Андрей Кончаловский и Никита Михалков: домашний и экспортный вариантыВряд ли кому-то покажется удивительным американский фильм, поставленный немецким режиссером, - или французская картина, снятая итальянцем. Если не ошибаюсь, первым нашим режиссером, приглашенным в послевоенный период поставить фильм для западной фирмы, был Сергей Бондарчук: его эпопея «Ватерлоо» (1969) снималась на деньги итальянского продюсера Дино де Лаурентиса. Тогда это приглашение выглядело не меньшей сенсацией, чем участие Олега Видова в датско-шведской «Красной мантии» (1966)... У «эпохи социализма» было своеобразное представление о формах международного сотрудничества — так называемые совместные постановки не вызывали возражений, зато индивидуальные «гастроли»» попадали в разряд, мягко говоря, нежелательных... И даже в 1982 году работа Андрея Тарковского над итальянской картиной «Ностальгия» казалась многим ретроградам событием непривычным, если не сказать подозрительным. В интервью «Литературной газете» Андрей Кончаловский горячо отстаивал право художника на международное сотрудничество. Разумеется, это не единственная причина контрактов российских мастеров с западными кинофирмами. По-видимому, немаловажную роль играют здесь отменное качество тамошней слаженной организации производства, солидность гонорара, наконец, просто желание к перемене мест. Художникам уже достигшим в своей стране успеха, хочется испытать себя в иных условиях, они мечтают завоевать мировой экран. Наверное, сюда можно добавить и иные мотивы. К примеру, невозможность по тем или иным причинам осуществить заветный замысел в собственной стране. Для отечественного кинематографа 1970-х — начала 1980-х это соображение, думается, имело немалый вес. Широко известна, к примеру, печальная история категорического «вето» на экранизацию «Идиота», о которой так мечтал А. Тарковский. Именно в эти годы уехали на Запад талантливые режиссеры Михаил Калик («Человек идет за солнцем», «До свидания, мальчики»), Генрих Габай («Зеленый фургон»), Михаил Богин («Двое», «Зося»), поэт и сценарист Александр Галич, оператор Михаил Суслов («Шестое июля»)... Правда, сегодня, когда давно уже изменилась социокультурная ситуация, нередко можно услышать вопрос: почему, мол, известные режиссеры и сейчас уезжают работать за границу? Неужели они уже полностью исчерпали национальные темы и проблемы? На мой взгляд, в этом вопросе есть резон, хотя он, разумеется, не ликвидирует прорехи отечественного фильмопроизводства и желания художников испытать себя в новом качестве. ^ Раунды А.Кончаловского Андрей Кончаловский, как мне кажется, относится к режиссерам, которые в отличие от многих своих коллег, не испытывает потребности выражать свое «я», используя раз и навсегда найденную стилистику или жанр. Напротив, складывается впечатление, что режиссер почти в каждой новой работе пытается пойти вопреки найденному в предыдущей. После аскетичного, графически выверенного «Первого учителя» (1963) последовало печальное размышление о тревогах и бедах нашей деревни — «История Аси Клячиной...» (1966), снятая в черно-белой стилистике «документального реализма», с почти полным отказом от актеров-профессионалов, со съемками скрытой камерой, синхронно записанными диалогами. Увы, тогда этот фильм показался чиновникам слишком острым и на экраны 1960-х – 1970-х не вышел... Следующая работа А. Кончаловского — «Дворянское гнездо» (1968) была поставлена, вероятно, по методу «от противного». Вместо обычного — широкий формат, цвет. Вместо актеров - типажей — кинозвезда Беата Тышкевич. Оператор Георгий Рерберг, работавший с режиссером на предыдущих картинах, вопреки прежнему, откровенно любовался композицией кадра, яркими натюрмортами и восхитительными пейзажами, световыми потоками и мерцающими в полумраке пылинками в зеркалах старинной усадьбы. После тщательной экранизации чеховского «Дяди Вани» (1971) последовала попытка сделать фильм массового успеха — «Романс о влюбленных» (1974) и эпическая «Сибириада» (1979)... Обычно киноэпопея — это экранизация какого-нибудь масштабного литературного, как правило, классического произведения («Война и мир», «Потоп» и другие). Между тем, крупные художники мирового кино все чаще создают грандиозные эпические полотна по оригинальным сценариям («Двадцатый век» Б.Бертолуччи). Вот и четырехсерийная поэма Андрея Михалкова-Кончаловского «Сибириада» поставлена по сценарию, написанному режиссером совместно с В.Ежовым. За пять часов экранного времени проходит жизнь нескольких поколений двух сибирских семей — Устюжаниных и Соломиных — от начала XX века до 1960-х годов. Такое сюжетное построение, осуществляемое вне телевизионного экрана, всегда таит в себе опасность стать утомительным для зрителей, привыкших, что кинематографу присуще динамичное, ограниченное стандартным метражом действие. Однако «Сибириада» и сейчас смотрится с неослабевающим вниманием — и это результат не только отличной режиссерской и операторской работы (Л.Пааташвили), но, прежде всего, — исключительно точного выбора актеров на главные и эпизодические роли. Так, например, Алексея Устюжанина играют три разных актера, но в их игре постоянно ощущается общность характера — неукротимого, отчаянного, отдающегося до конца своему делу. Впрочем, эти черты — общие для всего рода Устюжаниных, в котором, как в зеркале, отразилась судьба страны. Роль их врага — Спиридона Соломина играет актер Сергей Шакуров. И этот образ по-своему типичен, силен: свое, «кровное» Спиридон так просто не отдаст... В жизнь затерянной в необъятных сибирских лесах и болотах Елани, куда даже известия о революциях и войнах доходят с немалым опозданием, неумолимо вторгается история. Ведут отсчет времени хроникальные монтажные переходы. Взрывается музыкальный лейтмотив Эдуарда Артемьева, как бы вобравший в себя рев заводских гудков и паровозов, скрежет металла, шипение раскаленной огненной лавы, шум дождя, ветер и поэзию... А рядом, как символ нетленности бытия и памяти, возникает связующее звено «Сибириады» — Вечный Дед (П. Кадочников). С этим героем — загадочным и мудрым связана еще одна особенность фильма: полуфантастические события могут совершенно органично вторгаться в реалистические перипетии сюжета. Более того — иногда они выглядят настолько правдоподобно, что их можно назвать даже натуралистическими. Таков экранный мир Андрея Кончаловского. В своей работе он старается внести в сложившиеся каноны новые сюжетные построения. Есть режиссеры, всю жизнь разрабатывающие какой-нибудь один мотив, одну «золотую жилу», из картины в картину повторяя её вариации. Кончаловский, напротив, каждый раз снимает фильм в ином ключе, ином стиле, используя разные жанры и фабульные решения. Наверное, нет нужды рассматривать все сюжетные линии и удачные актерские работы фильма - в «Сибириаде» собран великолепный ансамбль единомышленников. Поэтому ограничусь лишь двумя героями картины — Алексеем Устюжаниным (Е.Леонов-Гладышев и Н.Михалков) и Таей Соломиной (Е. Коренева и Л.Гурченко). … Смешная рыжая девчушка совершенно случайно встречает бесшабашного семнадцатилетнего парнишку, приехавшего в родную Елань после долгого отсутствия. Неловко танцует с ним «Утомленное солнце», кажется, целуется разок и... потом ждет его всю войну, и еще шесть лет после. Бывает такое? Наверное. А лет через двадцать решено поставить в заброшенной Елани буровую, и устанавливать ее приезжает все тот же мальчишка, только «чуть» постарше: в парадном костюме с медалями. И вновь он встречает ту девчонку: теперь уже одинокую сорокалетнюю женщину, и... - Ну, это уже бывает только в кино, — слышится мне скептический голос читателя. — Там всегда так. Раз вынес Алексей с поля боя командира, так окажется, что он тоже Еланский. Раз ждала шесть лет, значит... И он будет прав, этот скептик. В «Сибириаде» всё происходит по таким условным законам. Конечно же, вероятность того, что спасенный командир родом из Елани, ничтожна. То же можно сказать и о том, что Тая и Алексей снова встретились и полюбили друг друга. Однако не зря «Сибириада» названа поэмой… Покорение Сибири показано в фильме безо всякой помпы: идет обычная, кропотливая, тяжелая работа. И ведут ее обычные люди, пусть они даже и носят на груди ордена. Среди них не найти привычных в прошлом «киноидеалов». Вот и героическая смерть Алексея Устюжанина показана в картине неожиданно просто, без громких слов. И только неукротимая стихия пылающей долгожданной нефти, переливаясь, бушуя огромным факелом, звучит реквиемом и одновременно началом новой эпохи. Сибирь не спешит отдавать свои богатства людям… У себя на родине А. Кончаловский поставил семь фильмов. В Америке (по контракту с кинокомпанией М. Голана и Й.Глобуса «Кэннон» и другими фирмами) — шесть картин. Среди них — снятый по давнему сценарию Акиры Куросавы «Поезд беглецов» (1985), имевший на Западе определенный успех, уступавший, впрочем, кассовым сборам боевика «Танго и Кэш» (1989), для участия в котором А. Кончаловский пригласил Сильвестера Сталлоне и Курта Рассела... На мой взгляд, «Поезд беглецов» выглядит вполне американским фильмом, где ностальгия по России прорывается, пожалуй, лишь в суровых пейзажах Аляски, напоминающих сибирские просторы. История, начавшись как натуралистическая зарисовка тюремного быта, скоро переходит на рельсы «фильма-катастрофы», где обаятельные интеллектуалы, вооруженные сверхсовременной компьютерной техникой управления железными дорогами, не в силах остановить стремительно несущийся неуправляемый состав с беглецами — мрачным рецидивистом (Джон Войт) и молоденьким парнишкой-«салагой», отбывавшим первый срок (Эрик Робертс). Подобные вещи американцы (да и не только они!) за последние два десятилетия научились снимать лихо и с технической точки зрения безукоризненно. Давно ушли в прошлое рирпроекции. Комбинированные съемки сведены к разумному минимуму и выполняются филигранно. В основном все снимается «без дураков», живьем, безотказно заставляя зрителей замирать от страха и переживать за судьбу героев, то и дело балансирующих на грани жизни и смерти. Успешно справившись с такого рода профессиональными проблемами, А. Кончаловский стремился к органичному сочетанию зрелищных эпизодов со сценами психологического плана, свойственными больше европейскому кино. Как иронично заметил французский критик Жан Руа, «поезд этой истории не избежал ударов, но выдающийся кинематографист прибивается еще под маской служащего фирмы «Кэннон». Быть может, подобно тому, как сквозь волчий оскал осатаневшего и мрачного героя Джона Войта пробивается человек, способный на самопожертвование ради жизни других... Как бы там ни было, но Андрей Кончаловский доказал в «Поезде беглецов», что он умеет ставить фильмы коммерческого потенциала ничуть не хуже, чем, к примеру, Р. Олдрич и Дж. Ли Томпсон. А годом позже — в «Дуэте для солистки» (1986) — умелой стилизации под «позднего Бергмана» — он продемонстрировал качества прямо противоположные: психологическую - интимность, камерность, изначально рассчитанные на узкий круг ценителей. Затем были «Скромные люди» (1987) и комедия «Гомер и Эдди» (1988), имевшие фестивальный успех и отмеченные в прессе. Однако, самым лучшим фильмом в американской серии А.Кончаловского, вероятно, стали «Любовники Марии» (1984) — тонкая экранизация прозы А. Платонова с участием А. Кински и Дж. Сэвиджа... В одном из интервью Андрей Кончаловский заметил, что чувствует себя, как перед боксерскими раундами, - пауза должна быть короткой. В работе без передышки, без милой русскому сердцу раскачки разумеется, свои плюсы и минусы. Впрочем, сам А. Кончаловский этого и не скрывал: «Я очень рад, что у меня нет времени. Как говорит гepoй «Дуэта для солистки», жизнь очень коротка, нужно испытать все заблуждения, прежде, чем она кончится». Между сорока и пятьюдесятью очень большая разница. Как показывает история, многие люди после сорока становятся беспокойным экстремистами. У них мало времени, чтобы увидеть результаты своего труда. Для них эти результаты должны быть немедленны». Так следом за авторскими «Любовниками Марии» и «Скромными людьми» А.Кончаловский снял супербоевик «Танго и Кэш». История о двух полицейских, несправедливо посаженных в тюрьму и решившихся на побег, была рассказана по всем законам начиненного спецэффектами, драками, погонями и перестрелками кинохита. Самые ударные сцены ленты связаны с побегом приятелей – «копов» (С.Сталлоне и К.Рассел) сквозь хитроумные тюремные преграды. А.Кончаловский откровенно строил свою картину на штампах сотен подобных лент, словно демонстрируя свою способность снимать «крутые» боевики не хуже Уолтера Хилла или Джорджа Косматоса. И Сталлоне («Рембо», «Роки») тут был на месте - динамичен, техничен, напорист... Не удивительно, что эта картина стала самой кассовой западной работой Кончаловского. И хотя в конце съемок он был отстранен продюсерами от окончательного монтажа фильма, характер Сталлоне был тут ни при чем. Они отлично ладили друг с другом и расстались друзьями... Следующий фильм А.Кончаловского – «Ближний круг» (1991) – вернул его на стезю «серьезного кино». Однако сразу же после премьеры за этой картиной закрепилась не самая лучшая репутация в кинематографической прессе: один за другим российские критики называли «Ближний круг» конформистской попыткой подстроиться вкусы западных зрителей. Формально для такого рода вердикта были все основания: главные роли в фильме сыграли американские звезды - Том Халс, Лолита Давидович и Боб Хоскинс. История личного киномеханика Сталина — Ивана Саньшина разворачивалась на экране в традициях, близких к мелодраме. Мастер тонких психологических драм, А.Кончаловский в «Ближнем круге» придал своим персонажам необходимую дозу объемности, характерности. Однако намеренно отказался от европейской глубины проникновения внутрь психологии героев, что, несомненно, делало их понятными аудитории, неискушенной в перипетиях российской истории 1930-х - 1940-х годов. Русский режиссер русского фильма на эту тему, скорее всего, вдохновившись примером Алексея Германа, попытался бы снять жесткую драму горького прозрения человека-винтика, из которого сталинской тоталитарной машине удалось сделать послушного, не рассуждающего исполнителя чужих приказов. Русский режиссер американского фильма сдвинул акценты в сторону истории любви Ивана и его жены, прошедшей «через канапэ» самого Лаврентия Берии, истории еврейской девочки, которая после ареста родителей попадает в детский дом и т.д. Иначе говоря, Андрей Кончаловский в своей новой картине обращался, в первую очередь, не к генетической памяти зрителей, а к привычным сюжетным построениям нормального заокеанского кино. И, честно говоря, я не вижу в этом ничего плохого. Интернациональность, если она не классово-пролетарская, а основана на нормальных человеческих ценностях — необходимый мостик между разными менталитетами и культурами. Кроме того, А.Кончаловский сумел собрать отличную актерскую команду. Том Халс, легендарный Амадеус из фильма Милоша Формана, играет своего Ивана так, что остается только удивляться, откуда в звезде мирового экрана эта славянская наивность, восторженность детская беззащитность... Ему бы сыграть Чонкина в экранизации романа Войновича! Боб Хоскинс в роли Берии — не менее точное попадание. Масляные глазки забавного толстяка, от взгляда которого порой, между тем, веет зловещим холодом. Быть может, роль сыграна чуть гротескно, однако убедительно и ярко. На этом фоне, бесспорно, проигрывает Александр Збруев в роли Сталина, где нет, что называется, «изюминки», оригинального актерского видения… Целое созвездие российских актеров, сыгравших в «Ближнем круге» персонажей второго плана, несмотря на короткое появление на экране, запоминаются, быть может, даже больше, чем в иных главных ролях. Блестяще ведет свой эпизод Ирина Купченко, игравшая когда-то у А.Кончаловского в «Дворянском гнезде», «Дяде Ване» и «Романсе о влюбленных». Ее воспитательница приемника для детей «врагов народа» сыграна так, что в ее героине прочитываются противоречивые чувства усталости, страха, сострадания, боли, опустошенности... Ощущение подлинности характера русской женщины, не понимающей, как можно любить товарища Сталина больше жены и несчастного ребенка, есть и в игре американки Лолиты Давидович (она запомнилась зрителям по фильму с Полом Ньюменом «Блейз»)... А.Кончаловский в «Ближнем круге» стремился показать, что, вопреки всему, люди чувствовали себя счастливыми в те далекие 1930-е, хотя их счастье и было возможным лишь при условии безграничной веры в вождей и неписаного закона обходиться без лишних вопросов и сомнений. И как только они начинали эти вопросы задавать, всё их хрупкое благополучие рушилось, вовлекая их в поток искалеченных физически или морально судеб... Мне кажется, это у режиссера получилось. Не избежала критики и комедия Андрея Кончаловского «Курочка Ряба» (1994), поставленная им уже в постсоветской России. После ее премьеры в прессе и теледискуссиях авторов упрекали в клевете на русскую нацию, в очернительстве и т.п. Отвергая такого рода обвинения, А.Кончаловский просил судить его по законам избранного им жанра - комедийной сказки, допускающей, как известно, и гротеск, и прямолинейность характеров персонажей, и некую назидательность. В самом деле, сюжет о том, как героиня давнего фильма Кончаловского «История Аси Клячиной» (1966) спустя 30 лет стала коммунисткой, поклонницей Брежнева, пьяницей и сельской самогонщицей, нашедшей в сарае золотое куриное яйцо, на которое тут же позарились ее односельчане, явно опирается на фольклорные традиции. Приметы современной российской деревни (неустроенный быт, плохие дороги, ненависть к разбогатевшему соседу, пьянство и прочее), так и не ставшей пока капиталистической, даны в фильме, пусть и в шаржированном виде, но довольно верно. Хуже другое: о бедах русской деревни московская и провинциальная пресса писала и пишет куда острее и глубже, а режиссер, претендуя на комедийный жанр, думается, так и не нашел по-настоящему смешных трюков и диалогов, чтобы превратить «газетную» сатирическую информацию в яркое зрелище. Стилизованная под документальность «История Аси Клячиной» органично сочетала подлинный драматизм судьбы деревенской женщины с пронзительным лиризмом и подлинным ощущением времени. «Курочка Ряба» пыталась рассмешить зрителей эпизодами падения одного из персонажей в туалет, сельской демонстрацией с портретами Брежнева и Хрущева и тупыми рожами бандитов, приехавшими в село за золотым яйцом... Слава Богу, Андрей Кончаловский не стал больше экспериментировать с не свойственным ему комедийным жанром в своих последующих картинах – мифологическом сериале «Одиссея» (1997), притче «Дом дураков» (2002) и британской исторической драме «Лев зимой» (2003)… К сожалению, последние фильмы А.Кончаловского - «Глянец», 2007) и дорогостоящий «Щелкунчик» (2010) - оказались снятыми как бы «между двух стульев». «Глянец» - слишком банально трактовал тему завоевания столицы провинциалами. А изобразительно блестящий «Щелкунчик», напротив, оказался слишком сложным для детско-семейной аудитории, на которую вроде бы и был изначально рассчитан…Эволюция Н.Михалкова Думаю, не ошибусь, если скажу, что, как и его старший брат, Никита Михалков был одной из самых заметных фигур отечественного кинематографа 1970-х. Его лихой вестерн «Свой среди чужих...» (1974), изысканная мелодрама-стилизация «Раба любви» (1975), тонкая экранизация раннего Чехова «Неоконченная пьеса для механического пианино» (1976), ретро-мелодрама по пьесе А. Володина «Пять вечеров» (1978) и «Несколько дней из жизни И.И.Обломова» (1980), поставленные по мотивам знаменитого романа И.Гончарова, заслуженно вызвали огромный интерес у критики и зрителей. Об этих картинах много писали и спорили, они, без сомнения, были в центре реального кинопроцесса. … Экранизация пьесы Александра Володина «Пять вечеров» (1978) привлекла внимание задолго до своего появления на экранах. Во-первых, фильм снимался в перерыве между съемками «Обломова» и был рекордно сделан всего на 26 дней. Во-вторых, пьеса была очень популярна, и многим «ревновали» картину Михалкова к уже известным спектаклям. Однако режиссер вместе с оператором Павлом Лебешевым и художником Александром Адабашьяном сумели найти оригинальную трактовку сценического действия. Блеклые желто-коричневые тона, которые лишь в финале обретают натуральность красок, смотрелись как пожухшие фотографии в старом альбоме. Минимум движения камеры. Пространство, ограниченное интерьерами коммунальной квартиры. Тщательно подобранная музыка эпохи 1950-х... Уже один только этот ретростиль мог бы привлечь внимание зрителей. Но актерский ансамбль был не менее хорош. Именно ансамбль, а не отдельные блестящие «партии». Похвалы актерской работе Л.Гурченко в этой картине давно уже стали ходячими клише журналистов. Игру актрисы, бесспорно, можно поэпизодно изучать в любом актерском училище... Но у Л.Гурченко были великолепные партнеры, гармонично сочетающие реалистическую и эксцентрическую манеру исполнения. ... Наивный студент начала 1940-х, Ильин по чьему-то доносу на целых 18 лет отправился к холодным северным ветрам. За это время Тамара (Людмила Гурченко) успела прожить «целую жизнь»: работа, забота о племяннике... И одиночество. Долгие, очень долгие вечера в маленькой комнате на окраине Москвы... И все эти годы Тамара продолжала любить Ильина, хотя и старалась доказать себя и другим, что она хозяйка своей жизни, и всё у нее хорошо... Наконец Тамара и Ильин (Станислав Любшин) встретились. Но они стали иными, многое уже отгорело, утекло в реку времени... Будут ли они счастливы? Этот вопрос остается в фильме открытым... Далее последовала полемическая экранизация знаменитого романа Ивана Гончарова «Обломов». Трактуя деятельного Штольца (Юрий Богатырев) как инородное явление в российской стихии, а наслаждающегося ленью Обломова (Олег Табаков), как саму ее суть, Никита Михалков сумел создать замечательное произведение. Философское и поэтическое одновременно. С превосходным актерским ансамблем и восхитительной операторской работой Павла Лебешева... Итак, долгое время у Н.Михалкова не было ни одного фильма на современном материале (за исключение курсовой работы «И эти губы, и глаза зеленые…» 1970 года, но об этом чуть позже). Тому была, как известно, весомая причина. В 1960-х – 1970-х один за другим ложились «на полку» или получали минимальные тиражи фильмы Андрея Тарковского и Алексея Германа, Элема Климова и Киры Муратовой, Глеба Панфилова и Отара Иоселиани. Почти не снимали в это время Марлен Хуциев и Григорий Чухрай. Совсем ничего не снимал Сергей Параджанов... И Никита Михалков, вероятно, был по-своему прав, когда в 1970-х не стал искушать судьбу беспокойным «современным материалом» и пытался ответить на вопросы, волновавшие общество, через призму «безобидной» в глазах чиновников ретроспекции. А как только он попытался впрямую выйти на современность в сатирической комедии «Родня» (1981), ударила тяжелая артиллерия бюрократов от искусства… … Пожилая пара — колхозница Коновалова и командировочный Ляпин, прогуливаясь по городскому парку, надумали запечатлеться «на долгую память» в фотоавтомате. Щелкнуло что-то. Потом загудело, фыркнуло, а готовых фотографий все нет. Минута, другая... Героям фильма надоело ждать, и они уходят. А камера остается. Терпеливо ждет. И вдруг — наконец-то! - с глухим урчанием аппарат выдает влажные глянцевые снимки. На них... режиссер Никита Михалков, оператор Павел Лебешев и художник Александр Адабашьян. Стоят в обнимку. Улыбаются… Название для фильма нашлось не сразу: сначала — «Была не была!», потом — «Туда и обратно» и, наконец, — «Родня». Первая комедия Н. Михалкова. Первая его встреча со сценаристом, Виктором Мережко. Фабула «Родни» вполне укладывается в несколько строк: из села в областной центр приезжает к дочери мать и, погостив немного, собирается возвращаться обратно. Мать — Марию Васильевну Коновалову — играет Нонна Мордюкова. Играет во многом неожиданно для тех, кто привык видеть ее в сугубо «правильных» ролях. Мария Васильевна в ее исполнении — натура живая, цельная, но не такая уж положительная. Груба, нетактична, вульгарна, бесцеремонно вмешивается в жизнь своей дочери Нины. Роль Нины досталась Светлане Крючковой. Актриса узнаваемо и вместе с тем гротескно раскрывает перед нами внутренний мир своей героини: полное равнодушие к близким ей людям, болезненная всепоглощающая страсть к «фирменным» вещам. Модные очки на золотой цепочке, несмотря на отличное зрение. Платье «под Пугачеву», в котором ее фигура кажется особенно нескладной. Японский халат — «каратэ». Но за этим чисто внешним стремлением быть современной — духовная пустота. Муж Нины — Стасик — ушел к другой женщине. Не выдержал гнетущей властности, постоянного диктата жены. Кто он? Быть может, тихий недотепа, обиженный судьбой? Актер Юрий Богатырев не оставляет сомнений — Стасик такой же продукт эпохи. Лишь в одной из финальных сцен вырывается на волю его «стихия». Сбросив пиджак, под которым оказывается нелепая майка с изображением мохнатого олимпийского зверя. Стасик под звуки третьеразрядного ресторанного ансамбля выводит в сжатый, смертельной хваткой микрофон: «Пора-пора-порадуемся...» И лицо его расплывается в торжествующей улыбке… Дочку Нины и Стасика — семилетнюю Иришку — играет... Федя Стуков. Думается, выбор не вынужден. Напротив, он входит в авторский замысел. На экране создан обобщенный образ ребенка с искалеченным родителями детством и искаженной психикой. Грубая, бесцеремонно-наглая, погруженная в бесконечные просмотры телепередач и прослушивания «Бонни М», абсолютно отрешенная от мира сего, Иришка более походит на нервный, издерганный автомат, чем на живое существо. В этом контексте характерна сцена, где мимо бывшего мужа Марии Васильевны (Г.Бортник), включив на полную мощность мотор, несутся закованные в броню мотоциклисты, поблескивая стеклами заграничных шлемов. Люди отгораживаются друг от друга стеклами шлемов и очков, шумом двигателей и радиоаппаратуры. Так порой теряются связи не только родственные, но и людские… При всем том фильм Никиты Михалкова время от времени покидает жанр комедии, вырываясь из тесной, заставленной импортными вещами квартиры, обклеенной глупейшими табличками и плакатами, меняет регистр, набирая поэтическую высоту. Как глоток свежего воздуха, возникает в гиперболизированной атмосфере мысль о необходимости упорного стремления человека к цели. Звучит звенящая, как натянутая струна, музыка Эдуарда Артемьева, и камера Павла Лебешева, оторвавшись от балкона многоэтажного дома, приближается к, огромной чаше стадиона. Пусты его трибуны... Но круг за кругом, не сбавляя темпа, бежит к недостижимому пока рекорду марафонец... Фильм получился смешной и глубокий. С прекрасным актерским ансамблем. Емкость, наполненность пространства каждого трагикомического или эксцентрического эпизода, каскад остроумных режиссерских находок порой даже не давали возможности с первого просмотра по достоинству оценить все детали картины. В своей следующей работе – психологической драме «Без свидетелей» (1983) – Никита Михалков решился на суровый режиссерский эксперимент – никаких натурных съемок, в фильме только два героя, а действие происходит в стенах обычной двухкомнатной квартиры. С первых же кадров авторы умело обыгрывают каждую деталь обстановки, так как вещи порой могут рассказать нам о персонажах больше, чем они сами. Впрочем, актерский дуэт Ирины Купченко и Михаила Ульянова и без того контрастно высвечивает духовную пропасть между женщиной, обманувшейся в своих искренних чувствах, и предавшим ее, променявшим на удачную карьеру и обеспеченное существование былые идеалы и убеждения мужчиной. Перед нами, бесспорно, экспериментальный фильм, поставленный по мотивам камерной театральной пьесы, но, тем не менее, откровенно кинематографичный. Фильм перехлестывающих через край эмоций и страстей. Фильм синематечных намеков и театрализованных условностей. В этой связи вспоминается короткометражная курсовая работа Никиты Михалкова – «И эти губы, и глаза зеленые…» (1970), тоже снытая в духе минимализма. Правда, там действие происходило на Западе. Замечательные актеры - Лев Дуров («Вся королевская рать», «Прощание»), Маргарита Терехова («Зеркало») и Александр Пороховщиков («Свой среди чужих...», «Избранные») органично чувствавали себя в причудливой атмосфере фильма, где цветные кадры сменяли однотонные, а фотографии обладали каким-то магнтическим, таинственно-тревожным притяжением. При этом Лев Дуров играл в картине неудачника. Человека, пытающегося схватиться за любую, самую тоненькую соломинку надежды. Доброго, наивного, обманутого, обманывающего и обманувшегося... Проблемы любовного треугольника интересовали авторов не сами по себе, а в контексте темы отчуждения людей в современном мире. Камерность сюжета, ограниченность места действия (не здесь ли корни фильма-диалога «Без свидетелей»?) позволяли актерам, с одной стороны, - в большей мере довериться пластике движений, нюансам интонации, оттенкам мимики. А с другой - требовали максимальной погруженности в образ, не терпящей даже мимолетной фальши… После экспериментального фильма «Без свидетелей» в творчестве режиссера впервые наступила заметная пауза. На первый взгляд, кинематографический климат в России вслед за общественным становился более благоприятным для талантливых художников: берись за любую тему, любой сюжет. Однако, как ни странно, создавалось впечатление, что именно эта свобода мешала Н.Михалкову сделать окончательный выбор. У него возникла масса планов: «Дмитрий Донской», «Жизнь и смерть Александра Грибоедова», экранизация «Царь-рыбы» Виктора Астафьева... По поводу замыслов давались объемные интервью, иногда доходило и до подбора актеров. И вдруг после визита в Москву Марчелло Мастроянни неожиданно родился сценарий, а вскоре и фильм «Очи черные» (1986), поставленный по мотивам рассказов А.П.Чехова. В одном из интервью Н. Михалков говорил, что в картине «Без свидетелей» ему хотелось пойти по пути максимального самоограничения, по мере возможности отказываясь от всех режиссерских «аттракционов», которыми он уверенно владел в предыдущих работах: героев всего двое, они замкнуты в интерьере одной стандартной квартиры. Не знаю, намеренно вышло так или нет, но «Очи черные» производят впечатление полярное. Кажется, что постановщик решил не отказывать себе ни в чем: в ход идет любой «аттракцион», «гэг», малейшая режиссерская прихоть... Долгое время кинематографисты жаловались на несправедливый лимит времени, сурово ограничивающий рамки односерийной картины полутора часами. И вот Никита Михалков вышел на «европейский стандарт» — длительность «Очей черных» - около двух часов. Зато, увы, как на ладони, видны неоправданные длинноты. Немало речей — устных и письменных — было у наших режиссеров относительно своего права на самую вольную трактовку классики. Что ж, Никита Михалков здесь, бесспорно, получил полный «карт бланш». И что же? В итоге «Очи черные», на мой взгляд, превратились в странный набор сцен в духе лубочных картинок. Правда, в нескольких эпизодах, снятых в России, чувствуется сатирический, комедийный дар Н. Михалкова. Чего стоит, к примеру, сцена, где на вокзале провинциального городка местный предводитель дворянства (Юрий Богатырев) встречает заграничного гостя (Марчелло Мастроянни). Но в целом, к сожалению, «Очи черные» — один из самых ярких образцов «экспортного варианта» режиссуры, когда в угоду запросам коммерческого рынка талант блекнет в мишуре с виду эффектного, но пустого фейерверка. Скажу честно — Никита Михалков был одним из моих кинематографических кумиров, тем неожиданней и огорчительней стало ощущать в «Очах черных» потерю чувства меры и вкуса. Но я бы, наверное, не стал писать об этой ленте — разве кто-нибудь гарантирован от неудач? — если бы ее автор не расценивал свою работу как значительный вклад в пропаганду отечественной культуры за рубежом. Вполне понятно стремление талантливого мастера говорить одновременно со всеми зрителями планеты. И когда за этим стоит выстраданная проблема, бескомпромиссная, жизненная позиция, никому, наверное, не придет в голову произносить словосочетание «экспортный вариант» с укоризненным оттенком… Амбиции следующей ленты Н.Михалкова – «Автостопа» (1990) куда скромнее. История создания этой ленты достойна специального упоминания. Получив от итальянской фирмы заказ на рекламу новой модели «Фиата», Никита Михалков ухитрился, не выходя за рамки бюджета, не только справиться с заданием, но «на отходах производства» снять среднеметражную драматическую комедию. Конечно, и в ней вылезают «ослиные уши» рекламного клипа: слишком уж форсированно персонажи Нины Руслановой и Владимира Гостюхина восхищаются достоинствами заграничного автомобиля, на котором их везет щедрый итальянец по заснеженным российским просторам. А ведь едут-то не на прогулку, женщине рожать приспичило! Но в целом фильм получился вполне «смотрибельным», хотя и не идущим ни в какое сравнение с лучшими работами Михалкова... В большое кино Никита Михалков вернулся с «Ургой» (1991), завоевавшей Золотого льва Святого Марка на фестивале в Венеции. Это фильм, тоскующий об утраченной гармонии человека с природой, о потере национальных корней и традиционной морали, о житейской суете сует, год за годом вытесняющей искренность чувств, и конечно о Любви. Картина с очень простой фабулой, сценарий которой первоначально умещался на пяти машинописных страницах. В чем только не упрекали российские критики создателя «Урги» - в попытке убежать за кордон от трудностей отечественного бытия, в «туристическом взгляде» на Азию и ее народ, в подражании Бертолуччи и т.д. Мне подобные упреки не кажутся обоснованными. По такой логике, если снимаешь не в России, значит, боишься невзгод, а если тебя влечет Восток, значит, ты непременно эпигон автора «Последнего императора» и «Маленького Будды»... Простота и естественность монгольских и китайских исполнителей избавляет от привкуса пошлости анекдотичную историю о том, как жена монгольского пастуха посылает его в город за презервативами. В ансамбле исполнителей-типажей актеру-профессионалу всегда приходится сталкиваться с серьезными проблемами совместимости экранного существования. Однако Владимиру Гостюхину удалось сыграть убедительно и точно. Его персонаж узнаваем, типичен и достоверен. Сколько таких же, как этот русский шофер, парней колесит сейчас по белу свету с одной единственной целью - через год, два, пять возвратиться домой победителем, задарить родичей и знакомых пакетами в блестящих заграничных упаковках, порадоваться подросшим детишкам и зажить по-человечески... Дорогого стоят в «Урге» и завораживающие пейзажи величественной степи, с ее тысячеголосыми звуками. И когда по степному простору скачет конница легендарного властителя Чингисхана, она не воспринимается причудливой игрой сновидения. Степь «Урги» - вечна. Вбирая в себя век за веком историю рода людского, она неизменно шелестит своими травами, подчиняясь дуновению ветров... Степь на экране неотступно притягивает взор. И сразу вспоминаются слова Никиты Михалкова о том, что «если вы не будете нарушать покой степи, вам, может быть, будет позволено увидеть степь такой, какая она есть: божественное явление, как океан, как тайна, как пустыня. Тогда вы сможете погрузиться в нее, ощутить ее вертикальность и растаять в ней»... Оттесненный на второе место на Каннском фестивале пародийной карт