www.koob.ru Лама Анагарика ГовиндаПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ УСТАНОВКАФИЛОСОФИИ РАННЕГО БУДДИЗМА(СОГЛАСНО ТРАДИЦИИ АБХИДХАММЫ)Перевод А.И.Бреславца The Psychological Attitude of Early Buddhist Philosophy (according to Abhidhamma Tradition). Patna University, 1937 Психология раннего буддизмаСПб.: Издательство "Андреев и сыновья", 1993 NAMO TASSA BHAGAVATO ARAHATO SAMMA- SAMBUDDHASSAТеперь же, если некто спросит, признаю ли я вообще какую-нибудь точку зрения, то в ответ услышит следующее: Совершенный свободен от любой теории, ибо Совершенный постиг, что есть тело, как оно возникает и как исчезает. Он постиг, что есть чувство, как возникает оно и как исчезает. Он постиг, что есть ментальные структуры (самкхара), как возникают они и как исчезают. Он постиг, что есть сознание, как возникает оно и как исчезает. Поэтому, говорю я, Совершенный обрел полное освобождение посредством затухания, сглаживания, исчезновения и избавления от всех мнений и предположений, от всех склонностей к тщеславному представлению "Я", "Мое". МАДЖДЖХИМА-НИКАЙЯ, 72 ВведениеЧасто возникает вопрос: является ли буддизм религией, философией, психологической системой или чисто нравственным учением? Ответ можно было бы сформулировать приблизительно так: как переживание и путь практического осуществления буддизм есть религия; как мыслительная, понятийная формулировка этого переживания – философия; как результат системы самонаблюдения – психология; а из всего этого вытекает норма поведения, которую мы называем этикой (при рассмотрении ее изнутри) или моралью (при рассмотрении извне). Таким образом, становится понятно, что мораль не есть исходный пункт, но должна быть следствием мировоззрения или религиозного переживания. Поэтому Восьмеричный Путь Будды начинается не с Правильной Речи, Правильного Поведения или Правильного Образа Жизни, а с Правильного Познания, с непредубежденного взгляда на природу бытия, вещей и цели, являющейся следствием этого. Ибо "правильное" (самма)* (употребим это, к сожалению весьма затертое, но укоренившееся в буддологической литературе слово) заключает в себе нечто гораздо большее простого согласия с определенными известными предвзятыми догматическими или моральными идеями; оно означает то, что выходит за пределы двойственности и противоположностей односторонней точки зрения, обусловленной идеей "Я". Другими словами, "самма" есть то, что совершенно, полно (ни двойственно, ни односторонне), и, в этом смысле, это то, что в совершенстве соответствует каждой ступени сознания. Значение этого слова выявляется в выражении "самма-самбуддха", что означает "полностью" или "в совершенстве" просветленный, а не "правильно" (или "по-настоящему") просветленный.** * Здесь и далее курсивом выделены буддийские термины в упрощенной транслитерации с пали. ** Здесь и далее автор использует устаревший английский эквивалент enlightenment (просветление, озарение) для передачи буддийского санскритского термина бодхи (корень – будх, ср. русск. – будить), который, на наш взгляд, целесообразнее переводить как Пробуждение, и, соответственно, Будда – Пробудившийся, Бодхичитта – Установка на Пробуждение, Воля к Пробуждению (а не "просветленный ум"), Буддхатва – Буддовость, Пробужденность (а не "состояние будды"). Просветленность (санскр. абхасвара) как частный духовный феномен, возникает уже на уровне второй дхьяны. Учитывая это, мы все же оставляем здесь выражение "просветление" как отражающее авторское понимание термина бодхи (Примеч. А.И.Бреславца). Человек с Правильным Воззрением – это тот, кто смотрит на вещи неодносторонне, беспристрастно, непредубежденно, кто в своих намерениях, действиях и речи способен видеть и принимать во внимание не только собственную точку зрения, но и точку зрения других. Таким образом, основой буддизма является знание, и это привело многих западных исследователей к представлению о буддизме как о чисто рациональной системе, которая исчерпывается рассудочными эпистемологическими принципами. Знание в буддизме – продукт непосредственного опыта (начинающегося с опыта страдания как всезначимой универсальной аксиомы), ибо только пережитое, а не продуманное, имеет истинную ценность. В этом буддизм оказывается настоящей религией, хотя он есть и нечто большее, чем просто символ веры. Буддизм есть и нечто большее, нежели чистая философия, хотя он не пренебрегает ни разумом, ни логикой, но пользуется ими в пределах возможного. Он выходит за рамки обычной психологической системы, поскольку не ограничивается чистым анализом и классификацией данных психических сил и феноменов, но учит их применению, преобразованию и развитию их трансцендентности. Соответственно буддизм нельзя свести и к определенному моральному кодексу или "руководству для вершения добра", ибо необходимо проникнуть в сферу по ту сторону добра и зла, возвышающуюся над любыми формами дуализма, в сферу образа мысли, основанного на глубочайшем познании и внутреннем созерцании. Философия и "строго научные системы" психологии никогда не были способны оказать доминирующее влияние на жизнь человечества – и не потому, что они были непригодны как системы, и не потому, что в них отсутствовало истинное содержание, но потому, что их истина имеет чисто теоретическую ценность, рожденную рассудком, а не сердцем, созданную интеллектом и не осуществленную в жизни. Очевидно, недостаточно только истины, чтобы оказать сильное влияние на человечество; для возможности такого воздействия истина должна быть пропитана дыханием жизни. Абстрактная истина – консервированное безвитаминное питание, которое хотя и удовлетворяет наш вкус и временно поддерживает наше тело, неспособно, однако, позволить жить долго. Живое дается нашему духу только теми религиозными импульсами, которые возбуждают в человеке стремление к осуществлению и ведут к его цели. Не может быть сомнения (история буддизма доказывает это), что эти импульсы в буддизме представлены столь же сильно, как и его философские концепции. (Причина, почему некоторые не решаются назвать буддизм религией, в том, что они смешивают религию с догмой, с определенным образом организованной традицией, с верой в божественное откровение и подобными взглядами, которые, конечно же, невозможно найти в буддизме.) Поэтому, когда мы говорим о буддийской философии, мы должны ясно представлять себе, что имеем дело только с теоретической стороной буддизма, а не с буддизмом в целом. И так же, как невозможно говорить о буддизме, не касаясь его философской системы, точно так же невозможно понять буддийскую философию в отрыве от ее религиозной практики. Религия – это путь, созданный практическим опытом (так же как дорога возникает в результате постоянной ходьбы). Философия – это ориентация по направлению, тогда как психология – это анализ сил и условий, благоприятствующих или мешающих прогрессу на этом пути. Но прежде чем мы рассмотрим направление, в котором ведет этот путь, мы обратим взгляд назад, туда, где он начинается. Знающий Дхамму никогда не спорит с миром. Что мудрые мира сего объявили несуществующим, О том и я учу, как о несуществующем. А что мудрые мире сего признали существующим, О том и Я учу, как о существующем.^ САМЬЮТТА НИКАЙЯ, III, 238 Первая ЧастьПРОИСХОЖДЕНИЕ РЕЛИГИИ И РАННИЕ СТАДИИ ИНДИЙСКОГО МЫШЛЕНИЯ1. САМОЗАКОНОМЕРНОСТЬ РЕЛИГИОЗНОГО ПЕРЕЖИВАНИЯРелигии не есть то, что может быть сотворено человеком. Они суть формальное выражение сверхиндивидуального внутреннего опыта, который выкристаллизовывался в течение долгих времен. Они обладают характером высокой общности, причастности к широчайшему сознанию. Они находят свою определяющую форму выражения и осуществление в наиболее развитых и чувствующих умах, способных принять участие в сверхиндивидуальной жизни своих ближних (если не всего человечества). Таким образом, религия несравненно выше обычного "коллективного мышления", которое присуще интеллектуально созданным и организованным массовым движениям и которое поэтому не относится к сверхиндивидуальному сознанию, а напротив, принадлежит подиндивидуальной ступени стадного образа мысли. Религии не могут быть созданы или сделаны интеллектуально, они развиваются, как растение, по определенным законам своей природы: они суть естественное проявление разума, в котором участвует индивидуум. Однако универсальность их законов не означает одинаковости их воздействия, ибо один и тот же закон действует в различных условиях. Поэтому хотя мы и можем говорить о параллелизме религиозного движения (которое мы называем "развитием") и, может быть, даже о параллелизме религиозных идей, но никогда об их идентичности. Именно там, где сходны слова или символы, смысл, лежащий в их основе, часто совершенно различен, т. к. тождество формы не гарантирует тождество содержания, ибо смысл каждой формы зависит от ассоциаций, связанных с ней. Поэтому так же бессмысленно стремиться привести все религии к одному знаменателю, как стремиться сделать все деревья одного сада одинаковыми или объявить их различия несовершенствами. Так же как красота сада заключена в многообразии и различии его деревьев и цветов, из которых каждый обладает своим собственным образцом совершенства, так же и сад разума содержит свою красоту и свой живой смысл в многообразии и разносторонности присущих ему форм переживания и выражения. И так же как все цветы одного сада вырастают на одной почве, дышат одним воздухом и тянутся к одному солнцу, так и все религии вырастают на одной и той же почве внутренней действительности и питаются теми же космическими силами. В этом заключается их общность. Их характер и своеобразная красота (в чем и проявляется присущая им ценность) основываются на тех чертах, в которых они отличаются друг от друга и благодаря которым каждый вид обладает своим собственным совершенством. Те, кто пытается сгладить эти различия, называя их ошибочным пониманием или ошибочной интерпретацией, и стремится приблизиться к некоему абстрактному согласию или к абсолютному единству, которое полагается истинно сущей реальностью, подобны детям, обрывающим лепестки цветка в безуспешной попытке найти "настоящий" цветок. Если несколько художников изображают один и тот же предмет или пейзаж, то каждый из них создает отличную от других картину. Но если бы несколько людей сфотографировали один и тот же объект при одной и той же экспозиции, то каждый из них получил бы одинаковое изображение. Здесь эта точность не является признаком превосходства, но признаком отсутствия творческих сил и даже жизни. И напротив, различие в художественном восприятии есть именно то, что придает произведению искусства его особую существенную ценность. Неповторимость и самобытность – признаки гения, гениальности во всех сферах жизни. Точность и стандартность – признаки механистичности, посредственности и духовного застоя. Если религии расцениваются как высочайшие достижения человечества, то мы должны признать за ними такие же привилегии, которые мы приписываем творческому проявлению гения. Необходимо отметить также, что простое различие или так называемая оригинальность – еще не доказательство творческого достижения, и мы впадем в другую крайность, если начнем отрицать всякую возможность согласия в религиозных переживаниях и формулировках или единство, охватывающее различия. Однако единство не должно строиться за счет продуктивного многообразия и жизненности, но путем сведения существеннейших различий к той гармонии, которая обладает достаточной силой, чтобы превзойти и объединить величайшие противоположности. ^ 2. ЭРА МАГИИМы должны остерегаться применять наши собственные религиозные масштабы к другим религиям, и еще более – к самым ранним ступеням духовной жизни человечества. То, что мы понимаем сегодня под словом "религия", так же отличается от своей первоначальной формы, как нынешнее человечество от человечества каменного века. Мы привыкли отождествлять религию с нравственностью, или с идеей бога, или с верой в определенные догмы, однако все это не имеет ничего общего с религиозной позицией первобытного человека. Причина этого в том, что различие между внутренним и внешним миром первобытный человек еще не создал и не испытал. Его религия – не разновидность идеализма и не "чувство воскресного утра". Для него религия была вопросом жизни, а именно – вопросом самосохранения и сопротивления неизвестным силам, окружавшим его, а также вопросом внутренней безопасности и гармонии. Эти неизвестные силы были не только силами природы, они таились в загадочном характере простейших вещей и неконтролируемых психических сил внутри самого человека. Эти последние, с течением времени вытесненные интеллектом под порог так называемого "нормального дневного" сознания и таким образом ограниченные областью подсознательного, были ранее важной частью человеческого мира. Они не только представляли часть бодрствующего сознания человека, но и проецировались в окружающий его видимый мир; с другой стороны, материальные объекты, с которыми он вступал в соприкосновение, воспринимались им как части его психического мира. В состоянии сознания, которое помещает проекции разума и чувств на ту же плоскость, что и материальные объекты, – а следовательно и то и другое переживаются как реальности равной ценности и равной закономерности, – границы между субъективными переживаниями и объективными вещами еще не созданы. Все существующее одушевляется и со всем многообразием своих отношений принимает участие в жизни воспринимающего и переживающего субъекта с того момента, когда он вступает в область сознательного восприятия. Каждый контакт имеет свои реакции на обеих сторонах и таким образом создает все новые и новые отношения.* Поэтому с точки зрения самосохранения необходимо определить эти отношения, ограничить их и направить в должном направлении, чтобы предотвратить возобладание потока явлений над пробуждающейся человеческой душой, открытой всем впечатлениям и беззащитной, как ребенок. * Жизнь существует даже в орудиях труда человека. Воин чествует бога по имени "Военная Колесница", бога "Стрела", барабан; земледелец чествует плуг; игрок – игральную кость. Жрец чествует камень, на котором он выдавливает сому, соломенное ложе, на котором должны возлежать боги, столб, к которому привязывают жертвенное животное (Ольденберг. Религии Веды). Эти обычаи сохранились в Индии до сегодняшних дней: музыкант чествует свой инструмент, художник – свои кисти и краски, ремесленник – свои инструменты, а земледелец воспринял бы как святотатство уничтожение старого, ставшего негодным плуга. Представим себе человека, потерпевшего кораблекрушение, который после многих дней скитания на обломках корабля по волнам океана наконец выброшен на незнакомый берег. Первое, что он должен сделать, это узнать название страны или той местности, куда он попал. Название означает для него спасение, ибо, узнав его, он сможет оценить ситуацию и принять какое-либо решение. Без названия он не способен сориентироваться и будет блуждать столь же беспомощно, как если бы он вообще не ступал на твердую почву. А если бы он находился в неисследованной местности, он должен был бы тщательно осмотреть незнакомые предметы и рельеф местности и дать им наименование, прежде чем двигаться дальше. Таким образом он овладевает ментально окружающим его миром, и страх, связанный с незнакомой обстановкой, исчезает пропорционально степени знакомства с ней. Но каким образом он находит наименования тем объектам и формам, что его окружают? Посредством сравнения этих форм и объектов с известными ему ранее и посредством применения к ним тех же или сходных наименований. Тот, кому доводилось оставаться одному в неизвестных местностях, пустынях, джунглях, знает важность этого процесса и способен представить сходное, но значительно более интенсивное переживание первобытного человека, который шаг за шагом завоевывал целую вселенную неизвестных сил, явлений и форм. Для него смысл вещи или силы, описание события, определение мысли и впечатления являлось фундаментальным процессом развития его мира. Вещи, которые могли быть названы, утрачивали свою тайную власть над человеком, ужас неизвестного. Узнать название вещи означало обрести власть над ней. "Шатапатха Брахмана" (XI, 2, 3) говорит: "Брахман, сотворив мир, размышлял: "Каким же образом мне вновь вернуться в мир?" Он вернулся с помощью двух – имени и формы. Столь же широко простирается этот мир, сколь имя и форма. Они – две великие силы Брахмана. Тот, кто ведает эти две великие силы Брахмана, обретает величайшую власть". В "Брихадараньяка Упанишада" (III, 2, 1) говорится: "Яджнявалкья, – спросил он, – когда умирает здесь человек, то что не оставляет его? – Имя. Поистине, имя – бесконечно, несметны вишвадевы, и не имеет конца мир, который он обретает с помощью имени". Это предложение может быть понято с точки зрения магического миропредставления, в котором имя (нама) есть нечто большее, чем произвольный звуковой символ для обозначения предмета, личности или силы. Оно – становление сознания, процесс одухотворения индивидуализированной космической целостности. Мир является нашим миром только в той мере, в какой мы осознаем его, и мы обретаем мир только в той мере, в какой отождествляем себя с ним. Этот процесс идентификации есть творческий акт наименования, формулирования, включения в сознание. Акт названия есть акт становления сознания и, одновременно благодаря этому, есть частичная идентификация и процесс объективации. До тех пор, пока существует этот процесс, он остается в непосредственном отношении к переживающему субъекту. Как только это отношение прерывается, прекращается и живой процесс, а духовное замирает, застывает в интеллектуальном понятии, становится простым, отдельным от личности, ему противостоящим (предметным и поэтому отчужденным) объектом. Этому сопутствует и полное отчуждение смысла, что мы можем наблюдать, например, в бездумной интерпретации современными индийскими учеными вышеприведенной цитаты: "поистине, имя – бесконечно", – объясняемой ими как то, что "бесконечность имени заключается в возможности его неограниченного существования в человеческой речи". Нама и рупа соотносятся как творческая сила разума и созданная ментально чувственно-воспринимаемая форма. Они есть формирующее и формируемое, они пребывают в постоянном взаимодействии. На этом основывается все магическое мировоззрение. Каждая вещь, каждый процесс понимаются как воплощение своего "имени", ибо название равнозначно воплощению формы. "Имя" идентично соответствующему объекту. Знание "имени" силы, существа или объекта, т.е. совершенное воплощение его в сознании, означает столь же много, как и полное овладение ими. Но для того, чтобы сила была действенна, необходимо имя и связанные с ним ассоциации повторять торжественно и ритмически как разумом, так и словами, дабы сознание было полностью сконцентрировано и обращено к объекту. Таким образом, магия была рождена словом, ибо слово в час своего рождения являлось центром действующих сил, и только последующие времена сделали его бесплодным, превратили его в простую условную форму, в безжизненную монету, которой мы пользуемся по привычке, не осознавая его живого происхождения и ценности. Благодаря слову человек овладел миром, благодаря слову он поднялся над животным. Сущность всех существ – земля. Сущность земли – вода. Сущность воды – растения. Сущность растений – человек. Сущность человека – речь. Сущность речи – Ригведа. Сущность Ригведы – Самаведа. Сущность Самаведы – Удгитха. Конечная сущность сущностей, высшее, превосходное, восьмое – вот что такое Удгитха. ^ ЧХАНДОГЬЯ УПАНИШАДА, 1, 1, 2 Удгитха и есть священное слово ОМ, высшая и наиболее сконцентрированная форма мантрического выражения, в котором резюмируется сущность Вселенной, каковой она представлена в человеческом сознании. Но человек не мог постоянно пребывать на вершинах вселенского переживания. Чувства, желания и потребности обыденной человеческой жизни также должны быть выражены, направлены и удовлетворены, и это служит толчком к созданию бесчисленных мантр, магических формул и заклинаний. "Атхарваведа" содержит магические формулы против болезней (бхайшаджияни), молитвы обретения долголетия и здоровья (айушйяни), заклинания для защиты от демонов, колдунов, врагов (абхичарикани и критйяпратихаранани), любовные заклинания (стрикармани), заклинания для благополучия царской власти (раджакармани), заклинания для защиты и процветания дома, полей, скота, торговых дел и игры в кости, заклинания против змей и других опасностей, заклинания для очищения от греха и скверн и т.п. Вот два примера: Заклинание для обретения любви женщины (VI, 8): "Как лианы охватывают дерево со всех сторон, так ты обними меня, о женщина, так же люби меня, так же не покидай меня! Как орел на взлете прижимает свои крылья к земле, так и я хочу обнять твое сознание, чтобы ты могла меня любить, чтобы ты от меня не отвернулась! Как солнце день за днем свершает свой путь в небесах над землей, так и я пребываю в твоем сознании, о женщина, чтобы ты любила меня, чтобы ты не отвернулась от меня!" Благословение во время посева (VI, 142): "Взойди и расцвети своей собственной силой, о зерно. Раскрой все сосуды, и пусть молния небес не причинит тебе вреда! Когда мы взываем тебе, о бог зерна, и ты нас слушаешь, тогда поднимись подобно небу, будь неисчерпаем как море! Неисчислимыми пусть будут те, кто служит тебе, неисчерпаемым пусть будет твое изобилие! Пусть будет изобилие у тех, кто дарует тебе, кто питается тобой!" Как мы видим, существовали заклинания на все случаи жизни. Они были так же свободны от моральной или религиозной точек зрения, как и рецепты врача (и фактически были направлены преимущественно на достижение физического благосостояния). И это вполне естественно, так как религия еще не стала независимой ценностью, еще не отделилась от полноты жизни – точно так же как и индивидуум не отделился еще от окружающей природы. Дитя удовлетворяет свои желания в естественном и безвинном эгоизме – безвинном, ибо у него отсутствует самосознание, эго. Моральность основана на самоответственности. Но если самость отсутствует или еще не достигнута ступень самосознания, определяющая личность (и самость заключается только в способности, в тенденции к рефлективному становлению сознания), то не может быть никакого понятия морали. Индивидуальность человека еще не раскрыта, а по этой причине не может существовать и какая-либо идея ее сохранения. Метемпсихоз не был известен во времена Ригведы. Но все больше человек осознавал жизнь и все большее участие принимал в ней. И если он больше интересовался своим телесным существованием, то следует заметить, что его тело простиралось значительно шире во вселенной, нежели мы можем себе представить. Он переживал физически, осязаемо все то, что мы постигаем теоретически. Силы природы, которые в нашем интеллекте сведены до уровня простых абстракций, были для него непосредственными переживаниями и физическими реальностями. ^ 3. АНТРОПОМОРФНАЯ ВСЕЛЕННАЯ И ПОЛИТЕИЗММир стал расширенным телом человека, антропоморфной вселенной. Соответственно и различные качества человека в момент его смерти возвращались к их более универсальным, емким составляющим или прототипам в природе. Способности зрения растворялись в солнце, слуха – в пространстве, дыхание объединялось с воздухом, речь – с огнем, сердце –с всепроникающим эфиром, тело – с землей, кровь – с семенем и водой, и т.д. Таким образом, можно сказать, что человек обобщил и очеловечил мир. Как пример антропоморфного понимания мира я процитирую здесь отрывок ведического гимна: Гимн Марутам (богам бури)Прекрасные воины, которые сверкают копьями, Которые с силой сотрясают даже несотрясаемое... Когда вы, Маруты, мощной толпой Запрягли в колесницы пестрых антилоп, быстрых, как мысль. Да привезут вас быстро мчащиеся упряжки! Быстро летя, продвигайтесь вперед руками! Садитесь на жертвенную солому: вам приготовлено широкое место! Опьяняйтесъ, Маруты, сладким соком! Они выросли, сильные сами по себе, своим величием, Взобрались на небосвод, создали себе широкое сидение. Когда же Вишну помог быку, возбужденному опьянением. Как птицы, сидели они на излюбленной жертвенной соломе. Быстро шагая, как герои, как воины, Как ищущие славы, встали они строем в сражениях. Все существа боятся Марутов. Подобны, царям эти мужи сверкающей внешности. РИГВЕДА, Мандала 1, 88* Антропоморфные принципы природы в форме богов и демонов были только частями магической игры сил и противосил и были полностью зависимы от скрытых законов этой космической игры. Тот, кто владел тайной наукой этих законов, и тот, кто мог выполнять магические ритуалы с соответствующими мантрами, был способен призвать богов для службы себе и изгнать силы, враждебные его устремлениям. * Цит. по переводу Т.Я.Елизаренковой. С течением времени были выявлены взаимосвязи между различными божествами природы, и это привело к формированию системы пантеона, возглавляемого ограниченным числом ведущих божеств. Этот процесс упрощения обусловил концентрацию сил вселенной в руках нескольких божественных представителей и отодвинул менее значащих богов на задний план. Следствием этого было то, что внимание направлялось уже не на магические силы человека, а на богов, которые стали расцениваться как вселенские "маги", и уже к их помощи взывал человек. Хотя магические ритуалы сохранились и в "Эру Богов", но их значение и понимание изменилось, ибо силы, которые человек обнаружил в себе и развил, теперь проецировались уже, на неких посредников вне его, т.е. выносились за пределы его контроля. Прежде чем мы продолжим дальше, уместно подвести итог вышесказанному. Первая ступень религиозной практики есть магия, т.е. непосредственное проявление в человеческом подсознании дремлющих сверхиндивидуальных сил, ее мотив – психическая тенденция к расширению, ассимиляции и стабилизации. Магия является не только защитой от неизвестных сил окружающего мира, диктуемой в основном страхом (как любят трактовать некоторые ученые-материалисты), но и смелой позицией завоевателей, рожденной из юношеского избытка творческих сил, попыткой к овладению миром. Человек вообще не был ни покорным, ни раболепным, не ползал в прахе у ног божьих, он не претендовал на обретение каких-либо нравственных устремлений. Совсем напротив, именно он был тем, кто сотворил своих богов согласно своему воображению, но его воображение в действительности оставалось все той же неукрощенной природой во всем ее величии и невинном эгоизме. И когда эти боги перестали отвечать его воображению, он отбросил их. Только рассудок, лишенный творчества, масса, лишенная мысли, превращают религию, которая первоначально была продуктом внутреннего избытка творческих сил, в систему устрашения и духовного обнищания. Точно так же, как исследовательский порыв современной науки, со всеми ее отважными теориями и экспериментами, не только продукт чистой необходимости, но содержит в себе и отвагу искателя, который проникает в неизвестные области, не заботясь о том, что из этого выйдет или что при этом с ним случится, так же и первобытный человек своим собственным путем вышел на завоевание своего мира. До тех пор пока существует чувство неполноценности и покорности, религия не способна возникнуть, ибо истинная религия, обладающая позитивным и конструктивным характером, никогда не может быть обусловлена негативным состоянием разума. В этом заключается различие между религией и суеверием. Однако религии присуща судьба искусства: художник создает произведение благодаря полноте своего видения, но обычный человек использует это произведение в своих заурядных нуждах – украшение квартиры, беседа, самовосхваление, торговая реклама и т.п. Но в той же малой мере, в какой можно понять истинную природу искусства при таком подходе к произведениям, так же трудно понять и истинную природу религии при таком неверном ее приложении. Наиболее древние Веды являются ритмическими, музыкальными произведениями, в большинстве своем гимнами, прославляющими силы природы как отражение внутреннего переживания. Человек освобождает себя от психического давления, будь то радость, страдание или страх перед ужасным и непостижимым. В тот момент, когда мы выразили свое ощущение словами, мы обрели власть над ним, показывая таким образом, что мы не подвластны ситуации. В тот момент, когда было создано слово "бог", сила, выраженная в нем, перестала быть всесильной. Когда слово стало понятием, оно создало в то же время свою противоположность – небожественное, и мир раскололся на две непримиримые части. ^ 4. ПРОБЛЕМА БОГАВ древней ведической религии, которая еще не была отягощена догматикой, мы можем легко проследить это развитие. Тексты Брахмана, которые первоначально были живым источником вдохновения в форме магических заклинаний и песнопений, позднее стали сами объектом почитания. Их имманентная сила, Брахма, превратилась в бога и была отделена от первоначального внутреннего переживания; она стала предметом спекуляций, простым понятием, которое, несмотря на все эпитеты бесконечности, означает ограничение. И, когда мы анализируем последнюю стадию этого развития, сила, уже низведенная до уровня понятия, постепенно заменяется сомнением. В нижеприводимых гимнах чувствуются первые ноты скепсиса. Там, где прежде были несомненные факты переживания, теперь возникают проблемы, всплывающие на духовном горизонте. Не было не-сущего, и не было сущего тогда, Не было ни воздушного пространства, ни неба над ним. Что двигалось туда и сюда? Где? Под чьей защитой? Что за вода была – глубокая бездна? Не было ни смерти, ни бессмертия тогда. Не было ни признака дня (или) ночи. Дышало, не колебля воздуха, по своему закону нечто Одно, И не было ничего другого, кроме Него. Мрак был сокрыт мраком вначале. Неразличимая пучина – все это. То жизнедеятельное, что было заключено в пустоту, Оно одно было порождено силой жара. Кто воистину знает? Кто здесь провозгласит? Откуда родилось, откуда это творение? Боги появились посредством сотворения этого (мира). Так кто же знает, откуда он появился? Откуда это творение появилось: Может, само создало себя, может, нет – Тот, кто надзирает над этим миром на высшем небе, Только он знает или же не знает. ^ РИГВЕДА, X, 129 * * *Кто дает жизнь, дает силу, Чьи приказы соблюдают все, чьи боги, Чье отражение – бессмертие, чье – смерть, – Какого бога мы почтим жертвенным возлиянием? Чьим могуществом существуют эти снежные горы, Чей, как говорят, океан вместе с Расой, Чьи эти стороны света – его руки, – Какого бога мы почтим жертвенным возлиянием? Кем укреплены огромное небо и земля, Кем установлено солнце, кем – небосвод, Кто в воздухе измеряет пространство, – Какого бога мы почтим жертвенным возлиянием? Кто в своем величии охватывает взором воды, Обладающие силой, порождающие жертвенный огонь, Кто был единственным богом над богами, – Какого бога мы почтим жертвенным возлиянием? ^ РИГВЕДА, X, 121 В конце концов старые боги были вытеснены высшим владыкой, сверхбогом, в тени которого они стали вести свое призрачное существование. Но этот сверхбог сам по себе есть не более чем предельная абстракция, посредством которой ничего не может быть высказано или познано и которая поэтому не способна оказать никакого влияния на жизнь. Без сомнения, этот бог был логически необходим, когда начался процесс упрощения и унификации. Но логическая необходимость, хотя она и может удовлетворить философов, не способна в целом удовлетворить потребности человека или разрешить его жизненные проблемы. Каждый из первоначальных богов имел свою собственную функцию и свое зримое выражение в природе. В магической практике, которая была построена на параллелизме психических и космических сил, Брахмана была психологическим фактом и была связана с определенными действиями и результатами. Но с силой, которая лежит за пределами переживания, с принципом, который превосходит любое описание и выражение, с которым человек не может вступить в непосредственное отношение, невозможно что-либо сделать, невозможно ожидать какой-либо помощи от него. Таким образом, человек достиг предела в своем исследовании мира и вернулся назад к исходному пункту: к самому себе. И теперь он открывает самого себя, осознает свою индивидуальность (но вместе с этим свое несовершенство и страдание, поэтому его наивно оптимистический взгляд на мир заменяется более или менее пессимистическим!). Начинается новое исследование: Человек. "Рядом с Брахманом, который царит в своем вечном покое, высоко вознесенный над судьбами человеческого мира, остается, как единственно активная сила в великом деле освобождения, – сам Человек, обладатель присущей ему силы и власти отвратиться от этого мира, от этого безнадежного состояния страдания" (Ольденберг. Будда, Его Жизнь, Учение и Община).^ 5. ПРОБЛЕМА ЧЕЛОВЕКАВ самоисследовании человека первым элементом, привлекающим к себе величайшее внимание, является дыхание. Дыхание есть критерий, элемент жизни. Это то, что соединяет индивидуума с внешним миром. Ритм дыхания – это ритм вселенной. Это – нарастание и убывание, развертывание и поглощение, создание и разрушение миров и любых других явлений жизни. Уже в эпоху Ригведы дыхание рассматривалось как важная жизненная функция, но только после ниспровержения старых богов дыхание стало истинным центром всеобщего внимания. Терминами для его обозначения служили прана и атман. В то время как первый преимущественно использовался в отношении телесных функций и был тесно связан с органами чувств, деятельность которых во время сна поглощалась праной, атман использовался в более общем смысле как сила дыхания, которая проявляет себя как в теле, так и во всех иных явлениях вселенной. "Сила дыхания пронизывает человеческое тело и дает ему жизнь; атман – владыка всех сил дыхания... он – "безымянная сила дыхания", благодаря которой другие, обладающие названием силы дыхания обретают свое бытие. Десять дыханий, истинно, живут в человеке, Атман есть одиннадцатый, от него зависят остальные силы" (Ольденберг. Будда...).Простой, но глубокий опыт животворного ритма дыхания, который выражен в термине "атман" (и по сей день немецкие слова atem (дыхание) и atmen (дышать) сохранили свое первоначальное значение), очень скоро стал жертвой философских спекуляций и выродился в абстрактное понятие, в котором динамический характер первоначального опыта превратился в статическое состояние абсолютного ЭГО. Это был тот же самый логический процесс объединения и упрощения, который всегда имеет место, когда мышление отрывается от действительности и непосредственный опыт заменяется (обожествляется) понятиями. Так же как человек достиг пределов своего исследования мира в идее высшего Бога, вне всяких определений сущего, точно так же в поисках духовного принципа единства внутри самого себя человек достиг пределов своих концептуальных способностей в понятии атман. Таким образом, мы можем понимать Атман и Брахман, как граничные ценности, которые соответствуют друг другу и в конце концов сли