Лексикализация внутренней формы слова

Лексикализация внутренней формы слова Содержание Введение 1. Явление лексикализации внутренней формы слова 2. Лексикализация внутренней формы слова в текстах Цветаевой 11 Заключение 14 Список литературы 15 Введение В настоящее время русский язык интенсивно пополняется. Открытость и динамизм языка особенно отчетливо наблюдаются при изучении его исторического развития.

С одной стороны, старые слова отходят на второй план или исчезают совсем (например, «гридень», «ратай»), а с другой — идет пополнение словарного состава, стилистическая дифференциация слов и их значений, что обогащает выразиттельные средства языка. В результате этих изменений прирост слов всегда превышает их убыль. Лексические единицы не исчезают внезапно, они могут долго сохраняться в языке в качестве историзмов или устаревших слов. Новые в языке слова называются неологизмами; сделавшись общеупотребительными, закрепившись

в языке, они теряют качество новизны. Образование новых слов осуществляется по-разному: 1) при помощи грамматических (словообразовательных) моделей, 2) путем образования у слов новых значений, 3) особый, семантико-грамматический способ образования новых слов представляет конверсия, ср. англ. hand 'рука' — to hand 'передавать'; even 'ровный' — to even 'выравнивать; 4) новые слова входят в данный язык в результате заимствования из др. языков через

устное общение или книжным путем, непосредственно из другого языка или через третий язык (ср. рус. 'кафе' < франц. cafe <араб. qahwa). Некоторые заимствования остаются не до конца освоенными языком и употребляются при описании чужеземных реалий или для придания местного колорита, например: «мулла», «клерк», «констебль», «виски». Существует пласт заимствованной лексики, функционирующий во многих языках и восходящий, как правило, к единому источнику, чаще всего латинскому или греческому (напр «класс»,

«коммунизм», «демократия»),— это международная лексика; 5) ряд слов образуется по правилам аналитического наименования и сокращения слов, 6) небольшую группу составляют искусственно созданные слова: «газ», «рококо», «гном», «лилипут». Значит, часть лексических новообразований прочно закрепляется в языке, утрачивает свою внутреннюю форму и входит в основной словарный фонд, сохраняющийся в языке в течение длительного времени.

Сюда входят все корневые слова, составляющие ядро словарного состава языка (местоимения, числительные, имена родства, слова, обозначающие движение, размер, положение в пространстве и т. п.), Они понятны всем носителям данного языка, в своих прямых значениях, как правило, стилистически нейтральны и отличаются относительно высокой текстовой или денотативной частотностью. Целью настоящей работы является исследование процесса лексикализации внутренней формы слова.

Для этого целесообразно рассмотреть понятие лексикализации, как превращения элемента языка в отдельное знаменательное слово, а также частный случай лексикализации внутренней формы слова на примере поэтических текстов Цветаевой. В последнее время возрос интерес исследователей к творчеству М. Цветаевой. Для различных интерпретаций особенностей ее поэтической системы характерны две тенденции: синтетичный способ рассмотрения «быта и бытия» поэта (А.

И. Павловский, И.М. Кудрова. В.А. Швейцер, Л.Г. Федосеева, А.А. Саакянц и др.) и концептуальная направленность исследования языка поэзии М. Цветаевой: идиолекта и идиостиля (Л.В. Зубова, О.Г. Ревзина, О.Н. Северская, С.Ю. Преображенский и др.). Рассмотрение лексикализации внутренней формы слова на наш взгляд целесообразнее произвести на примерах

стихотворных текстов Марины Цветаевой. Цель исследования —определить роль лексикализации внутренней формы слова в выражении автор¬ской картины мира и в смысловом развертывании поэтических текстов М. Цветаевой. 1. Явление лексикализации внутренней формы слова Лексикализация— превращение элемента языка (морфемы, словоформы) или сочетания элементов (словосочетания) в отдельное знаменательное слово или в другую эквивалентную ему словарную единицу (напр во фразеологизм).

Частными случаями лексикализации являются: 1) превращение служебной морфемы (аффикса) в слово: «акмеисты, футуристы и прочие исты»; ультра — «люди крайне реакционных убеждений»; 2) превращение словоформы или предложно-падежного сочетания в самостоятоятельное слово, например - наречие («верхом», «вниз», «замертво»), междометие («батюшки!», «караул!»); 3) превращение словосочетания в слово: «спасибо» из спаси бог, «умалишенный», «заблагорассудится»;

4) фразеологизация, возникновение идеоматического сочетания из свободного: «бить баклуши», «заморить червячка». Под лексикализацией понимается также семантическое обособление одной из форм слова или части форм, напр. форм мн. ч. существительных; ср. «бег» и «бега» (скачки), «вода» и «воды» (водные пространства). Возможно и применение термина «лексикализация» к тем формальным (напр морфонологическим) явлениям, которые не проявляются регулярно, а ограничены определенной группой (закрытым списком) слов; так, беглость

гласной в корне ограничена в современном русском языке определенным списком слов («сон — сна», «день — дня», «лед — льда», но «дом — дома», «мед — меда»). Для выяснения явления лексикализации внутренней формы слова обратимся к определению понятия самой внутренней формы слова. Внутренняя форма лексической единицы - это ее внутреннее устройство структура, образуемая корнем слова (в случае сложного слова - корнями), суффиксами и префиксами или сочетанием нескольких

слов, если речь идет о лексической единице в форме устойчивого словосочетания. Внутренняя форма слова – семантическая и структурная соотнесенность составляющих слово морфем с другими морфемами данного языка; признак, положенный в основу номинации при образовании нового лексического значения слова. Внутренняя форма слова мотивирует звуковой облик слова, указывает на причину, по которой данное значение оказалось выраженным именно данным сочетанием звуков.

Выбор признака, лежащего в основе номинации, необязательно опреде6ляется его существенностью, это может быть лишь бросающийся в глаза признак, поэтому в разных языках один и тот же предмет может быть назван на основе выделения разных признаков, например, русское «портной» (от «порты» - одежда), немецкое Schneider (от schneiden – резать), болгарское «шивач» (от «шитья» - шить). Внутренняя форма слова может остаться ясной и вызвать положительное или отрицательное по эмоциональному

восприятию ассоциативно – образное представление («осел» об упрямом, глупом человеке, «тащиться» - двигаться медленно и с трудом). Внутренняя форма слова, окрашивая лексическое значение, входит в коннотацию и изучается в лексикологии и стилистике. В результате исторических преобразований, происходящих в языке, внутренняя форма слова может быть заменена или полностью утрачена. Утрата внутренней формы слова объясняется разными причинами: утратой того слова от которого образовано

данное слово (исчезновение слова «коло» - колесо привело к потере внутренней формы слова у слова «кольцо» – первоначально уменьшительное от «коло» – и у слова «около» буквально «вокруг»); утратой предметом признака, ранее для него характерного (внутренняя форма слова «мешок» не связана со словом «мех»); существенными фонетическими изменениями облика слов в истории языка (например, первоначально к одному корню восходят пары слов «коса» и «чесать», «городить» и «жердь»).

Так, сегодня рядовой носитель русского языка (не языковед) вряд ли распознает, что слово стоп образовано от глагола стлать (стелить), слово сердце - от слова середина, слово рубль - от рубить, слово мешок - от слова мех (из которого когда-то шили мешки). Во всех этих словах внутренняя форма уже не ощущается. Внутренняя форма лексической единицы - это ее внутреннее устройство, структура, образуемая корнем слова (в случае сложного слова - корнями), суффиксами и префиксами или сочетанием нескольких слов, если речь

идет о лексической единице в форме устойчивого словосочетания. Внутренняя форма, если она не стерлась, в результате исторических преобразований, происходящих в языке, способна указать нам, какую из многочисленных характеристик предмета данный язык «избрал» в качестве его «метки», его отличительного признака. Так, русское слово портной oбpазовано от слова порты (штаны, одежда), немецкое слово Schneider от schneiden (резать), а болгарское шивач. от болгарского глагола

шия (шить). Как показывают данные примеры, лексические единицы, обозначающие в разных языках один и тот же денотат, могут иметь совершенно различную внутреннюю форму. Так, сегодня рядовой носитель русского языка (не языковед) вряд ли распознает, что слово стоп образовано от глагола стлать (стелить), слово сердце - от слова середина, слово рубль - от рубить, слово мешок - от слова мех (из которого когда-то шили мешки). Во всех этих словах внутренняя форма уже не ощущается.

То, что внутр. форма обладает собственным смыслом доказывается теми случаями, когда она обыгрывается. К примеру, про бедного портного можно сказать: «Портной, а без порток». Это те случаи, когда внутренняя форма лексемы обыгрывается и через это приобретает существенный смысл. Слова в языке сочетаются друг с другом и образуют словосочетания. Свободными сочетаниями слов в предложении занимается синтаксис, раздел грамматики.

Однако есть и такие сочетания слов, которыми интересуется лексикология, это не свободные сочетания слов, а лексикализованные , т. е. как бы стремящиеся стать одним словом, одной лексемой, хотя и не потерявшие еще формы словосочетания. Сравним два словосочетания, где налицо определяемое сущест¬вительное и согласованное с ним определение-прилагательное: железная скамья и железная дорога; первое из них — свободное сочетание двух полнозначных слов, где ясно, действительно это скамья, и она железная; т. е. «сделанная из железа».

В этом сочета¬нии общее значение складывается из суммы значений от¬дельных слов; мы можем заменять их синонимами без потери смысла: металлическая скамья, железная лавка, металлическая лавка; можем прилагательное заменить существительным с предлогом: скамья из железа; можем заменить основное слово производным: железная скамейка, железная скамеечка; можем изменить порядок слов: скамья железная (например, в перечне: скамьи деревянные, скамьи же¬лезные и т. п.). Но, например, никак не можем сказать деревянная железная скамья,

потому что она сделана из железа, а не из дерева. Совершенно иное дело железная дорога; ни одной из перечислен¬ных операций мы не можем произвести, получится бессмыслица, так как железная дорога — это не дорога, сделанная из железа, а единое понятие вида транспорта. Поэтому нельзя сказать ни идиллическая дорога, ни железный путь, ни дорога из железа, ни железная дорожка, ни дорога железная. Железная дорога — несво¬бодное, лексикализованное сочетание, где дорога — не «дорога»,

а железная —не «железная», поэтому нас нисколько не смущает такое предложение: «Пионеры построили деревянную железную дорогу». так же как нас не смущают красные чернила, розовое белье, церная белка и т. п. В предложении такие лексикализованные сочетания являются одним членом, например: «В Новогиреево можно проехать уселезной дорогой или трамваем», где и трамваем, и железной доро¬гой — одинаково обстоятельства; ср. также: «Он работает спустя рукава», «Помещики жили на широкую ногу», «Они сумели

погово¬рить с глазу на глаз» и т. п где все выделенные сочетания — обсто¬ятельства. Такие лексикализованные сочетания могут быть субстантивны¬ми (существительными): железная дорога, волшебный фонарь, зара¬ботная плата, белый билет, вербальными (глагольными): валять дурака, бить баклуши, точить лясы, попасть впросак, адвербиальными (наречными): спустя рукава, сломя голову, на широкую ногу. В предложении они могут выполнять роль подлежащих, дополне¬ний, сказуемых и обстоятельств.

Однако не все несвободные сочетания обладают одинаковой степенью лексикализации и неразложимости. В. В. Виноградов намечает здесь три основных типа: 1) Фразеологические сращения— максимально застывшие лексикализованные сочетания, где понимание целого не зависит от непонятных слов («попасть впросак», «у черта на куличках», «точить лясы»), от непонятных грамматических форм («ничтоже сумняшеся», «еле можаху», «притча во языцех», «и вся недолга») или же

где слова и формы понятны, но смысл отдельных слов не разъясняет целого (заморить червячка, сидеть на бобах, как пить дать), наконец, в тех случаях, когда данное сочетание требую особой интонации, передающей особую экспрессию (вот тебе раз! чего доброго! вот так клюква! поминай, как звали!) 2) Фразеологические единства, где имеются сла¬бые признаки смысловой самостоятельности отдельных слов и на¬личие зависимости понимания целого от понимания составных частей (чем черт не шутит, и дешево и сердито;

ни дна ни покрыш¬ки; слону дробинка; переливать из пустого в порожнее; делать из мухи слона; держать камень за пазухой; выносить сор из избы) в этих случаях возможны и частичные замены отдельных слов (иметь камень за пазухой; придумать из мухи слона; слону булочка). 3) Фразеологические сочетания— наиболее «сво¬бодные» из несвободных сочетаний, где понимание значения отдельных слов обязательно для понимания целого и, как правило возможны замены, но в известных лексических

пределах, причем может меняться и значение целого: потупить взор (взгляд, глаза, голову), нашло раздумье {сомненье, вдохновенье), ужас берет (страх тоска, досада, зависть). Так как лексикализованные сочетания по своему происхожде¬нию тесно связаны с условиями места и времени, с каким-либо данным случаем, то они в каждом языке индивидуальные своеобразны и буквально не переводимы. Поэтому они назы¬ваются идиомами, а совокупность идиом в языке называется идиоматикой.

Идиомами могут быть не только лексикализованные сочета¬ния (но все лексикализованные сочетания идиоматичны), но и отдельные слова, употребляемые в переносных значениях; напри¬мер, слово заяц в прямом значении не идиома и переводится на французский Ie lievre, на немецкий der Hase, на английский the hare, и все эти переводы друг другу соответствуют, но заяц в значе¬нии «безбилетный пассажир» — идиома и переводится уже иначе: по-французски voyageur en contrebande — «контрабандный путеше¬ственник»,

по-немецки blinder Passagier — «слепой пассажир» или Schwarfahrer —«черный путник», по-английски stow-away от stow — «прятать» и away — «прочь» или quickfellow — «проворный молодец», где, например, немецкое Schwarzfahrer и английское quickfel - тоже взяты из разных лексических рядов. В немецком всякий неза¬конный пользователь передается через schwar — «черный»; так, радио-заяц будет Schwarzhorer — «черный слушатель», а биржевой — schwarzer

Borsenmacher — «черный биржевой делец». Английское сложное слово killjoy буквально значит «убей радость», до переводить его надо идиоматически как брюзга; в прямом зна¬чении английское hand значит «рука», а идиоматически — «рабо¬чий»; в русском слово рука не имеет такого идиоматического зна¬чения, зато есть другое: «покровительство», «поддержка», напри¬мер «у него в главке рука, что нельзя перевести на английски словом hand. То же самое и при переводах идиом — лексикализованных сочетаний, когда лексически далекий

перевод как раз и является правильным. Так, русская идиома с глазу на глаз переводится по-французски tete-a-tete — «голова к голове», по-немецки unter vierAugen — «под четырьмя глазами», по-английски face to face — «лицо к лицу». французским идиомам: 1) defil en aiguille (буквально: «из нитки в иголку»), 2) elle a dii chien (буквально: «в ней (что-то) от собаки»), 3) a bon chat bon rat (буквально: «хорошему коту хорошую крысу»),

4) tant bien que mal (буквально: «столь же хорошо, сколь плохо»), 5) c'est son pere tout crache (буквально: «это его отец, совершенно выплюнутый») — соответствуют русские идиоматические перево¬ды: 1) слово за слово, 2) в ней есть изюминка, 3) большому кораблю большое и плаванье, 4) спустя рукава, 5) вылитый отец. Английская идиома, идущая из жаргона моряков, between devil and the deep sea (буквально:

«между дьяволом и морской пучиной») может быть передана или античной цитатой между Сциллой и Харибдой (из Го¬мера), или между молотом и наковальней (заглавие популярного в свое время романа немецкого писателя Шпильгагена). Немецкой идиоме Schwarz auf Weihat recht (буквально: «черное на белом имеет правоту») имеется в русском соответствие: что написано пе¬ром, то не вырубишь топором. 2. Лексикализация внутренней формы слова в текстах

Цветаевой Такой вид словесного содержания как словотворческая экспрессивно-эмоциональная информация присущ самым различным индивидуально-авторским неологизмам, которые часто принято назы¬вать окказиональными словами или значениями (окказионализма¬ми). Если в языке научной литературы словотворчество необходимо для номинации новых научных понятий, в языке художественной литературы оно всегда выполняет стилистические функции. В окказиональном слове или значении смысловая информация настолько органически слита с эмоциями

и экспрессией, что дифференциация информативного содержания окказионализмов не представляется столь уж необходимой операцией. Л Таким образом, под словотворческой информацией понимается то новое содержание, смысловое и экспрессивное, которое выраже¬но с помощью существующего в языке или вновь созданного речетворцем слова. Подобная информация порождается и так называе¬мой стилевой аритмией, когда в единый по стилевой тональности речевой поток вклиниваются слова другой стилевой прикрепленности, приобретающие благодаря

этому неожиданную эмоциональ¬ную силу. В литературном произведении эмоциональная вырази¬тельность окказионализма любого рода «заключена в его незаданности (или малой степени заданности) языковой системой, в его но¬визне, свежести, первозданности, способности к созданию эффекта первоприсутствия при рождении слова, значения и т. д в его свой¬стве, деформируя норму, нарушать автоматизм узнавания. В соз¬нании получателя возникает оппозиция: известное (языковое)— неизвестное (речевое, окказиональное).

Это противоположение име¬ет эстетический смысл и, несомненно, экспрессивно». Марина Цветаева является поэтом, находящимся «вне литератур¬ных групп» (А. Соколов). Она реализует в своих текстах неповторимую творческую систему, уникальность которой связана с языковой лично¬стью автора. Исследование лексической организации стихотворений М. Цветаевой помогает постичь их идейно-тематическое содержание, осо¬бенности образа лирической героини,

специфику поэтического сюжета. Творчество М. Цветаевой являет собой особые законы жизни слова в художественном мире. Во-первых, поэт реализует в своих текстах бога¬тый потенциал слова, обращаясь не только к собственно лексическим, но и к фонетическим, морфемно-словообразовательным, этимологическим, морфологическим, синтаксическим его особенностям. Это соответствует соотношению языка поэзии и «лингвистического языка» в понимании М.М. Бахтина. Во-вторых, М. Цветаева не ограничивается лишь мобили¬зацией богатых ресурсов слова, она

создает качественно новое слово — свое поэтическое слово, «преодолевая» язык как «лингвистическую оп¬ределенность» (М.М. Бахтин). В-третьих, в ее поэзии отражено личност¬ное понимание языка, своего рода философия языка. И. Бродский назвал М. Цветаеву «самым искренним русским поэтом». Через все ее тексты лейтмотивом проходит поиск понимания: попытка, «вслушиваясь» в себя, рассказать людям о феномене Человека. Максимальная насыщен¬ность, предельность жизни слова в стихотворениях

М. Цветаевой, про¬являющаяся в особенностях их ассоциативных связей, установка на по¬нимание, масштаб и уникальность личности поэта, — все это делает по¬этическое творчество М. Цветаевой привлекательным для исследования лексической и смысловой структуры ее текстов. В стихотворениях Цветаевой проявляется «паранормальное» мировидение за счет авторской системы кодирования смыслов, выраженной в лексикализации внутренней формы слова.

В стихотворении «Так вслушиваются…» мир воспринимается в единстве, синтетическим способом «вчувствывания», «всматривания», «впытывания» в жизнь. Постоянный поиск связи между частями мироздания выражается в соединении лексической мотивации одного слова и структурной мотивацией другого: (Разрумяниста моя Знобь-Тумановна! Лихомапочка моя Лихомановна!) Мир, отраженный в поэзии это мироощущение. Лексикализация внутренней формы слова в стихотворениях

Цветаевой передает отношение «человек - мир» как двунаправленное: от человека к миру и от мира к человеку. Человек должен быть активно – созидающей частью мира: Чтобы край земной не вымер Без отчаянных дядей, Будь младенец, Володимир, Целым миром володей! При оценке мира и человека лирической героине ранней и зрелой Цветаевой важны критерии истины и меры: истина (правда) является положительным полюсом, мера – отрицательным.

Так, тема противопоставления души – «сущей» всему остальному – «мнимому» реализована в лексикализации внутренней формы слова: Шестикрылая, ра – душная, Между мнимыми – ниц! – сущая, Не задушена вашими тушами Ду – ша! Мотив всего поэтического творчества М. Цветаевой – несоответствие между внешним и внутренним, лекикализация внутренней формы слова, помогает понять, что же все – таки наиболее значимо, для поэтессы:

Яблок - лесть, Яблок - ласть. Рук за пазуху Не класть. Заключение Рассмотрев основные причины лексикализации, мы выяснили, что образование новых слов осуществляется различными способами. При помощи грамматических моделей, путем образования у слов новых значений, кроме того особым, семантико-грамматический способом образования новых слов является конверсия, новые слова входят в данный язык в результате заимствования из др. языков через устное общение или книжным путем,

непосредственно из другого языка или через третий язык. Лексикализация внутренней формы слова происходит путем изменения грамматической модели слова. Очень часто прием лексикализации внутренней формы слова применяется для усиления экспрессивности и эмоциональности высказывания. Приемом лексикализации очень часто пользовались поэты и писатели авангардных литературных направлений, превращая служебную морфему (аффикс) в слово.

Мы рассматривали применение лексикализации внутренней формы слов в поэтических текстах Марины Цветаевой. Анализ этих текстов показал, что прием лексикализации внутренней формы слова активно применялся поэтессой для раскрытия ее миропонимания и мироощущения. Список литературы 1. Боброва Т. А. Об изучении заимствований из языков народов СССР в русский язык // Русский язык в школе. 1981. № 3. 2.

Боброва Т. А. О заимствовании и литературной норме // Русский язык в школе. 1984. № 2. 3. Виноградов В.В. Язык Пушкина / Пушкин и история русского литературного языка. М 1935. 4. Докусова А.М. Русские писатели о языке/ Хрестоматия. М 1995. 5. Еськова Е.Б. Русский язык в

Норвегии // Русская речь. 1980. № 4. 6. Новиков Л.А. О семантическом переоформлении заимствованных слов в русском языке//Русский язык в школе. 1963. № 3. 7. Филин Ф.П. Очерки по теории языкознания. М 1982. 8. Шанский Н. М. Лексикология современного русского языка.