Инок Григорий (Круг)
/>
«Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес.» (Из Символа Веры)
Возникновение праздника Рождества Христова относится к первым годам христианства, видимо, к апостольским временам. В постановлениях апостольских указывается праздновать день Рождества Христова 25 декабря и отмечается значительность этого праздника для Церкви.
«Храните, братия, дни праздничные, во первых день Рождества Христова». На это особое, изначальное празднование Рождества Христова много времени спустя указал Иоанн Златоуст словами: «Кто назовет его (праздник Рождества Христова) матерью всех праздников, тот не погрешит...» От праздника Рождества Христова начались все праздники, как от источника различные потоки. Рождество Христово является как бы сотворением мира заново. Празднование воплощения Бога Слова становится краеугольным камнем. Исповедание воплощения Божия таинственно отделяет свет от тьмы. По определению Иоанна Богослова, «кто исповедует Бога, пришедшего во плоти, от Бога есть, а кто не исповедует пришествие Бога Слова, пришествие во плоти, от Бога несть, но тот есть антихристов».
Родился Христос в малом вертепе от Девы Марии и положен, повитый пеленами, руками Божией Матери в яслях, как «камень на падение и на восстание многих», повивается пеленами «покрывая небо облаки».
Время, предшествовавшее Рождеству Христову, было исполнено глубочайшей тревоги. Чувствовалась утрата твердого строя. Народы находились в постоянном движении. Их культурное достояние не сохраняло своих особенностей, но смешивалось, сливалось, как бы растворяя друг друга.
Мир, предшествовавший воплощению Бога Слова, напоминал разрыхленное, удобренное перегноем поле, которое жаждет принять в себя семена вечной жизни — начатки будущего века.
Образ Рождества Христова таинственно представлен в сне, который видел Навуходоносор и который пророчески был изъяснен пророком Даниилом: камень, оторвавшийся от горы и истребивший истукана. И обычно на иконе Рождества Христова Спаситель имеет как бы образное подобие того камня, который сокрушил и уничтожил страшную гордость человеческую в образе этого истукана. Христос Младенец изображается обычно в самой середине иконы, повитый пеленами, предельно умаленный. Часто по своим размерам изображение Спасителя бывает меньше всех других изображений на этой иконе, и в то же время это Господское, царственное место. Изображение же Матери Божией обычно больше всех изображений на этой иконе. Образ горы и камня, оторвавшегося от горы, — пророческий образ приснодевства Божией Матери.
В этой умаленности Спасителя, принявшего на Себя смирение пелен и скотских яслей, — тайна исцеления человеческого рода от смертоносного яда гордости, излитого в «слухи Евины» сатаною. Все человеческое величие, рожденное возношением падшего сатаны, в Рождестве Христовом потеряло свою неотразимость, свою кажущуюся славу. Произошло совершение пророчества, заключенного в песне Божией Матери — «низложи сильные со престол и вознеси смиренные». Икона Рождества Христова — это образ непреходящей славы, вольного умаления Христова, и все основные очертания иконы, все ее построение говорят об этом. Икона, которая своими очертаниями составляет как бы печать, выражающую праздник в его основном смысле, выражает славу вольного вочеловечения Христова, славу Его умаления.
Думается, и камень от пращи царя Давида, поразивший надменного в своей силе филистимлянина Голиафа из рода исполинов, также прообразует низложение гордости Рождеством Христовым.
И, быть может, также свидетельствует о Богомладенце Христе, лежащем в вертепе как бы в недрах земных, образ, заключенный в Евангелии в словах Самого Спасителя о горчичном семени, в притче о Царствии Небесном. Семя горчичного дерева, меньше всех семян, брошенное в землю, должно стать великим древом, и можно сказать, что Христос, само воплощенное Царствие Небесное, живой Иерусалим, как горчичное зерно, брошенное в темные недра земли, родился в темных недрах выкопанного в земле вертепа. И тем, что был положен Самою Материю Божией не в каком-либо доме, не на поверхности земли, но в пещере, как бы в глубине земли, этим освятились и осолились самые недра земли, приняли в себя новую, дотоле не бывшую жизнь. Обычно на иконе Рождества вертеп изображен без всякого усложнения, без попытки изобразить какие-либо частности, без попытки дать какое-либо освещение, но как сплошная черная впадина, как открытие уст земли, и чернота эта ничем не бывает смягчена. Она противопоставлена свету Спасителя, венцу, окружающему, голову, и белизне пелен, которыми обвила Его Божия Матерь.
Земля на иконе Рождества не изображена гладкою или ровною, нет, она вся полна движения, уступов, вершин, впадин. Ее движение напоминает движение морских волн. И эта холмистость, неровность земной поверхности не является только свидетельством о местности неровной и гористой близ Вифлеема, но имеет и иной, гораздо более общий, сокровенный смысл. Земля узнала день своего посещения. Она ответила Христу тем, что вся ожила, пришла в движение, она, как тесто, — начала вскисать, потому что почувствовала в себе закваску вечной жизни. И эти волнистые и уступчатые складки земли, окружающие вертеп, не пустынны, но полны тревожного и радостного движения.
Обычно на иконах Рождества изображены и Ангелы, и волхвы, и пастухи. Ангелы — как первые свидетели и благовестники Рождества Христова, волхвы же и пастухи — как род человеческий, призванный поклониться Христу. Волхвы и пастухи не составляют некоторого единого сонма и сами по себе не близки друг другу. Пастухи представляют избранный иудейский род, им открылось небо и стал виден сонм Ангелов, воспевавших песнь Богу. Они были призваны поклониться Христу от лица всего Израиля. Прямо через Ангелов они получили Благовестие. Волхвы же изображают вершину языческого мира. Они восходят до постижения смысла Рождества Христова. Восходят не простым, но очень трудным, очень сложным путем, и на поклонение Христу приходят они не из близлежащих мест, но издалека, по преданию православной Церкви — из Персии, и путь волхвов, руководимых звездою, и труден и далек. Не беседой с Ангелами, но движением звезды руководились и поучались волхвы, хотя и здесь не все вполне открыто. Так, Иоанн Златоуст говорит, что звезда, ведшая царей в Вифлеем, не была простой звездой, но была Ангелом, излучавшим свет, подобно звезде, и ведшим восточных царей на поклонение.
Разны Благовестие и путь пастырей и восточный царей, и объединены они и связаны воедино Христом Эммануилом, которому пришли поклониться. Как две стены здания объединены и связаны камнем, который положен в край угла и на котором покоится единство всего строения, без которого две стены никогда не могли бы сочетаться и не могли бы быть стенами одного здания. Эта мысль очень ясно выражена на иконах Рождества Христова. Волхвы, идущие на поклонение, составляют отдельную группу, не смешанную с пастухами. Пастухи же изображаются отдельно, слушающими Ангелов. В верхней части иконы, прямо над вертепом, изображается звезда, ведшая царей на поклонение Христу, и изображается не совсем обычно. Она как бы послана стать над вертепом, не стоит особняком, но исходит из небесных сфер, которые изображены в самом верху иконы. Символ Вифлеемской звезды сохраняется не только на иконах Рождества, но и в богослужении.
При совершении проскомидии на литургии ставится «звездица» над положенным на дискос агнцем. «Звездица» эта знаменует собою звезду, ставшую над Богомладенцем, лежащим в яслях. И светильник, вынесенный в Рождественский сочельник и поставленный посреди храма, также знаменует Рождественскую звезду. Думается, звезда занимает такое место в празднике Рождества потому, что является таинственным прообразом Христа, как засвидетельствовано в Апокалипсисе: «Я есть корень и потомок Давида — звезда светлая и утренняя».
Обычно на иконе Рождества изображается Иосиф Обручник, в глубокой скорби, измученный сомнениями, тем, что не в состоянии вместить тайну Рождества от Девы. Перед ним стоит бес в образе старца-пастуха и пытается смутить Иосифа. Характерно для многих икон Рождества, что Матерь Божия обращена ликом не к Спасителю, но к Обручнику, и лицо Ее выражает глубокую тревогу и печаль. Матерь Божия как бы хочет всеми силами помочь Иосифу, и в этой заботе уже определяется служение Матери Божией как Царицы Небесной, как ходатаицы о человеческом роде, ношение Ею скорбей человеческого рода.
Ко времени Рождества Христова древний мир оказался подвластен единоначалию Цезаря Августа. Власть Римской империи была простерта как внешнее удерживающее и объединяющее начало. И едва различимо мир был одет иным, тоже сводящим мир воедино началом — еврейским рассеянием. Как тонкая золотая сеть, это рассеяние одело и связало собою народы. Как безчисленное разветвление оросительных каналов, покрыло оно собою землю, и по руслам этих каналов полилась вода апостольского благовестия.