Роль государственной собственности в промышленно развитых странах

Содержание: Введение Глава 1. Сущность государственной собственности 1.1. Понятие государственной собственности 1.2. Государственное вмешательство в экономику
Глава 2. Роль, назначение и использование государственной собственности 2.1. Госсобственность и распределительная функция государства 2.2. Структура государственных доходов и расходов Заключение Библиографический список
Введение. Изучение опыта государственного участия в экономическом развитии передовых стран мира интересно и познавательно само по себе. Но для нас существует еще и проблема использования такого опыта с учетом ошибок предшественни­ков, его адаптации к современным рыночным ус­ловиям России. Роль государства в экономичес­кой жизни огромна. И так было на протяжении последних пяти столетий, хотя роль эта постоян­но менялась. Призывы резко ограничить вмеша­тельство государства в экономику отражали все­го лишь противостояние окрепшей промышлен­ной буржуазии сначала феодальному, а затем новому государству, уже буржуазному, но вос­принявшему многое от феодализма. После пол­ного утверждения капиталистических рыночных отношений идеологи нового строя вынуждены были отказаться от категорического отрицания роли государства в хозяйственной жизни. Разнузданное господство монополий в ряде стран с последней трети XIX в., системный кри­зис, выразившийся в глобальной депрессии 30-х годов, борьба двух социально-политических сис­тем - все это требовало активного государствен­ного вмешательства в процессы воспроизводства. Однако по мере решения указанных проблем ста­новилось все очевиднее, что есть и некоторые бо­лее общие основания для активного государст­венного вмешательства в экономическую дея­тельность субъектов. Несомненна тенденция к усилению роли госу­дарства во всех сферах экономики. Вместе с тем тенденция эта не является прямолинейной. Госу­дарственное вмешательство используется тогда, когда собственно рыночные механизмы дают сбой. В этих случаях воспроизводство корректи­руется таким образом, чтобы после наладки ры­ночного механизма государственное вмешатель­ство можно было ослабить или свернуть. Уместно вспомнить многочисленные попытки российских неолибералов доказать, что там, где государство меньше вмешивается в экономику, все социально-экономические показатели лучше. Не ставя под сомнение такого рода связь, заметим, однако, что здесь все поставлено с ног на го­лову: именно там, где саморегулирующаяся эко­номика успешно решает проблемы, необходи­мость прямого государственного вмешательства в воспроизводственный процесс меньше, нежели в странах, где по ряду причин саморегуляция хо­зяйственного механизма ослаблена. Другими словами, причиной меньшей активно­сти государства служит более высокая эффектив­ность саморегулирования экономики, а не наобо­рот. Доказывая обратное, адепты неолиберализма делают ложный вывод: если целенаправленно уменьшать присутствие государства в хозяйствен­ной жизни, то это якобы чуть ли не автоматичес­ки будет способствовать росту эффективности национальной экономики. Такого рода теоретические обоснования при­званы обеспечить вполне определенную полити­ку, приносящую ощутимые доходы некоторым конкретным кругам. Достаточно вспомнить не­давнюю российскую эпоху, которую теперь кри­тикуют, в частности, за якобы избыточное госу­дарственное присутствие в экономике. На деле же именно отсутствие должного государственного контроля привело к массированному разграбле­нию госсобственности и вакханалии коррупции. Хотя и здесь сущность и явление не совпадали: ви­димое отсутствие государственного регулирова­ния, казалось бы, почти стихийного процесса бы­ло всего лишь прикрытием направляемого в ин­тересах определенных кругов государственного вмешательства (и невмешательства - где это бы­ло выгодно "рулевым") в процессы массовой бес­платной приватизации. Здесь правильный вопрос об эффективном сочетании конкретных форм го­сударственного участия подменяется примитив­ной идеей о простом ограничении такого участия. Правовой основой государственного вмеша­тельства служит сама природа государственной по преимуществу организации социальной жизни общества, в том числе экономики. Однако всегда существовала и материальная основа такого вме­шательства. На протяжении очень длительного времени не только в марксизме считалось, что без собственности на часть национальных ресур­сов и/или средств производства вмешательство государства в экономику попросту невозможно. Степень вмешательства вплоть до недавнего вре­мени ассоциировалась прежде всего со степенью огосударствления национальных ресурсов. Счи­талось, что чем больше национального капитала в руках государства, тем выше степень его вме­шательства, шире его возможности эффективно регулировать народное хозяйство. Эти представ­ления господствовали не только в социалистичес­ких странах, но и на Западе. И в самом деле: на протяжении многих десяти­летий наблюдалась достаточно тесная статисти­ческая зависимость между величиной (долей) гос­сектора в экономике и степенью госучастия в пе­рераспределении национального дохода. Такая корреляция наблюдалась не только при сравне­нии стран капитализма и социализма, но и внутри всей группы индустриально развитых капиталис­тических стран. Так продолжалось до конца 70-х годов XX в., когда направления динамики двух па­раметров разошлись: удельный вес государства в национальном доходе продолжал в целом расти, а доля госсектора заметно сокращалась. Стало яс­но, что однонаправленное изменение этих двух параметров - всего лишь частный случай такой связи. Практика убедительно показала, что соци­ально-экономическая эффективность и степень регулируемости национальной экономики не свя­заны непосредственно с мерой огосударствления национальных ресурсов. Причины этого разнообразны. Начнем со сравнительной эффективности предприятий го­сударственного и частного секторов. Долгое вре­мя считалось, что даже в зрелой рыночной эконо­мике государственное предприятие действует как обычное частное. Казалось очевидным, что при функционировании в одной и той же рыночной среде особого отличия в эффективности пред­приятий двух разных видов собственности быть не должно. Однако во второй половине XX в. представле­ние о том, что рынок сам все расставляет по сво­им местам, постепенно подрывалось. Не стало ка­таклизмов, прерывавших развитие экономики почти всех стран мира в первой половине века (мировые войны и Великая депрессия). Исчезли и основания списывать на чрезвычайные и времен­ные обстоятельства факторы, модифицировавшие поведение госпредприятий на рынке. Все более очевидным становилось, что, несмотря на рыноч­ную среду обитания и квазирыночное поведение, они заметно уступают частным предприятиям по эффективности. То же демонстрировал и ход эко­номического соревнования двух систем. Именно в первой половине 70-х годов произошел перелом в динамике интегральной макроэкономической эффективности народного хозяйства СССР: по расчетам разных, в том числе и советских эконо­мистов, примерно с 1972-1973 гг. она практически перестала расти на фоне относительно медленно­го, но устойчивого роста этого показателя в западных странах. А в конечной основе замедления, а затем и стагнации народнохозяйственной эф­фективности лежит динамика эффективности предприятий.
В пределах самих западных стран нарастала волна консерватизма. Расхожим примером стало сравнение деятельности двух автогигантов во Франции. Государственное предприятие "Рено" с 1960 по 1980 г. получило в качестве бюджетных дотаций 5.8 млрд. фр., уплатив налогов на сумму 1.7 млрд., а частное предприятие "Пежо" за тот же период уплатило 11 млрд. налогов, не получив из бюджета ни франка. Рост убытков предприя­тий госсектора при тенденции к росту дефицита госбюджетов поставил перед правительствами и идеологами западных стран вопрос об экономи­ческих пределах расширения госсектора. И здесь теория шла за практикой, а не наоборот.
Как показал мировой опыт последних трех де­сятилетий, а затем частично отразила и теория экономики госсектора, существуют и более тон­кие факторы, определяющие конечную эффек­тивность фирмы, чем сама по себе принадлеж­ность ее к той или иной форме собственности. Это обнаружилось по мере накопления опыта уп­равления фирмами на основе разных школ управ­ления, в разных моделях экономики, в условиях ускорения технического прогресса и повышения качества экономического роста.
Глава 1. Сущность государственной собственности. 1.1. Понятие государственной собственности. В экономической теории и статистике госу­дарственная собственность определяется через отрицание: собственность не частная считается публичной. Она разделяется на собственно госу­дарственную (центральную, федеральную), муни­ципальную (собственность местных органов уп­равления и самоуправления) и промежуточную (собственность штатов в США и некоторых дру­гих странах, земель - в Германии, Австрии, субъ­ектов федерации - в России и других странах). Однако даже терминологически грань между частной и нечастной собственностью оказывает­ся довольно размытой. Примером может служить употребление в США названия "публичная кор­порация" в двояком смысле: во-первых, публич­ная как не частная, а муниципальная; во-вторых, как акционерное общество открытого типа. В по­следнем случае она противопоставляется не госу­дарственной или муниципальной форме собст­венности, а другому типично частному предприя­тию - акционерному обществу закрытого типа, частному товариществу с ограниченной ответст­венностью, семейной фирме или фирме с одним владельцем. Отсюда же и массовое представление (в тео­рии и праве) о том, что публичный сектор эконо­мики сформирован безотносительно, нейтрально к форме собственности и представляет собой со­вокупность предприятий (собственно государст­венных, смешанных и/или частных), охватываю­щих ключевые общенациональные и стратегиче­ские сферы экономики. В частности, отсюда чисто статистические сложности вычленения госсектора экономики, не говоря о трудностях, связанных с наличием смешанных и квазипублич­ных предприятий, в которых присутствует как го­сударственный, так и частный капитал или фи­нансы. Отсюда же и другой, пока еще удивляющий нас феномен: отсутствие интереса со стороны статистических органов к постоянному наблюде­нию за государственным сектором как имущест­вом государства. Вместе с тем органы статистики и правительства ведут тщательный учет публич­ных финансов. Это отсутствие видимого интереса к публичному сектору как особой форме собст­венности объясняется тем, что этот сектор фак­тически чаще всего отождествляется с его финан­сами, а не с материально-вещественной основой. Определенные основания для такого смеще­ния акцентов существуют. Во-первых, вообще внимание западной экономической теории и практики государственного управления концент­рируется не столько на "запасе", чем является ма­териально-вещественная основа любой собствен­ности, сколько на финансах, которые по своей природе являются "потоками". Во-вторых, фи­нансовые потоки как объект государственного управления требуют гораздо большего внимания, чем относительно малоизменчивые, стабильные и трудно определяемые количественно "запасы" государственной собственности. В-третьих, сама публичная собственность как особый объект уп­равления проявляется прежде всего именно через финансы. Наконец, как уже отмечено, нарастает внутренний парадокс (с точки зрения недавних представлений), смысл которого можно сформу­лировать следующим образом: государственная собственность как основа регулирующей роли го­сударства во всех экономических и социальных процессах относительно уменьшается, а роль го­сударства в экономике растет. Феномен отсутствия видимого интереса стати­стических органов и правительств западных стран к своей собственности для нас удивителен еще и потому, что мы помним недавнее социали­стическое прошлое, в котором управление эконо­микой было действительно немыслимо и невоз­можно без учета и статистики государственной собственности. Но эта необычность даже в пере­ходной российской экономике уже почти исчезла. Что дает знание статистики предприятий, в которых доля российского государства составляет или 100% (их примерно 400), или более 50% (их около 470), или от 25 до 50% (их примерно 1600)? Парла­мент и правительство интересует другой вполне правомерный и более актуальный вопрос: какие доходы получает госбюджет от этой собственнос­ти, соответствуют ли они объему собственности государства? Определить объем госсобственности чрезвы­чайно трудно. Действительно, как ее измерить, если рынок не в состоянии правильно оценить ка­питализацию предприятий? Вопросов подобного рода множество, а ответов на них практически нет. Ведь до сих пор не произведена инвентариза­ция госпредприятий, госимущества в стране и за рубежом. Статистика госсектора сводится поэто­му к измерению величины доходов, которые фак­тически поступают в бюджеты всех уровней, а также субсидий, дотаций, субвенций. А это есть статистика всего лишь финансов госсектора. Диапазон составляющих государственного (публичного) сектора очень велик: от чисто госу­дарственных предприятий до смешанных, от фи­нансов центрального правительства до финансов органов местного самоуправления, от прямого владения правительством предприятиями, произ­водственными фирмами (то есть государственная предпринимательская деятельность) до чисто правовых способов воздействия на частные фир­мы, от сугубо национальных до международных организаций и финансов. Отсюда ясно, что мас­штабы государственной (публичной) экономики огромны, хотя и трудно определимы с высокой точностью. 1.2. Государственное вмешательство в экономику. Государственное вмешательство в экономику, его степень и эффективность до недавнего време­ни ассоциировались с рядом форм проявления, которые отражаются в достаточно легко получа­емых статистических индикаторах. Эти формы и соответствующие им индикаторы условно сгруп­пируем следующим образом. На первом месте по массовости использования стоит доля и роль государственного сектора в на­циональной экономике, что статистически прояв­ляется в удельном весе нечастного сектора в ВВП или ВНП; в отношении госзакупок товаров и ус­луг к объему ВВП; в доле ВВП, концентрируе­мой госбюджетом всех уровней; в удельном весе занятых в нечастном секторе экономики в общей численности занятых.
Далее идет масштаб и относительное место публичной материально-вещественной собствен­ности, измеренной в стоимостных показателях, во всех активах национальных субъектов эконо­мики (или в национальном богатстве страны), в доле работающих на предприятиях госсектора в общей численности занятых. Здесь рассматрива­ется непосредственно предпринимательская деятельность государства как собственника матери­альных и финансовых активов, капитала в сфере производства, транспорта, коммуникаций, стра­хования и других отраслей сферы услуг, то есть в сфере производства товаров и оказания любых рыночных услуг, в отличие от деятельности орга­нов и учреждений сугубо общественного характе­ра, не производящих рыночные услуги (госуправ­ление, армия, государственное здравоохранение и пр.).
На третьем месте - роль и место государства в нематериальных активах страны, на четвертом -собственно институционально-правовые аспекты государственного регулирования и их роль в эко­номическом развитии нации, интеграционных со­юзов стран, мировой экономики. Мы рассмотрим только первые две формы проявления и количе­ственного выражения госсектора в западных странах. Приведенная классификация, хоть и не­достаточно последовательна, но вполне приемле­ма для наших целей. Несмотря на кажущееся обилие информации по большинству перечисленных показателей, есть определенные статистические трудности из­мерения. Кроме того отсутствует должное внима­ние к статистике госсобственности на средства производства (ресурсы) со стороны националь­ных и международных статистических органов. Трудно квантифицируемы параметры государст­венного сектора и регулирования, связанные с собственно управленческими, правовыми и ин­ституциональными характеристиками. Весьма непроста проблема сопоставления деятельности государственного и частного секторов. Если про­дукция частного сектора измеряется в текущих ценах реализации, то значительная часть товаров и услуг, производимых госсектором, передается потребителям или по себестоимости, или со скид­ками, а часто и безвозмездно. Таким образом, статистический объем продукции госсектора за­ведомо занижается по сравнению с частным сек­тором. Все трудности статистически преодоли­мы, но этому не уделяется достаточного внима­ния. Роль предпринимательской деятельности го­сударства можно измерить в двух стоимостных показателях: доле госсобственности в националь­ном богатстве страны и в действующих производ­ственных активах. Поскольку регулярной и до­статочно точной статистики такого рода ни в од­ной из западных стран не ведется, очень сложно отделить эти два показателя друг от друга, поэто­му в дальнейшем они будут перемежаться. Необходимо сделать уточнение периодов, к которым относятся те или иные оценки. Можно выделить период до 1980 г. и после. Дело в том, что в 80-90-е годы практически весь западный мир охватила беспрецедентная волна приватиза­ции, серьезно изменившая всю панораму государ­ственного предпринимательства и государствен­ного участия в экономике. Конечно, спорадичес­ки и фрагментарно приватизация после Второй мировой войны проводилась практически во всех странах Запада. Но это были отдельные акции, связанные с преходящими обстоятельствами. Приватизация же 80-90-х годов отличалась своим размахом, массовостью, причем ее проводили правительства как консервативного, так и соци­ал-демократического толка. Достаточно привести несколько цифр, чтобы стал ясен масштаб явления. Только между 1985 и 1993 гг. объем продажи госсобственности част­ным инвесторам в 100 странах западного мира со­ставил примерно 330 млрд. долл. В одном 1992 г. эта сумма превысила 70 млрд. долл. В подавляющем большинстве стран западного мира предприятия госсектора уступали по эф­фективности предприятиям частного сектора. Практически повсеместно рос масштаб субсиди­рования госпредприятий, что неизбежно способ­ствовало росту бюджетного дефицита и внутрен­него долга. И именно необходимость решения финансовых проблем стала одним из важных мо­тивов массовой приватизации как способа приве­дения в порядок государственного хозяйства. Проиллюстрируем примерами ситуацию, сло­жившуюся к 80-м годам. Значительная количест­венная роль госсектора в Португалии после 1974 г. сочеталась с его неэффективностью: между 1974 и 1984 гг. объем убытков в национализированной промышленности равнялся примерно трети объ­ема годового ВВП. Во Франции только в начале 80-х годов среднегодовые субсидии государства предприятиям госсектора составляли, по оцен­кам, примерно 50 млрд. фр. Германия, где пред­приятия госсектора мало уступали по эффектив­ности частному сектору, после воссоединения по­лучила примерно 13 тыс. крупных и средних восточных предприятий, подавляющее большин­ство которых были безнадежно убыточными. Та­ким образом, простое избавление от убыточных предприятий облегчало финансовое бремя прави­тельств, улучшало бюджет, уменьшало платежи по внутреннему долгу, увеличивало средства пра­вительств на социальные программы. Второй по значению мотив - стремление по­высить эффективность национальной экономики за счет структурной перестройки, увеличив долю более производительного частного сектора. Третий мотив - повышение конкурентоспособности национальной экономики. И, наконец, четвертый -чисто идеологический, для сторонников рыноч­ных решений проблем. В этом отношении бри­танский опыт противостояния лейбористов и то­ри можно рассматривать как классический слу­чай. Совершенно ясно, что такая масштабная при­ватизация не могла не сократить предпринима­тельскую деятельность государства. Если до это­го наблюдалась тенденция к росту государствен­ного участия в предпринимательстве в целом во всей группе развитых капиталистических стран, то в 80-е годы наступил явный перелом. Данные о доле государственного сектора в на­циональном богатстве развитых стран Запада противоречивы и фрагментарны, что связано бо­лее всего с трудностями их учета. Приведем неко­торые оценки. В середине 80-х годов удельный вес госсобственности всех видов в материальном богатстве США оценивался в 20%, хотя в обраба­тывающей промышленности на долю госсектора приходился всего лишь 1% капитала (активов). Доля государства в национальном богатстве Япо­нии оценивается примерно такой же цифрой, а в производственном капитале (активах) промыш­ленности и сельского хозяйства - примерно в 2%. Во Франции доля государства в национальном бо­гатстве за тот же период оценивалась примерно в 40%. Самыми огосударствленными экономиками (по совокупности всех критериев) среди развитых западных стран до 1980 г. были Португалия, Ита­лия, Австрия, Франция и Швеция. Рассмотрим теперь развитые страны с весьма различающимися структурами публичного и ча­стного секторов. Если США известны относи­тельно скромной ролью государства в предприни­мательской деятельности нации, то Австрия, на­оборот, — страна с самой высокой активностью государства в этой области и наивысшей долей госсобственности в национальном капитале и на­циональном богатстве из всех стран ОЭСР. По данным на середину 80-х годов, в Австрии госсоб­ственность составляла более 75% в почтовой службе, телекоммуникациях, электро- и газо­снабжении, добыче нефти и угля, металлургии, железнодорожном и воздушном транспорте. А в США есть только одна отрасль с такой долей го­сударственной собственности - почтовая служба. Во всех остальных перечисленных отраслях эта доля гораздо ниже 25%.
Тем не менее структура государственной (пуб­личной) собственности в США очень сложна. В качестве ее субъектов выступают федеральное правительство, правительства штатов и органы местной власти (к ним относят графства, муници­палитеты, городские управления, управления школьных округов и управления особых окру­гов). Численность местных органов власти имеет тенденцию к сокращению: в 1942 г. их насчитыва­лось 155 тыс., а в 1992 г. - около 87 тыс.
Все местные органы власти административно, финансово и политически независимы. Их дея­тельность финансируется из бюджетных средств и собственных источников. Причем на последние приходится подавляющая часть доходов. Однако чем ниже уровень местной власти, тем этот ис­точник относительно ограниченнее. По данным за 1992 г., из всех доходов штатов (около 745 млрд. долл.) доходы из собственных источников равня­лись 574 млрд., или 77%. А из доходов местных органов власти (648 млрд. долл.) за счет собствен­ных источников получено 216 млрд., то есть всего треть. В собственных источниках доходов льви­ная доля приходится на налоги и сборы. Таким образом, собственно производственная деятель­ность местных органов занимает в их хозяйствен­ной жизни незначительное место. А основным ис­точником доходов являются налоговые поступле­ния. В расходах федерального правительства на инвестиционные вложения непроизводственного характера приходится (данные 1992 г.) чуть боль­ше 6%, правительств штатов - 7, местных орга­нов власти - 12%. В прямой собственности федерального прави­тельства США находится незначительная часть капитала страны. При отсутствии регулярной го­сударственной статистики совокупного капитала об абсолютных масштабах этой собственности можно судить по ряду признаков. Федеральному правительству принадлежат 650 млн. акров земли (1991 г .), причем эта площадь постепенно сокра­щается (в 1980 г. она составляла 720 млн. акров). Ему принадлежит 441 тыс. зданий (1991 г.), и чис­ло это постоянно растет. Есть несколько государственных и полугосу­дарственных корпораций, в собственности кото­рых находится отрасль или ее часть. В первую очередь это почтовая служба США, полностью государственная корпорация, занимающая моно­польные позиции по ряду позиций (например по почтовым отправлениям первого класса). Другими немногими собственниками средств производства и субъектами рынка являются государственная корпорация "Амтрак" (Национальная железнодо­рожная пассажирская корпорация), владеющая почти 24 тыс. миль железных дорог на востоке и северо-востоке, и "Конрейл" (Консолидированная железнодорожная корпорация), собственница 17 тыс. миль железных дорог в 17 штатах. Изве­стной государственной корпорацией в США явля­ется ТВА (Управление ресурсами бассейна Тен­несси), ведущая производственную деятельность в семи штатах. Наконец, есть Управление государ­ственным земельным фондом США, в распоряже­нии которого находится более 60% государствен­ного земельного фонда - около 400 млн. акров. В США существует особая форма управления и распоряжения собственностью, которая являет­ся или государственной, или полугосударствен­ной, или имеет особый статус, трудно определи­мый с традиционной точки зрения. Такого рода собственность и такого рода предприятия и назы­вают квазипубличными. Все находящиеся за пре­делами федерального правительства так называ­емые независимые корпорации, независимые ре­гулирующие комиссии и независимые агентства (их всего 62) располагают капиталами и актива­ми, которые достигают огромных масштабов. Все эти субъекты хозяйствования - как отме­ченные выше корпорации, занимающиеся непо­средственно производственной деятельностью, так и многие другие, например, Национальное аэроко­смическое агентство (НАСА), Эксимбанк США, Федеральная резервная система (ФРС). Нацио­нальная администрация кредитных союзов - обла­даю! огромными ресурсами. Они действуют в сфе­ре производства, научных исследований, финансов. Крупными собственниками капиталов и имущест­ва являются министерства (их всего 14), например, обороны, транспорта, энергетики, казначейство. Общим для обоих типов управленческих госу­дарственных организаций (правительственных и "независимых", хотя они по существу и по своему юридическому статусу государственные) являет­ся то, что все же большинство их не занимается непосредственно производственной деятельнос­тью, а функционирует как обычный госорган уп­равления с регулирующими функциями, харак­терными для любого госоргана управления в ры­ночной экономике. Интересно отметить, что начало массовому созданию таких независимых агентств прави­тельства положила эпоха рузвельговского Ново­го курса (свыше четверти нынешнего состава этих агентств). Более половины из нынешних 62 созданы после 1951 г., в том числе 10 - за период с 1979 г. Эти данные также свидетельствуют о том, что государственное вмешательство в эко­номику остается характерной чертой США, а его формы и методы совершенствуются. Идет посто­янный процесс формирования все новых органов регулирования и изменения статуса уже сущест­вующих органов управления. Динамика госсектора в экономике США несет на себе печать истории страны. В годы Второй мировой войны его роль значительно возросла. В 1943 г. доля занятых в нем возросла до 26% про­тив 7% в 1930 г. Удельный вес госсектора в наци­ональном производстве возрос за тот же период примерно с 4.5 до 16%. В период послевоенной ре­конверсии эта доля резко уменьшилась: в 1947-1948 гг. она сократилась примерно вдвое по срав­нению с военным пиком как по показателю ВНП, так и по численности занятых. Однако в последу­ющем вновь начался рост, пик которого пришел­ся на 1970-1975 гг., когда госсектор давал 13.2% ВНП. С тех пор его доля медленно сокращается. В текущих ценах госрасходы и валовые прави­тельственные инвестиции в США составили в 1979 г. 19.6% ВНП, в 1989 г. - 20, в 1999 г. - 17.6% ВНП. В постоянных же ценах эта тенденция вы­ражена более ярко и длится значительно дольше. Правда, из-за отсутствия методики указанных расчетов невозможно сколько-нибудь достовер­но оценить ряд противоречий в этих параметрах. Несмотря на относительно слабое участие го­сударства в непосредственной предприниматель­ской деятельности, его роль оказывается не столь малой, как это представляется с первого взгляда. Неким результирующим показателем этой роли может служить доля государства в национальном богатстве страны, которая, как уже отмечено, со­ставляет примерно 25%. Это показывает, что в США проводится не такая политика отстранен­ности государства, как это часто афишируется, кстати, и самим правительством. В Великобритании в течение почти четырех десятилетий после Второй мировой войны дли­лась эпоха "качелей власти": всякий приход лей­бористов к власти приводил к национализации ря­да базовых отраслей, а сменявшие их консервато­ры осуществляли денационализацию тех же отраслей. Максимальных значений государствен­ный сектор британской экономики достиг во вто­рой половине 70-х годов. Тогда существовали особые государственные корпорации, крупней­шими из которых были Национальный совет угольной промышленности, Британские газ и электроэнергетика, Британская стальная корпо­рация, Британская почтовая служба, Британские железные дороги, Национальная корпорация грузовых перевозчиков, Британские авиалинии. Британская аэрокосмическая корпорация. Бри­танская судостроительная корпорация. Нацио­нальная автобусная компания, "Бритиш телеком" и ряд других, более мелких компаний.
В национализированных отраслях работало несколько больше 8%, а во всем секторе — около 25% всех занятых в стране. Иными словами, в производстве на государственных предприятиях работала третья часть всех занятых в публичном секторе. В собственности правительства находи­лось примерно 17% стоимости акций и других ценных бумаг страны.
В результате приватизации большинства ранее национализированных отраслей, осуществленной правительством М. Тэтчер, а также структурных сдвигов в экономике страны в конце XX в. доля государственных предприятий в производстве и услугах сократилась до незначительного уровня, не превышающего 3% ВНП. О масштабах про­цесса можно судить по следующим данным: толь­ко в 1988-1992 гг., которые в основном заверши­ли эту волну приватизации, среднегодовое отно­шение приватизированного капитала (фондов) к ВВП страны составляло почти 1%. В абсолют­ных масштабах это были весьма заметные суммы - более 44 млрд. долл. только за эти пять лет. Огромный интерес с рассматриваемой точки зрения представляет Япония. Именно здесь грань между частной и публичной собственностью (и сектором) наиболее размыта и наглядно видны статистические трудности ее определения. В стране существуют два типа публичных корпора­ций, которые разделяются на два подвида: прямо­го правительственного и косвенного подчинения. К первым относятся несколько собственно госу­дарственных предприятий (корпораций) в класси­ческом для Запада смысле: почтовая служба, лес­ное ведомство, государственное управление ти­пографий. Публичные предприятия косвенного подчинения классифицируются в зависимости от степени контроля и финансирования правитель­ством или парламентом их деятельности. В этой категории предприятий целая гамма ви­дов, классификация которых опирается на весьма произвольные критерии. Среди них токусю ход-зин - корпорации центрального и местного под­чинения, созданные особыми парламентскими актами, и специальные корпорации - кося. И те, и другие представляют собой некий аналог амери­канских "независимых" агентств и корпораций. Министерства "создают целевые и временные предприятия - коданы. Их разновидностью явля­ются джигоданы, отличающиеся порядком фи­нансирования: в первом случае его источники многообразны, во втором - это соответствующие министерства. Публичные специализированные финансовые корпорации - коко - играют роль вспомогатель­ного сектора финансовой системы, используя в своей деятельности не только критерий прибыльности, но и установки, задаваемые центральными органами власти страны - парламентом и прави­тельством. Существуют еще два вида финансо­вых публичных банков - токусю гинко и кинко. Есть смешанные (с участием государственного капитала) акционерные общества - токусю кай­ся, а также фонды, ассоциации содействия и ассо­циации взаимной помощи. Наконец, имеется та­кой вид публичных корпораций, как некоммерче­ские организации разного рода, связанные с правительственными органами неформальными отношениями, через которые государство в зна­чительной мере определяет их деятельность. Та­ким образом, в Японии спектр предприятий, от­носящихся к публичному сектору, весьма широк. Пожалуй, он многообразнее и шире, чем в ос­тальных развитых капиталистических странах. В начале 80-х годов в Японии был разработан проект административно-хозяйственной рефор­мы, целями которой были оздоровление государ­ственных финансов, приватизация части государ­ственных предприятий, сокращение госаппарата и расходов на него. В результате приватизации бюджет только за 1988-1992 гг. получил более 23 млрд. долл. Однако сами масштабы приватиза­ции были весьма скромными, о чем можно судить по следующему показателю: отношение привати­зированных активов к объему годового ВВП в среднем за год в течение этого периода составило чуть более 0.1%. Основными формами привати­зации стали превращение части публичных кор­пораций в смешанные, снижение степени участия государства в ряде корпораций, и только часть го­сударственных корпораций прямого подчинения были полностью приватизированы. Их привати­зация и дала указанные суммы в бюджет. В Германии число фирм, в которых федераль­ному правительству принадлежало не менее 25% акций, составляло в 1970 г. 697, а в 1982 г. - уже 958. В соответствии с конституцией обеспечива­лась государственная монополия на железные до­роги федерального подчинения, почтовые услуги и некоторые виды коммуникаций, внутреннюю водную систему. Хотя в целом доля госсектора в Германии была ниже, чем в большинстве других западноевропей­ских стран, все же приватизация началась. Если в 1986 г. федеральное правительство участвовало прямо или косвенно в капитале 463 предприятий, то уже в 1989 г. - только в 309. За 1982-1989 гг. правительство продало акции 570 компаний. Счи­тается, что в публичном секторе Германии в нача­ле 80-х годов соотношение федеральной и земель­ной собственности составляло 2 : 1. В течение 80-х годов были приватизированы крупнейшие зе­мельные банки страны - "Вестдойче ландесбанк" (активы 141 млрд. марок), "Байерише ландес­банк" (115 млрд. марок) и другие земельные банки. Франция долгое время была страной с высо­ким удельным весом госсектора в национальной экономике. Пришедшие в 1981 г. к власти социа­листы объявили в соответствии со своей про­граммой о планах дальнейшей национализации. Но госсектор стал головной болью правительст­ва. Только в 1981-1985 гг. предприятиям госсек­тора пришлось предоставить субсидий на общую сумму более 150 млрд. фр. и примерно 10 млрд. фр. фактически безвозвратных кредитов. Стало ясно, что предел такого "эффективного хозяйст­вования" близок. В 1984 г. госсектор представля­ли примерно 600 концернов с 2.3 млн. занятых. Пик доли госсектора в производстве пришелся на 1985 г., когда он достиг 24% ВВП и примерно 18% занятых. В 1986 г. начался процесс самой крупной в ис­тории страны приватизации госпредприятий. Сначала были приватизированы 66 крупнейших компаний (42 — в банковском секторе, 13 — в стра­ховом, 9 - в промышленности, 2 - в коммуникаци­ях) с общим числом занятых 750 тыс. Однако аб­солютные масштабы сокращения госсектора оказались не столь большими, как в Великобри­тании или даже в Новой Зеландии. Вообще в Австралии и Новой Зеландии прива­тизация рассматриваемой волны оказалась самой эффективной, возможно, потому, что она прово­дилась социал-демократическими правительства­ми, весьма ответственно отнесшимися к такой не­свойственной социалистам функции. В Новой Зе­ландии за 1988-1992 гг. среднегодовое отношение приватизированного капитала (активов) к объе­му ВВП превысило 3.5% (максимальная для за­падных стран величина), что дало бюджету этой небольшой страны за пять лет около 8 млрд. долл. В Австралии этот доход госбюджета пре­высил 4.5 млрд. долл. Приведем данные по другим развитым стра­нам. Доходы от приватизации за те же пять лет составили (млрд. долл., в скобках - отношение приватизированных активов к ВВП в среднем за год, %): в Германии более 27 (0.4), Японии - при­мерно 23 (0.12), Швеции - более 4 (0.4), Австра­лии - 4.5 (0.3), Канаде - 5.7 (около 0.2), Испании -2.7 (0.9), Голландии - 2.4 (0.15), Италии - 3.4 (0.4), Португалии - 1.3 (1.1), Мексике - более 20 (1.7), в Аргентине - более 9 (1.3%). Для сравнения: в России доля доходов от приватизации в консо­лидированном бюджете (его доходной части) со­ставила в 1993 г. всего 0.4%, в 1994 г. – даже 0.1%.
Так называемая консервативная волна 80-х го­дов, более всего связанная с именами Р. Рейгана и М. Тэтчер, была реакцией на заметное снижение эффективности госпредпринимательства и избы­точного вмешательства в экономику. В спорах по поводу роли государства в решении социально-экономических проблем в большинстве индуст­риально развитых стран Запада взяли верх про­тивники дальнейшего огосударствления. Роль государства как предпринимателя существенно сократилась. Соответственно уменьшилась его доля в национальном промышленном и финансо­вом капитале.

Глава 2. Роль, назначение и использование государственной собственности. В первой главе мы уделили основное внима­ние таким важным формам проявления государ­ственного вмешательства в экономику, как пуб­личная (государственная) собственность в нацио­нальном богатстве страны и основанная на ней предпринимательская деятельность государства. То есть рассматривалась производительная функция государства. Во второй главе уделим основное внимание анализу долговременных тенденций, статистичес­ки выражающих изменение места государства как потребителя в национальной экономике раз­витых стран и активного участника перераспре­деления созданного национального продукта. 2.1. Госсобственность и распределительная функция государства. Мы рассмотрим статистические формы прояв­ления распределительной функции государства. Рассмотрим такую форму государственного учас­тия в национальной экономике, как перераспре­деление ВВП (ВНП) или национального дохода. Обычно в качестве параметра берется соотноше­ние бюджетных доходов (или расходов) всех уровней и объема произведенного ВВП или ВНП. При этом оговоримся, что траектории ВВП и ВНП близки в такой степени, что нет особой не­обходимости при анализе их динамики количест­венно измерять разницу между ними в каждой конкретной точке времени: эта разница практи­чески неизменна, точнее, она меняется, но отно­сительно медленно, и в каждой стране в каждый данный момент ею можно пренебречь. В США величина государственных расходов всех уровней управления (федерального, регио­нального, местного) по отношению к объему ВНП (в текущих ценах) за почти вековой период изменялась следующим образом (%): 1913 г. -7.1, 1929 г.-8.1. 1940г.- 12.4, 1950г.-24.6, 1960г.-28.1, 1970 г. - 33.2, 1980 г. - 35.4, 1990 г. - 40. Те же показатели для Германии (%): 1913 г. - 15.7, 1928г.-27.6, 1950г.-37.5, 1959г.-39.5, 1969г.-42.5. В табл. 1 приводятся аналогичные данные другого исследователя за 1938-1973 гг. Известные исследователи В. Танци и Л. Шук-нехт собрали уникальную статистику за более чем вековой период (около 130 лет) по 17 (иногда по 14) индустриально развитым странам ОЭСР, на которые приходится свыше 90% ВВП этих стран и более 2/3 мирового ВВП (Австралия, Ав­стрия, Бельгия, Канада, Франция, Германия, Ир­ландия, Италия, Япония, Нидерланды, Новая Зе­ландия, Норвегия, Испания, Швеция, Швейцария, Великобритания, США). Как ни странно, этого исследования нет даже в крупнейших библиоте­ках России. Сразу оговоримся, что приводимые ниже данные нельзя считать абсолютно точны­ми, ибо методология исчисления этих показате­лей менялась. Кроме того существуют неизбеж­ные неточности и национальные различия в ста­тистике государственных финансов, однако для выявления общей тенденции эти погрешности не имеют значения (табл. 2). Вполне естественно, что и по совокупным го­сударственным доходам картина окажется в це­лом такой же, отличаясь лишь на величину дефи­цитов государственных бюджетов (табл. 3). По остальным восьми странам ОЭСР есть дан­ные о доходах только центральных правительств. В среднем динамика показателя была там такой (% ВВП): 1870 г. - 7.2, 1913 г. - 5.8, 1920 г. - 10, 1937г.- 11.6, 1960г.-29.7, 1980г.-43.4, 1990г.-45.5, 1997 г. - 46.4. Если теперь взять всю группу из 17 стран с учетом доходов только центральных правительств (таких стран здесь 8) и доходов пра­вительств всех уровней для первой подгруппы стран (их 9), то динамика окажется следующей (% ВВП): 1870 г. - 9.3, 1913 г. - 8.8, 1920 г. - 13.7. 1937 г. - 16.6, 1960 г. - 28.7, 1980 г. - 40.1, 1990 г. -42.2, 1997 г. - 43.5. Налицо всеобщая и генераль­ная тенденция. Теперь посмотрим на динамику доли занятых в государственном секторе как на нейтральный к стоимостным статистическим показателям изме­ритель роли государства в национальной эконо­мике (табл. 4). Здесь мы видим ту же генераль­ную тенденцию. Даже сокращение предпринима­тельской роли государства в 80-90-х годах XX в. в результате массовой приватизации не перело­мило длительную тенденцию к росту удельного веса занятых в публичном секторе. Во всей этой группе стран за 1980-1994 гг. она возросла на Таблица 1. Общие государственные расходы в веду­щих странах ОЭСР, % ВВП 1938г. 1950г. 1973 г. Франция Германия Нидерланды Великобритания 23.2 42.4 21.7 28.8 27.6 30.4 26.8 34.2 38.8 42.0 45.5 41.5 Таблица 2. Общие государственные расходы в 14 странах ОЭСР, % ВВП1 1870г. 1913г. 1920г. 1937г. 1960г. 1980г. 1990г. 1996г. Австралия 18 16 19 15 21 34 35 36 Австрия 10 17 15 21 36 48 39 52 Канада 17 25 29 39 46 45 Франция 13 17 28 29 35 46 50 55 Германия 10 15 25 34 32 48 45 49 Италия 14 17 30 31 30 42 53 53 Япония 9 8 15 25 17 32 31 36 Новая Зеландия 25 25 27 38 41 35 Норвегия 6 9 16 12 30 44 55 49 Швеция 6 10 11 16 31 60 60 64 Швейцария 16 14 17 24 17 33 34 39 Великобритания 9 13 26 30 32 43 40 43 США 7 8 12 20 27 31 33 32 В среднем 11 13 20 24 28 42 43 45 Таблица З. Государственные доходы в 9 странах ОЭСР, % ВВП 1870г. 1913г.
1920г. 1937 г. 1960г. 1980г. 1990г. 1997 г. Австралия 17.8 16.7 19.4 14.9 24.4 29.7 35.5 35.1 Франция 15.3 13.7 17.9 20.5 37.3 46.1 48.3 50.6 Италия 12.5 14.7 24.2 31.1 24.8 36.9 42.4 47.9 Ирландия 9.6 11.8 23.2 26.3 27.5 35.9 36.7 37.0 Япония 9.5 18.8 27.6 34.2 32.1 Новая Зеландия 24.7 27.0 52.1 47.6 Норвегия 4.3 7.7 11.5 10.9 32.4 49.0 52.3 52.1 Великобритания 8.7 11.2 20.1 22.6 29.9 39.6 38.7 37.8 США 7.4 7.0 12.4 19.7 27.0 30.0 30.8 32.1 В среднем 10.6 11.8 19.2 21.6 27.8 36.8 41.2 41.3 0.9 процентного пункта. Вместе с тем в отдель­ных странах этот показатель снизился: в Велико­британии - на 6.1 п.п., Австралии -4.1, Нидерлан­дах - 2.2, Новой Зеландии -1.1, США - 0.9, в Ир­ландии — на 0.5 п.п. Как показывают данные табл. 5 и 6, в Велико­британии (чья приватизация 80-90-х годов при­знана едва ли не классической) соотношение между публичным и частным производственны­ми секторами резко изменилось в пользу частно­го, произошло относительное сокращение заня­тости и во всем публичном секторе. И наконец, заметно оздоровилась структура занятости в нем, главным образом из-за уменьшения занятых на его предприятиях и сокращения аппарата управле­ния всех уровней. Подобные явления, хотя и не в столь заметных масштабах, характерны и для дру­гих стран в процессе сокращения предпринима­тельской деятельности государства в 80-90-е годы. Те же отчетливо выраженные общие тенден­ции усиления государственного вмешательства в распределительные процессы наблюдаются и при анализе динамики удельного веса, как прави­ло, второго по величине компонента совокупного потребления в ВВП - конечного потребления го­сударства. Это совершенно естественно при нали­чии роста доли государства в совокупных доходах нации. В Швеции в 1960 г. доля конечного потреб­ления государства в ВВП составляла 16%, а в 1996 г. - 26.2, в Дании - 13.3 и 25.2, Нидерландах -11.2 и 14, Норвегии - 12.8 и 20.5, Австрии - 13 и 19.7. во Франции- 14.2 и 19.3, в Германии- 13.4 и 19.8. Италии - 12 и 16.3, Великобритании - 16.4 и 21, Австралии - 11.5 и 16.8, в Японии - 8 и 9.7%. Нет ни одной страны в ОЭСР, в которой бы за по­слевоенный период не возрос этот компонент со­вокупного потребления . Таблица 4. Занятость в Госсекторе 17 стран ОЭСР, % от общей занятости 1870 1913 1937 1960 1980 1994 Австралия 1.4 1.7 23.0 26.0 20.9 Австрия 1.9 4.7 7.6 10.6 17.3 22.4 Бельгия 2 9 4.8 12.2 18.9 19.4 Канада 18.4 18.8 20.4 Франция 2.5 3.0 4.4 20.0 24.8 Германия 1.2 2.4 4.3 9.2 14.6 15.1 Ирландия 2.5 2.6 1.8 14.5 14.0 Италия 2.6 4.4 5.1 7.7 14.5 16.2 Япония 1.0 3.1 5.0 6.7 6.9 Нидерланды 3.5 4.6 5.8 11.7 14.9 12.7 Новая Зеландия 17.9 19.2 18.1 Норвегия 2.2 3.4 4.7 23.2 30.6 Испания 11.9 15.1 Швеция 2.2 3.5 4.7 12.8 30.3 32.0 Швейцария 2.4 5.7 5.8 7.3 10.7 14.1 Великобритания 4.9 4.1 6.5 14.8 21.1 15.0 США 2.9 3.7 6.8 14.7 15.4 14.5 В среднем 2.4 3.7 5.2 12.3 17.5 18.4 Приведенные данные однозначно показывают ярко выраженную долговременную тенденцию к росту доли государственных расходов в ВВП раз­витых стран. Даже если взять лишь последние два десятилетия, отмеченные относительным сокра­щением 1Грсдпринимательской активности госу­дарства, то и тут она видна совершенно отчетливо.
Несмотря на то, что приватизация 80-х годов более всего затронула сферу предприниматель­ской деятельности государства, она сказалась и на роли государства в перераспределительных процессах. Однако при всех сложностях измере­ния этих двух процессов никакие количественные расхождения в конкретных данных за отдельные годы не в состоянии опровергнуть преобладаю­щую тенденцию к росту роли государственных финансов в национальных доходах и расходах практически всех развитых стран мира. Показательно следующее сопоставление. Ес­ли взять плановую экономику СССР второй по­ловины 80-х годов как одну из наиболее огосудар-ствленных экономик мира, то, но данным Госком­стата СССР, в 1987 г. доходы государственного бюджета всех уровней равнялись 52.7% ВНП. Этот год взят потому, что это первый год офици­ального подсчета ВНП в советской статистике. Учитывая, что для советской экономики разли­чия между ВВП и ВНП практически не было из-за отсутствия внешних и внутренних потоков ка­питала, то правомерно сопоставление приведен­ной цифры с отношением доходов бюджетов всех уровней к объему ВВП в развитых западных странах, данные о котором частично приведены. По этому параметру и форме проявления роли государства в перераспределительных процессах уровень СССР уже тогда был достигнут в Авст­рии, Италии, Нидерландах, Норвегии и Швеции. В 1995 г. таких стран стало еще больше за счет присоединения Бельгии и Франции. В середине 90-х годов рассматриваемый параметр был бли­зок к советскому (второй половины 80-х годов) в Канаде, Германии и Норвегии. Отсюда следует, что размер и доля государствен­ной собственности во всем национальном богатстве страны не являются основой и предпосылкой усиле­ния роли государства в перераспределительных Таблица 5. Занятость в Великобритании, тыс. человек 1961 г. 1971 г. 1981 г. 1995г. Всего занятых в стране 24460 24530 24500 25740 в том числе: частный сектор 18600 17910 17310 20280 публичные корпорации 2200 2010 1870 442 Всего в правительственных организациях и учреждениях 3660 4620 5320 4790 Из них в центральном правительстве 1790 1970 2420 2144 в том числе: армия 474 368 334 320 здравоохранение 575 785 1207 1183 В местных органах власти 1870 2650 2900 2644 процессах. Характерное для современного этапа усиливающееся государственное вмешательство в экономические процессы сопровождается или может сопровождаться ограничением роли госу­дарства как собственника национальных ресур­сов и коллективного предпринимателя. Различия в преобладающем типе собственности на решаю­щие средства производства (производственные и трудовые ресурсы) не определяют прямо и непо­средственно степень и формы вмешательства го­сударства в распределительные процессы в наци­ональной экономике. Иными словами, распрост­раненное в недавнем прошлом представление о том, что основой усиления государственного вме­шательства в экономическую жизнь служит рас­ширение государственной собственности, являет­ся ошибочным. В ходе острых дискуссий 70-90-х годов XX сто­летия о роли государства в экономике обсуждал­ся и вопрос о его перераспределительных функ­циях, об эффективности, целесообразности и критериях такого вмешательства. Многие неоли­бералы отмечали избыточность государственного вмешательства в эти процессы. Частично ее мож­но выразить в особом показателе, который фикси­рует величину потока налогов, выплачиваемых домохозяйствами, и встречного потока трансфер­тов домохозяйствам. Это явление получило особое название, которое можно перевести как налоговое перемещение, взбалтывание (fiscal churning). В среднем в группе рассматриваемых 17 стран ОЭСР этот избыточный перераспределительный финансовый поток в середине 90-х годов оцени­вался весьма заметной величиной — 18% объема ВНП. При этом, что вполне естественно, он был выше там, где больше роль государства в перерас­пределении национального дохода. Максималь­ных значений этот показатель достигал в Швеции, где он превысил 42% ВНП, минимальных - в Авст­ралии - 6.5% и США - 9%. Совершенно отчетливо просматривается обратная корреляция величины госрасходов в ВНП и показателя избыточного пе­рераспределения национального дохода. Проиллю­стрируем это на примере трех стран, занимающих крайние позиции в фискальном перемешивании.
Отношение государственных расходов к ВНП в середине 90-х годов составило в Швеции 68.3%, Австралии - 36.8, в США - 32.9% . Приведенные данные показывают тот объем создаваемого го­дового продукта (измеренный в доле ВНП, кото­рый концентрируется (мобилизуется) государст­вом, а затем перераспределяется им. Важно от­метить, что эти два финансовых потока - от домохозяйств к государству и от государства к до­мохозяйствам - зачастую пересекаются, накладываясь друг на друга.
Таблица 6. Изменение структуры занятых в Велико­британии, % к общей занятости 1961 г. 1971 г. 1981 г. 1995г. Частный сектор 76 73 70.6 78.8 Публичные корпорации 9 8.2 7.6 1.7 Правительственные организации и учреждения 15 18.8 21.7 18.6 Из них в центральном правительстве 7.3 8.0 9.9 8.3 в том числе Армия 1.9 1.5 1.4 1.2 Здравоохранение 2.3 3.2 4.9 4.6 В местных органах власти 7.6 10.8 11.8 10.3 То есть налоги, выплачи­ваемые домашними хозяйствами, изымаются го­сударством, чтобы затем частично вернуться к ним же в виде трансфертов или субсидий. Такое перекрестное взаимное финансирование налого­плательщиков и правительства достигает максиму­ма в Швеции. Здесь в середине 90-х годов величина фискального перемешивания равнялась половине всех финансовых доходов государства. Антиподы Швеции - Австралия, где этот показатель составил около 18%, и США - 27% ВНП. Зададимся вопро­сом: решает ли такая активность государства задачу выравнивания доходов населения? Казалось бы, такое мощное перераспределе­ние значительной части национального дохода и столь высокая государственная активность долж­ны привести к существенно большему сглажива­нию доходов населения и его социально-экономи­ческому равенству, что и провозглашается, как правило, целью такой государственной политики. Однако статистические данные этого предполо­жения не подтверждают. Во-первых, показатели доли трансфертов, идущих нижнему, беднейшему квинтилю населения, в Швеции почти вдвое мень­ше, чем в США: соответственно 15 и 29%, а верх­нему квинтилю - почти одинаково: 17 и 15%. Другие данные о распределении доходов групп населения в США и Швеции также не показыва­ют, что активное государственное участие в пере­распределении национального дохода приводит к ожидаемым результатам. Например, на долю ни­жнего (беднейшего) квинтиля населения Швеции и США приходятся соответственно 8 и 4.7% сово­купных доходов населения страны, а на долю Таблица 7. Расходы на оборону в 17 странах ОЭСР, % ВНП 1900г. 1920г. 1937 г. 1960г. 1980г. 1995 г. Австралия 0.2 1.0 0.6 2.4 2.3 2.4 Австрия 0.7 1.3 1.2 1.2 0.9 Бельгия 2.4 3.4 3.1 1.7 Канада 4.3 1.6 1.6 Франция 6.5 1.9 5.5 6.3 3.3 3.1 Германия 1.7 0.9 9.6 4.0 2.9 1.7 Ирландия 5.1 1.2 1.4 1.9 1.4 Италия 7.4 2.7 9.9 2.7 1.7 1.9 Япония 6.0 4.1 5.3 1.0 0.9 1.0 Голландия 3.9 3.2 2.1 Новая Зеландия 3.9 1.4 1.6 1.3 Норвегия 0.9 0.8 3.2 2.6 2.6 Испания 5.8 3.8 2.9 1.6 1.5 Швеция 2.0 1.6 2.8 3.2 2.5 Швейцария 1.8 2.4 2.1 1.6 Великобритания 5.4 2.6 5.3 6.4 4.9 3.1 США 0.8 0.6 1.1 8.8 5.2 4.0 В среднем 4.0 2.4 3.7 3.4 2.5 2.0 верхнего (богатейшего) квинтиля - 37 и 42%. Из этих данных видно, что экономический разрыв между богатыми и бедными в Швеции меньше, чем в США. Но это различие не столь велико, как можно было бы ожидать исходя из интенсивности перераспределительных функций правительств этих двух стран. Еще более наглядно сравнение Швеции и Австралии. При том, что государство в Австралии еще меньше участвует в перераспре­делении национального дохода, чем в США, раз­рыв в долях указанных двух квинтилей населений Австралии и Швеции практически одинаков. Стоило ли шведскому правительству проявлять такую активность в перераспределительных про­цессах, если в Австралии и без того достигается практически тот же результат?
Это, в частности, послужило одной из причин новой волны критики избыточного участия госу­дарства в перераспределении национального до­хода, не дающего должного эффекта и в то же время ограничивающего суверенное право до­машних хозяйств самостоятельно решать вопрос об использовании значительной части своего до­хода, изымаемого государством в виде налогов. Интересно, что на подобные аргументы опи­ралась критика избыточного огосударствления экономики в эпоху заката социализма. При всей условности прямого сопоставления экономичес­ких процессов в разных социально-политических системах можно утверждать, что именно социа- диетическая практика убедительно доказала не­способность перераспределения самого по себе успешно решать задачи повышения социальной эффективности. Формально рассматриваемое на­логовое перемешивание в СССР по своим масшта­бам едва ли уступало шведскому, а его результаты оказались просто плачевными на фоне социально-экономических успехов той же Швеции. 2.2. Структура государственных доходов и расходов. Обратимся к долговременной динамике струк­туры государственных доходов и расходов в той же группе развитых западных стран. Основными статьями бюджетных расходов были и являются расходы на национальную оборону, обслужива­ние государственного долга, субсидии и транс­ферты, образование, социальное обеспечение, медицинское и пенсионное обслуживание, соци­альное страхование по безработице, прочие соци­альные программы. Здесь к социально-ориентиро­ванным статьям расходной части бюджета отно­сятся шесть последних из перечисленных статей. Сложив государственные расходы по шести статьям в этой группе стран, получим следующую картину. Во всех странах ОЭСР социальные рас­ходы, измеренные в процентном отношении к ВВП, растут примерно теми же темпами, какими повышается перераспределительная роль госу­дарства в целом. Более того, можно утверждать, что в 90-е годы социальная ориентация государ­ственных расходов стала усиливаться. Достаточ­но привести данные по одной статье государст­венных расходов - расходов на оборону, чтобы убедиться в этом (табл. 7). В 90-е годы в большин­стве стран ОЭСР доля расходов на оборону снизи­лась. Совместив эту тенденцию с ростом доли расходов на социальные цели, получим еще более выраженную тенденцию к усилению социальной ориентации бюджетных расходов. Совокупные государственные расходы на транс­ферты и субсидии в 17 странах ОЭСР (% ВВП) в среднем составляли: 1870 г. - 1.1, 1937 г. - 4.5, 1960 г.-9.7, 1970 г.-15, 1980 г.-21.4, 1995 г.-23. Тенденция к усилению роли государства в этой сфере жизни наций налицо. Кроме того, эти дан­ные показывают усиление социальных функций государств в развитых странах. Минимальные уровни этого параметра наблюдаются в послево­енный период в Новой Зеландии, Японии, Канаде и США, а максимальные - в Швеции и Нидерлан­дах. Государственные расходы 17 стран ОЭСР на образование с некоторыми оговорками состави­ли в среднем (% ВВП): 1870 г. - 0.6, 1913 г. - 1.3, 1937 г. - 2.1, I960 г. - 3.5, 1980 г. - 5.8, 1993-1994 гг. — 6.1. И здесь процесс социализации выра­жен чрезвычайно ярко. Минимальные показате­ли наблюдаются в Германии, Испании и Японии, а максимальные - в Норвегии и Швеции, хотя са­ми отклонения от средней здесь не столько вели­ки как в ряде других параметров. Государственные расходы на медицинское об­служивание (здравоохранение) в той же группе стран в 1910-1994 гг. изменялись следующим об­разом (% ВВП): 1910 г.-0.3, 1930 г.-0.4, 1960г.-2.4, 1980 г. - 5.8, 1994 г. - 6.4. Здесь отклонения от среднего значения удивительно небольшие, в ли­дерах - Франция и Швеция. Государственные расходы на пенсионное обес­печение составляли в среднем (% ВВП): 1920 г. -1.2, 1937 г. -1.9, 1960 г.-4.5, 1980 г.-8.4, 1993г.-9.6. Наивысшие показатели в Италии и Нидер­ландах, низшие — в Австралии и Канаде. Расходы на выплату пособий по безработице (% к объему ВВП) составили в среднем в 1937 г. - 1.3, 1960 г. -0.3, 1980 г. - 0.9, 1996 г. - 1.6, а все расходы на про­граммы по обеспечению и реструктуризации рынка рабочей силы в 1996 г. — в среднем 2.7% ВВП5. В конце 90-х годов в лидеры вырвались Нидерланды. Существенно снизился этот показа­тель в США, что связано с заметным снижением там безработицы. Если сложить все расходы бюджетов разви­тых стран на социальные нужды, то получим впе­чатляющую картину. В среднем социальные рас­ходы составляли в этой группе стран примерно 10% ВВП в середине 30-х годов, 20 в 1960 г., 42 в 1980 г., около 47% ВВП в середине 90-х годов. При всей критичности отношения к приведенным данным (а для этого есть сугубо статистические основания), эти цифры показывают, что социаль­ная ориентация государственных бюджетных расходов усиливается. В лидерах по рассчитанно­му здесь параметру Нидерланды, Швеция, Бель­гия, Франция, Италия, Норвегия, Австрия. Для сравнения: в 1987 г. расходы государственного бюджета СССР на социально-культурные цели равнялись 17% ВВП, что в два с лишним раза меньше среднего уровня этого показателя для ос­новной массы страны ОЭСР . Динамика расходов на (обслуживание) выпла­ту государственного долга центральными прави­тельствами в 17 странах ОЭСР выглядела так (% ВВП): 1870 г. - 2.5, 1913 г. - 2.2, 1920 г. - 3.1, 1937 Г.-3.4, 1970 г.-1.4, 1980 г.-3.1, 1995 г.-4.57. В связи с этими данными интересно посмот­реть на динамику долга, который можно рассмат­ривать как своеобразную плату за недостаточную эффективность государственного вмешательст­ва. В среднем за год этот долг составлял: 1870 г. -48% ВВП, 1913 г. - 60, 1920 г. - 66, 1937 г. - 78, 1970 г. - 43, 1980 г. - 46, 1990 г. - 60, 1996 - 1997 гг. - 71% . Максимальным этот относительный пока­затель был в 1997 г. в Бельгии и Италии - пример­но 122%, минимальным - в Австралии - 38.7 и Норвегии-40.6%. Приведенные данные показывают общую тен­денцию к усилению роли государства во всех со­циальных процессах. Можно было бы сказать еще о его участии в финансировании научных ис­следований фундаментального характера, но эти факты общеизвестны и показывают ту же тен­денцию. Однако существуют данные, которые говорят о том, что в рассматриваемой группе стран после 1980 г. снижается роль государственных расходов в важном элементе общественного воспроизвод­ства - инвестиционном процессе. Косвенно этот показатель свидетельствует и о снижении эконо­мической роли государственной собственности в производственном капитале (потенциале), то есть о сокращении предпринимательской деятельнос­ти государства.
Государственные инвестиции центральных правительств в публичный сектор составляли в среднем (% ВВП): 1870 г. - 2, 1913 г. - 2.5, 1920 г. - 3.4, 1937 г. - 3.8, 1960 г. - 3.2, 1980 г. - 3.5, 1994-1995 гг. - 2.9 (в Австралии, Канаде, Великобрита­нии и США - расходы правительств всех уров­ней). Этот показатель достиг максимума в годы Второй мировой войны. В послевоенные годы его пик приходится на конец 70-х годов .
Причинами этого явления послужили, повто­римся, сокращение государственного сектора в ряде западных стран в 80-е годы, проявившееся в массированной приватизации предприятий базо­вых отраслей, а также неолиберальная волна, приведшая к ограничению ряда форм государст­венного регулирования. Оценка межстрановых различий в эффективно­сти регулирующей роли государства может быть произведена на основе выбранных критериев. Ими принято считать темпы роста макроэконо­мических показателей (ВВП, ВНП, национально­го дохода) в абсолютных размерах или на душу населения, уровень социально-экономических контрастов, продолжительность жизни, степень экономической свободы. Анализ, проведенный по рассматриваемой группе стран, весьма убеди­тельно показывает, что нет выраженной связи между уровнями государственного вмешательства и уровнями социально-экономического развития. Можно говорить о различиях между моделями го­сударственного вмешательства: американским го­сударством всеобщего благоденствия, немецкой доктриной социально-ориентированной эконо­мики, шведским социализмом. Различия эти существуют реально, но они не настолько значительны с точки зрения получен­ных результатов, чтобы выводить их за пределы общей модели современных западных стран в це­лом. В рассматриваемой группе стран они связа­ны чс историческими особенностями становления общества, с особенностями формирования нацио­нальных теоретических концепций и управленче­ской практики и традиций. В целом же тенденции в изменении форм и методов государственного вмешательства в экономику примерно общие. Ориентация современного государства в инду­стриально развитых странах на социальные нуж­ды населения совершенно очевидна. На них за­трачивается более 4/5 бюджета. При этом, чем ниже уровень публичной собственности (от нацио­нальной до муниципальной), тем эта ориентация выраженнее, что вполне очевидно и без статистики. Наконец, можно отметить, что в самом пуб­личном секторе происходит процесс опережаю­щего роста расходов субъектов нижнего уровня управления публичным сектором - муниципаль­ного, местного. Приведем только данные по США, хотя это общая для развитых стран Запада тенденция. На долю штатных и местных властей в общих доходах публичного сектора США в 1959 г. пришлось 45.4%, а к 1999 г. она увеличилась до 69.8%|0. Это характеризует изменение соотношения разных уровней управления публичным сек­тором как потребителей производственного до­хода. Но и как "производители дохода" штатные и местные власти занимают постепенно более важное место в США, хотя в госсекторе произво­дится относительно мало (в конце 90-х годов на него приходилась примерно девятая часть произ­водства ВВП).
Заключение. Интерпретация приведенных данных требует определенной осторожности. Достаточно сумми­ровать все социальные статьи расходов, чтобы обнаружить слабости этой статистики. Тем не ме­нее при всех ее недостатках можно сделать опре­деленные заключения. 1. Огосударствление предпринимательской де­ятельности имеет свои пределы, которые зависят от соотношения эффективности предприятий двух секторов. Как всякие социально-экономиче­ские процессы, этот процесс также носит колеба­тельный характер и представляет собой часть адаптационного механизма, который реагирует на множество сопряженных факторов. Мы выде­ляем один — эффективность предприятий двух секторов, хотя их и много. Поэтому из факта, что доля государства в предпринимательской дея­тельности нации в индустриально развитых стра­нах Запада за последние два десятилетия снизи­лась, еще не следует, что мы наблюдаем принци­пиально новую долговременную тенденцию. Возможно, что эта небольшая в историческом плане корреляция скоро сменится на противопо­ложную. Однако более вероятно, что этот пере­лом тенденции означает переход социально-эко­номической динамики в новый долговременный режим, параметры которого априорно опреде­лить невозможно. 2. Усиление перераспределительных функций государства (то есть как потребителя произве­денного дохода) также имеет свои пределы. Мож­но уверенно предположить, что они уже почти достигнуты, о чем свидетельствует опыт передо­вой в этом отношении Швеции. 3. Наличие количественных пределов пред­принимательской и распределительной функций современного государства означает, что основ­ными рычагами воздействия государства на эко­номику и в целом на социальные процессы все бо­лее становятся правовые и институциональные, Об этом свидетельствует опыт США и ряда дру­гих западных стран. 4. Корреляционный анализ показывает, чтс существует обратная зависимость между уровнем государственного вмешательства в экономику в уровнем национального дохода на душу населе­ния. Здесь причиной выступает именно вторая сторона рассматриваемой зависимости: чем выше эффективность экономики (и тем самым выше душевые показатели национального дохода), тем ниже степень государственного вмешатель­ства (в двух рассматриваемых формах - государ­ственного предпринимательства и перераспреде­ления произведенного дохода) в экономику. Из этого может родиться искушение поставить уро­вень экономического развития страны в зависи­мость от степени государственного вмешательст­ва в экономику. Все же, представляется, это -ложное искушение. 5. Две рассмотренные здесь функции государ­ства в экономике - производительная и распреде­лительная могут развиваться разнонаправленно. Пределы расхождения не вполне выяснены. Гносеологическим препятствием решения проблемы является, во-первых, их анализ без учета разви­тия "институционально-правовой" функции госу­дарства, во-вторых, отсутствие количественного выражения этой третьей функции. 6. Пока трудно оценить воздействие на рассмо­тренные явления событий осени 2001 г. Первые факты показывают, что наблюдавшаяся ранее долговременная тенденция к усилению роли госу­дарства в экономической жизни остается гене­ральной. Но формы и соотношения разных форм такого участия государства в экономической жизни наций будут и дальше меняться.





Библиографический список. 1) Н. И. Гайдаенко Государственная собственность в развитых капиталистических странах. М. 1994 год. 2) В.М. Шупыро Преобразования государственной собственности в период экономических реформ. М. ВШПП, 1997. 3) Камаев В.Д. Учебник по основам экономической теории, - М.: Владос, 1994. 4) Курс экономики: Учебник под редакцией Б.А. Райзберга, – М.: Инфра, 1997. 5) Экономика: Учебник по курсу «Экономическая теория» под редакцией А.С. Булатова, – М.: Бек, 1997.
6) Экономическая теория: Учебник под общей редакцией В.И. Видяпина и Г.Г. Журавлевой, - М.: Инфра-М, 1999. 7) Отчет о мировом развитии 1997г. Государство, Мировой банк. – М., 1998. 8) Отчет о мировом развитии 1995г. Государство, Мировой банк. – М., 1996. 9) Отчет о мировом развитии 1999г. Государство, Мировой банк. – М., 2000.
10) Приватизация в Великобритании: социально-экономический и политический анализ. – М., Инион, 2000. 11) Бирюков В.А., Беднин В.Ф. Государство в экономике Западных стран. – М., 1996. 12) Бирюков В.А., Беднин В.Ф. Российская приватизация: первые итоги. – М., 1995. 13) Приватизация государственных предприятий на Западе: концепции и практика. Ч. 1. – М., 1992. 14) Бирюков В., Кузнецова Е. Госсобственность и госсектор в рыночной экономике. // МЭМО, № 12, 2001. 15) Бирюков В., Кузнецова Е. Госсобственность и госсектор в рыночной экономике. // МЭМО, № 3, 2002.