--PAGE_BREAK--
Перераспределение общенародной собственности происходит отнюдь не в интересах народа и глубинки. Подход столичных и зарубежных предпринимателей скорее колонизационный, нежели патриотический.
Общим местом и риторической фигурой стали рассуждения о безнравственности Абрамовича и ему подобных в приобретении яхт, зарубежных футбольных клубов, элитных вилл в Европе и на островах. Обращая обвинения в их адрес, мы нимало не задумываемся о том, что подобные «покупки» — часть общей политики экономической глобализации и силового приобщения российской экономики к мировой финансовой системе.
Деньги работают в мире, но не в России и в этом — основная установка детерминирующих наше государство и разделяющих общество на сильных и слабых мира сего.
Смысл всех действий нашего нынешнего правительства далек от смысла благоустройства и наипростейших представлений о человечности. Общество, всех нас, уже приучили к мысли, что, во-первых, во всех бедах виноваты коммунисты, во-вторых — мы сами, отсталые, ленивые и малокультурные. Власть же предержащие ни в чем не виноваты, ибо ничего не могут добиться из-за нашего тупого сопротивления мировому счастью и процветанию!
Россия в динамике потерь опередила весь мир. Более двадцати пяти миллионов русских в вынужденном изгнании. Шесть миллионов детей живут неблагоустроенной жизнью. Миллионы наркоманов и за десяток миллионов хронических алкоголиков. Каждый десятый — инвалид, несчетное количество бездомных и бродяг.
Кто сочтет умерших раньше времени, убитых на дорогах войн, в разборках и мятежах? Если учесть, что официальная статистика традиционно занижает цифры человеческих потерь, кто и когда узнает правду о самой страшной народной трагедии конца двадцатого века, перед которой меркнут события гражданской войны, голодных лет и уж конечно «ужасов сталинских репрессий»! Народ, коренной народ России, задушен холеными руками реформаторов, одетыми в белоснежные лайковые перчатки.
Обессиливший в реформационных испытаниях, он утратил и силы и, что странно, волю к сопротивлению.
Кто, когда и как ответит за подобные итоги либеральных реформ?
Скорее всего, никто и никогда, потому что через десять лет такой реформации не с кого будет и спрашивать. В России будут жить совсем другие, выродившиеся и деградировавшие потомки победительного и созидающего племени великороссов.
Произойдет ли такое вырождение? Возможно, но маловероятно, ибо на все воля Божия и спасительные институты народной самообороны, присущие нашей природной натуре.
Наша административная система куда как далека от совершенства, но она все-таки бюрократически несокрушима и традиционна.
***
Западная модель парламентаризма никак не приживается на русской земле. Предреволюционные Думы четырех созывов были робкой, но скандальной попыткой освоить жизнь в непривычном конституционном пространстве, ограниченном традицией православной монархии. Попытка эта увенчалась не только провалом парламентского опыта, но и трагическим падением монархического жизнеустройства, изменением всего уклада и существа Российской империи. Гибель государства, казалось, предначертана была приходом к власти недееспособного либерально-буржуазного правительства, а за ним самой темной и смутной волны большевистского переворота. Идеология распада была заложена в самом назначении мировой революции, как самоцели диктатуры не лишенного разве что цепей, пролетариата. Народ как первооснова государственной жизни в расчет не принимался. Его имя использовалось демагогически ради достижения общего итога бунта, а отнюдь не во имя спасения государственной общности России. Вопрос о создании и сохранности государства был поставлен заговорщиками вынужденно, ибо пламя мировой революции не разгоралось, а само существование новой власти напрямую зависело от организации жизни и соответствующего сопротивления тем, кто вчера боролся с монархией за демократические преобразования и привел историческое государство к революционной катастрофе.
Схватка красных большевиков и белых демократов заставила первых воссоздавать общепринятые модели государственных структур: правительств, учредительного собрания (как представительской структуры) и пр. Чем это закончилось в итоге хорошо известно. Диктатура пролетариата обернулась диктатурой ВКП(б) и восстановление исторической целостности шло вопреки целям и задачам мировой революции. Большевистские Советы стали первым прототипом и намеком на будущее в 30-годы укрепление советского народовластия. Конечно же, во многом народовластие Советов было мифом в условиях полного партийного владычества, но и над партией стоял властный вождь, определявший ход истории страны по своему, восточному и вполне византийскому представлению. Для Сталина европейский парламентаризм был неприемлем по типу осознания государственных задач. Воссоздание могучей империи победившего в борьбе за свои права и исторические привилегии многонационального советского народа. Эта отчасти утопическая, отчасти выполнимая задача была определена положением Советской империи в мире, жаждавшем ее падения, порабощения и раздела. Народная власть в образе Верховного Совета двух палат, органов местного самоуправления разных уровней была совершенной конструкцией практического и правового взаимодействия. Именно она обеспечивала исполнение директивных установлений государственного и идеологического руководства на всех административных рубежах. Это позволило организованно и слаженно выстоять в годы войны и послевоенной реконструкции, воссоздать экономическое и военное процветание СССР.
Советскую империю погубила одряхлевшая, неспособная к управлению партийная номенклатура, не принявшая главного в опыте сталинской эпохи — последовательного восстановления Державы Российской в образе народовластной империи СССР.
Вплоть до рокового 93-го года Советы оставались единственным структурно организованным народовластным органом. После ельцинского мятежа рудименты той советской системы до сей поры позволяют сохранять административное единство страны.
Конституция 93 года была скороспелым плодом пирровой «победы» либерал-реформаторов.
Созданные ей базовые формы парламентаризма — Федеральное двухпалатное собрание, местные Законодательные собрания, управы, мэрии и пр. действуют неконсолидированно и неслаженно, что приводит к постоянному противоречию в центральной и местной законодательной практике, утрате взаимодействия и, как результат, коллапсу централизованного управления и разрозненности действий в народном самоуправлении. Нынешняя демократическая власть неподотчетна народу, а действующая выборная система вырождается в профанационные голосования. В отсутствие взаимодействия власти и народа стране в перспективе грозит утрата целостности, чего с плотоядным вожделением добиваются как мондиалисты, так и атлантисты Америки и укрепляющего свое мифическое единство Запада.
Структура нынешней федеральной власти вызывает самые серьезные опасения именно потому, что не способна обеспечить народовластия в самой широкой форме, вопреки всем наскоро принятым декларациям действующего основного Закона.
Конечно, можно сказать, что «основной гарант» конституции — Президент — способен в качестве главного действующего лица властного управления следить за соблюдением прав и свобод. Однако, как мы убедились, все зависит в таком случае от личных качеств Президента, а отнюдь не от решений Конституционного суда, его поправляющего.
Неудачи партийного строительства в России прямо проистекают из неряшливо составленного либерального законодательства и его практического применения. Попытки создать многопартийную систему завершились грубым властным действием, именно по причине их полного провала и дискредитации Закона.
Попробуем разобраться с тем, что происходило и происходит в «партийном строительстве» с точки зрения взаимоотношений либералов-новаторов и консерваторов-традиционалистов.
Уместно заметить, что, как уже говорилось, и те, и другие присутствовали в политической реальности Советского Союза, несмотря на сплоченность партийных рядов и общества.
К моменту конституционных изменений, устранивших положение о руководящей роли одной Компартии и создавших возможности для создания новых партий, и традиционалисты, и новаторы вели непримиримую борьбу за лидерство в изменяющемся государстве.
Первые, отнюдь не вдохновленные новой либерально-революционной перестройкой, искали опору в ценностях традиционно-патриотических. «Семья, церковь, государство», как вполне обычные установки консерватизма сочетались с неизменной в России триадой «Православие. Самодержавие. Народность». Наши традиционалисты не рассчитывали в большинстве своем на восстановление монархии, но укрепление централизованного государства связывали с установлением мощного авторитарного режима под эгидой народовластия.
Патриотизм истолковывался широко, как верность идеологии «связи времен». Это подразумевало, прежде всего, целостность истории России, не разделяя ее на «до» и «после» революционное время.
Преемственность исторического опыта подразумевала целостность культурного и духовного сознания.
Эволюция, но не революция, под каким бы лозунгом демократизации общества и наполнения домов достатком она не проводилась.
Верность имперским (державным) приоритетам во внешней и внутренней политике.
Укрепление военной мощи и оборонного потенциала государства.
Развитие промышленности, сельского хозяйства и сырьевой базы, прежде всего, в интересах государства.
Возрождение институтов традиционных вероисповеданий, с учетом превосходства Православия, как веры государствообразующей.
Единство, как главное и определяющее понятие национального и государственного существования.
Новаторы (либерал-реформаторы) придерживались иной, прямо противоположной, позиции.
Идеалы демократии западного образца, гражданские свободы, права человека, рыночные отношения и свобода перемещения волновали это крыло российского общества куда больше, нежели идеалы служения Отечеству и сохранение принципов народного братства и исторической целостности государства.
Любая революция в общественном устройстве воспринималась эгоистически восторженно, что и продемонстрировали события августа девяносто первого года.
Детское желание свободы довлело над пониманием общегосударственной целесообразности в сознании жаждущей мелкобуржуазных преобразований интеллигенции, хищного торгового люда и замороченного перестроечной агитацией «простого народа».
Следует заметить, что в народном сознании, вопреки всему, сохранялось тяготение и верность исторически традиционной жизни. Однако, как это уже бывало в истории, эгоистическая «элита» новой властной верхушки повела дело в стране по-своему.
Противостояние 93-го года стало не противостоянием Верховного Совета и обезумевшей президентской клики, а схваткой народных и антинародных сил. У стен Дома Советов решался не только вопрос о властном превосходстве одной из сторон, но, главным образом, вопрос о единоличной власти действовавшего Президента.
Если до 93-го года вопрос о партийном строительстве казался для большинства политиков второстепенным, то после государственного переворота он обрел доминантную роль, ибо становился легализованной формой борьбы за будущее России.
Новаторы и традиционалисты продолжили свой поединок в открытой политике, но с разными исходными данными и возможностями.
***
К слову:
Предварительным опытом самоорганизации консервативно-традиционалистских сил можно считать создание в октябре 1989 года независимой общественной организации «Товарищество русских художников». Обращение этой организации к народу можно с успехом считать общественно-политической декларацией. В ней говорилось о бедственном положении исторического Государства Российского и предлагалось объединение всех общественных сил в целях возрождения традиционных начал культурной, духовной и государственной жизни, на принципах социального равноправия, уважения, традиций Веры и многонационального единства, как основы существования великой общности идеалов русского народа.
Обращение подписали практически все значительные мастера культуры и ученые-гуманитарии.
Валентин Распутин, Георгий Свиридов, Владимир Федосеев, Станислав Куняев, Сергей Бондарчук, Юрий Кугач, Виктор Астафьев, Василий Белов, Вячеслав Клыков, Эдуард Володин, Валерий Ганичев, Юрий Бондарев, Николай Фролов, Борис Раушенбах, Юрий Лощиц, Юрий Кузнецов — всего 110 подписей, к которым, после опубликования, присоединились сотни и тысячи сторонников объединения.
Неотъемлемой частью декларации стал свод общенациональных программ возрождения России — некий конспектный план взаимодействия.
Акция была неожиданна для властей и непредсказуема в своем развитии.
Свод программ в целом выглядел наивно, но представительно. Говорилось о православной педагогике, восстановлении и возрождении разрушенных культурно-исторических центров. Отдельно была заявлена программа оборонного и экономического возрождения. Еще до появления в нашей стране интернет-ресурсов предлагалось создать защищенные от вторжения информационные сети. Традиционная историческая реальность в развитии — так можно охарактеризовать общую направленность свода. «Товарищество русских художников» не подразумевало широкого общественного развития и представляло, скорее, замкнутую систему, объединившую представителей национально-консервативной традиционалистской элиты.
Организационные формы товарищества оставались далеко не совершенными, но желание трудиться на благо Отечества — искренним и востребованным. Общественный порыв «ТРХ» (так сокращенно именовала себя организация) вызвал новые инициативы. Аполлоном Кузьминым создавалась массовая народная организация «Отечество», по инициативе ТРХ и его лидеров были учреждены «Фонд восстановления Храма Христа Спасителя», «Международный фонд славянской письменности и культуры», «Объединенный совет России» и другие подобные организации культурно-созидательной, политически-консервативной направленности. Справедливо заметить, что общественной базой для этих организаций стало «Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры» (ВООПИК), в 70-80-е годы на легальной основе объединившее в своих рядах десятки тысяч (!) подвижников, трудившихся и реально возрождавших историческое самосознание народа.
Идеологическими центрами консервативного (традиционалистского) обновления можно считать Союз писателей Российской Федерации и его основные периодические издания — журналы «Наш современник», «Москва», «Север», издательства «Молодая гвардия» и «Современник», газету «Литературная Россия», а также ряд изданий регионального и республиканского уровня.
Идея историзма, культурного и духовного восстановления России неизменно поддерживалась священноначалием и священством Русской Православной Церкви. Высокие иерархи РПЦ принимали самое деятельное участие в просветительских акциях и многотысячных собраниях Товарищества.
***
К началу 90-х годов на фоне экономического развала утвердилась мощная направленность сил национального возрождения к политическому взаимодействию.
Силовые структуры СССР инспирировали создание националистической организации «Память», задачей которой было объединение патриотов с целью их дальнейшей компрометации. К счастью, за счет добросовестности большинства членов «Памяти» эта попытка оказалась провальной и только добавила головной боли тем, кто препятствовал делу исторического возрождения России.
Начало 90-х годов стало временем политического объединения национально-консервативных сил и значительным препятствием на пути реформационного процесса, основанного на компрадорстве и отказе от национального самоопределения страны и народа.
Либерал-реформаторы, чьей общественной опорой была, в основном, космополитизированная городская интеллигенция, оказались в сложнейшем положении. Опора на ценности хрущевской оттепели и горбачевской перестройки выглядела в глазах народа гнилой и ненадежной, что требовало уточнения государственных позиций ценой любой провокации и подмены. Россия слишком быстро шла по пути осознания своей исторической роли и укрепления достоинства, что явно препятствовало утверждению в ней экономических и политических позиций сил общемировой глобализации.
Коммунисты оказались расколоты, разобщены и скомпрометированы в глазах мира, и что важнее, российского общества. С начала перестройки в руководстве партии укрепились сторонники Горбачева — своеобразные выродки и предатели породившей их идеологии. Идеология Андропова исподволь «обновлявшего» партийные элиты в европейско-цивилизованном духе оказалась нежизнеспособной. Руководство страной разваливалось на глазах и грозило эволюционным перерождением в соответствии с назревшими задачами укрепления государства и так необходимого народу высшего порядка.
Конфликт в Политбюро между Лигачевым и Ельциным подсказал либералам необходимый выход.
Следовало, прежде всего, начать компрометацию национально-консервативных установок и конкретных лидеров.
Во вторую очередь, расколоть тех, кто придерживался принципов исторической преемственности на «красных» и «белых» националистов.
Необходимым становилось подменить еврокоммуниста Горбачева брутально-народным Ельциным, чей ореол гонимости засверкал в лучах заходящего коммунистического солнца.
Сами либералы накануне 90-х годов являли собой нечто маловразумительное и плохо организованное. В обществе угас интерес к деяниям правозащитников Хельсинкской группы, демократизации и гласности. Не секрет, что в период с 1986 по 1991 гг. распад в социалистической экономике, разбалансированность в сельском хозяйстве стали совершенно очевидны. И такие итоги политики демократизации народ относил на счет Горбачева и его ближайшего окружения.
Справедливости ради заметим: появление Горбачева стало закономерным и мотивированным, если учесть, что шкурные интересы к середине восьмидесятых годов уже преобладали в умонастроениях городского общества. Желание «жить как у них», ориентация на Запад и понимание его в значении цивилизованного светоча, прогрессивного во всем без исключения, возобладало в рядах наших образованцев. Они жаждали и дождались партийного Смердякова, за плоды деятельности которого пришлось расплачиваться народу и стране.
Расплата за крах горбачевщины надвигалась неизбежно и стремительно. Выбор Бориса Ельцина, как народного героя и антипода Горбачеву сделал сам народ по умелой и тонкой подсказке агентов влияния и Межрегиональной депутатской группы. Те же Александр и Егор Яковлевы, Елена Боннер, Святослав Федоров и пр. выдвинули нового лидера народного демократического обновления, а матерый масон Шеварднадзе заверещал об опасности переворота и реставрации коммунистического режима.
Уже тогда стало ясно, что «переворот», а точнее, его имитация, срежиссированы и подготовлены.
У либералов того времени не было организованных форм партийного взаимодействия, но была система заговора, средства западных спецслужб и хорошо проплаченная и выдрессированная пропаганда — печать и телевидение.
Главным действующим маршалом и вдохновителем перестройки и либерализации справедливо назвать Ясена Засурского.
Под его руководством журфак МГУ подготовил на деньги КПСС мощную «пятую колонну» журналистов, руководителей СМИ и пропагандистов реформ и гражданских свобод.
Эта циничная, готовая на все элита и стала партией победы в августе 1991 года, обеспечив и инициирование идеи неизбежности контрреволюционного переворота и его демократическое ниспровержение.
Диалектический принцип единства и борьбы противоположностей использовался примитивно и вульгарно. Товар предлагался новый, в соответствии с желаниями контрреволюционных масс, но с тем же идеологическим содержанием.
Борис Ельцин в бытность первым секретарем МГК слыл покровителем «Памяти» и радикальным защитником народных интересов. Правда, его харизматические заявления перед партактивом сводились к обещаниям строительства колбасных заводов и демонстрацией отечественных башмаков, которые он носил, понятное дело, по патриотическим соображениям. Демагогия правдоискательства и обличения привилегий, наглость и агрессия противоречили обычным представлениям о партийном вожде и пробуждали темные инстинкты толпы, жаждавшей давно забытого в государственной политике вульгарного популизма.
Опасения руководства КПСС и дальнейшее устранение Ельцина от власти легко понять. Амбициозный самодур стал объектом политических интересов и влияния либеральной группировки, понявшей, что лучшего персонажа на роль «ваньки-лидера» и не найти.
Наличие у либерал-революционеров Бориса Николаевич с лихвой возместило отсутствие дееспособной партии и организационного руководства. Оставалось развивать и направлять темные инстинкты жаждавшей демсвобод образованной толпы. Выборы первого и последнего Президента СССР, даже при участии сконструированного и управляемого лидера ЛДПР Владимира Жириновского никак не влияли на расстановку сил в обществе. Горбачев, избранный народом, уже не влиял на односторонний — не в его пользу — ход событий. Переворот антигорбачевский был предрешен. Этого ждала измученная страна, ждал народ, ждали в надежде реванша бывшие соратники по перестройке.
Неважно, как и кем было спланировано создание злосчастного ГКЧП. Попытка убрать Горбачева остается и по сей день благородным стремлением избавиться от предателей национальных и государственных интересов.
«Слово к народу» — документ пафосно ответственный и справделивый. Его содержание отвечало умонастроениям абсолютного большинства граждан и не утратило своего исторического смысла и по сей день.
Провокация ГКЧП заключалась в неготовности его лидеров осуществить поставленные задачи и высокой готовностью загнанных в угол демократизаторов защитить с помощью СМИ и космополитизированной интеллигенции эфемерные лозунги перестройки и гражданских свобод. Борис Ельцин на танке — лучшая карикатура, оставленная в наследие потомкам, а жертва трех парней, погибших под гусеницами — символ бессмысленного героизма москвичей, отстоявших свободу быть униженными и оскорбленными в ближайшие и последующие годы.
Без худа нет добра. Так называемая демократия запустила жизнь по новому политическому образцу. Пестрая картина постпереворотных событий — устранение от руководства страной КПСС, относительно свободная система выборов народных депутатов, свобода формирования общественных объединений, союзов и партий. Введение институтов демократии, свобода печати и проведения митингов и пр. в условиях разбалансированности и распада системы управления государством и неумной практики федерализации, работало не только на либералов. Консервативное сообщество повело борьбу с либерализмом в новых условиях с использованием нового политического инструментария.
Ответом на создание радикального «Демократического Союза», «Демократической России» и менее заметных партий либерально-западнического фланга было укрепление консервативно-партийного крыла националистов государственной ориентации. Практически сразу же эти партии строили свои фронты и союзы, нередко консолидируя деятельность с коммунистами и партиями трудовой коммунистической ориентации. Делалось это по соображениям высшей целесообразности, а не духовно-идеологической близости. Спасение России от либерального произвола, компрадорства, распада выражалось в названиях союзов. Самыми значительными стали Патриотический Союз и, особенно, «Фронт национального спасения». Первый возглавил лидер КПРФ Геннадий Зюганов, которому великодушно уступил эту позицию один из достойнейших идеологов современного патриотизма Эдуард Володин. «ФНС» более широко представил позиции руководства — Сергей Бабурин, Виктор Алкснис, Николай Павлов, Геннадий Саенко, Эдуард Володин, Михаил Астафьев, Владимир Исаков, Илья Константинов — фактически все консервативное крыло Верховного Совета и заметные лидеры патриотических объединений. Коллегиальность руководства ФНС создавала возможности широкого патриотического взаимодействия. Схватка 92-93 года за поправку в Конституции, попытки упрочения Российского народовластия переросли в очевидное противостояние либерал-реформаторов и государственников-консерваторов. Коммунисты России продолжали борьбу с режимом своеобразно — в залах судебных заседаний, где решался вопрос о дальнейшем существовании компартии в России. Время перерастания в социалистическое объединение было упущено безвозвратно. Маргинальность самой многочисленной партии России в политическом процессе усугублялось робостью решений ее руководства. Не предпринимать резких движений, сохранить партию, вести себя осмотрительно — подобная практика самосохранения напоминала, скорее, коллаборационизм, нежели готовность к выступлению единым фронтом против Ельцина и безумного реформаторства.
продолжение
--PAGE_BREAK--