Введение Александр Николаевич Островский — один из тех замечательных писателей-классиков XIX века, которые сделали русскую литературу предметом нашей национальной гордости. По словам его современника, великого романиста И. А. Гончарова, всей совокупностью своих пьес Островский воздвиг тысячелетний памятник России, охватив ее историю от легендарных времен («Снегурочка») и эпохи Смутного времени (исторические хроники) до бурной жизни пореформенной России. Великий драматург занимает совершенно особое место в галерее русских классиков. Как известно, в центре русского реалистического романа стоял интеллектуальный герой, герой-идеолог, напряженно размышлявший об общих проблемах бытия, герой-теоретик, стремившийся так или иначе переделать жизнь. Островский же сосредоточил внимание на человеке «простого сознания», его поставил в центр своего художественного мира. Это, конечно, не значит, что писатель был равнодушен к острым идейным спорам своего времени, напротив, они отразились и в его творчестве, но только совсем особым образом.^ А.Н.Островский. Биография.А.Н.Островский родился 31.3(12.4).1823 в Москве, в семье чиновника-юриста, мать родом из низшего духовенства. Детство и раннюю юность провел в Замоскворечье – особом уголке Москвы с его устоявшимся купеческо-мещанским бытом. Образование получил в 1-й Московской гимназии. По настоянию отца он поступил на юридический факультет Московского университета в 1835 году. Среди профессоров были блестящие, прогрессивные ученые, друзья Герцена и Белинского. Юноша жадно слушал их вдохновенные слова о борьбе с неправдой и злом, о сочуствии «всему человеческому», о свободе как о цели общественного развития. Но, чем ближе знакомился он с законодательством ис удопроизводством, тем менее нравилась ему карьера юриста, и, не имея склонности к юридической карьере, Островский оставил университет при переходе на 3-й курс. Неодолимо влекло к себе Островского искусство. Вместе с товарищами старался он не пропускать ни одного интересного спектакля, многи читал и спорил о литературе, страстно полюбил музыку. В тоже время он сам пробовал писать стизи и рассказы. Уже с тех пор – и на всю жизнь – высшим авторитетом в искусстве для него стал Белинский.В 1843 году Островский поступил писцом в Московский совестный суд, откуда в 1845 году перевелся в канцелярию Московского коммерческого суда. Служба не увлекала Островского, но она оказала неоценимую пользу будущему драматургу, доставив богатый материал для его первых подразделений. Островский с ранних лет увлекался художественной литературой, интересовался театром. Еще гимназистом он начал посещать московский Малый театр, где восхищался игрой М.С.Щепкина и П.С. Мочалова. Большое влияние на формирование мировоззрения молодого Островского оказали статья В.Г.Белинского и А.И.Герцена.Уже в своих первых произведениях Островский показал себя последователем «гоголевского направления» в русской литературе, сторонником школы критического реализма. Свою приверженность к идейному реалистическому искусству, стремление следовать заветам В.Г.Белинского Островский выразил и в литературных критических статьях этого периода, в которых он утверждал, что особенностью русской литературы является ее «обличительный характер». Появления лучших пьес Островского было общественным событием, привлекавшим к себе внимание передовых кругов и вызывавших негодование в лагере реакции.Первые литературные опыты Островского в прозе отмечены влиянием натуральной школы («Записки замоскворецкого жителя», 1847). В том же году в «Московском городском листке» было опубликовано его первое драматическое произведение – «Картина семейного счастья» (в позднейших публикациях – «Семейная картина»). Литературная известность Островского принесла опубликованная в 1850 году комедия «Свои люди – сочтемся». Еще до публикации она стала популярной. Комедия была запрещена к представлению на сцене (впервые поставлена в 1861 году), а автор, по личному распоряжению Николая I, отдан под надзор полиции.Ему предложили покинуть службу. Еще ранее цензура запретила «Картину семейного счастья» и сделанный Островским перевод комедии В.Шекспира «Усмирение своенравной» (1850).В начале 50-х годов, в годы усиливавшейся правительственной реакции, произошло кратковременное сближение Островского с «молодой редакцией» реакционно-славянофильского журнала «Москвитянин», члены которой стремились представить драматурга певцом «самобытного русского купечества и его домостроевских устоев». В произведениях, созданных в это время («Не в свои сани не садись», 1853, «Бедность не порок», 1854, «Не так живи, как хочется», 1855) отразился временный отказ Островского от последовательного и непримиримого осуждения действительности. Однако он быстро освободился от влияния реакционных славянофильских идей. В решительном и окончательном возвращении драматурга на путь критического реализма большую роль сыграла революционно-демократическая критика, выступившая с гневной отповедью либерально-консервативным «поклонникам».Новый этап в творчестве Островского связан с эпохой общественного подъема конца 50-х-начала 60-х годов, с возникновением революционной ситуации в России. Островский сближается с революционно-демократическим лагерем. С 1857 года он почти все свои пьесы печатает в «Современнике», а после его закрытия переходит в «Отечественные записки», издававшиеся Н.А.Некрасовым и М.Е.Салтыковым-Щедриным. На развитие творчества Островского оказали сильнейшее влияние статьи Н.Г.Чернышевского, а позднее Н.А.Добролюбова, творчество Н.А.Некрасова и М.Е.Салтыкова-Щедрина.Наряду с купеческой тематикой Островский обращается к изображению чиновничества и дворянства («Доходное место», 1857, «Воспитанница», 1859). В отличие от либеральных писателей, увлекавшихся поверхностным высмеиванием отдельных злоупотреблений, Островский в комедии «Доходное место» подверг глубокой критике всю систему дореформенной царской бюрократии. Чернышевский дал пьесе высокую оценку, подчеркнув ее «сильное и благородное направление».Усиление антикрепостнических и антибуржуазных мотивов в творчестве Островского свидетельствовало об известном сближении его мировоззрения с идеалами революционной демократии.«Островский – писатель-демократ, просветитель, союзник Н.Г.Чернышевского, Н.А.Некрасова и М.Е.Салтыкова-Щедрина. Рисуя нам в яркой картине ложные отношения со всякими их последствиями, он через то самое служит отголоском стремлений, требующих лучшего устройства» - писал Добролюбов в статье «Луч света в темном царстве». Не случайно Островский постоянно встречал препятствия при опубликовании и постановке своих пьес. Островский всегда смотрел на свою писательскую и общественную деятельность, как на выполнение патриотического долга, служение интересам народа. В его пьесах нашли отражение самые животрепещущие вопросы современной ему действительности: углубление непримиримых социальных противоречий, тяжелое положение тружеников, всецело зависящих от власти денег, бесправия женщины, господство насилия и произвола в семейных и общественных отношениях, рост самосознания трудовой разночинной интеллигенции и т.д.Наиболее полную и убедительную оценку творчества Островского дал Добролюбов в статьях «Темное царство» (1859) и «Луч света в темном царстве» (1860), которые оказали огромное революционизирующее влияние на молодое поколение 60-х годов. В произведениях Островского критик видел, прежде всего, замечательно правдивое и разностороннее изображение действительности. Обладая «глубоким пониманием русской жизни и великим умением изображать резко и живо самые существенные ее стороны» Островский явился, по определению Добролюбова, настоящим народным писателем. Творчество Островского отличается не только глубокой народностью, идейностью, смелым обличением социального зла, но и высоким художественным мастерством, которые было всецело подчинено задаче реалистического воспроизведения действительности. Островский неоднократно подчеркивал, что сама жизнь является источником драматических коллизий и положений.Деятельность Островского способствовала победе жизненной правды на русской сцене. С большой художественной силой он изобразил типичные для современной ему действительности конфликты и образы, и это поставило его пьесы в один ряд с лучшими произведениями классической литературы XIX-го века. Островский выступил активным борцом за развитие национального театра не только как драматург, но и как замечательный теоретик, как энергичный общественный деятель.Великий русский драматург, создавший подлинно национальный театральный репертуар, всю жизнь нуждался, терпел оскорбления от чиновников императорской театральной дирекции, встречал в правящих сферах упорное сопротивление своим заветным идеям о демократических преобразованиях театрального дела в России.Писать «Грозу» Островский начал в июне - июле 1859 года и закончил 9 октября того же года. Впервые пьеса была опубликована в журнале «Библиотека для чтения» в январском номере 1860 года. Первое представление «Грозы» на сцене состоялось 16 ноября 1859 года в малом театре в бенефис С.В.Васильева с Л.П.Никулиной-Косициной в роли Катерины.^ Конфликт и расстановка действующих лиц в «Грозе» «Общественный сад на высоком берегу Волги; за Волгой сельский вид» - такой ремаркой Островский открывает «Грозу». Действие русской трагедии возносится над волжской ширью, распахивается па всероссийский сельский простор, ему сразу же придается общенациональный масштаб, поэтическая окрыленность: «Не может укрыться град, в верху горы стоя».В «Грозе» жизнь схватывается в остро конфликтных моментах, герои находятся под высоким поэтическим напряжением, чувства и страсти достигают максимального накала, читатель и зритель проникаются ощущением чрезмерной полноты жизни. «Чудеса, истинно надобно сказать, что чудеса! Кудряш! Вот, братец ты мой, пятьдесят лет я каждый день гляжу на Волгу и все наглядеться не могу», - в захлебывающихся от восторга словах Кулигина настораживает туго натянутая поэтическая струпа. Еще мгновение - и, кажется, не выдержит его душа опьяняющей красоты бытия.Люди «Грозы» живут в особом состоянии мира - кризисном, катастрофическом. Лопнули пружины, сдерживающие старый порядок, и взбудораженный быт заходил ходуном. Первое действие вводит нас в предгрозовую атмосферу жизни. Внешне пока все обстоит благополучно, но сдерживающие силы слишком непрочны: их временное торжество лишь усиливает напряженность. Она сгущается к концу первого действия; даже природа, как в песне, откликается на это надвигающейся на Калинов грозой.В поведении всех героев «Грозы» есть некий «безудерж»: чрезмерность отрицания одних сторон бытия порождает чрезмерность утверждения других. В кулигинском культе красоты есть сила и энергия, но это красота, отделенная от жизненной прозы, и подчеркнуто противопоставленная ей. Тут, в Калинове, - темнота и невежество, там, в божьем мире, - красота и гармония. Воспаряя над калиновским царством, просветитель Кулнгин теряет духовную власть над ним. В его обличениях много горькой правды, но мало жизненной полноты и действенной силы: «Мне уж и так, сударь, за мою болтовню достается; да не могу, люблю разговор рассыпать!» Кулигинская просвещенность и связанная с нею нравственная щепетильность («С него, что ль, пример брать! Лучше уж стерпеть») на деле превращаются в попустительство, в оправдание собственной робости и смирения (при встречах с Диким Кулигин один учтиво снимает шапку).Кудряш равнодушен к восторгам Кулигина не только вследствие типично народного недоверия к чрезмерным эмоциональным излияниям. Волжская вольница, волжское раздолье - часть собственной его души, естественная и нераздельная. Подняться над нею Кудряш не может, в этом и слабость его и его сила. Самодур Дикой для Кулнгина грозен и неуправляем, а для Калиновского «лихача-кудрявича» Дикой всего лишь «озорник»: «Это он вам страшен-то, а я с ним разговаривать умею». Кудряш «слов рассыпать» не любит, да и не умеет. Но он готов при случае «выучить» Дикого делом: «Вчетвером этак, впятером в переулке где-нибудь поговорили бы с ним с глазу на глаз, так он бы шелковый сделался... Жаль, что дочери-то у пего подростки, больших-то ни одной нет... Я б его уважил. Больно лих я на девок-то!»Для Кулигина с его отвлеченно-просветительских позиции столпы города Дикой и Кабаннха - одна стать. Калиновский мир в его описании «жестоких нравов» одноцветен. А вот близкий к этому миру Кудряш чувствует глубокое различие между Диким и Кабановой. Оба самодуры, но один, по меткой характеристике Кудряша, «как с цепи сорвался», а другая «по крайности все под видом благочестия».В некоторых сценических и литературоведческих интерпретациях Кабаниха предстает ревностным хранителем патриархальной старины. Но это заблуждение. Кабаниха - человек кризисной эпохи, как и другие герои трагедии. Это односторонний ревнитель худших сторон старого мира и, вследствие своей односторонности, - самодур. Полагая, что везде и во всем Кабаниха блюдет правила «Домостроя», что она рыцарски верна формальным регламентациям этого древнего кодекса нравственной культуры, мы поддаемся обману, внушаемому силой ее характера.На деле она легко отступает не только от духа, но и от буквы домостроевских предписаний. «Обидим не мсти, хулим моли; зла за зло не воздавай, ни клеветы за клевету; согрешающая не осуждай, вспомяни своя грехи и о тех крепко пекнся; злых мужей совета отвращался; буди ревнитель правоживущнм и тех деяния напнсуй в сердце своем и сам тако же твори», - гласит старый нравственный закон. «Врагам-то прощать надо, сударь!» - увещевает Тихона Кулнгин. И что он слышит в ответ? «Поди-ка поговори с маменькой, что она тебе на это скажет». Деталь многозначительная! Кабаннха страшна не патриархальностью своей, а самодурством, скрытым под маской закона. Старая нравственность подвергается здесь полной ревизии: из нее извлекаются формы наиболее жесткие, не выдержавшие испытания временем, оправдывающие необузданный деспотизм.Итак, в темном царстве Островский видит мир, обособляющийся от эпического целого народной жизни. В нем душно и тесно, внутренняя перенапряженность, катастрофичность жизни ощущается здесь на каждом шагу. Но калиновский мирок еще не замкнут наглухо от широких народных сил и стихий жизни. Живая жизнь с заволжских лугов приносит в Калинов запахи цветов, напоминает о сельском приволье. К этой встречной волне освежающего простора тянется Катерина, пытаясь поднять руки и полететь. Лишь Катерине дано в «Грозе» удержать всю полноту жизнеспособных начал в культуре народной и сохранить чувство нравственной ответственности перед лицом тех испытаний, каким эта культура подвергается в Калинове.^ О народных устоях характера Катерины В мироощущении Катерины гармонически сочетается славянская языческая древность, уходящая корнями в доисторические времена, с демократическими веяниями христианской культуры, одухотворяющей и нравственно просветляющей старые языческие верования. Религиозность Катерины немыслима без солнечных восходов и закатов, росистых трав на цветущих лугах, полетов птиц, порханий бабочек с цветка на цветок. С нею заодно и красота сельского храма, и ширь Волги, и заволжский луговой простор. В монологах Катерины оживают знакомые мотивы русских народных песен: Какова-то молоденька, Какова-то молоденька, я бывала, По утру раным-раненько, По утру раным-раненько я вставала...Или: Ах, да я у матушки жила, как цветок цвела, Как цветок цвела, Ах, да я у батюшки жила, как венок плела, Как венок плела.В мироощущении Катерины бьется родник исконно русской песенной культуры и обретают новую жизнь христианские верования.В мечтах юной Катерины есть отзвук христианской легенды о рае, божественном саде эдеме, возделывать который завещано было первородным людям. Жили они, как птицы небесные, и труд их был трудом свободных и вольных людей. Вольнолюбивые порывы в детских воспоминаниях Катерины не стихийны. В них тоже ощущается влияние народной культуры. «Такая уж я зародилась горячая! Я еще лет шести была, не больше, так что сделала! Обидели меня чем-то дома, а дело было к вечеру, уж темно, я выбежала на Волгу, села в лодку, да и отпихнула ее от берега. На другое утро уж нашли, верст за десять!» Ведь этот поступок Катерины согласуется с народной сказочной мечтой о правде-истине. Катерина Островского обращается к буйным ветрам, травам, цветам по народному, как к существам одухотворенным. Не почувствовав этой первозданной свежести ее внутреннего мира, не поймешь жизненной силы и мощи ее характера, образной красоты ее языка. «Какая я была резвая! Я у вас завяла совсем». Метафора в контексте монологов Катерины теряет оттенок условности, пластически оживает: цветущая заодно с природой душа героини действительно увядает в мире Диких и Кабановых.Говоря о том, как «попят и выражен русский сильный характер в «Грозе», Добролюбов справедливо заметил, что он «сосредоточенно-решителен, неуклонно верен чутью естественной правды, исполнен веры в новые идеалы и самоотвержен в том смысле, что ему лучше гибель, нежели жизнь при тех началах, которые ему противны». В окружении Катерины Добролюбов не почувствовал ничего светлого и жизнеутверждающего. Источник цельности характера героини он искал в антропологически понятой «натуре», в инстинктивном порыве живого «организма». Но инстинкты Катерины социальны, они зреют в определенной культурной среде, они просквожены светом народной поэзии, народной нравственности. Там, где у Добролюбова на первый план выходит исторически разбуженная натура, у Островского торжествует пробивающаяся к свету добра и правды народная культура. Юность Катерины, по Добролюбову, - это «грубые и суеверные понятия», «бессмысленные бредни странниц», «сухая и однообразная жизнь». Юность Катерины, по Островскому, - это утро природы, торжественная красота солнечных восходов и закатов, росистые травы, светлые надежды и радостные молитвы.^ Сущность трагедии Катерины Определяя сущность трагического характера, Белинский сказал: «Что такое коллизия? - безусловное требование судьбою жертвы себе. Победи герой естественные влечения сердца в пользу нравственного закона - прости счастие, простите радости и обаяния жизни! он мертвец посреди живущих... Последуй герой трагедии естественному влечению своего сердца - он преступник в собственных глазах, он жертва собственной совести, ибо его сердце есть почва, в которую глубоко вросли корни нравственного закона - не вырвать их, не разорвавши самого сердца, не заставивши его истечь кровью». В душе Катерины, героини трагедии, борются друг с другом два эти равновеликие и равнозаконные побуждения.В первом разговоре с Варварой Островский сценически развернул историю женской души Катерины - от первых сердечных тревог, смутных и неопределенных, до осознанного понимания неотвратимости происходящего. Вначале - радостные девические сны, исполненные любви ко всему божьему миру, потом - первое, еще безотчетное переживание, проявляющееся в двух контрастных душевных состояниях: «точно я снова жить начинаю», и рядом - «точно я стою над пропастью... а удержаться мне не за что»; то ли «лукавый в уши шепчет», то ли «голубь воркует».Над шепотом лукавого торжествует в новых снах Катерины голубиное начало, освящающее нравственно просыпающуюся любовь к Борису. В народной мифологии голубь был символом чистоты, безгреховности, непорочности. Тоска Катерины по земной любви духовно окрыленна, возвышенна, песенно чиста: «Каталась бы я теперь по Волге, на лодке, с песнями, либо на тройке на хорошей, обнявшись».В кабановском царстве, где вянет и иссыхает все живое, Катерину одолевает тоска по утраченной гармонии. Ее любовь сродни желанию поднять руки и полететь, от нее героиня ждет слишком много. Любовь к Борису, конечно, ее тоску не утолит. Не потому ли Островский усиливает контраст между высоким любовным полетом Катерины и бескрылым увлечением Бориса?Душевная культура Бориса совершенно лишена национального нравственного «приданого». Он - единственный герой в «Грозе», одетый не по-русски. Калинов для него - трущоба, здесь он чужой человек. Судьба сводит друг с другом людей, несоизмеримых по глубине и нравственной чуткости. Борис живет настоящим днем и едва ли способен всерьез задумываться о нравственных последствиях своих поступков. Ему сейчас весело - и этого достаточно: «Надолго ль муж-то уехал?.. О, так мы погуляем! Время-то довольно... Никто и не узнает про нашу любовь...» - «Пусть все знают, пусть все видят, что я делаю!.. Коли я для тебя греха не побоялась, побоюсь ли я людского суда?» Какой контраст! Какая полнота свободной и открытой всему миру любви в противоположность робкому, сластолюбивому Борису!Душевная дряблость героя и нравственная щедрость героини наиболее очевидны в сцене последнего их свидания. Тщетны последние надежды Катерины: «Еще кабы с ним жить, может быть, радость бы какую-нибудь я и видела». «Кабы», «может быть», «какую-нибудь»... Слабое утешение! Но и тут она находит силы думать не о себе. Это Катерина просит у любимого прощения за причиненные ему тревоги. Борису же и в голову такое прийти не может. Где уж там спасти, даже пожалеть Катерину он не сумеет: «Кто ж это знал, что нам за нашу любовь так мучиться с тобой. Лучше б бежать мне тогда». Но разве не напоминала Борису о расплате за любовь к замужней женщине народная песня, исполняемая Кудряшом, разве не предупреждал его об этом же Кудряш: «Эх, Борис Григорьевич, бросить надоть!..» Ведь это, значит, вы ее совсем загубить хотите...» А сама Катерина во время поэтических ночей на Волге разве не об этом Борису говорила? Увы! Герой обо всем забыл, никакого нравственного урока для себя не вынес. Более того, у пего не хватает смелости и терпения выслушать последние, признания Катерины. «Не застали б нас здесь!» - «Время мне. Катя!..» Нет, такая любовь не может послужить Катерине исходом.Добролюбов проникновенно увидел в конфликте «Грозы» эпохальный смысл, а в характере Катерины - «новую фазу нашей народной жизни». Но идеализируя в духе популярных тогда идей эмансипации свободную любовь, он несколько обеднил нравственную глубину характера Катерины. Колебания героини, полюбившей Бориса, горение ее совести Добролюбов счел «невежеством бедной женщины, не получившей широкого теоретического образования». «Сила естественных стремлений, - считал он, - ...одерживает в ней победу над всеми внешними требованиями, предрассудками и искусственными комбинациями, в которых запутана жизнь ее». Долг, верность, совестливость были со свойственным революционной демократии максимализмом объявлены «предрассудками», порожденными страхом «каких-то темных сил», «условными наставлениями старой морали», «старой ветошью», от которой следует давно освободиться.Трагедия Катерины в том, что жизнь, ее окружающая, лишилась цельности и полноты, вступила в полосу глубокого нравственного кризиса. Душевная гроза, пережитая героиней, - прямое следствие этой дисгармонии. Катерина чувствует свою вину не только перед Тихоном и Кабанихой и не столько перед ними, сколько перед всем миром, перед царством высокого добра. Ей кажется, что вся вселенная оскорблена ее поведением. Только полнокровная и духовно богатая личность может так интенсивно ощущать свое единство с мирозданием и обладать столь высоким чувством ответственности перед высшей правдой и гармонией, которая в нем заключена.Выступая всей жизнью своей против деспотизма, против авторитарной морали, Катерина доверяется во всем внутреннему голосу совести. Пройдя через духовные испытания, она нравственно очищается и покидает греховный калиновский мир человеком, переболевшим его болезнями и муками своими одолевшим их.Демократическому миросозерцанию Катерины неприемлем далекий и страшный бог Кабановых. Воспитанная в народных традициях, она не принимает религии власти и страха, в ее душе играет более живая и свободная религия любви, принимающая всю полноту бытия, ничего в нем произвольно не усекая. Душа Катерины в калиновском царстве раскалывается, проходя грозовое крещение между двумя противоположно заряженными полюсами любви и долга, чтобы вновь прийти к гармонии и добровольно оставить этот мир с сознанием своей правоты: «Кто любит, тот будет молиться». Героиня живет идеалами, снимающими крайности домостроевского аскетизма и анархического разгула во имя более высокой и гармоничной нравственной идеи.Катерина умирает удивительно, ее смерть - последняя вспышка радостной и беззаветной любви к деревьям, птицам, цветам и травам, к красоте и гармонии божьего мира. Заключение «Гроза», по словам Добролюбова, «самое решительное произведение Островского», ибо она знаменует собой близкий конец «самодурной силы». Центральный конфликт драмы - столкновение героини, ощутившей свои человеческие права, с миром «темного царства» - выражал существенные стороны народной жизни в пору революционной ситуации. Именно поэтому драму «Гроза» критик считал истинно народным произведением.В образе Катерины он видит воплощение «русской живой натуры». Катерина предпочитает умереть, чем жить в неволе.«...Конец этот кажется нам отрадным, - пишет критик, - легко понять почему: в нем дан страшный вызов самодурной силе, он говорит ей, что уже нельзя идти дальше, нельзя долее жить с се насильственными, мертвящими началами. В Катерине видим мы протест против кабановских понятий о нравственности, протест, доведенный до конца, провозглашенный и под домашней пыткой, и над бездной, в которую бросилась бедная женщина. Она не хочет мириться, не хочет пользоваться жалким прозябанием, которое ей дают в обмен за ее живую душу...» В образе Катерины, по мнению Добролюбова, воплотилась «великая народная идея» - идея освобождения. Критик считал образ Катерины близким «к положению и к сердцу каждого порядочного человека в нашем обществе».