© 2005 г. А.Ю.МинаковРусский консерватизм в современной российской историографии: новые подходы и тенденции изученияНельзя сказать, что русский консерватизм вовсе не изучался в СССР, но не стоит преувеличивать и степени его изученности. Так, в 1920-1930-х гг. публиковались отдельные и весьма добротные работы о консерваторах эпохи Священного союза, русских связях Жозефа де Местра, полемике между Н.М. Карамзиным и А.С. Шишковым, деятельности консервативной «Беседы любителей русского слова», К.П. Победоносцеве, Александре III и консервативной корректировке Великих реформ в 1880-е гг. Издавались (с «разоблачительными» целями) дневники, мемуары и переписка Победоносцева, материалы по истории «черносотенного» движения1. Стоит отметить, и это эти работы зачастую имели археографический характер и были выполнены в строго академических традициях, что выгодно отличало их от эмоциональных и субъективных, полупамфлетных произведений на ту же тему, выходивших из-под пера либеральных историков в дореволюционное время2. Любопытно, что в период Великой Отечественной войны на волне попыток реанимирования «государственно-патриотической» идеологии некоторые историки (Е. В. Тарле, С.К. Бушуев, А.Е. Ефимов и др.) ставили вопрос об исторической реабилитации таких деятелей консервативного лагеря, как А. А. Аракчеев, М. Н. Катков и К. П. Победоносцев3, однако эти попытки успеха не имели. Новый всплеск интереса к консервативной проблематике пришелся на начало 1960-х гг., когда в Тарту усилиями Ю.М. Лотмана и его учеников были созданы объемные, интересные и не потерявшие по сей день значимости исследования о Карамзине, Шишкове, С.Н. Глинке4. Школа Лотмана заложила прочную традицию изучения раннего русского консерватизма в рамках прежде всего филологии. Некоторые аспекты истории раннего русского консерватизма, связанные с противодействием либеральным реформам (взгляды и проекты Карамзина, Г.Р. Державина и др.) рассматривались с позиций марксистской методологии в обобщающих работах А.В. Предтеченского и некоторых других советских историков, посвященных царствованию Александра I5. При этом исследователи опирались в основном на ту эмпирическую базу, которая была создана дореволюционной историографией, например в трудах Н.К. Шильдера, и ограничивались по преимуществу интерпретационными новациями. Иначе обстоит дело с трудами П. А. Зайончковского и ряда его учеников. В его фундаментальных исследованиях о внутренней политике самодержавия в 1870-1890-е гг. впервые после очень значительного перерыва были созданы яркие (хотя и не лишенные неизбежной по условиям того времени тенденциозности) исторические портреты таких русских консерваторов, как Н.П. Игнатьев, М.Н. Катков, К.П. Победоносцев, Д.А. Толстой, В.П. Мещерский, а также исследовано их влияние на формирование политического курса, который в советской историографии получил название «контрреформ»6. Если школа Лотмана «реабилитировала» изучение раннего русского консерватизма конца XVIII - первой трети XIX в., то Зайончковский и его ученики смогли добиться того же в отношении зрелого консерватизма конца XIX в. В 1970-е гг. обозначилась тенденция к выделению истории русского консерватизма как самостоятельного историографического направления. Если раньше эта проблематика рассматривались в рамках более широких тем (внутренней политики самодержавия, развития отечественной литературы), то в указанное время появляются первые крупные исследования, целиком и полностью посвященные консерваторам. Среди них необходимо выделить новаторский для того времени и до сих пор не превзойденный по богатству привлеченного фактического материала труд ученицы Зайончковского В.А. Твардовской о Каткове7. Появление этой книги дало мощный импульс изучению аналогичной проблематики. В 1970-1980-е гг. опубликованы монографии о славянофилах, статьи об идеологии «официальной народности», о Н. Я. Данилевском, К. Н. Леонтьеве, В. В. Розанове, К. П. Победоносцеве и др.8 Впрочем, такого рода работы продолжали оставаться исключением. Ситуация существенно изменилась после начала «перестройки». В конце 1980-х гг. стала стремительно реализовываться естественная потребность научного сообщества в преодолении очевидной диспропорции в изучении общественно-политической мысли. Впрочем, помимо чисто академических, на популярность консерватизма как предмета изучения повлияли и политические причины, причем степень их воздействия на собственно научные исследования, как представляется, с каждым годом лишь усиливается. Поначалу определяющую роль в этом процессе играло отторжение от коммунистической идеологии, в результате чего консерватизм стал восприниматься многими как естественный идеологический противовес всякой «левизне». Однако по мере относительного неуспеха либеральных реформ, начавшихся в 1992 г., стало нарастать и сознательное отталкивание от «навязанного Западом» либерализма. «Спрос» на консерватизм, имевший поначалу антикоммунистический оттенок, приобрел теперь отчетливый антилиберальный (антибуржуазный) акцент. Сама власть еще в период президентства Б.Н. Ельцина заявила о необходимости национальной идеи, что было воспринято адептами формировавшейся «правой идеи» как своего рода политический заказ. В этих условиях Карамзин, Уваров, Данилевский, Леонтьев, Победоносцев, И.А. Ильин и др. консерваторы стали «властителями дум» части интеллектуальной элиты и научного сообщества. Консерватизм воспринимался как искомая русская национальная идея, которую лишь необходимо актуализировать в принципиально новой обстановке. В наследии консерваторов XIX - начала XX вв. стали отыскивать «ценные элементы», призванные подтвердить тезис о том, что их идеи, которые «так и не были использованы» самодержавной властью, и сегодня не утратили своего значения. С этой точки зрения, концепцию самодержавной монархии можно использовать для легитимации «сильной государственной власти», представления об имперской модели - трансформировать в учение о новом российском унитаризме, русскую националистическую риторику - пустить в ход в борьбе с этнократическим национализмом, а ставку на Православие как «духовный стержень русской государственности и культуры» - возродить в новых исторических условиях, введя на общегосударственном уровне преподавание основ Православия в школе и обязав высших чиновников время от времени отстаивать церковные службы. Говоря об академических исследованиях последних полутора десятилетий, нельзя не отметить, что в потоке статей и монографий явно преобладают труды, посвященные конкретным персоналиям, ключевым фигурам русского консерватизма. Конечно, в их судьбах отчетливо просматриваются контуры феномена русского консерватизма на всем историческом пути его развития. Однако соответствующие работы очень неоднородны по своим академическим достоинствам, степени проработки источников и знанию историографии проблемы. Кроме того, их авторы исповедуют различные политические взгляды, и, соответственно, они написаны в рамках совершенно разных идеологических парадигм – от крайне правой до нейтрально-объективистской. Так или иначе, с фактической стороны общая картина эволюции русского консерватизма от М.М. Щербатова до правых монархистов начала XX в. в этих трудах в основном воссоздана9. Вероятно, наступил момент, когда назрел переход от создания «исторических портретов» на уровень обобщений. Параллельно с накоплением нового эмпирического материала возрос интерес к дореволюционной и эмигрантской историографии. Этим объясняется переиздание классических работ А.Н. Пыпина, Н.К. Шильдера, великого князя Николая Михайловича и др.10, философов «русского религиозного ренессанса», эмигрантских авторов, в том числе и крайне правого толка. Обычно редакторы сопровождают такого рода переиздания ремарками о необходимости возобновить прерванную историографическую традицию, а также о достоинствах переиздаваемых книг, среди которых - «насыщенность фактами, точность и живость изложения»11. Существенное влияние на современную российскую историографию консерватизма и национализма оказывает и издание на русском языке работ видных западных исследователей12. Влияние западных исследований на российскую историографию трудно оценить однозначно. Так, в постсоветской историографии было усвоено предложенное К.Манхеймом разграничение между традиционализмом и консерватизмом, понимание консерватизма как реакции на Просвещение и Великую французскую революцию. Многие историки приняли введенное американским политологом С. Хантингтоном дифференциацию консерватизма автономного, ситуационного и аристократического. Вместе с тем это влияние не стоит преувеличивать. Характерно, например, что, по признанию А.Л. Зорина, его обращение к идеям известного американского антрополога К. Гирца стало возможным в силу того, что определение культуры, предложенное Гирцем, оказалось «достаточно близким формулировкам и определениям, которые в изобилии рассыпаны на страницах тартуских сборников»13. Значимые сдвиги происходят в сфере изучения консерватизма как общеевропейского феномена. В этом плане можно отметить работы германистов А.Н. Мочкина и Г.И. Мусихина, посвященные сравнительному анализу немецкого и русского консерватизма14 и М.И. Дегтяревой о «русских сюжетах» во взглядах и в деятельности Ж. де Местра15. Компаративистский подход нельзя не признать очень перспективным, поскольку континентальный, прежде всего немецкий, консерватизм имеет с российским много типологически общих черт. К настоящему моменту в наименьшей степени оказались разработаны вопросы источниковедения и историографии русского консерватизма16. В 1993-2001 гг. рядом журналов были проведены дискуссии и «круглые столы», отразившие резко усилившийся интерес к консервативной проблематике не только историков, но и философов, социологов, политологов. В основном они были посвящены проблеме определения консерватизма как целостного явления, причинам его возникновения, уточнению специфики русского консерватизма. Делались и попытки типологизации отдельных направлений консерватизма17. В ходе дискуссий обозначились две различные точки зрения. Согласно первой, русский консерватизм – это «естественная реакция на разрушительные социально-политические последствия буржуазно-индивидуалистической эволюции и европеизации России». Консерватизм в этой трактовке предстает как позитивное явление (В.Н. Абрамов)18. Вторая точка зрения акцентирует внимание прежде всего на негативных особенностях русского консерватизма. К ним относят прежде всего «правовой нигилизм, принцип ограничения личных прав граждан, свободы слова и свободы совести в интересах государства, близость некоторых принципиальных антидемократических установок с марксистскими, идеологическую общность с правыми радикалами, агрессивный национализм» (Б.М. Витенберг)19. Отметим одну характерную особенность этих дискуссий: тон в них в основном задают философы и политологи, которые часто имеют слабое представление о конкретных взглядах и политической практике русских консерваторов. Историки же, как правило, воспринимают такие дискуссии как чрезмерно политизированные и абстрактные, имеющие лишь косвенное отношение к изучаемому им фактическому материалу. Существенного «взаимопроникновения» различных гуманитарных дисциплин пока не наблюдается. В числе работ, так или иначе ставящих проблему консерватизма в теоретической плоскости, выделяются исследования П.Ю. Рахшмира, В.А. Гусева, А.Н. Боханова, М.Ю. Чернавского20. До недавнего времени в этой сфере безусловно лидировал пермский центр под руководством Рахшмира, специализирующийся прежде всего на изучении западноевропейского и американского консерватизма. Однако в коллективных работах, вышедших в последние годы в Воронеже и Самаре, также появились разделы, посвященные теоретическим и методологическим вопросам21. Большинство российских исследователей предпочитают заниматься анализом консерватизма конца XIX - начала XX вв. Еще одна деталь: историки, изучающие консерватизм первой половины XIX в., в гораздо меньшей степени проявляют свою идеологическую ангажированность и претензии на «идейное руководство современным русским обществом», достаточно характерные для некоторых исследований по истории «зрелого консерватизма». Одна из причин этого, вероятно, заключается в том, что взгляды ранних русских консерваторов были достаточно расплывчаты, аморфны, не отличались развернутостью и яркостью формулировок, столь характерными, к примеру, для Данилевского и Леонтьева, Каткова и Посбедоносцева, этих весьма «выигрышных» для цитирования или относительно стройного, логичного пересказа их взглядов авторов. Все указанные тенденции в той или иной степени проявились в большинстве работ последних лет, посвященных консерватизму, но на некоторых наиболее характерных из них хотелось бы остановиться подробнее. В 1997 г. по инициативе А.Н. Боханова, известного своими биографиями последних русских царей, представляющими парадоксальное сочетание академического стиля и православно-монархического дискурса, вышел сборник «Российские консерваторы»22, содержащий исторические портреты ряда видных государственных деятелей от А.А. Аракчеева до В.К. Плеве. Он, несомненно, стал этапной вехой в современной историографии русского консерватизма. Впервые крупнейшие российские консерваторы-практики были обрисованы достаточно полно, ярко и объективно, невзирая на апологетическую тенденцию, которая прослеживалась в редакторском предисловии. В нем консерваторы изображались как «люди, объединенные лишь одной идеей, одним высшим стремлением: сохранить историческое Русское Государство», все они были «людьми Веры, Традиции и Порядка»23. Впрочем, подавляющее большинство статей сборника были свободны от апологетики, что отмечал и сам его составитель24. В 1999 г. появилось сразу несколько монографий, авторы которых стремились выйти за рамки жанра исторического портрета25. Крупным обобщающим изданием последних лет стала коллективная монография «Русский консерватизм XIX столетия»26. Основные достоинства и недостатки данной работы автор этих строк имел возможность оценить в написанной совместно с М.Д. Долбиловым рецензии27. Консерватизм интерпретировался ее авторами, в сущности, с позиций классового подхода, почти исключительно как идеологическое выражение крепостнических и продворянских настроений. В результате целый ряд немаловажных сюжетов и проблем выпали из их поля зрения. В целом же можно согласиться с теми рецензентами, которые отмечали, что «серьезная попытка рассмотреть консерватизм как не зло состоялась»28. В последние годы вышло также несколько книг, которые свидетельствуют о том, что изучение русского консерватизма явно вышло за пределы начальной стадии «накопления фактов». Книги эти не всегда специально посвящены консерватизму, но тесно связаны по своему сюжету с соответствующей проблематикой. Уровень новизны и обобщений, а также хронологический охват материала в них таковы, что можно говорить о настоящем «прорыве» в изучении русского консерватизма. Речь идет об исследованиях А.Л. Зорина, Е.А. Вишленковой, М.М. Шевченко, И.А. Христофорова и Ю.И. Кирьянова29. В книге Зорина «Кормя двуглавого орла» содержится оригинальный анализ идеологических моделей, выдвигавшихся в качестве государственной идеологии Российской империи в екатерининское, александровское и николаевское царствования: «греческого проекта» Екатерины II и Г.А.Потемкина; идеологии складывающегося русского консерватизма и национализма в версии А.С.Шишкова и Ф.В.Ростопчина; доктрины «Православие-Самодержавие-Народность» Уварова. При этом автор опирался на традиции семиотического анализа и антропологический подход К. Гирца, интерпретирующий идеологию как систему метафор. Зорину, в частности, удалось в яркой и оригинальной манере ввести в оборот такой своеобразный источник, как оды, трагедии, исторические романы конца XVIII - первой половины XIX в. Книга Вишленковой «Заботясь о душах подданных» посвящена религиозной политике Александра I, представлявшей собой глобальный экуменический эксперимент, направленный на создание государства как духовно единой общности. Автор реконструирует культурный контекст, внутри- и внешнеполитические обстоятельства, в которых принимались правительственные решения, регулировавшие религиозную жизнь империи. Основной интерес для историков русского консерватизма представляет блестящий анализ различных его разновидностей от православно-монархического до масонского и космополитического. В методологическом плане Вишленкова близка к лотмановской традиции, заявляя, что ее исследование представляет собой попытку «объединить… тексты (в данном случае источники. – А.М.) в единый “Большой нарратив” и подвергнуть его анализу с точки зрения доминирующих в нем тем и дискурсов, лингвистических особенностей, а также с позиции меняющихся политических условий историографического процесса»30. В монографии Шевченко «Конец одного величия» (равно как и в целой серии его статей об Уварове) речь идет о влиянии идеологии на ключевые направления внутренней политики в царствование Николая I: народное образование, цензуру и печать. Метаморфозы официальной идеологии, ее трансформация на различных этапах николаевского царствования показаны как никогда ранее подробно и многопланово. Христофоров, автор книги «“Аристократическая” оппозиция Великим реформам», на основе широкого круга малоизвестных, в основном архивных, источников, анализирует состав, деятельность, идеологическую ориентацию и программу одной из влиятельных и очень слабо изученных политических группировок пореформенной России. Анализ взглядов «аристократов» приводит автора к выводу о том, что они принципиально отличались от идей, традиционно считающихся почти «обязательными» для русских консерваторов. «Аристократы» отнюдь не отвергали западные ценности и европейский путь развития, зарекомендовав себя ярыми противниками крестьянской общины и государственного патернализма, сторонниками доктрины laissez faire, дебюрократизации власти и введения общероссийского дворянского представительства. Исследование Кирьянова «Правые партии в России. 1911-1917» явилось результатом многолетней кропотливой работы автора и посвящена истории правомонархических (автор принципиально не использовал термин «черносотенцы») партий накануне и в годы Первой мировой войны. В книге содержится детальный анализ историографии проблемы, исследуются численность и состав этих партий, ход партийных съездов, текущая работа, представления правых о государственном и социально-экономическом устройстве и развитии России. Обращает на себя внимание то, что хронологически указанные выше исследования охватывают все основные вехи становления и развития русского консерватизма с конца XVIII до начала XX в. Отметим также, что за исключением покойного Ю.И. Кирьянова, их авторы являются относительно молодыми людьми, работающими в подчеркнуто объективистской манере, свободной от идеологической ангажированности. Характеризуя современное историографическое «поле» отечественного консерватизма, нельзя не сказать о публикациях произведений дореволюционных консерваторов. В последние годы был переиздан ряд основополагающих для раннего русского консерватизма текстов Щербатова, Державина, Шишкова, Карамзина, Ростопчина и др.31, изданы доклады Уварова, в которых излагалась доктрина «официальной народности», произведения Ф.И. Тютчева, Н.В. Гоголя, митрополита Филарета (Дроздова), письма и записки Ф.В. Булгарина32. Подавляющее большинство этих изданий носят академический характер, снабжены содержательными предисловиями и научными комментариями. Из мыслителей второй половины XIX – начала XX вв. были переизданы основные работы Данилевского, Тихомирова, Леонтьева (издается его полное собрание сочинений), публикуются работы других, менее известных публицистов и идеологов33. Особое место в публикациях источников занимают две серии: «Pro et contra», издаваемая Русским христианским гуманитарным институтом в Санкт-Петербурге34 и «Пути имперского сознания», в рамках которой осуществлено издание и переиздание работ Тихомирова, М.О.Меньшикова, П.Е.Астафьева, П.Е. Казанского, Н.И.Черняева и др.35 Но если книги первой серии издаются в рамках академической традиции, то вторая, публикуемая современными российскими монархистами, такого рода достоинствами не отличается. Стоит также отметить сборник документов «Правые партии (1905-1917 гг.)», изданный Кирьяновым и содержащий уникальные архивные документы, а также безукоризненный, с академической точки зрения, комментарий36. В целом же очевидно, что издаются в первую очередь работы консерваторов-теоретиков, а не политиков-практиков. Издателей, как и исследователей, привлекают относительно «выигрышные» в силу оригинальности и разработанности их взглядов фигуры идеологов консерватизма. При этом чаще всего речь идет именно о переизданиях источников, что, конечно, имеет гораздо меньший научный смысл по сравнению с вводом в оборот новых данных. В настоящее время у нас в стране сложилось несколько уже зарекомендовавших себя исследовательских центров, занимающихся консерватизмом. Бесспорным лидером был и остается Центр исследований по консерватизму при Пермском государственном университете, работающий под руководством П. Ю. Рахшмира. С 1993 г. в Перми прошел целый ряд международных конференций с привлечением широкого круга исследователей из России, Германии и США, выпущено несколько сборников под общим заглавием «Консерватизм: история и современность»37. Их составители отдают явное предпочтение теоретическим проблемам, хотя есть и сборники, почти полностью посвященные персоналиям38. В составе центра работают такие известные исследователи, как М.И. Дегтярева, М.Н. Лукьянов, Г.И. Мусихин, О.Б. Подвинцев и др. Подавляющее большинство выполненных здесь исследований посвящено западноевропейскому консерватизму, хотя достаточно широко представлена историческая компаративистика. Публикуются и работы о русских консерваторах. В Москве не сложилось подобного устойчивого и авторитетного исследовательского коллектива, хотя целый ряд научных инициатив и изданий, безусловно, внесли существенный вклад в изучение русского консерватизма. К таковым следует отнести «круглые столы», которые регулярно устраивались в Российском фонде культуры и способствовали складыванию неформальной научной общности московских специалистов по консерватизму39. В количественном отношении наиболее заметной в Москве оказалась деятельность коллектива, сложившегося на кафедре социально-политических учений философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова под руководством А. А. Ширинянца, который в соавторстве издал несколько книг о взглядах Н.М. Карамзина, Н.Н. Страхова, А.А. Григорьева, Ф.М. Достоевского, К.Н. Леонтьева и Л.А. Тихомирова40. Книги этой серии, как правило, состоят из небольшого биографического очерка и публикации текстов того или иного мыслителя. Авторы подчеркивают, что их цель – актуализация консервативной идеологии в условиях современной России. Так, в предисловии к книжке о Карамзине (в которой опубликован текст «Записки о древней и новой России») высказывается надежда, что, «может быть, через десяток лет выпускники отделения политологии философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова и все те, кто внимательно прочтет записку Карамзина, войдут в политическую элиту России со всеми вытекающими из этого последствиями»41. Карамзин привлек составителей прежде всего тем, что «продемонстрировал конструктивный настрой на позитивное сотрудничество с властью, который всегда отличал русских консерваторов от радикалов всех мастей»42. В таком же ключе составлены и другие издания. В 2001 г. по инициативе философского факультета МГУ и Союза писателей России (объединяющего в своих рядах литераторов «почвеннической» ориентации) прошла научно-практическая конференция «Русский консерватизм: история и перспективы», приуроченная к 235-летию со дня рождения Карамзина. Наряду с собственно научной составляющей мероприятия, которая обеспечивалась в целом академическим составом ее участников, организаторы конференции неоднократно подчеркивали в своих выступлениях ее очевидную политическую цель, заявляя, что «консерватизм может и должен стать философской и практической альтернативой идеологии и практике глобализации, что в XXI в. традиция русского консерватизма, ее творческое осмысление и развитие является одним из важнейших источников формирования философской и общественно-политической позиции русского общества». Примерно в таком же духе прошла работа секции «Русский консерватизм» в рамках Всероссийского симпозиума по истории русской философии, который был проведен философским факультетом МГУ в ноябре 2001 г. В последнее время заявил о себе исследовательский центр в Самарском государственном университете под руководством В.Н.Дубиной и М.М.Леонова. В 2002 г. они организовали международную конференцию «Эволюция консерватизма: европейская традиция и русский опыт», по итогам которой был издан сборник материалов43. Конференция, в которой участвовали историки, философы, политологи из России, США, Германии и ряда других стран, получила широкий резонанс, однако в последующие годы эта инициатива не получила дальнейшего развития. На историческом факультете Воронежского государственного университета в 2000 г. возник исследовательский центр, издавший к настоящему времени целый ряд сборников научных статей44. Кроме того, здесь были организованы секции по истории консерватизма на конференциях «Процессы модернизации в России и Европе: социокультурные, политические и духовные аспекты» (2002)45 и «Актуальные вопросы истории общественного движения и общественной мысли в России в предреформенные и пореформенные эпохи» (2004), проведены конференции «Консерватизм в России и мире: прошлое и настоящее» (2002), «Правый консерватизм в России и Русском зарубежье в Новое и Новейшее время» (2004), а также создан вебсайт «Консерватизм в России и мире» (http://www.conservatism.narod.ru). Инициаторами и организаторами воронежского центра являются сотрудники исторического факультета А.Ю. Минаков, С.Г. Алленов, Л.М. Искра, В.Ю. Рылов, С.В. Хатунцев, А.В. Макушин. Другой подобный исследовательский центр сложился в Ростове-на-Дону. В 2000 г. в Ростовском государственном университете была проведена посвященная либеральному консерватизму конференция с участием видных российских историков, по итогам которой в московском издательстве РОССПЭН был издан сборник статей46. Еще одно подобное издание вышло в 2002 г.47, а в конце 2003 г. в Ростове-на-Дону была проведена конференция «Россия и Запад: взгляд консерватора. К 200-летию со дня рождения Ф. И. Тютчева (1803-1873)»48. Стоит также отметить несколько научных инициатив по изучению русского консерватизма, которые пока не получили продолжения. Так, в сентябре 1998 г. научная конференция «Консерватизм и традиционализм в литературе, культуре, философии, эстетике» состоялась в Институте мировой литературы РАН, а в феврале 2002 г. другая конференция, посвященная проблемам истории консерватизма и либерализма, прошла в Санкт-Петербургском университете. По их итогам также выпущены сборники статей49. Вместе с тем нельзя не признать, что за всеми перечисленными сборниками и конференциями не кроется никакого системного проекта политического или академического характера. Их темы зачастую формулируются нарочито широко, чтобы дать возможность любому компетентному исследователю представить почти любую (порой случайную) проблему в качестве доклада или статьи. Значение их заключается, пожалуй, прежде всего в том, что в ходе проведения подобных мероприятий сложилось реальное сообщество исследователей консерватизма. Однако очевидно, что подобный подход изжил себя и наступает время мини-конференций и сборников с более конкретной тематической направленностью, за которыми стояли бы уже сложившиеся коллективы ученых. Подводя итог, можно констатировать, что в отечественной историографии в предельно короткий срок произошло становление быстро развивающегося научного направления. Появились сотни статей, сборников и монографий, в той или иной степени посвященных истории русского консерватизма, было осуществлено большое количество изданий работ русских консерваторов. Главной задачей ближайших лет, очевидно, является создание обобщающих исследований о консерватизме и консерваторах в царствования Александра I, Николая I (идеологах «официальной народности», славянофилах), о «почвенниках», консерваторах 1880-1890-х гг., правоконсерваторах – «черносотенцах» начала XX в. Все необходимые условия для этого налицо. Основными условиями нормального развития этого научного направления, на мой взгляд, являются отказ исследователей от вольной или невольной апологетики своих героев и априорных суждений, критический подход к источникам, сравнительно-исторический анализ материалов, признание влияния социальных процессов на идеологию и вместе с тем широкое использование семиотических и антропологических методов. Хочется надеяться, что все это стимулирует создание связной, полной и целостной истории русского консерватизма, свободной и от догматического наследия марксистско-ленинской методологии, и от романтического конструирования «творческой консервативной традиции». Примечания Минаков Аркадий Юрьевич, кандидат исторических наук, доцент исторического факультета Воронежского государственного университета. 1 Шебунин А.Н. Европейская контрреволюция в первой половине XIX века. Л., 1925; Готье Ю.В. К.П. Победоносцев и наследник Александр Александрович. 1865-1881// Сборник Публичной Библиотеки им. В. И. Ленина. Вып. 2. М., 1928; его же. Борьба правительственных группировок и манифест 29 апреля 1881 г.//Исторические записки. Т.2. М.,1938; Степанов М. Жозеф де Местр в России // Литературное наследство. Т. 29-30. М., 1937; К. П. Победоносцев и его корреспонденты. Письма и записки. Т.1. Novum regnum. Полутом 1 (1878-1883). М.-Пг., 1923; Письма К. П. Победоносцева к гр. Н. П. Игнатьеву//Былое. 1924. № 27-28; Письма Победоносцева к Александру III. Т.1. М., 1925; Богданович А.В. Три последних самодержца. Дневник. М.-Л., 1924; Тютчева А.Ф. При дворе двух императоров. Дневник. Вып.2. 1855-1882. М., 1929; Феоктистов Е. М. Воспоминания. За кулисами политики и литературы. 1848-1896. Л., 1929; Союз русского народа: По материалам Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства 1917 г. М., Л., 1929; Десницкий В. Из истории литературных обществ начала XIX в: журналы «Беседы любителей русского слова»// На литературные темы. Кн.2. Л.,1936; Западов А.В. Из истории «Беседы любителей русского слова»//Литературный архив. Т. I. М., Л., 1938. 2 Типичная работа такого рода: Бочкарев В. Н. Консерваторы и националисты в России начале ХIХ века // Отечественная война 1812 года и русское общество. Т.II. М., 1911. 3 См.: Костырченко Г. В. Тайная политика Сталина: власть и антисемитизм. М., 2001. С.252-253. 4 Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Споры о языке в начале ХIХ века как факт русской культуры// Ученые записки Тартуского государственного университета. Вып. 358. Тарту, 1975; Лотман Ю.М. Пути развития русской прозы 1800-1810-х гг.//Там же. Вып.104. Тарту, 1961; Киселева Л.Н. Система взглядов С. Н. Глинки (1807-1812 гг.) //Там же. Вып. 513. Тарту, 1981; Успенский Б.А. Из истории русского литературного языка XVIII - начала XIX века. Языковая программа Карамзина и ее исторические корни. М., 1985; Работы близкого по исследовательским подходам и тематике к «тартуской школе» М.Г. Альтшуллера о Шишкове и «шишковистах» вышли уже в эмиграции: Альтшуллер М.Г., Калиф И. «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка» как на политический документ. (А. С.Шишков и Н. М.Карамзин)// Russia and the West in the Nighteenth Century/ A.D.Сross (ed.). Newtonville, 1983; Альтшуллер М.Г. Предтечи славянофильства в русской литературе (Общество «Беседа любителей русского слова»). Ann Arbor, 1984. 5 Предтеченский А.В. Очерки общественно-политической истории России в первой четверти ХIХ века. М., Л., 1957. 6 Зайончковский П.А. Кризис самодержавия на рубеже 1870-1880-х годов. М., 1964; его же. Российское самодержавие в конце XIX столетия (политическая реакция 80-х – начала 90-х годов). М., 1970. 7 Твардовская В.А. Идеология пореформенного самодержавия (М. Н. Катков и его издания). М., 1978. 8 Янов А.Л. Славянофилы и Константин Леонтьев//Вопросы философии. 1969. № 8; Гайденко П.П. Наперекор историческому прогрессу (К. Леонтьев – литературный критик)//Вопросы литературы. 1974. № 5; Авдеева Л.Р. Проблема «Россия и Европа» в воззрениях Н.Я. Данилевского и К.Н. Леонтьева//Вестник Московского университета. Сер. 7. Философия. 1982. № 3; Гальцева Р.П., Роднянская И.Б. Раскол в консерваторах. Ф. М. Достоевский, Вл. Соловьев, И.С. Аксаков, К.Н. Леонтьев, К.П. Победоносцев в споре об общественном идеале// Неоконсерватизм в странах Запада. Социально-культурные и философские аспекты. Ч. 2. М., 1982; Цимбаев Н. И. Славянофильство: Из истории русской общественной политической мысли XIX в. М., 1986; Казаков Н.И. Об одной идеологической формуле николаевской эпохи// Контекст: Литературно-теоретические исследования. М., 1989. 9 Приведу лишь наиболее значимые, на мой взгляд, работы: Сивак А.Ф. Константин Леонтьев. Л., 1991; Корольков А.А. Пророчества Константина Леонтьева. СПб., 1991; Авдеева Л.Р. Русские мыслители: Ап. А. Григорьев, Н. Я. Данилевский, Н. Н. Страхов. Философская культурология второй половины XIX века. М., 1992; Пивоваров Ю.С. Карамзин и начало русского Просвещения//Социум. 1993. № 26-27; Артемьева Т.В. Михаил Щербатов. СПб., 1994; Зорин А.Л. Идеология «православия-самодержавия-народности и ее немецкие источники// В раздумьях о России (XIX век). М., 1996; Полунов А.Ю. Под властью обер-прокурора. Государство и церковь в эпоху Александра III. М., 1996; Кондаков Е.Ю. Личность и государственная деятельность князя А. Н. Голицына//Личность и власть в истории России XIX-XX вв. СПб., 1997; его же. Архимандрит Фотий (1792-1838) и его время. СПб., 2000; Бажов С.И. Философия истории Н. Я. Данилевского. М., 1997; Федоров В.А. М. М. Сперанский и А.А. Аракчеев. М., 1997; Шлемин П.И. М.О. Меньшиков: Мысли о России. М., 1997; Косик В.И. Константин Леонтьев: Размышления на славянскую тему. М., 1997; Кузнецов О.В. Р. А. Фадеев. Генерал и публицист. Волгоград, 1998; Марголис Ю.Д. Книга Н. В. Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями». Основные вехи истории восприятия. СПб., 1998; Динерштейн Е.А. А.С. Суворин. Человек, сделавший карьеру. М., 1998; Алтунян А. Г. «Политические мнения» Фаддея Булгарина. Идейно-стилистический анализ записок Ф. В. Булгарина к Николаю I. М., 1998; Рудницкая Е.Л. Поиск пути. Русская мысль после 14 декабря 1825 года. М., 1999; Репников А.В. «Эстетический аморализм» в произведениях К. Н. Леонтьева. М., 1999; Лямина Е. Новая Европа: мнения “деятельного очевидца”. А.С. Стурдза в политическом процессе 1810-х годов// Россия-Russia. Культурные практики в идеологической перспективе. Россия, XVIII- начало XX века. М.-Венеция, 1999; Егоров Б.Ф. Аполлон Григорьев. М., 2000; Тимошина Е.В. Политико-правовая идеология русского пореформенного консерватизма: К.П. Победоносцев. СПб., 2000; Володихин Д.М. «Высокомерный странник»:Философия и жизнь Константина Леонтьева. М., 2000; Богданов А.В. Почвенничество. Политическая ф