А.В.МироновТехнократизм – вектор развития глобализации.(Научное издание)Москва2009РецензентыДоктор филос. наук В.М.Розин Заслуженный деятель науки РФ, академик Всемирной экологической академии, доктор филос. наук Г.И.РузавинМиронов А.В.Технократизм – вектор развития глобализации. (Научное издание). – М.: 2007.Происходящие глобальные изменения в культуре требуют внимательного изучения. Под воздействием науки, техники и технологий возникают новые ценности, формируется новая культура. Рациональное мышление – основа современного прогресса – стало превращаться в технократическое. Опасность этой трансформации в неадекватности происходящим событиям. Проявления кризиса как в области отношения человека к природе, так и в сфере личностных коммуникаций показывают не только опасность дальнейшего развития цивилизации по пути прогресса, но и необходимость критики технократического мышления, усугубляющего кризисные тенденции. В книге впервые предложен анализ ценностных оснований технократизма – этики технократизма. На примере творчества великого французского архитектора Ле Корбюзье проиллюстрировано противостояние технократического мышления потребностям человека. Также рассмотрены религиозные основания экологической этики, показана несостоятельность попыток разрешения глобального экологического кризиса при помощи формирования новых экологических этик, противостоящих христианству. Для интересующихся философскими проблемами глобализации читателей.ВведениеТехнократизм обычно рассматривается, как претензия на власть со стороны инженеров и ученых. Политическая борьба скрывает более серьезные и глобальные процессы, происходящие в культуре. Естествознание, а потом и основанная на ней инженерная деятельность привели к кардинальному изменению природы и общества. Эти изменения осознаются сегодня на мировом уровне как экологический кризис. Выход из создавшегося положения пытаются найти политики. В духовной сфере экологический кризис проявляется в виде разрушения культурной идентичности. Но наряду с разрушением существующих культур происходит формирование новой культуры. Ее основа – новые ценности, ее проявление – новое мышление, которые могут быть определены одним словом - технократизм. Глобальность происходящих изменений затрагивает ценностный мир экономически активного населения, вовлеченного в мировое производство. Достижение успеха, обеспечение экономического развития страны и ее политической стабильности возможно при интеграции в единое экономико-политическое пространство. В политике правила игры задаются и навязываются в явной форме. В сфере культурной трансформации наиболее заметна агрессия кинематографа, музыки, СМИ, формирующих предпочтения у индивидуумов. Эта видимая часть процесса формирования новой глобальной культурной идентичности наименее опасна; в конце концов, ей можно противостоять как на государственном уровне путем принятия запретительных законов и поддержкой национальной культуры, так и на уровне индивидуальных предпочтений, системы образования и обучения национальной культуре. Но наряду с этой очевидной частью существует менее заметная, но более действенная – унификации культур. Это воздействие более опасно, так как оно не вызывает явного конфликта с существующей на данной территории культурой. Когда конфликт возникает, то он воспринимается как несоответствие индивидуальных особенностей потребностям бизнеса и производства. Суть этого конфликта в разнообразных технологиях, как производственных, так и социальных, в которые вовлекается человек. Существует представление о том, что наука, техника и технологии обладают этической нейтральностью [106. С. 36-37]. В отношении науки эта точка зрения подвергнута ревизии, и наука возвращена в лоно этической проблематики. Но техника и особенно технологии долго оставались вне этического осмысления1. Подавляющее большинство технологий рассчитано на некоего среднестатистического человека, лишенного национальных культурных особенностей. Технологии интернациональны в своей ценностной основе, но отнюдь не нейтральны по отношению к существующим культурам. Задача, которую я ставлю перед собой, – раскрыть эти особенности и показать формирование нового глобального мира на основании технологий и формируемых в соответствии с ними ценностных предпочтениях. Влияние технологий на формирование новой культурной идентичности приобретает всемирный характер. Консолидация людей в технологиях приводит к унификации их ценностных предпочтений, и эта унификация происходит ненасильственным образом. Кажется, что никто и ничто не заставляет человека отказываться от своей культуры, но успешная совместная деятельность возможна только при обретении новых ценностных предпочтений. Эти ценности, формируемые благодаря технологиям, никогда никем не были высказаны в явной форме. Формирование профессиональных этических кодексов только приоткрывает завесу над новой этикой. Профессиональные этики не могут претендовать на роль выразителя новых «общечеловеческих» ценностей. Сами новые «общечеловеческие» ценности – это ценности, делающие возможным существование единого мирового бизнеса и производства. В предлагаемой работе впервые осуществлена попытка формулировки новых ценностей – ценностей технократизма. Эта новая этика вступает в противоречие с ценностями антропоцентризма и теоцентризма. Для рассмотрения технократических ценностей и соответствующего мышления было рассмотрено творчество великого архитектора Ле Корбюзье. Его мышление, основанное на ценностях технократизма, позволило наглядно продемонстрировать, насколько оно «продуктивно» в решении насущных проблем современного общества. Являясь наиболее значимым архитектором ушедшего столетия, Ле Корбюзье приобрел не только многочисленных сторонников и последователей, но и критиков. Его умение маскировать истинные цели своего творчества гуманистической фразеологией заслуживают большего внимания, чем откровенные технократические высказывания. Благодаря многочисленным теоретическим работам в области философии архитектуры, перед читателями он предстает ярким образцом технократического мышления, приобретающего все большую значимость. Из всех искусств архитектура является самой зависимой от науки, техники и технологий. В эпоху глобализации эта зависимость архитектуры только усиливается. Возникновение международной моды в архитектуре предполагает использование науки, техники и технологий. Мода в архитектуре стремится объединить различные страны и культуры. Внешний облик архитектурных сооружений, несущий на себе следы национальных традиций, не должен вводить в заблуждение. Интернациональными являются практически все стили прошедшего века, за исключением, пожалуй, части русского модерна, да творений А.Гауди, несущих в себе неистребимые черты русских деревянных теремов или уникальной фантазии архитектора. Причина такой интернационализации заключена не только в единстве научно-технической основы строительства и архитектуры, но и в миграции архитекторов по всему миру, быстрому распространению визуальной информации, формированию глобальной моды в архитектуре. В эпоху глобализации архитектура становится проводником новых ценностей, а архитектор – их непосредственным создателем и выразителем. Интерес к деятельности архитекторов обусловлен также тем, что помимо реализованных зданий некоторые архитекторы выступали с программными заявлениями. В отличие от других видов искусств, архитектура постоянно и непосредственно интегрирована в жизнь и деятельность всех людей. С этим искусством по своему воздействию на людей не сопоставимы ни музыка, ни литература, ни кинематограф. Анализ творчества Ле Корбюзье позволяет выявить многие черты, свойственные технократическому мышлению, наличие ценностных предпочтений, доминирующих во всемирной культуре. Технократические ценности проявляются в различных сферах человеческого бытия. Образование и экологический кризис лишь представляют собой вершину айсберга. Непрекращающиеся попытки унифицировать образование, так называемый «Болонский процесс», поиск решения глобальной экологической проблемы и переход в стадию Устойчивого развития демонстрируют многообразные проявления технократического мышления. Учитывая опасность технократических решений, необходимо искать такие решения, которые противостояли бы унификации, сохраняли и развивали существующее разнообразие культур. Без анализа технократического мышления поиск подобных решений если и возможен, то невероятно труден.Я хочу поблагодарить Ученого секретаря философского факультета МГУ им. Ломоносова Наталью Мартэновну Сидорову взявшую на себя труд прочитать данную работу и указать на ряд недочетов. Последние были исправлены в силу способностей автора. Особую благодарность я приношу Ксении Владимировне Ахватовой, ВМК МГУ им. М.В.Ломоносова, проделавшей большую редакторскую работу. Ее вопросы и замечания сделали многие положения данной книги более понятны и для меня, и, надеюсь, для читателей. Хочу высказать признательность студентам МГУ им. М.В.Ломоносова за моральную, интеллектуальную и техническую поддержку, за нестандартные вопросы и чувство юмора. Наконец, я благодарен своим детям Наташе и Сереже, просто за то, что они есть. Надеюсь, что они не будут мыслить технократично.Дочке Наташе и сыну СерёжеВозникновение и развитие технократических представлений.До чего дошел прогресс – труд физический исчез… Ю.ЭнтинПроявление технократизма как формы мышления можно проследить уже в древней истории цивилизации. Л.Мэмфорд убедительно реконструирует древние технократические общества [68]. В философии первая из дошедших моделей общества – «Идеальное государство» Платона – проникнута идеей технократизма, в которой все биологические и социальные основания бытия социума жестко определены. Учение Платона в разные исторические эпохи было популярно, что подтверждает распространение технократического мышления. Среди всевозможных модификаций модели государства Платона наиболее значимым является «Новая Атлантида» Ф.Бэкона, в которой впервые предложено сосредоточить власть в руках ученых. Термин «технократизм» (от греч. «technē» – искусство, ремесло, мастерство и «kratos» – власть) первоначально использовался для описания претензии на власть инженерно-технической и научной элиты. Но по сути своей технократизм – это еще и специфическая форма мышления, которая в определенные исторические периоды доминирует в сознании людей. Для дальнейшего понимания необходимо дать определение технократизму как широко распространенному социальному явлению. Я определяю технократизм как 1) перенос профессионального мышления и ценностей из сферы научной и/или инженерной деятельности, а также любой профессиональной среды на все остальное многообразие отношений; 2) абсолютизацию математических моделей – придание им онтологического статуса2. Такое проявление технократизма заметно в среде вольных каменщиков; Л.Н.Гумилев цитирует Cochin Augustin: «Здесь вырабатывался тип человека, которому были отвратительны все корни нации: католическая вера, дворянская честь, верность королю, гордость своей историей, привязанность к обычаям своей провинции, своего сословия, гильдия. […]. Реально то, что считают другие, истинно то, что говорят, хорошо то, что они одобряют. Доктрина становится не следствием, а причиной жизни. […]. Среда его обитания – пустота, как для других – реальный мир; он как бы освобождается от пут жизни, все ему ясно и понятно; […]. Как следствие – убеждение, что все следует заимствовать извне (…)… Будучи отрезан от духовной связи с народом, он смотрит на него как на материал, а на его обработку – как на техническую проблему» [22. С. 168]. Технократизм такого рода пронизывает всю историю человечества. В терминах, используемых Л.Н.Гумилевым, такое мировоззрение определяется как «антисистема», направленная на «уничтожение» системы [22. С. 171-172]. В работе А.Сен-Симона и О.Конта [87] технократические утопии начинают приобретать философско-политическое обоснование. Первые работы, непосредственно сформулировавшие претензии научно-технической элиты на власть, появляются в XX в., когда Т.Веблен, американский экономист и философ, в работе «Инженеры и система цен» предлагал захват власти инженерами, формирующими «Совет технических специалистов» [115. Pp. 149-150]. С этого момента технократическая утопия стала политическим движением3. Несмотря на то, что «технические специалисты» так и не захватили власть, именно к политической стороне технократизма было приковано внимание исследователей4. В культуре усилилось влияние технократических идей. «Технократический дух также несли в "прекрасные" искусства авангардистских практик вариантов различных радикальных инновационных стилей связанных с ранним модернизмом. Манифест итальянских футуристов; мода геометрического абстракционизма, иллюстрируемого работой Mondrian и образцами "Машинного Искусства"; доктрины рецисионизма и конструктивизма; празднование технологического функционализма в архитектуре Ле Корбюзье, Миса ван дер Роэ, и других образцов международного стиля – все эти тенденции иллюстрировало проникание в культуру современности своего рода технократического утопизма» [110. Pp. 251-252]. Для культуры XX в. технократические черты стали отличительной и доминирующей особенностью. Культура отражала значительные изменения, происходящие в мышлении. На их основе формировалась новая постмодернистская глобальная система ценностей, до поры до времени остававшаяся неразличимой на фоне ценностей христианства и эпохи модерна. Развитие цивилизации, основанной на применении естественнонаучного знания для трансформации окружающего мира, способствовало развитию рационализма в мышлении. Очередным достигнутым рубежом стало возникновение технократической формы рационализма. Новый этап распространения технократизма как доминирующего типа мышления начался во второй половине XIX века. В это время применение техники затронуло сферу повседневного существования людей. Распространение водопровода, канализации, газовых плит, центрального отопления, городского транспорта, электричества, телеграфа, а позднее кинематографа, телефона, радио, звуковоспроизводящих устройств, фотографии и т.д. настолько кардинально и быстро изменило быт, что все происходящие перемены стали рассматриваться сквозь призму технического прогресса. «Принципы организации производства стали проецироваться на организацию быта» [31. С. 200]. Распространению технократического мышления способствовали: промышленное производство, система образования, достижения науки, внедрение техники во все сферы человеческой деятельности, архитектуру, искусство. Повсеместно эталонами красоты стали инженерные конструкции от Эйфелевой башни до современных транспортных коммуникаций. Современная ситуация, на мой взгляд, позволяет говорить о доминировании технической реальности над остальными проявлениями культуры. В середине XX в. пришло понимание технократизма как определенной формы изменения общества под воздействием научно-технического прогресса [72]. Технократическое мышление приобрело широкое распространение за счет воздействий, оказываемых наукой, техникой и технологиями на все стороны жизнедеятельности людей. Происходит формирование новых общественных отношений и возникают новые ценностные основания культуры, т.е. новая культурная идентичность. Глобальный характер технократизм как тип мышления приобрел с распространением промышленного производства по всему миру. Множество людей на всех континентах, вовлеченные в систему образования, научную, инженерную и техническую деятельность на основе современных технологий, становились носителями сходных ценностных представлений. Популярность ценностей технократизма сделала его реальной культурной доминантой, противостоящей исторически сложившимся в данном обществе культурным ценностям. Под воздействием промышленного производства, системы образования, проникновением технических устройств во все сферы человеческих отношений, навязыванием ценностей научного познания и рационального мышления впервые в общепланетарном масштабе формируется новая единая культура. Суммарным последствием ее возникновения и существования стал экологический кризис. Его проявление заключается не только в разрушении среды обитания, но и в культурном кризисе, отражающем разрушение привычного духовного мира человека5. Под влиянием происходящих изменений и биосфера, и культура вынуждены трансформироваться. Угрозой для всех живущих на планете людей является возможный переход биосферы в состояние, при котором наш вид будет или уничтожен, или его численность будет сокращена до приемлемых для биосферы размеров. Если подобный сценарий реализуется, то произойдет и коллапс современной культуры. Пока этого не произошло, важно предупредить или хотя бы ослабить опасные тенденции. Для этого необходимо в явной форме изложить особенности технократического мышления и ценностных представлений, которые способствуют продолжающемуся развитию экологического (в том числе и культурного) кризиса.^ Технократизм как альтернатива теоцентризму и антропоцентризму.В современной европейской этической мысли существуют два основания: теоцентрическое (христианское) и атеистическое антропоцентрическое. Реальный европейский этический релятивизм располагается именно в этом промежутке мнений [95. С. 125-126]. Этим двум типам этики противостоит новая этика технократизма. Исследование этой новой этики затруднено из-за традиционного рассмотрения технического как этически нейтрального объекта или объекта, включенного в теоцентрическую или антропоцентрическую систему ценностей. В двух последних случаях техника и технологии6 приобретают этическую окраску только через включение в повседневную деятельность людей. Говоря об этических проблемах, порождаемых наукой, техникой и технологиями, обозначаемых далее как социо-техническое взаимодействие или как техническая реальность, необходимо учитывать тот факт, что эта реальность является не только средством, но и условием коммуникации. «Технологическая среда становится универсальным посредником, исключающим любое посредничество кроме, своего собственного» [106. P. 38]. Поэтому она не только не может быть этически нейтральной, но, напротив, сама формирует новые ценности и подчиняется ценностям общества. Это двунаправленный процесс, и попытка выделить только одно направление влияния, игнорируя другое, будет приводить к ошибкам. Одним из вариантов описания этой реальности может быть следующее утверждение: «Новая социальная организация связана с формированием социальных групп, ядром которых становится принадлежность к тому или иному типу технологических или институциональных организаций. Будущее – за социальными организмами, срощенными с той или иной технологией. Корпорации газовиков, компьютерщиков или региональных чиновников начинают формировать свои типы людей, особые социальные отношения и способы жизни» [78. С. 45-62]. А если учесть, что с точки зрения западных политиков жизнедеятельность 80% россиян экономически не выгодна [85. С. 83], а та, что выгодна, связана с обслуживанием нефтегазового комплекса, то становится понятно, с какими социальными трансформациями России предстоит столкнуться [75]. Формирование новой реальности происходит в глобальном масштабе, и процессы однотипны настолько, насколько люди адаптируются к одинаковым технологиям. Не следует забывать, что и технологии могут адаптироваться к соответствующим культурам, приобретая неповторимый национальный колорит. Поэтому цитируемое выше утверждение всего лишь один из возможных вариантов7. В новых технических условиях появляются новые, ранее не существовавшие человеческие взаимоотношения, возникает поле этической проблематики, формируется новая техническая реальность. В литературе рассматриваются два решения взаимодействия науки, техники и технологий с обществом: первый постулирует этическую нейтральность Великой Триады, а второй демонизирует элементы Триады. При первом подходе, который рассматривает Великую Триаду: науку, технику и технологии – как этически нейтральный объект, становится неразличимой сама возможность технической реальности формировать этические отношения людей, перестраивать существующие иерархии ценностей, создавать новые ценности, трансформировать социальные институты. Например, В.В.Мантатов пишет: «Наука и техника8 могут во многом способствовать социальному прогрессу, но они не дают решения «проблемы ценностей» – фундаментальной проблемы устойчивого человеческого развития» [57. С. 107]. Как и многие другие исследователи, он никак не обосновывает данное утверждение. Его действительно очень сложно обосновать, но если попытаться, то получится форменное затруднение (апория). Первоначально констатируется «факт»: «... можно говорить о единстве общества на основе техник и технологий, но не о единстве культур и ценностей» [43. С. 88]. Уже в этой фразе техника и технологии (вместе с наукой, скорее всего включенной в технологии) вырваны из социокультурного контекста и существуют обособленно, вне людей, их создающих, применяющих и трансформирующих. Но в таком положении непонятно, как Великая Триада может влиять на общество и культуру. Далее следует модное утверждение: ценности культуры, цивилизации и личности «должны находиться внутри пространства ценностей общечеловеческих» [43. С. 91]. И, наконец, горький вывод: идея общечеловеческих ценностей часто «исчерпывается преимущественно внешними, сугубо инструментальными, технико-технологическими преобразованиями и завоеваниями» [43. С. 92]. В результате получается противоречие. Более того, «общечеловеческими» ценностями становятся ценности, сформированные наукой, техникой и технологиями. По-иному связать культурное многообразие и общечеловеческие ценности не представляется возможным. Но совершить последний шаг и признать новые «общечеловеческие» ценности также нельзя. Н.А.Бердяев это затруднение прекрасно понимал и писал: «Культура всегда имеет национальный характер и национальные корни. Интернациональная культура невозможна. Это была бы культура коммивояжеров. Только техника носит интернациональный характер, и власть техники есть сила интернационализирующая» [10. С. 55]. Вот тут Н.А.Бердяев, сам того не понимая, постулирует невозможность интернациональной культуры и тут же объясняет не только ее возможность и образ, но и ее происхождение. «Невозможная» – интернациональная культура и возникает как власть техники, распространяемая коммивояжерами и торговцами культурной идентичностью. Н.А.Бердяев не мог рассматривать9 такую культуру, но нам приходится жить в эпоху «невозможной культуры» и с нею считаться. Преодолеть трудности соединения культуры и Великой Триады реальности мешает устоявшееся представление об этически нейтральной науке, технике и технологиях [1. С. 33-51], а также светлая вера в «общечеловеческие ценности», которые с радостью разделят все «здравомыслящие люди планеты» и уже разделяют «все прогрессивное либерально-демократические страны»10. Во втором случае решение проблемы взаимоотношения Великой Триады и общества основано на отказе от этической нейтральности науки, техники и технологий, что обычно приводит к демонизации техники. Под демонизацией науки, техники и технологий я понимаю приписывание им субстанциональных качеств, присущую им способность навязывать человеку и обществу определенный образ поведения, систему ценностей. Демонизация является одним из самых распространенных проявлений технократического мышления. Во-первых, создается идол, мистически ужасный и всемогущий. Благодаря ему снимается ответственность с человека11. Человек подчиняется идолу, взамен получая призрачную надежду решить все свои проблемы или переложить на него всю ответственность. Во-вторых, служение этому идолу через образование, обслуживание и создание элементов Великой Триады придает жизни смысл. Утраченные культурные традиции, быстрое изменение окружающего мира и социальные трансформации, вызванные Великой Триадой, вынуждают искать опору в некоторой новой духовной реальности. Конструирование этой реальности становится возможным через подчинение человека науке, технике и технологиям. Демонизация науки, техники и технологий – неотъемлемая часть технократического мышления и мировоззрения. При демонизации все техническое становится над человеком и определяет поведение индивидуума12. «Иногда представляется такая страшная утопия. Настанет время, когда будут совершенные машины, которыми человек мог бы управлять миром, но человека больше не будет. Машины сами будут действовать в совершенстве, и достигать максимальных результатов. Последние люди сами превратятся в машины, но затем и они исчезнут за ненадобностью и невозможностью для них органического дыхания и кровообращения. […]. Природа будет покорена технике. Новая действительность, созданная техникой, останется в космической жизни. Но человека не будет» [11. С. 157]. Учитывая, что отдельные элементы Великой Триады (например, вооружение) изначально создавались на основании определенной ценностной системы [24. С. 20], неправомочно рассматривать эти ценности, как порождения самой Великой Триаде. Встает вопрос о мере соотнесения возможных ценностей порожденных наукой, техникой и технологиями и ценностей внесенных в них самим человеком. Демонизирующий подход однозначно приписывает Великой Триаде возможность формировать ценности и, соответственно, человека и общество. Для адекватного понимания процессов «взаимоотношений» Великой Триады и социума необходимо рассмотреть формируемые самим человеческим обществом отношения, возникшие в условиях проникновения науки, техники и технологий во все сферы жизни. В этом случае Великая Триада является необходимым, но не достаточным условием для формирования новых отношений13. Таким образом, этические нормы не навязываются Великой Триадой, но становятся возможными только при ее использовании. Эта позиция избегает опасности подчинения человека Триаде или, точнее, оставляет за ним выбор добровольного подчинения и гибели или сознательного формирования ценностей технической реальности. Современное широкое распространение технократического подхода обусловлено социокультурными процессами в индустриальном и постиндустриальном обществе, точнее, во взаимоотношении ценностей, сформированных под воздействием и при непосредственном участии естественнонаучного знания. Введя представление об этической нейтральности, человек предпочел подстраиваться под Великую Триаду. Экологический кризис вынудил пересмотреть такой подход, и развитие «оценки техники», в странах с постиндустриальной экономикой, показывает смену ценностных ориентиров общества – Великая Триада должна быть подчинена обществу и служить его целям. Несмотря на смену ориентиров, в обществе и властных структурах еще очень долго будут доминировать технократические представления. Широкое внедрение технократического мышления в политическую жизнь произошло в ХХ в. Различные философские концепции, от прагматизма и утилитаризма до откровенно тоталитарных концепций марксизма-ленинизма, фашизма и нацизма, демонстрируют множество вариантов реального технократизма в политике. Для политической элиты XIX в. гуманитарное знание было основой образования. Поэтому, несмотря на увеличение воздействия Великой Триады на все стороны культурной и социальной организации людей, политики все еще рассматривали ее как нечто инородное, внедренное в сферу гуманитарного (политического). «Положение дел сильно изменилось в XX в.: когда в результате успехов научно-технической революции именно в сфере инженерии стали формироваться цели и задачи научных исследований. А поскольку технические изделия и технологии стали весьма сложны как в изготовлении, так и в реализации, стала бурно развиваться сфера управления техническими инновациями. Эта новая сфера управления стала захватывать и традиционные области социального управления, породив период технократизма – попыток управлять обществом так же, как и техническими системами (выделено мной – А.М.)», - считает С.В.Попов [78. С. 46-47]. Необходимо уточнить, что управление производством было основано на рациональной организации системы труда. Вся деятельность людей была подчинена ритму и смыслу технологического процесса до такой степени, что человек становился неотличимым от машины. Естественно, что успех такой организации труда побуждал применять ее везде, в том числе и в области социального управления. Дополнительным оправданием такого подхода стало ощущение подконтрольности времени, пространства, вещества и энергии. Время становилось подвластным, путем разделения и оптимизации производительного процесса, применеия техники. Самые фантастические инженерные проекты, оказались осуществимы за непродолжительные промежутки времени. Были построены Суэцкий и Панамский каналы, возведены Днепрогэс и Магнитка. Пространство трансформировалось гигантскими стройками социализма. Открытия в физике позволяли поверить в наступление общества энергетического изобилия. Технократическим мышлением преобразование социума было поставлены в один ряд с преобразованием живой и неживой природы. «Оказалось возможным по планам и проектам строить такое общество, которое задумали. Такого рода попытками пронизан весь XX век» [78. С. 48]. Формирование новых социальных концепций, из которых вырос технократизм, происходило в прямой связи с политическим и экономическим ростом городов. Из анализа городской жизни возникли концепции современного антинатурализма. В них социальный порядок выступал не как естественное состояние человечества, а как продукт человеческого ума и управления, как нечто такое, что следует спланировать и осуществить [6. С. 52]. Таким образом, технократизм становится частью политической культуры XX века не потому, что технические специалисты получают власть, а потому, что успешная деятельность на производстве повышает привлекательность их методов в глазах политиков и обывателей. Метод организации производства, очаровавший всех своими успехами, основывался на рационализме. Рациональное мышление стало доминировать в культуре, а его носители, в первую очередь, ученые и инженеры, получили социальное признание. Желание подражать этим живым воплощениям прогресса в повседневной практике сводило рациональное мышление к технократическому. В этом случае все рассматривается сквозь причинно-следственные отношения, которые однозначно контролируются или рассчитываются человеком. Этот расчет может осуществляться как в форме однозначного (лапласовского) детерминизма, так и в форме статистических закономерностей. В любом случае, процесс и его последствия представляются полностью подконтрольными человеческому разуму и, как следствие, математические модели рассматриваются как сама реальность, а не как описание реальности. Человеку остается лишь действовать в полном соответствии с некоторой программой, соотнося с ней не только свои поступки, но и саму реальность. Интересно, что распространение технократического мышления сочетается с ростом внимания к мистике и магии, что компенсирует «бездуховность» технократического мышления14. Рационализму свойственна попытка подчинить «гармонию алгебре». Технократизм доводит эту тенденцию до абсурда, с его точки зрения возможно «рассчитать» последовательность человеческих поступков, чувств. Все спонтанное отбрасывается как не нужное. Никакие проявления свободы воли не могут быть оправданы, все подчинено закономерной целесообразности. Для рационализма сохраняется представление о существовании областей, еще не подчиненных на современном этапе и даже, возможно, вообще не поддающихся математическому описанию. При рациональном мышлении ярко выражена направленность на создание логической схемы – «среза бытия», т.е. одного из аспектов окружающего нас многообразия. Технократизм, напротив, тотален в своем описании; если рационализм выделяет некоторые элементы или функции и признает их доминирование над остальными, то технократизм считает, что другие элементы и функции не существуют; если рационализм, абстрагируясь от второстепенного, порождает некоторую абстрактную модель бытия, то технократизм формирует уверенность в тождественности модели и реальности. Рациональное мышление включает в себя критицизм и способно учиться как на своих, так и на чужих ошибках, т.е. сознательно их находить и исправлять, а технократизм не допускает улучшения, он догматизирует первоначально полученный вариант и отрицает возможность его исправления. Рационализм – это остров в безбрежном море непознанного и океане непознаваемого. Технократизм принципиально не допускает ничего неподконтрольного разуму – в этом его отличие от рационализма, и в это его опасность. Человек «мыслящий технократично», уверовав в собственную непогрешимость, не боится наломать дров в заповедном лесу реальности и тотально осуществляет точечную застройку исторического центра города. Внимание предшествующих исследователей было сконцентрировано на технократизме как властном направлении общественной и политической мысли. Немецкий философ Х.Ленк выделяет следующие точки зрения на технократию, описанные в литературе: «^ 1. Технократия рассматривается часто как господство технических экспертов (экспертократия).2. Технократия – это ориентация на технику как на так называемый «технологический императив»15 (Герберт Маркузе, Станислав Лем): все, что можно изготовить, изготовляется и притом для удовлетворения определенных потребностей16.3. Технократия понимается как господство предметной необходимости вплоть до появления тотального «технического государства» (так утверждает, например, социолог Хельмут Шельски), в котором лишь еще управляют, однако политических решений уже не принимают.^ 4. Технократия выступает в качестве тенденции к информационно- и системно-контролируемому обществу в более общем виде: к информационной системнотехнократии» [47. С. 71-72]. Эти определения отражают сущность технократии, но не исчерпывают всего многообразия проявлений технократизма, для которого технократия – только способ оформления притязаний социально-профессиональных групп на власть. В отличие от «творцов нового шума» произошло установление новых ценностей, и это произошло «неслышно», как и предупреждал Ф.Ницше. Прогнозируемого захвата власти технологами и программистами в явной форме не произошло. В массовом сознании технократизм и связанные с ним ценности, наоборот, получили широкое распространение [15. С. 168], [101]. Эти ценности нужно сформулировать явно для последующего критического рассмотрения, что я и попытаюсь сделать. Выбирая термин «технократизм» для наименования рассматриваемого типа мышления, я отдавал себе отчет в том, что в данном случае речь и^ Технократическая этика.Новая этика формируется, противопоставляя себя предшествующим этическим моделям, доминировавшим в разные исторические эпохи: этике теоцентризма и этике антропоцентризма. Этика технократизма не видит границы между технически осуществимым и нравственно допустимым. «Технический человек должен применять то, что он уже уразумел … не ставя при этом себе никаких ограничений… то, что можно понять, нужно также и применять» – писал Э.Теллер, создатель американской водородной бомбы [цит. по: 47. С. 84]. И если и видит «технический человек» какие-то границы своей деятельности, то определяет их на ос