4. Жан Кальвин: «Божья метла» Лютер и Кальвин —

4. Жан Кальвин: «Божья метла»Лютер и Кальвин — центральные фигуры Реформации, в истории их имена стоят рядом. А между тем они удивительно несхожи по личной судьбе, психологическому облику, по ко­нечным резулыагам своей деятельности. Лютер выступил про­тив Рима. побуждаемый прежде всего личным опытом бого-познания, Он прокладывал неизведанный богословскии мар­шрут и заранее не мог нидеть конечной остановки. Прежде чем объявить миру о теологических новациях, он должен был победить сомнения в своей богобоязненной луше. Каждый шаг. отделявший его от Рима. давался с трудом. Кальвин мо­ложе Лютера на 26 лет — срок для того бурного времени огром­ный. Протестантские идеи он застает уже сложившимися. Они для него—не продукт внутренних терзаний, а предмет про­фессиональных размышлений и систематизации. Наделенный выдающимся умом. отшлифованным годами изучения рим­ского права, он уже в 26--летнем возрасте издал «Наставление в христианской вере» (1536). в котором изложил реформатор­скую доктрину в систематической, безжалостно последовате­льной форме. Вскоре книга была признана энциклопедией протестантской мысли. Страсгные антипапские выступления Лютера, сам его облик человека, не побоявшеюся поднять голос против всемогущего Рима. воспламенял широкие слои населения Гер­мании. r том числе и крестьянские массы. Но Лкутер реши­тельно осуждал любые революционные, насильственные дей­ствия, старался направить Реформацию в сугубо теологиче­ское русло, русло бюргерского «порядка», Иной была судьба учения Кальвина, которое стало боевой идеологией антифеодальных движений в Европе. Это не слу­чайно: кальвинизм отразил уже иной этап развития Реформа­ции. воплотив в себе стремление торгово-промышленных сло­ев добиться политической власти, чтобы расчистить сословно-корпоративные завалы, стоящие на их пути, С поразительной последовательностью Кальвин довел до логического конца идею «избранности» к спасению и абсолютного предопределе­ния, которая сыграла роль мощного стимула к непреклонной, все сметающей деятельности — с именем Бога на устах. К это­му нужно добавить и уникальное историческое обстоятельст­во: сугубо кабинетный теолог на долгие годы добился неогра­ниченной власти в богатой торговой Женеве, получив возмож­ность установить здесь порядки, наиболее соответствующие собственному идеалу «града Божьего». Кальвин приходит к знаменитой концепции пре­допределения. Если все в этом мире совершается по предвечно начертанному божественному плану, то следуег. что Бог «от века», то есть до того, как появился не голько первый человек, но и был сотворен сам мир, жестко отделил «детей света» от «детей тьмы». При этом Кальвин с порога отвергает какие-либо компромиссные вариангы. Предопределение Бога. под­черкивает он, нельзя понимать в смысле предузпания. т.е. в том смысле, что Бог предвидит последствия проявления «свободной воли» тех или иных людей. Нет. предопределение носит абсолютный фактический характер, оно совершается «еще раньше, чем они совершали что-либо хорошее или пло- xoe». Предопределение это нерушимо. Кто уже занесен в «кни­гу жизни», ют навечно останется в ней и разделит свою «из-бранническую» судьбу, и. напротив, тот, кто числится по книге смерги. пребудет на веки «сосудом гнева Божия», и никакие его добродетели и добрые дела не могут изменить этого при­говора. Тем самым в наиболее категорической форме Кальвин формирует положение, которое давно уже вызывает дружную критику противников христианской доктрины, В самом деле, как примирить признание «благости» и «всемогущества» Бога с наличием зла в сотворенном мире? Как помним, эту аргу­ментацию развивал Эразм в споре с Лютером. Получается, что проживший несколько дней новорожденный ребенок мо­жет быть обречен на вечные муки и г.д. Отсюда и знаменитая «теодипея». «оправдание Бога» — проблема, которая состав­ляла камень преткновения для поколений теологов. Кальвин ясно видел безжалостность такого утверждения. Имеются свидетельства, что он формулировал подобные идеи со слезами на глазах, но оставался верен логике теологического мышления, зафиксированной уже Аврелием Августином. Уви­деть ее нетрудно. Согрешив и полностью утратив свободу во­ли, человек обрек себя на вечное проклятие. Поскольку же человек сотворен ради прославления Бога, ю сам акт абсо­лютного предопределении — один из эпизодов такого пред­назначения. Избирая одних падших и твариых людей к спа­сению, Бог тем самым демонстрирует свое милосердие, об­рекая других на проклятие—свою справедливость. Одним словом, «нормальной», справедливой ситуацией следует счи­тать осуждение всех людей, и тоиа факт избранничества вы-ступаег как акт высшего милосердия. «Спаситель, поэтому, .может дать милосердие тому, кому он хочет, потому что он милосерден; и все же не дать ее всем, потому что он спра­ведливый судья. Он может обнаружить свое свободное ми­лосердие, дав некоторым то, чего они никуда не заслужили, в то время как не дав его всем, он обличает недостатки всех» '. Здесь неизбежно возникает некоторое недоумение. С одной ,стороны, вся доктрина Кальвина пронизана фатализмом, по­скольку исходит из того, что история—это реализация из­вечного и неизменного предначертания Божьего. Казалось бы, она должна вести к пассивности, несовместимой с личной инициативой, уверенностью и собственных силах, с активной общественной и производственно-хозяйственной деятельно- стью. С другой. Энгельс, например, называл учение Кальвина «•знаменем республики», считал, что оно соответствовало тре­бованиям «самой смелой части тогдашней буржуазии». Да дело не только в Энгельсе: вся история свидетельствует о громад­ной роли кальвинизма в становлении буржуазного строя. По учению Кальвина, никто в земной жизни не может проникнуть в непостижимые для человеческого ума таймы предопределения, а потому каждый должен следовать путем божественного закона и верить в свою судьбу. И его нравст­венное поведение, соблюдение церковной дисциплины служит проявлением и свидетельством избранности человека. В кон­це концов, пишет Кальвин, «человек падает потому, что так поставлено выше. но грешит он по своей вине». Но пожалуй. здесь важнее другое. Учение Кальвина об избранности к «спасению» опреде­ленных людей, осознавших эту свою конечную судьбу, освя­тило божественным авторитетом мирскую деятельность людей во всех ее проявлениях, которая в ту пору была лишена высшей морально-правовой санкции. Так что догмат предопределения признавал специфическую буржуазно-хозяйственную актив­ность сферой проявления подлинного христианского благо­честия. Иными словами, каждый человек мог рассматривать себя наследником божественной благодати и объяснять свое поведение как результат ее воздействия. Отсюда ' ной активности. Кстати, пример в этом подавали и Лютер, и Кальвин, которые, рассматривая себя избранными слугами Бога. поражали решительностью и непреклонностью- Я уже говорил о терзаниях Кальвин;), понимавшего жестокость док­трины предопределения. Аналогичные чувства испытывал Лю-тер, призывая к расправе над восставшими крестьянами. Но они прежде псего осознавали себя как уполномоченных свыше глашатаев божественной истины и утверждали ее вопреки всем и вся: «На том стою и не могу иначе'». Итак. знакомый мотив: власть от Бога, и ей следует подчи-няться. Но какой? Ока}ываегся. далеко не всякой, потому что не каждая власть уюлна Создателю. Поэтому, говорит Каль­вин. время от времени Бог посылает на землю «небесных мстителей», «Божьи метлы», при помощи которых воплощает в жизнь свою волю. сокрушая «кровавые скипетры тиранов и низвергая власть». Очевидная амбивалентность отношения кальвинизма к светским правителям соответствует «переход­ности» той эпохи: буржуазные слои, добившиеся власти, заин­тересованы в покорности поданных, еше борющиеся за нее— нуждаются в божественной санкции: в квалификации своих политических акчий. в том числе и войн, как «справедливых» и «священных». Это хрестомагийный сюжет эпохи ранних бур­жуазных революций. Тонкость здесь в том. что лишь люди. осознавшие себя «небесными мстителями», вправе творить волю Бога- Так что главное — не последствия деятельности, не сам факт свержения власти, но его мотивы, а именно: уверен­ность в своей способности и обязанности быть бесстрашным орудием промысла Божьего. И конечно, Кальвин, приглашен­ный править в «веселый город» Женеву, вскоре стал карающим деспотом, установившим строго геократические порядки, при­несшие ему репутацию «женевскою папы-. В этой спязи особою внимания заслуживает учение Каль­вина о иеркви, которое оказало революционизирующее вли­яние на социально-политическую жизнь всей Европы. Лютер, как мы помним, выступал за подчинение церкви светским правителям. Эта концепция отражала конкретную ситуацию и тогдашней Германии. Речь шла об отстаивании национальной независимости от притязаний папы и в то же время о сохранении политического статуса кво. С более ра­дикальной реформаторской программой выступил Кальвин. Логика его рассуждении такова. «Избранность» того или иного человека предопределяется «от века», однако свидетель­ства Божьей благодати выявляются уже в чемной жизни. Истинную церковь и должны составить люди. святость кото­рых проявится в их высоконравственном поведении и соблю­дении церковной дисциплины. «Церковь,— писал Кальвин,— это организованное общество святых, свидетельствуем о себе, как о пароле Божьем, повсюду через свои деда, поступки и строгость нравственного поведения» '. Это церковь «невиди­мая». поскольку состав ее, предопределенный свыше, швестен только Богу. Религиозная организация, реально действующая на Земле,—это церковь «видимая», физическая. Принадлеж­ность к ней — непременное условие прощения грехов и спасе­ния. хотя, как легко догадаться, гаковое гарантируется лишь «избранным». Огсюда следует, что к действующей, видимой церкви должны принадлежать все люди. В ином случае чело­век предает Бога и отказывается от своего главного предназна­чения — спасения души. Со своей стороны, реформа горская церковь обязана строго следить за тем, чтобы люди неукос­нительно соблюдали законы Бога, не останавливаясь перед отлучением и самым суровым наказанием нечесгивых. Принцип «всеобщего священства», провозглашенный Кальвином, предполагает отказ от традиционной священниче­ской иерархии и демократическую организацию церкви, власть в которой должна принадлежать всем ее членам. Поэто­му каждая община автономна и независима в делах спасения, она сама организует и поддерживает свое управление. Государ­ство — иной. сугубо земной институт. Но поскольку лишь церкви принадлежит высший авторитет в делах веры. то оно дол­жно проникнуться ее духом и принимать все меры для практи­ческого воплощения предначертаний Божьих. Светские прави­тели добиваются этой цели, влияя на внешние условия жизни, используя все меры принуждения. Власть, таким образом, должна быть в основе своей религиозным государством, и как таковая, фактически зависеть от церкви. Таким образом, Каль­вин приводит к идее гсокрагии. государства, дейсгвующего под руководством высших церковных олигархов. Идеальной формой государства Кальвин считает респуб­лику, управляемую «избранными» святыми, что он и осущест­вил в Женеве. Это, разумеется, не католическое папство, а протестантский теократизм, тем не менее Вольтер имел пол­ное основание с горечью заметить: «Кальвин широко раство­рил двери монастырей, но не для того, чтобы все монахи вышли из них, а для того, чтобы загнать туда весь мир'>. Самоуправление Женевы осуществлялось тремя органами: Общим собранием граждан, периодически собиравшимся для решения важнейших дел и выбора городских исполнителей, Малым советом, который ведал всей городской администра­цией и состоял из 20—25 человек во главе с синдиками, или бургомистрами и, наконец. Большим совегом. который с 1527 года стал называться «Советом 200». хотя его численность сильно колебалась. Главные политические полюса составляли демократическое Общее собрание и патриапианско-аристо-кратический Малый совет. Большой же совет играл проме­жуточную роль. С приходом Кальвина эти органы претерпели серьезные изменения. Пагриацианская и клерикальная группировка прокаюлической ориентации постепенно теряет политическое влияние, и на смену ей выдвигаются представители купечества и предпринимателей, которые сосредоточиваются в Малом совете, все более отодвигающем на периферию власти Боль­шой совет и тем более Обшее собрание. Этот административ­ный орган, ведающий текущими практическими делами., ста­новится надежной опорой Кальвина. Помимо этого женевский реформатор значительно расширил власть высшего церков­ного органа — конгрегации, или коллегии проповедников. Он состоял из духовных особ всех рангов: проповедников, учи­телей. старейшин и дьяконов. Главную роль в нем играли городские проповедники, каждый и ) которых прошел сложную процедуру испытания и принес присягу в ревностном испол­нении своего пастырского долга. Новый Церковный кодекс, воплотивший идеи Кальвина, предоставлял членам конгре­гации широкие полномочия, они получили право контролиро­вать религиозно-нравственную жизнь своего сообщества, добинаясь наказания нарушителей церковной дисциплины и нравственности, Вершину же всей властной пирамиды образовывала конси­стория, в которой с наибольшей последовательностью вопло­тился замысел Кальвина. Она состояла Mi всех проповедников города и 12-ти наиболее достойных (то есть отобранных самим «женевским папой») членов Малого совета. Каждый из них также прошел через присягу верности реформаторским идеа­лам. Таким образом, консистория монополизировала всю воз­можную власть — и светск\'ю и духовную — и безжалостно ис­кореняла прямых и косвенных противников Реформации. В соогветствии с Церковным кодексом членам консистории вменялось в обязанность днем и ночью надзирать за образом жизни каждого жителя и немедленно доносить о малейшем намеке на богохульство и безнравственность. Они были обяза­ны регулярно наведываться вдома граждан, чюбы, так сказать, на месте удостовериться в m благочестивости. Поводов для всевозможных доносов было более чем достаточно, поскольку жизнь женевпа была опутана плотной сетью бесчисленных и мелочных регламетаций: во что одеваться, чем питаться, вина какого сорта нить, что чигать, какие имена давать ново­рожденным: категорически запрещались, увеселитель­ные мероприятия, карнавалы, театральные представления. Преследовались не только дела, но и мысли, богохульные вы­сказывания. нелестные отзывы о Кальвине и юродских порядках. Неудивительно, что вскоре появилась масса добро­вольных доносчиков, склонных к лжесвидегельствам, Каждый подозреваемый представал перед судом, часто подвергался са­мым изощренным пыткам, и обычно получал свой приговор, вплоть до сожжения на костре, наиболее известным примером чего была казнь Мигеля Сервета (1553), О размахе протестант­ской инквизиции говорит хотя бы тот факт. что за 1542—1546 годы было вынесено 58 смертных приговоров и принято 76 декретов об изгнании из города, не говоря о множестве более мелких унизительных наказаний '. В его полном распоряжении оказался богатый торговый город, расположенный на пересечении европейских торговых путей. И реформатор быстро понял открывающиеся перед ним возможности. Вскоре Женева становится протестантской Мек­кой. В 1559 юлу Кальвину наконец удается учредить протес­тантскую Академию и при ней коллегию для полготовки свя­щенников. Город превращается в кузницу кадров реформа­торской церкви. Кальвин регулярно выступает с лекциями в переполненных аудиториях, ведет обширную переписку со многими единомышленниками и светскими правителями. В типографиях города многотысячными тиражами печатаются богословские работы, которые доставляются в самые отдален­ные уголки континента. Со всей Европы сюда устремляюгся противники Рима. и каждый находи! здесь убежище и воз­можность беспрепятственно служить Богу. Следуя своему ам-биииожому замыслу, французский реформатор не только вы­двинул предельно радикальную, изложенную в систематиче­ском виде доктрину, но и создал дисциплинированную и эффективную организацию, ставшую оплотом, боевым аван­гардом реформапионного движения во многих странах. А когда стали сгущаться тучи контрреформации и усилился католический геррор. то, несмотря на враждебное окружение, на постоянную опасность вторжения, словно чудом Женева сохраняла свою независимость, поднимала голос в зашит) го­нимых. оказывала им гостеприимство и помошь, рассылая своих несгибаемых миссионеров по всей [Европе, Констатируя удивительную энергию кальвинистских мис­сионеров. следует иметь в виду один немаловажный фактор. В принципе каждая церковь стремится расширить свое вли­яние. увеличить число собственных последовагелей. организуя поездки миссионеров, выпуск религиозных публикаций, уч­реждая ра {личные информационные центры и библиотеки. Но и католицизм, и православие, как церкви государствен­ные. долгие века заботились не столько о распространении своего влияния на новых территориях, сколько о целенаправ­ленном искоренении «еретиков» и «сектантов» в уже освоен­ном каноническом пространстве. К тому же забеги о еванге­лической деятельности возлагалась здесь на клир, на специ­ализированные миссии и центры. Протестантизм провозглашает всеобщее священство, пред­полагающее. что благовестие. распространение истины Хрис­товой — высший долг каждою верующего. В этом плане реформагорская церковь в целом — организация миссионер­ская. которая при наличии такого надежного тыла, как Же­нева. неизбежно добивалась поразительных результатов. Это была республика евангелистов, глубоко проникнутых сознани­ем священности собственной миссии. Выразительно писал Б.Ф.Поршнев; «Кальвинизм дал новый тип людей, сыгравших огромную роль и в экономическом перевороте, и в полити­ческих бурях начала капита-шстнческой эры. Эти люди, отли­чающиеся от окружающих темной простой одеждой- коротко остриженными волосами, суровой и постной внешностью, не­разговорчивостью. враждебные всем удовольствиям и всем ис­кусствам. печно с молитвой, псалмом или текстом писания на устах, повсюду несли фанатическую уверенность в правоте своего дела и колоссально концентрированную энергию, под­стегиваемую сознанием греховности каждого часа, прове­денного без пользы и трудов во славу божию» ', Именно налажипанию и сопершенствованию стройной си­стемы миссионерства Кальвин посвяжл последние годы своей жизни, проявляя особую заботу о единстве своей церкви — не только вероисповедном, но и органшационном. Ре?ультат не заставил себя жда1ь: несмотря на все преследования кальви­низм быстро )авоевывал позиции во многих европейских стра­нах: в Нидерландах, Англии, Шотландии и даже в католи­ческой Франции, где, например, к 1561 году существовало более 2000 реформаторских обшин. В ходе предыдущего рассказа мы обозначили вероисповед­ные принципы, которые в результате сложных метаморфоз образуют суть религиозного объединения, получившего наи­менование «баптизм». Разумеется, эти «кирпичики» будущего религиозного течения не войдут в него и готовом, неизменном виде, До появления баптизма остается еще около столетия, и за это время они полвергнучся актирной переплавке в са­мосознании эпохи. Одни из них окрепнут, другие, напротив, утратят былую ригористичность, какие-то выйдут на первый план, а иные затеряются в прошлом.Глава IIIВОЗНИКНОВЕНИЕ И РАСПРОСТРАНЕНИЕ БАПТИЗМА (XVH-XIX вв.)^ 1. Злоключения анабаптизма: от У.Цвингли до М.Симонса Успех немецкой Реформации и широкий резонанс, кото­рый она быстро получила в Европе, объяснялся двумя глав­ными причинами. Во-первых, Реформация отразила и как бы подытожила глубокие изменения в социально-экономической и духовной жизни страны, которые давно подтачивали сред­невековые социальные структуры, в том числе и церковные.^ Во-вторых, протест Мартина Лютера был поддержан сильны­ми снетскими прани гелями, обеспечивавшими ему защиту и свободу проповеднической деятельности. Bet 1акой по;!дер-жки рядоной священник быстро стал бы очередной добычей Рима, Тем самым образовался слой вельможных противников папы — политиков и богословов, невольно создававших впе­чатление. будто Реформация подталкивалась преимуществен­но «сверху». Причем, на первых порах партнеры преследовали вполне определенные цели. Лютер был озабочен «исправлени­ем» католической церкви, а светская знать поддерживала его ради укрепления cooci венной власти, В этом oi ношении успех немецкой Реформации был полным: в конце концов, люте­ранство и стало охранительной идеологией сушес1вуюших по­рядков. Так что у Лютера, как. впрочем, и у Кальвина, были все основания полагать, что они своих основных целей добились. Сохранялась лишь задача, особенно остро волновавшая Кадь-вина.— расширения Реформации, ее экспансии на другие тер­ритории. Однако шаг за шагом все отчетливее стало проступать неожиданное, так сказать, вертикальное измерение Реформа­ции—ее бурлящая народная подпочва. В самой гуще жизни постепенно набирали силу стихийные процессы, которые не только не поддавались контролю со стороны признанных тео­логов. но и все убедительнее демонстрировали ограниченность и половинчатость проведенных ими реформ. Многие религи­озные деятели, самими обстоятельствами жизни вовлеченные в религиозно-духовное гворчество, особенно если им были близки переживания крестьянских и плебейских масс, все от­четливее осознавали недостаточность лишь «внутренней» сво­боды и кадьвнновской программы демократизации церкви, обернувшейся теократическим режимом. Корифеи протесгантизма не могли этого не видеть и по­степенно ужесточали преследования недавних единомышлен­ников в борьбе с папой: Лютер публиковал яростные филип­пики по их адресу. Цвингли санкционировал соответствующие решения совета Цюриха, который он фактически контролиро­вал, а Кальвин уже непосредственно участвовал в судебных разбирательствах и сам определял меру наказания «нечести­вых'?. Сложилась новая ситуация: в изначальную конфронта­цию протестантизма и католицизма вмешалась третья сила, а именно протестантские «диссиденты» и «еретики», в оди­наковой мере враждебно относящиеся и к Риму. и к Виттен- бергу. Их активизация сразу же изменила конфигурацию Ре­формации. обозначив ее второй. период. Слов­но повторилась знакомая по истории схема. Добившийся офи­циального признания протестантизм теперь выступал в не­давнем амплуа каюлической ортодоксии и обличался «снизу», как отсгупник от истинной апостольской веры за непоследо­вательность и духовный деспотизм. Красноречив поразитель­ный факт: несгибаемый реформатор Кальвин пошел на со­трудничество с католической инквизниией в преследовании талантливейшего антитринитарпя Мигеля Сервета. Такое разшлис событии вовсе не случайно. То социально-по.чижческое содержание, которое и «превращенной», зако­дированной форме было артикулировано в учении, например Люгсра с консервативных позиций, теперь подверглось де­шифровке с радикальной точки зрения, характерной для ми­роощущения крестьянства, ремесленников и всего плебейско­го люда. Простых людей, разумеется, не волновали перепалки теологов по поводу догматических тонкое гей. Едвали кто-либо из «простаков» мог сказать чго-либо вразумительное о «не­раздельности, но неелияннос1и>> трех ипостасей Бога. Однако они интуитивно чувствовали полигическую подоплеку бого­словских новаций, переводили их на я)ык собственных мир­ских. не терпящих отлагательства требований. поэтому ра1личные интерпрегации того же догмата Троицы (антитринитарии. пантеисты, социане и т. п.» символе) зиро-вали размежевание вполне земных интересов и программ. В такой же роли выступало требование заменить крешение младенцев «сознательным» крещением взрослых— гребова-ние. которое и обозначается термином «анабаптизм». На пер­вый взгляд оно носит достаточно категорический, не допус­кающий никаких сомнений характер. Но как только мы на­чинаем разбирагься в «секте анабаптистов», а именно о ней идет речь в религиоведческой литературе, то возникает масса неясностей относительно групп, к ней принадлежащих, и ве­роисповедания. которое она защищает. И этот разнобой ха­рактерен не только для отечественной, но и для всей мировой лшеригуры. Обычно к этой «секте» относят все группы и все\ теологов. которые отвергают крещение младенцев, хотя бы они и ра­дикально различались в интерпретации других фундаменгаль-ных проблем. Впрочем, и здесь огсутствует последователь­ность. Упомянутый Мигель Сорвет, например, настаивал на «сознательном» крещении христиан в 30 лет. но кажется, ни- 128 кто не считает его «анабаптистом». Дальше — больше: всякая попытка найти в литературе сколько-нибудь внятную харак­теристику вероучения такой церкви оказывается безуспешной. что. вообще говоря, невольно сгавит под сомнение сам факт ее е\ шее] вования- Кр\пнеиший отечественный знаток этой темы М.М.Сми-рин авторитетно определяет анабаптистов как последователей «плебейского движения, принявшего форму религиозной ере­си". При этом. по его мнению, первоначально это движение носило (.пассивный харакгер»: уповая на близость «станов­ления царства божьего» анабаптисты «ограничивались требо­ваниями смирения и само\совершенс1вования», С началом же Великой крестьянской войны (!524) они «широко распро­страняли \чение Мюнцера. и\ взгляды приобрели револю­ционный. ангифеодальный характер». После подавления кре­стьянского восстания и под влиянием жестоких преследова­ний анабаптисты вернулись к «сектантской замкнутости и ожиданию божественного переворота». Аналогичный подъ­ем и спад. продолжаег он. анабаптизм пережил в связи с вос­станием в г. Мюнстере ''. Здесь каждая фраза вызывает, по меньшей мере, недоуме­ние. Ограничимся одним. В истории так не бывает, чтобы на протяжении двух десятков де1 одна и та же секта четырежды меняла свои принципиальные вероисповедные установки. в каких бы условиях она ни существовала. Не прибавляет особой ясности и новейший словарь «Христианство". Анабап­тисты. говорится здесь.— это «представители радикальных протестантских сект эпохи Реформации, критически относив­шиеся ко многим (?) церковным обычаям и ритуалам, в ча­стности {'.}. не признававшие крешенне младенцев». Причем, термин анабаптизм, по утверждению словаря, -поначалу от­носился прежде всего С.') к протесгантским движениям, свя­зывавшим обновление христианства с требованиями правово­го равенства и социальной справедливости» и «анабаптисты составляли главную силу (?) в периоды Крестьянской войны и Мюнстерской коммуны» -\ Стольбедлегризированный стиль может свидетельствовать лишь о неразработанности самойпроблемы. К тому же повисают в воздухе все рассуждения о анабаптистах как предшественниках баптистов: последние. как известно, ни веры н скорый приход Христа, ни программы революционных преобразований не исповедуют. Попробуем внести хоть какую-то ясность в эту давнюю загадку. Начнем с того. что общепринятое мнение, будто анабап­тизм впервые появился в немецком Цвиккау. представляется сомнительным. Правомернее говорить о Цюрихе, где прохо­дила деятельность Ульриха Цвингли — третьего (наряду с Лю­тером и Кальвином! основоположника протестантизма. Его взгляды формировались независимо от Лютера, хотя впослед­ствии он высоко омывался о немецком реформаторе. В от­личие от внттснбергского теолога, во многом впитавшего идеи и тип мышления средневековых мистиков. Цвингли. испы­тавший влияние Эраша. был более рационалистичен и более последователен в своей реформистской программе. Это раз­личие нашло конкретное выражение хотя бы в инвестом и бесплодном споре о сути причащения. Лютер настаивал на его буквальном понимании (а именно, реальном присутствии тела Христова), Цвингли же рассматривал причащение как символ, как напоминание о '.тайной вечере». Забе|ая вперед, можно коистатирова1ь. что именно решительность Цвингли в утверждении Священного писания в качестве единственно­го источника вероучения вызвала яростные дискуссии о та­инстве крешения; скорее всего именно в Цюрихе зародился анабаптшм в строгом смысле, а Конрад Гребель, бывший сподвижник Цвингли. стал наиболее авторитетным интерп­ретатором его ключевых принципов. В начале XVi века Швейцария была одним из наиболее демократических государств Европы, Цюрих, его с голица. управлялся финансово-промышленной олигархией, пред­ставленной Советом 200. Как и Люгер. Цвингли получил и t-вестность своим протестом прогив католической догматики и культа (в том числе против продажи индульгенций). Вскоре он стал признанным дилером швейцарской реформапии-В 1520 году Совет предписал всем священникам города про­поведовать чистое слово Божье и отвергать все. что не под­тверждается Писанием, то есть основной принцип, выдвину­тый Цвингли.^ Имеются свидетельства, что некоторое время он осуждал крещение младенцев, как не поттверждаемое текстами Сван-гелия. и в этом смысле мог быть на-жан анабаптистом. Но как светский правитель, Цвингли полагал, что Реформация —это непременное условие благополучия города и проведения социальных изменений, однако надежного успеха она сможет достичь лишь в случае поддержки ее городской властью. Отказ же от крешения младенцев (педобаптичма) грошл серьезно ослабить воздействие магистрата на религиозную жизнь Цю­риха. Что ни говори, а момент, когда вакге крещения церковь, признанная официальной, превращает грешную плоть в об­новленное тело. символизирует !ависимость человека от го­родских властей. Кроме того. Цвингли беспокоила возможная отрицательная реакция членов Совета, Они поддерживали Ре­формацию и концепцию личной веры. Но и они, и их дети были крещены в младенчестве, а потому едва ли им понра­вилось бы нововведение, автоматически делавшее их собст­венное крещение недействительным. С учетом всех обстоя­тельств, Цвингли был убежден, что отмена крещения младен­цев стала бы самоубийственной для города, со всех сторон окруженного религиозными и политическими врагами. Такова улыбка истории — эпизод в равной мере и забав­ный. и поучительный. Именно решительное гь цюрихского ре­форматора развязала энергию, которая позже обрушилась на него самого, а тот факт, что взгляды Цвингли обрели офици­альный статус, выдвинув его на положение «отца города». привел к стремлению притормозить Реформацию, которая, по мнению осмотрительного правителя, свое дело уже сделала. Неизбежным результатом стали брожения и расколы в окру­жении Цвингли, Его недавние единомышленники все громче заявляли, что он отрекается от им же провозглашенного прин­ципа. поскольку о крещении младенцев в Библии говорится не больше, чем о католической мессе, чистилище и прочих папистских мерзостях. . Iолоса противников крещения мла­денцев обрели 1акой громкий резонанс, что на \1 сентября Стонет назначил публичную дискуссию но этому вопросу. Как и можно было предвидечь, победителем Сонет объявил Цвин­гли и распорядился, чтобы псе жители города под угрозой наказания крестили детей и младенческом возрасте, Решение Сонета не повлияло на анабатистон; они по-прежнему про­поведовали собстиенмые нзтляды и отказывались крестить сво­их младенцен. К этому времени они сообразили: если креще­нию непременно дол/кна прслшеспюпат!, вера, то и их собст­венное крещение было недействительным. Начиная с лета 1525 года в городе совершается целый ряд вторичных креще­ний. Первоначально практиковалось обливание--в соответ­ствии с пракшкой юродских церквей, а позже—погружение в иоду. [ю их мнению, более соответствующее Писанию. Идеи анабап'|ис'юв распространялись все шире. Озала-ченный Цвингли и Совет были вынуждены в начале ноября провести второй диспут. Речультаты его таюже были предре­шены. решение гласило: «Каждый из анабаптистов имел воз­можность беспрепятственно высказать свои взгляды: основы­ваясь на надежных свидетельсшах Священною Писания, как Ветхого, так и Ноною заветов, было выяснено, что Цвингли и ею последователи одолели анабаптистов, упра шпили ана­баптизм и упрочили крещение младенцев". Видимо, не очень надеясь на столь оптимистический вывод. Сонет присовокупил предупреждение: «Каждый, кто будет действовать вопреки это­му указу. будет оштрафован всякий раз. когда проявит непо­виновение: если же кто-либо станет упорствовать в своем не­повиновении, то мы поступим с ним с большей строгостью и без всякого снисхождения накажем в соответствии с серь­езностью проступка» '. Вскоре выяснилось, что угроза была далеко не пустой. Гребель, Манц. Блаурок и ряд их последователей были вы­званы в Совет, от них потребовали порвать со своими заблуж­дениями, а после отказа бросили в тюрьму, где их несколько месяцев держали в цепях. Драматически сложилась судьба Губмайера. Он также был заключен в тюрьму, где. его, ослабевшего и больною, вынудили согласиться на публичное от­речение. Однако, оказавшись на кафедре, он твердо заявил о своем несогласии с крещением младенцев. Его снова бро­сили в застенок, держали и пытали до тех пор, пока не вы­рвали письменное покаяние. Однако после освобождения, как мы увидим позже, он до конца своей жизни продолжал активно проповедовать анабаптистское кредо. Дальше заработала обычная в таких случаях логика. Дис­сиденты не сдавались, а власти, убеждаясь в неэффектив­ности репрессивных мер, видели выход лишь в и.х ужесточении. 7 марта 1526 года Совет Цюриха постановил, что каж­дый, кто совершил акт вторичного крещения, подлежит погружению в воду еще раз, правда, уже с целью утопления. В марте 1526 года от чумы умер Конрад Гребель. 3 декабря был схвачен Феликс Манц, недавно освобожденный из тю­рьмы. Он был обвинен во всех смертных грехах и 7 января 1527 гола брошен в реку. Эта расправа за веру получила ев­ропейскую огласку еще и потому, что несчасгный до конца остался верен своим убеждениям и погиб с пением гимна: «О Христос, в твои руки я передаю свою душу'» Около двух лет спустя такому же наказанию подверглись известные про­поведники Якоб Фолк и Генри Римен. был сожжен на костре Георг Блаурок и по сомнительному обвинению в много­женстве казнен Людииг Хетцер. Столь же враждебное отно­шение проявляли власти других городов, в частности, репрес­сиям подверглись члены многочисленной анабаптистской об­щины в соседнем Берне. Не удивительно, чго все больше противников крещения младенцев покидали страну, и швей­царский анабаптизм постепенно сходит с исторической сце­ны. Его центр перемещается в Германию, в связи с которой обычно и вспоминают об анабаптизме и бурной активности его приверженцев. По времени деятельность анабаптистов Швейцарии и Гер­мании (или, точнее, тех диссидентов, которых так именовали) совпадала и до определенного момента развивалась парал­лельно. Правда швейцарский анабаптизм составил более иди менее однородное, течение. В Германии же «анабаптиста­ми» называли перекрещенцев, исповедующих не просто различные, но порой и взаимоисключающие взгляды. Кстати. термин «анабаптизм» как название какой-либо религиозной группы в прошлом не использовался. Более того. он не упо­треблялся и самими анабапгисгами времен Реформации. предпочитавшими называгь себя «братьями». Первых анабаптистов, как уже упоминалось, историки обычно обнаруживают и немецком Цвиккау. на границе с Бо-гемией. Это так называемые «цвиккаусские пророки»: Нико­лаи Шторх. Марк Томас (он же Штюбнер) и Келлер. Здесь в 1520 г- начались их проповеди о скор