прот. Павел Великанов
Можноли сегодня найти человека, который бы никогда не соприкасался с техникой, понимаемойв самом широком смысле слова? Навряд ли. Ведь с момента изгнания прародителейиз рая начинается история техники как “тактики всей жизни в целом”[1] на земле,преступлением человека оказавшейся во враждебном отношении к нему вместо преждецарившей гармонии, проклятой отныне произращать лишь “терния и волчцы” (Быт.3.18). И прослеживая летопись этой истории вплоть до наших дней, нельзя незаметить, что ХХ век значительно отличается от всего предыдущего времениневиданным прежде взлетом технических изобретений, интенсивностью их внедренияв обыденную жизнь людей и, как следствие этого, образованием вокруг человека“технизированной среды обитания”, реальности организованной — отличной и оторганической, и от неорганической природной реальности. “Человек имеет дело ужене с природой, сотворенной Богом, а с новой реальностью, созданной человеком ицивилизацией, с реальностью машины, техники, которых в природе нет”[2]. Сейчасна наших глазах происходит стремительное вытеснение природной среды обитаниячеловека её технизированным суррогатом. Эту большую разницу между окружениемсовременного человека и всех предыдущих поколений тонко подметилБ.П.Вышеславцев: “Вообразите себе Сократа, — пишет он, — внезапно перенесенногов Англию или Францию XVIII века; он быстро и легко ориентировался бы в этойжизни: те же методы работы, те же ткачи, та же навигация на парусах, те желампы (немного усовершенствованные), те же колесницы, называемые теперьколясками, те же конные ристания, называемые скачками. Что могло бы удивить его,это разве только огнестрельное оружие и книгопечатание. А в остальном ему оставалосьбы выучить английский язык и познакомиться с катехизисом англиканской церкви, ион мог бы продолжать свои диалоги в салонах Лондона. Но перенесите Сократа, илиАпостола Павла, в современный Нью-Йорк, или Париж, и вы тотчас ощутитеневероятную дистанцию веков”[3].
Новедь эта “дистанция веков” — не только внешняя; есть и другая, ещё болеезначимая, а именно — дистанция внутренних миров. Если развитие техники, имевшееместо практически у всех народов и во все времена, обычно относилось копределенным областям деятельности человека, то сегодня современная техникавторгается практически во все сферы жизни — как личной, так и общественной.“Техника окружает нас как сплошной кокон без просветов, делающий природу…совершенно бесполезной, покорной, вторичной, малозначительной. Что имеетзначение — так это Техника. Природа оказалась демонтирована, дезинтегрировананауками и техникой: техника составила целостную среду обитания, внутри которойчеловек живет, чувствует, мыслит, приобретает опыт. Все глубокие впечатления, получаемыеим, приходят к нему из техники”[4]. Появляются такие формы передвижения людей, какиепрежде виделись лишь существующими в сказках; общение людей, опосредованноетехническими средствами (телефон, компьютерные сети) даёт людям прежденевиданные возможности, практически сводя на нет все пространственно-временныеграницы. Средства массовой информации, погружая человека в свой поистинебездонный океан, одновременно оказываются мощнейшим органом формированияобщественного сознания, причем несравненно более сильным, нежели существовавшиепри любом тоталитарном режиме. Вооруженный мощью современной техники, человекуже видит себя способным делать практически всё, что ему вздумается: и горыпередвигать, и реки направлять вспять, и летать к другим планетам, и делатьмногое-многое другое, что и в голову никогда не приходило нашим прадедам…Сегодня человек мог бы вполне обоснованно гордиться — и он гордится! — силойсвоего разума, при помощи техники фактически сделавшего его хозяином планеты, — если бы не экологический кризис, который ставит под вопрос ценность чуть ли невсех достижений научно-технического прогресса, а вместе с этим кризисом — “злобныйи отчаянный пессимизм современного человечества, который не только существуетрядом со всеми успехами этого человечества в области научной, технической, экономическойи политической и несмотря на эти успехи, но даже возрастает, усиливаетсяпропорционально им, этим успехам”[5].
Этоналичие глубокого кризиса внутреннего мира современного человека, ощущениеопустошенности и бессмысленности жизни наряду с увеличением “благ” техногеннойцивилизации, имеющих своей целью именно избавить человека от всех проблем, какфизических, так и душевных, не могло не привлечь внимания философов ипсихологов. Начиная с конца XIX века постепенно вырабатывается “философиятехники” — хотя до сих пор однозначного определения её предмета и содержания ненайдено. Практически ни один из мыслителей ХХ века не обошел своим вниманиемпроблему взаимоотношения человека и техники. Из множества исследований, посвященныхданной проблематике, следует отметить работы основоположников философии техникиЭ. Каппа, Ф.Дессауэра, Л.Мэмфорда, Х.Ортега-и-Гассет, М.Хайдеггера, Ж. Эллюля, Ф.Раппа,а также труды О.Шпенглера, А.Бергсона, К.Ясперса, Г.Маркузе, Ж. Бодрийяра, Х.Сколимовски,Э.Фромма[6]. Проблематике технократического общества было также посвященонемало романов-антиутопий, из которых наиболее яркие “О дивный новый мир”О.Хаксли, “Мы” Е.Замятина, “1984” Дж.Оруэлла.
Первымиз отечественных мыслителей, обративших свое внимание на феномен техники, былинженер П.К.Энгельмейер. Еще в 1912 г. им была создана исследовательскаяпрограмма по философии техники[7], которая была встречена непониманием[8].Впоследствии к данному вопросу обращались П.Е.Астафьев, И.В.Киреевский, Н.А.Бердяев,И.А.Ильин, прот. Сергий Булгаков, В.Соловьев, свящ. Павел Флоренский, В.Н.Лосский,Б.П.Вышеславцев, В.Ф.Эрн. Особое положение занимает философия “общего дела”Н.Ф.Федорова. Следует заметить, что среди последователей В.Соловьева“проявились и крайне утонченные технократические стремления”[9].Софии-Премудрости “отводилась роль патронессы научно-технического прогресса ихозяйственного овладения миром”[10]. Для советской идеологии никакой философиитехники не было и быть просто не могло: ведь еще в начале века она была успешнозаклеймена как “идеалистическая концепция”[11], подрывавшаяосновы поистине “жуткого” (Н.А.Бердяев[12]) советскоготехнического строительства. Только в последние два десятилетия в связи сусилившимся экологическим кризисом и глубинными социально-политическимиизменениями в государстве отечественная философия техники начинает интенсивноразвиваться. Интересны работы Тавризян Г.М., Батурина Ю.М., Гуревич П.С., ДеменчонокЭ.В., Бондаря А.В., Ворониной Т.П., Ракитова А.И., Хоружего С.С.
Еслиподвести краткий итог исследованиям, проведенным западноевропейскими, американскимии российскими авторами, можно сказать, что все они признают возросшее впоследнее время влияние техногенной среды на политическую, экономическую, социальную,культурную жизнь общества, также как и появление отчуждения человека от природы,других людей и от самого себя. В чем же нет никакого единогласия — так это впричинах появления современного феномена техники, его истоках и путях выхода изсоздавшейся ситуации технократии. Вопрос о технике оказался гораздо глубже, чемэто представлялось на первый взгляд; своими корнями он уходит в онтологию иантропологию[13]. И если автор в своих исследованиях неимеет краеугольным камнем учение Православной Церкви о творении человека и егопредназначении, о грехопадении и его последствиях, то любые попытки даже самогоискушенного ума понять причины современных явлений технократической цивилизацииоказываются по сути бесплодны, хотя часто бывают и облечены, подобноевангельской смоковнице, многими листьями фактов, доводов и интересныхразмышлений...
“Проблематехники очень тревожна для христианского сознания, — писал Н.А.Бердяев в статье“Человек и машина”, — и она не была еще христианами осмыслена”[14]. Более полувека уже прошло, как была написана этастатья, однако говорить о выработанной богословами православной концепциифилософии техники так и не приходится. К сожалению, среди православных нередковстречается упрощение этой проблемы, сведение её на нет через признание техникитолько как орудия, причем орудия самого по себе нейтрального, которое можно вравной степени использовать как для добрых, так и для дурных целей. Такимобразом вопрос значительно сужается и целиком переносится в область применениятехники, область чисто нравственную, из которой уже изъята сама идеявозможности обратного воздействия техногеной среды на человека, егомировоззрение и поведение. “В самом злом плену у техники мы оказываемся тогда, когдаусматриваем в ней что-то нейтральное; такое представление… делает нассовершенно слепыми к её существу”[15]. Курт Хюбнер в“Критике научного разума” подчеркивает, что “техника никогда не перестанет бытьисточником неприятностей, пока она базируется главным образом на идеалахрациональности, точности и прогресса, а значит, неизбежно порождает такие типыобщественного поведения, которые либо с трудом, либо вообще не согласуются страдиционными и прочно укоренившимися в культуре ценностными представлениями”[16]. Н.А.Бердяев отмечал, что “диалектика техническогопрогресса заключается в том, что машина есть создание человека и онанаправляется против человека, что она порождена духом и порабощает дух”[17]. Если, согласно О. Шпенглеру, вопрос о технике — вопросне об оружии, а о борьбе[18], а по мысли М.Хайдеггератехника есть “вид раскрытия потаенности”[19], по-став(Ge-stell), то становится ясно, что этот вопрос далеко выходит за рамки однойлишь нравственной проблематики правильного или неправильного использованиятехники.
ВСвоей первосвященнической молитве Господь наш Иисус Христос молился о Своихпоследователях: “Не молю, чтобы Ты взял их из мира, но чтобы сохранил их отзла”(Ин. 17.15). И Церковь, пребывая в этом мире, но будучи по своей сутинеотмирной, постоянно стоит перед вопросом, как не допустить проникновения“духа мира сего” в среду своих верных чад, как ограничить и уменьшитьвоздействие этого тлетворного духа. Перед верующими нередко возникает вопрос, насколькоможет быть вредно для их духовной жизни то или иное соприкосновение спродукцией технического прогресса (например, работа с компьютером, регулярныйпросмотр телепередач, использование аудиовизуальной техники и многое другое изразряда явлений обыденных для современного человека, но совершенно неизвестныхпрежним поколениям). Разрешение подобных вопросов затрудняется тем, что вовремя написания практически всего корпуса святоотеческой литературы ничего дажеотдаленно напоминающего современную технику не было. Существуют некоторыеинтересные пророчества, например, преподобного Космы Эталоса, предсказавшеготакие явления, как телефонная связь, компьютер, военно-воздушная авиация, автомобиль(подробнее к этим предсказаниям мы обратимся в следующих главах). Но посколькубольшинство святых отцов обращалось именно к своему времени, то ирассматриваемые ими явления соответствовали строю их жизни. Однако “духовныйсудит о всём” (1Кор. 2.15), и действительно, в святоотеческой сокровищницеможно найти ответ на любой вопрос духовной жизни; сложность же нашего положениябольшей частью заключается в том, как суметь разглядеть под сложным имногообразным покровом современного техницизма те же самые проблемы “ветхогочеловека”, о которых и говорили святые отцы в своих творениях, и как приложитьих ответы к современной жизни.
Сегоднянеизбежно возникает вопрос о границах применения техники в Церкви. Конечно, дляправославного сознания замена колокольного звона механическим, появлениемикрофонов на Святом Престоле, замена живого пения и молитвы воспроизведениемаудиозаписей — всё это однозначно кажется недопустимым кощунством. Однакораспространенность данных явлений, например, в Греции, не позволяет себячувствовать полностью в безопасности не только от подобного, но и от большеговторжения технических элементов в богослужебную и даже духовную жизнь (как, например,распространенные в протестантском мире “электронные исповедальни” — некийкомпьютерный вариант исповеди и психологического теста по сети).
Современныйзападный секуляризованный мир, пытаясь найти выход из создавшегосяэкологического кризиса, в своём ослеплении договаривается до необходимостискорейшего возвращения к откровенному язычеству. Сейчас нередки стали голоса, находящиекорни современного экологического кризиса в “иудео-христианской духовнойтрадиции”(Линн Уайт)[20]. Христианство обвиняется впренебрежительном отношении к природе, основанном на “чаянии нового неба иновой земли”(Апок. 21.1). Осуждая христианство за его борьбу с язычеством, следствиемкоторой, как считают, оказалось нарушение гармоничной мистической связипосредством духов лесов, рек и проч. между природой и человеком, взаменпредлагается нечто новое, “преодолевающее ограниченность христианства”, аименно — “экологическая духовность” как “прославление божественного единствавсех вещей благоговейным человеческим сознанием… Религиозное сознание — тезис,технологическое сознание — антитезис, экологическое сознание выступает вкачестве синтеза, так как оно знаменует возвращение к духовности без подчинениярелигиозным догмам”[21]. Поэтому перед православным богословиемвозникает задача также и апологетическая: “экологической” псевдодуховностипротивопоставить истинную, основанную на святоотеческом предании православнуюдуховность как действия освящения, о-Духо-творения мира и человека.
Цельданной работы не должна рассматриваться как попытка формулирования православнойконцепции философии техники. Единственная задача, обозначенная в названииработы — показать, что собой представляет окружающая современного верующегочеловека техногенная среда, её генезис; насколько сильно может быть её влияниена человека и в чем это может найти своё выражение; как должна восприниматьсяэта среда с позиций православной духовности, также указать определенные способыограничения воздействия технократической цивилизации на внутренний мирчеловека. Автор питает глубокую надежду, что с течением времени ПравославнаяЦерковь даст достойный и обоснованный ответ на современную техническуюпроблематику, ведь в наших руках — не изощрения “лжеименного человеческогоразума”[22], а богатая сокровищница наследияБогопросвещенных мужей, творения которых недаром составляют не простое, ноСвященное Предание Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви!
Методработы состоит в сопоставлении православного учения о внутреннем мире человекас современной реальностью и выяснении значения техногенной среды в изменениидуши под воздействием внутренних и внешних факторов, а также в оценке этихизменений с точки зрения православной нравственности.
Под“внутренним миром” имеется в виду совокупность всего, что происходит в духе идуше человека — это жизнь разума, воли, чувств, все, чем живет человек, чтопредставляет для него ценность, что им движит, что его радует или печалит. ВI-й главе проведен разбор генезиса технократической цивилизации; следующиеглавы, с II-й по IV-ю, посвящены рассмотрению воздействия на главныесоставляющие души — соответственно разум, волю и чувство; в V-й главе даетсяоценка влияния техногенной среды на дух человека и характеристика общейнаправлености технократической цивилизации в сфере нравственности. В заключенииподводится краткий итог исследованию и определяются некоторые возможные путидальнейшей разработки данной проблематики.
Преждечем рассматривать историю возникновения техники в контексте Священного Писания,необходимо остановиться на этимологическом анализе понятия “техника”.В.Шадевальд возводит корень к индоевропейской основе tekp — означающей“деревообработку, плотницкое дело”. Эта основа встречается уже у Гомера — “строитель,плотник”. От него происходит и слово, которое означает “искусство илимастерство плотника и строителя, а в более общем плане — искусство во всякогорода производстве”[23]. Поэтому техника и механикапротивопоставлены естеству, природе”[24], или, какговорит В.Шадевальд, “имитируют природу”[25].
Краткосуммируя приводимые в разных исследованиях сущностные характеристики техники, необходимоотметить следующее:
1.Техника представляет собой искусственное образование — артефакт[27], или, другими словами, есть “природа, прошедшая черезакт человека и подчиненная его целям”[28].
2.Техника не просто является инструментом, средством, орудием для удовлетворениятех или иных человеческих потребностей; более того — она есть “тактика всейжизни в целом… Технику нельзя понимать инструментально. Речь идет не осоздании инструментов-вещей, а о способе обращения с ними; не об оружии, а оборьбе”[29].
3.Техника всегда рациональна; иррациональной техники существовать не может.
4.Техника представляет собой самостоятельную реальность, отличную от природной;она является уже не природным организмом, но организацией [30].
5.Техника определяется также как “встреча природы и сознания, причем природа нетолько познается сознанием в соответствии с ее законами, но и изменяется всоответствии с идеями”[31].
Когдав истории человечества появляется техника? Мы не можем согласиться сутверждением, что “техника и человек неразделимы”[32], ичто “способность человека делать орудия и сделала его человеком”[33]. Вовсе не эта способность, но вложенный в человекапри творении образ Божий и составляет его главное отличие от всей твари каксущества личностного, свободного, ответственного[34].“Бог сотворил человека животным, получившим повеление стать Богом”, — говоритсвятитель Василий Великий[35]. По отношению же к мируАдам “должен был любовью к Богу, от всего его отрешающей и в то же времявсеобъемлющей, соединить рай с остальным земным космосом: нося рай всегда всебе, он превратил бы в рай всю землю… Его дух и само его теловосторжествовали бы над пространством, соединив всю совокупность чувственногомира: землю с небесной ее твердью”[36], и таким образом,преодолевая разделение на тварное-нетварное, через обожение человекасовершилось бы обожение и всего космоса. С этой целью Господь поставляетчеловека в Эдеме и дает ему заповедь о возделывании и хранении рая (Быт. 2.15).“Бог одарил человека свободной волей, — говорит святитель Григорий Богослов, — чтобыон свободным определением выбрал Добро, и поселил его в раю, чтобы онвозделывал бессмертные растения, которые, вероятно, обозначают Божественныемысли”[37]. Преподобный. Иоанн Дамаскин говорит, чточеловек в раю был беззаботен[38], а о том, что человекне обрабатывал землю, пишет Феофил[39]. Однако болеепространного объяснения данной заповеди о возделывании и хранении рая найти неудается. Совершенно ясно лишь то, что возделывать рай Адам должен был не спомощью мотыги и лопаты...
Овысоте ведения человека до грехопадения и его власти над природойсвидетельствует повествование книги Бытия о наречении имен животным (Быт.2.19). Здесь мы видим, как “человек изнутри познает живые существа, проникает вих тайну, повелевает их богатством: он — поэт, как бывает поэтом священник, онпоэт для Бога, потому что Бог “привел их (животных) к человеку, чтобы видеть, какон назовет их””[40]. Понятно, что власть человека надживотным и растительным миром происходит не из его способности черезизобретение и применение технических средств подчинять себе окружающий мир, адаруется Богом как заповедь через собственное обожение привести к Нему всетварное бытие[41].
Такимобразом, в раю никакой техники не было и быть не могло, потому что первозданныйчеловек, находясь в полной гармонии со всем творением и будучи поставлен Богомв положение полновластного хозяина Земли, не имел необходимости в каких-либоискусственно созданных средствах для воздействия на природу. Да и зачем было нанее воздействовать, когда вся тварь и так была покорна слову человека, “землясама собою приносила”[42] все необходимое дляполноценной жизни прародителей, не было “ни дождя, ни зимы”[43]?Ведь техника в первую очередь служит освобождению от нужды[44] — о какой технике может вестись речь там, где не было никакой нужды, где СамТворец беседовал с Адамом в прохладе дня (Быт. 3.8)?
Сгрехопадением всё изменяется: вместо прежде царившей гармонии природаоказывается в оппозиционном отношении к человеку, тварь более не хочетповиноваться Адаму, “потому что видела, что он ниспал от божественной славы”, — говорит преподобный Симеон Новый Богослов[45]. Первое, чтоделают прародители — прикрывают смоковными листьями открывшуюся наготу (Быт.3.8). Если рассмотреть данный поступок через призму вышеуказанных определенийтехники, то он окажется первым техническим действием человека: именно здесьпроисходит первая встреча природы и поврежденного человеческого сознания;природа (листья смоковницы) проходит через руки человека и подчиняется его цели[46], и таким образом появляется первый артефакт какявление, не присущее природе в норме; этим действием человек выражает своестремление создать собственный мир, отдельный от Божьего, отгородиться от Него(что ещё ярче выразилось в бегстве Адама и Евы от Бога — см. Быт. 3.8). Переднами не что иное как основные сущностные характеристики техники, указанные выше,причем техники именно человеческой[47].
СвятительИоанн Златоуст видит в “кожаных ризах”, которыми Бог облекает прародителейперед изгнанием их из рая, в том числе и науку, и ?????[48].Всё это является “изъявлением Промысла Его и милосердия о грешниках, — пишетсвятитель Филарет (Дроздов). — То же смятение, которое принудило их самихискать одежды, препятствовало им сделать ее достаточною и совершенною: Богусовершает ее так, чтобы она была и покровом стыда, и защитою от действиявнешних сил на тело человеческое. Одежда, изобретенная грешниками, долженствовалабыть памятником греха столь же ужасным, как и самая нагота: Бог, к утешению их,соделывает оную также памятником своего о них попечения”[49].Таким образом, кожаные ризы, с одной стороны, являются свидетельством, своеобразной“печатью” грехопадения, с другой — Божественного попечения о том, чтобыизгнанные из рая прародители смогли выжить в изменившихся природных условиях.Данное утверждение имеет очень важное значение, ибо дает ключ к правильномупониманию техники в ее отношении к человеку. Техническая деятельностьстановится необходимой только после изгнания из рая. С этого момента человек, потерявшийверу своему Творцу и Господу и обреченный в поте лица добывать пропитание среди“терний и волчец”, лишь с помощью применения орудий мог обеспечить себе условиядля выживания в мире, более не признающим человека своим хозяином. Однако такоеположение никак не может считаться нормальным и естественным; техника никогдане была прирожденной человеку, она всегда противоестественна как человеку, таки вообще природе, ибо корни её — в отпадении человека от Бога и нарушениичеловеческой автономией Богозданного космического порядка. Отныне человек будетвсегда стоять перед дилеммой: либо молиться Богу о “благорастворении воздухов, оизобилии плодов земных и временех мирных”, обращая свой мысленный взор кпрежнему райскому благожитию и полагая всё упование не на свой разум итехнические “достижения”, но на милость Божию, либо всё более удаляясь от Богав сферу материальной жизни, самому “осмеливаться разыгрывать роль божества”[50], всячески усиливая свою автономию, чему техническийпрогресс весьма успешно способствует.
Ужев детях Адама — “каинитах” и “сифитах” — становятся ярко видны два направленияв развитии человечества. Примечательно, что о сифитах упоминается лишь впоследней строке 4-й главы как о “начавших призывать имя Господа” (Быт.4.26), вто же время каинитам уделяется гораздо больше внимания. Остановимся на том, как4-я глава книги Бытия разворачивает перед нами картину развития богоборческойтехнократической цивилизации.
Послеубийства своего брата Авеля и последовавшим от Бога проклятия Каин идет “отлица Господня” в землю Нод (Быт.4.16), что в переводе означает “бегство”. Сбегства от Бога и начинает свою историю технократическая цивилизация какобразование, противоположное теократии, понимаемой в широком смысле слова.“Проклятые возделанной землей, впитавшей в себя кровь Авеля, они (потомки Каина- П.В.) становятся первыми горожанами, изобретателями техники и искусства. Сними появляется и цивилизация — эта огромная попытка восполнить отсутствиеБога”, — пишет Лосский[51]. Этимологически слово“цивилизация” происходит от латинского слова civis — “гражданин”, или иначе — горожанин,прилагательное civilis — “гражданский”, “общественный”[52].“Первый город созидается первым изгнанником земли, и тем, который не ожидалграда, имеющего непоколебимое основание, которого зодчий и основатель есть Бог(Евр.11.10)”[53]. Город предстает перед нами как средствоот-городиться и укрепить свою автономию от Бога и окружающей среды; онпозволяет теперь создать собственный мирок, вторжение в который становитсявесьма затруднительным по причине изначального оборонительного характера города,проистекавшего из глубоко укоренившегося в сердцах потомков братоубийцы страхаза возмездие[54].
Этотгород становится поистине скопищем человеческих страстей — именно здесьпоявляется многоженство (Быт.4.19), проституция[55], убийствостановится нормой поведения (Быт.4.23). Здесь появляется новый род жизни — кочевой,изобретатель которого Иавал “имел в мыслях и спокойствие постоянного жилища ивыгоды от непрестанной перемены места… он сделал угождение и роскоши илюбостяжанию”[56]. Здесь же изобретаются Иувалом, “отцомвсех играющих на гуслях и свирели” (Быт. 4.21), музыкальные инструменты дляподмены высших запросов души “томительным утешением музыкой”(Лосский), а такжедля сопровождения “коллективных ритуальных оргий, в установлении которых Иувалиграл главную роль”[57]. Примечательно, что для этогоиспользуются уже не природные способности человека, но технические средства.“Искусство появляется здесь как ценность культурная, а не культовая; это — молитва,не доходящая никуда, потому что она не обращена к Богу”[58].
Тувалкаином,“ковачом всех орудий из меди и железа”(Быт. 4.22), закладываются основыметаллургии — этой основы основ всякого производства. Им же создаются орудиявойны, которые “привели в восхищение его кровожадного отца”[59].Примечательно, что само слово “машина” в древности чаще всего применялосьименно к военным орудиям и осадным приспособлениям. Также и “механик” — впервую очередь строитель военных машин[60]. ОсвальдШпенглер отмечает, что всегда “хранители кузнечного искусства рассматривалисьпрочими людьми, как нечто совершенно особое, причем вызывали робкое поклонениеили же ненависть”[61]. Подтверждение этому можно найтии в античном мифе о Гефесте. Прямое нарушение заповеди, данной прародителям, видитсяР.П.Зиферле в добыче руды: “Человек проникает в недра земли и тем самым идетпротив Божьего завета, благословившего человека добывать в природе необходимуюдля жизни пищу, но не разрушать ее”[62].
СестреТувалкаина, Ноем, приписывают “изобретение ткацкого искусства и выделкиматерии” — так появляется мода[63]. “Эти изобретениячеловеческого духа полагают начало культуре, как культу некоей абстракции, вкоторой нет Того Присутствующего, к Которому должен быть обращен всякий культ”[64]. Примечательно, что эти три имени — Иавал, Иувал иТувалкаин этимологически связаны с корнем lwb — “стремиться вперед”, “производить”,“разрастаться”[65], что свидетельствует о свойственнойкаинитам идее прогресса.
Обществукаинитов, как это становится видно из анализа 4-й главы книги Бытия, присущидве характерные особенности: высота технической культуры и параллельно с ней — необычайнаяразвращенность нравов. Именно здесь наиболее ярко мир предстает перед нами каксовокупность страстей, “мудрование плоти и плотское житие”[66].Напротив, бытописатель совершенно ничего не говорит об уровне техническойкультуры сифитов. Вероятно, для противопоставления их потомкам Каина былодостаточно одного лишь упоминания о том, что они возобновили молитву к Богу, иименно это общественное богослужение, а не забота о покорении природы иустройстве своего материального благополучия, было для них самым главнымделанием. Об этом свидетельствует также тот факт, что один из сифитов — Енох — первымиз людей был взят Богом живым на небо (Быт. 5. 24).
Проникновениес течением времени в среду сифитов духа потомков Каина и их совместные бракипостепенно привели к “великому развращению человеков на земле”(Быт. 6.5). Длянас представляет интерес повествование книги Еноха об этом периоде, гдерассказывается о падении 200 ангелов, которые спустились к дочерям земли и внаграду за расположение последних научили их чародейству, открыли им целебныекорни и растения. Один из ангелов, по имени Азазел, “научил людей делать мечи, иножи, и щиты, и панцири, и научил их видеть, что было позади них, и научил ихискусствам, — запястьям, и предметам украшения, и употреблению белил и румян, иукрашению бровей, и употреблению драгоценнейших и превосходнейших каменьев, ивсяких цветных материй, и металлов земли” (Енох 8.1)[67].“Тогда царило великое безбожие, люди занимались развратом, погрязли взаблуждениях и все пути для них были путями погибели”[68].Даже при сомнительной достоверности источника интересно само свидетельство отом, что в древности многие технические изобретения воспринимались не толькокак плод человеческого разума, но и как внушение демонических сил, которомунередко следовало наказание от Бога (можно сопоставить с античными мифами оПрометее, Икаре и др.).
Особыйинтерес представляет повествование о всемирном потопе и о спасении в ковчеге семействаправедного Ноя. Начатое по повелению Божию построение ковчега выглядело вглазах окружавших Ноя откровенным безумием, в том числе и с технической точкизрения. Здесь мы впервые встречаем в Священном Писании, как Сам Бог даетчеловеку конкретные указания чисто технического порядка, что собой должен былпредставлять ковчег, его размеры, внутреннее устроение, материал и способизготовления (Быт.6.14-16). В этом действии Божием видно, как посредствомтехнического средства — ковчега — предмета насмешек людей “техническиобразованных”, посрамляется “мудрость века сего”, и “немудрое Божие”оказывается “премудрее человеков” (1Кор.1.25). В данном случае Господьблагословляет создание и использование определенного технического сооружения, посредствомкоторого и должно было совершиться спасение праведного рода от воцарившегосякругом нечестия и развращения.
Вавилонскаябашня (Быт.11.1-9), этот “узурпаторский порыв безбожной цивилизации”[69], — еще одна ступень в истории техники. Ослепленныйсобственной гордыней человек хочет поставить на небесах вместо Бога творениесобственных рук и ему покланяться. Город, который собирались построить, долженбыл играть роль мегаполиса, некой единой, всечеловеческой цивилизации; башня жевыступала как воплощение мировоззрения этого города. “Эта идеология совмещает всебе стремление к деспотической власти человека над природой, путем развитиятехнократической цивилизации, с сознательным противлением воле Бога”[70]. Башня строится как сознательное противлениеисполнению пророчества Ноя (Быт. 11.4). Так племя Хамово, “дабы ускользнуть отвозвещенного ему проклятия рабства, поспешало ко всеобщему владычеству”[71]. Это “единство без Бога” повлекло за собой “рассеяниевдали от Бога”[72]. Святитель Филарет (Дроздов)усматривает следующие цели Промысла в разделении и рассеянии народов:“Предохранить общества человеческие от крайнего угнетения; предупредитьрастление нравов, которое в одном всеобщем царстве долженствовало сделатьсявсеобщим для рода человеческого; но которое, по разделении народов, погубляяодин из них, оставляет другой в удалении и неизвестности возникать иусиливаться при помощи простоты и чистоты нравов; предотвратить раздоры, которыебыли бы бесконечны, если бы род человеческий стеснялся к одному средоточиюсвоими селениями”[73]. В дальнейших главах будетрассмотрено, какими средствами строители Нового Вавилона стремятся преодолетьэти Богом поставленные пределы.
Объеми задачи данной работы не позволяют подробно проследить, как развиваласьтехника у потомков Сима, Хама и Иафета. Теме истории развития древнихцивилизаций посвящено достаточное количество исследований, поэтому непредставляется необходимым досконально рассматривать данный период. Однакоследует отметить некоторые существенные черты периода ремесленной техникивплоть до эпохи Возрождения.
Общеемнение специалистов по данному вопросу состоит в том, что ремесленная техника вдревнем мире не занимала центрального положения. Технократия была немыслима вантичном мире: “Изобретателями интересовались мало, техников презирали”, — пишетв “Античной технике” Г.Дильс[74]. Интересносвидетельство Плутарха о том, какой критике со стороны Платона подвергались егоученики Архит и Евдокс за применение механики для решения геометрических задач:“Они губят достоинство геометрии, которая от бестелесного и умопостигаемогоопускается до чувственного и вновь сопрягается с телами”[75].Освальд Шпенглер утверждает, что “античный человек… враждебен уже самой мыслио технике”[76]. И хотя нам известны многие потрясающиетехнические чудеса древних цивилизаций (достаточно упомянуть театр водныхавтоматов Герона Александрийского[77]), однако вбольшинстве случаев они имели определенное сакральное значение, и никто непомышлял вводить их в житейский обиход; техника здесь является своеобразной“духовной роскошью”[78]. Также не надо забывать и тотнеоспоримый факт, что именно религиозное восприятие мира превращало всякий труд- от сапожного мастерства до построения пирамид — в “священноделание, соработаниеопределенным высшим силам (“богам” или Богу)”[79].Основной принцип, которым руководствовалась античная техника, заключался виспользовании сил природы в соответствии с их естественными свойствами, безнарушения гармонии космоса, не срывая с природы “ореола священности”[80].
Ветхозаветнаярелигия иудеев с осознанием Бога как Творца и человека как падшего творения недавала места преобладанию активной технической деятельности человека над всемисторонами жизни. Все чаяния избранного народа — как духовные, так порой и чистоматериальные — возлагались не на технику, но на Иегову. Вся история иудейскогонарода, особенно его войны, красноречиво свидетельствует об этом: “Сии наколесницах, и сии на конех, мы же во имя Господа Бога нашего призовем. Тииспяти быша и падоша, мы же востахом и исправихомся”(Пс.19.8-9). Высокий уровеньискусства, который проявился при установлении скинии, а затем — при построенииХрама Соломоном, свидетельствовал более всего о глубине религиозного чувства иблагоговения иудеев. Внешнее благолепие Храма воспринималось как слабый отблесктой славы, в которой и пребывает Иегова. Примечательно, что до устроения скинииМоисеем был получен запрет на создание жертвенников из тесаных камней(Исх.20.25), а также на применение для этой цели золота, серебра или любогодругого материала. Цель этого запрета заключалась в том, чтобы не допуститьсоблазна иудеям вместо Бога покланяться творению собственных рук. Весьмахарактерно, что ветхозаветный язык не знает аналога греческому — есть лишьотдаленно сопоставимые по значению слова, например, “ремесло” (млаха), “дело, производство”(маасе), “работа, служба” (авода), “дело, действие” (поаль, пэула). Всовременном же иврите слово “техника” является заимствованием.
Спасениечеловеческого рода, совершенное Господом нашим Иисусом Христом, открыло новуюэпоху жизни Адамова потомства. Если до Боговоплощения можно наблюдать всебольшее погружение человечества в сферу материальной жизни, то с пришествиемХриста начинается восхождение к Горнему Иерусалиму. Первой же ступенью этойдуховной лествицы становится отвержение “мира сего”, признание богопротивнымиего устоев и порядков. В этом отношении очень примечателен один из аграфовГоспода нашего Иисуса Христа, написанный на одном индийском мосту: “Мир сеймост; проходи по нему и не строй себе дома”[81]. Чаяниенового неба и новой земли, как и близость второго пришествия Христова, делаютбессмысленными усилия по упрочению и облегчению своего положения на земле, котораявместе с видимым небом “огню блюдомы суть”(2Пет.3.7). Поэтому на первое местовыдвигается спасение бессмертной души, а не покорение природы: “Какая пользачеловеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкупдаст человек за душу свою (Мф.16.26)”? П.П.Гайденко обращает внимание на то, чтохотя Боговоплощение и ослабило античное противопоставление земного и небесного,однако в христианстве “аристотелевский космос просуществовал на протяжениипочти полутора тысячелетий”[82]. Осознаниеповрежденности человеческой природы, в том числе разума, не позволяло человекуи далее “играть в богов”: чем это закончилось для прародителей было хорошоизвестно, впрочем как и цена избавления от этой роковой ошибки. Главной задачейхристианина становится подчинить себя целиком воле Божией, цель которойзаключается в освящении человека (1Фес.4.3), и через него — преображения всегокосмоса нетварными энергиями Божества. В этом ключе рассматривается и всядеятельность человека, польза или же вред которой проистекают отныне не изсоображений экономической эффективности, но из того, насколько способствует этадеятельность приближению ко Христу через исполнение Его заповедей[83]. Один внешний труд без внутреннего делания признаетсяне просто суетным, но и прямо душевредным. Аскетизм как способ подчинениянизших стремлений высшим, духовным целям через ограничение потребностей лишаетсмысла всякую деятельность, главной целью которой является только облегчениетруда и повышение его эффективности. Правильно поставленный труд воспринимаетсяименно как духовное делание человека — недаром в монастырях “работа” становится“послушанием”, чем подчеркивается ее духовный аспект.
***Спризнанием христианства государственной религией возникает необходимость непросто отрицать всю культуру как богопротивное образование, но воцерковить ее итаким образом привить дикую розгу языческой культуры к благодатной лозе ЦерквиХристовой. Таким образом появляется христианская государственность, культура, философия,образование. Принадлежа по внешности к явлениям мира сего, они по сути своейуже были неотмирны, будучи освящены благословением Церкви и служа каждыйпо-своему единому делу спасения человека. История Византии — яркий пример тому,как новая закваска Христианства смогла переквасить, переродить в корне богатоеязыческое наследие.
Дляремесленной техники, как античной, так и средневековой, было характерноразвитие не по пути увеличения производительности труда, а по пути усложненияпредметов изготовления, превращения ремесла по сути дела в искусство. Это былосвязано с наличием строго регламентируемых прежде всего религиозными традициямипределов увеличения эффективности производства, которые проистекали из общеймировоззренческой установки на ограничение потребностей человека, а не на ихбесконечное расширение. В этих границах развитие ремесла становилось не столькоизобретением чего-то существенно нового, сколько “вариациями в рамках одногостиля”[84]. Существовали и определенные нормы, установленныеобществом, которые “сдерживали стремление человека к богатству и увеличениюпроизводства материальных благ”[85]. Зиферле в качествапримера приводит весьма показательный документ начала XVI века следующегосодержания: “Ни один ремесленник не должен придумывать ничего нового илиприменять его, но каждый должен следовать за своим ближним из побужденийгражданской и братской любви”[86]. Нельзя не обратитьвнимание и еще на одну характерную черту этого периода: техника и наука неоказывали друг на друга сильного воздействия, имея разные предметы своейдеятельности: наука — изучая законы Богозданной природы, пытаясь проникнуть вих сущность, техника — занимаясь почти исключительно артефактами, изобретениемтого, чего в природе нет, имея дело лишь с практической стороной жизничеловека. Ремесленной технике характерна соотнесенность с человеком (“человек — мера всех вещей”, в том числе и технических); техника здесь являетсясвоеобразным продолжением и развитием естественных способностей человека ивыступает именно как средство, орудие, подчиненное определенным целям и невыходящее за рамки своего непосредственного предназначения.
Примечательно,что ремесленная техника не знала единой системы мер: “Не существовало дажесистемы, описывающей отношение шага резьбы к диаметру болта. Всякий винт ивсякая гайка обладали неповторимой индивидуальностью”[87].Благодаря этому не могло вестись речи ни о каком массовом производстве, нопрактически все изготовляемые вещи были по-своему уникальны.
Несуществовало и единой хронологии. При необходимости время измерялось отрезкамис помощью песочных или водяных часов, горения свечи и т.д. Все основноевремяисчисление было неразрывно связано с естественными природными циклами. Пословам Жака Ле Гоффа, “средневековое время прежде всего было религиозным ицерковным… Год в первую очередь представал как год литургический”[88]. Таким образом, время воспринималось в аспекте егосвязи с вечностью, с духовным миром, а также с природной жизнью — этагармоничная связь была нарушена с изобретением в конце XIII века механическихчасов и появлением чисто рационально-отвлеченного деления времени настандартные отрезки.
Прирассмотрения истории техники нельзя не обратить внимания на следующийлюбопытный факт. Вплоть до XVII-XVIII в. Восток шел значительно впереди Западакак по всем экономическим и культурным показателям, так и по уровню развитиятехники. Жак Ле Гофф говорит о том, что средневековый Запад был “техническиотсталым” по сравнению с Востоком[89]. “Страны Востокабыли родиной многих технических приспособлений и технологических процессов, безкоторых Запад даже не мог бы и мечтать ни о какой промышленной революции”[90]. Среди этих изобретений — горячая обработка металлов,добыча угля, нефти и газа, производство пороха, книгопечатание, бумажные деньгии многое другое. В чем же заключается причина того, что научно-техническаяреволюция произошла именно на Западе, хотя на Востоке внешних предпосылок длянее было несравнимо больше?
Основныепредпосылки научной теории прогресса начали зарождаться еще в XV — XVI в. напочве неоплатонизма и герметизма эпохи Возрождения. По мнению Парацельса, “Богдаровал человеку возможность очиститься от своего ущербного состояния, вкотором он оказался в результате грехопадения, путем занятия науками иискусством. Таким образом он может восстановить утраченную им власть надприродой и раскрыть все ее тайны”[91]. Понятно, чтотакой подход был совершенно чужд исконно христианскому взгляду на путь спасенияот греховности человеческой природы. Однако, как это ни парадоксально с первоговзгляда, возникает он именно на почве христианства, но не восточной, а западнойтрадиции.
Здесьмы подходим к важному моменту в понимании истоков научно-техническогопрогресса. Необходимо понять ту разницу, которая существовала между западным ивосточным типами мышления: “Стремясь к истине умозрения, — пишет И.В.Киреевский,- Восточные мыслители заботятся прежде всего о правильности внутреннегосостояния мыслящего духа; Западные — более о внешней связи понятий. Восточные, длядостижения полноты истины, ищут внутренней цельности разума: того, так сказать,средоточия умственных сил, где все отдельные деятельности духа сливаются в одноживое и высшее единство. Западные, напротив того, полагают, что достижение полнойистины возможно и для разделившихся сил ума, самодвижно действующих в своейодинокой отдельности”[92]. Именно благодаря такому типумышления, при котором разум воспринимался способным к совершенному постижениюне только земных, но и Божественных предметов, и стало возможно появлениерационализма, этого “мышления без сердца”[93], а значит,и без любви. “Бог умер”, — так подытожил Ницше долгий путь развития западнойцивилизации. Однако, если разобраться внимательнее, Бог как Истина и Жизнь (Ин.14.6) давно уже был погребен под многотомными схоластическими системамитеологий. Ведь главный метод рационализма — это “умственное разложение жизни”[94]: “сперва вы убиваете предмет исследования, затемрасчленяете его. Нужно изъять из него душу, прежде чем “объективно” изучить”, — писал о.Серафим (Роуз)[95]. Начавшееся господстворационализма, с одной стороны, было свидетельством признания “естественногоразума” — даже без всякой веры — самодостаточным в познании Бога, мира ичеловека[96]; с другой — превращало человека в рабаодной из автономных сфер: “Утеря духовного центра привела к тому, что частичное,раздельное претендует на тоталитарность, целостность”[97].Следствием этого было постепенное изменение всего мировоззрения: мир уже невоспринимается как античный гармоничный и прекрасный, он превращается в Mundus- универсум, объемлющее всё вместилище, безжизненное и бесплодное[98]. Через отрицание Коперником геоцентризма ставится подсомнение истинность творения Богом мира ради человека. Вселенная видится уже некак единый организм, но как механизм: “Моя цель, — писал Кеплер, — показать, чтонебесную машину следует сравнивать не с божественным организмом, а с часовыммеханизмом”[99]; через призму рационализма даже человеквоспринимается не более как замечательно продуманная машина[100].Согласно Декарту, не нужно более пытаться проникнуть в самую суть вещей:достаточно будет, если созданные человеком предметы будут вести себя также, каки природные: “Я почту себя удовлетворенным, если объясненные мною причинытаковы, что все действия, которые могут из них произойти, окажутся подобныдействиям, замечаемым нами в явлениях природы”[101].Здесь становится хорошо видна характерная черта Римского ума, которая, какписал Киреевский, заключалась в том, что “в нем наружная рассудочность бралаперевес над внутреннею сущностью вещей”[102].
Свойственныйэпохе Возрождения дуализм приводит к тому, что природа воспринимаетсясамостоятельной по отношению к Богу, человек — совершенно автономным как поотношению ко Творцу, так и по отношению ко всему мирозданию. Герметизм, обезличивБога и ослабив сознание человеческой греховности, размывает и в конце концовокончательно стирает границы между Божественной и человеческой деятельностью.Так постепенно формируется возрожденческий антропоцентризм; появляется образмогучего своими знаниями и магией Человекобога: “Человек не желает ни высшего, ниравного себе и не допускает, чтобы существовало над ним что-нибудь, независящее от его власти… Он повсюду стремится владычествовать, повсюду желаетбыть восхваляемым и быть старается, как Бог, всюду”[103],- в этих нескольких строках Марсилио Фичино (1433-1499) запечатлел для насмироощущение Ренессанса. Так зарождается западноевропейская наука — та же магия,но систематизированная, имеющая общие с магией цели — покорение мироздания, стяжаниевласти, устранение естественных природных ограничений для осуществления любыхсвоих пожеланий. Под влиянием идей Возрождения магия, которая прежде была“панестествознанием и пантехникой”[104], постепеннорационализируется, вместо действия наугад появляется метод научногоисследования, и вот мы уже в преддверии рождения новой науки, этого “кладбищамертвых идей, даже если из них прорастает жизнь. Черви ведь тоже питаютсятрупами”, — пишет Мигель де Унамуно[105]...
Такимобразом, эпоха Ренессанса оказалась не столько возрождением, скольковырождением христианства в религию, по своей сути антигуманистическую, коренящуюсяв римском юридизме и оккультных традициях. Гуманизм вознёс человека до высотобожествления, при этом пообещав ему всякое познание, власть и силу, а на делепредоставил глубоко поврежденной человеческой природе во всей полноте проявитьсвою дезинтегрированность и порочность. В своём безудержном стремлении “видетьнасквозь” всё мироздание гуманисты просмотрели самое главное, как это меткоподметил К.С.Льюис: “Незачем “видеть насквозь” первоосновы бытия. Прозрачныймир — это мир невидимый; видящий насквозь всё на свете не видит ничего”[106]. Гуманизм, с присущим ему отрицанием подлиннойприроды человека, по сути дела оказался субгуманизмом — нижеестественнымподобием гуманизма[107]; десакрализация гуманизмомприроды и человека не могла не привести к процессу дегуманизации, обесчеловечиваниючеловека — процессу, который в наши дни так ярко проявляет себя во всём обликетехнократической цивилизации.
Вотличие от Византии, попытка воцерковить языческую философию на Западеокончилась неудачно, если не сказать — трагически: привитая к Западной ветвихристианства, уже отломленной от ствола и значительно ослабленной червоточинамипапизма, языческая философия оказалась сильнее, и получив свое дальнейшееразвитие, вместо собственного перерождения сумела перебороть христианство, перенесяакцент с внутреннего делания на внешнюю деятельность, с благодати — на закон, сневидимого мира — на мир видимый и осязаемый. Потеряв подлинную христианскуюориентацию жизни, западному человеку не оставалось ничего другого, как только“развитием внешних средств облегчить тяжесть внутренних недостатков”[108]. Поэтому видится совершенно справедливымутверждение А.Н.Уайтхеда о том, что “вера в возможность науки, зародившаяся ещедо возникновения современной научной теории, является неосознанной производнойот средневековой теологии”[109].
Волюнтаристскаятрадиция некоторых католических теологов, воспринятая и развитаяпротестантизмом, всегда “сопровождалась самопревозношением (обычно прикрытым)человека”, — считает В.Н.Катасонов[110].“Неограниченная ничем творческая сила Бога как бы индуцировала также ничем неограниченную спонтанность человеческой активности”[111].Другое следствие волюнтаризма, а именно, ещё большее отделение Творца оттворения, как и восприятие пассивности природы, давало основание дляэкспериментального, а не умозрительного изучения и познания мироздания:“Посредством эмпирического исследования установленных Богом законов природыможно приблизиться к пониманию смысла мироздания, который вследствиефрагментарного характера божественного откровения (чисто кальвинистская идея)не может быть понят путем спекулятивного оперирования понятиями… Эмпиризмприближает к Богу, а философская спекуляция уводит от Него”[112].Таким образом окончательно снимается то давнее вето на вторжение человека вприродную жизнь, с которым столкнулся Роберт Бойль: “Благоговение, которое людипитают к тому, что они называют природой, было обескураживающим препятствием кгосподству человека над низшими созданиями Бога, ибо многие не только не моглиэтого помыслить, но и считали нечестивым устранить все те границы, которые она,кажется, установила среди ее творений; и поскольку они смотрят на нее с такимпочтением, то испытывают угрызения совести, когда пытаются подражать некоторымиз ее созданий, подражать, чтобы превзойти их”[113].Чтобы люди более не “смотрели на природу с благоговением” и не “испытывалиугрызений совести”, становится необходимо объяснить всё мироздание механически:“Понятие механизма здесь необходимо, — пишет В. Эрн, — ибо необходимоотрицательное понятие бездушности всей космической сферы. При наличности Бога — в сознании человеческом есть другое и другое слишком огромное и слишкомподавляющее, чтобы своеволие отпадшего человечества могло чувствовать себясвободным и утверждать себя по своему произволу”[114].
Обращаявнимание на идею вечного двигателя как символа эпохи Возрождения, ОсвальдШпенглер пишет: “Вечный двигатель был бы окончательной победой над Богом и надприродой (deus sive natura): малый мир творит сам себя и, подобно большому миру,движим своей собственной силой, послушной только человеку. Самому построить мир,самому быть Богом — вот фаустовская мечта, из которой проистекли все проектымашин, насколько возможно приближавшиеся к недостижимой цели Perpetuum mobile”[115]. Вечный двигатель так и не удалось создать, однакомногие чаяния, с ним связанные, были осуществлены в изобретенной James Watt в 1769 г. паровой машине, а появление электричества в 1880-х годах дало в руки человеку фактическиуниверсальный источник энергии. Получив наконец-то столь долгожданнуювозможность полностью управлять энергией, индустриальная цивилизация начинаетсвоё победоносное шествие. Отныне природа “как рабыня, запрягается в ярмо, иработа её в насмешку измеряется лошадиными силами”[116].
В.Шубартписал, что “открытиям предшествует влечение к ним. Открытия не порождают новоежизнеощущение, а лишь подтверждают его наличие. Они являются не причиной, аследствием больших душевных перемен”[117]. Ещё зашесть(!) веков до индустриальной революции её полномочный “пророк” Роджер Бэконписал, что лишь с помощью гениального ума вполне было бы возможно“сконструировать навигационные средства без гребцов так, что огромные кораблиповедет один рулевой со скоростью выше той, которую могут развить сотнигребцов. Можно сконструировать кареты, которые помчатся без лошадей… машины, чтобылетать, небольшой по размерам инструмент, который будет поднимать бесконечныетяжести… устройство, при помощи которого можно перемещать тысячи людей…способ погружения на дно реки или моря, безопасный для жизни и тела”[118]. И вот последние два века эти давние мечты получаютсвое осуществление, причем с такой скоростью и в таких формах, что человеческоесознание часто оказывается неспособным угнаться за все возрастающим темпомнаучно-технического прогресса…
Оставивв стороне более детальное рассмотрение основных “достижений” индустриальнойреволюции, обратим внимание лишь на то, как изменился характер самой техники.Вместо ремесленной техники появляется машинная; причем машина не простопомогает человеку в изготовлении тех или иных предметов, но часто полностьюсама заменяет человека, даже более того — противостоит ему. Машинноепроизводство разрушает веками установившийся семейный уклад жизниремесленников; появляется разделение жизни на работу — с отрывом от семьи, сединственной целью добывания денег, и личную жизнь, главной задачей которойстановится доставить себе наибольшее количество удовольствий и развлечений, благодарякоторым можно было бы от-влечься от мрачных будней фабричной действительности.Работа с машиной, которая почти всегда связана с выполнением большогоколичества однообразных операций, действует отупляюще и угнетает живую душучеловека. Ничего подобного в ремесленном труде не было: если в индустриальномобществе человек выполняет роль придатка машины, делающего то, что машина неможет (пока не может...), то ремесленник — всегда полноправный творец в своейобласти. Индустриализация вытесняет человека на второй план, на первое же местовозводится машина. С этого момента окончательно рушится критерий “человек — меравсех вещей”: потеряв контроль сердца над деятельностью разума, человечествооказывается уже не в силах предвидеть следствия его одномерной деятельности.
Индустриятребует уже не верности содержания, но точности внешней формы. “Идентичность, азначит смерть, является запросом интеллекта”, — говорит Мигель де Унамуно[119], и к XVIII веку постепенно вырабатывается единаясистема мер. Метрическая система, став единым мировым стандартом, уничтожилацарившую прежде в ремесленной технике сложную и многоплановую метрику, темсамым еще более рационализировав и упростив производство, лишив его тех самых“чуть-чуть”, благодаря которым ремесло в значительной мере приближалось кискусству. Только в таком ключе можно понять правоту Дитриха фон Гильдебранда, что“ремесленник Флоренции пятнадцатого века был несомненно более культурен, чеммногие университетские профессора нашего времени”[120].Не менее значимые последствия имело и появление единого времяисчисления — пребываяв полной уверенности, что наконец-то смог “приручить” время, человекокончательно выпадал из естественного ему природного ритма и становился рабомстрого регламентированных часами временных отрезков[121].Н.А.Бердяев писал, что “технический актуализм в своем отношении к времениразрушает вечность и делает для человека все более и более трудным отношение квечности. Нет времени у человека для вечности!”[122]...
Список литературы
[1] Шпенглер О. Человек и техника //Культурология. XX век. М.,1995, с.457.
[2] Бердяев Н.А. Царство Духа и царство Кесаря. М., 1995, с.303.Более подробно о различии “организма” и “организации” см.: Бердяев Н.А. Человеки машина //Вопр. философии, М., 1989, №2, с. 150.
[3] Вышеславцев Б.П. Кризис индустриальной культуры. Нью-Йорк,1953, с.13.
[4] Эллюль Ж. Другая революция //Новая технократическая волнана Западе. М., 1986, с. 147-148.
[5] Астафьев П.Е. Симптомы и причины современного настроения.М., 1885, с.10-11.
[6] Более подробно о работах отечественных и зарубежныхавторов по философии техники — см. библиографию.
[7] Энгельмейер П.К. Философия техники. Вып. 1-4. М., 1912-1913; Нужна ли нам философия техники? // Инженерный труд. М., 1929. №2.
[8] Философия техники //Вопр. философии, М., 1993, №10, с.25.
[9] Гаврюшин Н.К. Христианство и экология //Вопр. философии, М.,1995, №3, с.59.
[10] Там же, с.59. О роли “Божественной Софии” в сферехозяйства и техники см. также: Философия техники: история и современность, М., 1997,с. 210-212.
[11] Марков Б. В “философии” ли дело? //Инженерный труд. М., 1929,№ 2.
[12] Бердяев Н.А. Человек и машина, с. 158.
[13] “Поразительно, — писал Н.А.Бердяев, — что до сих пор небыла создана философия техники и машины, хотя на эту тему написано много книг.Для создания такой философии уже многое подготовлено, но не сделано самоеглавное, не осознана машина и техника как проблема духовная, как судьбачеловека. Машина рассматривается лишь извне, лишь в социальной проекции. Ноизнутри она есть тема философии человеческого существования… Христианство, скоторым связана судьба человека, поставлено перед новым миром, и оно еще неосмыслило своего нового положения. От этого зависит и построение философиитехники, ибо вопрос должен быть прежде решен в духовном опыте, чем он решаетсяв философском познании” (Там же).
[14] Там же, с. 148.
[15] Хайдеггер М. Вопрос о технике //М.Хайдеггер. Время ибытие. М., 1993, с. 221. О том, что техника не может пониматься только какнейтральное средство, см. также: Маркузе Г. Одномерный человек. М., 1994, с.19; Тавризян Г.М. Философия техники и философия человека: линии сопряжения//Будем ли мы жить во “всемирной деревне”? М., 1993, с. 11-12.
[16] Хюбнер К. Критика научного разума. М., 1994, с. 287.
[17] Бердяев Н.А. Опыт эсхатологической метафизики //БердяевН.А.Царство Духа и царство Кесаря. М., 1995, с. 271-272.
[18] Шпенглер О. Человек и техника, с.457.
[19] Хайдеггер М., цит. соч., с. 225.
[20] См.: Шафаревич И.Р. Христианство и экологический кризис.Фрязино, 1993, с. 10.
[21] Швырев В.С. Рец. на: Х. Сколимовски. Танцующий Шива вэкологический век. //Вопр. философии, №3, 1993, с.159.
[22] Игнатий (Брянчанинов), святитель. Аскетические опыты. М.,1993, с. 228.
[23] Шадевальд В. Понятия “природа” и “техника” у греков //Философия техники в ФРГ.М., 1989, с.97.
[24] История философии: Запад-Россия-Восток. М., 1995, кн. 1,с. 228.
[25] Шадевальд В., цит. соч., с.101.
[26] Хайдеггер М., цит. соч., с. 225.
[27] Философия техники: история и современность. М., 1997, с.59-60.
[28] Бердяев Н.А. Опыт эсхатологической метафизики, с.271-272.
[29] Шпенглер О. Человек и техника, с.457.
[30] Бердяев Н.А. Царство Духа и царство Кесаря, с.303.
[31] Бек Х. Сущность техники //Философия техники в ФРГ. М., 1989,с. 187
[32] Горохов В.Г. //Митчем К. Что такое философия техники? М.,1995, с.5.
[33] Там же.
[34] Лосский В.Н. Очерк мистического богословия ВосточнойЦеркви. Догматическое богословие. М., 1991, с.242.
[35] Там же, с.243.
[36] Там же, с.245.
[37] Цит. по: Иустин (Попович), архим. Догматика ПравославнойЦеркви. М., 1990, с. 193.
[38] Там же, с. 189.
[39] Цит. по: Позов А. Основы древне-церковной антропологии.Мадрид, 1965, с. 17.
[40] Лосский В.Н., цит. соч., с.239.
[41] Подтверждение этому мы находим в житиях святых, когдаочистившись от страстей и получив благодать Святого Духа, они являлиудивительную власть над природой: ходили по водам, перемещались по воздуху, повелевалистихиями, бесплодная земля приносила обильные плоды, хищные звери становилиськроткими слугами и преданными друзьями святых — см. жития прп. ГерасимаИорданского, прп. Сергия Радонежского, прп. Серафима Саровского и многие другиежизнеописания святых.
[42] Иоанн Дамаскин, преп. Точное изложение православнойверы. М.-Ростов-На-Дону, 1992, с.145.
[43] Там же.
[44] Ясперс К. Истоки истории и ее цель //Смысл и назначениеистории. М., 1994, с.134.
[45] Симеон Новый Богослов, преп. Слова. Вып.1. М., 1892, с.380.
[46] Бердяев Н.А. Опыт эсхатологической метафизики, с.271-272.
[47] О различии между техникой человека и животного ОсвальдШпенглер писал: «Техника всех животных является техникой вида. Она и неизыскивается, и не овладевается индивидом посредством обучения, и не можетразвиваться. Со времени своего возникновения пчела одинаково строит свои соты ибудет так их строить, пока не вымрет… Человеческая техника, и только она, независимаот жизни человеческого вида. Это уникальный случай во всей истории жизни — индивидвыходит за пределы принуждения вида. Техника жизни человека сознательна, умышленна,изменчива, личностна, изобретательна. Человек стал творцом своей тактики жизни.В ней заключается его величие и его проклятие» (Шпенглер О. Человек итехника, с.465).
[49]Филарет (Дроздов), свят. Записки, руководствующия косновательному разумению Книги Бытия. М., 1867, c. 72-73.
[50] Шпенглер О. Деньги и машина. Петроград, 1922, с.63.
[51] Лосский В.Н., цит. соч., с. 257.
[52] См.: Каринский Д. Цивилизация //Энциклопедическийсловарь Брокгауза и Ефрона. Т. 38. СПб., 1903. с.144-150.
[53]Филарет (Дроздов), свят., цит. соч., с.94.
[54] См.: Варнава (Беляев), еп. Основы искусства святости.Нижний Новгород, 1997, т.3, с.12.
[55] Там же, с.13.
[56] Филарет (Дроздов), свят., цит. соч., с.155.
[57] Щербицкий Д. Введение в Ветхий Завет. Книга Бытия. М., 1994,с. 70.
[58] Лосский В.Н., цит. соч., с. 257.
[59] Варнава (Беляев), еп., цит. соч., с.13.
[60] См.: Вейсман А.Д. Греческо-русский словарь. СПб., 1899, с.815; Жак Ле Гофф. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992, с. 191.
[61] Шпенглер О. Деньги и машина, с.63.
[62] Зиферле Р.П. Исторические этапы критики техники //Философиятехники в ФРГ, М., 1989, с.259.
[63] Варнава (Беляев), еп., цит. соч., с.13.
[64] Лосский В.Н., цит. соч., с. 257.
[65] Щербицкий Д., цит. соч., с. 70.
[66] Исаак Сирин, преп. Слова подвижнические. М., 1993, с.15-16.
[67] См.: Смирнов А., прот. Книга Еноха. Казань, 1888. Обэтом же говорит и Тертуллиан в De Cultu Feminarum: “Ангелы, с неба бросившиесяк дочерям человеческим… простодушным людям показали, как добывать из землиметаллы, объяснили свойства трав и силу заклинаний, обучили их суетным наукам, включаяастрологию...”(Тертуллиан. Избр. соч., М. 1994, с. 345). По-видимому, Тертуллианобращается к тому же источнику, так как далее приводит доводы в пользуподлинности книги Еноха.
[68] Цит. по: Дильс Г. Античная техника. М., Л., 1934, с.112.
[69] Лосский В.Н., цит. соч., с. 258.
[70] Щербицкий Д., цит. соч., с. 117.
[71] Филарет (Дроздов), свят., цит. соч., с. 39.
[72] Лосский В.Н., цит. соч., с. 258.
[73] Филарет (Дроздов), свят., цит. соч., с.42.
[74] Дильс Г., цит. соч., с. 34-35.
[75] Гайденко П.П. Христианство и генезис естествознания//Философско-религиозные истоки науки. М., 1997, с.46.
[76] Шпенглер О. Деньги и машина, с.64.
[77] См.: Энгельмейер П. Нужна ли нам философия техники? С.36.
[78]Шпенглер О. Человек и техника, с.481.
[79]Лебедев Лев, прот. Экология, или как покататься на драконе//Православный путь. Джорданвиль, 1995, с.143.
[80] Красильщиков В.А. Превращения доктора Фауста. М., 1994, с.52.
[81] Борис Пивоваров, диак. Аграфы. ЖМП, 1974, №8, с. 72-76.
[82] Гайденко П.П., цит. соч., с.54-55.
[83] См.: Авва Дорофей. Душеполезные поучения. Калуга, 1895, с.72-75.
[84] Ортега-и-Гассет. Размышления о технике. Вопр. философии,№10, М., 1993, с. 61.
[85] Красильщиков В.А., цит. соч., с.36.
[86] Зиферле Р.П., цит. соч., с.260.
[87] Хюбнер К., цит. соч., с. 282.
[88] Жак Ле Гофф, цит. соч., с. 170.
[89] Там же, с. 184.
[90] Красильщиков В.А., цит. соч., с.16.
[91] Гайденко П.П., цит. соч., с.58-59. См. также: Webster Ch. From Paracelsus to Newton: Magic and making of modern science. Cambridge, 1982.
[92] Киреевский И.В. О характере просвещения Европы.Полн.собр.соч., т.1. М., с. 193.
[93] Ильин И.А. Поющее сердце. Собр. соч., т. 3. М., 1994, с.394-395.
[94] Там же.
[95] Серафим (Роуз), иером. Цит. по: Дамаскин (Христенсен), иером.Не от мира сего. М., 1995, с.105.
[96] Зеньковский Василий, прот. Основы христианскойфилософии. М., 1992, с. 10.
[97] Бердяев Н.А. Царство Духа и царство Кесаря, с.303-305.
[98] Павленко А.Н. Антропный принцип //Философско-религиозныеистоки науки. М., 1997, с.210-212.
[99] Цит. по: Шафаревич И.Р., цит. соч., с.6.
[100] Механические часы являются для этой эпохи характернымсимволом: начавшийся процесс рационального разложения жизни охватывает всесферы, в том числе и времяисчисление. Хочется привести весьма характерныйотрывок из декламации иезуита XVII века Франсуа Бине, по сути дела — гимнчеловеческому ratio, воплощенному в часах: “Ум человека образует малого бога, оносмеливается строить мир из хрусталя и копировать чудеса Вселенной… И как можнопо достоинству возвеличить эту божественную науку, которая умеет копироватьажурные своды небес и освещать их тысячами и тысячами Звезд. Не кто иной, какона, заставляет лгать тех, кто берется утверждать, будто в мире не может бытьдвух Солнц; ведь с помощью рук и архимедова ума она оправила в хрустальныйнебосвод второе Солнце, товарища или меньшого брата первого. В то время какпервое в своем движении по сапфировому Небу, своему обычному поприщу, освещаетего своими лучами и отмеряет большой год, это в своих вращениях и возвращенияхописывает в хрустале свой маленький годик. Не кто иной, как наука, силой своегодеятельного и предприимчивого ума построила — а это граничит уже совсемогуществом — стеклянную ленту, разместила на ней двенадцать земных Знаков иопоясала ею, как Зодиаком, свое малое земное Небо… Удивительно, как этанаука посредством тайных соотношений смогла столь хорошо согласовать эту сферус ритмами и колебаниями небес, как маленький человечек один создал на Земле всето, что Умные Силы создали на Небе, где они вращают огромные своды Вселенной.Вот так Искусство породило кусочек той машины, которая опоясывает большой мир,- создав портативное Небо, великую Вселенную в ничтожном стекле — прекрасноезеркало, в которое смотрится природа и удивляется, видя, как искусство дошло дотого, что как бы рождает природу” (Цит. по: Ахутин А.В. Понятие “природа” вантичности и в Новое время (“фюсис” и “натура”) М., 1988, с. 66).
[101] Декарт Р. Избр. произведения. М., 1950, с. 540-541.
[102] Киреевский И.В., цит. соч., с.186.
[103] Киссель М.А. Христианская метафизика как факторстановления и прогресса науки Нового времени //Философско-религиозные истокинауки. М., 1997, с.270.
[104] Василенко Л.И. Магия: старое зло или новое благо?//Вопр. философии, М., № 2, 1994, с.32.
[105] Мигель де Унамуно. О трагическом чувстве жизни у людейи народов. М., 1997, с. 101-102.
[106] Льюис К.С. Человек отменяется //Льюис К.С. Любовь. Страдание.Надежда. М., 1992, с. 207.
[107] Дамаскин (Христенсен), иером., цит. соч., с. 132
[108] Киреевский И.В., цит. соч., с. 214.
[109] Цит. по: Маркова Л.А. Наука и религия глазами С.Яки//Философско-религиозные истоки науки. М., 1997, с. 259. См.: Jaki S. Science & Creation. Ed.& L., 1974, pp. 230-231.
[110] Катасонов В.Н. Интеллектуализм и волюнтаризм:религиозно-философский горизонт науки Нового времени //Философско-религиозныеистоки науки. М., 1997, с.166.
[111] Там же.
[112] Вебер М. Избр. произв. М., 1990, с. 239.
[113] Цит. по: Киссель М.А., цит. соч., с.310.
[114] Эрн В. Природа научной мысли. Сергиев Посад, 1914, с.40.
[115] Шпенглер О. Человек и техника, с.484.
[116] Шпенглер О. Деньги и машина, с.67.
[117] Шубарт В. Европа и душа Востока. М., 1997, с. 18.
[118] Дж.Реале, Д.Антисери. Западная философия от истоков донаших дней. СПб., 1994, т.2, с.165.
[119] Мигель де Унамуно, цит. соч., с. 101-102.
[120] Дитрих фон Гильдебранд. Новая вавилонская башня. СПб.,1998, с. 17.
[121] Жан Бодрийяр пишет: «Как автомобиль»пожирает" километры, так и часы-вещь пожирают время. Субстантивируяего и разбивая на отрезки, часы превращают его в потребляемый продукт. В нембольше нет опасного практического измерения — осталась лишь чистая прирученнаяколичественность. Не просто знать, который час, но и «обладать» имчерез посредство принадлежащей тебе вещи, постоянно держать его под рукой взарегистированном виде — все это сделалось важнейшей потребностьюцивилизованного человека, это дает ему чувство защищенности"(Бодрийяр Ж.Система вещей. М., 1995, с. 80).
[122] Бердяев Н.А. Человек и машина, с. 158.
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru