Философия техники. Реферат

Содержание
Введение 1. Техника 2. Рациональность и наука 3. Научно-техническое развитие 4. Философия техники
Литература Введение Знаменитый афоризм Ф. Бэкона: «Знание – сила» сегодня актуален как никогда. Тем более, если в обозримом будущем человечество будет жить в условиях так называемого информационного общества, где главным фактором общественного развития станет производство и использование знания, научно-технической и другой информации. Возрастание роли знания (а в ещё большей мере – методов её получения) в жизни общества неизбежно должно сопровождаться усилением знания наук, специально анализирующих знание, познание и методы исследования. Сейчас «философия техники», «философия науки» сформировались как относительно самостоятельные области теоретического поиска, не менее значимые, чем традиционные онтология и гносеология. Тенденции развития человечества последних десятилетий в основном связаны исключительно с развитием техники, механизмов и т.п. в масштабах, до селе невиданных. Это связано с небывалым научно-техническим прогрессом, охватывающим все области жизни и деятельности человека. Если попробовать охарактеризовать вышеописанное одним словом (что автору в открытой форме приходится делать впервые), этим словом будет техногенолиз. Техногенолиз, в отличие от техницизма, заключается в чрезмерном, избыточном внедрении техники во все проявления жизнедеятельности человека. Однако техника призвана помогать человеку. Только лишь по сей день происходят аварии регионального масштаба, климатические, экологические изменения планетарного масштаба и многие другие негативные явления. Однако это лишь одно форма проявления влияния техногенолиза на человека, - та, которую можно увидеть, зарегистрировать, ощутить. На мой взгляд, существует и другая - невидимая, непрямая форма влияния техногенолиза; а как известно, самый страшный враг – это невидимый. Рассмотрению именно этой второй формы влияния посвящена представленная ниже работа «Философия и наука». Поскольку не существует общепринятых определений терминов «наука» и «философия», то, по мнению автора, необходимо подробно остановится на их рассмотрении, так как для анализа взаимодействия «философии и науки» необходимо четко представлять какое место в жизни человека они занимают. Также следует отметить, что отношение человека и к науке и к философии исторически менялось, следовательно, менялись роль, функции и сущность философии и науки, что также получило свое отражение в реферате. Таким образом, целью данной работы является представление своего видения влияния техногенолиза на человека; исследование понятий Философия и Наука, иллюстрация их значения и значимость в жизни человека. Экономисты и социологи именуют наше столетие веком научно-технической или второй промышленной революции. Физики - веком атома и космоса. Химики - веком синтетики. Кибернетики и техники - веком автоматики. Когда-то алхимики тщетно пытались найти философский камень, а социальные пророки и предсказатели на протяжении целых веков были заняты поисками надежного ключа к предсказаниям будущего. Ныне для многих исследователей в области общественных наук, представителей многих философских течений становится ясно, что таким ключом является анализ экономики и техники. Тот, кто хочет знать, какие принципиальные изменения произойдут в жизни человеческого общества в ближайшие годы, десятилетия, пытается понять тенденции экономического и научно-технического прогресса, характер его социальных последствий. Атомная и термоядерная энергия, начало космической эры, автоматизация и кибернетизация производства, компьютеризация повседневной жизни - это такие достижения современной науки, которые говорят об оправданности ее претензий оказывать огромное и все возрастающее влияние на все сферы общественной жизни. Если раньше область техники ограничивалась сферой производства материальных благ, то ныне она пронизывает всю ткань общественной жизни. Техника, основанная на современной науке, революционизировала транспорт, она властно вторглась в нашу культуру, быт, отдых. Ныне нет такой крупной народнохозяйственной проблемы, решение которой не было бы так или иначе связано с тенденциями развития научно-технической революции. Но этого мало. Она оказывает все более заметное влияние на политику, идеологию, искусство, религию, на мировоззрение человека. Произошел резкий, качественный скачек в развитии науки и техники, который заставляет по-новому осмыслить как весь предшествующий ход научно-технического прогресса, так и возможные перспективы в будущем. Кибернетика и бионика разрабатывают такие принципы техники будущего (безмашинная техника, например, или устройство, представляющее собой симбиоз живого организма с техникой), которые не укладываются в привычные представления. Революция в технике сопровождается и обуславливается революцией в науке, в инженерно-техническом мышлении. Техника оказывает влияние на общественные отношения, на идеологию, нравственные отношения, ставит новые проблемы перед обществом. Проанализировать эти, а также другие проблемы взаимного развития отношений между человеком и создаваемой им техникой в трудах философов современности и классиков является целью представленного реферата
1. Техника Современная цивилизация, взятая всепланетно, глобаль­но, рассматриваемая целостно в отвлечении от ее внутренне­го многообразия, может получить различные характеристи­ки. Наиболее распространено ее обозначение как техногенного типа индустриальной цивилизации. Это определение достаточно приемлемо, поскольку многие другие или слиш­ком расплывчаты и беллетристичны, или частичны, не схва­тывают глубинных сущностных оснований нынешнего бы­тия рода людей. Такое истолкование рубежа, достигнутого человечеством на исходе XX столетия, лежит в русле социально-философского рационалистического истолкования истории. Оно, разу­меется, отлично от характеристик, используемых в различных конфессиональных формах религии или в поисках эзотериче­ской, оккультной мысли. Эта идея (в основном разработанная западной философией) отлична и от того формационного подхода, который был задан классическим марксизмом. Не отри­цая эвристических возможностей марксистских идей, их объ­яснительной силы ряда фактов исторического развития, все же следует сказать, что они оказались недостаточными для уяснения мировой ситуации конца нашего века. Поэтому правомерно использовать в качестве сущност­ной характеристики эпохи названные нами понятия — тех­ногенный лир индустриальная цивилизация. Наши опре­деления позволяют отделить современность от былых исто­рических форм (традиционной, «пасторальной» цивилизации) и от грядущих очертаний мировой жизни, ко­торые только-только начинают прорисовываться. Разумеет­ся, модель исторического движения, трактуемая таким об­разом (традиционное — индустриальное — постиндустриаль­ное, информационное — экологическое общество), не раскрывает во всей сферичности богатства истории. Эта мо­дель может и должна быть дополнена. Однако она хорошо работает для выяснения сути и характеристик науки и тех­ники, как важнейших детерминант общественной жизни, на­ших дней.
Отметим, что названные качественные обозначения со­стояния современного мира в их полноте применимы лишь к части стран, охватывающих не более одной пятой населе­ния земного шара. Но при оценке истории нельзя рассуж­дать по принципу кораблеводителей, которые говорят, что скорость эскадры надо определять по скорости последнего корабля. В историософском размышлении, пожалуй, надо судить о состоянии глобального социума по тому рубежу, который достигли лидеры, те, кто вышел на вершины воз­можного на настоящий момент.
Вместе с тем, определения «техногенное», «индустри­альное» производны от того или иного понимания «науки» и «техники», «рациональности» вообще. Эти понятия сей­час заново переосмысливаются. Если в прошлых столетиях проблемы науки интересовали лишь узкий слой причастных к ней интеллектуалов, а отно­шение к технике было сугубо прикладным, то наше время вы­двинуло оба эти явления в центр общественного внимания, привлекло к ним взоры миллионов людей. Осмысление их значимости для истории и каждого человека стало насущей задачей философской мысли. Сейчас «философия техники», «философия науки» сформировались как относительно само­стоятельные области теоретического поиска, не менее значи­мые, чем традиционные онтология и гносеология. Отметим то обстоятельство, что, если наука — древний объект философской рефлексии, то техника стала предме­том профессионального философского, анализа сравнитель­но недавно. Первые зачатки философии техники возникли в XIX в. в Германии, Франции, в начале XX в. в России (работы Энгельмейера); Середина нашего столетия породи­ла могучий всплеск внимания к этой проблеме. Мартин Хайдеггер, Карл Яспсрс, Томас Веблен, Олвин Тоффлер и ряд других философов (в том числе наших соотечественни­ков) поставили острейшие проблемы об онтологическом ста­тусе и генезисе техники, ее сущности, феноменологических характеристиках и перспективах будущего развития. Вместе с тем еще в древней Греции использовалось поня­тие «техне», которое обозначало мастерство, искусство, пони­маемое как умение нечто сформировать, создать из естествен­ного материала. Язык античной эпохи зафиксировал то обсто­ятельство, что вечным спутником собственно человеческой жизни является наличие тех предметов и тех процедур, кото­рые позволяют преобразовывать «природное» («физис») в «человеческое». Человек — это производящее существо, созда­ющее собственную предметную среду, позволяющую реализо­вать его потребности и достигать ту или иную цель. По-разному трактовалась техника в истории мысли. В марксистской традиции — как система искусственных орга­нов общественного человека, составная часть производи­тельных сил общества, их вещный элемент. По Хайдеггеру,—это наша первооснова, корневое человеческое начало, способ самореализации человечества. По Эллюлю — это просто совокупность каких-либо механизмов, а более широ­ко истолкованная процедура достижения цели. Германские авторы Ленк и Рополь выделили из литера­туры по философии техники (ФРГ — 60-70-е гг.) ряд «су­щественных элементов» техники: прикладное естествозна­ние; комплекс элементов и средств; воля к власти и подчи­нению природы; «открытие» и «упорядочение» природы; реализация идей; создание искусственной среды и т.д. Небезынтересно истолкование техники в некоторых техно­логических построениях, связанных с ее сакрализацией или, напротив, десакрализацией. Так, германский теолог Р. Дворак еще в 40-е гг.XX в. уверял, что в наши дни техника есть неуклюжая попытка дьявола повторить акт ее божественного происхождения. Рассматривая технику, в узком смысле ее трактуют как совокупность предметных артефактов (т.е. искусственно со­зданных) для осуществления инженерной преобразовательно-конструктивной деятельности. Количество определений можно было бы умножить. Их немало. Однако выделим в них главное: все они варьируют то фундаментальное свойство техники, которое можно было бы назвать принципам преоб­разования. Иными словами, техника есть то, при помощи чего человек преобразует природу, самого себя, общество. В конструировании, реконструировании предметной ре­альности ее культурное призвание, основная социальная функция. При более конкретном видении техника представ­ляется орудийно, предметно или же алгоритмично — техно­логично. Чем человек воздействует на объекты, изменяя их — это техника. И как именно он воздействует — это тоже техника, но уже обнаруживающая себя как технология. История техники — это объективная предпосылка чело­веческой деятельности. Конечно, каменная индустрия пер­вобытности, ремесленное мастерство многих тысячелетий и современное высокотехнологичное производство — разные полосы в бытии техники и ее роли в человеческой жизни. Есть несколько концепций исторического развития тех­ники. В классическо-марксистском видении ее история вы­ражена цепочкой последовательных ступений: ручные ору­дия, ремесленно-мануфактурный период, машинная техни­ка, автоматизированные системы. Изменения в этой истории обусловлены переносом на техническое устройство тех функций, которые ранее осуществлялись самим дейст­вующим человеком. «Естественное» заменяется «искусст­венным», созданным, расширяя тем самым возможности ос­воения человеком внешнего мира и глубин собственной жиз­недеятельности. Меняется тип связи между человеком и техническими рабочими органами. Современный мир — это «технизированное» пространст­во и «технологизированное» время. Исчезни сегодня техни­ка— исчезнет и человек. Мы живем и действуем не в перво­зданном мире природы, а в «техносфере». Привлекательны и актуальны идеи о периодизации раз­вития техники, высказанные американским философом и социологом Льюисом Мамфордом. Он полагал, что точкой отсчета современной (а не древней) техники можно считать начало второго тысячелетия нашей эры. Опираясь на опыт европейской истории, Л. Мамфорд выделяет три техниче­ских эпохи. Первая «эотехническая» (1000-1750 гг.) имеет в основе технологию «воды и дерева». Вторая «палеотехническая» (от второй половины ХVIII.в. до середины XX в.) опирает­ся на комплекс «угля и железа». И, наконец, третья, «нео­техническая» (ныне длящаяся) использует комплекс «электричества и сплавов»; Как видим, в основу периодизации положен используемый в технике основной вид энергии и то «вещество», которое занимает центральное место в созда­нии технических устройств. Впечатляющую схему этапов технического развитая пред­ложил отечественный исследователь Г.Ф. Сунягин. По пред­ложенной им исторической типологии этапы изменения тех­ники заданы определенным типом труда. Древнейшая техни­ка с ее «разрушительным» характером (в рамках охоты и собирательства) отражает «присваивающий» способ отноше­ния к природе. Земледельческая практика, утвердившаяся в ходе неолитической революции, выявила моменты конструк­тивности, собственно технические черты. Однако наиболее полно качественные грани в истории техники обнаружились с появлением машинного производства. По его мнению, выра­зительную роль в воссоздании «технизированного» воззрения на мир сыграли такие технические новшества позднего евро­пейского средневековья, как часы, стекло и книгопечатание.
Часы позволили выйти из природных циклов, из органи­ческого времени. Они дали возможность человеку «сгу­стить» время, подчинить его ритмам собственной деятельно­сти, позволили осознать его необратимость. С тех пор время стало «богатством», а его нехватка — «бедствием». «Не хва­тает времени» — эта жалоба слышна повсюду и поныне.
Стекло привело к осознанию однородности пространст­ва. Произошла его «десакрализация», снятие с него покры­вала «священности». Возникли предпосылки для утвержде­ния обычного зрительного опыта как основы видения реаль­ности, помимо символических ассоциаций. Печатный станок изменил всю систему коммуникации, унифицировал знаково обозначенную реальность, положил начало тому, что в нашем столетии назвали «Галактикой Гу­тенберга». Приведенная типология интересна в том отношении, что она оказывает технические новшества как факты, способст­вующие масштабным изменениям в человеческой ментальности и всей системе общественных отношений от экономи­ки до высших идеологий. Любая периодизация технической истории, конечно, не исчерпывается приведенными приме­рами. «История техники» как жанр насчитывает немало на­званий и содержит в себе множество оригинальных автор­ских суждений. Пишут о естественной истории машин, вы­деляя машинную «анатомию» (строение механизмов), «генетику» (преемственность структуры), «физиологию» (принципы движения). Один из крупнейших физиков XX в. Макс Борн прибег­нул к смелому образу, стремясь показать главные рубежи развития техники. По его мнению, высказанному в книге «Моя жизнь и взгляды», законно считать, что одним из ре­шающих факторов истории является тот вид энергии, кото­рым человечество располагает в данный момент. В этом све­те вся история человечества распадается на два — и только два — великих периода: первый — от Адама до наших дней, второй — с появлением атомной энергии, отныне и на все будущие времена. Переход от первого периода ко второму знаменуется окончанием потребления солнечной энергии и началом использования ее чисто земных источников. Многие авторы фиксируют «самодвижение» техники с ее устремленностью от ручных орудий к полностью автома­тизированным, компьютеризированным системам. Важно подчеркнуть одно: нет человека и общества вне «технос­феры», техника исторична, не стоит на месте, обновляет­ся. Технические инновации выступают как катализатор, бродило, импульс коренных изменений во всей системе че­ловеческой жизни. Отношение человека к миру техники неоднозначно. Так, до наших дней дошли идеи недоверия, враждебности к тех­нике технофобии. В древнем Китае были старцы-мудрецы, предпочитавшие носить воду из реки в бадейке, а не поль­зоваться техническим приспособлением — колесом для водочерпания. Они мотивировали свои действия тем, что, ис­пользуя технику, попадаешь от нее в зависимость, утрачи­ваешь свободу действий. Дескать, техника, конечно* облегчает жизнь и делает ее комфортнее, но плата за это непомерна— человеческое «я» порабощается. История знала и луддитов, разрушителей станков, поя­вившихся в конце XVIII—начале XIX вв., и современных неолуддитов, обвиняющих бездушную машинерию наших дней, превращающую каждого в безмолвную деталь соци­ального механизма, целиком зависящую от производитель­ной и бытовой техники, не могущей жить вне и помимо нее. Мыслители разных направлений не раз высказывали и продолжают высказывать опасение о возможном выходе техники из-под контроля людей. От Аристотеля до Мохандаса Карамчанда Ганди подобных опасений высказано не­мало. Еще в 30-е гг. нашего века Освальд Шпенглер в книге «Человек и техника» утверждал, что человек, властелин мира, сам стал рабом машин. Техника вовлекает всех нас, помимо нашего желания, в свой бег, подчиняет собственно­му ритму. И в этой бешеной гонке человек, считающий себя властелином, будет загнан насмерть. «Бунт машин» — расхожая тема в современном масс-культе. Когда-то в 1846 г. английская писательница Мэри Шел­ли создала образ Франкенштейна, искусственного чудища, восставшего против создавших его людей. С тех пор этот неомифологический образ не покидает страниц печати, ки­нолент и экранов телевизоров. Он стал нарицательным для подогрева технофобии во всех ее формах. Механизация и моторизация проникают в нашу жизнь, де­лают подчас человека своеобразным гибридом организма и технического устройства. Стоит, например, оценить воздейст­вие современных транспортных систем. По данным известной книги рекордов Гиннеса, в 1991 г. в мире было произведено 46 споловиной миллионов автомобилей, в том числе почти 35 миллионов легковых моделей. Это обстоятельство накладыва­ет специфический рисунок на повседневный ход жизни, пси­хологию людей. Автомобиль во многих странах —показатель уровня престижности, вожделенная цель, символ успеха. Ав­томобильная промышленность и транспортная система стано­вятся одним из основных потребителей нефтяных ресурсов, цветных ичерных металлов, занимая главенствующее поло­жение в индустриальной системе. Их интересы во многом формируют внутреннюю и международную политики, финан­совые отношения, быт и нравы. Предполагается, что к концу нашего столетия по дорогам планеты будет курсировать до 300 миллионов собственных автомобилей, т.е. по одному на каждые пять человек, находящихся в продуктивном возрасте. Вторжение техники во все сферы человеческого бытия -от глобальных до сугубо интимных,— иной раз порождает без­удержную апологию техники, своеобразную идеологию и пси­хологию техницизма. Трубадуры подобных идей свосторгом переносят на человечество и личность характеристики, прису­щие машинам и механизмам. Старый тезис материалистов XVIII в. «человек есть машина», облекается в модную элект­ронно-кибернетическую, компьютеризированную терминоло­гию. Широко пропагандируется идея отом, что человек и че­ловечество так же, как и механизмы обладают системным свойством, могут быть промерены техническими параметрами и представлены втехнологических показателях. К чему приводит одностороннее «технизированное» рас­смотрение, человеческих проблем, можно судить по той ре­лятивистской концепции отношения к телесно-природной структуре человека, которая выражена в концепции «ки6оргизации>. Согласно этой концепции, в будущем человек должен будет отказаться от своего тела. Современных людей сменят «киборги» (кибернетические организмы), где живое плюс техническое дадут какой-то новый сплав. Такое упоение техническими перспективами, на наш взгляд, опас­но и антигуманно. Бег тела нет человека. Разумеется, вклю­чение в человеческую телесность искусственных органов (различных протезов, кардиостимуляторов и т.д.) —вещь разумная и необходимая. Но и она не может переходить тот рубеж, за которым конкретная личность перестает быть сама собой. Телесная организация человека, вышедшая не чересчур совершенной из горнила эволюции, тем не менее не может быть радикально вытеснена никакими технически­ми приспособлениями. Современная фантастика буквально переполнена проигрыванием подобных ситуаций и показом их разрушительности для бытия людей.
Для техницизма характерно стремление любые пробле­мы (мировоззренческие, нравственные, политические, педа­гогические и т. п.) разрешать по образцу алгоритмов техни­ческого знания, о чем красноречиво свидетельствует выра­жение «это только дело техники». Технический и технологический фетишизм в наши дни отнюдь не редкость. Мм сильно заражена техническая ин­теллигенция, он проникает в сферу хозяйственной и поли­тической элиты. Техницизм, связанный с абсолютизацией техники, утверждает ее автономность и самодостаточность, полагает, что можно решить любые социальные коллизии, минуя человека как активного субъекта истории, пренебре­гая характером наличных общественных отношений.
Техника демоиична, мир - это «мегамаипша»,- таковы исходные тезисы техницизма как образа мыслей — согла­сия с самоподчинением технике. Нам должна быть чужда технологическая мифология, стремление все и вся «машинизировать». Человек и челове­чество — это не машина, не техническая система. Не челове­чество технично, а техника человечна. Она воплощает и вы­ражает в себе то, что извлечено человечеством из мира, то, что утверждает в мире его собственную мощь к разум. Конечно, утверждение на планете техносферы, возник­новение «окультуренной» природы, несущей на себе печать ума и воли людей, не могут не порождать новых острых проблем. Сейчас уже становится ясным, что приспособле­ние человека к той среде, которую он приспособил к своему образу жизнедеятельности— весьма непростой процесс. Стремительное развитие техносферы опережает эволюционно сложившиеся приспособительные, адаптивные возможности человека. Затруднения в состыковании психофизиологических потенций человека с требованиями современной техники и технологии зафиксированы повсеместно и теоре­тически и практически. Забывать этого нельзя. Развитие техники, как отмечалось в мировой философии (Ж. Эллюль) подчас порождает ситуацию абсурда. Так, на­пример, стремительное распространение коммуникацион­ных технических сетей (телефон, радиотелефон, компью­терные сети) опережает возможность их значимого и ответственного наполнения. Могучие технические средства распространяют банальности, забиваются мелочной, пус­той, бессодержательной информацией. Многие технические инновации (изобретения, конструкторские разработки) под­час опережают свое время, оказываются экономически не­выгодны. Массовое количество технических приспособле­ний, их внедрение в производство и быт опережают интел­лектуальный (и особенно нравственный) уровень массового сознания. Возникает необходимость включения в техниче­ские системы ограничителей, обеспечивающих безопасность того, что англичане называют «фул пруф» (защита от дура­ка). Забитость техникой всего потока жизни умножает ката­строфы, аварии, трагические происшествия. И все же технический прогресс при всей его жесткости неостановим. И если где-либо можно говорить о видимом действительном прогрессе (восхождении от простого к сложному, от низшего к высшему), то это в области роста и развития техники.
2. Рациональностьинаука Из всех духовных творений человека в наши дни, пожа­луй, наибольшее внимание привлекает к себе наука. В ходе развертывания современной социо-технологической револю­ции (информационно-компьютерной, биотехнологической, экологической) к ней все чаще обращаются взоры миллионов людей, политических партий, хозяйственных структур и правительств. О науке спорят, ее восхваляют и бранят, поддерживают и проклинают, на нее возлагают радужные надежды, ей же Предъявляют счет за горести человечества. Спектр оценок науки многокрасочен: от безудержной апологии до призыва вешать ученых и объявить мораторий на научные открытия. Вся общественно-экономическая, социально-политическая и культурная ситуация наших дней такова, что наука в мире приобрела несоизмеримую с недавним прошлым весомость. в влияние. Сейчас в нашей стране резко падает как престиж науки, так и статус ученых. Это прискорбно, если не трагично. Ос­тается надеяться, что такой этап надолго не затянется, и мы ненадолго отстанем от ученых мира. Догонять будет нелег­ко, если не невозможно. Давно было сказано в знаменитой сказке «Алиса в стране чудес» о том, что надо очень быстро бежать, чтобы оставаться на прежнем месте. Увы, наша оте­чественная наука шагает сейчас вверх по лестнице, ведущей вниз. А мировая наука не стоит на месте. И во многих госу­дарствах она поддерживается властными и иными структу­рами. Все же не будем терять надежды. Интеллектуальный потенциал Отечества могуч и еще далеко не исчерпан. Вы­скажем уверенность в том, что наша наука не только выжи­вет, но и стремительно оживет, порадует всех нас новыми открытиями, прозрениями и свершениями. Говоря о науке, поставим два вопроса (они сформулирова­ны известным методологом науки наших дней Полом Фейер-бендом): 1) что есть наука - как она действует, каковы ее результаты? 2) в чем состоит ценность науки? Действитель­но ли она лучше, чем космология индийского племени Хопи, теоретические построения Аристотеля, древнекитайское уче­ние о Дао? А может быть, наука ничем не отличается от раз­нообразных мифов, являя собой их разновидность? Примем во внимание, что сегодняшнее наукоучение (фи­лософская доктрина науки, ее единая теоретико-методоло­гическая модель) исходят из толкования науки как некото­рого исторического конкретного вида рациональности. Проблема рациональности, ее модификаций, форм, соот­ношения с внерациональными и иррациональными способами духовного освоения мира сейчас остро и живо обсуждаются. Это связано с тем, что сами эти проблемы не нечто отвлечен­ное, от жизненных реалий, а, напротив, вплетены в них. Воп­рос о рациональности по сути дела есть определение принци­пов жизненного мира, позиции каждого человека, определяю­щего свое отношение ко всему, с чем он сталкивается на своем индивидуальном пути, в собственной биографии. Но и рода людей, всех нас, рациональность так же касается Понятие рациональности в истории мысли формировалось как производное от «рацио» — разума, т.е. определения того человеческого мироотношения, которое исходит в суждениях о мире и человеке из данных мысли, логических операций, проверяемых, достоверных расчетов. Рационализм — оптими­стическое отношение к реалиям, исходящее из возможности прозрачно вместить в свою субъективность все богатство дей­ствительности. Это тот подход к миру, который усматривает в разуме высшую из способностей человека. Еще И. Кант полагал, что выше разума ничего нет, трак­туя разум как способность давать принципы. Именно — прин­ципы, т.е. исходные логические основы, предпосылки любо­го результативного размышления. Принципы в какой-то мере близки к понятиям «аксиомы», «постулаты»,—идей, которые ясны сами по себе и не требуют доказательств своей правоты, истинности. Принцип - это руководящий, направляющий мо­мент ищущей мысли. Весь классический рационализм выдви­гал тот или иной принцип как исходный этап развития мыс­ли, первопричину. У Фалеса такой первоосновой была «вода», у Гегеля — «абсолютная идея», у Шопенгауэра — «воля», у Маркса — «материя» и т.д.
В названных системах рационально то и только то, что в результате логических операций выводится из единого кор­ня, первоосновы, принципа. Это концептуально-дискурсив­ное понимание мира противоположно интуитивному схва­тыванию, освоению в Откровении, целостном прозрении. В современной ситуации возникла необходимость переосмыс­ления понятия рациональности, введения представления об ее историчности, поскольку сам «разум» тоже историчен. Видимо, при всем логическом единстве мышления неоант­ропа (кроманьонского человека), нашего современника и грядущих поколений на каждом этапе человеческой исто­рии разум варьирует, обнаруживает новые черты, утрачива­ет былые особенности.
Историческая типология разума еще не отстроена в до­статочной степени. Тем не менее, уже ясно, что понятие ра­циональности полагается сегодня как присущее субъекту универсальное средство организации деятельности. Той де­ятельности, которая предстает целеполагающей и дает воз­можность эффективного исполнения замыслов, достижений целей. В этом ракурсе множатся различные определения ра­циональности. Она истолковывается как точный расчет адекватных средств для данной цели (по Веберу), или как конформность, т.е. наилучшая адаптированность к обстоя­тельствам (по Витгенштейну), как логическая обоснован­ность правил деятельности (по Тулмину). Возможны и другие трактовки, но во всех случаях раци­ональность связана с дискурсивным анализом ситуации, достижением эффективного и оптимального результата дея­тельности, соблюдением в мысли и деянии системы фикси­рованных общезначимых правил. В самом широком смысле рациональность может быть истолкована как способность разума (именно разума) к целостному охвату природы, общества и собственной субъективности. Наука и выступает как рациональное знание, ориентиро­ванное на добывание достоверной истины, расширяемой и об­новляемой, той истины, которая предстает как логически организованная и доказуемая. Наука в собственном смысле сло­ва, как сегмент человеческой культуры, есть деятельность по производству новых знаний о мире и человеке, обладаю­щих объективной значимостью. Она направлена на изучение действительности «объектно» в отвлечении от оценочно-субъ­ективных моментов. Разумеется, такая цель как получение «абсолютно чистого» образа изучаемого объекта невыполни­ма. На любом выводе науки лежит печать времени, принятой сообществом ученых научной парадигмы, особенностей лич­ности исследователя. Но направленность (интенция) науки именно такова — на объект «как он есть». В современном обществе наука представляет сложное, со многими звеньями, глубоко внутренне расчлененное духов­ное образование. Своей вопрошающей, постигающей, испы­тывающей, исследующей стороной она обращена ко всему сущему. Когда-то было сказано об искусстве, что оно «не брезгливо», ему до всего есть дело. К науке это можно от­нести еще в большей степени. Нет той стороны, грани, ас­пекта мироздания, которые не могли бы стать объектом на­учного исследования. Его возможности и границы опреде­лены возможностями и границами научной социальной практики (понимаемой в самом широком смысле слова). Дело в том, что сама наука выросла из практики, это ее обособившаяся сторона, позволяющая заглянуть за непос­редственные цели социального субъекта, рационализиро­вать сам жизненный процесс. При всей сложности и проти­воречивости соотношения теоретического и практического аспектов жизни, в конечном счете наука, будучи всеобщим продуктом деятельности, характеризует реальный уровень и возможности самой практики. В техногенной цивилизации конца XX столетия научная рациональность обретает особую значимость. Отношение к миру с позиции научной рациональности утверждает уве­ренность человека в возможности осуществления контроли­руемых изменений себя и мира, достижения оптимального согласия человека с миром и самим собой. «Знание - сила». Этот тезис Ф. Бэкона, ставший названием популярного оте­чественного журнала, известен давно. Но сила — опора вла­сти. И не только власти политической, но и власти над при­родными процессами, над самим собой; это обладание и са­мообладание. Властная устремленность научных свершений поднимает достоинство человека, укрепляет его уверен­ность, дает твердую почву под ногами. В современном обществе наука стала непременным соци­альным видом высоко специализированной, профессиональ­ной деятельности. Подготовка ученого — наиболее длительный и наиболее дорогой процесс во всей системе складыва­ния кадрового потенциала. Наука сегодня главный, а во многих случаях единственный, источник принципиальных инноваций в технику и технологию. Атомная или лазерная, компьютерная или биоинженерная технология соскользну­ли с пера ученых и не могли прорасти сами по себе из по­вседневного производственного опыта. Разумеется, эти положения не следует истолковывать в духе однобокого, узкосциентистского, гипертрофированно­го противопоставления науки другим составляющим челове­ческого духа. Как бы ни была важна наука, она не зачерки­вает значимость нравственных ценностей, эмоциональных порывов, художественных поисков, религиозного опыта, эзотерических прозрений и т.д. Сегодня очень остро встал вопрос о месте в панораме духа вненаучного знания. Иногда его трактуют как нашест­вие мракобесия, антинауки, подмены подлинной рациональ­ности шарлатанной паранаукой. Но дух человеческий не только заблуждается, но и «блуждает», мечется в поисках истины, не возводя себе никаких непроходимых преград. «Дух бродит, где хочет» —это библейское высказывание достаточно выразительно. Разум многобразен. И поэтому не стоит высокомерно отбрасывать те линии поиска, которые имеют за собой многотысячелетнюю традицию. Герметиче­ское эзотерическое знание, восходящее к Гермесу Триемегисту, построение Каббалы, тексты Библии и Корана, китай­ская «Книга перемен», Веды и Упанишады,— все это выпол­нено и сохранено в веках. Это не наука. Но это иные формы духовного освоения мира, отворачиваться от которых было бы по меньшей мере опрометчиво. И в наши дни мы сталкиваемся с ситуацией, о которой говорил такой признанный сверхрационалист, как Людвиг Витгенштейн. Он утверждал, что склонность к мистическому следует из того, что наука оставляет наши желания не­выполненными. Мы чувствуем, что, даже если на все науч­ные вопросы будет дан ответ, наши человеческие проблемы останутся нетронутыми. Не все то хорошо, что есть только наука. Однажды было метко сказана, что любовь, например, явно не наука. Ну и чго? Разве от этого умалена ее значимость в душе каждого из нас? Сейчас рождаются и возрождаются альтернативные на­уки (например, трансперсональная психология С. Грофа, «уфология», восточные системы миропонимания и т.д.). Как к ним относиться? Мир огромен, и дух человеческий бездо­нен. Непознанного всегда больше, чем познанного. Места хватит всем формам освоения мира человеком. Человеку не­обходимо все; и пренебрегать ничем не следует. Наука как таковая — сравнительно поздний продукт куль­туры. Многие тысячелетия люди жили, возделывали землю, строили жилища,. любили и страдали, осмысливали и оцени­вали так или иначе свое присутствие в мире. А науки не было. Поколение за поколением входили в жизнь и уходили из нее, опираясь на традиции, эмпирический опыт, глядя на мир через призму мифологии или религии. А науки не было. Было знание, оно было всегда, без него человек не был бы тем, что он есть, не отвечал бы одному из фундаментальных его определений, «хомо сапиенс» —человек разумный. Одна­ко многие тысячелетия знания человеческие облекались в иную форму, либо донаучную, либо вненаучную. Миф, ма­гия, оккультная практика, герметические искусства, передача накопленного опыта внетеоретическим личным (так называе­мым «узуальным») образом, от мастера к подмастерью, от учителя к ученику, — все это века и века было достаточным для обеспечения условий человеческой жизни.
В европейском античном мире или древнем Востоке науки как таковой (безличного, теоретического знания о сущности вещей и процессов) еще не было. Те крупицы «наукоподобно­го» знания можно было бы полагать как преднауку. Нам не­ведомы имена тех, кто нашел способы объективировать зна­ния, выражать их в безличной форме и передавать следую­щим поколениям. Первоистоки науки-, ее праформы теряются в Глубине веков. От палеолита до античности накапливались разрозненные предпосылки науки, еще не складываясь в целостность и не включаясь как абсолютно необходимый мо­мент в общественную жизнь. Тот культурный и социально-экономический контекст, в котором наука уже сложилась и ответила на запросы эпохи, возник в Европе лишь в позднее средневековье и начале Нового времени.
Именно в то время Ф. Бэкон сформулировал две основ­ные задачи науки: приумножение знаний и увеличение бла­га человечества. Вряд ли и сегодня можно всерьез возра­жать против этой формулы. Есть много периодизаций в ос­вещении истории науки, построенных на разных основаниях; Согласно одной из наиболее свежих периодизаций (А.С. Кравец, 1993 г.), берущих за основу социокультурные параметры, можно выделить четыре периода соци­альной зрелости европейской науки: Первый — от XV до XVIII в. — романтический, ювенальный. Это время становления рыночной экономики,«раннего капитализма, первоначального накопления. Наука переста­ет быть частным, «любительским» занятием, становится профессией. Идет десакрализация познавательной деятель­ности, возникает опытное естествознание. Отстраивается дисциплинарная структура науки. Образование впитывает в себя выводы науки. Второй - классический (XVIII—XIX в.в.), связан с утверждением зрелых товарно-рыночных отношений, машин­ного производства, распространением ставшего капитализ­ма. В это время создаются фундаментальные теории, наука ветвится и предстает как совокупность специальных теорий. Как правило, наука становится на службу государству. Престиж ученых в обществе повышается. Третий — постклассический период (примерно вторая треть XX в.) — это тот, когда возникает так называемая «Большая наука», создают основные теории современного истолкования мира (теория относительности, новая космо­логия, ядерная физика, квантовая механика, генетика). Идет фронтальное внедрение научных идей в технические инновации, в производство и быт. И, наконец, четвертый — постнеклассический период связан с развертыванием во всех ракурсах «Большой нау­ки». Он длится поныне. В познавательном (гносеологиче­ском) отношении он связан с формированием идей постнеклассической науки. В это время наука, как правило, становится предметом всесторонней опеки государства, элементом его системы. Характерным для такого состояния науки является реализация масштабных проектов, типа атомной или космической программы, организация между­народных исследований типа «геном человека» или эколо­гический мониторинг. Разумеется, предлагаемая периодизация — это схема. И как всякая схема она не учитывает многих деталей, порой весьма важных. И все же она дает общее представление в социально-культурных ступенях выхождения науки. Внутренняя организация, структуре пауки являет со­бой многообразную и многоликую картину. Два основных полюса характеризуют направленность научных изысканий: мир природы и мир человека. Естествознание и обществознание, природоведение и человековедение (гуманитарные науки) —первое разделение единого, массива научного знания по объекту приложения своих усилий. В соответствии с этим утверждается первоначальное разделение наук на естественные и социально-гуманитарные (общественные). И хотя сами эти термины недостаточно строги, их можно при­нять для выявления в первом приближении специфики предметного поля науки. Разумеется, нельзя закрывать глаза на интенсивное сближение и взаимопроникновение данных сфер научного видения, но нельзя не видеть их известной отграниченности, самостоятельности. Архитектоника современной науки пестра. Классифика­ционных схем немало. Есть попредметное, «дисциплинар­ное», расчленение науки. В основу здесь положены сущно­стные характеристики тех или иных сторон действительно­сти, ставшие объектом внимания и предметом изучения специализированных областей научного знания («формы движения материи» — по марксистской традиции, «струк­турные уровни универсума», «ступени бытия мира» и т. п.). Водной из таких схем фрагментарной системой класси­фикации наук Е.Д. Гражданников предлагает 20 фрагмен­тов: наддисциплинарные науки, фундаментальные науки, прикладные науки и т.д. вплоть до («прикладных науковедческих наук»). Наряду с ветвлением единого научного знания по отдельным замкнутым крепостям («наукам») воз­никает иное направление: концентрация научных тем «по проблемам», предполагающая развитые междисциплинар­ные контакты, выражающие единение знания. Сегодня возникла ситуация, о которой говорил В.И. Вер­надский, когда успешный исследовательский поиск идет не через сусеки отдельных наук, а через узлы общих проблем. Дело в том, что наряду со все более дробной дифферен­циацией наук и научных направлений идет могучий процесс интегрирования знаний. Возникают мегадисциплины. Сей­час разные авторы насчитывают от полутора до десяти тысяч самостоятельных дисциплин. Ученые перестают понимать друг друга, ибо каждая- из дисциплин — это своя терминоло­гия, собственные методики, автономные исследовательские структуры. Иногда говорят, что природа де неделима, мы ее делим по рубрикам сообразно своим интересам. Это и так и не так. Мир целостен, но не монотонен. Он не являет собой безликую, сплошную, однородную пустыню. Мир целостен и многоцветен, разнокачественен, обладает богатой внут­ренней организацией, динамичной и претерпевающей те или иные метаморфозы. Поэтому дисциплинарная организация науки оправдана. Но лишь при условии постоянного внимания к теоретиче­скому синтезу. И в этом процессе особенно важна роль фи­лософии, выполняющей по отношению к духовному миру функции всеобщей генерализации знаний. Исследователи науки, методологи самой науки (науковеды) подчеркивают, что передний край науки организован проблемно; по тем позициям, где идет прорыв, обнаруживается новое, незна­комое раньше. Проблема человека, глобальные проблемы человечества, проблема общих оснований Универсума, любая крупная технологическая проблема не могут быть порознь разреше­ны одной какой-либо научной дисциплиной. Даже в учеб­ном процессе, который строится по дидактическим едини­цам, отвечающим дисциплинарной структуре науки, невоз­можно замыкание в рамках локального учебного предмета. На переднем крае науки ищут и находят, а в обучении передают информацию о найденном. Однако и там остро сто­ит вопрос о проблемном обучении, имея в виду, что пробле­ма — это познавательный вопрос, ответ на который нельзя найти в наличной системе знаний. Приведенные формы архитектоники науки взяты в ее от­ношении к внешнему миру. Однако система науки, пред­ставленной как знание, обладает определенной внутренней организацией. Современное видение этой внутренней струк­туры науки (по В.С. Степину) таково: первое основание членения науки состоит в выделении в нем эмпирического и теоретического уровня. Они широко и обстоятельно освеще­ны в литературе.
Эмпирический уровень научного поиска основан на тес­ном взаимодействии ученого с исследуемым объектом. На­блюдение, описание, сравнение, измерение, эксперимент я т.д.— его слагаемые. Теоретический уровень —это тот, на котором работает мысль уже с опорой на эмпирические факты, но как бы в некотором отдалении от непосредственного видения объек­та. Построение идеальных моделей, умственный экспери­мент, математическая обработка наличного материала, со здание теоретических конструкций, претендующих на про­никновение к сущности — все это (как и многое другое) входит в арсенал теоретической ступени научного поиска. На данном этапе строится образ изучаемого объекта через систему абстракции, с тем чтобы фиксировать «в чистом виде» этот объект и процессы его преобразования.
Понятно, что оба этапа могут быть рассмотрены как разде­ленные лишь чисто логически. Н реальности они взаимопроникают. Какой бы «факт» не был зафиксирован, например в ходе эксперимента, он окажется ничего не значащей пустышкой, если он не включен в теоретическое рассмотрение. Соот­ветственно теоретические построения лишь «карточные доми­ки» если они не опираются на добротную эмпирию. Научные познания устремлены к нахождений законов, т.е. форм знания, которые выражают наличие в самих ве­щах устойчивых, повторяющихся, необходимых связей. Еще И. Кант характеризовал законы, как «правила необхо­димого существования». Если та или иная форма знания, претендующая на статуе науки, таких правил не находит и не фиксирует, то она и не является наукой. Ученый должен исследуемый им объект или явление описать, объяснить (т.е. раскрыть сущность, высветить ее внутренние закономерности) и предвидеть, указать динами­ку возможных изменений. В гуманитарных науках (науках о «духе») наряду с объяснением необходимо еще и понима­ние. Понимание по сути дела есть истолкование, интерпре­тация познаваемого в соответствии с целями и идеалами че­ловека. Это не что иное, как взаимопроникновение субъективностей, накладывание на объективные процессы сети живых человеческих смыслов, обмен идеями, диалог со сво­ими современниками, с прошлым и будущим. Наука в своем функционировании и развитии опирается на некоторые необходимые основания. Современные иссле­дователи (например В.С. Степин) выделяют следующие основания: идеалы и нормы исследования, научную карти­ну мара и философские основания науки. Понятно, что они в свою очередь имеют достаточно сложную внутреннюю ор­ганизацию. Идеалы и нормы науки — это те исторически конкретные мыслительные конструкции, которые очерчива­ют в понятиях допустимого и недопустимого, желательного и необходимого сам процесс научного поиска, дают оценку его итогам, выступают как индикаторы правомерности и ис­тинности исследования. Как мыслить, как строить экспери­мент, как строить отношения в научном сообществе, как представлять результаты и фиксировать авторство — все это включено в идеалы и нормы науки. В современной науке часто применяют понятие «парадигма», введенное Т. Куном для обозначения совокупности общепринятых идеалов и норм научного исследования и той картины мира,, с которой согласна основная масса научного сообщества. Смена парадигм — революционный сдвиг в нау­ке, выход ее на новые рубежи. С середины нашего столетия обозначился парадигмальный сдвиг, резкое изменение видения мира и человека. Это связано с глубинными, подлинно революционными изменениями в науке, возникновением постнеклассического этапа ее развития; создание неоклассики. Одна из главных линий становления данного этапа со­стоит в том, что в науку входит аксиологический (ценност­ный) момент. На месте чисто объективистского (натурали­стического) видения мира видоигается такая система по­строения науки, в которой обязательно присутствует в той или иной мере (не только в космологии, но и повсюду) «антропный принцип». Суть его, может быть, в резко упро­щенном виде состоит в утверждениях типа: мир таков потен му, что в нем есть мы, любой шаг познания может быть принят только в том случае, если он оправдан интересами рода людей, гуманистично ориентирован. Для этого этапа характерен поворот направленности научного поиска онто­логических (сущностных) проблем на «человекоразмерные» бытийные проблемы. Классическое естествознание дало традиционный взгляд на мир — «со стороны». Мир — это одно, а человек, его изу­чающий, другое. Он не полагал себя вписанным в природ­ную реальность, полагал себя стоящим «над». Теперь утвер­ждается взгляд «изнутри», мы — люди — присутствуем во Вселенной, неотделимы от нее, как и она от нас. Лишь та наука приемлема, которая обеспечит сохране­ние и будущее рода людей, не даст ему исчезнуть, раство­риться в холодном бездушном Универсуме. Наука должна дать средство для предотвращения Апокалипсиса, обеспечи­вать выживание человечества, продолжить его историю, уходящую в бесконечность. Это кардинальная задача совре­менной мировой науки. В ее свете и научная рациональность сегодня видится иначе. Сегодня надо искать не просто «объектные» законосообразные истины, а нащупывать те из них, которые можно соотнести с бытием рода людей. Поэтому сегодня подчас но­вую рациональность в отечественной литературе определя­ют как «гуманитарный антропоморфизм» (В.В. Ильин). Идеалы гуманизма органично включаются в состав лю­бого научного поиска. Наверное, не следует забывать, что еще Платон утверждал на вершине пирамиды идей не Исти­ну, а Благо И достижение Блага людей —это та сверхзада­ча науки, которую она должна решать, опираясь на находи­мые ей истины* скользящие и расплывчатые, но все же ис­тины. Истина,»е синоним Блага, но к Благу нет пути помимо овладения, истиной. Весьма серьезным поворотом в науке стало ее вхождение в так называемую «постпригожинскую» полосу. С легкой руки Ильи Пригожина (бельгийского ученого и философа русского происхождения) был отвергнут однолинейный плоский детерминизм лапласовского типа, было дано новое понимание взаимодействия «порядка» и «хаоса», показано что нет мира однозначного причинения, а есть многозначная ветвящаяся древовидная крона возможных ходов движения Космоса, биосферы и истории. Известно, что фундаментальным понятием синергетического мировидения является «нелинейность». Смысл этого пришедшего из математики понятия состоит в отрицании однозначных решений и признаний вероятностного разви­тая тех Или иных систем, в том числе социальных, осущест­вления разных, даже противоположных версий грядущего. Развитие через неустойчивость, «вспышки» в критических точках (точках бифуркации), обострение ситуации — всё это вошло в арсенал неонеклассической парадигмы науки. Синергетика учитывает, что многое свершается «вдруг», как бы непроизвольно, подобно мутациям в биологическом развитии. В нашем веке научное знание глубоко шагнуло «ввысь» в дальний загалактический Космос, проникло «внутрь» к элементарным частицам и кваркам, энергично вторглось в сферу живого и оборачивается к человеку, к его психике и социальной жизни. Движение науки не фронтально, оно противоречиво и ошибок и обмолвок у ученых не меньше, чем свершений. Иной раз говорят даже, что наука — это ис­тина помноженная на сомнение.
Многие утверждают сейчас, что наступила полоса совре­менного кризиса научного освоения действительности, фик­сируя спад ассигнований на науку даже в больших странах, считают, что наука не «оплатила» авансов, выданных ею в . середине столетия. И все же при всех порой обоснованных претензиях к науке надо решительно подчеркнуть, что именно ее сверше­ния породили тот огромный сдвиг, который намечается в истории рода люден. Наука является полном смысле слова непосредственной производительной силон. Но вместе с тем она предстает как нарастающая социальная сила, наклады­вающая свою печать на все происходящее в человеческом сообществе. И это касается всего массива научно-теоретиче­ского знания (фундаментального и прикладного, естествен­ного и социально-гуманитарного, инженерно-технического и организационного).

3. Научно-техническое развитие В последние десятилетия началась кардинальная рево­люция, принципиально изменяющая отношение мира чело­века и мира природы. Она еще не получила общепринятого названия. Это и понятно — она еще более в истоках, чем в развороте. Ее расцвет еще впереди. В разных теоретических системах она именуется неодина­ково. В марксистской терминологии это «научно-техническая революция», по цивилизационной типологии О. Тоффлера — «социо-техническая революция». Чаще всего ее называют ин­формационно-компьютерной или информационно-экологиче­ской. Ее собственным внутренним стержнем выступает созда­ние и развертывание электронно-компьютерной и биотехноло­гической технологии. Ее результатом в самом широком смысле может стать новая цивилизация, условно говоря «по­стиндустриальная», «информационная», «информационно-экологическая». Общество, контуры которого только-только проявляют­ся, будет характеризоваться тем новым и совершенно осо­бым местом, которое будут занимать в нем информация и знания. Уже сегодня в наиболее развитых странах основные области промышленного и сельскохозяйственного производ­ства, связь и коммуникации, быт и развлечения, образова­ние и духовная жизнь прочно опираются на достижения фундаментальных наук, становясь все более и более науко­емкими. Поиск, создание, возрастание и хранение, смысловая трансформация, тиражирование и распространение зна­ний занимает все большее место в деятельности людей. Ин­формация становится пенным продуктом и основным товаром. Эти положения побуждают к тому, чтобы пристальнее вглядеться в само понятие «информация». Еще недавно, так сказать, в докибернетическую пору информация пони­малась попросту как передача сообщения. В последние де­сятилетия на волне кибернетического бума это понятие пе­реосмысливалось и углублялось. Сегодня оно трактуется как некоторая субстанция, которая питает как исследователей, вчитывающихся в непознанное, так тех, кто стоит у руля про­цессов управления производством и социальной жизни. Возникли философские концепции, в которых информа­ция ставилась в один ряд с протяженностью и движением. Информационность трактуется в них как свойство всего Универсума и каждой его составляющей. Во многих случа­ях у разных авторов информация понимается как отраженное разнообразие, устранение неопределенности, отрицание энтропии, передача многообразия, мера сложности струк­тур, вероятность выбора и т.д. При всем этом логически строгого общепринятого определения информации пока нет. И на бытовом уровне уже ходят присказки типа «инфор­мация — мать эрудиции». Понимание того, что информация есть некоторый содержательный сгусток любого знания, его внутренняя доминанта, глубинный стержень становится ши­роко распространенным. Полагая возможность развития об­щества как «информационного», мы тем самым утверждаем, что центр тяжести в «техносфере» и вообще во всей искусственной Среде человеческого бытия перемещается с «энергетических» и «вещественных» моментов на «информационные». Как мы уже говорили, одной из базовых составляющих культуры является техника. В нашей печати (В.В. Нали­мов) отмечалось, что на Земле нет кроме человека ни одно­го существа, которое нуждалось бы в энергии, не могущей быть освоенной натурально, физиологически. Недаром воз­ник миф о Прометее, похитившем огонь у богов. От первого костра кроманьонцев до современных гидростанций и атом­ных реакторов — таков путь расширения энергетической ос­новы технического прогресса» Последовательно сменяют друг друга как основы технических конструкций: дерево, медь, бронза, железо, сталь, сплавы композиты разных мо­дификаций. И их роль не исчезла. Однако главным и основным, стало сейчас решение про­блемы: как именно соединить энергию и материал, сконцен­трировать, отстроить, собрать много в единое. А для этого и надо опираться на информацию, прежде всего сущностную, т.е. научную. Техника и технология наших дней весьма наукоемки. Высокие технологии конца века (электроника, информа­тика, космическое производство, биотехнологии и т. п.) вы­водят производство на новый уровень, принципиально от­личный от предшествующей истории. В их лице мир вглядывается в свое обозримое будущее. Действительно, создание этих технологий вполне можно охарактеризовать как революцию, т.е. радикальное качественное преобразо­вание в основах производительной деятельности, в отношении Человечества и Природы. Весь мир производства там, где он вступил в фазу рево­люционных изменений» разительно меняет свой облик. Ме­няется соотношение производства благ и сферы услуг в пользу последней. Снижается весомость тяжелой промыш­ленности, вдет ее разукрупнение, диверсификация (умножение многообразия). Жесткие вертикальные монострукту­ры заменяются территориально рассеянными производст­венными сетями. Интеллектуальная деятельность подверга­ется всесторонней «технологнзации». Компьютерная техно­логия расширяет возможности мыслительных актов, разоружает память, создает предпосылки для творческих взлетов. В этой ситуации резко возрастает необходимость создания «республики ученых», т.е. того сообщества, которое занималось бы беспрерывной атакой неизведанного, умно­жала бы «умственную силу» рода людей. Высоко значимым становится массовое образование, построенное на основе фундаментальных свершений науки Страна, где пренебре­гают сферой образования и поворачиваются спиной к науке, обречена на гниение. Дальновидные экономисты давно осознали значимость «человеческого капитала». А это зна­чит, что наиболее впечатляющий результат, высочайшую эффективность дают «вложения» в человека. Будущее эко­номики, экологии вообще человеческой жизни зависит прежде всего от того, каков интеллектуальный багаж людей и каков их духовный, нравственный облик. Информационно-компьютерная революция подготавли­вает базу для, глубоких социальных изменений. От охва­тят все этажи общественной целостности —социальное уст­ройство, хозяйственную жизнь и труд, области политики и образования. Традиционные представления о социальных структурах, характерные для XIX в. или первой половины XX в., по всей вероятности, уйдут в прошлое. Уже проис­ходят процессы, ведущие к тому, что в промышленном про­изводстве остается все меньше «синих воротничков» (рабо­чих). Зато все больше становится «белых воротничков» (специалистов) и «стальных воротничков» (роботов). Воз­никает новый слой работников с высокой интеллектуальной квалификацией. А. Тоффлер называет его «когнетарнат».
Информационная технология стремительно развивается. Так, в 1971 г. первый в мире микропроцессор («Кремниевый чип») содержал 2300 транзисторов и позволял выполнять 60 тысяч операций в секунду. В 1993 г. компьютер пятого поколения содержал уже 3 миллиона 300 тысяч транзисто­ров и выполнял 166 миллионов команд в секунду. Знатоки и эксперты полагают, что к концу столетия появятся компь­ютеры шестого и седьмого поколения, которые будут содер­жать в каждом процессоре 80-100 миллионов транзисторов и выполнять до 2 миллиардов команд в секунду.
Существенно изменится и духовно-культурная сфера общества. Информационная технология станет мощным гене­ратором и резким усилителем культурных сдвигов и инно­ваций. Она вызовет противоречие и неоднозначные процес­сы. Электронные средства индивидуального пользования позволят любому человеку получать необходимую инфор­мацию. И это изменит характер массовой культуры, систе­мы образования, расширит кругозор каждого отдельного че­ловека. Два противоположных процесса в культуре: масси-фикация и демассификация, взаимопереплетаясь, вызовут немало не предсказуемых коллизий и неожиданных воз­можностей. В целом они выведут культуру на иной качест­венный уровень. Информационная революция не может не затронуть сфе­ру политических отношений., С одной стороны, последствия ее отрадны: расширение возможностей непосредственного участия каждого в принятии демократических решений, уп­рочение демократической индивидуальной свободы. Но вместе с тем возникает опасность всеохватывающего контро­ля правящих структур над людьми, вплоть до манипулиро­вании ими. Преодоление этого противоречия возможно лишь на путях недопущения любых форм тоталитаризма и защиты достоинства и свободы каждого человека. , И, наконец, информационная революция окажет серьез­ное воздействие на самого человека, его образ жизни, род занятий, самочувствии Разумеется, многое зависит от того, в каком социальном контексте будет протекать информати­зация человеческой жизни, как она будет связана с демок­ратизацией социальности, гуманизацией духовной атмосфе­ры. Тем не менее можно предположить, что формирование банков знаний, доступных для всех, становление информа­ционной эпистемологии окажут воздействие на Характер ин­теллектуальной деятельности. В мир вместе с компьютеризацией входит новый вид ре­альности — «виртуальная реальностью, искусственная псевдосреда, с которой можно общаться как с подлинной. Эта новая технологическая среда окажет мощное (и пока что совершенно непредсказуемое) воздействие на человече­скую психику. Сегодня эта перспектива обнаруживается в частности в феномене маньяков компьютерных игр и экста­тической погруженности в «виртуальную реальность». Диалог микропроцессорной системы и человека, превра­тившись в постоянный и необходимый момент жизненного пути, во многом существенно преобразует процесс обуче­ния, профессиональный труд, досуг, лечение. Высокий уро­вень информированности, попросту не сравнимый с современным, пробуждение творческого потенциала, невиданные способы общения людей — все это породит иной тип челове­ческой личности. Характеризуя грядущее общество как информационное, возникающее на основе компьютерной технологии, видимо, следует сделать одно важное дополнение. Как отмечалось отечественными исследователями (например А.Д. Урсул), это общество должно быть не только информационным, по и экологическим. Выдвижение в постиндустриальном обще­стве на первый план информационных проблем еще не ре­шает всех коллизий в отношении «общество —природа». Назревающий глобальный экокризис (о нем подробнее бу­дет рассказано в следующей главе) повелительно требует поворота общества в сторону коэволюционных задач, т. е, достижения оптимальных отношений человечества и его природно-экологической среды. Производство не может не стать экологизированным. Иначе мы захлебнемся в его от­бросах, погубим естественные условия1 нашего обитания. Как это ни печально, но вещественные и энергетические ресурсы иссякают. Уже есть обоснованные расчёты, на сколько, сможет хватить в обозримом будущем невозобновляемых ресурсов (уголь, нефть, газ и т.д.). Но есть один ресурс, который стремительно возрастает — интеллектуаль­ный, информационный и прежде всего ресурс научно-тех­нического знания, образованности, информированности лю­дей. Опираясь, главным образом, на этот ресурс, включая и духовно-нравственное богатство, человечество в состоянии преодолеть назревающую глобальную нестабильность и выйти к новым горизонтам истории. Завершая главу о. развитии науки и техники, поставим вопросы: есть ли будущее у научно-технического прогрес­са? во всех ли отношениях его можно рассматривать как прогресс? Дело в том, что, создавая «техносферу», человечество теснит природу, антропогенное воздействие на биосферу Земли становится губительным, прерываются естественные циклы возобновления природных ресурсов. Плата за удоб­ства, комфорт, высокие урожаи и дома с горячим водоснаб­жением оказывается непомерно высока. Видимо, не по всем параметрам и не во всех отношениях научно-технический прогресс есть, благо. Многое в нем пугающе быстро оборачивается злом. Перед человечеством возникли глобальные проблемы, выросли проблемы выживания рода людей.
4. Философия техники Хотя техника является настолько же древним явлением, как и само человечество, а поэтому так или иначе она попадала в поле зрения философов, как самостоятельная философская дисциплина, философия техники возникла лишь в XX столетии. С конца сороковых годов XX века началось обсуждение философских вопросов техники. До немецкого философа М.Хайдеггера техника оценивалась только положительно, как последнее, эффективное орудие, способствующее "триумфальному шествию Разума и Добра". Хайдеггер сделал сенсационное заявление: он первым увидел в технике величайшую опасность для человека, поскольку человек "выдан" технике, "затребован" ею. Ярко и наглядно ужас человека перед технической мощью показал Аурелио Печчеи, создатель всемирно известной организации - Римского клуба - объединившего ученых, исследующих так называемые глобальные проблемы современности, т.е. те процессы, которые угрожают будущему человеческой цивилизации. В книге "Человеческие качества" А.Печчеи отмечал: "Истоки этой почти зловещей благоприобретенной мощи человека лежат в комплексном воздействии всех . изменений, а их своеобразным символом стала современная техника. Еще несколько десятилетий назад мир человека можно было - в весьма упрощенном виде, разумеется, - представить тремя взаимосвязанными, но достаточно устойчивыми элементами. Этими элементами были Природа, сам Человек и Общество. Теперь в человеческую систему властно вошел четвертый и потенциально неуправляемый элемент - основанная на науке Техника . Так что человек уже не в состоянии не только контролировать эти процессы, но даже просто осознавать и оценивать последствия всего происходящего." (Печчеи А. Человеческие качества. М.,1985. С.68.).
Современная социальная философия изучает следующие вопросы, связанные с техникой: 1. Что такое техника как феномен? 2. Каковы формы и пределы ее воздействия на человеческое бытие? 3. В чем общественная обусловленность техники? 4. Техника - это благо или зло для человека и всей цивилизации?
Для того, чтобы разобраться в том, что такое философия техники и что такое техника как уникальное, единственное в своем роде явление, которое изучает философия, осуществим краткий экскурс в историю. Независимо от того, с какого момента отсчитывать начало науки, о технике можно сказать определенно, что она возникла вместе с возникновением Homo sapiens и долгое время развивалась независимо от всякой науки. Это, конечно, не означает, что ранее в технике не применялись научные знания. Но во-первых, сама наука не имела долгое время особой дисциплинарной организации, и, во-вторых, она не была специально ориентирована на сознательное использование создаваемых ею знаний в технической сфере. Рецептурно-техническое знание достаточно долго противопоставлялось научному знанию, об особом научно-техническом знании вообще вопрос не ставился. "Научное" и "техническое" принадлежали фактически к различным культурным ареалам. В более ранний период развития человеческой цивилизации и научное, и техническое знание были органично вплетены в религиозно-мифологическое мировосприятие и еще не отделялись от практической деятельности. Первым, кто внес в заглавие своей книги словосочетание "Философия техники", был немецкий философ Эрнст Капп. Его книга "Основные направления философии техники. К истории возникновения культуры с новой точки зрения" вышла в свет в 1877 году. Несколько позже другой немецкий философ Фред Бон одну из глав своей книги "О долге и добре" (1898 г.) также посвятил "философии техники". В конце XIX века российский инженер П.К.Энгельмейер формулирует задачи философии техники в своей брошюре "Технический итог XIX века" (1898 г.). Однако только в XX веке техника, ее развитие, ее место в обществе и значение для будущего человеческой цивилизации становится предметом систематического изучения. Не только философы, но и сами инженеры, начинают уделять осмыслению техники все большее внимание. Особенно эта тематика обсуждалась на страницах журнала Союза германских дипломированных инженеров "Техника и культура" в 30-е годы. Можно сказать, что в этот период в самой инженерной среде вырастает потребность философского осознания феномена техники. Часто попытки такого рода осмысления сводились к исключительно оптимистической оценке достижений и перспектив современного технического развития. Одновременно в гуманитарной среде росло критическое отношение к ходу технического прогресса в современном обществе и внимание привлекалось прежде всего к его отрицательным сторонам. Таким образом, философия техники, с позиций широкого исторического контекста, исследует феномен техники в целом и ее место в общественном развитии. Что же такое техника? Она представляет собой: - совокупность технических устройств - от отдельных простейших орудий до сложнейших технических систем; - совокупность различных видов технической деятельности по созданию этих устройств - от научно-технического исследования и проектирования до их изготовления на производстве и эксплуатации, от разработки отдельных элементов технических систем до системного исследования и проектирования; - совокупность технических знаний - от специализированных рецептурно-технических до теоретических научно-технических и системотехнических знаний. Как же философы оценивают современную технику? Прежде всего, они констатируют, что на протяжении последнего столетия технику либо прославляли, либо презирали, либо взирали на нее с ужасом. Почти исчез "прометеевский восторг" (выражение известного немецкого философа К.Ясперса) перед техникой, хотя дух изобретательства это не парализовало. "Детская радость" перед техникой стала уделом "примитивных народов" (выражения того же Ясперса). Вместе с тем, техника открывает перед человеком новый мир, новые возможности существования в нем. Сравним, например, возможности изучения иностранного языка с помощью книг-самоучителей и с помощью компьютерных лазерных дисков. Или подготовку рукописи книги с помощью шариковой ручки и компьютерного редактора текстов. Как говорится, комментарии излишни. Техника дает человеку поистине огромное расширение реального видения мира. Не удивительно, что сейчас, как никогда прежде, бурно развивается астрономия, опирающаяся на достижения современной науки. Благодаря транспорту человек преодолевает пространственные ограничения. Техника открыла перед человеком новый мир - мир дизайна. Технический объект должен быть уже не просто целесообразным, как это требовалось от него в прошлом. Он должен гармонично войти в интерьер человеческого жилища и при этом отвечать возросшим требованиям безопасности пользования им. Современная техника оказала воздействие на все сферы жизни общества: революционные изменения претерпела сфера материального производства; даже по сравнению с первой половиной XX века, значительно изменилась социальная структура развитых стран мира; сложное и противоречивое, далеко не всегда положительное воздействие оказала современная техническая цивилизация на политические системы большинства стран мира; получили развитие новые виды искусства и т. д. Техника коснулась всех сфер жизни. Она существенно изменила самого человека, своего творца и . заложника. К. Ясперс так суммировал все сказанное выше: "Реальность техники привела к тому, что в истории человечества произошел невероятный перелом, все последствия которого не могут быть предвидены и не доступны даже для самой пылкой фантазии. Но очевидно следующее: техника - только средство, сама по себе она не хороша и не дурна. Всё зависит от того, что из нее сделает человек, чему она служит, в какие условия он ее ставит. Весь вопрос в том, что за человек подчиняет ее себе и каким образом он проявит себя с ее помощью. Техника не зависит от того, что может быть ею достигнуто, то есть это не самостоятельная сущность, это скорее триумф средств над целью" (Ясперс К. Современная техника // Новая технократическая волна на Западе. М.,1986. С.146).
ЛИТЕРАТУРА 1. Философия: учебник для высших учебных заведений. — Ростов н/Д.: «Феникс», 1998 – 576 с. 2. Орешников И.М. – Философия науки и техники, Уфа: Изд-во УГНТУ,1999,-127 с. 3. А.Г. Спиркин – Философия: Учебник. – М.: Гардарики, 2001.- 816 с. 4. Бердяев Н. Человек и машина. / Вопросы философии №2. 1989. 5. Бек Х. Сущность техники. В кн. Философия техники в Германии. М., Наука 1996. 6. Новая технократическая волна на западе: (Сб.ст.) / АН СССР, ин-т философии: (редкол.: П.С.Гуревич ( отв.ред. ) и др.) - М.Прогресс, 1996.