со стороны простых и закрытых (властных) множеств. Теперь, естественно, стало во многом труднее бороться с коррупцией, ибо коррупционность присуща уже не только явным, но и латентным множествам. Освобождаясь от явных коррупционеров, власть, по существу заменяет их латентными. И всё идёт по кругу, а в результате расширяется и укрепляется лишь коррупционное пространство Видимо, придётся согласиться с тем, что нажива, как установка скрытых сил в обществе, сегодня имеет большую власть над индивидом, она стоит ближе к его Я, чем пресловутое МЫ других. К тому же у неё в союзниках чаще всего ходит множественность как коррупционный опыт, который пересекает (и частично заражает) многие другие множества, И там, где есть благодатная почва, имеются потаённые мысли о наживе, образуется пересекающееся множество коррумпированности, готовое вливаться в реальные множества коррупционеров. Для того, чтобы одержать над ней верх, необходимо, что-то более действенное «втиснуть» между неё (наживой) и Я, скажем, страх или ещё больший интерес. Но какой, вот ведь вопрос. Что может быть сильнее взятки? Вопрос риторический, скажут нам. Однако точно, что это уже не идеологема. И также можно сказать о том, что любые меры борьбы с коррупцией будут фрагментарными и не искоренят её полностью. Она будет постоянно воспроизводиться в силу особенностей человеческой природы и общественных связей. Здесь уместно вспомнить классика социологии Э. Дюркгейма, который писал, что преступность (читай коррупция) есть нормальный и необходимый феномен человеческого общества. Более того, преступность он рассматривал как один из факторов динамики общественной жизни. Однако преступность становится «ненормой», когда она достигает своего чрезмерного роста. Но, что в таком случае считать нормой преступления, где здесь предел допустимости. Нам представляется, что критерии можно разработать, используя понятия «множество» и «множественность». Если, например, коррупция охватила какое-то множество людей, имеющих к тому же «доходные места», то с этим следует бороться, виновных наказывать по закону и проводить соответствующую профилактику. Но если коррупция множества стала коррупционностью в обществе, когда практически и повсеместно нет по отношению к ней жёсткой оппозиции, потому что произошло опривычивание коррупционности, и она обрела уже системный характер, то следует бить тревогу. Ибо такой масштаб коррупционности является угрозой безопасности страны. Сегодня в России сложилась именно такая ситуация — коррупция множества стала коррупционностью общества. Поэтому действенные меры государства по разрушению образа коррупционности в обществе и реальная борьба против коррупции были бы весьма своевременными.
Приведённые нами примеры показывают, что множественность, будучи лишь органическим «порождением» множества, может способствовать укреплению и расширению его рядов, в том числе и за счёт новых элементов множества (индивидов). Множественность, таким образом, способствует интеграции индивидов, оставляя, в то же время простор для развития их индивидуальности, не «втискивая» их в жёстко заданные рамки. Вот, собственно, схема (множество-множественность-множественный), по которой мы собираемся показать, что ныне в высокодифференцированных обществах множественность как форма социальной жизни укрепилась и стала определяющей для индивидов и в целом общества, в силу многообразий условий жизни и деятельности. Здесь множественность, как бы, примиряет индивида и общество, выступая условием их эффективного взаимодействия, а значить и солидарности. Потому как осуществляет селекцию социального опыта, исходя, прежде всего из злободневных потребностей людей. Однако опыт этот не всегда бывает позитивным и служит обществу. Рассмотрим подробнее эти вопросы.
Начнём с той мысли, что «тело» общества состоит из человеческого материала или элементов множества (индивидов). И, того непреложного факта, что жизнь в это тело может вдохнуть лишь взаимодействие. Только взаимные действия людей обеспечивают их существование и развитие как множества множеств в едином (то есть в обществе). »Как нечто, собранное в одно целое, — пишет Корнелиус Касториадиис, — множество есть тождественное себе единство различий» (1., с.283).С данной формулой можно согласиться, рассматривая множество как количественное понятие (общество как множество индивидов…) В условиях же динамичных изменений, множество может быть единым перманентно, превращаясь в скором времени для индивида в множественность. Видимо в этом плане Левинас, формулируя свою философскую позиции, подчёркивает, что его »целью является утверждение множественности, не допускающей слияния в единство…» (2., с.26) Отсюда однозначно можно полагать лишь то, что множественность существует как самостоятельная определённость на социетальном уровне. Причём значительным фактом это становится в рамках развитых общественных систем эпохи постмодерна и глобальных перемен, когда человек может отвечать на вызовы лишь как множественный индивид, в соответствии с множественностью как определяющей чертой общества. В противном случае было бы преждевременно сегодня определять общество посредством множественности как класса поведения.
Всё это так, нам скажут, но может ли множественность, действительно, стать доминирующим фактором при определении типологических черт общества и, в частности объяснить механизмы принятия решений. Вот в чём вопрос? Попытаемся прояснить ситуацию и обосновать наше положение об обществе множественных индивидов. Иными словами, начнём обсуждение проблем индивида и общества в терминах множественности, полагая, что такой подход (новый ракурс) позволит нам уяснить поставленные вопросы, и, тем самым привести доводы в пользу предложенного нами определения общества.
Ныне существует много определений современных обществ, связанных в первую очередь с высокими достижениями в области производства (постиндустриальное общество, технотронное общество), науки, технологий (информационное общество) и потребления (общество изобилия, общество потребления), а также с теми новыми рисками, которые несут собой эти достижения самому обществу (общество риска). В более широком плане говорят об обществе постмодерна, вобравшего в себя многое из названных черт, но уже в иной качественной определённости и консистенции. Здесь же, в частности, можно назвать индивидуализированное общество Зигмунта Баумана, отличающееся усилением роли неконтролируемых человеком сил и тенденций. В каждом из этих определений есть свой смысл, заключающийся, прежде всего в том, чтобы выразить сущностные моменты (активность индивида в тех или иных сферах жизни или нарастание неопределённостей), характерные поэтапно для развитых обществ. Здесь в качестве определителя черт выступает процесс индустриализации (индустриальное или постиндустриальное общество), знание (информационное общество) и изобилие (общество потребления). В то же время с экзистенциальной точки зрения (с позиций существования индивидов) есть нечто общее («разделяемый смысл»), присущее всем этим современным обществам, тому, как они существуют и развиваются. Таким общим моментом является поведение «множественности», приемлемое сегодня для подавляющей части общества. Множественность принадлежит обществу, она присутствует с необходимостью в действиях индивидов и служит им, помогая не только адаптироваться, но и самовыражаться. Сегодня индивид должен выдержать испытания на множественность, чтобы соответствовать стандартам и веяниям общества. И он его выдерживает. Поэтому не удивительно, что мы в массе своей имеем ситуации, когда множественность связывает всех без различия и требует принятия его от всех в равной степени. В результате чего большая часть населения интегрируется в общество как множественные индивиды. Здесь фактором интеграции является не схожесть или разделение труда, характерные, соответственно, для традиционных и индустриальных обществ. Они сыграли свои роли, подготовив почвы для последующих перемен. Ведь именно разделение труда сделало повседневную жизнь человека качественно множественным. Теперь он с жёсткой необходимостью должен быть многим (многофункциональным, многомерным) и принадлежать обществу, то есть интегрироваться в него как множественный индивид. «Сегодня, как справедливо пишет Бауман, в движение пришли не одни только люди, но также и финишные линии дорожек, по которым они бегут, да и сами беговые дорожки. Утрата чёткого места в обществе становится ныне опытом, который может сколько угодно раз повторяться в жизни каждого человека, в то время как лишь немногие, а то и никакие из возможных статусов оказываются достаточно надёжными, чтобы можно было говорить о длительном пребывании в них. Это напоминает (популярную ныне) игру в «музыкальные кресла», когда они во множество размеров и форм появляются в различных точках пространства и вынуждают игроков постоянно перемещаться, не зная ни отдыха, ни радости конца пути, не ожидая никаких удобств в пункте назначения, где можно было бы опустит руки, расслабиться и перестать беспокоиться. Переспектива обретения «стабильного пристанища» в конце дороги отсутствует, быть в пути стало постоянным образом жизни индивидов, не имеющих (теперь уже хронически) своего устойчивого положения в обществе,» (3, с.184).Иными словами, быть множественным — вот удел современного индивида.
Укоренённость множественности в жизни различных социумов стало основой формирования адхократичного человека (множественного индивида), главной особенностью которого является стремление во всём преуспеть и многому соответствовать. Поведение такого человека можно было бы изучать в рамках социологии множественности. В отличие от веберовской социологии действия, социология множественности полагает взаимодействие не столько Я и Другой на основе ожидания, а сколько Я, ОНИ (общество) и МЫ (множество) на основе достижений. Именно взаимодействию Я и множеству других какой-то определённой направленности индивид отдаёт предпочтение в выборе целей и образцов социального поведения. Адхократичный человек -это человек постмодерна, такого состояния по Бодрийяру, когда приходит конец историческим институтам. Они уходят ненасильственно, незаметно, без особого накала страстей и революций, оставляя после себя лишь подобия. Так культурные и экономические ценности предшествующей эпохи сменяются симулякрами (копиями, оригинал которых безвозвратно утерян), подменяющими истинные смыслы. Соглашаясь с таким видением современных реалий, можно говорить также и о том, что на смену классам, выделенным по экономическим параметрам, приходят множественные индивиды (симулякры классов), сбивающиеся в большие множества под знаком времени и общественных изменений. Так, множественность обуславливает перманентные отношения индивида с работой и тем самым ведёт к разрушению классовой идентичности и перечёркиванию профессиональных границ. Сегодня множественный индивид зарабатывает на жизнь сразу на нескольких «площадках». Он может работать в сфере услуг, играть на бирже и быть ещё хакером. В силу разных профессиональных позиций и интересов он практически утрачивает свою классовую идентичность, их во многом заменяют стили достижений. Ориентировки на них индивид, как правило, получает извне. В этой связи в современном обществе можно различать два основных типа симулякра: симулякр-зритель и симулякр-герой. Симулякры зрители, это все те, кто работает в сфере производства материальных благ и услуг, именно их трудом создаются необходимые условия для экзистенций. Это также и те, кто учится. Симулякры герои, это все те, кто занят в шоу бизнесе, в большом спорте и в большой политике, они создают «героическое» по призванию и профессионально. Как и положено симулякры зрители и симулякры герои встречаются в СМИ (у экранов телевизоров, на открытых площадках и пр.). Одни пришли на встречу после трудовых и учебных будней, чтобы «впечатлиться», другие приходят — «впечатлять». Эту встречу можно рассматривать как источник распространения в обществе стандартов множественности, форм социальной жизни и стилей достижений, одобряемых обществом и различными социальными группами. А в содержательном отношении скорее следует признать факт укрепления в коллективных представлениях трёх базовых ценностей: веры, нации и личного блага. Именно на их основе создаются идентичности, с которыми соотносят себя множественные индивиды, в поисках ответов на вопросы: «Куда мне идти?» и « На кого мне ровняться?». Но в ответ они слышат лишь голоса симулякров. Собственно, так и укрепляется мир симулякров, когда вопреки целевым установкам, производятся лишь симулятивные модели и такие же идентичности. К проблеме идентичности мы ещё вернёмся.
Множественный индивид — это качественная характеристика современного индивида, так же как одиночество, которое привычно говорит нам об одномерности в жизни человека, во всяком случае, в её внешних проявлениях. Множественность подпитывается рационализмом, а рационализм это всегда выбор, принятие оптимальных решений. В этом случае множественность может послужить дополнительным аргументом в пользу принятия решений. Одиночество же, напротив, живёт иррациональным, доверяя больше чувству и интуиции, чем разуму. Поэтому мотивы поведения множественного индивида отличаются, они в большей мере «подвижны», разнообразны, а порой и сложны, он вынужденно ведёт себя так, чтобы быть «применительным» ко многим обстоятельствам и не простым ситуациям. И, похоже, что это ему удаётся и установка на «учащённо -множественную-применительность» становится нормой его образа жизни. Такая множественность проистекает из пульсирующих поведенческих актов, поступков и действий. Это множественность первого порядка (микромножественность), в ней как калейдоскопе событий, многообразие и разнообразие теряют свои «когниции», растворяясь в заданном социумом учащённом ритме жизни. Тогда как на переднем плане мы видим лишь одно — множественность как форму поведения и индивида, который ей служит, чтобы быть, как говориться «в теме жизни», не отстать, а то даже и превзойти других. У множественного индивида Я расщеплено на многие Я, над ним властвует всёохватывающая множественность других. Одиночеству же удаётся в большей мере сохранить в целостности своё личностное Я, отгородившись от соблазна множественности. Множественность первого порядка или микромножественность субъективна, это множественность лицом к лицу, что делает её близкой и понятной нам.
Но есть другая множественность второго порядка (макромножественность), которая проистекает уже из взаимозависимостей решений, что делает её типизированной в масштабе общества. Скажем, рыночная или потребительская множественность, которые как силы давления являются по отношению к индивиду уже объективной реальностью. Совокупности множественностей определяют «лицо» общества, выступая в целом социальной формой его самоконструирования. Общим моментом, обеспечивающих тесноту связей между микромножественностью и макромножественностью является то, что и индивид, и общество стремятся обеспечить свою идентичность через множество, путём приспособления имеющихся в их распоряжении сил (действенных элементов, свойств, качеств и пр.) к изменяющимся воздействиям внешней среды. Такая установка является знаковой, она свидетельствует о новом качестве жизни индивида и общества. Исходя из сказанного, современные общества мы называем обществом множественных индивидов (активность индивидаздесьносит пульсирующий характер и не замыкается на одну какую-либо сферу). Наше определение не заменяет, а расширяет содержаниеопределений современных обществ, дополняя их ферментом множественности. Искусство жизни в таких обществах требует соответствия многим вызовам, рискам, адекватности поведения в различных и далеко не простых ситуациях. Жить по таким меркам — значит быть «разным» и »вариативным», то есть множественны. Только в таком качестве, в состоянии множественной самодостаточности, можно «бытийствовать» наравне с другими. Ибо в состоянии «немножественности » человек просто выталкивается из активной жизни, что, так или иначе, ведёт к его отчуждению и одиночеству. Следовательно, можно говорить о том, что множественность является антиподом одиночеству (единичности) и выступает, в известной мере, способом его предупреждения и профилактики. Если множественный индивид становится в круговую оборону вместе с другими, то одиночество само держит оборону от всего остального мера. Однако следует подчеркнуть, что пребывание в множественности не означает усиление коллективистских начал или конформистских, а тем более массовидности. Скорее надо говорить об укреплении индивидуалистических позиций, в их стремлении к достижению целей, через множественность и вариативность. Оборона множественного индивида это оборона себя по образцу и подобию других, исповедующих «вариативность». Но в образце всегда с необходимостью присутствует исключение, что, собственно, и является отличительным в индивидуально множественном поведении. Ибо, в конечном счёте, каждый идёт своим путём в джунглях множественности, да, и потом, любая вариация может иметь свои преимущества. Расширяя и укрепляя, таким образом, социальные практики, ролевые структуры, множественность способствует обновлению институциональных начал. Что, кстати, также ведёт к расширению пространства множественности в обществе, освоению ею большей части социального пространства. Видимо, таким образом,, действует схема различения и объединения, о которой говорит Корнелиус Касториадис.
Вместе с тем множественность по природе своей может быть причиной разбалансированности в обществе, распространяя своей «вариативностью» неустойчивость, нестабильность и ненадёжность. Более того, рассматриваемые через призму множественности общественные проблемы зачастую становятся малопонятными и теряют свою остроту. Ибо создаются шумы, помехи, мешающие распознаванию истинного смысла происходящего. Всё это определяет интерес к изучению проблемы множественных индивидов в обществе с целью, прежде всего объяснения данного феномена, как продукта определённой культуры, культуры постмодерна, глобальных изменений, а также выявления поведенческих (адаптационных и пр.) аспектов »множественности» в жизни нынешних обществ. Важно начать изучать данную проблему в контексте социально-философских вопросов жизни современных социальных систем, сочетая при этом философские и социологические подходы.
«Чтобы начать говорить о множестве или осмысливать множество, пишет Корнелиус Касториадис, необходимо иметь возможность различать-выбирать-устанавливать-называть-объединять-считать объекты… Необходимо иметь возможность рассматривать эти объекты и как определённые — в смысле решающе-практического определения, — и как различные: следовательно, иметь возможность устанавливать различие — или же действовать, как если бы это различение представлялось возможным» (1., с.282) Здесь необходимо сделать одно уточнение. Если мы правильно поняли автора, то для него множество пообъектно, а потому и определённо. Для нас же множественность это явление, которое имеет две ипостаси: явную и неявную. В первом случае это действие, поступки, акты, а во втором — установки. Когда мы говорим, что множественность может служить определяющей чертой общества, то имеем в виду множественность как класс поведения, который включает явную и неявную множественность. Именно вэтом случае множественность будет определяющей для индивида, станет принципом, соответствующим Закону большинства,и, в такой последовательности,может характеризовать общество.
Далее наше обоснование существования общества множественных индивидов будет расширено в контексте рассмотрения проблем индивидуализации, идентичности и одиночества. Мы исходим из того, что равновесие в обществе держится на своеобразном паритете сил «множественности» и «одиночества». Одиночество это больше потребность, чем необходимость, в то время как множественность, скорее необходимость, чем потребность. Если множественность боится одиночества, спасается от него бегством, то одиночеству множественность просто претит. Так они сосуществуют в двух мирах, создавая своеобразные, и, в какой-то мере противостоящие друг другу центры притяжения и выбора. Территориально одиночество уступает множественности, закрепляя, правда, за собой право на избранность в духе ницшеанского Заратустры, для которого одиночество является отчизной. Такая «величавость» возможно и льстит одиночеству, но сражение во многом уже им проиграно — ныне общества, главным образом, принадлежат множественным индивидам. Множественность, как пульсирующая форма жизни, превалируя над одиночеством, задаёт тон во всех значимых сферах и структурах общества, оставляя одиночеству «уединённые места», где, как говорится, самолюбию есть место для утех.
Таким образом, множественность является социальной формой жизни современных обществ, где содержанием могут выступать «индустриализм», «информационализм» или «потребление». По мере формирования таких обществ, развития его содержательных сторон на основе дифференциации, происходит также и интенсификация множественности, и, как следствие, возрастает её значимость. Ныне множественность есть гораздо больше, чем множество поступков и действий индивидов, она сущность перв