Содержание:
1. Введение
2. «Фауст»
2.1. Труд всей жизни
2.2. Легенда о Фаусте
2.3. «Пра – Фауст»
2.4. Часть 1
2.5. Часть 2
3. Заключение
4. Литература
1. Введение
Представьте себе человека, который был одновременно поэтом, ученым, государственным деятелем, художником, актером, режиссером; человека, который писал стихи, поэмы, романы, драмы, эпиграммы, критические статьи, сочинения по естествознанию, искусствоведению, занимался химическими опытами, оптикой, минералогией, геологией, ботаникой, зоологией, педагогикой, вопросами организации войск, финансами, народным просвещением, горнодобывающей промышленностью и ткацким ремеслом, ставил спектакли и сам играл на сцене, рисовал карандашом, писал маслом и акварелью, танцевал, охотился, был наездником, собирал гербарии, коллекции монет, гравюр, картин и скульптур, знал латынь, древнегреческий, французский, английский, итальянский, не говоря о его родном немецком языке, - таким человеком был Гете!
А теперь представьте, какую драматическую поэму мог сочинить этот «человечище» за 60 лет, кропотливо работая над каждой сценой. В данной работе я попытаюсь исследовать особенности поэтики и замысла драматической поэмы «Фауст».
2. «Фауст»
2.1. Труд всей жизни
Начав «Фауста» двадцати с небольшим лет от роду, Гете окончил его менее чем за год до своей смерти; другими словами, эта колоссальная драматическая поэма создавалась понемногу и с большими перерывами в течение шестидесяти лет.
13 апреля 1806 года Гете написал в своем дневнике: «Закончил первую часть «Фауста». Этим он как бы исполнил еще одно пожелание Шиллера. Ведь друг неутомимо настаивал на том, чтобы Гете вернулся к своему творению, до той поры существовавшему лишь во фрагментах, и завершил его. «Гете предстоит еще много поработать над «Фаустом», прежде чем он его допишет. Я часто тороплю его с окончанием» (Шиллер, 7, 514), - сообщал автор «Разбойников» издателю Котте еще 16 декабря 1798 года. К выходу в свет своего первого собрания сочинений в издательстве Гешена (1787-1790) Гете не успел завершить «Фауста». И все же в седьмом томе этого собрания, вышедшим в 1790 году, он опубликовал фрагмент «Фауста» - это была первая публикация сцен из стихотворной драмы, над которой поэт работал с начала 70-х годов. В настоящее время мы располагаем текстами, относящимися к этому раннему периоду работы над «Фаустом». Приехав в Веймар в 1775 году, Гете привез их с собой и временами читал из них вслух знакомым. Фрейлина веймарского двора фон Гехгаузен сделала список с рукописи, которую поэт, очевидно во время дальнейшей работы над «Фаустом», уничтожил. В архиве Луизы фон Гехгаузен германист Эрих Шмит много лет спустя и обнаружил этот список, лишенный какого-либо заголовка, и начиная с 1887 года в состав издаваемых сочинений Гете уже можно было включать и «Пра-Фауста», как принято обозначать этот текст. В 1808 году в восьмом томе нового собрания гетевских сочинений (выходившего в издательстве Котты в 1806-1808 гг.) наконец увидело свет произведение под названием «Фауст. Трагедия». Это была завершенная поэтом первая часть драмы о Фаусте в редакции , разрешенной автором к печати и с тех пор считавшейся окончательной.
Лишь спустя двадцать лет, в период между 1825 и 1831 годами, Гете закончил вторую часть «Фауста», хотя уже к 1800 году он написал часть акта, посвященного Елене Прекрасной. Однако вторую часть «Фауста» поэт не пожелал публиковать при жизни. Запечатав рукопись, он поручил ее дальнейшую судьбу доверенным лицам, на которых возложил заботу о своем наследии. И в 1832 году Эккерман и Ример издали вторую часть «Фауста», включив ее в первый том «Литературного наследия» Гете.
2.2. Легенда о докторе Фаусте
Христианская церковь веками внушала простым людям идеи рабской покорности и смирения, проповедуя отречение от всех земных благ, воспитывая в народе неверие в свои собственные силы. Церковь ревностно охраняла интересы господствующего феодального класса, боящегося активности эксплуатируемого народа.
Легенда о Фаусте сложилась как выражение страстного протеста против этой унижающей человека проповеди. Эта легенда отражала веру в человека, в силу и величие его разума. Она подтверждала, что ни пытки на дыбе, ни колесования, ни костры не сломили этой веры в массах вчерашних участников разгромленного крестьянского восстания. В полуфантастической форме образ Фауста воплощал в себе силы прогресса, которые нельзя было задушить в народе, как нельзя было остановить ход истории.
“Как влюблена была Германия в своего «Доктора Фауста»!” – восклицал Лессинг. И эта любовь народа только подтверждала глубокие народные корни легенды.
На площадях немецких городов возводились нехитрые сооружения, подмостки кукольного театра, и тысячи горожан с волнением следили за приключениями Иогана Фауста. Такой спектакль в юные годы увидел Гете, и легенда о Фаусте на всю жизнь захватила воображение поэта.
Исторический Фауст, которого видимо, звали Георгом, родился в 1480 году в Книтлингене (Вюртемберг), а умер в Штауфере (Брайсгау) не то в 1536, не то в 1539 году. Он рано привлек к себе внимание магическими трюками, занимался знахарством, учительствовал, составлял гороскопы, вел беспорядочный образ жизни, был выдворен из Нюрнберга Ингольштадта и в век Лютера, Гуттена и Парацельса неожиданно, будто призрак, возникал то тут, то там.
Заклинаниями Фауст вызвал к себе духа из ада, и к нему явился Мефистофель. Они заключают договор: Фауст продает дьяволу свою душу, а тот обязуется исполнять все его желания. Фауст предается всяким грехам, в том числе блуду. Он ведет также с Мефистофелем долгие беседы на разные темы, например, об устройстве ада и могуществе дьявола. Но Фауста интересует и другие вопросы: об искусстве астрономии или астрологии, о движении неба, его красе и происхождении, наконец, о том, каким образом бог сотворил зиму и лето, как бог создал мир и человека. Дух, поучающий Фауста, всегда выражает еретические взгляды. Так, на его последний вопрос он дает «безбожный» ответ: «Мир, мой Фауст, никогда не рождался и никогда не умрет. И род человеческий был здесь от века, так что не было у него начала. Земля же сама собой родилась, а море от земли отделилось .» Это ответ атеиста, материалиста, при том отнюдь не наивного.
Идея о том, что мир не был создан, для приверженцев старины была чудовищной ересью. Но уже в XVI в. она находила себе сторонников, а в XVIII в. число их умножилось. Фауст поставил себе целью «исследовать первопричины всех вещей». Основная проблема Легенды, в одинаковой мере злободневная и для современного человечества: до каких пределов допустимо проникновение человеческого ума и его вмешательство в дела природы и какими средствами воспрепятствовать перерождению жажды познания в бесчеловечность? Фауст не просто греховодник, продавшийся дьяволу, а человек с большими умственными запросами.
В преданиях о Фаусте Гете, несомненно, увлекло стремление героя проникнуть в тайны природы. Он справедливо виделся ему как один из титанов человечества. Гете сочувствовал бунтарскому духу Фауста. Его образ был близок Гете не только идейно. В личности Фауста были черты, родственные самому Гете. Он узнавал в нем свою неудовлетворенность книжной наукой, увлечение магией, жажду быстрого, мгновенного проникновения в тайны природы, мечту о беспредельном могуществе человека.
2.3. «Пра-фауст»
«Пра-Фауст» состоит из отдельных сцен, на основе которых еще нельзя судить о всей драме в целом, написанной много позже. Все же мы уже обнаруживаем в нем крупный вступительный монолог «Фауста»: «Я богословьем овладел,/ Над философией корпел,/ Юриспруденцию долбил / И медицину изучил» (2, 21). Этот монолог вводит нас в ход действий, которое начинается тщетными попытками Фауста, то созерцающего знак макрокосма, то призывающего земного духа вырваться из тесных стен своего существования. Находим мы в «Пра-Фаусте» и последующий диалог с Вагнером, и в заключение – насмешливые строки Фауста, иронизирующего над типичным школяром-обывателем:
Охота надрываться чудаку!
Он клада ищет жадными руками
И, как находке, рад, копаясь в хламе,
Любому дождевому червяку.
(2, 28-29)
Далее беседа Мефистофеля со студентом представляет собой едкую сатиру на студенческую жизнь и университетские будни. За этим следует веселая и буйная сцена в погребе Ауэрбаха в Лейпциге, написанная по преимуществу в прозе. В значительной мере разработана также и трагическая линия Гретхен, которая начинается сразу же с предложения Фауста на улице: «Рад милой барышне служить. / Нельзя ли мне вас проводить?» (2, 98) 2 – завершается гибелью соблазненной девушки в тюрьме; не было лишь еще реплики голоса свыше: «Спасена!»
Конечно, наброски «Пра-Фауста», эти эскизы, выполненные рукой юного адепта «Бури и натиска» в его обычной стремительной манере, игнорирующей какие ба то ни было правила или строгую последовательность эпизодов, и сами по себе представляют безусловную ценность и впечатляют, но все же по ним еще нельзя увидеть, каким образом они могли быть соединены в единую драму. В то же время уже рельефно вырисовывалась трагедия ученого, который сомневается в пределах своих знаний и вызывает земного духа, чтобы самому приобщиться к мировому творческому процессу. Мефистофель же просто присутствует здесь как партнер и как антагонист Фауста, но автор еще не представляет его читателю в отдельной сцене и не очерчивает досконально его функций.
Полнее всего изображена любовь Фауста и Гретхен и гибель героини. Из-за того, что начальная часть мало разработана, у читателя «Пра-Фауста» создается впечатление, что главное в произведении – трагическая история Гретхен, и в целом «Пра-Фауст» выглядит скорее как любовная, чем как философская трагедия.
2.4. Часть 1
Три вступления
Завершенная поэтом первая часть «Фауста» была, как известно, опубликована в 1808 году, и в ней Гете уже соединил отдельный разрозненные сцены в единую пьесу. Правда, нельзя сказать, что все части тщательно соотнесены и пригнаны друг к другу, также как и трудно утверждать, будто все, что происходит и говориться в пьесе, мотивировано достаточно однозначно и убедительно. Как таковая, первая часть остается неизменным вызовом для толкователей, могущих предлагать все новые и новые анализы и интерпретации.
Чтобы прояснить всю совокупность основных идей, которым он задумал подчинить как все устремления Фауста, так и происки Мефистофеля, Гете придумал «Пролог на небе», где господь бог и Мефистофель дискутируют об игре, затеваемой с Фаустом и вокруг Фауста, как и о заключенном в ней смысле. Тем самым все последующее, что совершает Фауст и что совершается с ним, разыгрывается словно бы на сцене, перед очами самого господа бога. Драма обретает черты мистерии, театром же служит ей вся вселенная. Высокий зритель, он же высший судья, неизменно присутствует при развитии действий, хотя впоследствии в процессе развертывания сюжета присутствие это почти никак не проявляется. На глазах у зрителя свершает свой круг человеческая судьба в ожидании того, когда же высший судья вынесет ей приговор.
Однако Гете не удовольствовался «Прологом на небе». Он предварил «Пролог» еще и стихотворением «Посвящение» и «Театральным вступлением». В торжественных стансах стихотворения звучат глубоко личные авторские мотивы – воспоминание о долгих годах работы над трагедией: «Вы снова здесь изменчивые тени,/ Меня тревожившие с давних пор» (2,7). За этим следует в легкой, свободной манере написанное «Театральное вступление», в котором директор театра, поэт и комический актер на глазах у публики беседует о роли, задачах и возможностях, причем в беседе этой четко проступают примеры времени, в котором создавалась трагедия. Гете не сдерживает здесь иронии и все же подает высказывания поэта в серьезном ключе, близком к исповедальному. Противоречие между позициями директора театра и автора, жившее в его собственной душе, он воплотил здесь в бойком диалоге реальных персонажей.
Идею «Театрального вступления» Гете заимствовал из драмы индийского классика Калидасы (V век) «Шакунтала». Гете воспользовался приемом «Театрального пролога» для того, чтобы раскрыть читателям художественный замысел произведения – не идею, а эстетическую форму.
В «Прологе» не только обнажен основной конфликт и дана завязка той борьбы, которая развернется вокруг вопроса о призвании человека, но и намечено оптимистическое разрешение этого конфликта. Гете пользуется привычным для того времени образами христианской легенды, но, конечно, вкладывает в них совершенно иное содержание. Гимны архангелов создают своего рода космический фон. Вселенная величественна, все в природе находится в непрерывном движении, в борьбе:
Грозя земле, волнуя воды,
Бушуют бури и шумят,
И грозной цепью сил природы
Весь мир таинственно объят.
Есть глубокий смысл в том, что сразу же по окончании этого гимна мирозданию начинается спор о человеке, о смысле его существования. Поэт как бы приоткрывает перед нами величие космоса, а затем спрашивает: что же такое человек в этом огромном, бесконечном мире?
Мефистофель отвечает на этот вопрос уничтожающей характеристикой человека. Человек, даже такой, как Фауст, по его мнению, ничтожен, беспомощен, жалок. Мефистофель издевается над тем, что человек гордится своим разумом, считая это пустым самомнением. Этот разум, утверждает Мефистофель, служит лишь во вред человеку, ибо делает его «еще более животным, чем любое животное» (в переводе Н. Холодковского: «чтоб из скотов скотиной быть»).
Трагедия ученого
Изучая народную поэзию, Гете познакомился с сочинениями Ганса Сакса (1494- 1576 гг.) Его сочинения увлекли Гете формой стихов, напоминающей русский раешник. Стих Ганса Сакса – кнительферс – привлек Гете тем, что он близок к живой разговорной речи и звучит легко и естественно. Первый же монолог Фауста написан типичным кнительферсом.
С первых строк первого монолога Фауста одним махом отвергаются и философия, и медицина, и законоведение, и – что звучало особенно вызывающе – богословие. Фауст полностью отрицает все идеологические основы феодального строя. Здесь перед нами – сценическое воплощение трагедии ученого. Фауст разочаровался во всех науках, будучи не в силах примириться с их ограниченностью. Многому выучился он, да только не постиг «вселенной внутреннюю связь».
Гете не ограничивается страстным монологом. Конфликт между подлинной наукой и мертвым знанием он рассказывает, сталкивая Фауста с его учеником Вагнером. Вагнер – это тип обывателя в науке. Кропотливо роясь в пыльных пергаментах, замкнувшись в полумраке средневекового кабинета, Вагнер, в отличие от Фауста, вполне удовлетворен своим жребием. Он далек от жизни и не интересуется жизнью:
…Без скуки безотрадной
Копается в вещах скучнейших и пустых;
Сокровищ ищет он рукою жадной –
И рад, когда червей находит дождевых!
Фауст переживает мучительный кризис. Полный крах! Бесплодно прошедшие годы! Все оказалось бессмысленным. Но не погас огонь Прометея в его душе, не исчезла жажда знания. Он по-прежнему стремиться познать сущность вещей, постичь «вселенной внутреннюю связь». Но теперь ему представляется верным иной путь – не долготерпеливое корпение над книгами, а чудодейственные средства магии, сразу открывающие врата в таинственную неизвестность.
Этот мотив содержался уже в Легенде о Фаусте. Но, как мы знаем, Гете сам прикоснулся в юности к этому таинственному миру. Ни естественнонаучные знания, ни рационалистическая философия Просвещения не вытравили у Гете ощущения, свойственного и его герою: за внешними явлениями жизни, доступными рассудку, таятся силы, невидимые глазу, постигаемые интуицией, чувством. Он уже не разделял наивной средневековой веры в магию, когда писал «Пра-Фауста», но мир не казался ему таким простым, каким он рисовался сторонникам механического материализма XVIII в.
Мефистофель
Доверившись руководству дьявола, Фауст соглашается вкусить соблазны, каким подвергает его Мефистофель, в надежде обрести осуществление своих желаний. Мефистофель же провозглашает «самохарактеристику» двойственного толка: он-де частица той силы, которая всегда желает зла и всегда творит добро. Кто такой Мефистофель? На первый взгляд – посланец ада, черт, посланный искусить и совратить Фауста с пути истинного, каким он был в народной книге о чернокнижнике Фаусте. Но есть в конце «Пра-Фауста» сцена, опрокидывающая такое представление о Мефистофеле. Герой потрясен известием о страшной судьбе Маргариты. Упрекая Мефистофеля за то, что он скрыл от него судьбу бедной девушки, Фауст восклицает: «Отвратительное чудовище! Бесконечный дух, верни этого червя обратно в его собачью шкуру…» И далее: «Великий царственный дух, однажды явившийся мне, ты, знающий мое сердце и мою душу, зачем тебе понадобилось приковать меня к этому бесстыднику, который наслаждается позором и радуется всякой гибели!»
Кто тот дух, которого имеет Фауст? Совершенно очевидно, что он подразумевает Духа земли, явившегося ему в первой сцене. Из слов Фауста ясно, что Мефистофель был первоначально, в отличие от народного предания, задуман Гете как некая сила, подвластная Духу земли.
Позже, однако, Гете вернулся к народной традиции и сделал Мефистофеля чертом, правда, не совсем таким, как в народном предании. Но эту сцену Гете не исправил. Мефистофель – живое воплощение отрицания всех ценностей. Можно сказать, что ему открыта определенная сторона истины – все то, что в жизни нелепо и неразумно. Этим образ, созданный Гете, отличается от черта в народных легендах, покупавшего душу Фауста. Мефистофель – носитель полного отрицания, но сам он не «отрицательный персонаж» в обычном смысле слова. Если одну сторону мысли выражает Фауст, то другую – Мефистофель. Он тоже носитель идей, волновавших Гете. Мысль великого поэта была гибкой и диалектически сложной. В образе Фауста воплощен горячий порыв, энтузиазм, стремление к высоким ценам. Мефистофель, будучи по-своему не менее умным, смотрит на мир с совершенно противоположной точки зрения. Уже в «Пра-Фаусте» намечено это противоречие, составляющее основу драмы идей, впоследствии полнее раскрытой Гете.
С момента, когда в одежде странствующего философа Мефистофель появляется в кабинете Фауста, он предстает перед зрителем как живой участник жизненной борьбы. Он спорит с Фаустом, нередко подшучивая над ним, но никогда не одерживая победы. Лукаво ведет он беседу с Мартой, заставляя ее то плакать, то браниться. Он умеет изысканно вежливо разговаривать с Маргаритой, а в кухне ведьмы в гневе бьет посуду и осыпает ведьму ругательствами.
Гете однажды обмолвился, что оба – Фауст и Мефистофель – воплощают разные грани его собственного Я. Гете создал потрясающие по силе строки, в которых выражена поистине титаническая натура Фауста. Эти строки заключают сцену договора Фауста с Мефистофелем.
Беседа со студентом
Следующая сцена – беседа со студентом. Детали студенческого быта были хорошо известны Гете по собственному опыту учения в Лейпциге и Страсбурге. Если имя хозяйки пансиона и вымышлено, то все остальное до мелочей точно воспроизводит условия жизни студентов в годы юности Гете. Отметим и такой штрих. Мефистофель говорит студенту: «Платить будете столько же, сколько до вас платили другие, кто начертал свои имена на стеклах дома». Издавна повелось, что обитатели студенческих подворий и общежитий на стенах и стеклах выцарапывали свои имена. Весьма вероятно, что студент Гете написал эти строки около 1768 г. как сатиру на университетскую жизнь. Возможно, первоначально беседа происходила просто между профессором и учеником и лишь впоследствии Гете передал роль ученого Мефистофелю.
«Вальпургиева ночь», «Кухня ведьмы», история Гретхен
В кухне ведьмы Фауст омолаживается для любовных утех. Теперь он готов ко встрече с Маргаритой. Сцена «Кухня ведьмы» заполняет важный пробел в истории Фауста. Непредусмотренная в «Пра-Фаусте», она создает теперь переход от прежнего Фауста к новому и подготавливает появление Маргариты. Мефистофель выступает в роли галантного кавалера, сводника и неутомимого подстрекателя. Трагедия Гретхен, собственно говоря, - трагедия самостоятельная и завершенная, в которой сочетаются, в условия созданной дьяволом ситуации, и глубоко серьезные элементы, и комически-бурлескные. Конечно, любовь, во власть которой отдается Гретхен, изображена поэтом как невинная и естественная, всеохватывающая и блаженная страсть, покоряющая своим обонянием и силой чувства. Конечно, поэт наделил свою героиню на всех ее жизненных фазах – в счастье и отчаянье – удивительным языком, чья выразительная простота точно отражает чувства любящих и страждущих. Конечно, только безграничная наивность девушки предопределяет безоглядность ее чувства.
Образ Гретхен пронизан лиризмом. Недаром душа ее изливается в песнях, Гете вложил в ее уста трогательную балладу о верной любви («Фульский король»), чудесную песню – исповедь за прялкой, страстную мольбу к богоматери. Когда несчастная возлюбленная Фауста лишается рассудка, в ее больном мозгу мелькают отрывки песен, отражающие трагическое положение, в котором она оказалась. Трагедия Маргариты изображена молодым Гете с большим внутренним чувством, с подлинной страстью. Биографы не без основания указывают на то, что сознание вины перед покинутыми им девушками побудило Гете глубоко заглянуть в душу страдающей женщины и создать одну из самых потрясающих трагедий в мировой литературе.
В Маргарите можно увидеть реальный тип немецкой девушки XVIII века. Но ее образ в художественной системе трагедии играет особую иносказательную роль: для Фауста она – воплощение самой природы.
Сцена в тюрьме не имеет себе равных в немецкой литературе. Внешне она вся построена на смене ритмов.Безумная Маргарита то поет народную песню о распутнице-матери, то, принимая Фауста за палача, умоляет его сжалиться над ней.
Как светлый луч, эти мрачные мысли пронизывает воспоминание о радости недавней любви. В короткий миг просветления она узнает Фауста, но уже не верит в его любовь. И снова встают перед ней картины приближающегося утра казни: палочка, которую сломают над ее головой, и топор, занесенный над плахой…
Мне крутят руки на спине
И тащат силою на плаху.
Все содрогаются от страха
И ждут, со мною наравне,
В последней смертной тишине!
Напрасно в финале злорадствует Мефистофель. Пусть Маргарита виновна, но она предстает перед нами как человек, и прежде всего потому, что ее чувство к Фаусту было искренним, глубоким, беззаветным.
«Вальпургиева ночь» и «Кухня ведьмы» вносят в художественный строй Фауста легендарный колорит, средневековые колдовские мотивы. В этих сценах Гете сохраняет юмористическую тональность. Он так же не требует здесь от читателя полной веры в происхождение. «Вальпургиева ночь» создает перебивку в последовательном изображении судьбы героини. Останавливая течение событий, Гете применяет прием замедления действия. Современному читателю история Маргариты известна подчас еще до того, как он прочитал Фауста. Гете, создавая произведение имел ввиду читателя незнакомого с фабулой; тормозя действие, автор возбуждал ожидание читателя, желание поскорее узнать, чем же все кончится.
«Сон в Вальпургиеву ночь, или Золотая свадьба Оберона и Титании». На шабаш ведьм прибывают актеры и разыгрывают представление. Вставной характер этой сцены настолько очевиден, что некоторые критики сочли ее излишним довеском к трагедии. Эта дополнительная сцена была сделана Гете из эпиграмм (на типичные пороки общества), которые в связи с их излишней едкостью не были опубликованы.
2.5. Часть 2
Как всякая традиционная драма, вторая часть «Фауста» делиться на пять актов, очень не равных по объему. Однако здесь нет обычного драматургического поступательного движения, где каждая последующая сцена логически вытекает из предыдущей и причинно-следственная связь событий совершенно очевидна. Целые комплексы получают самостоятельную ценность как отдельные драмы, сцены «Императорский дворец», «Маскарад», «Классическая Вальпургиева ночь», не говоря уже о третьем акте, встреча Фауста с Еленой, и пятом акте, где Фауст руководит работами, положении во гроб и милосердном спасении. Движение действия, вообще-то говоря, ощущается четко и связывает воедино все части драмы, но большого значения оно не имеет, так как прежде служит тому, чтобы локализовать наиболее крупные эпизоды и обеспечить концентрацию сюжета вокруг фигуры Фауста.
Гете и его герой живут главными интересами эпохи. Это и есть содержание второй части. Многограннее, шире стала личность Фауста. В первой части он ученый и любовник, во второй он соприкасается с жизнью государства и общества, проблемами искусства и культуры, с природой и занят борьбой за подчинение ее нуждам человека.
Спокойно и уверенно Гете оперирует во второй части «Фауста» понятиями пространства и времени. Вступают в борьбу император и враждебный император, свободно сочетаются средиземноморская и северная сферы, Фауст отправляется в подземное царство, вступает с Еленой в брак, от которого родится сын, на берегах Эгейского моря происходит празднество стихий, а Мефистофель последовательно принимает облик уродливых контрастных фигур, и финал превращается в патетическую ораторию метафизических откровений. Богатство образов необозримо, и хотя поэт создал четко организованную систему ассоциаций, которую можно расшифровать, однако многозначность в полной мере сохраняется.
Вторая часть «Фауста» перегружена намеками на события и споры тех лет, и многое в наше время нуждается в комментариях.
Но главным остается путь Фауста. Он труден, связан с новыми иллюзиями и заблуждениями. Здесь нет бытовых сцен первой части, преобладают символические образы, но автор раскрывает их с тем же поэтическим мастерством. Стих второй части еще богаче, виртуознее, чем в первой. (Переводчикам это не всегда удается передать.)
Целебный сон в начале второй части, судя по всему, имел для Фауста очень важные последствия. Похоже на то, что это купанье в росе («Росой забвенья сбрызните чело». – 2, 183) лишило его не только истории, но и индивидуальности. Похоже на то, что герой второй части «Фауста» выступает всего лишь как исполнитель различных ролей с разными функциями, которые не объединяются личностью исполнителя так, что это постоянное противоречие между ролью и исполнителями превращает его фигуру в чисто аллергическую. В финале первой части Фауст, потрясенный отчаянием и сознанием своей вины, остается в тюремной камере Гретхен. «Зачем я дожил до такой печали!» (2, 179) – восклицает он. В начале второй части он перенесся в «красивую местность»; он «лежит на цветущем лугу, утомлен, неспокоен и старается уснуть» (2, 183). Для того чтобы продолжать свои поиски, Фауст должен перевоплотиться в нечто новое, забыть все происшедшее, возродиться к новой жизни. В бумагах из населения Эккермана сохранилась запись высказывания Гете: «Если подумать о том, какой кошмар обрушился на Гретхен, а затем стал и для Фауста душевным потрясением, то мне не оставалось ничего другого, кроме того, что я действительно сделал: герой должен был оказаться полностью парализованным, как ба уничтоженным, чтобы затем из этой мнимой смерти возгорелась новая жизнь. Мне пришлось искать прибежища у могущественных добрых духов, которые существуют в традиции в образе эльфов. Это было состраданием и глубочайшим милосердием».
Сцена с Императором – обобщенное изображение кризиса всей феодальной системы. Образом для Гете послужила Франция накануне Великой Революции. Для этого эпизода Гете использовал исторический факт – введение бумажных денег финансистом Ло во Франции в царствование Людвига XV. Действие вступает в сферу власти и политики. Империя разрушена, в кассах пустота, на законы никто не обращает внимание, грозит возмущение подданных, а двор купается в роскоши. «Страна не ведает ни права, ни справедливости, даже судьи держат сторону преступников, неслыханные злодеяния совершаются», - разъяснял Гете Эккерману 1 октября 1827 года (Эккерман, 544). Мефистофель вместо заболевшего придворного шута выступает с предложением напечатать банкноты на стоимость хранящихся на земле сокровищ и раздавать их как бумажные деньги. «В мечтах о золотой казне / Не попадайтесь к сатане!» (2, 192), - напрасно предостерегает канцлер. Затронута важнейшая экономическая тема, тема денег. Но пока заботы империи еще отступают на второй план, начинается маскарад. На сцене многочисленные группы аллегорических фигур, в них воплощаются силы общественной и политической жизни, выступая в пестром многообразии явлений разного рода деятельности. Сцена маскарада – это фантастическая игра реального и кажущегося, здесь легкомысленные развлечения толпы и зря растраченные на нее бесценные сокровища поэзии, мнимое величие и псевдоспасение. В сумятице этого мира стремление Фауста к «высшему существованию» не может быть осуществлено.
Сцена с Бакалавром во второй части интересна как параллель беседе в первой части, Гете создал несколько таких параллелей между двумя частями, чтобы подчеркнуть единство произведения и дать развитие темы с начала выдвинутой в первой части и контрастно повторенной во второй.
«Вальпургиева ночь» второй части – своеобразная параллель сцене из первой части. Там – сборище фантастических существ, созданных мрачным северным «варварским» воображением. Новая «Вальпургиева ночь» - это мифические образы, порожденные светлой фантазией жизнерадостного юга. Эти два эпизода противостоят друг другу, как романтическая и классическая «Вальпургиева ночь». Они символизируют разные формы мифотворчества и отражают противоположность двух художественных направлений современных Гете, - веймарскго классицизма и романтизма.
Волшебство творческого действия «Вальпургиевой ночи» незаметно переходит в сюжет Елены. Как будто ее привела Галатея, она появилась на берегу, «еще от корабельной качки пьяная» (2, 317). Звучная речь Елены воспроизводит ритм античного стиха. Елена действует как драматургически реальный образ. Но уже в первых ее словах сочетание противоречий: «Хвалой одних, хулой других прославлена», в котором возникает ощущение многовековой традиции и сам образ воспринимается как чистый продукт воображения, образ, существующий только в человеческом представлении, то как идеал, то как объект осуждения. Теперь она вернулась в Спарту вместе с пленными троянками в страхе перед местью Менелая. Мефистофель в уродливом обличье домоправительнице советует бежать, в средневековой крепости Елена встречает Фауста, который во главе войска захватил Спарту. Обычные соотношения пространства и времени отсутствуют; северное средневековье перемешано античностью. Все, чего можно было бы мысленно пожелать, превращается здесь в событие. Язык обоих приобретает однородность, как бы подчеркивая то, что они нашли друг друга. Елена говорит немецким рифмованным языком:
Елена. Я далеко и близко вместе с тем
И мне легко остаться тут совсем.
Фауст. Дышу едва, забывшись, как во сне,
И все слова претят и чужды мне.
Елена. На склоне дней я как бы родилась,
В любви твоей всецело растворясь.
Фауст. Не умствуй о любви. Какой в том толк!
Живи, хоть миг живи. Жить – это долг!
Брак Фауста и Елены символичен. В нем воплощена мечта о возрождении высоких идеалов греческой древности. Но эта мечта рушится: гибнет их сын, исчезает, как призрак, сама Елена.
Причина увлечения Гете античным миром и классическим искусством лежит не только во впечатлениях детства, но имеет, так сказать, свои корни в самой натуре нашего поэта. Гете был глубоким реалистом в своих произведениях. Без малейшего преувеличения можно сказать, что большая часть его произведений, как мелких, так и крупных, имела реальную основу в его жизни. В этом и достоинство его стихотворений – их необыкновенная правдивость, и недостаток – нередко встречающаяся крайняя субъективность, делающая их иногда непонятными без комментария. Недаром он называл свои стихотворения «поэтической исповедью». Как реалист он один из первых в Германии взял себе образ Шекспира и поднял знамя «Бури и натиска». Но этот реализм не удовлетворил его, так как носил еще слишком романтический, отчасти сентиментальный характер. Поэтому он решился идти далее, заимствовать у древних их непосредственное отношение к природе, которую они умели воспроизводить, например в своих статуях, с идеальной верностью, являющейся в то же время лучшим залогом красоты. Следовательно, стремление Гете к античной форме – лишь высшее выражение его реализма.
В очень поздно написанном четвертом акте вновь возникает государственная и политическая проблематика, так же как это было в первом. Сюда вошло многое из того, что Гете знал и воспринял критически о власти и ее осуществлении, достойного подробного разбора. С помощью Мефистофеля Фауст помогает императору, превратившемуся между тем в зрелого правителя, победить враждебного императора. В новой империи он получает в награду то, к чему стремился, - полоску прибрежной земли. Теперь он может осуществить идею власти и деятельной жизни, как он мечтал на горном хребте. Свой высший миг Фауст переживает только в стремлении, в мечте о будущем. Здесь произносятся, правда, слова давнего пари, и Мефистофель видит себя победителем, но это весьма скромная победа. «Мефистофель победил не более чем на половину, и , хотя половина вины лежит на Фаусте, сразу вступает в силу право «старика» оказать милосердие, и все заканчивается ко всеобщему удовольствию» (письмо к Ф.Рохлицу от 3 ноября 1820 г.). Но даже и половины победы Мефистофелю не дано, как показывают его старания в сцене «Положение во гроб», написанной в бурлескном стиле. По многим причина он проиграл пари. Не он своими искушениями заставил Фауста сказать: «Мгновенье! / О как прекрасно ты, повремени!» - роковые слова говорит Фауст, который в своем утопическом «слишком поздно» все-таки видит в воображении иное, свободное от магии, неустанно деятельное существование. Здесь речь идет уже не о той безостановочной разрушительной продуктивности, как во всей драме, а об осмысленном продуктивном труде людей, которые свободны и живут в согласии с природой.
Гете долго размышлял над тем, как изобразить спасение в финале, сделал много набросков. Наконец он придумал сцену «Горные ущелья», в которой «бессмертная сущность Фауста» - «энтелехия», органическая сила Фауста, как сказано в одной из рукописей, - постепенно возносится вплоть до границы земного, где открывается доступ в «высшей сфере». «Монада энтелехии сохраняется только в безостановочной деятельности, если эта деятельность становиться ее второй натурой, то ее достает на вечные времена» (письмо к Цельтеру от 19 марта 1827 г.). Гете размышлял здесь о бессмертии – проблеме, относящейся к области предчувствия и воображения. Изображая «спасение» Фауста, Гете вводит образы христианской мифологии, ведь для этого спасения необходимы любовь и милосердие. Здесь действуют не Господь и архангелы из «Пролога на небе», а кающиеся грешницы, среди них Гретхен. Они молятся за «бессмертную сущность» Фауста, появляется Богоматерь.
Гете разделяет финал на два элемента: человеческий, земной и религиозно-миситический, небесный. Мир, в котором живут герои, не управляется богом. Небесам отведена скромная роль – произносить нравственную оценку людей, после их смерти, борьба добра и зла происходит на земле, она разыгрывается в человеческих душах. Земным воплощением добра является человек. Но его природу искажает столкновение со злом. Мефистофель же – выразитель критического отношения к действительности и к человеческим слабостям, порокам.
Примечательно, что Гете использовал христианско-церковную образность совершенно так же, как языческие античный мифы. Они нужны были ему для символического воплощения его идей, а не как самоценные церковные понятия. Божественное для Гете – все благое в природе и человеке.
Драма или поэма? Давно уже признано, что с точки зрения строгих определений «Фауст» не может быть назван драмой в точном смысле слова, то было не случайным, а обдуманным результатом творческих стремлений Гете. Первоначально форма «Фауста» была найдена Гете почти интуитивно. Чем больше он работал над произведением, тем яснее ему становилось, что она органически соответствует теме и сюжету. «Фауст» отнюдь не мыслился автору как произведение предназначенное для сцены. Гете не желал сковывать себя ограниченными возможностями театра того времени и, придерживаясь драматической формы, создавал «Фауста» как поэтическое произведение вообще.
В литературе всех времен и народов не найдется другого произведения, которое так тесно было бы связано с жизнью автора, как «Фауст» Гете. Как Фауст, он стремился к неограниченному знанию, как Фауст, он занимался всевозможными науками, не исключая даже магии и алхимии, которыми он одно время сильно увлекался под влиянием девицы Клетенберг. Изображение любви Фауста к Маргарите обязано своей живостью, сердечным волнением, которыми была так богата жизнь молодого Гете; имя Гретхен он заимствовал из истории своей первой любви, в нравственном облике Маргариты запечатлелись, по-видимому, черты Фридерики. Как Гете, сперва вращавшийся в среде студентов и бюргеров, впоследствии вступил в большой свет, переселившись в Веймар, так и Фауст, ознакомившись с волнениями «Малого света», появляется при дворе императора; как Гете бежит от туманного немецкого романтизма и ищет возрождения под ясным небом Италии, так и Фауст отправляется в Грецию отыскивать царицу красоты – Елену. Конечный, жизненный идеал Гете и Фауста, как читатель мог убедиться из вышеприведенных выписок, один и тот же. Словом, между стремлениями, характером и убеждениями героя поэмы и автора ее, существует полный параллелизм.
Закончив вторую часть «Фауста», Гете запечатал рукопись в конверт. Он завещал опубликовать ее лишь после своей смерти. «Дальнейшую мою жизнь, - сказал он, - я отныне рассматриваю как подарок, и теперь уже, собственно безразлично, буду ли я что-нибудь делать и что именно!»
3. Заключение
Это произведение, содержащее 12111 стихов, оставляет впечатление неисчерпаемости поэтического творения. Едва ли нашелся бы интерпретатор, который стал бы утверждать, что справился с «Фаустом», осознал и освоил его во всех аспектах. Всякая попытка интерпретации ограничивается усилиями приблизиться, а та краткость, к которой принужден автор исследования о жизни и творчестве Гете в целом, сводит задачу трактовки «Фауста» до уровня отдельных указаний.
Гете Цельтеру 1 июня 1831 г.: «В «Фаусте» все задумано так, что все вместе представляет откровенную загадку, которая снова и снова будет занимать людей и давать им «пищу» для размышлений»
4. Литература
1. Аникст А.А. «Гете и Фауст:от замысла к свершению» Москва,1983г.
2. Аникст А.А. «Фауст» - великое творение Гете» Москва,1982г.
3. Аникст А.А. «Фауст» Гете:литературные комментарии» Москва,1979г.
4. Конради К.О. «Гете:жизнь и творчество» Т 2 Москва,1987г.
5. Тураев С.,статья
6. Холодковский Н. «И.В. Гете» // «Библиотека Ф.Павленкова» под ред. Болдырева Н.Ф. Челябинск, 1996г.