Узнать стоимость написания работы
Оставьте заявку, и в течение 5 минут на почту вам станут поступать предложения!
Реферат

Реферат по предмету "Разное"


Амели Нотомб Косметика врага

Амели Нотомб Косметика врага Он пригладил волосы ладонью. Правила игры требовали, чтобы он предстал перед своей жертвой в приличном виде.Жером Ангюст очень нервничал, а тут еще женский голос объявил, что его рейс по техническим причинам задерживается на неопределенное время.«Только этого не хватало!» — подумал он.Он ненавидел аэропорты, и его пугала перспектива бесконечного ожидания. Он достал из сумки книгу и погрузился в чтение. И в этот миг услышал вежливое приветствие: — Здравствуйте, месье. Он едва приподнял голову от книги и машинально ответил. Обратившийся к нему человек уселся рядом с ним. — Обидно терять время, верно? — Да, — буркнул Жером Ангюст. — Если бы по крайней мере объявили, насколько задерживается рейс, можно было бы сделать что-то полезное. Жером Ангюст в ответ лишь кивнул. — Интересная книга? — спросил незнакомец. «Теперь еще этот зануда привязался!» — подумал Жером и хмыкнул вместо ответа, давая всем видом понять, чтобы его оставили в покое. — Вы счастливый, что можете читать в общественных местах. А я вот не могу. «Поэтому он надоедает своей болтовней тем, кто может», — вздохнул про себя Ангюст. — Не люблю аэропорты, — продолжал незнакомец. («Я тоже, и с каждой минутой все больше», — подумал Жером). — Некоторые по наивности полагают, что видят здесь настоящих путешественников. Какое заблуждение! Знаете, что за люди толкутся в аэропортах? — Приставалы? — буркнул Жером, делая вид, что продолжает читать. — Нет, — ответил незнакомец, который не понял намека. — Здесь толкутся так называемые деловые люди, курсирующие по своим делам. Разве это путешественники? Подобные передвижения по миру следовало бы называть «коммерческими поездками». Вы согласны, что так было бы точнее? — Я лечу по делам, — произнес Ангюст с нажимом, ожидая, что незнакомец извинится за свою бестактность. — Можно было не уточнять, это и так видно. «Еще и хам!» — подумал Жером, которого начал злить этот надоеда. Поскольку тот не утруждал себя вежливостью, он тоже решил не церемониться: — Месье, поймите же, наконец: я не желаю с вами разговаривать. — Почему? — с наивным видом спросил незнакомец. — Я читаю — Нет, месье. — Простите? — Вы не читаете. Вам, может, кажется, что вы читаете. Но так не читают. — Послушайте, у меня нет никакого желания выслушивать ваши глубокомысленные рассуждения о том, что такое чтение. Вы действуете мне на нервы. Читаю я или не читаю, это мое дело, и я не хочу с вами разговаривать. — Когда человек читает, это сразу видно. Настоящим читателям здесь делать нечего. А вы находитесь здесь, месье. — Если бы вы только знали, как я об этом сожалею! Особенно после вашего появления. — Да, всех нас на каждом шагу подстерегают мелкие неприятности, которые превращают жизнь в абсурд. Да и метафизические проблемы — это тоже всего лишь незначительные противоречия, подтверждающие абсурдность бытия. — На что мне ваша дурацкая философия! Идите вы с ней… — Соблюдайте, пожалуйста, приличия. — Но вы-то их не соблюдаете! — Тексель. Текстор Тексель. — Что-что? — Согласитесь, что проще разговаривать с человеком, если знаешь его имя. — Но я же сказал, что не хочу разговаривать с вами! — Почему вы так агрессивны, месье Жером Ангюст? — Откуда вы знаете мое имя? — Прочитал на этикетке вашей дорожной сумки. Здесь указан и ваш адрес. Ангюст вздохнул: — Ну хорошо. Что вам от меня надо? — Ничего. Только поговорить. — Терпеть не могу людей, которым хочется поговорить. — Жаль. Но вы не можете мне помешать: это не запрещено.Спасаясь от приставалы, Ангюст встал и перебрался на пятьдесят метров подальше. Напрасный труд: тот последовал за ним и уселся по соседству. Жером вскочил и втиснулся на свободное место между двумя пассажирами, надеясь, что уж теперь избавится от своего эскорта. Не тут-то было! Тот встал перед ним и снова принялся донимать его вопросами: — У вас неприятности на работе? — Вы будете приставать ко мне на людях? — А что тут такого?^ Ангюст пересел на прежнее место: еще не хватало терпеть это унижение при посторонних! — Так у вас неприятности на работе? — повторил свой вопрос Тексель. — Зря стараетесь. Я не буду отвечать. — Почему? — Я не могу помешать вам говорить, потому что это не запрещено. Но отвечать на ваши вопросы я не обязан. — Но вы только что мне ответили. — А теперь буду молчать. — Тогда я расскажу вам о себе. — Ну, конечно! — Как я уже сказал, меня зовут Тексель. Текстор Тексель. — Искренне сожалею. — Вам не нравится моя фамилия? — Я искренне сожалею, что встретил вас, месье. — Но у меня фамилия как фамилия. И она выдает мое голландское происхождение. По-моему, она звучит совсем неплохо: Тексель. Что вы на это скажете? — Ничего. — Мое имя Текстор произносится немного труднее. Но и в нем есть свое благородство. Вы знаете, что это было одно из имён Гете? — Бедняга! — Да нет, оно звучит не так уж плохо: Текстор. — Ужасно иметь хоть что-то общее с вами, даже имя. — Имя Текстор может казаться неблагозвучным, но если вдуматься, оно сродни слову «текст», которое всем нравится. Как вы думаете, какова этимология имени Текстор? — Наказание? Возмездие? — Может, за вами числится какой-нибудь тайный грешок? — спросил незнакомец, загадочно улыбаясь. — Нет никакого грешка. Но мир так устроен, что страдают всегда невиновные. — Все это из области фантазий. А Текстор происходит от текста. — Если бы вы только знали, как мне это безразлично! — Слово «текст» образовано от латинского textum, что означает «ткань». Ведь можно сказать, что текст ткут из слов. Интересно, верно? — То есть ваше имя означает «ткач»? — Я бы предпочел другое значение: редактор. Он ведь тоже ткет текст. Обидно, что с таким именем я не стал писателем. — Да, обидно. Лучше бы вы марали бумагу, чем докучать незнакомым людям своей болтовней. — До чего же красивое у меня имя! Правда, оно не очень удачно сочетается с моей фамилией: я готов признать, что Текстор Тексель звучит плохо. — Для вас и так сойдет. — Текстор Тексель — трудно произносится из-за сочетания кс и те, — посетовал приставала. — И о чем только думали мои родители, когда давали мне такое имя! — Нужно их об этом спросить. — Мои родители умерли, когда мне было четыре года, и оставили мне эту загадку в наследство как послание, которое я должен разгадать. — Разгадывайте ее без меня. — Текстор Тексель… К моему имени нужно привыкнуть, и тогда оно уже не царапает слух. Со временем в нем даже находишь своеобразную красоту: Текстор Тексель, Текстор Тексель, Текстор… — И сколько вы будете это повторять? — Во всяком случае, как писал лингвист Гюстав Гийом: «То, что услаждает наш слух, услаждает и дух». — Есть ли спасение от таких людей, как вы? Может, спрятаться в туалете? — У вас ничего не выйдет, дорогой месье. Мы ведь в аэропорту, и в туалетах нет звукоизоляции. Я пойду за вами в туалет и буду разговаривать с вами через дверь. — Почему? — Потому что мне так хочется. Я всегда делаю то, что мне хочется. — А мне хочется набить вам морду. — Опять ничего не выйдет! Это будет противозаконно. А я обожаю доставлять неприятности, не запрещенные законом. Сам я при этом веселюсь от души, а мои жертвы совершенно бессильны против меня. — У вас нет более высоких устремлений в жизни? — Нет. — А у меня есть. — Неправда. — Откуда вы знаете? — Вы деловой человек. И ваши устремления исчисляются деньгами. А деньги — это самое низменное, что только есть. — Я по крайней мере никому не надоедаю. — Но своей деятельностью вы все равно наносите кому-то вред. — Даже если это так, то кто вы такой, чтобы колоть мне этим глаза? — Я Тексель. Текстор Тексель. — Я это уже слышал. — Я голландец. — Голландец — гроза аэропортов. Пытаетесь играть в Летучего голландца. — Летучий голландец? Вот простак! Этот наивный романтик охотился только за женщинами. — А вы охотитесь только за мужчинами? — Я охочусь за теми, кто мне нравится. Вы, например, показались мне довольно симпатичным, месье Ангюст. Вы не похожи на обычного делягу. Я почувствовал в вас что-то располагающее. И это очень трогательно. — Вы ошибаетесь, во мне нет ничего располагающего. — Это вы так думаете. На самом деле жизнь не убила в вас юношу, открытого, любознательного. И вам не терпится узнать мою тайну. — Люди вроде вас твердо уверены, что всем вокруг интересны их тайны. — Но это так и есть. — Ну, хорошо, тогда постарайтесь меня развлечь. Это поможет мне убить время.Жером закрыл книгу и сложил руки. Теперь он смотрел на своего преследователя, как на эстрадного конферансье. — Меня зовут Тексель. Текстор Тексель. — Это любимый припев? — Я голландец. — Вы думаете, я это забыл? — Если вы будете меня все время перебивать, мы не сдвинемся с места. — Но я не уверен, что мне хочется куда-то двигаться вместе с вами. — Откуда вы знаете! Вы наверняка измените свое мнение, когда я расскажу вам несколько случаев из моей жизни. Например, когда я был маленьким, я убил человека. — Простите? — Мне было тогда восемь лет. В моем классе учился мальчик по имени Франк. Это был чудесный мальчуган — красивый, приветливый, улыбчивый. Он не был первым учеником, но успевал по всем предметам и особенно отличался в спорте, а это всегда помогает завоевать любовь одноклассников. Все просто обожали этого мальчика. — Кроме вас. — Я его ненавидел. Должен признаться, что сам я был хилым и совершенно не спортивным мальчишкой. И у меня совсем не было друзей. — Надо же! — улыбнулся Ангюст. — Вас уже в детстве не любили! — Хотя я старался изо всех сил, чтобы меня полюбили. Но сколько я ни старался, у меня ничего не получалось. — И с возрастом вы не преуспели. — А Франка любили, поэтому с каждым днем я ненавидел его все сильней. В ту пору я еще верил в Бога. Однажды воскресным вечером, уже в постели, я принялся горячо молиться. Это была молитва, подсказанная самим дьяволом: я просил Всевышнего убить мальчика, которого ненавидел. Долгие часы я молил об этом Бога. — Легко догадаться, что было дальше. — На следующее утро в наш класс вошла опечаленная учительница и со слезами на глазах сообщила, что этой ночью у Франка случился неожиданный сердечный приступ, и он умер. — И вы, конечно, решили, что это произошло по вашей вине. — Но это действительно произошло по моей вине. Если бы не я, с чего бы это вдруг абсолютно здоровый мальчик умер от сердечного приступа?— Если бы это было так просто, на земном шаре почти не осталось бы живых. — Мои одноклассники заплакали. Ну, и как положено в таких случаях, звучали фразы: «Первыми всегда уходят лучшие», и т. д. А я думал: «Конечно, лучшие! Стал бы я так молиться, если бы он не был лучшим!» — И вы решили, что Бог услышал вашу молитву? Вы ведь никогда ни в чем не сомневаетесь. — Поначалу я торжествовал: я победил! Теперь этот Франк больше не будет мне мозолить глаза. Но вскоре я понял, что смерть мальчика ничего не изменила в моей жизни. Для своих одноклассников я по-прежнему оставался гадким утенком, которого никто не любит. Напрасно я думал, что главное для меня — освободиться от своего соперника. Как я ошибался! Франка забыли, но я вовсе не занял его место. — Ничего удивительного. У вас совсем нет обаяния. — Прошло немного времени, и я начал испытывать угрызения совести. Если бы мне удалось завоевать любовь одноклассников, я бы не сожалел о своем преступлении. Но меня мучила мысль, что я убил Франка напрасно. — И с той поры вы торчите в аэропортах и каждому встречному рассказываете о своих душевных муках. — Все не так просто, как вы думаете. Мне было стыдно, но я вовсе не страдал. — У вас, видимо, хватало здравого смысла не чувствовать себя виноватым? — И снова вы ошибаетесь. Я ни минуты не сомневался, что убил этого мальчика. Но мое детское сознание еще не было готово к подобной ситуации. Как вам известно, взрослые приучают детей здороваться и запрещают ковырять в носу. Но они не внушают, что нельзя убивать своих маленьких товарищей. Поэтому я испытывал такие же угрызения совести, как если бы украл конфеты с витрины. — Если вы утратили веру, почему вы по-прежнему считаете себя виноватым в смерти Франка? — Вера укрепляет человеческий дух и придает ему огромную силу. Независимо от того, существует Бог или нет. Я столь убедительно молил Бога лишить Франка жизни! Утратив веру, я утратил и свою власть. — Какое счастье, что вы больше не верите и уже не можете… — Да. Поэтому второе убийство далось мне не так легко. — Ах, так была целая серия убийств? — В расчет идет только первое. Если ты убийца, то чувство вины не возрастает в зависимости от числа жертв. Не важно, сколько ты убил: одного человека или сотню. Стоит убить одного, а затем можно убить и сотню. — Конечно. Зачем отказывать себе в маленьких радостях? — Я вижу, вы не воспринимаете меня всерьез. Вы смеетесь надо мной. — Если вы верите, что убили своего одноклассника, то вы не такой уж великий преступник. — Вы правы, я мелкий преступник, не обладающий большим размахом. — Как мне нравится эта самокритичность! — Да, я убил всего двух человек. — Всего лишь двух! Месье, вы не очень-то честолюбивы. — Согласен. Я был рожден для большего. Но меня попутал проклятый демон вины, который помешал мне выполнить мое великое предназначение. — Демон вины? Я думал, вы испытывали обыкновенное раскаяние. — После убийства Франка — да. Но позже меня стало постоянно мучить чувство вины. — Это началось после второго убийства? Как оно произошло? Вы наслали на человека порчу? — Зря смеетесь. Чувство вины возникло у меня, как только я утратил веру в Бога. А вы веруете? — Нет. В моей семье не было верующих. — Забавно, когда о вере говорят как о гемофилии. Мои родители тоже не веровали, но это не помешало мне стать верующим. — Но ведь сейчас вы атеист, как и ваши родители. — Да, я утратил веру после одного случая, одного нелепого случая, который полностью перевернул мою жизнь. — То есть вы пережили сильное душевное потрясение. — Да, можно сказать и так. Мне было тогда двенадцать с половиной лет. Я жил у дедушки с бабушкой. В доме было три кошки, и в мои обязанности входило готовить им еду: я должен был открывать рыбные консервы и смешивать их с рисом. Отвратительная процедура. Меня тошнило от одного только вида рыбы и ее запаха. Но от меня требовали, чтобы я долго-долго разминал рыбу, пока она не образует с рисом единую массу, иначе кошки не станут ее есть. Я закрывал глаза и вслепую, на грани обморока, руками месил и месил эту кашу. Стоило мне только коснуться пальцами переваренного риса и рыбы, как на меня накатывала дурнота. — Вас можно понять. — Я не один год готовил это отвратительное месиво, но однажды произошло неожиданное; мне было тогда двенадцать с половиной лет. Я открыл глаза и посмотрел на кошачью смесь, которую приготовил собственными руками. К горлу тотчас же подступила тошнота, но я сумел ее подавить. И тут вдруг я непроизвольно засунул эту гадость в рот и проглотил. — Фу! — А вот и нет! Вот и нет! Мне показалось, что я не ел ничего вкуснее! Я был тщедушным мальчишкой, которого никогда не могли усадить за стол и кормили чуть ли не силой, а тут я с наслаждением съел эту мерзкую кашицу для животных. После чего я с ужасом осознал, что мне хочется еще этого рыбного клея, и начал горстями засовывать его в рот. Три кошки испуганно наблюдали, как их обед исчезает в моем желудке. Но я испытал куда более сильное потрясение, чем они: я понял, что ничем не отличаюсь от кошек. Я сознавал, что набросился на кошачий корм не по своей воле — меня заставила это сделать какая-то враждебная мне сила. В итоге я съел всю миску, до последней крошки. Кошачье семейство осталось в тот день голодным. Свидетелями моего падения были только кошки. — Забавная история. — Ужасная история, потому что с этого дня я утратил веру. — Странно. Я неверующий, но не вижу связи: почему пробудившийся вкус к кошачьему корму заставил вас усомниться в существовании Бога? — Причем тут вкус к кошачьему корму! Это сидевший во мне враг заставил его проглотить! До сих пор он молчал, а тут вдруг показал, что он в тысячу раз сильнее Бога, и я утратил веру не в Его существование, а в Его могущество. — Так вы по-прежнему верите, что Бог существует? — Да, потому что я постоянно оскорбляю его. — А почему вы его оскорбляете? — Чтобы заставить его как-то ответить на мои проклятия. А он не отвечает, словно у него совсем нет чувства собственного достоинства. Даже люди не так аморфны, как он. Бог — это полное ничтожество. Видите? Я его оскорбляю, а он молчит. — А чего вы от него хотите? Чтобы он поразил вас молнией? — Вы путаете его с Зевсом, месье. — Допустим. Так чего же вы хотите? Чтобы он наслал на вас дождь из кузнечиков или чтобы вас поглотили воды Красного моря? — Вы все смеетесь. Но если бы вы знали, как горько было убедиться, что Бог бессилен, а внутренний враг всемогущ! До этого дня я верил, что где-то на небесах живет незлобивый и благоволивший ко мне Владыка, а теперь я понял, что нахожусь в полной власти засевшего во мне жестокого тирана. — Но что тут такого: съесть кошачий корм! Это же пустяк! — С вами такое случалось? — Нет. — Тогда что вы об этом знаете? Поверьте мне, что это ужасно: сожрать кошачий обед. Прежде всего, это противно. Но самое страшное: после этого начинаешь себя ненавидеть. Смотришь на себя в зеркало и думаешь: «Этот сопляк сожрал целую миску кошачьей мерзости». И чувствуешь, что полностью зависишь от темной и ненавистной силы, которая притаилась у тебя в животе и громко потешается над тобой. — Это дьявол? — Называйте его как угодно. — Мне все равно, как его называть. Я не верю ни в Бога, ни в черта. — А я верю во врага. Есть Бог или нет — это еще надо доказать, а его всесилие и вовсе под вопросом. А внутренний враг то и дело напоминает о себе, и от него никуда не спрячешься. Я верю в него, потому что он непрерывно, днем и ночью, путается у меня под ногами. Этот враг изнутри разрушает все, что только может разрушить. Он против вашей воли обнажает червоточину, которая таится в любом предмете и в каждом человеке. Он высвечивает все, что в вас есть самого низкого, а заодно и подлость ваших друзей. Этот враг может замучить вас в один день. Он заставит вас ненавидеть самого себя. И если вам выпадет счастье встретить божественно прекрасную незнакомку, то по его приказу на ее небесных чертах вы различите печать смерти. — Это он надоедает своими разговорами, когда пытаешься читать в аэропорту, в ожидании самолета? — Да, в вашем случае это он. Быть может, он не существует вне вас. Вам кажется, что он сидит рядом, а он прячется у вас в голове или желудке и мешает вам читать. — Нет, месье. У меня нет внутреннего врага. У меня есть только вполне реальный враг, который находится рядом со мной. Это — вы. — Это вам так кажется. А я знаю, что мой внутренний враг сидит во мне и внушает мне чувство вины. — Вины за что? — За то, что я не помешал ему одержать надо мной верх. — И вы портите мне кровь только потому, что тридцать лет назад съели кошкин обед? Вы просто сумасшедший, месье. Таких людей, как вы, должны лечить врачи. — Какая забота о моем здоровье! Но я не нуждаюсь в вашем участии. Я разыскал вас, чтобы заразить своей болезнью. — Вам это доставит удовольствие? — Огромное. — Надо же было попасться вам на глаза! — Да, вам не повезло, милейший. — Спасибо, что хотя бы предупредили. — Я уверен, что вы об этом не пожалеете. Человек иногда думает, что ему не повезло, а на самом деле свалившееся на него несчастье может принести ему облегчение. — Удивительно, как все зануды обязательно стараются найти себе оправдание. Корейский философ Ли Хван называл это песней комара. Если вас укусил комар, это уже само по себе неприятно, но комару этого мало — он еще должен прожужжать вам свое «бз-з-з», и можете не сомневаться — он поет что-нибудь вроде: «Я кусаю тебя ради твоего же блага». Если бы он кусал нас хотя бы молча! — Ваша аналогия с комаром более чем уместна. После встречи со мной у вас тоже начнется мучительный зуд. — Как я понимаю, рано или поздно вы от меня все-таки отвяжетесь: это уже обнадеживает. Можно поинтересоваться, когда вы планируете оставить меня в покое? — Когда выполню свою миссию. — Так вы пристаете ко мне, потому что выполняете какую-то миссию? Следовало бы принять закон против мессий. Милостивый государь, я не нуждаюсь в ваших наставлениях. — Действительно, не нуждаетесь. Вы нуждаетесь лишь в одном — чтобы я заразил вас своей болезнью. — А почему здорового человека нужно делать больным? — Прежде всего, вы не так уж здоровы. Вы прекрасно знаете, что изнутри вас что-то точит. Вот почему вам необходимо заболеть. У Паскаля есть текст, которому он дал великолепный заголовок: «Молитва о том, чтобы болезни приносили пользу». Болезни и в самом деле могут приносить пользу. Вот почему вам надлежит заболеть. И я здесь для того, чтобы одарить вас этой милостью. — Вы слишком любезны. Но сохраните свой подарок при себе, он мне не нужен. — Вам все равно без меня не исцелиться. Согласно известной аксиоме: не заболеешь — не поправишься. — И от чего же, по-вашему, я должен исцелиться? — Зачем вы себя обманываете? Вам ведь очень плохо, Жером Ангюст. — С чего вы это взяли? — Я столько знаю о вас! — Вы работаете на секретные службы? — Да, на самую секретную из всех. — Кто же вы? — Меня зовут Тексель. Текстор Тексель. — Опять вы за свое! — Я голландец. Жером Ангюст зажал уши руками. Теперь он слышал только легкий шум в голове, напоминающий отдаленный и неясный гул, который слышен в метро в перерыве между поездами. Вполне терпимое состояние. Жером видел, что губы приставалы продолжают шевелиться. «Вот чокнутый, — подумал преследуемый. — Он говорит, хотя знает, что я не слышу его. У него недержание речи. Но почему он улыбается и смотрит на меня как победитель? Ведь это я победил, потому что не слушаю его. Это я должен улыбаться. Но я не улыбаюсь, а он улыбается. Почему?» Так прошло несколько минут. И вскоре Ангюст понял, почему Тексель улыбается: у него начали болеть руки, и с каждой минутой боль становилась все сильней. До этого дня Жерому не доводилось так надолго зажимать уши руками, и он не знал, чем это чревато. А мучитель знал, что у его жертвы вскоре заболят руки. «Я не первый, кого он часами изводит своим вздором. И я не первый, кто вот так же затыкает уши, чтобы его не слышать. Поэтому он и усмехается. Он к этому привык и знает, что надолго меня не хватит. Вот мразь! Вот извращенец!» Спустя еще несколько минут боль в руках и плечах стала нестерпимой. Не выдержав этой боли, он опустил руки и с облегчением вздохнул. — Ну вот, — спокойно заметил голландец. — С вашими жертвами всегда так бывает? — Даже если бы вы были у меня первым, я знал, что вы скоро сдадитесь. Вы знаете, что такое распятие? Отчего, вы думаете, страдает и умирает распятый? От обычных гвоздей, которые вколачивают ему в руки и ноги? Ничего подобного. Самое страшное — держать руки поднятыми вверх. В отличие от других млекопитающих, как, например, ленивца, человек не в состоянии долго пребывать в такой позе: если его заставить слишком долго держать руки вверх, он умирает. Я, конечно, несколько утрирую: человек, подвешенный за руки, может умереть и от удушья. Вы бы не умерли. Но вам стало очень плохо, и вы не выдержали боли. Видите, вам от меня никуда не деться. Я все предусмотрел. Почему, вы думаете, я решил воздействовать именно на ваш слух? Не только потому, что при этом я не нарушаю никаких законов. Из всех органов чувств слух наименее защищен. У глаз есть веки. От скверного запаха можно спастись, надолго зажав нос, и это совсем не больно. От дрянной пищи спасает воздержание, что только идет на пользу. От неприятных прикосновений защищает закон: если кто-то притронулся к вам против вашей воли, вы вправе вызвать полицию. Самый слабый и незащищенный орган у человека — это слух, его уши. — Ничего подобного! Существуют шарики Кес. — Ну, конечно, шарики Кес — самое замечательное изобретение человека. Но ведь в вашей дорожной сумке их нет? — В аэропорту есть аптека. Я сейчас пойду и куплю их. — Мой бедный друг, неужели вы полагаете, что я не скупил их все перед тем, как взяться за вас? Я же сказал, что у меня все предусмотрено. Хотите узнать, что я вам говорил, когда вы сидели с зажатыми ушами? — Нет. — А я все равно скажу. Я говорил, что человек — это крепость, а его органы чувств — это двери. И слух защищен хуже всех. Вот почему вы потерпели поражение. — Поражение в данном случае отнюдь не означает победу противника. Откровенно говоря, я не понимаю, что вы от этого выиграли. — В конечном счете я все равно выиграю. Не торопитесь. У нас еще уйма времени. Ваш рейс могут откладывать до бесконечности. Без меня вы бы так и сидели с книгой и делали вид, что читаете. А благодаря мне узнали столько интересного. — Да, о так называемом убийстве вашего маленького одноклассника, о кошачьем корме… Вы полагаете, что подобная чепуха может кого-то заинтересовать? — Историю лучше всегда рассказывать с начала, верно? Так вот, в двенадцать с половиной лет, объевшись кошачьей мерзости, я утратил веру в Бога и обрел врага, то есть самого себя, или, точнее, неизвестного противника, который прячется у каждого из нас в кишках. После этого мир для меня перевернулся. До той поры я был хилым и бледным ребенком-сиротой, который тихо жил с дедушкой и бабушкой. А после того рокового дня меня начали терзать всяческие страхи и неуемный голод. — И вы по-прежнему нажимали на кошачий корм? — Не только. Я за обе щеки уплетал все, чем питались мои бабушка с дедушкой. И чем большее отвращение вызывала у меня еда, тем с большей жадностью я на нее набрасывался. — В голландской кухне многое может вызывать отвращение. — Да, это так, не спорю. Поэтому я ел очень много. — Но вы не очень-то разжирели. — Потому что меня снедают душевные муки. Я, как и в юности, страдаю от тяжкого сознания вины. — Вины за что? — Неужели вы полагаете, что людям, заболевающим комплексом вины, для этого требуется серьезный предлог? Мой внутренний враг проснулся, когда я объелся кошачьего корма, но это могло случиться и по другому поводу. Если уж тебе суждено заболеть комплексом вины, повод всегда найдется. От этого никуда не денешься. Такая уж у тебя судьба. Янсенизм[1] — это тоже голландское изобретение. — Да, как и кокосовое масло, и прочие гадости. — А я обожаю кокосовое масло. — Еще бы! — Но больше всего я люблю янсенизм и его бескомпромиссность. Только такая несправедливая доктрина и могла меня увлечь. Эта теория способна на искреннюю жестокость — совсем, как и любовь. — Как это меня угораздило попасть в лапы такого приставучего янсениста, как вы! — Кто знает? Может, это тоже судьба. Возможно, вы родились на свет божий только для того, чтобы рано или поздно встретить меня. — Клянусь, что это не так. — Откуда вам знать? — В моей жизни случались и более важные события. — Например? — Я не хочу вам о них говорить. — И зря. Сейчас я открою вам свой секрет, Жером Ангюст. Если вы хотите, чтобы я замолчал, говорите сами. Запомните этот принцип. Он может вас спасти. — От чего? — Скоро поймете. Расскажите мне о вашей жене, месье. — Откуда вы знаете, что я женат? Я ведь не ношу кольца. — Но вы косвенно подтвердили, что женаты. Так расскажите о вашей жене. — Об этом не может быть и речи. — Почему? — Я не хочу говорить с вами о ней. — Значит, вы ее не любите. — Люблю! — Нет. Любящий человек может без конца говорить о предмете своей любви. — Что вы об этом знаете? Я уверен, что вы никого не любите. — Люблю. — Так говорите же без конца о предмете своей любви. — Я люблю наипрекраснейшую из женщин. — Что же вы тогда здесь делаете? Зачем вы торчите в этом аэропорту? Это же непростительно, вы должны быть рядом с ней. Почему вы надоедаете своей болтовней незнакомым людям вместо того, чтобы наслаждаться ее обществом? — Она не любит меня. — Так постарайтесь ее обольстить, вместо того чтобы докучать посторонним. — Я уже пытался. — Так попытайтесь еще раз. — Бесполезно. — Жалкий неумеха! — Я знаю, что это уже бесполезно. — И вы уверяете, что любите ее? — Она умерла. — А! Гримаса исказила лицо Жерома. И он умолк. — Я полюбил ее, когда она была еще жива. Я подчеркиваю это, потому что есть мужчины, способные любить только мертвых женщин. Это гораздо удобнее — любить женщину, которую никогда не видел живой. Но я любил ее, потому что она была живая, самая живая из всех живых. Она и сегодня для меня более живая, чем все вокруг. Оба на минуту задумались. — Не печальтесь, Жером Ангюст. — Вы правы. Какое мне дело до вашей покойной жены? — Я не говорил, что это была моя жена. — Тем более не стоит лить слезы и воспринимать это трагически. — По-вашему, эта утрата может послужить поводом для шуток? — Напомню, что вы сами посоветовали мне не печалиться. — Обратите внимание на нюанс: я прошу вас не печалиться. — В таком случае я буду молчать. — Тем хуже для вас. Тогда я буду говорить. Эту женщину я встретил двадцать лет назад. Мне было тогда около двадцати и ей столько же. Впервые в жизни я потерял голову из-за девушки. До той поры все мои мысли и чувства занимал только комплекс вины. Я сосредоточенно изучал собственный пуп, непрерывно страдал, обжирался всякой гадостью, а потом наблюдал за реакцией на нее своего организма и все больше отдалялся от внешнего мира. Дедушка с бабушкой отправились на тот свет и оставили мне кое-какой капиталец — его было недостаточно, чтобы жить на широкую ногу, но вполне хватало, чтобы скромно существовать долгие годы. Я все меньше общался с людьми. Дни уходили на чтение Паскаля и жратву. — А куда делись три кошки? — Умерли, не оставив потомства. После их смерти я несколько месяцев питался рыбными консервами, которые припасли для них бабушка и дедушка. А когда шкафы опустели и Голландия мне надоела, я решил посмотреть мир. И поселился в Париже, недалеко от станции метро «Пор-Руаяль». — Французская кухня пришлась вам больше по вкусу, чем голландская? — Нет, в Париже едят не лучше, чем в Голландии. Но я обрел для себя другие радости. И здесь я встретил самую прекрасную девушку на свете. — Это уже банально. Попробую отгадать, где вы с ней встретились. В Люксембургском саду? — Нет, на кладбище. — Ну, ясно, на кладбище Пер-Лашез. Классическое место для романтических встреч. — А вот и нет! На кладбище Монмартра. Знаменательно, что я встретил ее среди трупов. — Я не бывал на этом кладбище. — Это самое красивое кладбище в Париже. И там не так людно, как на кладбище Пер-Лашез. Там есть одна могила, на которую я не могу смотреть без слез. Не знаю, кто в ней захоронен. Но памятник представляет собой скульптурное изображение девушки, лежащей ничком и прижавшейся лицом к земле. Ее лица не видно. Перед нами только целомудренная полуобнаженная фигурка, хрупкая спина, маленькая ножка, изящный затылок. Тело ее покрыла патина — как непреложный знак смерти. — Мрачная картина. — Нет, восхитительная. Тем более что свою любовь я встретил возле этого памятника: она любовалась им, как и я. И у нее была точно такая же фигура, как у скульптуры. Глядя со спины, можно было вообразить, что эта юная девушка в предчувствии скорой смерти пришла полюбоваться на собственный портрет на своей будущей могиле. Чтобы познакомиться с ней, я спросил, не она ли позировала для этого памятника. Но я ей сразу не понравился. — Ничего удивительного. — Что вы хотите этим сказать? — Мне вы тоже сразу не понравились. Да и вопрос ваш был довольно бестактным. — Девушка, покрытая патиной, была очень красива. — Да, на могиле. — Ну и что? В смерти нет ничего непристойного. Но живая девушка сочла меня чокнутым и даже не удостоила ответом. Зато я увидел ее лицо. И влюбился в нее на всю жизнь. Невозможно объяснить, почему вдруг некоторые лица, то есть самые обыкновенные глаза, рот и нос, вдруг затмевают собой все, что до сих пор было у вас в жизни, и вы уже ничего не замечаете, кроме этого лица, и без устали всматриваетесь в него — в надежде разгадать единственно важную для вас тайну. Не буду описывать ее внешность: даже если я скажу, что у нее были каштановые волосы и голубые глаза (а это было именно так), это мало что даст. Какой смысл подробно расписывать в романах портрет героини, не забывая ни одной детали, словно это что-то добавляет! А если бы у нее были белокурые волосы и карие глаза, что бы это изменило? Описывать красоту такого лица столь же бессмысленно, как и пытаться словами передать звучание сонаты или кантаты. А вот кантата и соната могли бы передать красоту ее лица. Но горе тому, кто встретит на своем пути такую прекрасную тайну и забудет ради нее обо всем на свете. — Тут я с вами впервые согласен. — На этом наше взаимопонимание и заканчивается, потому что вам, конечно, не понять, каково это, когда тебя отталкивает женщина твоей мечты. Вам-то повезло: у вас привлекательная внешность. Вам не понять, что это такое: умирать от жажды и не иметь права напиться, хотя вода плещется у вас под носом — чистейшая, спасительная вода. Чтобы добраться до нее, вы преодолели бесконечную пустыню, а вода отвергает вас — вы ей, видите ли, пришлись не по вкусу. Как будто вода имеет право отвергать вас! Какая наглость! Ведь это вам принадлежит право жаждать ее, а не ей вас, верно? — Это психология насильника. — Вы попали в самую точку. — Что? — В начале нашего знакомства я сказал, что всегда делаю то, что мне хочется. Двадцать лет назад я сделал то, что мне хотелось. — Прямо на кладбище? — Вас шокирует место или сам акт? — И то и другое — Это был первый раз в жизни, когда я кого-то пожелал. Не мог же я упустить этот случай. Конечно, я бы предпочел обойтись без насилия. — Насилие в сослагательном наклонении — что может быть ужаснее! — Вы правы. Я рад, что изнасиловал ее тогда. — Я просил вас изменить наклонение, но не смысл. — Если изменяешь наклонение, то меняется и смысл. И потом, я действительно ни о чем не жалею. — Вас мучает чувство вины за то, что вы наелись кошачьего корма, а насилие не вызывает у вас никаких угрызений совести? — Нет. Потому что не в пример кошачьему корму насилие доставило мне наслаждение. На кладбище Монмартра полно склепов наподобие миниатюрных готических храмов — с дверью, нефом, трансептом и абсидой. В них могут свободно уместиться четыре человека средней комплекции. Нас было всего двое, и я, как видите, совсем не толстыйПолицейские ушли, оставив разъяренного Ангюста в полном недоумении. Все вокруг смотрели на него как на сумасшедшего. И тут снова захихикал голландец. — Ты, наконец, понял, что происходит? — спросил Тексель. — Кто вам позволил мне «тыкать»? Я с вами свиней не пас.^ Текстор расхохотался. Все вокруг слушали этот разговор и с


Не сдавайте скачаную работу преподавателю!
Данный реферат Вы можете использовать для подготовки курсовых проектов.

Поделись с друзьями, за репост + 100 мильонов к студенческой карме :

Пишем реферат самостоятельно:
! Как писать рефераты
Практические рекомендации по написанию студенческих рефератов.
! План реферата Краткий список разделов, отражающий структура и порядок работы над будующим рефератом.
! Введение реферата Вводная часть работы, в которой отражается цель и обозначается список задач.
! Заключение реферата В заключении подводятся итоги, описывается была ли достигнута поставленная цель, каковы результаты.
! Оформление рефератов Методические рекомендации по грамотному оформлению работы по ГОСТ.

Читайте также:
Виды рефератов Какими бывают рефераты по своему назначению и структуре.

Сейчас смотрят :

Реферат Арауканская война
Реферат Оки Такато
Реферат Использование активного ила в качестве удобрения сельскохозяйственных культур в условиях радиоактивного
Реферат Wonderful Ezenzeleni Essay Research Paper
Реферат Салфетки
Реферат Spare time
Реферат Сбор и подготовка попутного газа на Барсуковском месторождении
Реферат Аналіз регуляторного впливу до проекту розпорядження голови Сумської обласної державної адміністрації "Про затвердження Правил використання та охорони земель сільськогосподарського призначення в Сумській області"
Реферат Графические возможности программирования в курсе информатики
Реферат Проект социокультурного развития детей старшего дошкольного возраста "Живем вместе"
Реферат Дания 3
Реферат Farm Project Introduction Essay Research Paper With
Реферат Ii научно-практическая конференция молодых ученых фмо "международные отношения: история, теория, практика"
Реферат Гальванические элементы
Реферат Мода 2