Суздальцева Т. В.
Словосочетание,вынесенное в заглавие этой статьи, ассоциируется, прежде всего, с романомГюстава Флобера. Название романа «L' Education sentimentale» сначалапереводилось как «Сентиментальное воспитание», и лишь в 1935 году переводчикамиА. В. Федоровым и А. В. Дмитриевским было предложено привычное для нас название— «Воспитание чувств». Считается, что Г. Флобер использует это выражение вироническом ключе: он описывает романтически настроенного юношу Фредерика Моро,который под воздействием буржуазной среды Второй империи теряет свои идеалы ипринципы, становится циником и духовно пустым человеком.
Позжеоно стало употребляться только в положительном (противоположном изначальному)смысле: воспитание нравственного, душевно чуткого человека.
Ноу нас сейчас речь не о Флобере, а о том, что, не вдаваясь в тонкостифранцузского языка и художественного перевода, русское сознание охотнеепринимает второе название, а не первое, потому что идея «воспитания чувств» емуисконно близка.
Рольлитературы в «воспитании чувств» недооценить трудно. Эстетическое воздействиепроизведения искусства на душу человека, особенно человека юного, эмоциональновосприимчивого, очень велико. Ребенок, подросток значительно больше, чемскептически настроенный взрослый, способен пережить состояние катарсиса, известноееще в античном мире — состояние очищения через сострадание тому, чтопредставлено в произведении искусства (применительно к античному миру — в драме,а для нас — и вообще в литературе). Под этим воздействием подросток проникаетсяэтическими принципами, которыми руководствовался автор произведения, в томчисле и его представлениями о любви, что, в частности, имеет отношение кзаявленной теме данного номера нашего журнала. Вот почему для нас важно, чтоименно читают наши дети.
Взрослыйчеловек, особенно если он искушен в области художественной формы и уже имеетсвои этические установки, свою систему ценностей, меньше подвержен опасности«попасть в ловушку», расставленную автором для «уловления душ», а вот подростокперед этими приемами абсолютно беззащитен. Он простодушно подсознательноотождествляет себя с кем-то из героев и воспринимает мир уже через призму еговзгляда:
Воображаясьгероиной
Своихвозлюбленных творцов,
Кларисой,Юлией, Дельфиной,
Татьянав тишине лесов
Однас опасной книгой бродит,
Онав ней ищет и находит
Свойтайный жар, свои мечты,
Плодысердечной полноты,
Вздыхаети, себе присвоя
Чужойвосторг, чужую грусть,
Взабвенье шепчет наизусть
Письмодля милого героя…
Всемнам с юности знаком этот пример обаяния литературы, властно вторгающейся вжизнь и подменяющей собой реальность.
Такможет быть, не стоит детям читать художественную литературу: мол, возбуждаетона страсти, распаляет воображение и т.д., и т.п.?!
Такаяпозиция встречается и теперь. В недалеком прошлом, принимая вступительныеэкзамены в одном из православных вузов, автор данной статьи столкнулся счрезвычайной ситуацией: экзаменаторов предупредили, что несколько абитуриенток,чада одного достаточно известного священника, не читали целый ряд произведенийшкольной программы, так как им это «не благословлено духовником». Оставляя встороне вопрос правомерности таких запретов по отношению к образовательномуминимуму, существующему в государстве, попытаемся взглянуть на эту проблему иначе:«полезна» или «вредна» для души подростка художественная литература. Оговоримся,речь идет исключительно о том, что традиционно именуется «классикой» и ужевошло в золотой фонд мировой литературы.
Ив поисках ответа на этот вопрос обратимся, разумеется, к той самой классике.
УИ.С. Тургенева есть удивительная повесть «Фауст». В произведениях Тургеневанередки литературные реминисценции, встречается некоторый «литературный фон», накотором развивается основная интрига. Но здесь трагедия Гете является непосредственнымучастником, действующим лицом в разыгравшейся драме.
Главнаягероиня повести Вера Николаевна, урожденная Ельцова, воспитана своей матерьюкак раз в полной изоляции от художественной литературы. «Но и у г-жи Ельцовойбыли своя idees fixes, свои коньки. Она, например, как огня боялась всего, чтоможет действовать на воображенье; а потому ее дочь до семнадцатилетнеговозраста не прочла ни одной повести».
ВпоследствииВера была выдана замуж за человека доброго и порядочного, но недалекого и такжене прочитавшего ни единой художественной книги.
«Преждевсего должен сообщить тебе удивительное обстоятельство: верь мне или не верь, какхочешь, но она почти ничего не изменилась ни в лице, ни в стане. Когда онавышла мне навстречу, я чуть не ахнул: семнадцатилетняя девочка, да и полно! …Женщина в двадцать восемь лет, жена и мать, не должна походить на девочку:недаром же она жила. Представь мое изумление: Вера Николаевна до сих пор непрочла ни одного романа, ни одного стихотворения — словом, ни одного, как онавыражается, выдуманного сочинения! Это непостижимое равнодушие к возвышеннейшимудовольствиям ума меня рассердило. В женщине умной и, сколько я могу судить, тонкочувствующей это просто непростительно».
Геройрешает «просветить» свою давнюю знакомую:
«Явам принесу книгу! — воскликнул я. (У меня в голове мелькнул недавно мнойпрочтенный «Фауст».)»
Знакомствос великой трагедией становится для героини роковым: высокая поэзия Гетепробуждает в душе героини незнакомые ей чувства. Она влюбляется в героя, ноявление призрака матери, предостерегающей ее от измены мужу, повергает ее втакое тяжкое душевное состояние, что она смертельно заболевает: «Вера умерла. Ябыл на ее похоронах. С тех пор я покинул все и поселился здесь навсегда».
Вот,казалось бы, поучительный урок о вреде художественной литературы. Но повестьТургенева далеко не однозначна, как и вся великая классика – это скорее притча,чем картинка с натуры. Для наших современников очевидно невозможны такиесильные потрясения от чтения художественной литературы, тем не менее, повестьзаставляет задуматься о силе эстетического воздействия высокой поэзии.
Черезмного лет после первой публикации повести, в ответе на анкету, которая быларазослана в 1918 г. ряду деятелей литературы с целью выяснения их отношения кТургеневу, писательница Л.Ф. Нелидова писала: «Подобно героине «Фауста», вдетстве и юности я могла читать только детские книги, путешествия ихрестоматии. Исключение было сделано для одного Тургенева» («Тургенев и еговремя»).
Любопытно,что именно для Тургенева сделано исключение. Между тем, кого как не его, считаютвеликим певцом любви. Стоит только вспомнить его повести «Первая любовь», «Вешниеводы», «Ася», его романы, где весь сюжет так или иначе строится вокруг любви, такназываемое «испытание любовью» проходят почти все его главные герои…
Интересноприменительно к нашей теме «воспитания чувств» и первой любви зрения сравнитьвосприятие одних и тех же произведений детьми из православной гимназии, т.е. поопределению воспитанными в целомудрии и воздержании, и детьми из обычной школы,среди которых далеко не для всех целомудрие является нормой жизни, и нередкодаже те, кто его еще сохранил, стараются ориентироваться на пример своих более«продвинутых» сверстников. Так вот, у православных детей сюжет тургеневскихповестей и романов взывает неподдельный интерес, они спорят, кто прав, ктовиноват, что порядочно и честно, а что — не очень, тогда как «продвинутые» детипросто не видят проблемы для обсуждения.
Мнекак преподавателю литературы родители нередко задают вопрос: «А не рано лидетям читать то или иное произведение?»
Убеждена,что в принципе классику читать не рано. Мы же не рекомендуем пятиклашкамМопассана. А в целом высокохудожественные произведения, особенно русскаяклассика, всегда настолько целомудренны, что ребенок в них просто не увидиттого, что выходит за рамки его личного опыта. Так, например, обсуждая сюжетповести Тургенева «Вешние воды», семиклассники делают выводы, что изменятьневесте плохо и непростительно, и они смотрят на главного героя глазамимладшего брата обманутой Джеммы:
«Нобоже мой! Вон там, на углу улицы, недалеко от выезда из города, не Панталеонели стоит опять — и кто с ним? Неужели Эмилио? Да, это он, тот восторженный, преданныймальчик! Давно ли его юное сердце благоговело перед своим героем, идеалом, атеперь его бледное красивое … это благородное лицо пышет злобой и презрением;глаза, столь похожие на те глаза! — впиваются в Санина, и губы сжимаются… ираскрываются вдруг для обиды…
АПанталеоне протягивает руку и указывает на Санина — кому? — стоящему возлеТарталье, и Тарталья лает на Санина — и самый лай честного пса звучитневыносимым оскорблением...»
Ведьдля семиклашек важны только измена и предательство, а извиняющегообстоятельства они не видят. Они искренне не догадываются, чем же это такпленила Санина Мария Николаевна Полозова в охотничьем домике… Ну, дождикпережидали — и всего-то…
Норебенок запомнил свои переживания по поводу судеб героев и знает, что изменникапрезирают все, даже собака. Потом, перечитав эту повесть в более зреломвозрасте, с новым жизненным опытом, он все поймет «про домик» и несколько иначепосмотрит на трагедию героя, но первоначальное впечатление и связанная с нимнравственная оценка из памяти все же не сотрутся.
Ф.М.Достоевский на вопрос одного из читателей по поводу круга чтения для подросткарекомендует, в первую очередь, Пушкина, а из зарубежной классики — ЧарльзаДиккенса и Вальтера Скотта.
Всвоей знаменитой речи о Пушкине он отмечает главные нравственные константы, характерныедля зрелого творчества великого русского поэта: «Пушкин даже лучше бы сделал, еслибы назвал свою поэму именем Татьяны, а не Онегина, ибо бесспорно она главнаягероиня поэмы … А разве может человек основать свое счастье на несчастьедругого? Счастье не в одних только наслаждениях любви, а и в высшей гармониидуха. Чем успокоить дух, если назади стоит нечестный, безжалостный, бесчеловечныйпоступок?»
Ачем же так пленил Достоевского известный английский автористорико-приключенческих романов? Ответ на этот вопрос мы можем найти, вчастности, в авторском предисловии к популярному роману «Айвенго»: «Образпрекрасной еврейки возбудил сочувствие некоторых читательниц, которые обвинилиавтора в том, что, определяя судьбу своих героев, он предназначил руку Уилфредане Ревекке, а менее привлекательной Ровене … автор позволяет себе попутнозаметить, что временное благополучие не возвышает, а унижает людей, исполненныхистинной добродетели и высокого благородства. Читателем романов являетсямолодое поколение, и было бы слишком опасно преподносить им роковую доктрину, согласнокоторой чистота поведения и принципов естественно согласуется или неизменновознаграждается удовлетворением наших страстей или исполнением наших желаний.Словом, если добродетельная и самоотверженная натура обделена земными благами, властью,положением в свете, если на ее долю не достается удовлетворение внезапной инесчастной страсти, подобной страсти Ревекки к Айвенго, то нужно, чтобы читательбыл способен сказать — поистине добродетель имеет особую награду. Ведьсозерцание великой картины жизни показывает, что самоотречение и пожертвованиесвоими страстями во имя долга редко бывают вознаграждены и что внутреннеесознание исполненных обязанностей дает человеку подлинную награду — душевныйпокой, который никто не может ни отнять, ни дать».
Кстати,сами дети замечают, что отношение доблестного рыцаря к любящей, но не любимойим девушке исполнено удивительного благородства, уважения к ее чувствам, благодарности:ведь не возлюбленную свою Ровену мчится спасать на судебном поединке еще едваживой после предыдущих ранений и мучений Айвенго, а всеми презираемую безроднуюРевекку. И, что особенно важно, побеждает в этом поединке не сила, а правда Божия.
Возникаетвполне ожидаемый вопрос: «Почему, если эта литература так прекрасна, если онавнушает такие возвышенные идеалы, — почему она нередко вызывает скептическуюоценку, а порой и жестокие насмешки наших детей?»
Нанего можно ответить, возвращаясь к предыдущему вопросу о том, что рано и что нерано читать.
Замечательныйправославный педагог София Куломзина в своей известной работе «Наша церковь инаши дети» дает классификацию особенностей восприятия детьми и подросткамиразных возрастных групп различных сторон духовной и интеллектуальной жизни:
«Детистаршего возраста (11, 12 и 13 лет): Усиливается критическое отношение кродителям, предшествующее «бунту» подростков, но все еще сохраняется почтифанатическая лояльность по отношению к семейным привычкам и мнениям… Сознаниесамого себя как личности усиливается… Нравственная оценка поступков все еще взначительной степени определяется одобрением или неодобрением окружающей среды— товарищей, семьи, родителей, но в детях постепенно пробуждается сознание ипонимание любви как основы нравственной жизни …
Подростковыйвозраст (14, 15 и 16 лет): Сильное желание быть независимым, решать все самому,ведет к восстанию против родителей и вообще против авторитета взрослых.Подростки хотят уничтожить ограничения детства … Молодежная культура инеодобрение старшего поколения часто доходит до враждебности. … У подростковчасто появляется неподдельный скептицизм… Нравственные понятия, вызывавшиеодобрение или неодобрение взрослых, теряют цену. Мерки правильного инеправильного, принятые в современном обществе, общепринятая «половая свобода»очень далеки от христианского учения».
Нетрудносделать вывод: если вкус к серьезной классической литературе, ассоциирующейся, впервую очередь, со вкусами и этическими нормами старшего поколения, невыработался 11 — 13 лет, то в 14 — 16 их выработать будет уже значительносложнее, даже если подросток не слишком подвергся внешнему растлевающемувлиянию. Если же он уже вкусил сомнительных «радостей» ранней плотской любви, товоздействие на его внутренний мир нравственного эталона «высокой классики»сводится практически к нулю.
Перваялюбовь в жизни подростка тем и знаменательна, что она ПЕРВАЯ, он еще не знаетсебя, не может дать себе отчет в своих чувствах, осознавать и анализировать их.Он, с одной стороны, чувствует жгучую потребность разобраться в себе инуждается при этом в помощи кого-то более опытного, с другой — боится обнажитьсвою душу. Разумеется, нам не хотелось бы, чтобы советчиком нашего ребенкастала «улица» (в самом широком смысле этого слова). Но очень часто именно вэтом возрасте и в этой ситуации он не желает слушать мнения старших.
Мыне можем изолировать наше повзрослевшее дитя от какого бы то ни былорастлевающего влияния, но можем выработать у него стойкий иммунитет квоздействию той самой «улицы», некую нравственную брезгливость, котораявоспитывается семьей, верой и — не в последнюю очередь — высокой литературнойклассикой, но только в том случае, если читательский опыт растущей личности нанесколько шагов опережает чувственный, а не наоборот. Поздно подсовывать чаду«Первую любовь» Тургенева, когда если не оно само, то кое-кто из его знакомыхсверстников уже может сказать о себе словами одного из героев этой повести: «Уменя не было первой любви, я прямо начал со второй».
Янамеренно не привожу в данной статье «списка рекомендуемой литературы», посвященнойтеме первой любви и любви вообще. Это в значительной мере дело индивидуальноговкуса и семейной традиции. Важно другое: нельзя слишком долго считать своегоребенка маленьким, думать, что ему что-то «рано» читать.
Традициисемейного чтения, неподдельный интерес и любовь родителей и других старшихчленов семьи к тем произведениям, которые они рекомендуют своему чаду, обменвпечатлениями, а возможно, и воспоминания о каких-то аналогичных ситуациях вреальной жизни помогают ребенку не только полюбить серьезное чтение, но и наоснове читательского опыта выработать свою систему ценностей, свою собственнуюшкалу нравственных оценок еще в том возрасте, когда авторитет семьи и старшихдля него достаточно важен.
Случается,что ребенок и сам инициирует подобный диалог, спрашивая мнения старшего, которомуон доверяет, о том или ином литературном персонаже, о том или ином сюжете.Причем нередко такой вопрос бывает вызван потребностью применить взглядывзрослого к какой-то подобной ситуации в жизни, «проиграть» разные возможностиразвития ситуации.
Бывает,что ребенок высказывает мнение, идущее вразрез с нашими нравственнымиустановками. Далеко не всегда это его действительная позиция, иногда — просто«провокация», желание вызвать на откровенный разговор, и тогда литературастановится неким «переводчиком», «посредником» в общении ребенка со взрослым насамые сокровенные темы.
Унекоторых родителей может возникнуть справедливый вопрос: да что же это, онидолжны взять на себя обязанности школьного учителя литературы? И да, и нет. Да,постольку, поскольку литература во многом формирует мировоззрение и стильмышления ребенка. И если вы не хотите, чтобы ваше дитя усвоило взгляд на жизнькакой-то чужой тетеньки, которая руководствуется «изменчивой конъюнктуройнравственных ценностей» (термин из методических материалов к ЕГЭ по литературе),вам придется брать бразды правления в свои руки и самим общаться с ребенком на«литературные» темы. При этом еще желательно быть в курсе как общегообразовательного стандарта по литературе, так и конкретной программы, покоторой занимается в школе ваш ребенок (а программ этих несколько) — для того, чтобысуметь обсудить с ним в рамках ваших жизненных позиций то, что сами вы, можетбыть, ему бы читать и не дали.
Иесли старшие члены семьи заранее возьмут на себя весь этот нелегкий труд, кмоменту встречи со своим реальным чувственным опытом ваш сын или ваша дочка ужебудут обладать нравственными представлениями, которые будут осознаваться имикак свои личные, выстраданные, а не навязанные «отсталыми предками».
Конечно,нельзя сводить роль литературной классики в жизни человека, в том числе иподростка, только к воспитательной функции, и уж конечно, нельзя считатьлитературу панацеей от грехов, ошибок и падений юности, но и недооценивать этусторону восприятия художественной литературы тоже нельзя.
Итак,подводя итоги сказанному, остановимся на главных тезисах:
1.Основой круга чтения для подростка должен быть «золотой фонд» русской и мировойклассической литературы. Оговорюсь, что волевым решением исключать «модные» вподростковой среде книги не стоит. По мере того, как художественный вкусформируется, ребенок сам отвергает все лишнее;
2.родители или старшие члены семьи, руководящие чтением подростка, должны самизнать и любить те произведения, которые они рекомендуют;
3.для подростка нужно отбирать те произведения, где повествуется «прикровенно осокровенном», где нет никаких физиологических подробностей;
4.старшие в ненавязчивых беседах должны помогать ребенку осмыслить прочитанное, выработатьна основании впечатлений от художественных сочинений свою систему нравственныхценностей;
5.«обсуждение прочитанного», умение высказывать и отстаивать свою точку зрениядолжно стать для ребенка естественной темой общения как со старшими, так и сосверстниками, а не «принудительной повинностью», отбываемой на уроке литературыв школе;
6.читательский опыт ребенка должен не только опережать, но и в какой-то мерепредопределять чувственный;
7.к «серьезному чтению» ребенка надо приучать еще до того, как у него началсяпериод «подросткового бунта».
Кому-товысказанные в этой статье мысли могут показаться азами, известными каждомувзрослому человеку и недостойными лишнего повторения, однако многолетний опытпреподавания литературы и особенно участия в родительских собраниях убеждает вобратном. Каждый раз слышишь один и тот же вопрос: «А что читать ребенку помимошкольной программы?» И каждый раз, когда отвечаешь: «Да в первую очередь то же,что Вы сами читали в его возрасте!» ⎯встречаешь в лучшем случае недоумение. Да, все время появляется новаялитература для детей, подростков, молодежи. Подчас за всем трудно уследить. Ноодно из важнейших средств сохранить преемственность во взглядах поколений наосновные жизненные ценности ⎯это общее чтение и доверительный разговор о прочитанном. Интерес к любимойлитературе между поколениями должен быть взаимным. Однако в сохранениипреемственности традиций и самоидентичности любого социума (семьи, народа, государства,цивилизации в целом) одну из главных ролей все же играет именно преемственностьв восприятии классики – литературной, музыкальной, других видов искусства.
И,может быть, 11-13-летнему подростку, в отличие от тех, кто готовит его квзрослой жизни, еще действительно рано читать труд замечательного русскогофилософа Владимира Соловьева «Смысл любви», но, пожалуй, вся «высокая классика»способна подвести юного читателя приблизительно к той мысли, что афористичновысказана нашим философом: «Внешнее соединение, житейское и в особенностифизиологическое, не имеет определенного отношения к любви. Оно бывает без любви,и любовь бывает без него. Оно необходимо для любви не как ее непременноеусловие и самостоятельная цель, а только как ее окончательная реализация. Еслиэта реализация ставится как цель сама по себе прежде идеального дела любви, онагубит любовь. Всякий внешний акт или факт сам по себе есть ничто; любовь естьнечто только благодаря своему смыслу, или идее, как восстановление единства илицелости человеческой личности, как создание абсолютной индивидуальности.Значение связанных с любовью внешних актов и фактов, которые сами по себе ничто,определяется их отношением к тому, что составляет самое любовь и ее дело.
Когдануль ставится после целого числа, он увеличивает его в десять раз, а когдаставится прежде него, то во столько же уменьшает или раздробляет его, отнимаету него характер целого числа, превращая его в десятичную дробь; и чем большеэтих нулей, предпосланных целому, тем мельче дробь, тем ближе она самастановится к нулю».
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru