Татьяна Гурова
Происхождение,история развития и краткая мировоззренческая характеристика первого поколенияроссийских предпринимателей, которое возвращает в страну настоящую жизнь
— Если бы вас попросили назвать главные отрицательные и положительные следствиятех социально-экономических реформ, которые пережила Россия за последниепятнадцать лет, вы бы что назвали?
— Применительно ко мне или вообще?
— Вообще.
— Ну, отрицательный момент очевиден. Плохо то, что все блага цивилизации нынесосредоточены в двух столицах. А отъедешь от Москвы или Питера на четырестакилометров, так там тоска безысходная. Конечно, это вызывает некоторуюностальгию по старым добрым временам… В принципе расслоение общества, когдаодни, кто пошустрее, резко рванули вверх, а другие, привыкшие к тихой жизни, сильноотстали, тяготит.
Ноесть и явный положительный результат. Середина общества, которая осталась междурезко рвущимися вперед и теми, кто стоит сзади, эта середина, в России, какправило, весьма образованная и при этом напичканная социалистскими идеями, вродебы поняла, что, «чтобы лопать, надо топать».
«Чтобылопать, надо топать». Эта резкая, грубоватая фраза расставила некоторыеочень важные акценты. За ней, очевидно, стояло нечто большее, нежели простоесоображение: чтобы жить в материальном смысле хорошо, надо много работать. Навопрос, заданный когда-то американцем Эрихом Фроммом, — иметь или быть? — нашсобеседник ответил по-русски целостно: чтобы что-то иметь, надо для началабыть. Он сказал: будьте реалистами до примитивизма. Не бойтесь действительности,не чурайтесь ее, не предъявляйте к ней претензий и не требуйте гарантий. Надослиться с реальностью, почувствовать линию ее перемен, и благодаря одному лишьэтому вы обретете твердость и в голове, и под ногами. В этом признании реальнойжизни как ценности заключается главный мировоззренческий урок, которыйпреподносит всем нам первое массовое поколение российских предпринимателей, тех,кого в рамках нового исследования журнала «Эксперт» мы назвалипредэлитой.
Что такое предэлита
Идеяпровести исследование «Предэлита» родилась у нас как подражание. В1995 году, накануне вторых выборов Ельцина, российский социолог Алла Чирковапровела опрос десятка довольно широко известных на тот момент представителейбизнеса, чтобы выяснить их политические и, более широко, мировоззренческиевзгляды. Среди опрашиваемых не было таких фигур, как Анатолий Чубайс илиВладимир Гусинский, но все респонденты были людьми, чьи деловые успехи в самыепервые годы реформ принесли им публичную известность. Важно еще заметить, чтобольшинству из опрашиваемых в то время было лет сорок.
Потекстам интервью было видно, что взгляды этих людей составляли стерженьпубличной политики. Они были безусловными радикалами, либералами и«западниками», и российская политика в целом была именно такой. Нампоказалось, что такое совпадение не случайно. Люди, с которыми говорила г-жаЧиркова, по возрасту представляли политически наиболее активное поколение, а посвоему статусу они безусловно могли быть отнесены к широкой элите страны.Именно тогда у нас и возникла идея накануне вторых выборов Владимира Путинапровести аналогичное исследование, опросив представителей бизнеса в возрастеопять-таки лет сорока, и попытаться узнать, в какой мере теперь настроениебизнес-элиты коррелирует с тем, что происходит в публичной политике.
Однакоход предвыборной кампании (а исследование стартовало в конце лета прошлогогода) несколько трансформировал задачу. «Дело ЮКОСа» стало очевиднымпризнаком конца эпохи радикального западнического либерализма, идейнымисторонниками которого было предыдущее поколение бизнес-элиты. Мы не хотимдавать никаких оценок этой эпохи. Она не была ни плохой, ни хорошей. Она простобыла и закончилась. Мы все увидели, что либерально настроенные интеллигенты(пусть уже и занимавшиеся бизнесом) смогли разрушить старую систему, но вовласти закрепиться не сумели. Их «попросила на выход» другая важнаячасть российской элиты — бюрократия, которая и будет определять публичнуюполитику в ближайшие год-два. Сама пребывая в состоянии распада, она вряд лисможет породить какую-нибудь четкую линию. И в этих условиях крайне актуальнымстановится вопрос: что будет дальше, за пределами 2005 года? Существует ли встране сила, которая может потеснить бюрократию?
Чемочевиднее становится реванш бюрократии, тем чаще звучит гипотеза: единственнымслоем, который способен на этот подвиг, является новый класс российскихпредпринимателей. Однако даже те, кто высказывает такие предположения, во-первых,очень плохо представляют себе этот класс: каково его происхождение, егоценности, его политические взгляды. И во-вторых, почти всегда остаетсяпринципиальное сомнение: а может ли вообще предпринимательство претендовать наместо элиты в такой стране, как Россия? Или наша культура находится внепримиримом противоречии с той системой ценностей и норм, по которым живетпредприниматель? Эти вопросы и определили дизайн нашего исследования.
Параметры исследования
Начинаяс осени 2003 года компания ЦЕССИ по заказу журнала «Эксперт» опросила40 предпринимателей и топ-менеджеров российских компаний. Параметры выборареспондентов были очень просты.
Возраст.Участникам опроса должно быть от 30 до 40 лет. То есть эти люди должнынаходиться в политически активном возрасте к следующим выборам, и это должныбыть представители поколения, начавшего свою взрослую жизнь в конце 80-х — начале90-х (уже в период реформ). Иначе говоря, мы хотели изучать представителей тогопоколения, для которого предпринимательство уже стало массовым явлением.
Статус.Они должны возглавлять средние российские компании или владеть ими. Умеренныеразмеры бизнеса были продиктованы не тем, что мы подчеркиваем принципиальнуюразницу между представителями среднего и крупного бизнеса, а тем, что мы хотелипредставить себе достаточно широкий слой предэлиты, а крупных компаний в Россиипросто мало.
Регион.Это должны быть представители не только московского бизнеса.
Известность.Деятельность этих людей должна быть успешной настолько, что мимо них не смоглапройти деловая пресса (выбор мы осуществляли, в основном перебирая статьи вделовых изданиях и собственную «экспертовскую» базу данных). Этоткритерий кому-то может показаться довольно сомнительным (кого только незамечает наша пресса), но уже в ходе исследования оказалось, что претензии кпрессе несправедливы — она замечает именно тех, кого нельзя не заметить. Люди, чьиуспехи широко известны, в абсолютном большинстве случаев оказались интересными,нестандартно мыслящими собеседниками.
Скаждым из отобранных таким образом респондентов социологи говорили полтора-двачаса, результатом чего стал толстый том, представляющий сорок историй жизни, мировоззренческихпозиций, трактовок событий последних пятнадцати лет в истории России. И такимобразом мы получили если и не полный портрет, то достаточно детальный набросокчерт первого постсоветского поколения российского предпринимательства. Далееследует обобщенное интервью с этим поколением.
Путь к себе
— Расскажите немного о себе. Где вы родились? Где провели детство? Кто ваширодители?
Каки положено в эпоху перемен, социальное происхождение наших героевпринципиального влияния на их судьбы не оказало. Среди них есть и те, кто выросв типичной семье советских научных сотрудников, и те, чьи родители былирабочими. Стоит, впрочем, обратить внимание на то, что среди наших респондентовлишь один вышел из хорошо обеспеченной московской семьи — из тех, кого всоветские времена назвали бы номенклатурой. Более того, даже среди тех, ктоимеет бизнес в Москве, подавляющее большинство приехали Москву завоевывать. Тоесть вечное подозрение — у них были особые стартовые позиции — не работает.
Однакоесть момент, объединяющий этих людей в детстве и юности. Практически все наширеспонденты с ранних лет проявляли признаки бешеной энергии — половина из нихбыла в числе пионерских и комсомольских активистов, другая почтипрофессионально занималась спортом. Эта бьющая через край, данная самойприродой энергия чувствуется в каждом элементе их интервью.
— Я родилась в Тюмени, а все детство до восемнадцати лет провела вНижневартовске. Маленький городок, всего сто тысяч жителей.
— В школе вы хорошо учились?
— Школу я закончила с медалью. Причем никто меня не заставлял и даже никто непросил об этом. Условия для учебы у меня были довольно жесткие. По вечерам мненегде было делать уроки. Но я прочла, что в Японии люди встают в пять утра иначинают работать, и сорганизовалась по той же схеме — ложилась в десять спать,а в пять вставала и делала уроки.
— Помимо школы были другие увлечения?
— Много всего было. Всегда была общественная работа. И еще я лет пять вмузыкальной школе училась.
— К моменту окончания школы вы уже знали, кем хотите стать?
— Я мечтала о МГИМО или Университете дружбы народов, но в результате поступатьприехала в МГУ, на экономический факультет.
— Поступили?
— Нет. Я рассчитывала, что со своей медалью обойдусь одним экзаменом и получу«пятерку», а получила «тройку».
— И вернулись домой?
— Да, вернулась. Поработала год, опять приехала в Москву и опять не поступила. Нов этот раз мне стыдно было возвращаться. Я сказала родителям, что поступила, самаже отнесла документы в техникум и за два года выучилась на бухгалтера.
— В бизнес вы попали благодаря профессии бухгалтера?
— Нет, в бизнес я пришла через спекуляцию. Потому что с самого своего второгоприезда в Москву я начала заниматься спекуляцией.
— Зачем? Тянуло, что ли?
— Просто в какой-то момент я осталась совсем без денег. Пошла утром покупать обоии проиграла все деньги в «наперсток». А в то время у меня был друг, укоторого дома было много вещей на продажу. Он мне показал все это барахло исказал: «Надо выбросить. Никто не покупает». А я говорю: «Погоди,сейчас все организуем». Мы отнесли вещи в комиссионку и выручилифантастическую по тем временам сумму. И вот так я из правильного абсолютноребенка, спортсменки и комсомолки превратилась в спекулянтку. Мне недавновручали награду — «Лучшая женщина-предприниматель 2003 года», я ехалаза ней и думала: «А ведь всего пятнадцать лет назад все то же, что я делаюсейчас, называлось спекуляцией».
— И ведь это, наверное, подсудное дело было?
— Нет, подсудными были цеха и спекуляция валютой. А купил-продал шмотки, эторазрешалось. Но ваш вопрос очень характерен — мы часто боимся того, чего несуществует, да и права свои плохо знаем.
— Это все было в 1988 году, а когда вы создали свою компанию?
— Компанию свою я создала в 1994 году. С тех пор занимаюсь только рыбой иморепродуктами. А до 1994 года чем я только не торговала. Были и косметика, иксероксы, и конфеты какие-то из Восточной Европы. Сначала небольшие партии, потомфуры. Часто, когда у меня товар плохо шел, я сама выходила на рынок изанималась тем, что сейчас называется продвижением. Я знаю, например, что, когдаты торгуешь на улице и к тебе подходят цыгане, они почти наверняка унесутполкоробки товара. Но ты все это, скорее всего, отобьешь, потому что торговля, когдацыгане рядом, идет как-то особенно бойко.
— Ваша компания стала продолжением всей этой торговой деятельности?
— Моя компания появилась по чистой случайности. Я летела в самолете иразговорилась с некими литовскими товарищами. Они меня все восемь часов доСеула убеждали, что надо немедленно начинать торговать крабовыми палочками.Прилетев в Москву, я обошла рыбные магазины, и все товароведы как один сказали,что купят у меня товар, как только увидят. Через две недели они его увидели.(Надежда Болотова, компания «Ледово», заморозка и продажа рыбы иморепродуктов, 33 года.)
Дорогав большой бизнес через «купил-продал» — одна из трех самыххарактерных для того поколения, о котором мы говорим. Вторая лежала черезспекуляцию ваучерами, создание первых инвестиционных компаний и, позже, приватизациюбывших советских предприятий. Третья же шла через стройотряд.
— Работать я начал с четвертого курса института. На пятом курсе возглавилинститутский Штаб трудовых дел и еще параллельно работал в Центре подготовкикомандных кадров трудовой молодежи, где мы учили будущих командиров стройотрядов.Это было в 1988 году. В 1989-м мы реорганизовали Штаб трудовых дел и создалимолодежный центр «Прим» — областной штаб студенческих отрядов, которыйзанимался и собственно стройками, и другой деятельностью. А 25 января 1991 годамы уже зарегистрировали первую частную компанию — концерн VMB.
— Вот так сразу и концерн. Чем он занимался?
— Да это только название такое громкое. На самом деле это была крохотная компания,в которой работали три учредителя. А заниматься мы начали тем, в чемразбирались, — малоквалифицированными строительными работами в Питере и наСевере. Организация таких работ по вахтовому методу после стройотряда — шаглогичный. Наши связи в Сибири и Коми помогали нам получать заказы.
Второе,чем мы попытались заниматься, — продажа программных продуктов — Worland, Symantec,Microsoft. Мы подписали с ними дилерские соглашения и стали продавать ихпродукты. Все это держалась исключительно на одном человеке. Он былспециалистом и фанатом своего дела.
— И ваши первые серьезные деньги вы начали зарабатывать на программномобеспечении?
— Нет, серьезные деньги мы зарабатывали все-таки на стройке. Мы потом ещепытались заниматься туристическим бизнесом вместе с одной эстонской компанией инемножко на этом начали зарабатывать. Но главным все-таки стало строительство.
Чутьпозже, видя, что цены на жилье растут, мы подписали договор о долевом участии встроительстве жилья с одной из первых строительных компаний. Договор был всегона девять квартир. Нам самим нужны были квартиры, а денег не было. И мы решилипопробовать профинансировать девять квартир так, чтобы потом три из нихоказались бесплатными.
— И удалось?
— Все оказалось даже лучше. Те квартиры мы так и не получили, потому что стройказатянулась на многие годы, но цены росли, и мы очень выгодно продали договор.Тогда мы сообразили, насколько это перспективно, и уже в конце 1991 года началисами строить жилье. (Виталий Вотолевский, строительный концерн Skanska, 38лет.)
Здесьхочется сделать несколько ремарок. Описанные события относятся к 1988-1991годам. Нашим героям тогда было лет по двадцать-двадцать пять. Многие ихсверстники в те годы искали возможность уехать на Запад, продолжать научнуюкарьеру. Еще большее число вообще никак не реагировало на горбачевские реформы- они планировали жизнь в рамках старой советской модели, поругивая за выпивкойГорбачева и товарный дефицит. В то время еще не была проведена либерализацияцен 1991 года, превратившая молодых специалистов в нищих, так что и крайнихматериальных проблем наши герои не испытывали (денег, заработанных НатальейБолотовой от первой сдачи товара в комиссионку, ей наверняка хватило бынадолго). У них не было никаких особых связей или старших товарищей, объяснявших,как дальше будет устроена жизнь и что надо делать, чтобы в ней преуспеть. В общем,понять, что конкретно побуждало их заниматься бизнесом, довольно сложно.Оказалось, что ничего конкретного и не было — были амбиции, желание состоятьсяименно в этой стране и просто судьба.
Ошибкаатрибуции
— Вспомните, пожалуйста, начало девяностых. Что вы тогда ощущали? Испытывалинеприятное чувство, страх от происходящих бурных перемен?
— Нет, страха никакого не было. Мой бизнес уже хорошо развивался. Я был молод иникакого страха потерять что-либо не испытывал. Мой уровень претензий к жизниникогда не был особенно высоким, а тогда я вообще еще к материальному достаткуне привык. Скорее, к тем ранним ощущениям подходит слово «романтика».Резкость изменений в общественной жизни, в политике делали настоящее простоболее интересным. (Игорь Стрельников, группа «Ангстрем», производствои продажа продуктов питания, 39 лет.)
— Но у вас же наверняка был момент выбора. Кем бы вы стали, если бы не занялисьбизнесом?
— Ученым, преподавателем, а может быть, общественным деятелем.
— Вот-вот. Вы же могли стать ученым. Тогда на Западе была мода на русских. Почемуже вы не поехали туда, как делали многие ваши сверстники?
— Что касается России, то все очень просто. Мне в те годы довелось бывать наЗападе, и я действительно почувствовал моду на русских, но в какой-то момент яясно понял, что для меня очень важен культурный фон. Я просто не смогу жить нездесь. (Борис Ким, компания e-port, компьютерный перевод денег, 40 лет.)
— А что касается предпринимательства, то было очевидно, что основныетектонические сдвиги будут происходить не в общественной жизни и не в научной, ав жизни экономической. И если ты действительно хочешь что-то сделать, как-товойти в историю, то надо идти в экономику. Мы туда и пошли. (Алексей Нечаев, компанияFaberlic, производство косметики.)
— Но вы же понимаете, что повезло далеко не всем, и не все были столь решительны.Бытует мнение, что в России деньги можно заработать только нечестным путем. Чтовы на это скажете?
— Психологически это очень понятно. Почему большинство людей думают так? Потомучто они не заработали. И это не их вина, а их беда. Но даже беду они признатьне хотят. И вот они видят человека, с которым вроде бы у них были одинаковыестартовые условия, а теперь он богат, а они нет. Как объяснить себе, почему?Человек же не может сказать: я менее способен, менее трудолюбив. И онпридумывает другие объяснения: у него были связи, он украл и так далее. Впсихологии это называется «фундаментальная ошибка атрибуции». Человеквсегда приписывает свои неудачи обстоятельствам, а свои успехи — личнымспособностям.
— То есть большие деньги можно именно заработать?
— Конечно. Но всегда останется возможность для иной интерпретации. Вот, например,Ходорковский приватизировал ЮКОС за четыреста миллионов, а теперь он стоитмиллиарды. Как это — честно или нечестно? Конечно, можно сказать, чтоприватизация была несправедливой. А можно сказать, что если бы на ЮКОС пришладругая команда, то она бы компанию разорила. Каждый человек будет оценивать это,исходя из той позиции, которую он сейчас занимает. (Борис Ким)
— Чтобы закончить тему честности. Есть еще мнение, что на уровне среднего бизнесасделать деньги можно было только в связке с криминалитетом.
— Это категорически не так. Наоборот, те фирмы, которые в своей деятельностииспользовали близость криминальных структур, сейчас уже умерли или медленноумирают. Криминал наносил колоссальный урон даже первоначально немаленькимкапиталам, потому что не давал развивать бизнес. Люди в таких компаниях оченьскоро переставали понимать, зачем они работают, переставали проявлятьинициативу, и компании погибали.
Ивообще, поверьте мне. Большинство удачных бизнесов началось практически с нуля.Мы вкладывали все, что у нас было, — деньги, заработанные на случайнойстажировке за границей, деньги, заработанные в стройотряде, закладывали подкредиты все свое имущество, по нескольку раз теряли все и начинали опять. (ОлегЖеребцов, компания «Лента», торговля, 35 лет.)
— А как это происходит? Как возникает идея, конструкция бизнеса?
— Это просто. Сначала вы выбираете себе некоторую цель. Потом начинаете думать, какее достичь. Например, если бы передо мной сейчас поставили задачу: эффективнееубирать снег на дорогах, я бы сначала изучил проблему со всех сторон: с точкизрения снегопадов, льда, песка. Я бы изучил, как это делается в других странах.Я бы принял во внимание наши особенности. Вникая в проблему, вы постепеннодоходите до ее корней, и у вас неминуемо возникает модель ее решения. Дальшенадо только работать. (Олег Жеребцов)
— Скажите, у вас бывали моменты, когда хотелось остановиться? Трудностейнастолько много, что хочется все бросить?
— Бывало. Был 1993 год, когда начали проект «Северный ключ» — строительствожилья за счет эмиссии и продажи ценных бумаг, которые не надо былорегистрировать в ФКЦБ. Мы в эйфории, все здорово — мы первые в России с такимпроектом. И вдруг с подачи конкурентов начинается налоговая проверка. Я невыходил несколько суток из офиса и жене сказал: пока ситуация не изменится, домойне приду. В городе возникла паника, народ понес бумаги обратно, банки пересталинас финансировать, со стройкой все плохо. Скажу честно, руки тогда почтиопустились.
Следующиймомент был в 1995 году, когда проблемы посыпались со всех сторон, и отгосударства в первую очередь. С 1 июня ввели валютный коридор, с апреля — НДСзадним числом, с действием с 1 января. Летом 1995 года прошел первый банковскийкризис. Пошли досрочные отзывы кредитов, и у нас просто не было денег, чтобызавершить объекты. Что делать, непонятно. Мы приняли решение продать все, иочень быстро. За четыре месяца мы продали все свои активы за семь-восемьмиллионов долларов и 1 января 1996 года начали все с нуля. (ВиталийВотолевский)
— Так почему же вы все-таки не бросаете, когда слишком тяжело? Вы же ужеобеспеченные люди.
— Лично мне было бы страшно стыдно предать тех людей, которые были рядом со мной.(Геннадий Важничин, «Группа Евго», производство бытовой техники, 37лет.)
— Что отличает ваше поколение от других?
— Мы — дети поражения. Наши отцы проиграли холодную войну, и, я думаю, нашепоколение понимало, что надо: первое — состояться самим, не быть растоптанными;второе — надо превратить поражение в победу. В прошлом поражении наше поколениесебя винить не может. А вот если мы не соберем страну обратно, то мы тоже будемникто — потерянное поколение. (Алексей Нечаев)
— А чем вы отличаетесь от тех, кто идет за вами?
— Мне кажется, они меньше мотивированы. Им уже нужна не только работа, но иразвлечения и хобби. Наверное, это хорошо. Но может оказаться, что из-за этогоони меньшего достигнут. Потому что большой успех возможен лишь тогда, когда наалтарь победы положены все время и вся энергия. Я хочу подчеркнуть: не принципы,а время и энергия. (Эллада Пискова, VKO Group, туризм, 37 лет.)
Морально-этический кодекс
Водном из романов Милорада Павича есть блистательный образ — дети поражения.Павич пишет о них так: «У них на душе не было никаких грехов, перед нимине было никаких преград, и на их шее не было отцов, которые бы ими понукали.Зато теперь им дозволено все». Этот образ очень подходит для поколения, стартовавшегона рубеже 80-90-х, и сверхъестественно четко он зафиксирован именно впредпринимательском слое этого поколения. Эти люди должны уметь преодолеватьстрах неопределенности. Они и умеют.
— Вы считаете себя успешным человеком?
— Да, конечно.
— Как вы сами себе объясняете, почему вы стали успешным?
— Я думаю, дело в том, что я не боюсь перемен.
— И что же, совсем не хочется стабильности?
— Нет. Конечно, как и любому нормальному человеку, иногда стабильности хочется, носитуации, когда приходится кардинально менять свою жизнь, не пугают. Я не боюсьупасть. Я знаю, что у меня найдутся силы, чтобы начать все заново. (ВладимирДунайцев, компания «Аквариус», производство и продажа компьютеров, 37лет.)
— А что еще определяет ваш успех?
— Да многое имеет значение. Честность, например. Нам она помогла сформироватьхорошую кредитную историю компании. И в итоге это превратилось в некуюэффективную корпоративную практику — мы подбираем людей, которым можнодоверять.
Ноболее всего я бы отметил упорство. Целеустремленность и упорство. Потому что, есличто-то не получается и ты это забрасываешь, то тогда ты останавливаешься. Так вбизнесе сделать ничего нельзя. (Игорь Стрельников)
— Сколько часов вы работаете?
— В принципе рабочий процесс практически непрерывен. На телефонные звонкиприходится порой отвечать и в два часа ночи. Но если говорить о сроке моегопребывания в офисе, то прихожу я, как правило, в восемь тридцать, а ухожу какполучится. В среднем выходит по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки. (Этоконкретное высказывание принадлежит Александру Калинину, филиал МДМ-банка, 33года, но вообще единицы опрошенных назвали меньше 12 часов, основная жетенденция — чем моложе респондент, тем больше он работает.)
«Длячеловека существует только один способ быть бессмертным — чтобы люди помнили онем. Вот и я хочу, чтобы даже после моей смерти люди меня помнили. При этом яготов умереть нищим».
Просто сродное дело
ЭлладаПискова не случайно делает акцент на том, что она и ее коллеги по классу неторгуют принципами. Трудолюбивые, волевые, энергичные — таковы предпринимателивезде. И везде они нуждаются в оправдании. Общество явно или тайно осуждаетпредпринимателя, не желая признавать его заслуг. Оно полагает, что рациональныеи измеряемые результаты деятельности капиталиста — деньги, нажива — и есть самосущество его устремлений. А это не возвышает человека.
Неприятиерациональности, как это нам ни странно, присутствовало и на вроде бырациональном Западе. Причем почти всегда. Едва расправившись со средневековымидогмами, западный мир быстро докатился до марксизма, социализма и в концеконцов успокоился на социал-демократии, изрядно ограничившей духпредпринимательства. Однако никакой рациональности и не было. Вопреки всеобщимстрахам, предприниматель никогда не был модельным homo economics.
Центральнаямысль Макса Вебера, тщательно исследовавшего феномен предпринимательства, заключаетсяне в том, что протестантизм допустил капитализм. На протяжении нескольких сотенстраниц своего труда Вебер доказывает другую мысль: мотивы капиталистаиррациональны, им движет не стремление к наживе, а вера — желание подтвердитьсвою избранность.
Другойсоциолог и экономист — Йозеф Шумпетер, австриец по происхождению, выстроилцелую теорию экономического развития (кстати, самую сильную в двадцатом веке), доказывая,что если бы предприниматель руководствовался рациональным мотивом — достатком, богатством,- то экономическая система очень быстро вошла бы в состояние равновесия.Достигнув абсолютного личного максимума в потреблении, предприниматель пересталбы ее развивать. А раз мы наблюдаем развитие, делает вывод Шумпетер, значит, капиталистомдвижут не деньги, а мотивы иррациональные.
Мыв своем исследовании тоже обнаруживаем бездну иррациональности. Но видим иразницу, обусловленную другим временем и другой культурой. В словах, которыминаши респонденты объясняют свои мотивы к занятию бизнесом, нет ни на йоту тогодуха угрюмого аскетизма и мрачного подчинения высшим силам, которое по крайнеймере приписывается последователям Лютера и Кальвина. Знаменитая проповедь:«Помни, что время — деньги: тот, кто мог бы ежедневно зарабатывать подесять шиллингов и тем не менее гуляет и лентяйничает...» — у нас бы несработала. Наши предприниматели скорее подписались бы под высказываниемфилософа Григория Сковороды: «Какое мучение трудиться в несродном тебеделе». Потому что главным мотивом своей деятельности они так или иначеназывают самореализацию, постижение своих возможностей, меры своих свобод. Этовыглядит как некий весьма активный способ исследования действительности.«Кто может узреть план в земных и небесных материалах, если прежде не смогусмотреть в плоти своей?» (тот же Сковорода).
— Скажите, как бы вы объяснили своему ребенку, чем вы занимаетесь на работе? Длячего вам все это?
— Это просто стало моей жизнью. На «Русском радио» говорят, что рабочийдень сокращает жизнь на восемь часов. Для меня это не так. Через работу яреализую себя в этой жизни. (Дмитрий Першеев, «Гарант», программноеобеспечение, 38 лет.)
— А деньги?
— На мой взгляд, бизнес начинается тогда, когда деньги уже есть. Пока выработаете для того, чтобы заработать сначала пару-тройку тысяч долларов, потомдве-три сотни тысяч, — вы еще не занимаетесь бизнесом. Потому что вы живете недля того, чтобы работать, а работаете для того, чтобы жить. А бизнес начинаетсяс того момента, когда вы уже имеете достаточно денег, чтобы наслаждаться, и темне менее продолжаете делать то, что является настоящей целью вашей жизни.
— И что же это?
— У всех разное. Одни хотят осчастливить человечество, другие — решить какую-тоузкую задачу. Но в любом случае в этот момент деньги — не цель, а следствие.(Сергей Выходцев, «Быстров», производство продуктов питания.)
Еслипокопаться глубже, то этот верхний мотив — самореализация — можно разделить натри, которые часто соединяются в одной личности, но все-таки в значительнойстепени определяются психологическим типом человека.
Первыймотив — игра, азарт, конкуренция. Ему следуют люди азартные, «человекииграющие».
«Яделаю это безусловно не из-за денег. Бизнес — это как некая игра. Помните уПушкина: 'Мы играем не из денег, а чтобы вечность проводить'». (Борис Ким)
«Бизнесподобен спорту. Не то чтобы это соревнование с кем-то конкретным. Этобесконечное стремление к лучшему результату. Мы похожи на человека, который, итак прыгая неплохо в высоту, тренируется по восемь-десять часов в день, чтобыпрыгнуть еще на два сантиметра выше. В каждый промежуток времени, на каждомэтапе развития бизнеса мы ставим новые цели и получаем удовольствие просто оттого, что мы их достигаем и можем позволить себе ставить следующие».(Виталий Вотолевский)
«Ярассуждаю по схеме из 'Алисы в Стране чудес' — чтобы стоять на месте, надоочень быстро двигаться вперед. В голове у тебя может быть очень многомотиваторов, но ты понимаешь, что, если ты не будешь развиваться, ты погибнешь.А когда погибнешь, никто не скажет, что ты просто заработал денег и вовремяушел. Скажут, что ты слабак, что другие смогли, а ты не смог». (ИльяБорзенков, бывший гендиректор компании Nord, сейчас депутат законодательногособрания Свердловской области, 35 лет.)
Второймотив — желание иметь свою империю, то есть площадку, где можно реализовыватьсвою волю и брать на себя ответственность. Он более свойственен натурамвластным.
«Началосьвсе с желания иметь собственное дело. Я никогда не представляла себяподчиняющейся кому-то. Я хотела иметь свою зону влияния». (НадеждаБолотова)
«Дляменя в бизнесе важны два момента — деньги и власть. Но власть не политическая, авласть, которая дает возможность что-то сделать так, как ты хочешь».(Сергей Лапшин, Банк 24.ру, 33 года.)
«Деньги,но не как деньги, а как капитал, которым ты управляешь, а значит, в его рамкахможешь что-то сделать. Кто управляет страной? Владимир Путин. Он и есть самыйбольшой капиталист, так как в его руках колоссальный капитал — как минимумбюджет страны». (Андрей Ахтямов, «Уралинвестэнерго», 34 года)
«Еслибы я был наемным рабочим, то я не мог бы влиять на развитие конкретногорегиона. А сейчас, когда я могу взять на себя все риски и всю ответственность, уменя такая возможность есть».
Третиймотив — чистое творчество, интерес к развитию как таковому, желание оставитьчто-то после себя. Этот мотив свойственен натурам более лирическим и творческим,рассматривающим бизнес как свою судьбу.
«Конечно,свою жизнь чисто материально я уже обеспечил. Но мне интересен сам процессразвития. Интересно создание новых предприятий, новых товаров, новыхуслуг». (Илья Кондратьев, «Феликс», производство мебели, 38лет.)
«Яне занимаюсь бизнесом. Я строю образ России в мире, и на это уйдет тридцатьлет». (Алексей Нечаев)
Почему они элита
Итак,мы видим нашего героя. Он трудолюбив, энергичен, решителен. Он умеет управлятьи брать на себя ответственность. Он готов нести бремя этой ответственности, дажекогда тяжело. Не богатство является целью его жизни, а реализация себя иизменение реальности в меру своих сил. Могут ли такие люди претендовать наместо в элите страны? Если исходить из чисто объективных оценок, вроде бы да.Во-первых, как видно из истории их жизни, они представляют тот слой людей, которыйв свое время пришел бы на смену советской партийной элите, не произойди у насреволюция. Будучи людьми амбициозными, из своих стройотрядов и с прочихобщественных работ они, очевидно, постарались бы переместиться в райкомы, горкомы,а там, глядишь, и до ЦК бы доросли. То есть если сейчас они в элиту не войдут, тоне произойдет необходимой «энергетической подзарядки» российскойэлиты. Во-вторых, они обладают колоссальным опытом управленческой работы, ивроде бы и с этой точки зрения кому как не им входить в число людей, принимающихрешения. И тем не менее все мы чувствуем: для предпринимательского слоя — именнослоя, а не конкретного человека, — здесь стоит колоссальный барьер.
Естьдва широкоупотребимых толкования слова «элита». Первая элита — этосовокупность людей, принимающих решения. Вторая элита — это совокупность лучшихлюдей страны, людей, нормы поведения которых воспринимаются обществом какправильные. Эти элиты находятся в определенной взаимосвязи друг с другом. Содной стороны, страны, где первая и вторая группы совпадают, переживают периодынебывалого расцвета, потому что граждане, попросту говоря, уважают свойправящий класс. С другой стороны, в элите первого типа можно находиться, неотвечая признакам второй элиты (если ты попал туда по наследству), но в неенельзя попасть извне, не будучи частью второй элиты. Для того чтобы нынеправящий класс раскрылся и принял в себя новых членов, само общество должносказать: смотрите, у нас есть люди, которые заслуживают того, чтобы статьэлитой. Именно этот барьер сегодня оказался главным для предпринимательскогосословия. И постсоветская бюрократия, и либералы-западники в один голос твердяткапиталистам: «Вы чужие в этой стране. Ваши идеалы и ценности никогда небудут приняты Россией».
Всамой грубой, но часто звучащей форме эта перпендикулярностьпредпринимательства русскому мировоззрению звучит в утверждении: «Вот былибы мы протестантами, тогда да». Забавно, что эту невероятную точку зрениявысказывают и те, кто видит в предпринимателе врага, и те, кто видит в немгероя. Первые при этом млеют от принадлежности к «особому высокодуховномупути», вторые сетуют, что такой переворот в сознании невозможен. Но, такили иначе, и те и другие полагают, что наша культура плохо совместима спредпринимательством. Так ли это?
Ключк положительному решению вопроса о соответствии русской предпринимательскойэтики нашей культурной традиции видится в том самом духе истинного реализма, которыйотличает наших героев. И это их глубокое чувство действительности, восприятиеее в том самом виде, в каком она есть, восходят к самым корням русскойкультуры.
Нередкоможно услышать точку зрения, что православие принижает и презирает мирматериальный. Это базовый тезис, которым пользуются критики «служителеймаммоны». Вот что по этому поводу пишет православный мыслитель ВасилийЗеньковский: «Очень часто встречается мнение, что в основе русскоговосприятия христианства с самого начала был преувеличенный аскетизм и скрытое внем гнушение миром. Хотя аскетизм действительно вошел в русскую душу, этомнение неверно… Для русского восприятия христианства очень существеннотрезвое чувство 'нераздельности', но и 'неслитности' мира божественного ичеловеческого».
Это,конечно, очень сложно — «нераздельность» и «неслитность»одновременно. Легче категорически принизить материальное и за счет этоговозвысить духовное, но в русской традиции этого нет. Зато есть в ней очевиднаясклонность к восприятию цельности бытия и тяга к его узнаванию. «Еслихочешь что-либо узнать в истине, — писал Григорий Сковорода, — усмотри сначалаво плоти, т. е. наружности, и увидишь на ней следы Божии, обличающие безвестнуюи тайную премудрость». Не этим ли познанием «тайной премудрости»занимается предприниматель, активно работая с данной ему реальностью?
Насамом деле трудно представить себе сегодня что-либо более важное, чемвозвращение в страну реализма. Та идейная пустота, та потерянность, которую мывсе ощущаем, размышляя о будущем, — во многом следствие того, что мы оченьдавно не жили реальной жизнью и потому не чувствуем ни ее возможностей, ни ееограничений. Мы давно уже привыкли полагаться на готовое знание и с невероятнымупорством все пытаемся примерять на свою страну схемы устройства жизни, созданныедля других стран и для других времен. То натягиваем выкройку западнойдемократии, то, видя, что она не лезет, бросаемся к лекалам Святой Руси.
«Вновые времена иссякает в сознании творческое дерзновение. Все думают о чем-то, пишуто чем-то, а были времена, когда думали и писали что-то… Наши предки дерзалибыть, мы же потеряли смелость быть». Эти слова Николай Бердяев обратил ксовременникам в 1911 году. Век спустя новое предпринимательское сословиепытается вернуть нам эту смелость.
— Что нового приносит ваше поколение в политическую, экономическую, идеологическуюкультуру страны?
— Что нового? Я думаю, прежде всего — дурацкое такое слово — настоящность. ВСоветском Союзе люди жили в модели ненастоящей жизни. Мы не по-настоящемуработали, а если и работали всерьез, то получали ненастоящий результат. Мывроде и страну любили, но это ни на что не влияло. То есть мы не были включеныв жизнь. Эта включенность пришла к нам в девяностые. В этом был даже некоторыйперебор. Мы поначалу захлебнулись свободой. Но я вижу, что для тех, кто прошелчерез все это, кто не застрял в девяностых, для них ключевая ценность — настоящаяжизнь. (Алексей Нечаев)
Список литературы
«Эксперт»,07-13.06.2004
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.politnauka.org