Доминанта человеческой личности в документальной прозе (по книге И.А. Бунина "Освобождение Толстого")

Доминанта человеческой личности в документальной прозе (по книге И.А. Бунина «Освобождение Толстого»). Мировоззрение И.А. Бунина формировалось в особых обстоятельствах. Как и большинство «восьмидесятников», Иван Бунин рос под воздействием идей и личности Л.Н. Толстого. В его творчестве сильны «толстовские» мотивы, « проблема «Каратаева» – одна из главных,

одна из неразрешимых для Бунина, всю жизнь пытавшегося понять, каким образом русская тяга к завершённости, полноте, гармонической цельности, «округлости» сочетается со столь же неодолимой тягой бесформенности…. Но каждый непредвзятый читатель бунинской прозы признает: она находится по ту сторону толстовской традиции, ибо чужда грубоватой энергии реализма времён его наивысшего расцвета, летнему буйству его красок и стремлению к универсальности, всеохватности взгляда на мир.

Точно так же чужда она и по-осеннему сырой, болотно-мглистой фосфоресцирующей образности только нарождавшегося символизма, лидеры которого были почти сверстниками Бунина, но, остались, абсолютно далеки ему. Бунин всегда находился в центре культурной жизни России, был постоянно озабочен судьбой классической литературы. Борьбу за чистоту русского языка Бунин связывал с борьбой за его богатство, свидетельства этого можно

найти в его критических заметках о «новых поэтах». Художественное творчество понималось Буниным как потребность высказать себя в словах, желание оставить после себя след на земле. Как и Толстой, источником побуждения для писательства считал «потребность выражения», а «желание быть особенным оригинальным, удивить, поразить читателя» Толстой считал грехом декадентов. На юбилее «Русских ведомостей» 13 октября 1913 года,

Бунин выступил с унылой оценкой русской литературы, отмечая её «обнищание». Он дал короткую и меткую оценку: «…за редкими исключениями, не только не создано за последние годы никаких ценностей, а, напротив, произошло обнищание, оглупение и омертвение русской литературы. С горечью заявлял Бунин: «Опошлено все, вплоть до солнца». Да, действительно, опошлено было даже солнце Бунина –

Л. Н. Толстой. В этом гиганте литературы русские декаденты хотели видеть «больного гения». Критика модернизма шла у Бунина от Толстого, но Бунин не вскрывал социальных корней этого течения в русской литературе, считая, что бунт модернистов и декадентов был беспочвенным, не имел никаких реальных оснований в социальной и общественной жизни России. Модернизм, по его мнению, это явление, заимствованное с

Запада. Бунин не понимал, что декаданс – это продукт разложения буржуазной культуры, явление идейного бездорожья буржуазного русского общества. У Бунина была своя система категорий эстетики, своя теория искусства, на фоне которой он рассматривал и оценивал художественное творчество. Главное внимание в теории искусства Бунин сосредотачивал на человеке как объекте воздействия и субъекте восприятия искусства. Бунинский художественный строй, изначально определившийся, не был признан разрушить

традицию или развить её: он был признан её завершить. История толкала его в общее европейское русло, тем более культивировал он в себе русского писателя. Точнее – последнего русского писателя, призванного кристаллизовать главные сюжеты родной литературы, спрятать в стилистическую теплицу классическое русское слово, а затем как бы зайти на прощание в «особняк» отечественной культуры, поклониться родной обители, уйти и погасить за собой свет.

Вкладом писателя в мировую литературу стало создание русского национального характера, эпопеи о России XX века, за что был удостоен Нобелевской премии. Создавая свой последний цикл, Бунин вполне сознательно подвёл толстовский «знаменатель» под мопассановский «числитель», обручив пафос великого моралиста с тяжеловесной эротикой французского новеллиста. Толстой писал свою «сонату» в мире и для мира, который когда-то казался

Бунину вместилищем всех зол, а позднее представлялся, чуть ли не идеальным островком счастья и покоя в бушующем океане истории. Такова вывернутая логика позднего Бунина. В зрелости И. Бунин стал автором книги «Освобождение Толстого». «Освобождение Толстого» не публикация дневников Бунина, не свод воспоминаний, а самостоятельное литературное произведение, восходящее к понятию «феноменологического»

романа. Документальное свидетельство о жизни писателя от лица самого Бунина, Софьи Андреевны, детей Толстого приводятся лишь для подтверждения общей бунинской концепции смысла бытия мыслителя. Созданию «Освобождения Толстого» предшествовали долгие размышления Ивана Бунина над личностью, творчеством и философией Толстого. Необходимо заметить, что ко времени написания произведения

И. А. Бунин уже «переболел» идеями толстовства, стадия увлечения прошла. Перед нами предстает зрелый и обдуманный анализ истинного значения жизненного пути великого гения русской литературы. В сознании людей конца XIX - начала XX века Лев Толстой – человек, который своей теорией непротивления злу насилием фактически пересмотрел многие принципы христианства и дал его новую трактовку, а также создал новую философскую систему.

Для Л.Н. Толстого характерно обращение к глубоким мировоззренческим вопросам. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» – Эти вопросы мучили его всю жизнь, писатель безуспешно пытался найти ответы на эти вопросы в религиозно-мистическом учении масонов. Его идейные искания имели религиозную направленность, в чём нетрудно убедиться, обратившись к таким произведениям публицистического характера, как «Исповедь», «О жизни».

Однако, пытаясь разобраться в сложных проблемах общественной жизни, найти «истинную веру», автор приходит к заключениям, что «учение церкви есть теоретически коварная и вредная ложь практически же – собрание самых грубых суеверий колдовства, скрывающее совершенно весь смысл христианского учения», которые вызывали негодование у иерархов православной церкви. Писатель признавал, что не признаёт ряд важных положений христианского символа веры: «непонятную троицу и не имеющую никакого смысла в наше время басню о падении

первого человека, кощунственную историю о Боге, родившемся от девы», отвергает христианские таинства. «Еретические» суждения великого русского писателя были встречены враждебно и царским правительством и духовенством. Вопреки замыслам отцов церкви подорвать авторитет писателя отлучением от церкви, это способствовало росту популярности Толстого, поддержкой его передовой интеллигенцией. Мировоззренческое значение творчества великого русского писателя состоит не только в том, что он отрицал

отдельные догматы русской православной церкви. Толстой, как художник-реалист заметно глубже, разностороннее Толстого – искателя «правильной» веры, признающего Бога-духа, Бога-любовь. В своих художественных произведениях писатель показывает сложность реального хода общественной жизни, духовных исканий отдельных людей, а иногда и вступая в столкновение с Толстым религиозным проповедником. Достоевский отмечал нечёткость мировоззренческих позиций героев

Толстого. Так, в романе «Анна Каренина», Константин Левин «мучается вековечными вопросами человечества: о Боге, о вечной жизни, о добре и зле и проч. Он мучается тем, что он не верующий и что не может успокоиться на том, на чём все успокаиваются, то есть на интересе, на обожании собственной личности или собственных идолов, на самолюбии и проч». Противоречиво было влияние творчества

Толстого на духовную жизнь России. Однако, явно неправомерны попытки буржуазных идеологов однозначно, в чисто религиозном духе, трактовать творческое наследие писателя, который будто бы «свёл личность Христа с небес на землю, но зато учение его вознёс до небес». Христианство Бунина – особый вопрос. Оно во многом отличается от христианства Л.Н. Толстого, Достоевского. Писателю одинаково близки и любовь, и вера в неотвратимость божественного

возмездия за совершённое зло. Читая Гоголя, Арсеньева он отмечает: «Страшная месть пробудила в моей душе то высокое чувство, которое вложено в каждую душу и будет жить вовеки, – чувство священнейшей необходимости конечного торжества добра над злом и предельной беспощадности, с которой в свой срок зло карается. Это чувство есть несомненная жажда бога, есть вера в него. В минуту осуществления его торжества и его праведной кары оно повергает человека в сладкий ужас и трепет,

и разрешается бурей восторга как бы злорадного, который есть на самом деле взрыв нашей высокой любви и к богу, и к ближнему». Мотив ожидания праведной кары объединяет И. Бунина, прежде всего с А. Солженицыным. «Освобождение Толстого» является скорее религиозно-моралистическим трактатом, в котором подводятся итоги жизни, и своего рода реквиемом по художнику, по философу, выразившему трагедию творца вообще и самого писателя

в частности. И. А. Бунин обостренно чувствует дистанцию между собою и Л. Н. Толстым и понимает, что сам не обладает силой «пророка», а потому величие нравственности Л. Н. Толстого занимает его еще больше. Очерк начинается с цитаты из поучений Будды: «Мог ли быть политиком великий поэт Толстой, душа, с детства жившая стремлениями к «важнейшему» («ничего нет в жизни верного, кроме ничтожества всего понятного мне и величия чего-то непонятного и

важнейшего»), чувством тщеты и бренности всех земных дел и величий? – «Он обличал все и вся». Но и Христос обличал. Только он же и говорил: «Царство мое не от мира сего». И Будда обличал: «Горе вам, князья властвующие, богатые, пресыщенные!» Здесь И. А. Бунин проводит параллель между философией Толстого и «неподвижными» восточными религиями и доказывает, что философские и религиозные искания

Толстого, подчинившие себе жизнь, превратили ее в подвиг, придали особую ценность, творчеству писателя, напитав ее духовностью. Для И.А. Бунина Л.Н. Толстой один из немногих за всю историю человечества людей, кто задумывался над смыслом жизни и подчинил этим идеям все свое существование. «Он, «счастливый», увидел в жизни только одно ужасное. В какой жизни? В русской, в общеевропейской, в своей собственной домашней?

Но все эти жизни только капли в море. И эти жизни ужасны, и в них невыносимо существовать, но ужаснее всего главное: невыносима всякая человеческая жизнь – «пока не найден смысл ее, спасение от смерти». И даже больше: никуда не уйдешь от ее тяжести, покуда не уйдешь не из Ясной Поляны только, не из России, не из Европы, а вообще из жизни земной, человеческой». Л. Н. Толстой стоит в одном ряду с величайшими пророками, святыми, мудрецами. «Однообразие

Толстого подобно тому однообразию, которое свойственно древним священным книгам Индии, пророкам Иудеи, поучениям Будды, сурам Корана», – пишет И. А. Бунин «Мечтать о счастье видеть его» – вот тот восторженный лейтмотив, который определяет тональность бунинских размышлений о Толстом. И в этом соединяется и непогрешимый авторитет художника, и восхищение близостью Толстого к народу, его взглядами на человека, на жизнь и на смерть.

Он сам рассказал в своей «Исповеди», что привело его к «перелому». «…Мысль о смерти; ему стало казаться, что если все то, ради чего мы живем, – все мирские блага, все наслаждения жизнью, богатством, славой, почестями, властью, – если все это будет у нас отнято смертью, то в этих благах нет ни малейшего смысла. Если жизнь не бесконечна, то она просто бессмысленна; а если она бессмысленна, то жить вовсе не стоит, следует как можно скорее избавиться от нее самоубийством.

Вот то неожиданное и безотрадное заключение, к которому привела его мысль о смерти Жизненный путь мыслителя представляется при этом постоянной борьбой между чем-то бесконечно великим и необузданным, с одной стороны, и узким, телесным с другой. «Люди, не думающие о смерти, ведут себя как этот безумец, – говорил Толстой, – при наличии смерти нужно либо добровольно покинуть жизнь, либо переменить ее, найти в ней тот смысл, который не уничтожался бы смертью». «Чему же наша жизнь и все

блага ее, если и то, и другое поглотит смерть? Страх смерти тем резче, чем больше благ теряешь, умирая. Что же нужно? Нужна такая жизнь, которой смерть не страшна. Какая же это жизнь? На это отвечает только религия, религия христианская, религия «бедных, смиренных, немудрствующих». «Еще в молодости, – говорил он, – человек должен сознавать в себе свою личность не как нечто противоположное миру, а как малую частицу мира, огромного и вечно живущего.

Это-то и говорит Христос: «Люби ближнего, как самого себя». И счастье личности может быть лишь одно: жить для других. Жертвуя собой для других, человек становится сильнее смерти». Заповеди Христа открыли Толстому смысл земной жизни и уничтожили его прежний страх перед смертью. Рассматривая политическую деятельность Л.Н. Толстого,

Бунин отмечает неоднозначность и даже абсолютную противоположность мнений на счет политических взглядов писателя: «И вот политики, одни с огорчением, другие с похвалой, отмечают борьбу Толстого с правительством, с насилиями всякого рода, с привилегиями, с богатыми, сильными. Для одних это ужасно: он был идейный виновник русской революции; для других же это большая заслуга его; для них у Толстого нелепо одно – его проповедь о непротивлении злу, его «недомыслие», происходившее,

по их мнению, от незнакомства с учением Маркса, от незнания даже начальных учебников государственного права». Толстой пытается объяснить сложившиеся отношения в обществе. Решить, как улучшить положение человека в обществе? «Для того чтобы положение людей стало лучше, надо, чтобы сами люди стали лучше. Это такой же труизм, как то, что для того, чтобы нагрелся сосуд воды, надо, чтобы все капли ее нагрелись». Он считает, что причины существующего положения в обществе заключены

в понижении уровня «общественной нравственности». Всю жизнь бившийся над разгадкой тайны смерти, И. А. Бунин приходит, в конце концов, к ее поэтизации. Смерть предстает разрушительницей всех противоречий и началом нового, неведомого существования: «Пора проснуться, то есть умереть». Анализируя смерти героев Л. Н. Толстого, например Андрея Болконского, который в последние минуты думает о любви,

И. А. Бунин создает реквием самому писателю. И. А. Бунин не может принять ленинского понимания Толстого. Если Ленин говорит, что «Толстой смешон как пророк, открывавший новые рецепты спасения человечества», то И.А. Бунин именно так и только так представляет себе Толстого. Бунина не просто интересует вопрос: «Каково происхождение великих?»

Он видит во всех чертах Л.Н. Толстого частные проявления «зоологической» личности гения. В «Освобождении Толстого» И.А. Бунин уходит от прямой авторской оценки жизни Л.Н. Толстого, он, подбирая свидетельства его близких, друзей, приводя высказывания самого Толстого и сближая их с цитатами из Библии, поучениями Будды, античных мыслителей пытается раскрыть Толстого как великую личность.

Так постепенно вырисовывается основная тема очерка: Бунин славит жизнь Толстого. Он представил её не как движение по пути «разочарования в мирском», а как безмерное расширение личности приведшее к отказу от всего корыстного, суетного, временного; к мучительным усилиям решить «самое главное» – понять смысл существования. «Люди, не думающие о смерти, ведут себя как этот безумец, говорил Толстой; при наличии смерти нужно либо добровольно покинуть жизнь, либо переменить

ее, найти в ней тот смысл, который не уничтожался бы смертью». Несомненным достоинством книги являются наблюдения над личностью Л. Н. Толстого, именно они помогают проследить постоянную борьбу мыслей и чувств. Утверждая существование необъятного мира художника, И.А. Бунин показывает, как постепенно включает в себя личность

Л.Н. Толстого все скорби, чаянья и радости мира. К концу жизни у Л. Н. Толстого уже нет ни града, ни отечества, ни мира. Остается только «освобождение», уход, возврат к Богу, полное растворение в нем. В книге «Христианское учение», Толстой задавая себе вопрос, почему мир не пошел за Христом? Писатель сам находит ответ на него «…в том, что в мире существуют «соблазны», те гибельные

подобия добра, в которые, как в ловушку, заманиваются люди, например, политическими статусами, – это даже самый опасный соблазн, говорит он, когда государство оправдывает совершаемые им грехи тем, что оно будто бы несет благо большинству людей, народу, человечеству». Для И.А. Бунина жизнь Л.Н. Толстого – великий подвиг, где главным было расширение личности, отказ от эгоистического существования; сама же фигура Л. Н.

Толстого, по его мнению, столь громадна, что сопоставима лишь с Буддой и Христом. И.А. Бунин в своих произведениях стал «живописцем сложнейших человеческих чувств…, ведателем глубей и высей души человеческой». Ему удалось раскрыть «душу русского человека в глубоком смысле». Бунин – это художник, для которого характерен синтетизм философского и художественного миропонимания. Ему близки мысли Толстого о человеческом «я» как носителе и воплощении общего бытия.

Человек для него не равен, как например, для Чехова, индивидуальной жизни, он интересен «как частица мира, несущая в себе наследие веков, подчиняющаяся всеединым законам». Основным вкладом И.А. Бунина в мировую и отечественную литературу явилось развитие русской национальной идеи, понимаемой им как согласование человека с природой и показанной на самых разных уровнях: от изображения жизни и быта крестьян, дворян, интеллигенции до достижения глубин славянской души в их общечеловеческом

смысле. В наше время бунинская идея единства человека и природы является единственным исходом спасением для всего человечества. До конца жизни Бунин остался верен самому себе и неразделённой любви к России. Он испытывал влияние народничества и толстовства, он стремился постичь буддизм и истины Корана, язычества и огнепоклонничества, но пришёл к благодарности Богу за дар писательства, за разделённое одиночество.

Литература: Толстой Л.Н. Собр. Соч.: в 22 т. – М 1984. – Т 17. И.А. Бунин. Собр. Соч. В 4 т. Е.2. – М 1988 И.А. Бунин. Собр. Соч. В 9 т. 9. – Худ. лит. – 1967. И.А. Бунин и русская культура. Межвузовский сборник научных трудов Елец 1995. А. Архангельский. Русские писатели – лауреаты

Нобелевской премии. Иван Бунин. М. 1991.