Роман "Обломов" и его сравнение с другими произведениями Гончарова

ПЛАН: 1. Что такое обломовщина. 2. Характер Обломова и способы его художественного воспроизведения 3. Сравнение романов «Обломов» и «Обыкновенная история» (собственное мнение) 1. Что такое обломовщина.
Уменье охватывать полный образ предмета, отчеканить, изваять его – заключается сильнейшая сторона таланта Гончарова. И ею он особенно отличается среди современных русских писателей. Из нее легко объясняются все остальные свойства его таланта. У него есть изумительная способность – во всякий данный момент остановить летучее явление жизни, во всей его полноте и свежести, и держать его перед собою до тех пор, пока оно не сделается полной принадлежностью художника. На всех нас падает светлый луч жизни, но он у нас подчас же и исчезает, едва коснувшись нашего сознания. И за ним идут другие лучи, от других предметов, и опять столь же быстро исчезают, почти не оставляя следа. Так проходит жизнь, скользя по поверхности нашего сознания. Не то у художника; он умеет уловить в каждом предмете что-нибудь близкое и родственное своей душе, умеет остановиться на том моменте, который чем-нибудь особенно поразил его. Смотря по свойству поэтического таланта и по степени его выработанности, сфера, доступная художнику, может суживаться или расширяться, впечатления могут быть живее или глубже, выражение их – страстнее или спокойнее. Нередко сочувствие поэта привлекается каким-нибудь одним качеством предметов; и это качество он старается взывать и отыскивать всюду, в возможно полном живом его выражении поставляет свою главную задачу, на него по преимуществу тратит свою художественную силу. Так являются художники, сливающие внутренний мир души своей с миром внешних явлений и видящие все жизнь и природу призмою господствующего в них самих настроения. Так, у одних все подчиняется чувству пластической красоты, у других по преимуществу рисуются нежные и симпатичные черты, у иных во всяком образе, во всяком описании отражаются гуманные и социальные стремления, и так далее. Ни одна из таких сторон не выдается особенное у Гончарова. У него есть другое свойство! Спокойствие и полнота поэтического миросозерцания. Он ничем не увлекается исключительно или увлекается веем одинаково. Он не поражается одной стороною предмета, одним моментом события, а вертит предмет со всех сторон, выжидает совершения всех моментов явления и тогда уже приступает к их художественной переработке. Следствием этого является, конечно, художнике более спокойное и беспристрастное отношение к изображенным предметам, большая отчетливость в очертании даже мелочных подробностей и ровная доля внимания ко всем частностям рассказа. Вот отчего некоторым кажется роман Гончарова «Обломов» растянутым. Он, если хотите, действительно растянут. В первой части Обломов лежит на диване; во второй – ездит к Ильинским и влюбляется в Ольгу, а она – в него; в третьей он видит, что ошиблась в Обломове, и они расходятся; в четвертой она выходит замуж за друга его Штольца, а он женится на хозяйке того дома, где нанимает квартиру. Вот и все. Никаких внешних событий, никаких препятствий (кроме разве разведения моста через Неву, прекратившего свидания Ольги с Обломовым), никаких посторонних обстоятельств не вмешивается в роман. Лень и апатия Обломова – единственная пружина действия во всей его истории. Как же это можно было растянуть на четыре части? Попадись эта тема другому автору, тот бы ее обделал иначе: написал бы страничек пятьдесят, легких, забавных, сочинил бы милый фарс, осмеял бы своего ленивца, восхитился бы Ольгой и Штольцем, да на том бы и покончил. Рассказ никак бы не был скучен, хотя и не имел бы особенного художественного значения. Гончаров принялся за дело иначе. Он не хотел отстать от явления, на которое однажды бросил свой взгляд, не проследивши его до конца, не отыскавши его причин, не понявши связи его со всеми окружающими явлениями. Он хотел добиться того, чтобы случайный образ, мелькнувший перед ним, возвести в тип, придать ему родовое и постоянное значение. Поэтому во всем, что касалось Обломова, не было для него вещей пустых и ничтожных. Всем занялся он с любовью, все очертил подробно и отчетливо. Не только те комнаты, в которых жил Обломов, но и тот дом, в каком он только мечтал жить; не только халат, но и серый сюртук и щетинистые бакенбарды слуги его Захара; не только писание письма Обломовым, но и качество бумаги и чернил в письме старосты к нему – все приведено и изображено с полной отчетливостью и рельефностью. Автор не может пройти мимоходом даже какого-нибудь барона фон Лангвагена, не играющего никакой роли в романе; и о бароне напишет он целую прекрасную страницу, и написал бы две и четыре, если бы не успел исчерпать его на одной. Это, если хотите, вредит быстроте действия, утомляет безучастного читателя, требующего чтоб его неудержимо развлекали сильными ощущениями. Но тем не менее в таланте Гончарова – это драгоценное свойство, чрезвычайно много помогающее художественности его изображений. Начиная читать его, находишь, что многие вещи как будто не оправдываются строгой необходимостью, как будто не соображены с вечными требованиями искусства. Но вскоре начинаешь сживаться с тем миром, который он изображает, невольно признаешь законченность и естественность тех выводимых им явлений, сам становишься в положение действующих лиц и как-то чувствуешь, что на их месте и в их положении иначе и нельзя, да как будто и не должно действовать. В чем заключаются главные черты обломовского характера? В совершенной инертности, происходящей от его апатии ко всему, что делается на свете. Причина же апатии заключается отчасти в его внешнем положении, отчасти же в образе его умственного и нравственного развития. По внешнему своему положению – он барин; «у него есть Захар и еще триста Захаров», по выражению автора. С малых лет Обломов привыкает быть байбаком благодаря тому, что у него и подать и сделать – есть кому; тут уж даже и против воли нередко он бездельничает и сибарствует. Такое воспитание вовсе не составляет чего-нибудь исключительного, странного в нашем образованном обществе. Не везде, конечно, Захарка натягивает чулки барчонку, и т.п. Но не нужно забывать, что подобная льгота дается Захарке по особому снисхождению или вследствие высших педагогических соображений и вовсе не находится в гармонии с общим ходом домашних дел. Барчонок, пожалуй, и сам оденется; но он знает, что это для него вроде милого развлечения, прихоти, а в сущности он вовсе не обязан этого делать сам. Да и вообще ему самому нет надобности что-нибудь делать. Из чего ему биться? Некому, что ли, подать и сделать для него все, что ему нужно? Поэтому он себя над работой убивать не станет, что бы ему не толковали о необходимости и святости труда: он с малых лет видит в своем доме, что все домашние работы исполняются лакеями и служанками, а папенька и маменька только распоряжаются да бранятся за дурное исполнение. И вот у него уже готово первое понятие – что сидеть сложа руки почетнее, нежели суетиться с работою… В этом направлении идет и все дальнейшее развитие.
Понятно, какое действие производится таким положением ребенка на все его нравственное и умственное образование. Внутренние силы «никнут и увядают» оп необходимости. Если мальчик и пытает их иногда в капризах и в заносчивых требованиях исполнения другими его приказаний. А известно, как удовлетворенные капризы развивают бесхарактерность и как заносчивость несовместна с уменьем серьезно поддерживать свое достоинство. Привыкая предъявлять бестолковые требования, мальчик скоро теряет меру возможности и удобоисполнимости своих желаний, лишается всякого уменья соображать средства с целями и потому становится в тупик при первом препятствии, для отстранении которого нужно употребить собственное усилие. Когда он вырастает, он делается Обломовым, с большей или меньшей долей его апатичности, бесхарактерности, под более или менее искусной маской, но всегда с одним неизменным качеством отвращением от серьезной и самобытной деятельности.
Много помогает тут и умственное развитие Обломовых, тоже разумеется, направляемое их внешним положением. Как в первый раз они взглянут на жизнь навыворот, - так уж потом до конца дней своих и не могут достигнуть разумного понимания своих отношений к миру и к людям. Им потом и растолкуют многое, они и поймут кое-что, но с детства укоренившееся воззрение все-таки удерживается где-нибудь в уголку и беспрестанно выглядывает оттуда, мешая всем новым понятиям и не допуская их уложиться на дно души. И делается в голове какой-то хаос: иной раз человеку и решимость придет сделать что-нибудь, да не знает он, что ему начать, куда обратиться . И не мудрено: нормальный человек всегда хочет только того, что может сделать; зато он немедленно и делает все, что захочет… А Обломов… он не привык делать что-нибудь, следовательно, не может хорошенько определить, что он может сделать и чего нет, - следовательно, не может и серьезно, деятельно захотеть чего-нибудь… Его желания являются только в форме: «а хорошо бы, если бы вот это сделать»; но как это может сделаться, - он не знает. Оттого он любит помечтать и ужасно боится того момента, когда мечтания придут в соприкосновение с действительность. Тут он старается взвалить дело на кого-нибудь другого, а если нет никого, то на авось… Ясно, что Обломов не тупая, апатическая натура, без стремлений и чувств, а человек, тоже чего-то ищущий в своей жизни, о чем-то думающий. Но гнусная привычка получать удовлетворение своих желаний не от собственных усилий, а от других – развила в нем апатическую неподвижность и повергла его в жалкое состояние нравственного рабства. Рабство это так переплетается с барством Обломова, так они взаимно проникают друг в друга и одно другим обуславливаются, что, кажется нет ни малейшей возможности провести между ними какую-нибудь границу. Это нравственное рабство Обломова составляет едва ли не самую любопытную сторону его личности и все его истории… Но как мог дойти до рабства человек с таким независимым положением, как Илья Ильич? Кажется, кому бы и наслаждаться свободой, как не ему? Не служит, не связан с обществом, имеет обеспеченное состояние… Он сам хвалится тем, то не чувствует надобности кланяться, просить, унижаться, что он не подобен «другим», которые работают без устали, бегают, суетятся, - а не поработают, так и не поедят… Он внушает к себе благоговейную любовь доброй вдовы Пшенициной именно тем, что он барин, что он сияет и блещет, что он и ходит и говорит так вольно и независимо, что он «не пишет беспрестанно бумаг, не трясется от страха, что опоздает на должность, не глядит на всякого так, как будто просит оседлать его и поехать, а глядит на всех и на все так смело и свободно, как будто требует покорности себе». И, однако же, вся жизнь этого барина убита тем, что он постоянно остается рабом чужой воли и никогда не возвышается до того, чтобы проявить какую-нибудь самобытность. Он раб каждой женщины, каждого встречного, раб каждого мошенника, который захочет взять над ним волю. Он раб своего крепостного Захара, и трудно решить, который из них более подчиняется власти другого. По крайней мере – чего Захар не захочет, того Илья Ильич не может заставить его сделать, а чего захочет Захар, то сделает и против воли барина, и барин покорится… Оно так и следует: Захар все-таки умеет сделать хоть что-нибудь, а Обломов ровно ничего не может и не умеет. Нечего уже и говорить о Тараньтьеве и Иване Матвеиче, которые делают с Обломовым что хотят, несмотря на то, что сами и по умственному развитию и по нравственным качествам гораздо ниже его… Отчего же это? Да все от того, что Обломов, как барин, не хочет и не умеет работать и не понимает настоящих отношений своих ко всему окружающему. Он не прочь от деятельности – до тех пор, пока она имеет вид призрака и далека от реального осуществления: так, он создает план устройства имения и очень усердно занимается им, - только, «подробности сметы и цифры» пугают его и постоянно отбрасываются им в сторону, потому что где ему с ними возиться? Обломов, разумеется, не мог осмыслить соей жизни и потому тяготился и скучал от всего, что ему приходилось делать. Служил он – и не мог понять, зачем эти бумаги пишутся; не понявши же, ничего лучше не нашел, как выйти в отставку и ничего не писать. Учился он – и не знал, к чему может послужить ему наука; не узнавши этого, он решился сложить книги в угол и равнодушно смотреть, как их покрывает пыль. Выезжал он в общество и не умел себе объяснить, зачем люди в гости ходят; не объяснивши, он бросил все свои знакомства и стал по целым дням лежать у себя на диване. Сходился он с женщинами, но подумал: однако, чего же от них ожидать и добываться? Подумавши же, не решил вопроса и стал избегать женщин… Все ему наскучило и опостылело, и он лежал на боку, с полным, сознательным презрением к «муравьиной работе людей», убивающихся и суетящихся Бог весть из-за чего… Обломов не есть существо, от природы совершенно лишенное способности произвольного движения. Его лень и апатия есть создание воспитания и окружающих обстоятельств. Главное здесь не Обломов, а обломовщина. Он бы, может быть, стал даже и работать. Если бы нашел дело по себе; но для этого, конечно, ему надо было развиться несколько под другими условиями, нежели под какими он развился. В нестоящем же своем положении он не мог нигде найти себе дела по душе, потому что вообще не понимал смысла жизни и не мог дойти до разумного воззрения на свои отношения к другим. Здесь-то он и подает нам повод к сравнению с прежними типами лучших наших писателей. Давно уже замечено, что все герои замечательнейших русских повестей и романов страдают от того, что не видят цели в жизни и не находят себе приличной деятельности. Вследствие того они чувствуют скуку и отвращение от всякого дела, в чем представляют разительное сходство с Обломовым. В самом деле, - раскройте, например, «Онегина», «Героя нашего времени», «Кто виноват?», «Рудина», или «Лишнего человека», или «Гамлета Щигровского уезда», - в каждом из них вы найдете черты, почти буквально сходные с чертами Обломова. Онегин, как Обломов, оставляет общество, затем, что его:
Измены утомить успели Друзья и дружба надоели. И вот он занялся писаньем: Отступник бурных наслаждений, Онегин дома заперся,
Зевая, за перо взялся, Хотел писать, но труд упорный Ему был тошен; ничего Не вышло из пера его… На этом поприще подвизился и Рудин, который любил читать избранным «первые страницы предполагаемых статей и сочинений своих». Тентетников тоже много лет занимался «колоссальным сочинением, долженствовавшим обнять всю Россию со всех точек зрения», но и у него «предприятие большое ограничивалось одним обдумываньем: изгрызлось перо, являлись на бумаге рисунки, и потом все это отодвигалось в сторону». Илья Ильич не отстал в этом от своих собратий: он тоже писал и переводил, - Сэя даже переводил. «Где же твои работы, твои переводы?» - спрашивает его потом Штольц. «Не знаю, Захар куда-то дел; в углу, должно быть, лежат», - отвечает Обломов. Выходит, что Илья Ильич даже больше, может быть сделал, чем другие, принимавшиеся за дело с такой же твердой решимость, как и он… А принимались за это дело почти все братцы обломовской семьи, несмотря на разницу своих положений и умственного развития. Печорин только смотрел свысока на «поставщиков повестей и сочинителей мещанских драм»; впрочем, и он писал свои записки. Что касается Бельтова, то он, наверное, сочинял что-нибудь, да еще, кроме того, артистом был, ходил в Эмитаж и сидел за мольбертом, обдумывал большую картину встречи Бирона, едущего из Сибири, с Минихом, едущим в Сибирь. Что из всего этого вышло, известно читателям… Во всей семье та же обломовщина… Общее у всех этих людей то, что в жизни нет им дела, которое бы для них было жизненной необходимостью, сердечной святыней, религией, которое бы органически срослось с ними, так что отнять его у них значило бы лишить их жизни. Все у них внешнее, ничего не имеет корня в их натуре. Они, пожалуй, и делают что-то такое, когда принуждает внешняя необходимость, так, как Обломов ездил в гости, куда тащил его Штольц, покупал ноты и книги для Ольги, читал то, что она заставляла его читать. Но душа их не лежит к тому делу, которое наложено на них случаем. Если бы каждому из них даром предложили все внешние выгоды, какие им доставляются их работой, они бы с радостью отказались бы от своего дела. 2. Характер Обломова и способы его художественного воспроизведения. История отношений Обломова, с одной стороны, ко всему тому миру людей и вещей, который связывает его с обломовщиной, а с другой – со Штольцем и Ольгой составляют основу сюжетно-композиционного построения романа Гончарова. Романист сосредоточился на изображении того, как дружба со Штольцем и особенно любовь к Ольге стали для Обломова испытанием всех его нравственных сил, проверкой его способности к возрождению. Испытание любовью и дружбой показало, что духовные силы Обломова находились в состоянии глубокого сна, пробуждение их лишь подтвердило это. Драматическая Обломова раскрыла силу обломовщины, гибельность ее для человека. Индивидуальная, своеобразная судьба Ильи Ильича обнажила типическое, способствовала уяснению общественно-нравственного смысла обломовщины, явилась для писателя основанием к решительному ее осуждению. Развитие указанной основной ситуации романа воплощено Гончаровым в оригинальную художественную систему, подсказанную самим предметом посвящена лишь одному (неполному) обычному дню жизни Ильи Ильича. Жизнь эта ограничена пределами одной комнаты, где лежит и спит Обломов. С точки зрения основного конфликта в первой части романа сложилась «ситуация отсутствия ситуации». В ней нет столкновений и развития характеров в конкретном действии. Но эта «отрицательная» ситуация у Гончарова полна движения, многообразных красок, различных аспектов освещения предмета. Душевное состояние героя беспрестанно меняется: в нем комическое сливается с трагическим, беспечность – с внутренними мучениями и борьбой, сон и апатия – с пробуждением, с игрою чувств и воображения. Воспроизведение одного лишь дня в жизни Обломова обнаруживает весь его уже вполне сложившийся характер, дают историю целой жизни и в концентрированном виде раскрывает общий ее смысл. Сущность Обломовского характера подсказывала художнику своеобразие проявлений его пробуждения. Оно было достаточно сильным, драматичным в момент любви к Ольге, содержало не только комическое, но и патетическое и даже трагическое начало. Но в целом пробуждение Обломова не было результатом его внутренней потребности, подготавливалось не обстоятельствами его собственной жизни, основывалось не на его убеждениях и решениях, развивалось не под влиянием го воли, а совершалось как бы стихийно, под воздействием сил, идущих извне. Поэтому дружба Штольца и особенно любовь Ольги приобрели такое абсолютное значение в истории Обломова. Значительны в ней и мелочные стечения обстоятельств, поставившие Обломова, независимо от его воли и желаний, даже вопреки им, в такие отношения с людьми, которые получили определяющее значение для образа его жизни и всей его судьбы. Бесхарактерный и безвольный, Обломов находится в состоянии нравственного рабства, которое соединяясь с его барством, составляет сущность всей его натуры. Проявления барства у Обломова были великолепно показаны Гончаровым преимущественно в первой части романа, особенно в отношениях Ильи Ильича с Захаром. Нравственное его рабство с таким же художественным совершенством раскрыто в истории любви Обломова к Ольге, во второй и особенно в третьей частях романа. Даже здесь фаталист Обломов остается рабом чужой воли, внешних препятствий, толков посторонних людей, рабом закоренелых обычаев и взглядов на жизнь. Он добровольно подчиняется тай обстановке жизни, которую создал в его квартире грязный, невежественный и ленивый Захар. Обломов становится игрушкой негодяев Тарантьева и «братца» Пшенициной. И это происходит не только потому, что он доверчив к людям и по-барски не знает жизни, но и в силу того, что Обломов Привык всегда жить под опекой чужих забот о нем, под чьим-либо руководством, под властью чужой воли и чужих желаний. Пробуждение Обломова, затрагивая сущности его характера, не исключало возможности властного воздействия на Илью Ильича совершенно иных сил, противоположных тем, которые вызвали его пробуждение сил, толкавших его вновь в лоно обломовского существования. Гончаров с гениальной проницательностью изобразил во всех мелочах быта и показал неумолимым ходом сюжета, как в самый разгар романтической любви Обломова к Ольге Ильинской идет медленная, но неуклонная подготовка его добровольного пленения в доме прозаичной Агафьи Матвеевны. Действительного обновления и обогащения характера в процессе пробуждения Обломова не происходило. Не касаясь глубинных черт характера, пробуждение Обломова вело лишь к изменению внешнего образа его жизни, к иному отношению Ильи Ильича: к привычкам вещам и фактам. И на этом романист сосредотачивает свое исключительное внимание. Вещами, бытовыми деталями, автор «Обломова» характеризует не только внешний облик героя, но и противоречивую борьбу страстей, историю роста и падения тончайшие его переживания. Освещая чувства, мысли, психологию в их слиянии с материальными вещами, с явлениями внешнего мира, являющимся как бы образом-эквивалентом внутреннего состояния героя. Гончаров выступает неподражаемым, самобытным художником. С этим связаны и особенности психологического анализа Гончарова в изображении Обломова, своеобразие метода воспроизведения внутреннего мира героя.
Вся повествовательная ткань гончаровского романа состоит из целой системы подобных сравнений. Капризное течение чувства целой системы подобных сравнений. Капризное течение чувства любви, приступы душевного кризиса, мучительные сомнения и расцветающие верования даны автором в формах ощутимого, предметного выражения. Такое перенесение как бы останавливает движение чувств и мысли, придает изображаемому внутреннему миру живописную статистичность, пластическую выразительность.
Если Тургенев в своих некоторых произведениях 50-х годов вступает в соревнование с музыкой в области искусства передачи настроения, то Гончаров в «Обломове» соперничает с живописью и скульптурой. «Лето в самом разгаре… И у низ (Обломова и Ольги Ильинской, - Н.П.» царствует жаркое лето: набегают иногда облака и проходят… и опять чувство течет плавно, как река, с отражением новых узоров неба». Разнообразные оттенки и разные фазисы любви уподобляются художником голосу, который должен вот-вот «сильно зазвучать» и «грянуть аккордом», или тихому и ленивому вышиванью по канве, или разыгрыванию одного и того же мотива в разнообразных вариациях, или осторожному, пытливому вступления на незнакомую почву. Своеобразие характера Ильи Ильича Обломова, история его пробуждения не исчерпываются стихией комического. Автор видит и глубоко трагическое в судьбе Обломова. Оно иногда осознается и самим героем. На протяжении всего романа происходят вспышки осознания Обломовым своего действительного положения. В такие минуты он погружается в «забытые воспоминания», перед ним проносятся юношеские «неиспользованные мечты». И тогда в его совести «зашевелятся упреки за прожитую так, а не иначе жизнь» - он спит неспокойно, просыпается, вскакивает с постели, «плачет холодными слезами безнадежности по светлому, навсегда угаснувшему идеале жизни». Любопытно отметить, что первой части такая вспышка происходит у Обломова независимо от воздействия Штольца или Ольги, в результате собственных раздумий над своей жизнью. Это говорит о том, что Обломов в то время еще окончательно не уснул, что в нем таилась искра жизни, интерес к своей судьбе, осознание того, что она может быть и иной, готовность к ее перемене. В первой главе романа есть момент, когда его герой возвысился до тайной исповеди перед самим собою. Этот момент обставлен комическими деталями (Обломов, то прячет голову под одеяло, то освобождает ее, думает, что во всем виноват Захар, ворочается с боку на бок, громко вздыхает), а параллельно – ворчанье Захара: «Эк, его там с квасу-то раздувает!». Но в целом в данную минуту Обломов предстает как лицо трагическое. Своеобразие этого трагизма отражает сущность Обломовской натуры. Поэтому сцена насыщена комическими деталями. Гончаров показывает, как в наступивший трагический момент самосознания его очнувшийся герой с болью чувствует, что все хорошее, светлое, истинно человеческое, данное ему от природы, в нем «зарыто как в могиле», что какой-то «тайный враг наложил на него тяжелую руку в начале пути и далеко отбросил от прямого человеческого назначения». Обломову кажется, что ему не выбраться «из глуши и дичи на прямую тропинку. Лес кругом его и в душе все чаще и темнее; тропинка зарастает более и более; светлое сознание просыпается все реже и только на мгновение будит спящие силы. Ум и воля давно парализованы и, кажется, безвозвратно». В данном случае художник изобразит трагическое как осознание Обломовым своей обреченности перед действием каких-то посторонних, враждебных человеку сил. «Видно, уж так судьба», - думал Обломов, засыпая. «Что ж мне тут делать? ». Искреннее и патетические тирады Обломова о цельном человеке, о возвышенной красоте, об идеале «поэтической жизни», основанной на любви и дружбе «до гробовой доски», звучат комически, приобретают обратный смысл. Трагическое, сильное и серьезное, возвышенное и патетическое в Обломове, в отличие от Онегина, сливаются со слабым и пошлым. Горькие, грустные слова Обломова о самом себе, его откровеннее и сильные исповеди перед Штольцем и Ольгой потрясают своей истинностью и глубиной. Поэтически одухотворенная и страстная любовь к Ольге говорит о богатстве натуры Обломова. Подобно Онегину и Печорину, он ощущает в себе бесполезно утраченные силы. Но все это в изображении Гончарова получает сильный комический оттенок. Обломовский идеал поэтической жизни и гармоничности человека почерпнут Ильей Ильичом из патриархальной и крепостной Обломовки. И хотя в осуждении Обломовым жизни Волковых и Пенкиных чувствуется боль за человека, потерявшего чувство своего достоинства, самое понимание человеческого достоинства, свойственное Илье Ильичу, опять-таки тянет его к родной Обломовке. Его страстные тирады против падения человека служат ему для оправдания своего лежанья на боку, своей лени, своей апатии к жизни. Поэтому они и звучат комически. Штольц проницательно разгадал ту реальную почву, на которой возник обломовский идеал жизни: «Ты мен рисуешь одно и то же, что бывало у дедов и отцов». Слияние комического с патетическим – существенная черта в обрисовке Обломова. И это связано с особенностями его натуры, с заложенными в ней возможностями. Рядом с романтической, возвышенной любовью к Ольге для него возможна и чувственная любовь к Агафье Матвеевне. Гончаров блестяще проник в эти два противоположных типа любви, показал их причудливое переплетение в обломовской натуре, постепенное затухание одной и все возрастающую власть другой. Все это позволило романисту разгадать сущность обломовского характера. Любовь к Ольге была выражением пробуждения Обломова. Поэтому она изображена патетически и окружена атмосферой поэтичности, насыщена духовными интересами. Решающее слово в обнаружении этой любви принадлежало музыке. Помимо музыки, в сближении и объяснениях Обломова и Ильинской, в перипетиях их любви большую роль играет природа - аллея, ветки сирени. Гончаров уже в «Обыкновенной истории» глубоко проник в развитие чувства любви у Александра Адуева. В романе «Обломов» он совершенствует это свое искусство, показывает, что любовь, как жизнь человеческая и жизнь природы, имеет свои законы развития, свои возрасты. Разные моменты течения любви Обломова и Ольги Ильинской романист уподобляет смене времени года в природе. В начале романа Ольги и Ильи Ильича музыка и пение, пробуждающаяся природа и ветка сирени говорили о заре нового, о весеннем цветении, были языком их любви. Но проходит весна, отцвела сирень, нет покоя в любви. Поблеклая сирень, наступившее жаркое лето, а затем осень и зима и изображении Гончарова сливаются с отошедшими старыми и нарождающимся новыми мгновениями развивающейся любви Ольги и Обломова. Исчезла тайная, поэтическая прелесть их первоначальных отношений, возникли вопросы, обязанности, осознание невозможности счастья, а затем наступил и разрыв. Ему аккомпанирует зима: «Снег, снег, снег! – твердил он бессмысленно, глядя на снег, густым слоем покрывший забор, плетень и гряды на огороде. – Все засыпал! – шепнут потом отчаянно, лег в постель и заснул свинцовым, безотрадным сном». Вторая любовь Обломова – любовь к Агафье Матвеевне, возникла на почве возвращения Ильи Ильича в лоно обломовского бытия. Иным стало и ее художественное изображение. Здесь уже нет или почти нет романтической патетики. Напротив, комизм здесь всецело торжествует. Сближение Обломова с мещанской вдовой погружено художником в быт, в мир физический, предметный. Поэма любви сменилась в четвертой части романа физиологическим очерком нравов и быта петербургской окраины. В пробуждении любви к Ольге решающее слово принадлежало музыке. Языком их любви были цветы, природа, книги. В сближении Обломова с Агафьей Матвеевной главную роль играли полные, круглые локти хозяйки. Впрочем, в мечтания о счастливой жизни Обломову всегда мерещились голые, круглые и мягкие локти.
Они и покорили Обломова. Характер Обломова, как и характер Александра Адуева, весь обнаружился в любви. Можно было бы сказать, что девизом Гончарова-романиста является: «каков характер, такова и любвовь». 3. Сравнение романов «Обломов» и «Обыкновенная история» (собственное мнение).
Роман «Обломов», на мой взгляд, показывает, что все: и хорошее, и плохое в человеке закладывается и выносится во взрослую жизнь именно воспитанием. Можно сколько угодно обвинять Илью Ильича в лени и бездействии. Но ведь на самом деле, как мне кажется, он не лентяй. И далеко не глупый человек. Просто из-за барского воспитания он стал таким. С самого детства Обломов был приучен к тому, что ничего не надо делать, если за тебя все делают и решают другие. Да и как человек может вырасти самостоятельным, если ему шагу не дают ступить. И даже во взрослой жизни за Обломова все делают Захар и другие крепостные. Но дело еще в другом. По природе совей Илья Ильич не слабохарактерный человек. В глубине души он сознает, что так, как он живет, жить нельзя. Обломов понимает, что можно и нужно изменить свой образ жизни, но не знает «Как?». А когда он готов что-то изменить в своей жизни и знает «Как?», то не решается и отступает. Обломов панически боится перемен и испытывает страх перед ответственностью и обстоятельствами. Илью Ильича постоянно мучает вопрос «Идти вперед или остаться?». И он так и не нашел на него однозначного ответа. Когда он думает идти вперед его одолевает страх перед новым и неизвестным. А когда Обломов решает оставить все как есть, он опять неудовлетворен. «Или я не понял этой жизни, - признается Обломов Штольцу, - или она никуда не годится, а лучшего я ничего не знал, не видал, никто не указал мне его». Жизнь, на мой взгляд, Илья Ильич понял правильно, просто он не в ту эпоху жил. С его мечтами, его идеалами и с его характером ему надо было жить в другую эпоху. И даже любовь к Ольге, любовь взаимная не укрепила в Обломове решения изменить свою жизнь. Он по-прежнему боится перемен. И еще больше Илья Ильич боится женитьбы, считая, что Ольге нужен не такой человек, как он. Они расстаются, Ольга выходит замуж за Штольца, поняв, что ей никогда не удастся изменить Обломова. Любовь Обломова к Агафье Матвеевне моле спокойная. Он женится на ней и обретает тихий семейный очаг. У них рождается сын, которого Обломов называет Андреем, в честь Штольца. Вскоре Илья Ильич умирает, так и не ответив на многие вопросы, мучавшие его. Трагедия Обломова в том, что он никогда не делал то, что сам хотел. Илья Ильич слушал не себя, а других. И делал то, что за него решают другие. Роман «Обыкновенная история», если честно, впечатлил меня больше. В нем автор ставит вопрос, как лучше жить разумом или чувством? И каждый на этот вопрос должен ответить сам. Начинается роман тем, что провинциал-мечтатель приезжает в Петербург к дяде-реалисту. Его дядя чиновник, владелец стекольного и фарфорового завода. Петр Иванович пытается убедить племянника, что нужно жить разумом, самое главное в жизни – это расчет, деньги и дело, приносящее доход. Александр, в свою очередь, убеждает дядю, что жить лучше чувством, так как в жизни нет ничего важнее любви. «Обломов» и «Обыкновенная история» - абсолютно разные романы. Обломов ничего не делает только потому, что его не научили что-либо делать. За него все делают другие. Из-за этого у Ильи Ильича появляется апатия. А Александр и «Обыкновенной истории» перестает что-либо делать потому, что влюблен. И когда он понимает, что дядя своим реализмом лишил его способности мечтать, он впадает в депрессию. Обломов полностью от апатии не избавился, а Александр от депрессии избавился. Эти романы объединяет только вопросы, поднятые автором и задаваемые героями. В «Обломове» - «Идти вперед или остаться?», а в «Обыкновенной истории» - «Как лучше жить – разумом или чувством?». И каждый сам должен ответить на эти вопросы. Используемая литература. 1. Н.А.Добролюбов «Избранное» 2. Н.И.Пруцков «Мастерство Гончарова-романиста».