Революция в Испании

План реферата · Вступление. Свержение монархии · Революционный подъем. · Республиканское восстание · Провозглашение республики
· Апрельская республика 1931-1933гг · Первый президент республики · Каталонский статут и апрельская реформа · Какую революцию ожидала Испания? · Обстановка после поражения апрельской республики. · Что разделяло коммунистов? · Нарастание кризиса 1934г · Рабочие альянсы · Народный фронт · Заключение Вступление. Свержение монархии. Обострение социального кризиса в Испании проходило в несколько этапов. Всем своим существом и жизненным опытом чувствующий необходимость кардинальных преобразований рабочий класс на каждом этапе должен был убеждаться, что очередная панацея, которую преподносит ему буржуазное общество, ничего, по сути, не меняет в его судьбе. До тех пор, пока не стало очевидным, что единственным спасеньем является как раз ликвидация этого самого буржуазного общества. По окончании каждого этапа от революционно-реформистского лагеря отпадала очередная фракция правящего класса, пока пролетариат не остался один на один перед всей эксплуататорской Испанией и ее государственным аппаратом. Правда в стороне выжидающе стояла огромная армия безземельного и малоземельного крестьянства, готовая оказать активную поддержку тому, кто пойдет навстречу ее интересам. Вначале причиной всех бед считалась диктатура Примо де Риверы, а панацеей ее свержение. Положение диктатуры никогда не было особенно прочным. Переломным в этом отношении можно считать 1926г., когда, с одной стороны, начинается консолидация оппозиционных сил, а с другой диктатура шаг за шагом лишается своей социальной опоры. Либеральная буржуазия образует 11 февраля 1926г. Республиканский Альянс, куда вошли: Республиканское действие во главе с Мануэлем Асанья, Республиканская федеральная партия (Мануэль Иларио Аюсо), Каталонская республиканская партия (Марселино Доминго) и Радикальная республиканская партия Лерруса. Воззвание, призывающее к объединению всех антидиктаторских сил, подписали также видные представители испанской интеллигенции: Бласко Ибаньес, Антонио Мачадо, Мигель де Унамуно, Эдуардо Ортега-и-Гассет, Грегорио Мараньон и др. Этот же год ознаменовался и объединением левых националистических сил Каталонии. В ноябре была предпринята вторая попытка (первая в ноябре 1924г.) вторжения вооруженных отрядов с территории Франции и инициирования восстания с целью образования независимой Каталонской республики. Но руководители восстания, во главе с полковником Ф. Масия, были арестованы французской полицией. Тогда же диктатура начинает терять поддержку тех социальных сил, на которые она опиралась. На 24 июня 1926г. был назначен военно-монархический переворот с целью возврата к конституционно-монархическому режиму. Переворот бесславно провалился: военные не проявили достаточной решительности, а монархисты не обеспечили себе надлежащей поддержки в других слоях общества. Но “процесс пошел”. Диктатура начинает лавировать. Королевский декрет от 12 сентября 1927г. объявляет об учреждении Национальной ассамблеи, имеющей совещательные функции и обязанной в течение трех лет разработать “общее и полное законодательство”. Все 325-375 членов Ассамблеи назначались правительством, 150 – непосредственно, а остальные в качестве представителей предпринимателей, торговых, культурных и рабочих организаций. Так ИСРП и УГТ получило шесть мест, доставшихся умеренным социалистам. Но в целом ИСРП и УГТ на этот раз выступили против правящего режима: “ИСРП без малейших колебаний протестует против режима диктатуры, существующего уже в течении четырех лет. Социалистическая партия также протестует против Национальной ассамблеи”. Аналогичную позицию заняли и другие оппозиционные силы, включая республиканцев и даже монархистов. Один из вождей последних, Санчес Герра, покинул страну в знак протеста против королевского декрета и выпустил манифест, призывающий “поднять знамя сопротивления”. Несмотря на давление Коминтерна КПИ также отказалась от участия в Ассамблее. Это давление очень четко показывало полное непонимание Москвой сути происходящих процессов: в условиях нарастания всеобщего противостояния диктатуре, когда даже заведомые реакционеры отказывались ее поддерживать, руководство Коминтерна оправдывало необходимость участия в этой пародии на парламент ссылками на удаленность революционной перспективы: “Тактика бойкота Ассамблеи, - говорила по этому поводу резолюция Коммунистического Интернационала – была бы оправдана лишь в том случае, когда политическая ситуация в Испании была бы революционной в самом ближайшем будущем, или массы были бы активным способом вовлечены в стихийную мобилизацию против “директории”. Но в данной ситуации созыв Ассамблеи и ее возможная работа должны рассматриваться как отправная точка для массовой агитационной и организационной работы, так как если бы речь шла о составе и работе какой-нибудь представительной ассамблеи (Парламенте, муниципалитете и т.д.). Эта линия, которая соответствует большевистской традиции и практике Российской коммунистической партии, является единственно приемлемой в нынешней ситуации в Испании и в деятельности Коммунистической партии Испании…”. Как уже говорилось, такая позиция Коминтерна привела к расколу в КПИ. Революционный подъем Между тем кризис нарастал. В марте 1928г. основные университетские центры Испании были охвачены студенческими волнениями, начавшимися в ответ на королевский декрет от 19 марта, предоставлявший привилегии иезуитскому университету в Деусто и августинскому университету в Эскориале. В 1928 и в начале 1929г. велась подготовка нового военного переворота. Но на этот раз, в отличие от 1926г., руководящая роль принадлежала не военным, а мошной группировке политических организаций, в которую вошли монархисты, республиканцы и каталонские националисты. В Каталонии был создан революционный комитет, в который кроме республиканцев и националистов вошли представители СНТ. Выступление военных должна была поддержать всеобщая забастовка. Но в назначенный день, 29 января 1929г., лишь гарнизон Сьюдад-Реаля захватил город. В других городах военные либо вообще не вышли из казарм, либо проявили абсолютную нерешительность. Разумеется, буржуазия не собиралась вооружать рабочих. За провалом восстания последовали аресты. Но торжество Примо де Риверы было напрасным. Революционный подъем продолжал нарастать. Весной 1929г. прокатилась новая волна студенческих выступлений, принявших, в значительной степени, политическую окраску. Доходило до баррикад. Правительству пришлось пойти на уступки. В этом же году начинают возвращаться из-за рубежа многие анархистские лидеры, начавшие восстановление местных и региональных организаций СНТ. Еще раньше прошедший с 29 июня по 4 июля 1928г. съезд ИСРП высказался за открытую борьбу против диктатуры. Диктатура оказалась почти в полной изоляции. “Мы должны готовиться умереть красиво”, - говорил Примо своим приближенным в конце 1929г. В своем официальном заявлении от 31 декабря 1929г. он фактически признает банкротство диктатуры и предлагает королю и правительству проект восстановления конституционных гарантий. Согласно последнему, к седьмой годовщине установления диктатуры, т.е. к 13 сентября 1930г., должны были быть подготовлены условия для передачи власти новому правительству. Но 2 января 1930г. король отвергает основные положения проекта. 26 января диктатор обратился к десяти капитан-генералам Испании, главнокомандующему вооруженными силами, начальникам гражданской гвардии и пограничных войск с вопросом о доверии и поддержке. Ответ был отрицательным, и 28 января Примо де Ривера сообщает о своей отставке и покидает страну. Он умер несколько месяцев спустя в одном из отелей Парижа в возрасте 60 лет.
Сменивший его генерал Беренгер объявил амнистию и грядущее возвращение к нормам конституции 1876г. Началось интенсивное восстановление старых и создание новых республиканских партий, быстро набиравших новых сторонников. Старые партии либералов и консерваторов окончательно канули в лету. В конце марта 1930г. бывшие монархисты Мигель Маура и Алькала Самора создали Правую либерально-республиканскую партию, также состоящую по преимуществу из бывших монархистов. В марте получает право на легальную деятельность СНТ. В августе КПИ удалось, наконец, наладить выпуск своей газеты “Mundo Obrero”. Политическая жизнь набирала обороты.
Но в целом произошедшие, после ухода генерала-диктатора в отставку, изменения были слишком малы. Лишь малочисленные, наиболее реакционные группы монархистов, генералов и клерикалов удовольствовались этой переменой. Как позже признает сам Беренгер, он пришел к власти в момент, когда Испания напоминала собой “бутылку шампанского, у которой вот-вот должна была вылететь пробка”. Не получив облегчения, трудящиеся Испании обратили всю свою ненависть против монархии. Испанский капитал с завистью глядел на соседнюю Францию и надеялся на усиление своих позиций, модернизацию страны, а, заодно, и на успокоение трудящихся с помощью республики. Недовольство буржуазии старым режимом дошло до точки разрыва с последним раньше, чем трудящиеся массы оказались готовы к самостоятельному революционному выступлению. Точнее, угроза того, что рабочие могут организоваться на борьбу самостоятельно (а значит и против капитала), и толкнуло буржуазию на окончательный разрыв с монархией, чтобы удержать процесс под своим контролем. Т.е. сложилась ситуация, когда необходимости в массовом подавлении трудящихся силами открытой диктатуры еще не было, а помеха буржуазному развитию Испании со стороны монархии стала слишком очевидной. Поэтому, левые республиканцы осмелились даже стать во главе заговора, ставящего целью свержение монархии. Впрочем, как будет видно дальше, они покажут свою полную неспособность доводить начатое дело до конца (а для этого надо действовать действительно по-революционному, что невозможно без активного участия масс), и лишь массовое выступление трудящихся заставит их выполнить свои руководящие функции. Летом 1930г. заметно усиливается стачечное движение, идущее в основном под республиканскими лозунгами. Массовый характер оно приняло в ноябре, как раз накануне назначенного республиканцами переворота. 12 ноября в результате катастрофы при строительстве семиэтажного дома в Мадриде погибло несколько рабочих. Их похороны 14 ноября превратились в мощную антимонархическую демонстрацию, в которой приняло участие около 50 тысяч человек. Столкновение демонстрантов с полицией привело к новым жертвам, и на следующий день в Мадриде бастовало 40 тысяч строителей и металлистов. Вечером того же дня УГТ призвал к всеобщей забастовке. Забастовки солидарности прошли на Севере и в Андалузии. Но не только руководство готовящегося восстания, надеющееся лишь на военных, но и ИСРП и УГТ не хотели слишком активного участия рабочих, сознательно уступая руководство буржуазии. Республиканское восстание Первую половину года левые республиканцы активно устанавливают контакты со всеми антимонархическими силами. Но труднее всего им было договориться с представителями рабочих организаций, СНТ и УГТ, т.е. с социалистами и анархистами. Официальному руководителю ИСРП Х. Бестейро на первое время удалось блокировать участие социалистов в республиканском заговоре. Наотрез отказывались примкнуть к нему руководители СНТ, которая до падения Примо де Риверы активно участвовала в заговорах против диктатуры. “Solidaridad Obrera” писала в эти дни: “Мы не заинтересованы и не можем быть заинтересованы в республике ни как анархисты, ни как трудящиеся, так как республика и в экономическом, и в политическом, и в социальном отношении не является решением вопроса”. Но в рядах социалистов была влиятельная группа сторонников участия в республиканском восстании. Наиболее активную позицию занимал здесь И. Прието. Он на личной основе принял участие в подписании республиканского пакта в Сан-Себастьяне. Это произошло 17 августа 1930г. в клубе Республиканского альянса в Сан-Себастьяне, где собрались руководители республиканских партий. Участники совещания договорились о необходимости насильственного свержения монархии. Была признана необходимость установления тесного сотрудничества с ИСРП и УГТ. Но главной силой грядущего переворота должна была стать армия. “Революционеры” не доверяли трудящимся. Был избран Революционный комитет: Алькала Самора, Асанья, Касарес Кирога, Прието, Галарса и Айгуадер. В случае ареста их должны были заменить Маура, Мальоль и Санчес Роман. Республиканцы продолжали оказывать давление на социалистов. Сломить сопротивление Х. Бестейро помогла группа Ф. Ларго Кабальеро. В итоге, 20 октября исполнительная комиссия ИСРП приняла решение о присоединении к пакту. В состав Революционного комитета от соцпартии были делегированы И. Прието, Ф. де лос Риос и Ф. Ларго Кабальеро. УГТ должен был поддержать переворот всеобщей мирной забастовкой. Без труда был выработан т.н. “компромисс” - соглашение с республиканцами о будущих преобразованиях: демократизации политического режима, улучшения положения рабочих, умеренной аграрной реформе. В конце концов, Революционному комитету удалось наладить связь и с СНТ. 15 ноября пленум Национального комитета СНТ принял решение “установить контакт с политическими элементами для того, чтобы принять участие в революционном движении”. Еще летом республиканцы установили тесные отношения с военными. Но в целом руководство зримо демонстрировало все признаки неспособности к действительно революционным действиям, постоянно колебалось и переносило сроки выступления. Наконец, была определена дата: 12 декабря. Вожди очередного pronunciamento составили воззвание звучащее крайне радикально: “Страстная потребность Справедливости бьет ключом из недр Нации. Возлагая свои надежды на Республику, народ уже вышел на улицу. Мы хотели заставить признать чаяния народа легальными средствами, но нам преградили этот путь. Когда мы потребовали Справедливости, нам отказали в Свободе. Когда мы потребовали Свободы, нам предложили парламент, аналогичный парламенту прошлого, основанному на мошеннических выборах, созванному диктатурой, орудием короля, уже нарушившим конституцию. Мы не стремимся к крайнему решению, к революции, но нас глубоко возмущает нищета народа. Революция всегда будет преступлением, поскольку существует Закон и Справедливость. Но она всегда будет справедливой, когда господствует тирания”. В последний момент, однако, дата восстания вновь переносится. На этот раз на 15 число. Но о переносе не были предупреждены капитан Фермин Галан и лейтенант Гарсия Эрнандес, возглавившие восстание и провозгласившие республику в Хаке (Арагон). Оставшись без поддержки, они были окружены войсками верными королю, и были вынуждены сдаться. 14 декабря Ф. Галан и Г. Эрнандес были расстреляны по приговору трибунала.
Весть о поражении в Хаке деморализовала руководство восстанием. Прежде всего, военных, на которых (в который раз!) возлагались основные надежды. В ночь на 13 декабря генерал Нуньес дель Прадо, назначенный военным руководителем восстания, отказался выступать. На следующий день поступил отказ от артиллеристов Мадрида.
Социалисты узнали от Ларго Кабальеро о дате восстания лишь 14 декабря. Но в этот момент он, узнав об аресте Алькала Самора и Маура, скрывается и обрывает свою связь с руководством ИСРП и УГТ. На следующий день многие рабочие Мадрида начинают собираться с пяти часов утра в стратегических пунктах города, напрасно ожидая сигнала к выступлению. В 9.30, когда они стали расходиться, над городом появились самолеты, сбросившие листовки. Одна из них содержала воззвание Революционного комитета, другая призывала солдат выступить в полдень. С листовками в руках социалисты убеждают Х. Бестейро поднять Мадрид на забастовку. Но когда последний все-таки дал соответствующее распоряжение Трифону Гомесу, тот отказался его выполнить, поскольку оно исходило не от Исполнительной комиссии. Отдельные выступления в различных городах страны не изменили общей картины. Движение пошло на спад 17 декабря. Большинство членов Революционного комитета было арестовано. Прието удалось выехать за границу. Асанья, Доминго, Леррус и Баррио ушли в подполье. Отказ от опоры на массовое революционное рабочее движение привел восстание к поражению. Но ситуация уже вышла из-под контроля правительства. В стане противников монархии, и особенно среди народных масс, не было никакого ощущения подавленности. Казнь Галана и Эрнандеса, ставших национальными героями, вызвала всеобщее возмущение. Дух Риего витал над страной, и уже не республиканские заговорщики определяли революционный процесс, а массовое недовольство толкало заговорщиков идти до конца, да и просто не давало им возможности отступить. Полная деморализация охватила правящий лагерь. Налицо были практически все компоненты революционной ситуации. Не хватало лишь достаточно решительной силы, чтобы надлежащим образом ее использовать. Но процесс зашел уже слишком далеко. Правительство пошло на все возможные уступки, чтобы спасти монархию. Оно принимает решение, опубликованное 8 февраля 1931г. в печати, о созыве кортесов, выборы в которые назначены на 19 марта. Революционный комитет призывает к их бойкоту. ИСРП и УГТ также отказывается участвовать в выборах. В результате 14 февраля декрет о выборах был отменен, а правительство Беренгера ушло в отставку. Окружение короля убеждает его поручить формирование правительства Санчесу Герра, который сразу же поставил условием участие в нем республиканцев и социалистов. Король соглашается и на это! Дальнейшие события еще больше подчеркивают обреченность монархии. Дабы убедить социалистов и республиканцев войти в правительство, Санчес Герра отправляется в сопровождении корреспондентов в тюрьму “Модело” и предлагает Революционному комитету войти в правительство. И получает демонстративный отказ Алькала Самора. Последнее монархическое правительство, возглавляемое адмиралом Аснаром, было сформировано 18 февраля. Оно назначило на 12 апреля муниципальные выборы и восстановило конституционные гарантии, не действовавшие с 1923г. Республиканско-социалистическая оппозиция дала согласие на участие в выборах и выдвинула общий список кандидатов. СНТ, отказавшись от выборов, тем не менее, не вела компании бойкота и выдвинула программу требований под названием “То, чего хочет страна”, как бы побуждая к ее выполнению действующее или будущее правительство. Полное фиаско потерпел правящий режим и в ходе суда над участниками декабрьского мятежа. Так 13 марта суд отказался вынести смертный приговор пяти участникам восстания в Хаке, а 20 марта начался судебный процесс над членами Революционного комитета, закончившийся их оправданием. В ходе процесса по всей стране не прекращались митинги и демонстрации. Ободренные всеобщей поддержкой подсудимые выдвинули встречные обвинения против Альфонса XIII, который нарушил конституцию, поддержав переворот 1923г. Провозглашение республики Сами выборы проходили в обстановке всеобщего возбуждения. На следующий день улицы больших городов были полны демонстрантов. Известие о победе республиканского блока в крупных городах Испании сыграло роль детонатора. Вечером 13 апреля Революционный комитет выпускает воззвание, в котором заявляет о своей решимости бороться до конца за установление республики, а адмирал Аснар подает в отставку. С утра 14 апреля толпы народа начали захватывать административные здания в различных городах страны и провозглашать республику. Первым был Эйбар в Стране басков. В Мадриде в 3 часа дня республиканский флаг был поднят над Дворцом связи и над клубом “Атенео”. Генерал Санхурхо заявил, что гражданская гвардия, которой он командует, не будет вмешиваться в вопрос о режиме. Вечером 14 апреля король покидает Мадрид, а затем и страну. В 8 часов вечера Революционный комитет принимает на себя функции временного правительства, немедленно издавшего манифест об освобождении всех политических заключенных. В состав правительства, с учетом распределения министерских постов вошли: глава кабинета Н. Алькала Самора и министр внутренних дел М. Маура – от Правой либерально-республиканской партии, А. Леррус (министр иностранных дел) и Д. Мартинес Баррио (министр путей сообщения) от Радикальной партии, М. Асанья (военный министр) – от Республиканского действия, М. Доминго (министр просвещения) и А. де Альборнос (министр общественных работ) – от Радикальных социалистов, Л. Николау д’Ольвер (министр экономики) - от Каталонского республиканского действия., С. Санчес Кирога (морской министр) – от Галисийской республиканской федерации, Ф. Ларго Кабальеро (министр труда), Ф. де лос Риос (министр юстиции) и И. Прието (министр финансов) – от ИСРП. Эйфория, захватившая страну в связи с установлением республики, смешивалась с господством над рабочими массами мелкобуржуазной идеологии, надежд и иллюзий насчет грядущих преобразований. Эти иллюзии поддерживались и политикой и идеологией одной из ведущих рабочих партий – социалистической. Ларго Кабальеро так определил устремления ИСРП на ежегодной конференции МОТ в Женеве: “Мы не хотим ни бесхозяйственного правления старых олигархий, ни диктатуры, правой или левой, а стремимся к полной демократии: демократизации власти, богатства и культуры”. Определенный тайм-аут взяла и СНТ, стремившаяся использовать демократические возможности для улучшения жизни рабочего класса. Господствующее место в политической жизни занимали республиканцы. Но глубинные противоречия уже породили политические силы, которые займут центральное место тогда, когда рассеются вышеупомянутые эйфория, надежды и иллюзии. На крайнем правом фланге, накануне или сразу после падения монархи возникли или переформировались старые и новые фашистские, правонационалистические и католические организации: ХОНС, Традиционалистское сообщество, Партия испанского обновления, Народное действие.
Слева радикальное крыло анархистов недвусмысленно намекало, что не отказывается от идеалов либертарного коммунизма и попыток его революционного установления. В конце марта 1931г. создается Рабоче-крестьянский Блок, объединивший коммунистов, разошедшихся с Коминтерном. Активизируют свою работу немногочисленные троцкисты. На крайне радикальных (во всяком случае, на словах) позициях находится еще и КПИ. В ее брошюре, изданной весной 1931г. писалось:
“Что должны делать рабочие и крестьяне? Бороться против правительства Алькала Самора и социалистов, за свои жизненные интересы, за свое собственное правительство. Довести революцию до полной ее победы … Крестьяне! … Ничего не платите ни ростовщикам и землевладельцам, ни правительству. Захватывайте земли вместе со всем имуществом. Распределяйте их среди всех, кто в них нуждается. Создавайте в каждой деревне вашу организацию, ваш Совет. … С оружием в руках под руководством ваших Советов защищайте себя и земли, вами захваченные … Помогайте рабочим города в их борьбе против капиталистов. Рабочие! … Созывайте всеобщие собрания рабочих ваших фабрик. Избирайте своими депутатами тех товарищей по предприятию, которых вы знаете, и которые вас не предадут. Пусть ваши депутаты создадут в каждом городе Совет рабочих депутатов … Организуйте революционную рабочую гвардию…. Лидеры социалистов и анархистов предали испанский народ, оставив его на милость врагов. Социалистические министры составляют часть правительства капиталистов и землевладельцев, врага народа. Лидеры анархистов неограниченно поддерживают это правительство. Рабочие – социалисты, анархисты, республиканцы и беспартийные католики не доверяйте вашим руководителям! Вместе с коммунистами образуйте Советы”. Чем характерна эта позиция? При всем обилии правильных революционных фраз – своим полным несоответствием сложившейся ситуации. Как тут не вспомнить слова Троцкого о том, что для Коминтерна “поступить иначе значило бы … изменить себе”. В момент всеобщего противостояния диктатуре он хочет заставить КПИ участвовать в показушной Ассамблее диктатора Примо де Риверы. После падения диктатора, он считает, что ничего особенного не происходит. Лишь постепенно Коминтерн и КПИ начинают приводить свою деятельность в соответствие с реальностью. Но время упущено, а партия уже расколота. При этом потеряна ее самая боеспособная часть. Теперь же, после падения монархии, КПИ зовет к самым революционным действиям. Но то, что можно было сделать 12-14 апреля, уже невозможно в конце месяца. Упоенные победой и полные надежд и ожиданий, трудящиеся должны на собственном практическом опыте убедиться в бессмысленности надежд на республику. Разоблачать ее истинную природу, как и предательскую роль ИСРП, разумеется, необходимо, но для того, чтобы вновь можно было призвать к революционным действиям, нужно, чтобы произошли вышеуказанные изменения в сознании пролетариата. О том, как поступит КПИ, когда такие изменения произойдут, мы увидим летом 1936г. Но можно ли было добиться чего-либо большего в апреле 1931г.? Нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что практически во всех революциях, на первом их этапе, господствует соглашательская идеология, трудящиеся массы еще верят в разного рода либералов и оппортунистов, которые лишь со временем покажут свою неспособность разрешить сложившиеся в обществе противоречия. Но даже с учетом вышесказанного, крайне важно, как происходит этот первоначальный переворот, насколько активно и организованно рабочий класс участвует в нем. Февральская революция в России также привела к власти либерально-социалистический кабинет и к господству мелкобуржуазной идеологии среди рабочего класса. Но рабочие и солдаты участвовали в этой революции организованно, они создали в ходе нее их собственные представительные органы – Советы. По мере развития кризиса эти органы революционизировались и стали органом Октябрьского восстания и новой пролетарской власти. Что касается Испании 1931г., то здесь весьма справедливо звучит оценка Д. Ибаррури: “В первые дни республики, когда народные массы были охвачены революционным подъемом, полны энтузиазма, а классы, которые прежде вершили судьбы Испании, испытывали панический страх, существовала реальная возможность добиться самых широких демократических преобразований”. Разумеется, для того, чтобы такой сценарий стал возможен, необходима длительная и кропотливая работа в массах, которой в Испании проведено не было. Тяжелым камнем на рабочем движении полуострова лежал анархизм. Будучи противником всякой политической деятельности, он отдает инициативу республиканцам. Не в первый и, увы, не в последний раз. ИСРП, долгое время бывшая одной из самых правых социалистических партий Европы, не только не хотела вооружения и самостоятельной борьбы пролетариата и его самостоятельной роли в революции, но и просто не верила в скорый успех последней. Буквально накануне, 11 апреля 1931г., “El Socialista” публикует статью Ф. де лос Риоса, где тот пишет, что “республика еще очень далеко, и путь к ее достижению очень труден и извилист”. Ему вторит Ларго Кабальеро, утверждая, что “выборы совершенно не нужны и не имеют значения”. Большой вред делу подготовки к революции нанес Коминтерн. Его политика привела не только к расколу КПИ. Идеология борьбы с “социал-фашизмом” и коминтерновский вариант тактики “класс против класса” сделали практически невозможной совместную борьбу с социалистическими и анархистскими рабочими. Он исключал какие-либо Советы, которые не находились бы изначально под полным контролем КПИ, что, конечно, было нереально. Не говоря уж о том, что испанские рабочие просто не знали, что такое Советы и, вероятно, было логично, по крайней мере, на первое время, использовать лозунг революционных хунт, что предлагали троцкисты и члены Блока. Так или иначе, но полный разнобой в рабочем движении Испании и ошибки рабочих партий полностью отдали руководство событиями в руки республиканцев. История, однако, предоставила еще 6 лет, достаточный срок для того, чтобы в революционную эпоху можно было исправить ошибки и найти верную стратегию и тактику борьбы. Посмотрим, как использовали этот срок рабочие организации Испании. Апрельская республика (1931-1933) На следующий день после провозглашения республики временное правительство обнародовало декрет “О юридическом статусе правительства”, в котором были определены позиции, которых обязывался придерживаться кабинет до избрания учредительных кортесов и те преобразования, которые он собирался провести. Из этого документа следовало, что для правящей коалиции революция окончилась, и что дальнейшие фундаментальные преобразования могут проводиться лишь посредством парламентских процедур, но не революционных декретов. Единственный фундаментальный вопрос, затронутый в документе, был земельный: упомянув, “что аграрное право должно соответствовать социальной функции земли”, правительство также откладывало его решение до избрания кортесов и принятия новой конституции. Но революционная инерция успела продемонстрировать нам попытку революционного решения, по крайней мере, одной из кардинальных проблем Испании – национальной. Каталонские левые республиканцы, как и было обещано в Сан-Себастьяне, самым активным образом участвовали в установлении республики. А потому посчитали себя вправе взять то, что, как они считали, им причиталось за это участие.
Лидер победившей на выборах Эскерры Ф. Масия провозглашает 15 апреля “Каталонскую республику в качестве штата, входящего в Иберийскую федерацию”. Всерьез обеспокоенное за единство страны, временное правительство срочно посылает в Барселону Н. д’Ольвера, М. Доминго (оба по происхождению каталонцы) и Ф. де лос Риоса. К ним на помощь прибыл 26 апреля и Алькала Самора. Центральному правительству пришлось пойти на значительные уступки: каталонцы получили право создать единые органы местного самоуправления: ассамблею из представителей муниципалитетов и Исполнительный Совет (временное правительство Каталонии), получившие общее название Хенералидад (в память о каталонском средневековом сословном учреждении). Но Каталонская республика в тот же день была ликвидирована. Окончательное решение вопроса оставалось за учредительными кортесами.
Сложнее было в Басконии, где большинство националистов принадлежало к правому лагерю. Социалисты здесь контролировали Бильбао, но в других районах победили правые, которые решили “совместить” национальную автономию басков с политической автономией от левого правительства в Мадриде. Националисты собрались в Гернике. Принятый ими манифест призывал к созданию баскской республики. Центральное правительство стянуло в Гернику войска и силы общественной безопасности. Националисты отступили, также перенеся надежды на будущие кортесы. А тем временем правительство начало осуществлять программу, вытекающую из соглашения бывших участников Революционного комитета. Декрет от 22 апреля объявил 1 мая “праздником труда”. Декрет “О муниципальных округах”, вышедший 26 апреля, обязывал помещиков нанимать батраков из того муниципального округа, в котором должна была производиться работа. Декрет от 29 апреля запрещал отказывать крестьянину в аренде, если он платил арендную плату. 1 мая правительство ратифицировало международную конвенцию об ограничении рабочего дня в промышленности 8 часами или рабочей недели 48 часами. Кроме того, 9 мая была ратифицирована международная конвенция 1921г., распространявшая на батраков законодательство о несчастных случаях, которое предусматривало материальную помощь пострадавшему и его семье. И. Прието передал в помощь безработным часть бюджета, предназначавшегося для короля. В конце апреля М. Асанья издает свои знаменитые декреты об армии. Она была сокращена с 16 до 8 дивизий. Чуть позже был сокращен воинский контингент в Марокко. Все офицеры должны были принести присягу на верность республике. Отказавшиеся подлежали увольнению с сохранением жалованья. Но политический эффект от такого решения оказался противоположный ожидаемому. Им воспользовались, в первую очередь, республикански настроенные офицеры, желавшие поправить свое материальное положение или просто найти применение на мирном поприще – армия осталась прибежищем реакционеров. Этому способствовала и позиция Альфонса XIII, который надеялся тогда вернуться на трон более или менее легальным путем, а потому пока сдерживал возможных путчистов. В интервью газете “ABC” в начале мая, он говорил: “Монархисты, которые желают следовать моим советам, не только воздержатся от того, чтобы препятствовать действиям правительства, но и поддержат его своим патриотическим поведением. Ведь за формальными идеями Республики и Монархии скрывается Испания”. Наибольшую популярность правительству накануне выборов придал декрет от 21 мая о намерении правительства провести аграрную реформу и предусматривавший создание аграрной технической комиссии для ее подготовки. Комиссию возглавил Ф. Санчес Роман. Следует также упомянуть декрет о свободе вероисповедания, вышедший 22 мая. Выборы в кортесы проходили 28 июня 1931г. и закончились полной победой республиканско-социалистической коалиции. В их составе оказались 117 социалистов, 89 радикалов Лерруса, 59 радикал-социалистов, 33 представителя Эскерры, по 27 членов Республиканского действия Асаньи и Прогрессистской партии, как теперь стала называться Правая либерально-республиканская партия Алькала Саморы, 16 галисийских республиканцев-националистов. Правая оппозиция была представлена 26 депутатами-аграриями, 17 членами баскско-наваррской коалиции и 1 монархистом. В составе кортесов впервые оказались две женщины. Позже, после дополнительных выборов 4 октября, к ним добавится и третья – социалистка Маргарита Нелькен. Торжественно открытые 14 июля 1931г. кортесы избрали своим председателем социалиста Х. Бестейро. Их состав был левее того, который будет сформирован после победы Народного фронта в феврале 1936г. Здесь был представлен весь цвет испанской демократической интеллигенции. Широкое представительство функционеров ИСРП и УГТ демонстрировало громадный сдвиг в мышлении трудящихся классов, для большинства представителей которых ИСРП была “крайне левой” (особенно если вспомнить о неучастии в выборах анархистов и малочисленности коммунистических организаций, не сумевших провести ни одного депутата). Оно показывало, пусть и косвенно, что преобразования, на которые они надеялись, были гораздо глубже тех, которые могло предложить республиканское правительство. Но и уже осуществленные первые шаги временного правительства породили у трудящихся определенные надежды, что и сказалось на результатах выборов. Тем более красноречивой будет их оценка реализации этих надежд на выборах в ноябре 1933г. Кортесы создали парламентскую комиссию во главе с Л. Хименесом де Асуа, известным юристом, преподавателем юридического факультета Мадридского университета, которая занялась разработкой проекта новой конституции Испании. Подготовленный проект был представлен кортесам председателем комиссии 27 августа, после чего начался процесс ее постатейного обсуждения. В итоге конституция была принята 9 декабря этого же года 368 голосами из 466 депутатов. Ее первая статья торжественно провозглашала: “Испания – демократическая республика трудящихся всех классов, построенная на началах свободы и справедливости. Полномочия всех ее органов исходят от народа. Республика составляет нераздельное государство, допускающее автономию районов и муниципальных округов. Флаг Испанской республики – красный, желтый и темно-лиловый”. Илья Эренбург откликается на эту статью в своей декабрьской корреспонденции из Мадрида: “Во всем, что касается кличек, революция торжествует. Переименовывать улицы куда приятней, нежели отдать барскую землю батракам … Так переименованы тысячи улиц. Так переименовано и государство. Феодально-буржуазная монархия, вотчина бездарных бюрократов и роскошных помещиков, люков и грандов, взяточников и вешателей, английских наемников и либеральных говорунов, торжественно переименована в “республику трудящихся”. Стоит ли спорить об имени? ” Спустя несколько дней в репортаже из нищей деревушки в Галисии он добавляет: “В апреле 1931 года свободолюбцы провозгласили в Мадриде республику. Они пошли дальше – объявили в конституции, что “Испания – республика трудящихся”. Во избежание кривотолков они пояснили: “республика трудящихся всех классов”. В 1931 году, как и в прежние времена, нищие крестьяне деревни Сан-Мартин заплатили дону Хосе две тысячи пятьсот песет. Они трудились круглый год, ковыряя бесплодную землю. Дон Хосе тоже трудился: он послал повестку и расписался на квитанции”.
Как потрясающе верно писал в те годы Эренбург! А ведь всего через шесть лет он будет воспевать готовность рабочих отдать жизнь за власть этих “свободолюбцев”. И республика во главе с теми же “свободолюбцами” и впрямь “станет” “республикой трудящихся”. В целом, на фоне крайне замедленного социально-политического развития Испании в предыдущие десятилетия, республиканские реформы могли бы показаться весьма обещающими. Если бы развитие общества определялось исключительно деяниями “мудрых” вождей, парламентов и правительств, можно было бы считать дальнейший прогресс страны обеспеченным. Но, нравится это кому-то или нет, исторический процесс определяется борьбой классов, порожденных данными производственными отношениями на данном уровне развития производительных сил. У этих классов есть свои интересы, исходя из которых они не могут бесконечно долго взирать на правящий кабинет, наблюдая как он капля за каплей улучшает их положение или, наоборот, шаг за шагом отнимает у них старые права и привилегии. Начинается все более настойчивая борьба за влияние на власть, и если противоречия между антагонистическими классами достаточно велики, то и борьба за смещение правительства, которое все больше и больше не устраивает оба враждебных класса, да и режима как такового, дабы обеспечить полное господство (а значит и соответствующее направление преобразований) своего класса и полное подчинение класса враждебного. Крестьяне не могли десятилетиями ждать, пока им будут давать подачку за подачкой, а поколение за поколением так и будет умирать, не дождавшись желанных улучшений. Слишком тяжелы условия существования, слишком велики надежды и слишком притягателен радикальный пример разрешения земельного вопроса, продемонстрированный Россией в 1917г. и пропагандируемый не только коммунистами, но и, пусть и на свой лад, крайне влиятельными и многочисленными анархистами. Не могли и землевладельцы смотреть, как медленно, но верно утекают от них их земли, власть и привилегии. Не могли долго ждать рабочие, у которых были похожие проблемы и пожелания, что и у крестьян, те же надежды, тот же радикальный пример и те же революционные пропагандисты. Не могли бесконечно терпеть и капиталисты необходимость постоянных уступок рабочим и постоянно растущей угрозы, что последним надоест ограничиваться уступками. И т.д. и т.п.
Республиканская Испания представила в 1931-1936гг. этот процесс во всей своей красе. Первой вспышкой, не слишком значительной, но зато красноречивой, были события, начавшиеся 10 мая на улице Алькала в Мадриде. Пока республиканцы размышляли, стоит ли распространять принципы политической свободы и на монархистов, группа офицеров и аристократов, получив разрешение властей, организовала собрание с целью создания независимого монархического клуба. Организаторы чувствовали себя уверенно и запустили фонограф, исполняющий королевский гимн. Возле дома, где должно было проходить собрание, собралась толпа народа. Два монархиста (одним из которых оказался главный редактор газеты “ABC” маркиз Лука де Тена), опоздавших к началу собрания, увидев ее, радостно прокричали: “Да здравствует монархия!”. В ответ, привезший их таксист крикнул: “Да здравствует республика!”. В возникшей потасовке разнесся слух, что шофера убили. Улица мгновенно была заполнена разгневанной толпой. Несколько машин принадлежавших монархистам были преданы огню. Та же участь постигла и редакцию “ABC”. На следующий день волнения возобновились. Церковь иезуитов в Мадриде была сожжена, а на ее обгоревших стенах появилась надпись: “правосудие народа для воров”. Это послужило сигналом и для других городов, и церкви запылали в Аликанте, Малаге, Кадисе, Гранаде, Севилье и других местах. В итоге пострадали сотни церквей и монастырей. Досталось и монархическим и клерикальным газетам. М. Асанья уступил, наконец, многочисленным требованиям М. Маура и вывел на улицы национальную гвардию. Но лишь для патрулирования, запретив ей вступать в столкновение с толпой: “Все монастыри Испании не стоят жизни одного республиканца”. Правительство обвинило в провоцировании волнений монархистов, среди которых были произведены аресты. “ABC” и “El Debate” на некоторое время были закрыты. Правительство приняло постановления об отмене привилегий дворянства, конфискации личной собственности короля и уже упомянутый декрет о свободе вероисповедания. В противовес гражданской гвардии, к которой трудящиеся питали устойчивое недоверие, был создан корпус штурмовой гвардии, в который набирались люди с республиканскими взглядами. Однако в целом обстановка в стране оставалось еще достаточно благоприятной для правящего блока. Пока трудящиеся, с одной стороны, и имущие классы с другой, ждали, куда пойдет дальнейшее развитие Испании, основное противостояние разворачивалось в стенах кортесов. Обсуждение статей конституции постепенно меняло конфигурацию политических сил в стране. Так обсуждение вопроса государственного устройства сблизило левых республиканцев Каталонии и правых националистов из Басконии. И те, и другие были недовольны тем, что был отвергнут федеративный принцип устройства Испании. Но совместными усилиями им удалось существенно расширить права автономных районов, пусть и в рамках унитарного государства. В октябре разгорелся спор по вопросу собственности. Социалисты отстаивали заложенные в проекте принципы, включавшие, в частности, положение о национализации “в возможно более короткий срок”. Последнее было исключено из проекта конституции, но и в принятом виде статья 44 звучала достаточно радикально. В ней в частности провозглашалось, что “собственность на имущество всякого рода может быть объектом принудительной экспроприации ради социальной пользы за справедливое вознаграждение, если только не будет постановлено иначе законом, одобренным кортесами абсолютным большинством голосов. На тех же основаниях собственность может быть социализирована”. Впрочем, двусмысленность этой формулировки, необязательность делать, исходя из нее, что-нибудь конкретное, вполне устроила не только правую часть республиканской коалиции, но даже землевладельцев – в отличие от декрета 15 апреля здесь ничего не говорилось об аграрных отношениях. Единственная статья, касавшаяся их (47-я), отношений собственности не затрагивала, ограничиваясь вопросами кредита, кооперации и т.д. Поводом, приведшим к расколу республиканского кабинета, послужило обсуждение церковного вопроса. Против откровенно антиклерикальных статей проекта конституции на одной стороне баррикад выступили Х. М. Хиль Роблес и Н. Алькала Самора. В итоге, требование запрета всех монашеских орденов и закрытия монастырей было отклонено. Окончательная формулировка декларировала роспуск и национализацию имущества лишь тех религиозных объединений, “уставы которых налагают, кроме трех канонических обетов, еще и особый обет повиновения другой власти, помимо законной власти государства”. В такой формулировке это касалось лишь ордена иезуитов. В то же время указывались общие принципы, на основе которых должен быть принят соответствующий закон: роспуск орденов, представляющих опасность для государства, запрещение орденам владеть и приобретать больше имущества, чем необходимо для их непосредственной деятельности; запрещение заниматься промышленной и торговой деятельностью и делами просвещения. Отмечалась также возможность национализации богатств орденов. Конституция провозглашала также светский характер образования, оставляя в ведении церкви лишь специальные церковные школы. Начальное образование становилось обязательным и бесплатным.
Первый президент республики Н. Алькала Самора и М. Маура объявили о выходе из временного правительства. Новый состав правительства возглавил М. Асанья, сохранивший также пост военного министра, С. Касарес Кирога стал министром внутренних дел, а пост морского министра занял левый республиканец Х. Хираль, Остальные министры сохранили свои посты.
Последний важный спор касался структуры парламента и закончился в пользу сторонников однопалатных кортесов. Предложение о создании Сената было отклонено. В ходе конституционных баталий 37 правых депутатов временно вышли из состава кортесов, выпустив манифест, призывающий к пересмотру еще не принятой конституции. Позже к ним присоединились еще 9 депутатов. На следующий день после принятия конституции кортесы избрали первого президента республики, Им стал Н. Алькала Самора. Левые республиканцы надеялись (демонстрируя свою близорукость и неспособность довести начатые преобразования до конца, также как и готовность на дальнейшие компромиссы с правыми, жертвуя этими преобразованиями) восстановить этим республиканскую коалицию. Но реальные противоречия в обществе такой возможности не давали. Новый президент будет вместе со своей партией тормозить дальнейшее реформаторство, объединяясь, если надо, и с более правыми кругами. Сам Алькала Самора позже напишет об этом так: “Конституция, непродуманная и полная демагогии, без критериев в деле управления, бесплодно угрожающая собственности, с враждебностью по отношению к церкви, с единственной палатой и необузданным парламентаризмом, была катастрофой, которую задерживали и сдерживали только мои усилия в качестве главы государства”. 12 декабря временное правительство подало в отставку, а М. Асанья сформировал первый конституционный кабинет. В его составе теперь не было радикалов, которые не желали быть в одном правительстве с социалистами. На этом отрезке времени это был наиболее левый кабинет, составленный из левых республиканцев и ИСРП. Но противоречия постепенно нарастали и вне парламента. Крупные промышленники и землевладельцы были крайне встревожены даже теми реформами и мероприятиями (такими, например, как ликвидация табачной монополии Хуана Марча), которые проводились или намечались Летом был раскрыт заговор генерала Оргаса, которого в качестве наказания выслали на Канарские острова. Специальная комиссия, расследовавшая события 1923-1930гг., отдала приказ об аресте некоторых политических деятелей этого периода (Кальво Сотело, Беренгера, Мартинеса Анидо и т.д.), большинство из которых находилось в это время в эмиграции. По предложению М. Асанья 20 октября1931г. кортесы принимают “Закон о защите республики”. Направленный против радикальных оппонентов слева и справа, он вызвал недовольство в обоих лагерях. Запрещая апологию монархии и использование монархической символики, он запрещал также подстрекательство к неповиновению законам, антиправительственную агитацию в армии, пропаганду насильственных действий, стачки не носящие экономический характер и начатые без предварительного обращения в арбитражные органы, находящиеся под контролем министерства труда. В качестве наказания предусматривалось закрытие организаций и их газет, штрафы, высылка за пределы полуострова и т.д. Все это легко могло быть направлено не только против правых, но и против левых организаций. С этим законом пересекался и закон о смешанных судах, созданный стараниями Ларго Кабальеро, и принятый кортесами 27 ноября. По нему, если забастовка начиналась без предварительного обращения к арбитражным органам, то ее организаторам грозил штраф и тюремное заключение на срок от 1 до 6 месяцев. Политика ИСРП, таким образом, откровеннейшим образом была направлена на предотвращение перерастания экономической забастовочной борьбы в революционную. Недовольство отражалось на авторитете соцпартии, шедшей на постоянные уступки правящему классу. “El Socialista” недвусмысленно признавалась в этом 15 июля 1932г.: “Во имя общего интереса, чтобы не создавать трудностей режиму, мы неоднократно жертвовали нашими законными классовыми требованиями и выступали открыто (в циркулярах, манифестах, всеми средствами) против несвоевременных стачечных движений и экстремистских выступлений подлинных правых и так называемых левых”. Росло недовольство и внутри самой ИСРП. Но трудящиеся “наивно” считали, что это действия вождей их организаций должны соответствовать их “классовым требованиям, а не наоборот. Они видели, что республика не собирается что-либо кардинально менять в их судьбе. В поиске более последовательных выразителей своих интересов они все больше пополняют ряды коммунистов и анархистов. И если первые все еще слишком малочисленны, то вторые вновь начинают играть первую скрипку в революционном движении. Руководство в их рядах все больше переходит к ФАИ, лидеры которой были настроены на немедленные насильственные действия. После ухода осенью 1931г. Х. Пейро с поста главного редактора “Solidaridad Obrera”, на ее страницах стали появляться недвусмысленные призывы к таким действиям. И эти призывы отражали изменения в настроении масс, их собственный опыт республиканского правления. На благодатную почву падали заявления анархистов: “Во имя республики, якобы для того, чтобы защитить ее, применяется вся система государственных репрессий и ежедневно проливается кровь трудящихся … Между тем правительство ничего не делало и ничего не сделает в экономическом аспекте. Не экспроприированы крупные землевладельцы, настоящие кровопийцы испанских крестьян; не снижены ни на один сантим доходы спекулянтов; не ликвидирована ни единая монополия; не положен конец злоупотреблениям тех, кто существует за счет голода, скорби и нищеты народа”. Профсоюзы СНТ начинают открыто саботировать арбитражную систему, воспринимая ее как элемент репрессивного аппарата, направленного против рабочих. В открытом письме главе правительства 3 декабря 1931г. “Solidaridad Obrera” пишет: “Чего же мы хотим в конце концов? Чтобы республика нам предоставила для пропаганды хотя бы тот минимум свободы, который дала монархия. Чтобы новый режим не воспроизводил самые чудовищные стороны старого”. На этих фактах пыталась играть и правая оппозиция. Особую известность приобрели слова Сальвадора де Мадарьяги: “Как прекрасна была республика во времена монархии!” Соответствующими были и действия противников. ХОНС публикует 8 января сообщение о формировании национал-синдикалистской милиции. Эмигрантские монархические центры заявили о непризнании конституции. Карлисты и альфонсисты выпустили соответствующие манифесты и создали совместный комитет (в который вошли по четыре представителя с каждой стороны), который должен был руководить монархическим движением в Испании. В преамбуле принятого по этому случаю соглашения, содержался призыв приложить усилия “чтобы спасти свое возлюбленное отечество от ужасов коммунизма, к которому ведут атеисты, управляющие страной”. Несколько отличалась позиция католиков. Их идеолог А. Эррера писал: “Социализм – вот где враг. Главное в защите Испании и церкви, которые подвергаются опасности со стороны социалистов и масонских лож”. Католики, считая, что вопрос о монархии или республике не первостепенный, настаивали на необходимости избирательного блока с правыми республиканцами. Надеясь на выборы, Эррера проповедовал идею почитания властей в сочетании с необязательностью подчинения им. Церковные же круги в своем коллективном пасторском послании, опубликованном 1 января 1932г., хоть и осуждали конституцию, но обещали “покорность и послушание”.
Одновременно резко антиправительственную позицию заняла и СНТ. События сами подталкивали к ее ужесточению. 31 декабря 1931г. в Кастильбланко (провинция Бадахос) бастующие батраки в ходе демонстрации убили четырех национальных гвардейцев, пытавшихся помешать митингу социалистов против местных властей. Возможно, это сыграло дополнительную роль в ожесточении гвардейцев, и 5 января они открывают огонь и убивают семерых участников манифестации социалистов в Арнедо (провинция Лагроньо). Эти события положили начало новой цепи столкновений.
Манифест каталонского отделения СНТ подчеркивал: “Убийства в Арнедо, убийства совершенные во всех частях Испании, могут быть отомщены только в случае, если трудовой народ решится на осуществление своей социальной революции”. Наконец, 20 января руководство СНТ и ФАИ выпускает манифест, призывающей ко всеобщей забастовке 25 января. Но уже 21 января рабочие каталонских городов долины Льобрегат поднимают анархистское восстание. Используя старую идею Малатесты, восставшие, в большинстве своем шахтеры с калиевых и угольных рудников, брали власть в городах и поселках (полностью или частично это произошло в городах Фигольс, Берга, Сальен, Кардона, Суриа, Жиронелла, Пуигрейг, Балсарена, Сан-Висенте-де-Кастелат), захватывали муниципалитет, отбирали оружие, после чего революционный комитет декларировал отмену денег и частной собственности и установление “либертарного коммунизма”. Комментируя эти события “La Batalla” писала 29 января: “Мы присутствуем при событии самого выдающегося значения, которое означает поворот чрезвычайной важности в ходе нашей революции. Анархизм перестал существовать. Рабочие, и среди них, естественно, анархисты, приняли марксистский тезис о взятии власти”. К сожалению, оптимизм оказался преждевременным, и последующие восстания продемонстрировали их неспособность отказаться от старых положений анархизма. Вечером 21 января кортесы 285 голосами против 4 выражают доверие кабинету М. Асанья и поддержку его предложению о вооруженном подавлении восстания. Оно было подавлено достаточно легко, хотя в Сальене красное знамя пять дней развевалось над мэрией, прежде чем войскам удалось взять верх над рабочими. Всеобщая забастовка прошла 23 января, уже после того, как восстание в основном было подавлено, и охватила Каталонию, Андалузию и Левант. СНТ не была запрещена, но многие ее активисты оказались в тюрьме, а 108 человек (включая Дуррути и Асказо) были высланы в Испанскую Гвинею. Последнее стало причиной анархистского бунта в Таррасе 15-16 февраля 1932г. Поражение восстания вызвало новые споры внутри СНТ, и привело к выходу из нее “Профсоюзов оппозиции”. Это еще более усилило в ней левое крыло, кредо которого можно выразить словами “Solidaridad Obrera” от 12 августа 1932г.: “Республики для нас значат очень мало. Мы считаем их, с достаточным основанием, также враждебными нам, как и монархии … В своей основе они одинаковы. Против всех них мы повторяли и будем повторять: Да здравствует свобода! Да здравствует социальная революция!” Правительству удалось на некоторое время успокоить ситуацию, но произошедшие события со всей очевидностью показали, что темп преобразований катастрофически отстает от потребностей общества, и что республиканцы не в состоянии его обеспечить. Они оказались между двумя классовыми лагерями, враждебными друг к другу и к республике, стоявшей между ними и мешавшей их открытому столкновению. Они вынуждены были теперь усмирять трудящихся с помощью армии, для того чтобы иметь возможность продолжать их “осчастливливать” своими реформами. А что еще может делать буржуазная республика? Тем не менее, получив передышку, правительство продолжило свои неспешные реформы. Опираясь на принятую конституцию, оно распускает 23 января орден иезуитов и конфискует его имущество. Но остались нетронутыми его денежные вклады, а сами иезуиты влились в другие ордена. Этот декрет был намного умеренней, например, королевского декрета 1767г. принятого с той же целью, но вызвал, несмотря на это возмущение правых (еще раз подчеркивая остроту реального противостояния в обществе), которые ответили встречной кампанией против масонства. Среди других деяний республики стоит упомянуть закон от 25 февраля о разводе и гражданском браке, который ввел в Испании европейские нормы законодательства в этих вопросах. Усилиями Ларго Кабальеро была ратифицирована большая часть международных конвенций МОТ, расширенных и конкретизированных в ряде других законодательных документов. Резкую критику со стороны рабочих организаций вызвал “закон о профессиональных союзах”, также составленный Ларго Кабальеро, ставивший их под контроль государства. Профсоюзы должны были сообщать сведения о своем составе и бюджете в министерство труда, которое имело право проводить инспекции. В случае невыполнения профсоюзы ждал штраф, а его руководители могли быть привлечены к суду. На местах представители министерства могли приостанавливать деятельность локальных профсоюзов, если они посчитают, что те совершили серьезные нарушения закона. В мае началось обсуждение автономного статута Каталонии и аграрной реформы. Путем проволочек правые пытались затянуть обсуждение. Лишь мятеж генерала Санхурхо и его подавление позволили быстро завершить этот процесс. Мятеж начался в ночь на 10 августа. Санхурхо, освобожденный к тому времени от командования гражданской гвардией, занимал немаловажный пост генерального директора карабинеров. Его поддержала часть монархистов, ряд высокопоставленных генералов и ХОНС. Традиционалисты выделили в поддержку переворота 6 тысяч рекете, боевиков одноименных военных формирований карлистов, в которых царила железная дисциплина, религиозный фанатизм и строжайшая иерархия. План переворота предусматривал выступление гарнизонов Севильи, Мадрида, Вальядолида, Гранады и Кадиса. Официально заявленной целью его было, после отстранения правительства Асаньи и учредительных кортесов, избрание нового состава последних, которые должны были определить форму государственного правления Испании. Мятеж провалился. Во-первых, выступили лишь гарнизоны Мадрида и Севильи. Это, в конечном итоге, было свидетельством того, что не только буржуазия, но и значительная часть помещичьих и религиозных кругов надеялись на мирную эволюцию режима в нужном им направлении. Во-вторых, выступление военных вызвало мгновенную реакцию рабочих и их организаций. Сама по себе эта реакция, эта способность быстро мобилизоваться для отпора реакционному перевороту, (а ведь шел только 1932г., до революции 1936г. было еще 4 года) красноречивым образом говорила о колоссальной энергии, накопившейся в недрах общества. Лишь республиканские иллюзии, лишь надежда, что республика “может быть” изменит ситуацию, сдерживали выход этой энергии. В Севилье рабочие разных направлений, в ходе подавления мятежа создавали т.н. комитеты общественного спасения. СНТ, ИСРП и КПИ официально заявили о своей готовности выступить против путчистов с оружием в руках. Компартия, как уже говорилось, заплатила за это сменой руководства.
Подавление мятежа и связанные с этим выступления трудящихся подтолкнули правительство к решительным действиям как в деле репрессивных мер против правых сил, так и в деле продвижения реформ. Мятеж оказался значительно шире, чем могли себе представить республиканцы. Напугав, он заставил их принять более энергичные меры в указанных направлениях.
Последовали многочисленные аресты генералов и аристократов, было приостановлено издание ряда правых газет. Верховный трибунал приговорил Санхурхо к расстрелу, но по просьбе правительства он был заменен на пожизненное заключение. 17 августа 1932г. Асанья предоставил кортесам законопроект о безвозмездной экспроприации земель участников мятежа. Он был принят на следующий день и вступил в силу 24 августа. Первый список экспроприируемых имений был представлен 12 октября и включал в себя 150 человек. Второй, из 38 человек, появился 25 декабря. В течение шести месяцев эти земли должны были перейти к государству. Но они не передавались в собственность крестьянам, которые должны были теперь платить арендную плату государству. Правда, было обещано, в ближайшее время пересмотреть ее условия. Ускорился и процесс рассмотрения аграрной реформы и каталонского статута. Они были приняты 9 сентября. Каталонский статут и аграрная реформа Каталония получила достаточно широкие права. Она могла иметь своего президента, парламент и исполнительный совет (правительство). Парламент обладал законодательными функциями в области аграрных отношений, транспорта, кооперативов, обществ взаимопомощи, санитарии и благотворительности. Каталонский стал официальным языком наряду с кастильским. Наконец, Каталония могла принять “внутренний статут”, собственную конституцию, которая, естественно, должна была соответствовать конституции Испанской республики. 20 ноября Каталония избрала свой парламент, подавляющее число мест в котором получила Эскерра. А в мае 1933г. был принят и “Внутренний статут”. В то же время затягивалось решение вопроса об автономии басков. Правительство не хотело автономии региона, находящегося под контролем правых. Вопрос частично разрешился путем отсоединения от будущей автономии Наварры, наиболее реакционной из баскских районов. Так как старый вариант автономии правительство отвергло, новый был одобрен на муниципальной ассамблее Алавы, Гипускоа и Бискайи, собравшейся в Витории, лишь 6 августа 1933г. Но референдум по этому вопросу должен был состояться только в ноябре. Еще большее значение для судеб Испании имела аграрная реформа. Она обладала всеми характеристиками, присущими процессу развития республики в целом: умеренно радикальные положения, двусмысленные оговорки, способные вытравить весь радикализм в процессе реализации и сама реализация, в результате которой всякое упоминание о радикализме становится насмешкой над действительностью. Принудительной экспроприации подвергались участки землевладений, превышающих определенные размеры. Например, если оно превышало 1/6 часть муниципального округа, а доход превышал 20% дохода сельского хозяйства этого округа. Вводилось и другое ограничение: на неорошаемых землях каждого муниципального округа максимально возможное владение составляло, в зависимости от вида возделываемых культур, до 100-750 га, на орошаемых – до 10-50 га. При этом владения бывших грандов должны были конфисковываться безвозмездно. В предварительном списке, опубликованном 10 сентября, значилось 350 бывших герцогов, маркизов, графов и виконтов. Инвентаризация всех хозяйств должна была продлиться около года, а сама экспроприация еще несколько лет. Инвентаризированные, но еще не экспроприированные земли также могли передаваться для обработки крестьянам, но с уплатой ренты помещику, Экспроприированные земли передавались в пользование малоземельным крестьянам, арендаторам и обществам сельскохозяйственных рабочих. Изрядно напугав и ожесточив землевладельцев своими перспективами, реформа, одновременно, не обрадовала и крестьян, и даже усилила их недовольство. Годами должны были ждать они причитающуюся им землю. А ведь экспроприации подвергались только излишки, которых далеко не всем нуждающимся могло бы хватить. До апреля 1934г. государство успело предоставить участки лишь 10 тыс. крестьянских семей.21 Решения, принятые в сентябре-августе 1932г., ознаменовали собой как бы высшую точку в развитии апрельской республики. После этого начинается период постепенно нарастающий социально-политической нестабильности, рост крайне левых и крайне правых настроений среди противостоящих классов, постоянные колебания левых республиканцев то влево, то вправо. Прошедший 6-13 октября 1932г. XIII съезд ИСРП показал усиление левых тенденций внутри партии. С революционными намеками выступил даже Ларго Кабальеро, занявший после съезда пост председателя ИК ИСРП: “ИСРП – не реформистская партия … и ее история показывает, что когда наступала необходимость порывать с легальностью, она делала это без каких-либо колебаний и педантизма”. 8-12 января 1933г. произошли новые анархистские восстания в Каталонии, Андалусии, Леванте. Анархисты, там, где им удавалось стать хозяевами положения, провозглашали “либертарный коммунизм”, выносили на площадь и торжественно сжигали архивы, которые содержали информацию о земельной собственности и долгах крестьян. Восстание было жестоко подавлено. В андалузской деревне Касас-Вьехас одна группа батраков была расстреляна, а другая заживо сожжена в одном из домов. Правительство привлекло к ответственности виновников расправы, но авторитет его оказался сильно поколеблен. На него слева и справа возлагалась вся ответственность за все, что происходило в стране. На другом политическом фланге 22-23 октября 1932г. прошел съезд Национального действия, сменившего свое название на Народное действие. Съезд представлял 619 тыс. человек. Объединившись с другими правыми, оно, на следующем съезде 28.02-5.03 1933г., создало СЕДА, партию с 800 тысячами членов. На внутриполитической обстановке серьезно сказался и приход к власти нацистов в Германии. На правых, которые критиковали нацизм за его отдельные негативные проявления, но восторгались его эффективным подавлением рабочего движения, он подействовал двояким образом. С одной стороны он их вдохновил, дав новую надежду на скорую победу, с другой он был дополнительным свидетельством возможности победы парламентским путем. Сторонники новых мятежей оставались без достаточной поддержки. Левые же восприняли произошедшее в Германии как сигнал непосредственной опасности. Угроза уничтожения, нависшая над рабочими организациями в случае повторения немецкого опыта на земле Испании, определила то особое место, которое заняла среди них антифашистская тематика. Левые республиканцы, испытывая давление радикалов - сторонников Леруса, давно третировавших их за союз с ИСРП, напуганные ростом левых настроений в рядах последней, анархистскими восстаниями и ростом забастовочной борьбы, подались вправо. На муниципальных выборах 23 апреля некоторые из них блокировались с радикалами и аграриями. Коалиции с ИСРП практически не было. В результате правящие партии получили лишь четверть депутатских мест. Лишь неучастие в выборах Каталонии, там они были перенесены на январь 1934г., несколько скрашивало ситуацию.
Результаты выборов толкнули левых республиканцев на новое сближение с социалистами. Именно в этот период кортесы приняли “Закон о религиозных конгрегациях”, ставший причиной нового недовольства со стороны правых. По этому закону уже с 1 октября 1933г. ликвидировался контроль церкви над всеми частными учебными заведениями, кроме начальных школ, а с 31 декабря и над начальными школами. Специальные церковные школы, готовившие священников, были поставлены под контроль государства. Все религиозные здания становились национальным достоянием, которое церковь могла использовать лишь по прямому назначению. Все религиозные организации должны были прекратить любую промышленную и коммерческую деятельность. Имущество церкви, превышающее определенный максимум, подлежало отчуждению в пользу государства. Были прекращены всякие государственные субсидии духовенству. Орденам и религиозным организациям запрещалась всякая политическая деятельность.
В ответ Испанский епископат 25 мая 1933г. обратился с пасторским посланием к стране, в котором призвал к гражданскому неповиновению закону и осудил посещение светских государственных школ. Другой точкой столкновения стал принятый закон о статуте Трибунала конституционных гарантий, который, в соответствии с конституцией, имел право ревизии принятых законов. В него, по требованию правительства, была внесена статья, по которой из его юрисдикции были изъяты законы, принятые до принятия этого статута. Это оказалось весьма кстати. В результате выборов в Трибунал 4 сентября 1933г. от правящего блока в его составе оказалось лишь пять представителей. Среди представителей оппозиции от коллегий адвокатов демонстративно был избран находящийся в эмиграции Х. Кальво Сотело. С этого момента начинается череда правительственных кризисов, приведших к поражению апрельской республики. 8 июня М. Асанья подает в отставку получив отказ президента на перемещения в правительстве. После неудачных попыток Х. Бестейро и И. Прието, новый кабинет вновь формирует Асанья. Но ситуация не нормализовалась. Не только правые, но и центристы из радикальной партии Лерруса стали в оппозицию правительству. После избрания Трибунала конституционных гарантий Партия радикалов, получившая в нем наибольшее число мест, потребовала отставки правительства. Правительственный кризис 9-12 сентября 1933г. закончился формированием правительства Лерруса. Разумеется, без социалистов. Но с левыми республиканцами. Последнее обстоятельство оказалось катастрофическим для правого крыла ИСРП. Сдвиг влево, наметившийся еще на XIII съезде, стал очевидным. Этот поворот происходил на фоне постоянного роста стачечного движения и нарастающего недовольства трудящихся города и деревни малой эффективностью реформ. Леррус распустил кортесы до начала октября, даже не представив им своего правительства. Но когда 2 октября он выступил на открытии их новой сессии, то И. Прието поставил вопрос о доверии. Получив лишь 91 голос в свою поддержку против 189, правительство подало в отставку. Но и старая республиканско-социалистическая коалиция стала невозможной. Отражением нового курса ИСРП стало заявление И. Прието: “Во время прошлого министерского кризиса социалисты были отстранены от правления … 11 сентября 1933г. республиканские партии забыли все соглашения, которые они заключили с социалистической партией во имя установления и консолидации Республики, и отныне мы совершенно свободны, независимы … Я объявляю от имени социалистической партии, что сотрудничество социалистов в республиканских правительствах, каковы бы ни были их характер, оттенок, тенденция, теперь невозможно”.23 Правительство радикала Д. Мартинеса Баррио, образованное 9 октября, также включало радикалов и левых республиканцев. В тот же день глава кабинета и президент Алькала Самора подписали два декрета: о роспуске учредительных кортесов и о назначении новых парламентских выборов на 19 ноября 1933г. Выборы закончились сокрушительным поражением участников бывшей левой коалиции. После второго тура выборов 3 декабря состав кортесов оказался следующим: правая коалиция – 216 депутатов, центр – 152, левые республиканцы – 40, ИСРП – 58, КПИ и Фаланга – по 1 депутату. Какую революцию ожидала Испания? Вот что думали по этому поводу современные защитниками политики Народных фронтов, Каландаров и Куклина. Вот как представляет Каландаров альтернативу Испании 1936г.: “… какой должна быть подлинная большевистская политика в Испании во время гражданской войны? Итак, есть две точки зрения по этому вопросу. Первая – это позиция Коминтерна и КПИ: надо довести до конца буржуазно-демократическую революцию и прежде всего выиграть войну. Для этого необходимо укреплять Народный Фронт (НФ). Все должно быть подчинено одной цели: разгромить фашистов. Вторая позиция троцкистов (и не только их): необходимо немедленно осуществить социалистическую революцию. Без диктатуры пролетариата победа над франкистами невозможна. Надо отказаться от НФ, потому что союз рабочего класса с буржуазией невозможен. Кто же прав или более прав? Сначала, очевидно, надо разобраться, была ли в то время в Испании возможна социалистическая революция?” Последними словами Каландаров, безусловно, ставит вопрос о характере революции в Испании 30-х годов в целом, а не только в связи с франкистским мятежом. Несколько далее он уточняет: “Необходимо решить сложнейший вопрос: можно ли было совершить социалистическую революцию в Испании с точки зрения внутренних, в т.ч. субъективных факторов?” Грандиозная путаница в этом “сложнейшем вопросе” коснулась не только защитников сталинистской тактики в рабочем движении, но и товарищей, стоящих на гораздо более левых позициях. Так один из украинских сторонников теории госкапитализма, в качестве реакции на полемику в “Политпросвете” (которая и продолжается этой книгой), написал мне: “Несмотря на весь героизм пролетариев и самоотверженность революционеров, ни в России 1917г., ни в Испании 1936-1939гг. никакой социалистической революции происходить не могло”. В Испании и России, разумеется. Как и в любой отдельно взятой стране. Тем более не слишком развитой. Но кто говорил о социалистической революции непосредственно в Испании? Исключительно т. Каландаров, которому в своих примечаниях вторит редакция, противопоставляя Россию, в которой социалистическая революция якобы произошла, Испании, где она была невозможна. “Социалистическая революция мировой процесс”, - писал по этому поводу автор этих строк. Он писал только о диктатуре пролетариата, которая является только политическим условием и политической формой социалистической революции. Поэтому, приводя в пример политику большевиков, я и писал: “что спасти революционные завоевания (буржуазно-демократические в том числе!) можно лишь передав власть рабочим и солдатским Советам, т.е. переведя революцию, по крайней мере, в политической области, на социалистические рельсы”. Только в этом смысле и шла речь, как во время большевистской, так и во время испанской революции, о ее социалистическом характере: революцию должен возглавить социалистический класс, т.е. пролетариат; осуществив с помощью диктатуры пролетариата буржуазно-демократические преобразования внутри страны, он примет все необходимые меры для превращения революции в международную, победа которой только и могла создать условия для перехода к социалистическим преобразованиям.
Но природа революции в целом определяется ее социально-экономическим содержанием, теми производственными отношениями, которые устанавливаются в результате ее победы. Социалистическими они имели шанс стать лишь после победы мировой пролетарской революции. Впрочем, РПК, партия Каландарова, продолжает верить в “социализм в одной стране”.
Для разрешения проблемы, следовательно, необходимо прояснить вопрос: могла ли испанская буржуазия “довести до конца буржуазно-демократическую революцию”? Поскольку отрицательный ответ приписан моими оппонентами троцкизму, обратимся к мнению Д. Ибаррури. В своих воспоминаниях, говоря о политике республиканцев начала 30-х годов, она пишет: “Так исторический опыт испанского народа еще раз наглядно подтвердил, что буржуазия не способна довести до конца свою собственную демократическую революцию, и что последовательно осуществить ее может только рабочий класс”. О том, как подобное признание сочеталось с политикой НФ, который и предусматривал “доведение до конца буржуазно-демократической революции” без диктатуры пролетариата, мы увидим дальше, но сравнивая это признание с точкой зрения Каландарова, можно лишь воскликнуть: далеко же деградировала позиция идеологов ВКП(б) – КПСС за прошедшие десятилетия! Обстановка после поражения апрельской республики Рассмотрим обстановку, сложившуюся в Испании после поражения апрельской республики. Насколько показала себя буржуазия способной к осуществлению своих собственных буржуазных преобразований после установления республики? Сами эти преобразования неизбежно включают в себя три момента: провозглашение (в виде декретов, законов и т.д.), реализацию (т.е. проведение в жизнь принятых законодательных актов) и защиту от посягательств контрреволюции. Провозглашение демократических преобразований осуществлялось республиканской буржуазией непоследовательно и неравномерно. Неравномерно как с точки зрения времени и темпов, так и с точки зрения охвата всего комплекса социально-экономических проблем Испании. Наиболее плодотворные вспышки реформаторства происходили у республиканцев, прежде всего левых, после соответствующих подъемов массового движения трудящихся. В рассматриваемый период это был апрель-май 1931г. и август-сентябрь 1932г. В первом случае это было следствие массовых антимонархических выступлений 13-14 апреля, которые и привели к установлению республики, и событий, последовавших после стычки с монархистами 10 мая 1931г. в Мадриде. Во втором –подавление, при активном участии рабочих и их организаций, мятежа генерала Санхурхо. Факт сам по себе примечательный в свете ответа на вопрос: кому обязаны, в первую очередь, трудящиеся полученными реформами – революции, т.е. собственной борьбе, или республике, т.е. институту власти либеральной буржуазии? По мере того, как реформаторский пыл буржуазии будет остывать, этот факт получит еще более красноречивое выражение. Неравномерность проявилась и в разном темпе и глубине реформ в различных направлениях общественной жизни. Наиболее радикально реформа была проведена в отношении церкви, но и здесь сохранение огромного количества монастырей, отказ от роспуска монашеских орденов, как и сохранение в их руках значительного количества финансовых средств, оставляло еще очень сильным и влиятельным этого злейшего врага трудящихся. Весьма недостаточна была аграрная реформа – главная с точки зрения сохранения и развития республики. Умеренно радикальная по звучанию и весьма умеренная по сути, она многократно обесценивала свое значение многолетним сроком, предусмотренным для ее реализации. Реформа не ослабила экономической мощи испанских помещиков (а ее незначительное грядущее ослабление должно было растянуться на долгий срок), которую они не замедлили бросить против революции и республики. Но реформа не удовлетворила и крестьян своими смехотворными результатами – реализация была гораздо хуже, чем провозглашение. Устав ждать, крестьяне сами начинают делать попытки к силовому решению вопроса. Только с января по март 1933г. было зарегистрировано 311 случаев захватов поместий крестьянами. Подавление крестьянских выступлений вызывает озлобление крестьян против республики, а неспособность последней положить этим выступлениям конец – аналогичные чувства к ней со стороны землевладельцев. Изменения в области рабочего законодательства лишь в малой степени облегчали жизнь рабочих, но зато изрядно портили нервы предпринимателям. Особенно на фоне растущей забастовочной борьбы, испытавшей в 1933г. значительный подъем. Так по официальным данным число забастовок выросло с 681 в 1932г. до 1127 в 1933г. При этом резко увеличились их массовость и продолжительность. Так число забастовщиков достигло 843 тыс. по сравнению с 269 тыс. в 1932г., а число потерянных рабочих дней составило 14441 тыс., тогда как в 1932г. 3589 тыс. При этом на одну забастовку в 1932г. приходилось 8252 потерянных рабочих дня, а в 1933г. уже 13806. Наступательный характер забастовочного движения сказался и на его результативности – лишь 13% стачек закончились поражением рабочих. При этом в 80% случаев забастовщики проигнорировали посреднические процедуры арбитражной системы, предусмотренные законом. “Грешили” не только анархисты, но и основная масса социалистов. Поднимает голову террор фашистов и анархистов. Недовольство сначала церкви, затем землевладельцев, а по мере роста рабочего движения и буржуазии, сказывается на позициях, которые занимают буржуазные республиканцы на политическом поприще, и, прежде всего, в кортесах. Отряд за отрядом перемещаются они на правый фланг, полагая, что количество проведенных реформ достаточно, а потому главной задачей становится укрепление позиций и единства правящих классов перед лицом “чрезмерных” требований рабочих и крестьян, а не углубление преобразований в интересах последних. Сначала левореспубликанский корабль покинули вчерашние выходцы из либералов-монархистов – правые республиканцы, сторонники Алькала Самора и М. Мауры. Затем центристы Лерруса, которые после оказывали все усиливающееся давление на левых республиканцев, с целью подтолкнуть их к разрыву с ИСРП. Затем начался и сдвиг вправо среди части левых республиканцев: отказ от коалиции с ИСРП на муниципальных выборах весной 1933г. и краткий правительственный союз с либералами осенью наглядное тому подтверждение. Выражая интересы мелкой и средней буржуазии и интеллигенции, Асанья и его сторонники постоянно колебались между угрозой реакции и революционного напора испанского пролетариата и крестьянства. Когда правые показывали свое стремление низвергнуть существующий порядок, они получали отпор со стороны трудящихся, и республиканцы, напуганные правой угрозой, сдвигались влево, пытаясь продвинуть реформы. Но, если указанный отпор шел еще как бы в поддержку республики и не слишком еще отпугивал республиканцев, то открытые рабочие и выступления, захваты земель, вооруженные восстания, возглавляемые анархистами, наполняли их страхом перед революцией и толкали вправо, где их уже ждал Леррус и компания. Классовая природа брала свое, шаг за шагом левые республиканцы замедляли ход реформ, проявляли нерешительность в деле их реализации, шли на политический компромисс с правыми, не стесняясь применять самые жестокие меры против революционных выступлений трудящихся. Особенно сильно подорвало авторитет правительства Асаньи кровавое подавление январского восстания 1933г. Доверие к нему со стороны трудящихся упало чрезвычайно. Что касается буржуазии и помещиков, то их не устраивали полумеры, им нужно было полное подавление движения. Я не говорю здесь чего-то нового и оригинального. Вот слова той же Д. Ибаррури по поводу руководителей апрельской республики: “По отношению к старым правящим кастам они проявляли терпимость, угодливость, мягкость; по отношению к трудящимся – суровость, жестокость, тупость. Снисходительность не обеспечила им поддержки правых сил. Зато жестокость лишила их поддержки народных масс”.
В тюрьмы бросали рабочих активистов, анархистов, коммунистов и даже социалистов. Так Д. Ибаррури в своих воспоминаниях пишет, что когда в декабре 1931г. была провозглашена республиканская конституция, в тюрьме г. Бильбао, где она в это время находилась, вместе с ней было около ста коммунистов. Амнистии по случаю принятия конституции не было – в знак протеста, по инициативе группы анархистов, была проведена голодовка.
Свое слово правящие классы сказали на выборах ноября 1933г. Буржуазия отвернулась от своих левых представителей, отдав свои голоса и деньги на избирательную компанию правым и центристам. Тем самым стала очевидной невозможность сколь либо долгосрочного углубления реформ. Помещичье-буржуазная Испания стала стеной против них. Политика правительств времен “черного двухлетия”, как назвали трудящиеся период с ноября 1933г., главным образом была посвящена ликвидации того, что достигла республика в 1931-1933гг. Либеральная буржуазия надеялась еще на то, что с помощью политики центризма удастся удержать политическое равновесие. Но правящие классы, прежде всего крупный капитал, помещики и церковное руководство были настроены только на полное подавление трудящихся и максимальную ликвидацию их завоеваний. Поэтому, под их давлением, центристские правительства, чаще всего возглавляемые Леррусом, как будет показано дальше, будут выполнять программу Правых, в данном случае СЕДА. При этом представители последней не скрывали, что не собираются довольствоваться достигнутым. Они откровенно стремились к власти. Так Хиль Роблес вскоре после создания правительства центристов, поддержанного СЕДА, считал, что нужно готовиться к тому времени, “когда наступит неизбежное разочарование в правительствах центра и надо будет образовать правительство из правых”. В другом месте он заявлял: “Завоеванные нами позиции – это те траншеи, из которых мы двинемся на решительный штурм редута государственной власти!” Никаких ограничений в средствах правые не признавали. Хиль Роблес, в своем выступлении 7 апреля 1934г. скажет: “Мы завоюем власть. При этом ли режиме? При этом или любом другом, любыми способами и любыми средствами”. Представляя откровенно интересы господствующих классов, правые, даже если и заблуждались относительно “революционности” ИСРП, то, во всяком случае, четко чувствовали, как исторически поставлен вопрос перед Испанией. Тот же Хиль Роблес в своих воспоминаниях писал, что осенью 1933г. “с каждым днем становилось все более очевидным, что основная проблема Испании заключалась не в выборе между монархией и республикой, а в триумфе или поражении марксизма”. Книга воспоминаний называлась “Не был возможен мир”. Кто верно понял ситуацию, тот наполовину победил. В чем в чем, а в отсутствии классового чутья руководство правых не упрекнешь. Оно абсолютно четко и бескомпромиссно поставило задачу полной ликвидации достижений апрельской республики. И если оно не использовало средства откровенной диктатуры, то лишь потому, что еще не потеряло надежду осуществить свои цели средствами буржуазной легальности. Понятно, что в своем сопротивлении реформам правящие классы были готовы идти до конца, а поэтому было абсолютно бессмысленно надеяться на то, что можно продолжить, углубить и, главное, защитить и сохранить их парламентским путем. Необходимость подавления правых сил становилась объективно неизбежной, и дальнейшие события подтвердят это еще более неотвратимо. Успех буржуазной революции, следовательно, однозначно определялся решимостью и способностью ее вождей осуществить это подавление. Но в условиях революции выполнение этой задачи требует непременного выполнения следующих мероприятий: 1) Решительный и бескомпромиссный подрыв экономического и политического могущества старых классов. Пока они не пришли в себя и не воспользовались этим могуществом. Не медленная и умеренная аграрная реформа, а всеобщая конфискация помещичьих землевладений. Немедленное закрытие всех монастырей и монашеских орденов и конфискация всего их имущества и финансов. Всеобщая чистка армии и полиции от всех нелояльных или сомнительных по отношению к республике элементов, вплоть до полного их роспуска и созданию заново. Не отдельные аресты и запреты правых изданий после очередного мятежа, а полное запрещение реакционных партий и печатных изданий, превентивный арест руководителей и т.д. 2) Отказ от методов парламентских процедур, по крайней мере, на первом этапе. Разрушение старого государственного устройства и создание нового методом революционного декретирования. То же самое относительно проведения в жизнь перечисленных в первом пункте преобразований. Лишь после осуществления этих преобразований и подавления попыток им воспрепятствовать, возможен переход к обычным легальным формам функционирования общества. 3) Проведение в жизнь пунктов 1) и 2) возможно только в случае опоры на массовое революционное движение трудящихся масс. Только их поддержка может обеспечить массовое и успешное насилие над старыми классами и их общественными институтами. А это опять же подразумевает решительные преобразования в их пользу. Не подлежит ни малейшему сомнению, что левые республиканцы, а значит и та часть буржуазии, которая за ними все еще стояла, оказались на это не способны. А значит, борьба за власть и за руководство дальнейшим развитием Испании должна была развернуться между политическими силами, стоящими справа и слева и стоящими за ними классами. И те и другие готовы были идти до конца. Буржуазно-помещичий блок с одной стороны, рабоче-крестьянский – с другой. Или – или. Испанские Корниловы или испанские большевики – только так мог разрешиться этот спор. У сторонников “Корниловых” еще оставались надежды на парламентский путь –поскольку власть если у них и не была непосредственно, то, во всяком случае, центристы вполне послушно выполняли значительную часть их требований. Но таких надежд уже не было и не могло быть у рабочих и их организаций – такую надежду ему подкинут из Москвы в виде Народного фронта. Но это будет позже. Сейчас же, в начале 1934г., ситуация совершенно иная. Нарастающая волна рабочего у крестьянского движения несла за собой глубокий социальный смысл. Трудящиеся массы не просто разочаровались в республике, но и связывали свои надежды только с социальной революцией. Это было настолько общепризнанным, что этого не осмеливались отрицать и более поздние защитники политики Народных фронтов. Дабы мои оппоненты не приписывали эту позицию мне или “троцкистам” приведем оценку регулярно цитируемого нами очерка “Испания 1918-1972”: “Вера в близкую революционную перспективу широко распространилась в рабочих кругах. Все рабочие партии Испании были теперь согласны в том, что дорогу испанскому фашизму должна преградить революция …”. Это и многие другие признания (в том числе приведенные ранее) будут регулярно предаваться забвению, когда Каландаровы прошлого и настоящего, под предлогом несвоевременности социалистической революции и необходимости “довести до конца буржуазно-демократическую революцию” будут оправдывать защиту буржуазной республики. И рабочий класс окажется “недостаточно сознательным” для установления своей диктатуры, и буржуазные демократы “станут” способными играть авангардную роль. Проверим. А пока посмотрим на конкретную позицию рабочих партий, красноречиво представленную той же книгой.
Рабочие партии, прежде всего оппортунистического или центристского направления, как правило отстают от революционных настроений масс, и если уж они заявляют о своей революционной позиции, то это может быть только следствием давления этих настроений. Для ИСРП, партии с изрядным оппортунистическим стажем, это тем более верно. Именно сдвиг социалистов влево является наиболее красноречивым показателем.
Весь 1931г. и почти весь 1932г. Ларго Кабальеро был рупором реформизма. Только массовое недовольство снизу могло поколебать его позицию. В том числе и из рядов собственной партии. После апрельской революции ее ряды пополнились новобранцами, которые не слишком были связаны с реформистской традицией ИСРП, но зато отражали чаяния низов города и деревни. Убедившись в неэффективности политики республиканско-социалистических правительств, они начинают давить на свое руководство. Часть их покидает партийные ряды. Если в 1932г. численность ИСРП превышала 80 тыс. членов, то в начале 1934г. она упала до менее 60 тыс. Рядовые социалисты в ходе забастовок выступают вместе с анархистами и коммунистами разных направлений, игнорируя детище Ларго Кабальеро, арбитражные комиссии. Впрочем, его правительственный опыт тоже сыграл немалую роль. Социалисты той эпохи отличались от своих последователей после второй мировой войны. Они, даже в своих парламентских иллюзиях очень часто надеялись, и даже пытались, осуществить те мероприятия, которые, по их мнению, вели, или могли вести к социализму. И Ларго Кабальеро, несомненно, был из их числа. Он вместе со своими сторонниками надеялся на продолжение реформ в сторону “социализации”. В планах социалистов было введение профсоюзного рабочего контроля на предприятиях, позволяющий рабочим контролерам знакомиться с финансовым и техническим состоянием предприятий. Это, кстати, вытекало и из текста конституции, согласно 46 статьи которой должен был быть принят закон, который обеспечил бы “участие рабочих в руководстве, администрации и прибылях предприятий”. Муниципальная реформа, национализация и социализация также стояли в повестке реформ, пусть и постепенных. Но уже принятые законы к осени 1932г. показались чрезмерными буржуазии, не говоря уж о помещичьих и клерикальных кругах. Заколебались даже левые республиканцы. Наконец, следует добавить то огромное влияние, которое оказал на политические настроения внутри страны приход к власти нацистов в Германии. И хотя последний факт, как и решительная победа правых на муниципальных выборах, на какое-то время вновь толкнули левых республиканцев на сближение с социалистами, процесс радикализации в рядах последних стал необратим. Именно в это время сместился влево и Ларго Кабальеро, обладавший огромным авторитетом в партии. Формируется то, что вошло в историю под названием кабальеризма. Еще 23 июня 1933г. Ларго Кабальеро, выступая перед Федерацией социалистической молодежи Мадрида, заявил: “Если наша партия и наши организации окажутся в такой ситуации, когда для того, чтобы воспрепятствовать установлению фашизма, надо будет установить диктатуру пролетариата, мы пойдем на это”. Разрыв республиканцами союза с социалистами прозвучал похоронным маршем по откровенному реформизму в ИСРП. После создания кабинета Лерруса, 19 сентября, Национальный комитет ИСРП принимает резолюцию, в которой заявляет, что “завоевание политической власти является необходимым условием для установления социализма”. Каким образом? На это отвечают слова руководителя партии: “Капитализм использует максимальное насилие, чтобы удержать свои позиции, и социализм должен будет также прибегнуть к максимальному насилию, чтобы устранить его”. Лейтмотивом предвыборной кампании кабальеристов осенью 1933г. была “ясная дилемма”, стоящая перед трудящимися страны, “две Испании”, взаимно противостоящие и непримиримые: социализм с одной стороны, капитализм и фашизм – с другой. В ходе парламентских баталий в кортесах на слова Хиль Роблеса о готовности правых добиться власти любым путем неизменно следовал ответ И. Прието и других социалистов, и это многократно повторялось на страницах ее печати, что ответом на попытку правого переворота будет социальная революция. Многие не воспринимали это всерьез, но социалисты уже начали подготовку к вооруженному восстанию. В конце января 1934г., на пленуме Национального комитета УГТ, позиция ее лидера Х. Бестейро терпит поражение. Лидером социалистического профсоюза становится Ларго Кабальеро. Оставаясь одновременно и лидером партии, тот добивается одобрения руководящими органами ИСРП, УГТ и ФСМ предложенного им “плана революционного действия”. Подготовкой и проведением восстания должен был заняться Центральный революционный комитет. Программа первоочередных мер (“десять пунктов”) после победы революции была разработана И. Прието. Многие считали ее слишком умеренной, поскольку она предусматривала, главным образом, мероприятия буржуазно-демократического характера, но не вызвала больших разногласий, поскольку все были объединены стремлением обеспечить успех восстания. Хотя официально социалисты заявляли о решимости совершить революцию в ответ на реакционный переворот, внутренние директивы ИСРП (т.н. “5 пунктов”) предусматривали и возможность превентивного восстания до перехода реакции в наступление. Позиция анархистов, разумеется, менее революционной в этот момент не стала: “Ни левых, ни правых, ни центристов! Мы враги государства. Избирательным урнам мы противопоставляем социальную революцию”. Абсентеизм анархистов дорого обошелся левым. На избирательные участки в целом по стране не пришло 33% избирателей, в т.ч. в Барселоне – 40%, Кадисе – 67%, Малаге и Уэльве – 49%, Понтеведре и Севилье – 45%. Не пришли, в основном, сторонники левых. На чрезвычайном пленуме Национального комитета СНТ в Сарагосе 26 ноября 1933г. был создан Революционный комитет, который должен был поднять восстание “прежде чем правые возьмут власть”. Сарагоса и стала его центром. Восстание, начатое 8 декабря, в день начала работы нового состава кортесов, ограничилось районами Арагона и Риохи. После недели упорного сопротивления оно было подавлено. Погибло 87 человек, в том числе 14 представителей карательных сил. Несколько сотен было ранено и около 700 арестовано. Символично, что подавлением восстания руководило еще старое правительство, состоявшее, в основном, из левых республиканцев. Возглавлял его радикал Д. Мартинес Баррио, который вскоре разойдется с Леррусом и присоединиться к левым. Так “левые” передали власть правым! Социалисты не присоединились к восстанию. “El Socialista” опубликовала совместное заявление ИСРП и УГТ, в котором они говорили, что “когда настанет час” они выполнят свой долг. Через десять месяцев анархисты продемонстрируют “взаимность”. Позиция коммунистов различных направлений была едина в том, что задачи буржуазно-демократической революции испанская буржуазия выполнить не в состоянии. В чем же состояло различие? Прежде чем разобраться в этом вопросе, подведем некоторый итог.
Итак, события в Испании 1930-1933гг. показали невозможность разрешения социальных противоречий методами парламентской буржуазной демократии. Ни один из общественных классов не был согласен с проводимым курсом, Следовательно, вопрос мог быть разрешен лишь установлением жесткой диктатуры одного из классов. Революционной или контрреволюционной. Которая и должна была осуществить модернизацию страны. В данный момент буржуазия еще надеялась осуществить эту диктатуру мягким, парламентским путем, но, по крайней мере, крупный капитал, поддерживаемый помещичьими и церковными кругами, был готов при необходимости, применить силу. Он отлично понимал, что на другом фланге находились трудящиеся классы, которых также не устраивала политика республики, и которые практически открыто готовились к революции. Именно для ее подавления (вспомним слова Хиль Роблеса) реакция была готова раздавить и республику.
Рабочий класс уже потерял доверие к республике и видел перспективу лишь в собственной революции. Угроза фашизма, неспособность левых республиканцев предотвратить торжество реакции, окончательно убедили их в этом так же, как до этого убедила их неспособность довести до конца буржуазно-демократические преобразования (что было, в конечном итоге, лишь следствием переплетения экономических интересов буржуазии, помещиков, церкви и армейской верхушки). Впрочем, в этот момент первое стало неотделимым от второго: без подавления реакции проведение преобразований и их защита оказались невозможными. Все рабочие организации признали, по крайней мере, формально, необходимость свержения капитала. Следующий период будет посвящен попыткам их объединения для выполнения этой задачи. Попытки воскрешения старых иллюзий будут предприняты потом. Вот какой итог апрельской республике подвели авторы капитального исследования испанской истории : “Ее социальные законы были приняты, но не выполнены. Оппозиционные политические силы получили легальный статус, но в большинстве своем так и не смогли включиться в конструктивную политическую жизнь. Политика республики в отношении церкви была самоубийственна и абсурдна. Она допустила, в частности, поджоги церквей и монастырей в 1931г. – событие, которое долго не могли забыть ни жертвы, ни исполнители…”. Каким образом должна была республика не “допустить поджоги церквей и монастырей”? Асанья, который решил, что жизнь одного республиканца важней всех церквей Испании, был явно левее этих “советских лерруситстов”, мнивших себя “наследниками Октября”. Но дело не в этом. Более или менее подробно описав непримиримые классовые противоречия Испании начала 30-х годов, эти “марксисты” не нашли ничего лучшего, чем посетовать на то, что республиканцы не смогли должным образом полавировать, дабы угодить всем классам сразу. Само собой разумеется, были отмечены и большие заслуги в деле становления испанской демократии Асаньи и его сторонников. Что разделяло коммунистов? Итак, что же разделяло позиции трех течений испанского коммунизма? Не могли троцкисты и члены Рабоче-крестьянского блока забыть и катастрофические последствия политики Коминтерна предыдущих лет. Ультралевая риторика не привела к забвению откровенно правый курс середины 20-х годов. Тогда подчинение Китайской компартии Гоминдану не только привело к поражению революции 1925-1927гг., но и к физическому уничтожению значительной ее части. Именно это поражение привело к новому подъему левой оппозиции в СССР и жесткому подавлению ее сталинской бюрократией. Но еще хуже было то, что, несмотря на новый, “левый” курс, старый правый не был подвергнут критическому анализу, тем более осуждению. Он по-прежнему преподносился как образец образцового “применения марксизма” в определенной ситуации, а значит, в любой момент мог быть повторен. И будет повторен, да еще как! Но и “левый” курс не внушал оптимизма. И не только в силу его сектантских черт. Ультралевизна, чаще всего проявлялась только на парламентском уровне. В том числе в Германии, где коммунисты не только не смогли обеспечить единый фронт борьбы с социал-демократическими рабочими, но и не предприняли сами чего-либо существенного для сопротивления установлению фашизма. Сдача без боя деморализовала рабочее движение больше, чем могло бы это сделать самое жестокое поражение в открытой борьбе. Создание разного рода “антифашистских комитетов”, включавших в себя представителей демократической интеллигенции и разного рода “друзей СССР”, не могло решить проблему в том направлении, в каком в Испании на какой-то момент согласились все: на пути пролетарской революции. Ни Блок, ни троцкисты не могли забыть этого совсем свежего и трагического опыта. Не ослабли, а, наоборот, ужесточились нападки сталинистов на коммунистическую оппозицию, которые дополнялись усилением репрессий против нее в СССР. Последнее не было, конечно, тайной для Блока или троцкистов. В то же время имелась и немаловажная особенность в точке зрения КПИ, точнее, Коминтерна по поводу природы испанской революции. Точка зрения, которая смазана последующими сталинистским историками. Ее дает нам теоретическая статья в “Правде” от 10 мая 1931г.: “В Испании социалистическая революция не может быть непосредственной задачей дня. Ближайшей задачей является рабоче-крестьянская революция против помещиков и буржуазии”. Приводя эту цитату в статье “Испанская революция и угрожающие ей опасности. Руководство Коминтерна перед лицом испанских событий” Троцкий комментирует: “Что социалистическая революция не является в Испании “непосредственной задачей дня”, это бесспорно. Лучше и точнее было бы, однако, сказать, что вооруженное восстание с целью захвата власти пролетариатом не является в Испании “непосредственной задачей дня”. Почему? Потому что разрозненный авангард пролетариата еще не ведет за собой класса, а класс не ведет за собой угнетенных масс деревни. В этих условиях борьба за власть была бы авантюризмом. Но что означает в таком случае дополнительная фраза: “ближайшей задачей является рабоче-крестьянская революция против помещиков и буржуазии”? Значит между нынешним буржуазно-республиканским режимом и диктатурой пролетариата предстоит еще посередине особая “рабоче-крестьянская революция”? Причем оказывается, что эта особая, промежуточная, “рабоче-крестьянская” революция, в противоположность социалистической, является в Испании непосредственной задачей? Значит, в порядке сегодняшнего дня стоит все-таки новый переворот? Путем вооруженного восстания или иным путем? Чем именно рабоче-крестьянская революция “против помещиков и буржуазии” будет отличаться от пролетарской революции? Какая комбинация классовых сил будет лежать в ее основе? Какая партия будет руководить первой революцией в отличие от второй? В чем разница программ и методов этих двух революций? Тщетно стали бы мы искать ответов на эти вопросы”.1 Коминтерн пытался прикрыть путаницу в этом вопросе ссылкой на лозунг “диктатуры пролетариата и крестьянства” и “перерастанием” буржуазной революции в социалистическую. Да, указанный лозунг выдвигался большевиками в первую русскую революцию. Поэтому, когда в феврале-марте 1917г. восставшие рабочие и солдаты свергли монархию, многие старые большевики вновь выдвинули этот лозунг, не надеясь на установление диктатуры пролетариата на много лет вперед. Ленину пришлось приложить немало сил для того, чтобы убедить своих соратников, что насколько вообще возможно, лозунг “демократической диктатуры пролетариата и крестьянства” уже осуществлен. Никакой другой диктатуры, кроме диктатуры временного правительства уже не будет. Поскольку “демократическая диктатура” в тех условиях была диктатурой буржуазии, постольку она осуществилась. Сменить ее может только диктатура пролетариата, даже если ей после победы нужно будет доделывать буржуазные исторические задачи. Проследим это по цитатам Ленина.
В своих “Письмах о тактике” (апрель 1917г.), говоря о завершении первого этапа революции, Ленин пишет: “В чем же состоит этот этап? В переходе государственной власти к буржуазии. До февральско-мартовской революции 1917года государственная власть в России была в руках одного старого класса, именно: крепостнически-дворянски-помещичьего, возглавляемого Николаем Романовым.
После этой революции власть в руках другого, нового класса, именно: буржуазии. Переход государственной власти из рук одного в руки другого класса есть первый, главный, основной признак революции как в строго научном, так и в практически-политическом значении этого понятия. Постольку буржуазная или буржуазно-демократическая революция в России закончена. Здесь мы слышим шум возражателей, охотно называющих себя “старыми большевиками”: разве не говорили мы всегда, что буржуазно-демократическую революцию заканчивает лишь “революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства”? разве не факт, наоборот, что она еще не началась? … “Революцинно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства” уже осуществилась (в известной форме и до известной степени) в русской революции, ибо эта “формула” предвидит лишь соотношение классов, а не конкретное политическое учреждение, реализующее это соотношение, это сотрудничество. “Совет Раб. и Солд. Депутатов” – вот вам уже осуществленная жизнью “революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства”… По-старому выходит: за господством буржуазии может и должно последовать господство пролетариата и крестьянства, их диктатура. А в живой жизни уже вышло иначе: получилось чрезвычайно оригинальное, новое, невиданное переплетение того и другого. Существует рядом, вместе, в одно и то же время и господство буржуазии (правительство Львова и Гучкова), и революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства, добровольно отдающая власть буржуазии, добровольно превращающаяся в придаток ее”. Несколько дальше он спрашивает: “Как можно “толкнуть” мелкую буржуазию к власти, если эта мелкая буржуазия теперь уже может, но не хочет взять ее?” Это не значит, что возможность рабоче-крестьянской диктатуры отметается безоговорочно. И Ленин отвечает на свой вопрос: “Только отделением пролетарской коммунистической партии, пролетарской классовой борьбой, свободной от робости этих мелких буржуа. Только сплочение пролетариев, на деле, а не на словах свободных от влияния мелкой буржуазии, способно сделать такой “горячей” почву под ногами мелкой буржуазии, что ей при известных условиях придется взять власть; не исключено даже, что Гучков и Милюков будут – опять-таки при известных обстоятельствах – за всевластие, за единовластие Чхеидзе, Церетели, с.-р., Стеклова, ибо это все же “оборонцы”! Кто отделяет сейчас же, немедленно и бесповоротно, пролетарские элементы Советов (т.е. пролетарскую, коммунистическую, партию) от мелкобуржуазных, тот правильно выражает интересы движения на оба возможные случая: и на случай, что Россия переживет еще особую, самостоятельную, не подчиненную буржуазии “диктатуру пролетариата и крестьянства”, и на случай, что мелкая буржуазия не сумеет оторваться от буржуазии и будет вечно (т.-е. до социализма) колебаться между нею и нами. Кто руководится в своей деятельности только простой формулой “буржуазно-демократическая революция не закончена”, тот тем самым берет на себя нечто вроде гарантий за то, что мелкая буржуазия наверное способна на независимость от буржуазии. Тот тем самым сдается в данный момент беспомощно на милость мелкой буржуазии”. Следующие месяцы продемонстрировали нам различные варианты из тех, что предполагались Лениным. В том числе и диктатура “социалиста” Керенского, на которую пошла русская буржуазия, пытаясь спастись от надвигающейся рабочей революции. Зато после октябрьского восстания, в ноябре 1917 – марте 1918г. мы имеем “еще особую, самостоятельную, не подчиненную буржуазии “диктатуру пролетариата и крестьянства””. Но именно после. И в результате! Т.е. только курс на диктатуру пролетариата толкал мелкую буржуазию либо к власти во главе буржуазного правительства (представители ее правого (Керенский) или центристского (Чернов) крыла) либо к участию в правительстве, созданном в результате победы диктатуры пролетариата (речь идет об участии левого крыла мелкой буржуазии в лице левых эсеров в коалиционном правительстве с большевиками). Только в этом смысле и употреблял еще Ленин “рабоче-крестьянскую” риторику. И реакция на смену его позиции, на переориентацию была, и не только со стороны других партий, но и со стороны многих соратников Ленина, такой же как у Каландарова по отношению ко мне или Троцкому: Ленин хочет немедленно ввести социализм. Отвечая на подобные обвинения Каменева, последний отвечает: “Я не только не “рассчитываю” на “немедленное перерождение” нашей революцию в “социалистическую, а прямо предостерегаю против этого…” А речь ведь идет о разъяснении тех самых “Апрельских тезисов”, которые трактуются сталинской историографией, как курс на социалистическую революцию. Национальную, само собой. Явно недовольный такой переменой левый меньшевик Суханов так охарактеризовал принятие апрельской конференцией большевиков ленинских тезисов: “Их приняли почти без поправок. То, что Плеханов назвал бредом, то, что для самих старых большевиков месяц назад было дико и смешно, стало ныне официальной платформой партии, не по дням, а по часам овладевающей российским пролетариатом”. Разумеется, для Суханова это был чистый анархизм и полный отказ от марксизма. Почему этот анархизм “не по дням, а по часам овладевал российским пролетариатом”, а затем даже привел его к власти не понятно. Но бог с ним с Сухановым. Во всяком случае, он очень верно передал эмоциональное восприятие ленинских тезисов меньшевиками и старыми сторонниками “революционной диктатуры пролетариата и крестьянства” в рядах большевиков. Позже сталинская историография разовьет меньшевистский миф о стремлении Ленина немедленно “ввести” социализм до не менее мифической установки на национальную социалистическую революцию. Этим мифом и живут Каландаровы. Многие просто восприняли произошедшее изменение как переход большевиков на позиции Троцкого, про которого, по свидетельству того же Суханова, вскоре после приезда в революционный Петроград “уже ходили неопределенные слухи, что будто бы он “хуже Ленина”. Так в определенной мере считал и сам Троцкий, заявляя, что “большевики разбольшевичились”. На самом деле два выдающихся революционера, понимающие действительную классовую динамику революции, при всех расхождениях на этапе подготовки, когда не совсем ясно, какого рода сценарий реализует революция, не могли не прийти к одним выводам в тот момент, когда этот сценарий начал реализовываться на практике. Сценарий в чистом виде реализовался ни по Ленину, ни по Троцкому. Но в целом, насколько актуален был вариант рабоче-крестьянской революции в Испании после свержения монархии? Если провести аналогии по ленинским цитатам, то переход власти к новому классу, к буржуазии, причем без всяких союзов с монархически-помещичьими кругами, произошел, т.е. реализовался “основной признак революции как в строго научном, так и в практически-политическом значении этого понятия” в апреле 1931г. И этот новый класс, по всеобщему признанию (в 1931-1934гг.), не был способен довести до конца даже собственную революцию, т.е. не мог провести и защитить требуемые буржуазно-демократические преобразования. Мог пролетариат - с этим тоже все соглашались, хотя были различия по поводу оценки пределов этих преобразований. Можно ли (не говоря уж о нужности) втиснуть еще и промежуточную рабоче-крестьянскую революцию? Даже в России, где аграрная проблема занимала господствующее положение, “промежуточной” рабоче-крестьянской революции и диктатуры не получилось. Она реализовалась на краткое время лишь после победы рабочей революции, ведущей за собой, разумеется, и крестьян. Наконец, в Испании, в отличие от России, не было соответствующей крестьянской партии, крестьянские организации подчинялись либо рабочим (марксистским или анархистским) организациям, либо буржуазным, например каталонской Эскерре, которые уже показали, что они не способны решить исторические проблемы страны.
Власть буржуазии в Испании уже реализовалась и исторических, буржуазных, задач не выполнила. О какой другой власти другого класса, кроме буржуазии, могла идти речь в Испании? Какие партии этого класса могли ее возглавить? Никакого другого кандидата, кроме пролетариата и его партии изобрести невозможно. Завершая задачи буржуазной революции, рабочий класс неизбежно должен был перейти и к задачам социалистическим, выполнение которых зависело, однако, от успехов в международном масштабе. Никакой силы, которая могла бы возглавить и обеспечить самостоятельную от буржуазии (ее ведь надо свергнуть) роль мелкобуржуазных слоев города и деревни не существовало.
Возможно, что в случае самостоятельного участия в политической жизни Испании, члены и руководители КПИ, самим ходом событий смогли бы привести свои лозунги в соответствие с реальными потребностями революции. При этом реальная борьба привела бы к победе рабочего класса, а рабоче-крестьянское название больше имело бы то значение, что рабочую революцию поддержало бы массовое крестьянское движение (возглавляемое рабочими партиями) или реализовалось в частичной форме (если это вообще было возможно) после победы пролетариата, как это случилось в России. Но в условиях полного подчинения “мудрым” московским вождям, лозунг “промежуточной” рабоче-крестьянской революции стал лишь удобным (для сталинского руководства) мостиком для перехода к другой “промежуточной” политической структуре – правительству Народного фронта, возглавляемого леволиберальной буржуазией, которая, как “окажется”, будет способствовать “приближению” диктатуры пролетариата. Мы еще рассмотрим подробно всю словесную эквилибристику, которой все это сопровождал Коминтерн, дабы согласовать каким-то способом старые и новые формулы. Пока же проследим далее процесс углубления раскола испанского общества, неминуемо ведущего к силовому разрешению стоящих перед ним проблем. 1934: Нарастание кризиса Период правления правоцентристской коалиции (декабрь 1933 - февраль 1936), получивший со стороны левых название “черного двухлетия”, сам, в свою очередь, может быть разделен на два периода. Первый продлился до 4 октября 1934г. и привел к кризису, вылившемуся в первое фронтальное классовое столкновение, достигшее своей высшей точки в восстании в Астурии. Второй, действительно “черный” для левых сил этап, когда в стране действовало правительство с участием СЕДА, когда десятки тысяч рабочих активистов, как, впрочем, и некоторая часть республиканцев, сидели в тюрьмах, продлился до конца 1935г. Его результатом был провал республиканского центризма, как политики претендующей на решение исторических задач Испании. В итоге часть оппозиционеров была освобождена, и были назначены новые выборы. Первый этап правления правоцентристской коалиции был как бы продолжением последнего этапа левореспубликанского правления: та же политическая неустойчивость и частая смена кабинетов, те же колебания основной правящей партии, раскол в ее рядах и смещение большей ее части вправо. Только в роли “колеблющейся” партии оказались не левые республиканцы, а центристы Радикальной партии. И если левые республиканцы в результате колебаний отдалялись от ИСРП и приближались к радикалам, то радикалы, в своем большинстве, отдалялись теперь от левых республиканцев, сближаясь с СЕДА. Первый кабинет был сформирован 16 декабря 1933г., на следующий день после подавления восстания анархистов. В него вошли 12 представителей центра (в т.ч. 8 членов Радикальной партии) и аграрий. Этим аграрием был Х.М. Сид, входивший в предвыборный комитет правого блока. Таким образом, правоцентристский блок стал реальностью. Причем влияние правых было более значительным, чем это могло следовать из наличия у них всего одного министерского кресла: не без колебаний СЕДА поддержала этот кабинет, надеясь постепенно и самим подкрасться к власти. Попытки правых начать, с помощью центристского правительства, проведение контрреформ имели в этот период не слишком большой успех. Уже в январе 1934г. парламентские фракции традиционалистов выступают с резкой критикой СЕДА, обвиняя ее в инертности. Единый правый блок перестал существовать. С другой стороны, не всем радикалам нравилась коалиция с правыми, хотя Леррус был наиболее последовательным сторонником союза с ними и высказался в поддержку программы католиков. Против этого резко выступил Д. Мартинес Баррио, заявивший 4 февраля в прессе, что он считает себя “левым политическим деятелем”1. Левая часть Либеральной партии оказалась, таким образом, препятствием к началу реализации правых контрреформ. Тупиковая ситуация не могла продолжаться долго. Последовал правительственный кризис 1-3 марта 1934г. Было сформировано новое правительство Лерруса, в составе которого уже не было левых радикалов. Последние, возглавляемые Д. Мартинесом Баррио, ушли из радикальной партии, образовав в кортесах свою обособленную группу радикал-демократов численностью около 20 человек. После отставки Мартинеса Баррио кортесы приняли программу правительства, внесенную партией Народное действие. Она включала: амнистию, отмену закона “О муниципальных округах”, пересмотр аграрной реформы, законы о сельскохозяйственном кредите и имуществе духовенства, провинциальная и муниципальная реформа. Закон об имуществе духовенства, ликвидировавший основные постановления “закона о религиозных конгрегациях”, был принят 4 апреля 1934г. 281 голосом против 6. В основном голосами правых. Либералы, помня свое антиклерикальное прошлое, голосовали вразнобой, левые его просто бойкотировали. Регулярно цитируемый нами источник так прокомментировал принятие закона: “Положительной стороной этой контрреформы было восстановление государственной субсидии духовенству, спасшей от нищеты массу рядовых священников из городских и сельских приходов. Но теперь все духовенство оказалось еще более, чем прежде, подвластно влиянию правых политических сил”2. Такова типичная логика парламентского лавирования. Как невольно признают авторы этой цитаты, духовенство и так было на стороне правых. Задобрить своих классовых противников, особенно во время нарастающего социального кризиса, невозможно. Необходимо решительно опереться на те социальные слои, которые действительно могут поддержать преобразования, а для этого последние должны были быть по настоящему глубокими и проводится в их интересах. Только после того, как миллионы крестьян получили бы землю, после того, как они увидели бы, что только эта власть может эту землю оградить от возвращения помещикам, можно было бы гарантировать, что основная масса крестьян была бы вырвана из-под влияния церкви. Несомненно, это повлияло бы и на значительную часть бедного духовенства. И наоборот, сохранение субсидий священникам, в сочетании с половинчатой реформаторской деятельностью, мало бы добавило бы левым сторонников в рядах бедных священнослужителей, но зато оставило бы (и оставило!) значительную часть крестьянства если не под преобладающим, то под весьма заметным влиянием церкви и правых сил. Но сталинские и брежневские теоретики уже забыли (на деле, разумеется, на словах-то они его провозглашали регулярно) в чем смысл марксистского классового подхода.
20 апреля 1934г. кортесы приняли закон об амнистии. Он коснулся как участников мятежа Санхурхо, так и тех, кто был осужден за преступления во времена диктатуры Примо де Риверы. Алькала Самора сопротивлялся, но, узнав о том, что Хиль Роблес и Леррус ведут переговоры о его смещении, 24 апреля подписал его. Санхурхо получил свободу, а Кальво Сотело смог вернуться на родину и занять свое место в кортесах.
В то же время президент, подписав закон, одновременно потребовал опубликовать в правительственной “La gaceta” свою ноту, в которой заявил о том, что для морального состояния армии было бы крайне опасно вновь доверять амнистированным мятежникам важные командные должности. В ответ 25 апреля Леррус подает в отставку. Новое колебание влево через три дня привело к формированию правительства во главе с другим радикалом, Р. Сампером. В его составе не было Лерруса, а новый премьер пытался поддерживать контакт и с левыми республиканцами. Результат был вполне предсказуемым: новое правительство не смогло продолжить курс контрреформ. Само собой разумеется, не могло оно возобновить и левую политику. В обстановке нарастающей социальной напряженности оно должно было пасть. Падение, впрочем, было отсрочено приостановкой работы кортесов с 4 июля до 1 октября. В условиях бездеятельности и неуверенности правительства обстановка в стране накалялась. Правые приняли всем меры для того, чтобы изгнать левых со всех постов в государственном и административном аппарате. С декабря 1933г. по октябрь 1934г. правительство четыре раза вводило в стране “состояние тревоги”, приостанавливая значительную часть конституционных гарантий. Одновременно активизируется деятельность откровенно правых. В марте 1934г. А. Гойкоэчеа, традиционалисты и генерал Баррера договорились с Муссолини о тайных поставках оружия. В Испанию проникает разветвленная сеть немецкой агентуры, а к генералу Санхурхо, поселившемуся в Португалии, был прикомандирован бывший германский военный атташе в Мадриде Шторер. В феврале – марте произошло объединение фашистских организаций, Фаланги и ХОНС. Все это происходило на фоне экономического и административного наступления капитала на права трудящихся. Полностью было приостановлено проведение аграрной реформы. Одновременно, закон об амнистии предусматривал и отмену конфискации земель участников мятежа. Крестьянство, таким образом, осталось практически в дореволюционном состоянии. Все это толкало рабочие организации Испании к дальнейшим приготовлениям к вооруженному восстанию и поиску способов для объединения усилий. Между апрелем и октябрем правым не удалось провести новых законодательных инициатив. Зато указанный период показал себя столкновением на почве национального вопроса, который впрочем, также повлиял на неудачу правых провести ревизию аграрного законодательства. Как и планировалось, 5 ноября 1933г. в Стране Басков (провинции Бискайя, Гипускоа и Алава) прошел референдум, одобривший проект баскской автономии. В декабре проект был передан в кортесы, где встретил отчаянное сопротивление правых. Это вызвало новое разделение в их лагере: баскские националисты начали налаживать контакты с левыми республиканцами, прежде всего из Каталонии. По призыву мэров Бильбао, Сан-Себастьяна и Витории 12 августа 1934г. в Стране Басков были проведены муниципальные выборы, а через неделю члены муниципалитетов избрали баскскую Межпровинциальную комиссию. Правительство Сампера объявило выборы незаконными. Последовали попытки помешать их проведению с помощью полиции и манифестации протеста в ответ. Так или иначе, но 21 сентября прошло первое заседание Межпровинциальной комиссии в Сан-Себастьяне. Не менее острым было столкновение центра с Каталонией, где правящая Эскерра приняла 11 апреля 1934г. “Закон о земледельческих контрактах”. Закон основывался на тех же принципах, что и аграрная реформа 1932г. с той лишь разницей, что в нем отсутствовали какие-либо претензии на “социалистичность”: в нем не предусматривалась передача земли или прав пользования каким-либо товариществам сельхозпроизводителей. Закон давал право старым арендаторам (срок аренды свыше 18 лет) на принудительный выкуп арендуемых участков. При этом они должны были заплатить 10-15% суммы сразу, а остальную в рассрочку в течение 15 лет. Арендаторы также имели право требовать пересмотра условий аренды в соответствии с действующим законодательством. Либеральный католик А. Оссорио и Гальярдо так писал об этом законе: “Этот закон, определявшийся как мятежный, демагогический, революционный, ограничивался по существу воплощением доктрины, которую поддерживали сами католические социологи!… Он выполнял, в частности, то, что советовал Лев XIII – создание множества собственников”3. Более того, на следующем этапе контрреформ подобные законы будет (безуспешно!) предлагать даже СЕДА! Каталонская Лига, покинувшая в знак протеста свой региональный парламент, обратилась, через своих представителей, к кортесам и правительству с требованием вмешательства, утверждая, что каталонский парламент вышел за рамки своей компетенции. Все правые фракции поддержали это требование. Со своей стороны Л. Компанис, возглавивший Каталонию после смерти Ф. Масия, заявил о готовности отстаивать автономные права Каталонии. Трибунал конституционных гарантий, где правые и центр преобладали, найдя формальную зацепку в конституции, 8 июня незначительным большинством голосов постановил, что парламент Каталонии превысил свои полномочия, и принял решение об отмене “Закона о земледельческих контрактах”. По Каталонии прокатилась волна протестов, а региональный парламент 12 июня вторично одобрил спорный закон. Компанис ратифицировал его собственной властью, бросая открытый вызов Мадриду. К этому его подталкивало и наиболее радикальное крыло националистов, требовавших полной независимости Каталонии и располагавших определенными вооруженными силами, прежде всего милиции. Сантало, каталонский депутат в кортесах, в тот же день заявил протест от имени фракции Эскерры против нарушений автономных прав Каталонии. После этого депутаты Эскерры и Социалистического союза Каталонии покинули кортесы. В поддержку Каталонии выступило левое крыло кортесов. Противостояние нарастало. 27 июня правительство Сампера подтвердило решение трибунала конституционных гарантий. Бурное обсуждение этого вопроса 2-4 июля привело к постановке вопроса о доверии правительству. Доверие было получено, после чего кортесы сразу же были отправлены на “каникулы” до 1 октября. Но противостояние продолжалось. Оно вылилось в саботаж закона каталонскими помещиками и крестьянские волнения. В результате переговоров был, казалось, принят компромисс: каталонское правительство должно было выпустить специальное разъяснение к закону, “регламент”, в котором особое внимание уделялось разъяснению того, что новый закон действует в полном соответствии с законами Республики. Каталонский парламент принял “регламент” 13 сентября 1934г., после чего он получил силу закона. 29 сентября он был передан на одобрение Р. Самперу.
Но никакой компромисс не устраивал правых, которых меньше всего волновали “законы республики”. Им было необходимо дальнейшее проведение контрреформ, а в это время нарастающая напряженность в обществе заставляла их думать, главным образом, о наведении порядка. СЭДА требовала проведения решительной правой политики, и правительство Сампера, с его реверансами в сторону левых республиканцев, ее не устраивало ни в малейшей степени. Она требовала правого правительства. В это же время представители рабочих организаций заявляли, что приход в правительство фашистов, к которым относили и СЭДА, должен быть встречен всеобщей забастовкой и восстанием. Впрочем, были очевидны определенные колебания. Руководство УГТ потребовало, чтобы СЭДА заявило о своей поддержке республики, в противном случае, УГТ “ не сможет больше отвечать за свои действия”. Вера в силу заявлений еще не оставила социалистов. Но СЭДА не желала делать даже таких заявлений, боясь потерять поддержку правых и стоящих за ними социальных сил.
Первого октября СЭДА отказывает Самперу в поддержке, и его правительство подает в отставку. Алькала Самора отказывается дать возможность СЭДА сформировать правое правительство. Главой кабинета вновь должен был стать Леррус. Но теперь, наряду с 8 радикалами в него вошли 3 сэдовца, 2 агрария, 1 либерал-демократ и 1 “независимый”. Представителями СЭДА стали М. Хименес Фернандес (министр земледелия), З. Айспун (министр юстиции) и Ангера де Сохо (министр труда). Ответ левых, прежде всего рабочих, организаций последовал незамедлительно. Примечания 1. «Испания 1918-1972», Исторический очерк, под ред. И.М. Майского, «Наука», М., 1975, стр. 159. 2. там же 3. там же, стр. 162-163. Рабочие альянсы Ставка на социальную революцию, сделанная рабочими организациями Испании, неизбежно вызывала к жизни вопрос о единстве действий рабочего класса. Инициатива здесь принадлежала Рабоче-крестьянскому Блоку, который старался меньше критиковать другие коммунистические группы, больше уделяя внимание попыткам преодолеть разногласия. Как уже говорилось, формой такого объединения стал Рабочий Альянс – объединение рабочих, профсоюзных и политических организаций, которое блокисты рассматривали как особую испанскую форму объединения пролетариата, которая должна быть использована сначала для завоевания власти, а затем и стать формой власти самого рабочего государства. Короче говоря, Блок считал, что Альянсы в Испании должны были сыграть ту же роль, которую в 1917-1918гг. в России сыграли Советы. Первый Альянс был создан 27 июля 1933г. в Барселоне на встрече в Народном энциклопедическом клубе, контролируемом блокистами. В него вошли: Рабоче-крестьянский Блок, каталонские отделения УГТ и ИСРП, Социалистический союз Каталонии (союзник Эскерры в региональном правительстве), профсоюзы “трентистов” и профсоюзы, контролируемые Блоком, Союз рабассеров и Коммунистическая левая. Блокисты, уже много месяцев пропагандировавшие Единый фронт рабочих организаций, в конечном итоге отказались от этого названия, ссылаясь на то, что оно основательно дискредитировано политикой III Интернационала. КПИ и СНТ на встречу не пришли, хотя и получили приглашение. Отсутствие этих организаций, и, прежде всего, конечно, СНТ, доминирующей в рабочем движении Каталонии, существенно снижали политический вес Альянса. В первые месяцы своего существования он оставался лишь символом единства рабочего движения, к которому так стремились массы рабочих. И его создатели искренне надеялись, что созданная структура станет ядром для действительного объединения. В эти первые месяцы единственный, кто отдавал все силы Альянсу, был Рабоче-крестьянский Блок. Как пишет в своей книге участник событий Виктор Альба, “блок воспринимал эту деятельность серьезней, чем другие члены Альянса. Для этих последних Альянс был лишь дополнением к их партийной деятельности; для Блока это была сама его деятельность”. В силу позиции СНТ влияние Альянса было более заметно в провинции, чем в Барселоне. Одновременно Блок выступил инициатором создания профсоюзных фронтов. Так ему удалось создать сначала Единый фронт против безработицы, затем Единый фронт работников электричества и торговли. Их значение ограничивалось все той же причиной: неучастием СНТ. В ноябре 1933г. удалось созвать конференцию Единого профсоюзного фронта Каталонии (СНТ, как, впрочем, и УГТ отсутствовала), но каких-либо конкретных результатов достигнуть не удалось. Победа правых на выборах в кортесы дала новый толчок к объединению, в том числе и в рамках Альянсов. 16 декабря 1933г. был принят, наконец, документ, определяющий общие позиции участников каталонского Альянса. Достаточно туманного содержания: “От имени нижеподписавшихся представителей, принадлежащих к различным тенденциям и идеологическим направлениям, но единых в общем стремлении защитить то, что завоевано рабочим классом к настоящему времени, мы конституируем создание Рабочего Альянса для того, чтобы противопоставить себя установлению реакции в нашей стране; для того, чтобы избежать любой попытки государственного переворота или установления диктатуры и для того, чтобы сохранить нетронутыми, целыми и невредимыми все преимущества, достигнутые до сегодняшнего дня, и которые представляют собой самое ценное достояние рабочего класса”. Среди подписантов вновь не было представителей КПИ и СНТ. Представители КПИ показались было на собраниях каталонского Альянса, но после того, как им не удалось добиться исключения оттуда Коммунистической Левой, перестали там появляться. В своей печати КПИ начало компанию против Альянса, обвиняя его в предательстве социализма и служению буржуазии. С учетом вышеупомянутой попытки исключить из его рядов его самого левого участника это выглядит типичной сталинистской нелепостью. Другое обвинение, стремление через создание Альянсов помешать созданию Советов, было не лишено основания. Разумеется, КПИ сама несла определенную ответственность за дискредитацию идеи Советов на испанской земле, но факт остается фактом – Блок рассматривал Альянсы именно как альтернативу Советам, и никто из его союзников по Альянсу этому не противился. Насколько он действительно мог играть роль такой альтернативы, мы рассмотрим далее. Попытки обращений к анархистам успеха не принесли, хотя отдельные их представители пытались выдвинуть какие-то условия для объединения усилий. Они были сильны и считали, что сами смогут совершить революцию. Кроме того, СНТ не хотела признавать исключенные из своих рядов профсоюзы. Да и объединение с политическими партиями выглядело в их глазах отказом от принципов. Тем временем Альянс формировал свои руководящие органы. Был создан Исполнительный Комитет, где были представлены все вошедшие в него организации. Исполком занимался созданием местных комитетов Альянса и пытался распространить свой пример на другие районы Испании. Вне Барселоны успех был достаточно заметный, число местных комитетов постоянно росло, но в самой столице Каталонии достижения оставались достаточно скромными. Лишь постепенно многочисленные митинги изменяли ситуацию и здесь.
Блокисты начали переговоры с другими организациями о создании Альянсов в Валенсии. Одновременно Каталонский Альянс поставил себе цель перейти от словесной пропаганды к реальной борьбе. Такая возможность представилась в марте 1934г. Воодушевленная победой Правых на выборах, организация предпринимателей Мадрида повела регулярное наступление, шаг за шагом отнимая у рабочих все то, чего они с таким трудом добились в предшествующие годы. Совместными усилиями владельцы предприятий смогли обречь на поражения почти все их забастовки. Тогда руководство мадридской УГТ решило пойти на всеобщую стачку. В ответ Исполком Рабочего Альянса постановил провести 13 марта 24-часовую всеобщую забастовку солидарности в Каталонии. До этого на это могла решиться только СНТ, при этом забастовка охватывала, главным образом, Барселону.
Но на этот раз СНТ была против забастовки. В Барселоне, поэтому, она получила небольшой размах. Зато в остальной части Каталонии она действительно стала всеобщей. Успех забастовки подтолкнул процесс создания Альянсов в Кастельоне и Валенсии. Последний, вскоре после своего образования, организовал всеобщую забастовку солидарности с рабочими одной из гидроэлектростанций. Как и в Каталонии в составе этих Альянсов не было СНТ и КПИ. Но наибольший успех ждал Альянс в Астурии с ее многочисленным, боевым и политически сознательным пролетариатом. Именно здесь в ее состав вошла и местная СНТ, провозгласившая право на свободу действий. Это право было дано на конференции региональных представителей СНТ 23 июня 1934г. в Мадриде. Впрочем, пакт о создании астурийского Альянса и принципах, лежащих в его основе, СНТ подписало с самого начала, т.е. 28 марта. В его тексте упоминаются лишь социалисты и анархисты, что позже дало последним повод сделать вид, что только эти организации и участвовали в его создании. Вот этот текст: “Нижеподписавшиеся организации СНТ и УГТ соглашаются между собой признать, что перед лицом экономической и политической ситуации буржуазного режима в Испании единые действия всех отрядов рабочего класса являются настоятельно необходимыми с исключительной целью продвижения и доведения до конца социальной революции. С этой целью каждая из подписавшихся организаций берет на себя обязательство выполнить условия соглашения, зафиксированные в следующем пакте: 1. Организации, подписавшие этот пакт, будут работать в общем согласии до победы социальной революции, устанавливая при этом режим экономического, политического и социального равенства, основанный на принципах социалистического федерализма. 2. Для того, чтобы достигнуть этой цели, в Овьедо будет создан Исполнительный комитет, представляющий все организации, примкнувшие к указанному пакту, который будет действовать в согласии с другим комитетом, национального типа и аналогичного характера, отвечая потребностям единых действий, распространяющихся по всей Испании. 3. Как логическое следствие условий 1) и 2) указанного пакта условленно, что создание Национального комитета есть необходимая предпосылка (в случае, если события разворачиваются нормально) для того, чтобы предпринять все действия в связи с целями этого пакта, если только этот пакт стремится и претендует на реализацию национального дела. Этот будущий Национальный комитет будет единственным имеющим право отдавать приказы Комитету, который разместиться в Овьедо, какие операции необходимо предпринять в связи с движением, которое развернется по всей Испании. 4. В каждом населенном пункте Астурии будет создан Комитет, который должен быть составлен делегациями каждой из организаций, подписавших этот пакт и делегациями, которые, соглашаясь присоединиться, будут приняты в Исполнительный комитет (подчеркнуто нами –М.Г.). 5. Начиная с даты подписания этого пакта будут прекращены все пропагандистские кампании, которые могли бы стеснить или ожесточить отношения между различными союзными партиями, что не означает прекращение спокойной и разумной работы в пользу различных доктрин, защищаемых организациями, которые составляют революционный Рабочий Альянс, и сохраняя с этой целью их органическую независимость. 6. Исполнительный комитет разработает план действий, который, посредством революционных усилий пролетариата, обеспечит победу революции в ее различных аспектах и ее консолидацию согласно нормам предварительно установленного соглашения. 7. Все соглашения Исполнительного комитета становятся статьями, дополнительными к настоящему пакту, соблюдение которых обязательно для всех представленных организаций. Эти соглашения, обязательные как в течение периода подготовки к революции, так и после ее триумфа, требуют, разумеется, чтобы в своих решениях данный Комитет руководствовался содержанием этого пакта. 8. Обязательства, принятые нижеподписавшимися организациями, прекратят свое действие, когда будет установлен режим, обозначенный в пункте 1), со своими собственными органами, свободно избранными рабочим классом и способом, который определил действие этого пакта. 9. Считая, что этот пакт составляет соглашение организаций рабочего класса для координации его действий против буржуазного режима и его ликвидации, организации, которые имели бы тесные отношения с буржуазными партиями, автоматически разорвут их для того, чтобы посвятить себя исключительно достижению целей, которые определены настоящим пактом (подчеркнуто нами – М.Г.). 10. Социалистическая федерация Астурии входит в этот революционный Альянс предварительно согласившись с содержанием этого пакта. Астурия, 28 марта 1934г.”. Небезынтересный документ с точки зрения спора о природе испанской революции. Здесь нет ни малейшего упоминания о какой-то промежуточной революции, буржуазно-демократической или рабоче-крестьянской, только о пролетарской. А ведь к этому документу присоединились все рабочие организации, в том числе, в последний момент, и КПИ. После этого Альянсы стали создаваться в самых разных местах: Хаэне, Кордове, Севилье и, наконец, в Мадриде. Еще в начале года Альянс Каталонии посылал делегацию в Мадрид для переговоров с руководством соцпартии и УГТ. Этим заинтересовался лишь Ларго Кабальеро. В феврале он приезжает в Барселону, где встречается с Маурином. Итог этих переговоров был резюмирован в газете Блока “Adelante”: “Не существует возможности легального правового решения. В то же время нужно быть готовым, быть начеку, потому что в силу той трудной ситуации, в которой находятся реакционеры, они могли бы сделать попытку добиться быстрого успеха”. Коммунистическая Левая и Социалистическая молодежь выдвинули в июне инициативу формирования в Мадриде Рабочего Альянса, который и был вскоре сформирован профсоюзами, находящимися под контролем троцкистов и левых социалистов. В нем опять не участвовали КПИ и СНТ. Не был здесь представлен и Блок, поскольку у него просто не было своей секции в Мадриде. В том же месяце Ларго Кабальеро избирается генеральным секретарем УГТ и руководителем Национальных комиссий УГТ и ИСРП, которые принимают решение о поддержке процесса формирования местных Рабочих Альянсов. От идеи формирования общенационального Альянса отказались, ссылаясь на отказ участвовать в них СНТ.
В этот период происходит смена позиции КПИ. Вначале она продолжает свою политику “Единого фронта”, который требовал от рядовых представителей рабочих организаций фактического раскола со своими руководителями. Поэтому никакого единства не получалось. Более того, в соответствии с указаниями из Москвы в апреле 1934г. создается новая профсоюзная структура – CGTU (УВКТ - Унитарная всеобщая конфедерация труда), подчиненная КПИ.
В июне 1934г. съезд Коммунистической молодежи предлагает единство Федерации социалистической молодежи. В ответ последние предложили комсомольцам вступить в местные рабочие Альянсы. Тогда же прошел I Съезд Коммунистической партии Каталонии. Делегацию КПИ на нем возглавлял Висенте Урибе. В своем докладе на съезде он говорил: “Отождествление с политической линией Коммунистической партии Испании, ее Центральным комитетом и Коммунистическим Интернационалом … это факт самого выдающегося значения, тогда как проведение нашей тактики Единого фронта подверглось серии сомнений и колебаний как в руководстве каталонской партии, так и в некоторых организациях; сомнения и колебания, которые выражаются в тенденции представить себе Единый фронт как блок организаций, в котором стирается действительное лицо Коммунистической партии. По этому поводу есть много критики и самокритики. Все делегаты выразили свое полное согласие с линией Коммунистического Интернационала и Коммунистической партии Испании в том, что касается применения Единого фронта снизу. Мы не должны забывать, что именно в Каталонии рожден этот выродок, Рабочий Альянс, порожденный ренегатами Рабоче-крестьянского Блока, “трентистами” и социалистами; альянс против Единого фронта и революции. Верная тактика Единого фронта позволяет нам сорвать контрреволюционные планы Рабочего Альянса и, что еще более важно, вовлечь в борьбу тысячи анархистских рабочих и осуществить боевое единство каталонского пролетариата и крестьянских масс под руководством Коммунистической партии”. Спустя всего три месяца, в течение которых в политической жизни страны не произошло каких-либо принципиальных изменений, другой лидер КПИ, Висенте Арройо, составил другой доклад, посвященный итогам чрезвычайного заседания Центрального комитета партии, прошедшего 11-12 сентября 1934г. в Мадриде: “В повестке дня фигурировала единственная тема: Единый фронт и Рабочие Альянсы. Центральный комитет Коммунистической партии Испании обсудил этот вопрос перед тысячами трудящихся и единодушно одобрил предложение Политбюро “войти в Рабочие Альянсы”, при одном единственном условии: условии “иметь право на изложение взглядов и на братскую дискуссию по всем проблемам революции”. Столь крутой поворот был обусловлен изменением позиции Москвы. Тем не менее, большинство коммунистов встретило его благоприятно, несмотря на тот конфузный вид, который имели местные руководители, когда они подавали заявление о вступление в Альянсы. Возможность совместной борьбы бок о бок с рабочими других направлений для них была более важной. А обстановка в стране тем временем накалялась. Классовое противостояние переплеталось с национальным конфликтом вокруг Каталонии. 8 сентября, когда в Мадриде должен был начаться съезд Каталонского сельскохозяйственного института Сант Исидре – организации каталонских землевладельцев, рабочие испанской столицы организовали 24-часовую забастовку протеста, в которой участвовало 200 тыс. человек. Тогда же, 8-9 сентября 1934г., произошли массовые столкновения между рабочими и сэдовцами. На это время в Астурии, в Кавадонге, должен был пройти конгресс “Молодежи народного действия”. Предыдущий съезд в апреле того же года в Мадриде был встречен всеобщей забастовкой, нападением на автобусы, перевозившие делегатов и т.д. На этот раз противостояние приняло еще больший размах. Организаторы планировали прибытие на съезд около 10 тыс. делегатов со всех концов страны. Для их перевозки формировались специальные поезда, использовалось 900 автомобилей и 300 автобусов.1 Но, фактически, съезд был сорван. Железные и шоссейные дороги превратились в настоящее поле битвы между организованными рабочими и сэдовцами. Была объявлена всеобщая политическая стачка, рабочие разбирали железнодорожные пути, перерезали телефонные и телеграфные провода. Вновь, как и в апреле, на шоссейные дороги было высыпана масса стекла и гвоздей, навалены камни и деревья. К этому добавились динамитные взрывы. Многие рабочие были вооружены, а их патрули останавливали каждую машину, идущую в Кавадонгу. Несколько сотен делегатов все же добрались до зала заседаний. Выступивший перед ними Хиль Роблес обвинил правительство Р. Сампера в бездействии, заявив, что СЭДА будет требовать его отставки. Спустя несколько дней отряд карабинеров обнаружил у берегов Астурии пароход, команда которого занималась тайной выгрузкой оружия. Команде удалось быстро сняться с якоря и уйти в море. Но в Бордо она была интернирована французскими властями. Оказалось, что судно и груз были приобретены социалистами. Оружие, согласно документам предназначалось для Абиссинии. Всей операцией, в том числе и выгрузкой оружия, руководил сам И. Прието. Тогда же полиции удалось обнаружить склад оружия в Мадриде. Тем не менее, подготовка к восстанию шла полным ходом. Создавались отряды рабочей милиции, заготавливалось оружие. Особенно успешно процесс шел в Астурии. Объединение практически всех организаций в рамках Альянса обеспечило единство действий. Шахтеры смогли заготовить большое количество динамита, тайно вынося его из шахт. Рабочие оружейных заводов Овьедо смогли вынести немало винтовок. Процесс подготовки в большинстве случаев шел под руководством социалистов. Формально, они не были связаны никакими конкретными сроками. Но, учитывая, что ИСРП постоянно вела пропаганду, согласно которой революция должна была стать ответом на попытку правого переворота, все организации невольно настраивались на тот момент, когда произойдет попытка создать правительство с участием СЭДА. Разумеется, последняя имела полное конституционное право на участие в правительстве. Но сейчас это никого не интересовало. Настрой рабочих на восстание лишь еще больше способствовал представлению этой право-католической партии как фашистской. Тем более, что у всех на памяти был совсем недавний, и вполне законный, приход к власти нацистов в Германии. Причем, и там в первое правительство Гитлера вошло лишь три представителя фашистской партии. В свою очередь и правые надеялись на то, что правительство с участием СЭДА сможет подавить рабочее движение, не слишком оглядываясь на конституцию. В это время шел процесс консолидации и укрепления рядов левых республиканцев. Но они были одинаково далеки как от правых, так и от тактики рабочих организаций, включая своего недавнего союзника, ИСРП. Открыто заявляя о своей решимости выступить против установления правого правительства, которое они рассматривали как врага республиканского строя, они в то же время не собирались прибегать к каким-либо революционным методам, вопреки надеждам некоторых рабочих вождей.
Страна подошла, таким образом, к октябрьской сессии кортесов в условиях острого противостояния: правые требовали “сильного” правительства и наведения порядка, левые грозились ответить на него восстанием. Все были наготове и ждали известий из кортесов. В Барселоне Рабочий Альянс Каталонии обратился с призывом организовать манифестацию протеста против угрозы создания правительства с участием СЭДА. Несмотря на запрет властей, демонстранты вышли на проспект Рамблас. Произошли столкновения с полицией. Наконец, 3 октября Исполнительный комитет Альянса сделал свои заседания непрерывными и обратился к местным комитетам с призывом сделать то же самое.
В Астурии массы рабочих собрались в помещениях свих организаций. Вот как описывает обстановку один из руководителей астурийского восстания Мануэль Гросси: “Вечером Рабочие центры увидели чрезвычайный наплыв. Туда прибыли тысячи трудящихся. Плотная атмосфера, заряженная дымом и электричеством. Разговаривают громкими голосами, почти что кричат. Комментарии вращаются, и это очевидно, вокруг кризиса. Как он будет разрешен? Сформируют ли правительство Лерруса? С участием или без Испанской конфедерации правых автономистов (СЭДА)? Такова главная озабоченность всех. Леррус не пользуется ни малейшей симпатией в рабочей среде. Все комментарии о нем откровенно враждебны. Тем не менее, если он ограничиться созданием республиканского правительства, более чем вероятно, что никаких немедленных действий против него не начнется. То, с чем нельзя согласиться – это вхождение в правительство СЭДА. В этом все единодушны. СЭДА – нет! Участие СЭДА в правительстве было бы первой официальной победой фашизма. Принять это без сопротивления, без борьбы, было бы равнозначно подготовке самому себе поражения, своего подавления, своей могилы. Это было бы соучастие”. Всеобщая стачка горняков Астурии переросла в воору­женное восстание. Была создана Красная гвардия, ко­торая разоружила штурмовую гвардию и правитель­ственные войска, захватила ряд арсеналов и военных заводов, двинулась на Овьедо, после тяжелых крово­пролитных боев захватила этот город и водрузила над ним красный флаг. Рабочие союзы превратились в органы рабоче-крестьянской власти. Все попытки правительства сломить сопротивление астурийских гор­няков кончились провалом. Армия метрополии была политически неблагона­дежна. Учитывая это, Лерус и Франко ре­шили подавить восстание при помощи марокканских войск. В Астурию был переброшен из Африки Иностран­ный легион и два табора (батальона) марокканцев; про­тив восставших были брошены также бронетанковые части, авиация, военно-морской флот — всего свыше 18 тыс. солдат и офицеров. Астурия была объявлена на осадном положении. Началась жестокая схватка. Гор­няки использовали все естественные рубежи, превратили каждый населенный пункт в мощный узел сопротивле­ния, вели уличные бои в городах и рабочих поселках. Правительственная авиация совершила более 400 бое­вых вылетов и сбросила на лишенные зенитной обороны населенные пункты свыше 2 тыс. бомб. 15 дней шли ожесточенные неравные бои. Но даже после взятия правительственными войсками Овьедо, Хихона и других городов борьба не прекрати­лась. Горняки ушли в горы и организовали широкое партизанское движение. Правительственные войска рас­положились в Астурии как в оккупированной стране. Овьедо и другие города были отданы на разграбление и насилие марокканцам. Изощренная расправа с рево­люционным народом Астурии превзошла даже ужасы времен Парижской коммуны. Марокканцы ставили за­хваченных ими без всякого разбора пленников к стене и разрубали надвое. Они насиловали женщин и малень­ких девочек . В астурийских боях было убито свыше 3 тыс. и ра­нено свыше 7 тыс. человек. Сотни рабочих расстреляны без суда, более 30 тыс. человек брошены в тюрьмы. Поражение астурийского восстания объяснялось прежде всего тем, что у возглавлявших его партий и организаций не было не только единой четкой про­граммы, но даже и единой точки зрения на цели восстания. Так, руководство социалистической партии и ВСТ рассматривало пролетарское выступление лишь как средство давления на буржуазию, как средство заста­вить ее отказаться от блока с центристскими и профа­шистскими элементами и вновь допустить к власти со­циалистов. Лидеры социалистической партии полагали, что при первом же известии о вооруженном выступле­нии рабочих правительство будет вынуждено уйти в отставку, и их цель, таким образом, будет достигнута. Более того, они были убеждены, что самого восстания даже не потребуется, что достаточно будет одной угрозы восстания. В результате уже в первые дни боев социалистическая партия не смогла вести за собой ра­бочих. Правда, рядовые социалисты и некоторые руко­водители на местах проявили мужество и решительно боролись до конца, но центральное руководство партии испугалось вызванной им бури и в самый разгар боев отстранилось от участия в них. Отрицательное влияние на исход октябрьских собы­тий в стране оказала позиция анархистов, которые фак­тически отказались от участия в развернувшейся борьбе, а кое-где, особенно в Каталонии, даже мешали ей. Коммунистическая партия с самого начала заняла правильную позицию. Она отрицательно относилась к игре в вооруженное восстание, понимала, что испанский рабочий класс еще не готов к подобному выступлению. Правильной была позиция компартии и после начала восстания. Хотя она и считала его преждевременным и неподготовленным, но, когда рабочий класс выступил, коммунисты не могли оставаться посторонними наблю­дателями. Они активно включились в борьбу, возгла­вили ее. Как указывал Хосе Диас, в создавшихся усло­виях важнейшей задачей было устранение недостатков подготовки движения и превращение его в широкое, массовое народное восстание. Неудивительно, что в Астурии, шедшей в авангарде рабочего движения Испании, движение сразу приняло ярко социальный характер и вылилось в форму организованной борьбы рабочего класса за власть. Однако в то время в Испании лозунг замены буржуазно-демокра­тической республики рабоче-крестьянской республикой представлял собой необоснованную попытку перепрыг­нуть через буржуазно-демократический этап революции. Уроки октябрьского вооруженного восстания помогли коммунистам выработать правильную политическую ли­нию. Пальмиро Тольятти писал в мае 1935 г., что «непо­средственные задачи, которые ставят перед собой рево­люционные трудящиеся массы Испании, не являются еще задачами социалистической революции, а заклю­чаются в искоренении феодальных пережитков в эконо­мической и политической структуре страны и особенно в разрешении земельного вопроса». Признавая ошибочность лозунга рабоче-крестьянской республики, нельзя не отметить, что в создавшейся тогда в Испании конкретной обстановке эта ошибка не сыграла заметной роли и уж, конечно, не явилась при­чиной поражения революционного выступления астурийского пролетариата. Главными причинами поражения астурийского пролетариата в октябре 1934 г. были: 1. Отсутствие единства пролетариата в масштабах всей страны. Это привело к тому, что Астурия была предоставлена сама себе. Не может быть сомнения в том, что одновременное выступление трудящихся всей страны имело бы иные перспективы.
2. Отсутствие тесных связей между рабочим классом и крестьянством. 3. Недостаточная идейная и техническая подготов­ленность пролетариата к восстанию. Несмотря на поражение, астурийское восстание имело огромное положительное значение для дальней­шего хода испанской революции. Оно убедительно про­демонстрировало ненависть народа к фашизму во всех его формах. Недаром и после своей победы реакция не осмелилась сразу стать на путь установления фашист­ского строя.
Потопив в крови астурийское восстание, реакцио­неры не только не добились ликвидации или хотя бы значительного отдаления ужасавшей их перспективы достижения рабочим классом единства, но, наоборот, Приблизили ее. Испанский пролетариат проиграл битву, но приобрел новые силы и несокрушимую веру в свои возможности; на примере Астурии он еще раз убедился в необходимости единства. Астурийские события нанесли еще один сокруши­тельный удар по сектантству, и необходимость бороться не только за единство пролетарских сил, но и за созда­ние широкого демократического антифашистского блока, способного преградить дорогу фашизму и реакции, стала еще более очевидной, чем раньше. Решительное и мужественное поведение коммунисти­ческой партии во время и после астурийских событий привело к дальнейшему росту ее влияния в массах. Коммунисты не пытались уйти от ответственности за восстание, как это сделали, например, социалисты, воз­главляемые Ларго Кабальеро. Коммунисты поступили иначе: «Мы, коммунисты, —говорил Хосе Диас, — заяв­ляем во весь голос, что выступление в Астурии —слав­ное революционное дело, что оно является следствием всей нашей предшествующей борьбы . Мы гордимся ре­волюционными действиями масс, в особенности героиче­ской борьбой астурийских горняков . Если этого недо­статочно, если еще имеются сомнения, я от имени ком­мунистической партии заявляю рабочим, крестьянам, всем трудящимся — пусть нас услышит и реакционная банда, — что на нас падает ответственность за октябрь­ское движение, что коммунистическая партия берет на себя всю ответственность за революционные бои в Астурии». Жестокая расправа с восставшими рабочими и ре­прессии, обрушившиеся на всех демократов после подав­ления астурийского восстания, продемонстрировали испанцам зверский облик фашизма. Астурийские собы­тия наряду с террором гитлеровцев в Германии уси­лили антифашистские тенденции среди испанского кре­стьянства и немонополистической буржуазии, способ­ствовали росту антифашистских настроений во всем мире. «Несмотря на свои недостатки, — говорится в «Исто­рии Коммунистической партии Испании», —октябрьское восстание 1934 года было первым общенациональным Ответом демократических сил на попытки фашистской реакции установить свое господство в Испании. И хотя в этой первой серьезной битве против фа­шизма . пролетариат потерпел неудачу, реакция не смогла полностью осуществить свои намерения. Потерпевший поражение народ был сильнее победи­телей». Испанские реакционеры и фашисты убедились в том, что они недооценивали силу народного сопротивления, что задача установления в Испании открыто фашист­ского строя по образцу гитлеровской Германии значи­тельно сложнее, чем им казалось. СЭДА не ожидала та­кого широкого размаха революционной борьбы, с каким ей пришлось столкнуться. Так, Хиль Роблес после по­давления октябрьского восстания заявил: «Нас обви­няют в том, что наше вступление в правительство вы­звало возбуждение рабочих масс, что оно толкнуло их на восстание; говорят, что во избежание гражданской войны лучше было бы отложить наше вступление в пра­вительство Леруса. Но те, кто обвиняет нас в этом, ни­чего не поняли ни в происшедших событиях, ни в создав­шемся положении. Если бы мы подождали еще не­сколько месяцев, то был бы создан единый фронт рабочих организаций, «рабочие союзы» укрепились бы повсюду, последовательно революционные партии завое­вали бы руководство в движении, революция вне вся­кого сомнения победила бы, и сейчас мы имели бы в Испании Советы». Кровавые репрессии против народа и привлечение марокканских солдат для расправы с испанскими трудя­щимися вызвали возмущение в широких слоях населе­ния. Не говоря уже о рабочих и. крестьянах, мелкая и средняя буржуазия воочию увидела звериный облик фа­шизма и отшатнулась от него. С протестом против кро­вавых репрессий выступила большая группа выдаю­щихся представителей передовой интеллигенции — писа­тель Хосе Бергамин, видный историк и лингвист Америко Кастро, талантливейший поэт Испании Федерико Гарсиа Лорка и другие. Требования прекратить казни и освободить заключенных в тюрьмы рабочих встречали сочув­ственное отношение миллионов испанцев. Антинародная политика правительства способствовала росту популяр­ности лозунга коммунистов о создании Народного антифашистского фронта. Поэтому уже вскоре после октябрьских событий социалистическим и левобуржуазным лидерам пришлось пойти навстречу этим призывам коммунистов. Народный фронт Октябрьское восстание вызвало замешательство в ла­гере реакции. Хиль Роблес счел необходимым отложить установление открытой диктатуры фашистского типа до более благоприятных времен. Напротив, традициона­листы и «Испанское обновление» требовали немедлен­ного фашистского переворота. Партию «Испанское об­новление» возглавил в это время Хосе Кальво Сотело, ярый монархист и клерикал, один из ближайших со­трудников Примо де Ривера, бежавший за границу после его падения и вернувшийся в Мадрид в 1934 г., когда правительство Леруса объявило амнистию фаши­стам и реакционерам. «Его ненависть к республике, пре­зрение к демократии, враждебность социальным рефор­мам и подобострастие к высокопоставленным персонам вызывали антипатию демократов, — писал о Кальво Сотело Бауэре. — Это был настоящий фашист. Когда речь шла о борьбе против «слишком революционных идей», он не отступал перед крайней жестокостью. По­добно Гитлеру в Германии и Муссолини в Италии, Со­тело был гордостью плутократии. Он был самым опас­ным и вместе с тем самым способным из врагов демократического режима». Сотело считал необходи­мым, опираясь на армию, разгромить республиканские партии, восстановить монархию и все привилегии зе­мельной олигархии. В это время в реакционном лагере появилась новая партия — «Испанская фаланга». Она была основана на немецкие деньги Хосе Антонио Примо де Ривера — сы­ном бывшего диктатора Испании. Излагая программу новой партии в первом номере своей газеты «Фашио», он откровенно писал: «Мы — фашисты, потому что наше движение имеет своим источником принципы Муссо­лини; мы нацисты, потому что национал-социалистская доктрина является нашей доктриной, нашим кредо». Ему удалось выпустить только один номер своей газеты: возмущенные открытой пропагандой разбойничьего фа­шизма, мадридские рабочие разгромили типографию, в которой печатался этот листок, и уничтожили большую часть тиража. «Испанская фаланга» была прототипом гитлеров­ской партии — агрессивной, демагогической, жестокой. Так же как и гитлеровцы, она выступала под крикли­выми броскими лозунгами, рассчитанными на пробуж­дение дурных инстинктов. Фаланга состояла из сынков испанских аристократов, «золотой молодежи» (сеньоритос), склонной к разбою и разгулу, некоторого количе­ства фашистских офицеров и наемных вооруженных отрядов, вербовавшихся из деклассированных элемен­тов— уголовных преступников, сутенеров и бандитов. Это была когорта наемных убийц, устраивавшая по­громные демонстрации у зданий демократических орга­низаций, совершавшая террористические акты против деятелей рабочего движения и стремившаяся создать атмосферу нервозности и беспокойства в стране.
Хосе Антонио Примо де Ривера проповедовал идею создания корпоративного государства, шумел о возрож­дении «боевой славы» Испании, призывал к убийствам революционеров и стремился создать обстановку анар­хии, которая оправдала бы необходимость военного мя­тежа. Он стоял за агрессивную внешнюю политику, дальнейшие захваты в Марокко, аннексию Португалии и усиление испанского влияния в Южной Америке. Церкви Примо де Ривера отводил второстепенную роль, возражая против ее участия в политике госу­дарства.
Период пребывания у власти реакционных партий (конец 1933 — конец 1935 гг.) вошел в историю Испании под названием «черного двухлетия». Правительство из­давало один реакционный декрет за другим, преследо­вало рабочие и демократические организации, усиливало налоговый пресс, снижало реальную заработную плату рабочих, восстановило церковные школы и закрыло ряд светских школ. Хиль Роблес, получивший портфель военного министра, назначил на руководящие должно­сти в армии генералов, известных своими монархиче­скими и фашистскими настроениями. «Испанское обнов­ление» и «Испанская фаланга» открыто призывали к окончательной ликвидации республики. Коммунистическая партия развернула широкую аги­тационную работу, активно боролась за амнистию, за единство рабочего класса и создание Народного фронта. В начале 1935 г. по инициативе КПИ произошло объеди­нение красных профсоюзов с ВСТ. На VII конгрессе Коминтерна в июле августе 1935 г. были, как из­вестно, приняты решения, призывавшие коммунистов всех капиталистических стран бороться за создание единого пролетарского и широкого Народного фронта, чтобы преградить дорогу фашизму. В докладах Г. М. Ди­митрова и В. Пика на конгрессе были отмечены ус­пехи, достигнутые на этом пути Испанской компартией. Решения VII конгресса Коминтерна были положены испанскими коммунистами в основу их деятельности. Несмотря на обрушивавшиеся на компартию репрессии, несмотря на то что ее центральный орган «Мундо обреро» с 5 октября 1934 г. по 2 января 1936 г. был запре­щен, несмотря на упорное и глухое противодействие лидеров социалистической и левобуржуазных партий, коммунисты объединяли вокруг себя все -более и более широкие массы трудящихся. Выступая 2 июня 1935 г. перед десятитысячной ауди­торией в мадридском кинотеатре «Монументаль», Хосе Диас констатировал, что опасность фашизма в Испании сейчас сильнее, чем когда бы то ни было, что фашисты уже овладели частью государственного аппарата, что «правительство голода, крови и смерти, правительство зверского варварства и террора» готовит новые удары по демократическим силам страны, что «Хиль Роблес находится в военном министерстве именно для того, чтобы подготовлять военный переворот, целью которого является установление террористической и кровавой фа­шистской диктатуры». Хосе Диас подчеркнул, что про­тив угрозы фашизма можно бороться только путем объ­единения всех рабочих и антифашистских сил, только путем создания широкого народного антифашистского фронта, и напомнил, что до сих пор многочисленные предложения о создании такого фронта, с которыми коммунисты обращались к социалистам, анархистам и левым республиканцам, оставались без ответа. В этом выступлении Хосе Диас сформулировал также предложения коммунистов по поводу программы. Народного фронта. Она должна была включать четыре основных пункта: 1) отчуждение без выкупа земель, принадлежащих крупным помещикам и церкви, .немед­ленная безвозмездная передача их бедному крестьян­ству и сельскохозяйственным рабочим; 2) освобождение народностей, угнетенных феодальной и финансовой кли­кой; предоставление права на самоопределение народ­ностям Каталонии, Басконии, Галисии; 3) общее улучше­ние условий жизни и труда рабочих (увеличение зар­платы, соблюдение коллективных договоров, признание классовых профсоюзов, полная свобода мнений, собра­ний, демонстраций и печати рабочих и т. д.); 4) освобождение всех заключенных революционеров; полная амнистия для всех политических заключенных. В заключение Хосе Диас сказал: «Товарищи социа­листы, анархисты, левые республиканцы, все те, кто ру­ководит рабочими и антифашистскими массами! Если вы не поймете значения переживаемого нами момента, если вы не будете стоять на уровне широких масс, требую­щих во весь голос установления единого пролетарского и народного антифашистского фронта борьбы против фашизма, вы совершите самое страшное преступление против рабочих и трудящихся, которых вы, по вашим словам, защищаете!» Требования коммунистов были поддержаны массами. Единый фронт коммунистов и социалистов стал созда­ваться на местах вопреки воле руководства социалисти­ческой партии. Игнорировать призывы коммунистов ста­ло невозможно, и через три месяца после выступления Хосе Диаса в кинотеатре «Монументаль» орган социа­листической партии «Кдаридад» опубликовал наконец сообщение о согласил исполкома партии обсудить вопрос о создании единого пролетарского фронта социалистов и коммунистов. Однако прошло еще немало времени, пока соглашение было окончательно достигнуто. Между тем авторитет правительства падал с каждым днем. В октябре 1935 г. был раскрыт ряд скандальных историй, в которых были замешаны видные деятели пра­вящих партий. Особенно сильное впечатление произвела на всю страну история с игорным домом, обнажившая подлинное лицо главы правительства Леруса и ряда ми­нистров-радикалов. В этих условиях Алькала Самора ничего не оставалось, как дать отставку правительству, распустить кортесы и назначить новые выборы. Чтобы спасти то, что еще можно было спасти, была создана новая «партия центра» во главе с Мануэлем Портела Вальядаресом. Президент республики призывал избира­телей голосовать именно за эту партию, которая под прикрытием центристских лозунгов должна была защи­щать интересы помещиков и буржуазии. Алькала Са­мора надеялся созданием новой партии помешать оформлению Народного фронта. Но было уже поздно: 16 января 1936 г. пакт Народного фронта был подписан. Буржуазные партии отказались включить в текст пакта статью, предусматривающую национализацию земли и ее безвозмездную передачу беднейшему крестьян­ству и батракам. Поэтому программа Народного фронта носила уре­занный характер. Она предусматривала обязательство провести широкую амнистию политическим заключен­ным, наказать виновников послеоктябрьских репрессий, полностью восстановить республиканскую конститу­цию и законодательство, осуществить аграрную ре­форму, провести общественные работы для сокращения безработицы, снизить налоги на трудящихся и повысить налоги на крупный капитал, открыть новые школы. Эта программа не была, разумеется, полной и развернутой программой буржуазно-демократической революции, но ее осуществление могло облегчить тяжелое положение масс, преградить дорогу фашизму и создать условия для дальнейшего развертывания революции. Пакт Народного фронта подписали следующие партии и организации: Республиканский союз, партия левых республиканцев, социалистическая партия, Социадиетический союз молодежи, Всеобщий союз трудящихся, синдикалистская партия, Коммунистический союз моло­дежи и коммунистическая партия.
Какие же силы объединял Народный фронт? Республиканский союз был партией средней промышленной буржуазии, разочаровавшейся в политике правительства. Она была заинтересована в вытеснении иностранного капитала, индустриализации страны, упорядочении бюд­жета; партию эту создал в 1933 г. Диего Мартинес Баррио, состоявший ранее в радикальной партии Леруса. Республиканский союз был непрочным союзником, но его антифашистские устремления следовало использо­вать.
Партия левых республиканцев, возглавляемая Ма­нуэлем Асанья, так же как и Каталонская левая («Эскерра») во главе с Луисом Компанисом, выражала интересы городской мелкой и средней буржуазии. Асанья тоже был крайне ненадежным союзником, боялся идти на открытый разрыв с реакционными партиями, занимал колеблющуюся и нерешительную позицию, был, по характеристике Бауэрса, «ярым противником комму­низма». Социалистическая партия, несмотря на падение ее авторитета, вела еще за собой значительное число ра­бочих. Под ее контролем находилось также мощное профобъединение ВСТ. Социалисты пользовались влия­нием у части крестьянства и некоторых групп служащих и интеллигенции. Хотя социалистическая и коммунистическая органи­зации молодежи подписали пакт Народного фронта раз­дельно, между ними в это время уже шли переговоры об объединении, которые завершились 1 апреля 1936 г. слиянием их в единую организацию — Объединенную социалисти-ческую молодежь (ОСМ). Объединение про­изошло на марксистско-ленинской платформе и явилось важным фактором консолидации пролетарских молодеж­ных сил. Синдикалистская партия представляла собой неболь­шую группу, отколовшуюся после астурийских событий от анархистского профобъединения — Национальной кон­федерации пруда. Ее создание было признаком кри­зиса, переживаемого анархистским движением. Про­грамма синдикалистской партии была эклектической и туманной. Но ее участие в Народном фронте создавало мостик к тем слоям рабочего класса и мелкой буржуа­зии, которые шли за анархистами. Коммунистическая партия, инициатор и организатор Народного фронта, в момент подписания пакта насчиты­вала уже около 30 тыс. членов. Это значит, что за 3,5 года, несмотря на господство реакции в стране, ее численность увеличилась почти в 40 раз. Правильное применение коммунистами политической линии Комин­терна, их поведение в период октябрьских боев, четкая и ясная позиция, занятая ими по всем важнейшим вопро­сам жизни страны, наконец, их неустанная, увенчав­шаяся успехом борьба за единство—все это привело к тому, что не только рабочий класс, но и весь народ стал прислушиваться к голосу коммунистов. Основой Народного фронта был испанский пролета­риат. Он видел в Народном фронте силу, способную ко­ренным образом улучшить положение рабочего класса, обуздать реакцию, принять решительные меры к сокра­щению безработицы, открыть возможности для углуб­ления и завершения буржуазно-демократической рево­люции. Крестьянство надеялось, что победа Народного фронта положит конец феодальным порядкам, защитит интересы арендаторов и мелких собственников, приведет к сокращению налогового бремени, откроет пути для радикального решения аграрной проблемы. Мелкая и средняя буржуазия рассчитывала на то, что после победы Народного фронта будут приняты меры для обуздания иностранного капитала и крупных испан­ских монополий, будут созданы возможности для разви­тия отечественной промышленности и разработки при­родных богатств. Наконец, широкие слои интеллигенции понимали, что только Народный фронт сможет обеспечить свободное развитие науки, литературы и искусства. Мощное движение Народного фронта оказало серьез­ное воздействие и на анархистов, которые до сих пор постоянно призывали своих сторонников бойкотировать всякие выборы. Теперь многие из них поняли, что в соз­давшейся обстановке бойкот выборов будет играть на руку реакции и фашизму. В Хихоне, например, на ми­тинге Народного фронта руководитель местной органи­зации анархистов говорил: «Товарищи из Народного фронта, будьте уверены, что анархисты Хихона (и то же мы посоветуем делать анархистам всей Астурии) будут голосовать за Народный фронт. Оставаясь анар­хистами, мы будем голосовать за Народный фронт, так как мы понимаем, что в случае нашего поражения в этой борьбе то, что произошло в Астурии в 1934 г., будет незначительным эпизодом по сравнению с преступле­ниями, которые реакция совершит по отношению ко всему пролетариату Испании». Итак, Народный фронт объединял все прогрессив­ные, демократические силы страны. Ему противостоял блок черных сил реакции и фашизма, который, хотя и представлял небольшую часть населения, был все же сильным и опасным противником. Обстановка в стране была крайне напряженной. Фа­шистские молодчики из «Испанской фаланги» пытались избивать тех, кто при встрече с ними не поднимал руку с фашистским салютом, бросали камни в здания, принад­лежащие левым партиям. Члены военной организации традиционалистов (рекете) терроризировали кресть­янство. Правительство, возглавляемое Портела, готови­лось к очередной фальсификации итогов выборов. Круп­ные финансовые магнаты, и в первую очередь Хуан Марч, о котором говорили, что «если республика не раз­громит Марча, то Марч наверняка разгромит респуб­лику» , не жалели средств для подкупа избирателей и обеспечения победы реакции. Деньги реакционерам шли и из-за границы: из Германии, Италии, Англии, Ватикана. Агенты СЭДА скупали избирательные удостовере­ния, платили за них по 50 и более песет и хвастали, что в одном Мадриде скупили 28 тыс. таких удостове­рений. Мадрид и другие города были завешаны избира­тельными плакатами СЭДА. Архиепископ толедский Гома от имени папы римского предложил всем католи­кам голосовать за СЭДА и грозил ослушникам су­ровыми небесными карами. Епископ Барселоны объ­явил голосование за Народный фронт величайшим гре­хом, а голосование за реакционеров — голосованием за Христа. Реакционная печать распространяла провокационные слухи о будто бы подготовляемых левыми партиями восстаниях. Хиль Роблес выдвинул лозунг — «Не менее 300 депутатов!» (число, необходимое для пересмотра конституции). Наемные бандиты были направлены на пункты голосования, чтобы добиться нужного фашистам результата. Активную помощь реакции оказывали Германия и Италия. Германское посольство в Мадриде преврати­лось в склад оружия. Хосе Антонио Примо де Ривера, ге­нералы Санхурхо и Франко, миллионер Хуан Марч были частыми гостями германского посла. В итальянском посольстве ставка делалась на лидеров партии «Испан­ское обновление» Кальво Сотело и Гойкоэчеа, а также на Хиля Роблеса. Там они получали деньги, указания, оружие. Правые партии не имели никакой положительной про­граммы, способной привлечь массы. Хиль Роблес ут­верждал, что главной причиной переживаемых Испанией бед является . распространение образования. Особенно жалко выглядел лидер радикальной партии Лерус. За все время избирательной кампании он выступил с един­ственной речью на предвыборном митинге в Барселоне, причем посвятил ее прославлению церкви, против кото­рой он всегда выступал. На этот раз он сообщил избира­телям, что «кона с изображением святой девы никогда не покидала изголовья его постели. Больше сказать ему было нечего.
А народ просыпался от кошмара черного двухлетия. Митинги Народного фронта проходили при колоссальном стечении публики. Бурными овациями встречали массы выступления коммунистов. Лозунги Народного фронта пестрели на стенах домов. Активно участвовали в из­бирательной кампании левых партий испанские жен­щины.
Компартия накануне выборов подчеркивала важность их исхода, разоблачала планы реакции, предупреждала о том, что Народный фронт — это не предвыборная ком­бинация, а прочный блок демократических партий и организаций, который должен быть сохранен и после выборов. «Или демократия одержит победу над фашиз­мом, или фашизм разгромит демократию, — говорил Хосе Диас ,на митинге в мадридском театре «Сарсуэла» 15 февраля. — Или революция победит контрреволюцию, или контрреволюция превратит Испанию в развалины, установит господство нищеты, голода и террора. Это то, чего мы хотим избежать, и поэтому я говорю вам: Народный фронт сейчас и Народный фронт после изби­рательной победы, чтобы последовательно развивать бур­жуазно-демократическую революцию и на этом первом этапе совершить то, что еще не сделано в нашей стране . уничтожить остатки феодализма, являющиеся матери- альной базой реакции». Руководители испанских ком­мунистов еще до выборов предупреждали против самоус­покоенности: « .было бы крупной ошибкой думать, пи­сал Хосе Диас в «Мундо обреро» 3 февраля 1936 г.,— что реакция ничего не предпримет после своего пораже­ния и не будет пытаться отнять у народа его завоевания. Уже сегодня она угрожает гражданской войной. Борьба не кончается 16 февраля .» Коммунисты знали настроения народа, верили в него и предвидели победу Народного фронта. Напротив, Асанья и социалисты, запуганные предвыборным тер-(рором правительства и фашистов, считали поражение Народного фронта неминуемым. Асанья в последний момент даже предлагал призвать население к бойкоту выборов. Однако вопреки его прогнозам народ одер­жал 16 февраля внушительную победу. Народный фронт добился серьезного успеха. При этом следует иметь ввиду, что количество депутатов от компартии да­леко не соответствовало ее действительному влиянию, так как для того чтобы облегчить победу Народного фронта, она в целом ряде округов не выставляла своих кандидатов. Зато провал реакционеров был полным. Ра­дикальная партия получила в 13 раз меньше мест, чем в прошлых кортесах. Ее вождь Лерус был забаллотиро­ван, так же как руководители других реакционных пар­тий—Каталонской лиги (Камбо), аграрной партии (Мартинес де Веласко) и Испанской фаланги (Примо де Ривера). Последней не удалось провести в кортесы ни одного депутата. Победа Народного фронта объяснялась, во-первых, недовольством масс реакционной политикой прави­тельств, создавшей невыносимые условия жизни для трудящихся; во-вторых, тем, что народ извлек уроки из астурлйского восстания; в-третьих, тем, что трудящиеся и мелкая буржуазия осознали угрозу фашизма и необходимость объединения сил для решительной борьбы против этой угрозы. Победа Народного фронта была встречена всена­родным ликованием. Авторитет компартии, которой ис­панские трудящиеся были обязаны этим серьезным успе­хом, рос с колоссальной быстротой. С 16 февраля по 15 апреля 1936 г., несмотря на тщательный индивидуаль­ный отбор, число членов компартии удвоилось и дошло до 60 тыс. человек. Примечания 1. «Испания 1918-1972» Исторический очерк, под ред. И.М. Майского, «Наука», М., 1975, стр. 173. Заключение 17 июля 1936 г. в стране вспыхнул военно-фашистский мятеж. В ответ рабочие вышли на улицы, вооружились и соорудили баррикады. Они вступили в бой с мятежниками. В течении 3 дней путч был подавлен на большей части территории Испании. После боев анархисты стали фактически хозяевами Барселоны. Улицы патрулировались вооруженными рабочими ополчениями. Созданные НКТ, ФАИ и «либертарной молодежью» органы восстания - «комитеты защиты» в городских кварталах превратились в революционные комитеты и объединились в «федерацию баррикад». Каждая баррикада была представлена в революционном комитете делегатом. Новые организации контролировали всю общественную жизнь города, организовали снабжение продовольствием и т.д., посылали делегатов в села, чтобы укрепить возникшие там революционные комитеты. Начал формироваться новый социальный организм. По инициативе комитетов рабочие заняли ломбарды и раздали нуждающимся одежду, матрасы, швейные машины . Было несколько случаев, когда рабочие и работницы захватывали банки и сжигали деньги - символ ненавистного старого мира угнетения. В этот момент анархистами была допущена первая роковая ошибка. Она состояла, конечно, не в том, что они не захватили власть, как их в этом обвиняют троцкисты, а в том, что они не свергли ее. Региональный комитет НКТ Каталонии долго обсуждал, что делать в создавшейся ситуации. Глава регионального правительства Л. Компанис позвонил секретарю Каталонской НКТ Мариано Васкесу и предложил переговоры. Вначале тот говорил с премьером в весьма иронических тонах. Член ФАИ Гарсия Оливер (в будущем сам министр и создатель «анархо-партии», но тогда еще левый) предложил немедленно провозгласить либертарный коммунизм. Но это предложение не было принято. Абад де Сантильян выступил за союз с другими антифашистскими силами. Промежуточная позиция сводилась к тому, чтобы, не входя в структуры власти, оказывать на них давление для осуществления социализации промышленности и сельского хозяйства, пока правительство, лишенное всякой власти, не падет само. 21 июля собрался пленум Каталонской НКТ. Дуррути и Гарсия Оливер предлагали «идти до конца», не боясь обвинений в «анархистской диктатуре». Но актив решил иначе. Не имея уверенности в успехе в других регионах, делегаты сочли, что «никакого либертарного коммунизма нет», то есть по сути, революции не происходит, необходимо укреплять антифашистское единство. Это была исходная ошибка, которая предопределила другие, последующие. События стали развиваться по собственной логике. Анархисты вошли в сформированный на коалиционных началах полуправительственный орган - Комитет антифашистских милиций. Через несколько месяцев за этим - несмотря на сопротивление радикальной части НКТ, ФАИ и Либертарной молодежи - последовало вступление НКТ в каталонское и общеиспанское правительство. Большинство «лидеров» НКТ пожертвовало немедленной социальной революцией ради - как очень скоро выяснилось - призрачного антифашистского единства. Трудящиеся-анархисты сами начали социальную революцию, доказав тем самым жизненность анархистских идей. И в своих действиях они - сознательно или нет - ориентировались на идеи либертарного коммунизма. Но нескоординированность и полная стихийность социальных преобразований очень скоро принесла огромные трудности и мешала их успеху. Пролетарии не собирались возвращать власть республиканским капиталистам, которые проявили полную неспособность бороться с фашизмом. Профсоюзы захватили большинство фабрик и заводов, прежде всего в индустриальном районе Каталонии. Многие предприятия были отняты у хозяев и перешли под управление анархистских и социалистических профсоюзных комитетов. По некоторым данным, так случилось с 70% предприятий Барселоны и 50% в Валенсии (Из 24 млн. жителей Испании в промышленности были заняты около четверти, в сельском хозяйстве - больше половины).
Но вскоре трудящиеся оказались перед новой проблемой. Анархистская терминология тех лет проводила различие между «коллективизацией» и «социализацией». Под первой понимался захват предприятия трудовым коллективом и переход его под управление профсоюзов. Под второй - обобществление в масштабах общества, с налаживанием новых экономических связей на нерыночной и не бюрократической основе. В теории первая считалась первым шагом ко второй. Беда была, однако, в том, что этот переход так и не состоялся, поскольку товарно-денежные отношения в целом не были ликвидированы, а деньги сохранялись у государства и капиталистов. По словам Гастона Леваля, автора прекрасной и подробной книги об испанской революции, «очень часто рабочие в Барселоне и Валенсии, завладев фабрикой, мастерской, машинами и сырьем, организовывали производство своими силами и продавали продукт своего труда ради личной выгоды, причем использовали для этого сохранение денежной системы и характерные для капитализма торговые отношения. Декрет 1936 г., который легализовал коллективизацию, не позволил им идти дальше, и тем самым, вехи с самого начала были расставлены неверно.
Прогресс в положении трудящихся был налицо. Зарплата была существенно повышена, разрыв между высокооплачиваемыми и низкооплачиваемыми сильно сократился. Люди смогли впервые работать без хозяев и боссов, сами организовать свой труд. В ряде мест и отраслей синдикализация перешагнула уровень отдельных предприятий и распространилась на целые отрасли, начавшие работать скоординировано как одно предприятие (так называемые «группы») (например, все отрасли в Алькое, снабжение газом, водой и электричеством в Каталонии, трамваи в Барселоне, местами - транспорт и здравоохранение). «Руководство» НКТ опубликовало список «неприкосновенных» предприятий иностранцев, опасаясь вмешательства британской эскадры, но рядовые активисты далеко не всегда соблюдали его. На предприятиях, которые по различным причинам не были конфискованы, вводился рабочий контроль. Вопрос о зарплате тоже пал жертвой военно-политических обстоятельств. Так в Валенсии после нескольких попыток отменить деньги и систему зарплаты возобладала т.н. «посемейная оплата». Впоследствии были предприняты попытки координации хозяйственной деятельности. Но они уже сочетали в себе как либертарные, так и государственнические тенденции. В октябре 1936 г. каталонское правительство издало декрет о коллективизации крупных и частично средних предприятий, чем фактически не просто узаконивал свершившийся факт, но даже ограничивал его масштабы. Самоуправляющиеся предприятия управлялись единообразно - руководящим комитетом из 5-6 человек, который избирался общим собранием на 2 года с переизбранием половины членов каждый год. Комитет назначал директора, которому передавал часть своих полномочий. К каждому комитету был прикреплен правительственный контролер. Комитеты были подконтрольны генсовету отрасли, который состоял из представителей комитетов, синдикатов и технического персонала. Этот совет должен был планировать труд и определять зарплату. Каждый работник получал твердый оклад. НКТ пыталась, в свою очередь, организовать кооперацию и общее планирование. С этой целью были созданы 8 генсоветов для различных отраслей, торговли и финансов. Для равномерного распределения ресурсов создавалась «выравнивающая касса». В декабре 1936 г. в Валенсии профсоюзы решили приступить к организации общего плана во избежание ненужной конкуренции. На коллективизированных предприятиях Каталонии экономические решения сохранялись за трудовым коллективом. В его руках оставалась и большая часть прибыли (после создания «промышленной и торговой кредитной кассы» - 50%). На частных предприятиях с рабочим контролем помимо владельца или директора действовал рабочий комитет, имелся и представитель правительства, обеспечивавший связь с генсоветом отрасли. Трудовой коллектив мог распоряжаться 30% прибылей. В целом, по оценке Вальтера Бернекера, «после 19 июля 1936 г. сложилась «координируемая» профсоюзами и «направляемая» государством экономическая система, которая во время всей войны работала динамично и до конца сохраняла двойственную структуру, в которой сосуществовали рядом капиталистическо-частноэкономические и коллективистски-социалистические производственные единицы». Таким образом, в городах властям сравнительно легко удалось взять стихийное народное движение под контроль. С августа 1936 г. под влиянием коммунистов начались национализации под предлогом военной необходимости и работы для фронта. Прежде всего это распространялось на коллективированные предприятия. Особенно широкие масштабы этот процесс принял после того, как правительство распорядилось в августе 1937 г. приостановить действие каталонского декрета о социализации в металлургической и горнодобывающей промышленности и милитаризации военной промышленности в августе 1938 г. Гораздо дальше зашла социальная революция в испанской деревне. Там сразу после 19 июля 1936 г. развернулся массовый процесс свержения местных властей. Все жители селения собирались на общее собрание на площади или в здании общинного совета и избирали революционный комитет. В Арагоне, а вскоре и в Леванте борьба против фашизма воспринималась как часть борьбы с капиталистическими порядками и неравенством. Крестьяне отбирали землю у помещиков, не дожидаясь правительственных декретов. Местные революционные комитеты и крестьянские профсоюзы собирали общие собрания. На них принимались решения о создании кооперативов, которые получили название «коллективы». При этом члены «коллективов» добровольно объединяли свою и захваченную у помещиков землю, а часто даже свои денежные средства. Каждая семья сохраняла небольшой огород исключительно для собственных нужд. Права тех, кто желал продолжать обрабатывать землю индивидуально, обычно соблюдались, если они обязывались делать это только собственными силами, без применения наемного труда. Торговля как таковая во многих местах вообще исчезла. Были организованы коллективные склады и магазины, которые часто помещались в бывших церквях. Наиболее далеко зашла революция в северном регионе Арагон, который считался «маяком революции». Именно здесь, на территории, где анархистские народные ополчения под командованием легендарного революционера Буэнавентуры Дуррути вели тяжелые бои с фашистскими войсками, были сделаны решающие шаги на пути к анархистскому коммунизму, хотя официально он так и не был провозглашен. Арагонские деревни - это не чисто сельскохозяйственные поселения, а скорее небольшие городки. Каменные дома, жители, которые занимаются не только обработкой земли, но и ремеслом, местной промышленностью и т.д. Эти предприятия, а также службы быта, учреждения культуры и образования тоже обобществлялись. В поселениях были сильны древние общинные традиции. Все это облегчало объединение людей в свободные территориальные и хозяйственные сообщества, как это и предусматривалось в анархо-коммунизме. Внутри «коллективов» не было какой-либо иерархии, все пользовались равными правами. Главным решающим органом всегда было регулярное общее собрание членов, которое собиралось раз в месяц. Для текущей координации коммунальной и хозяйственной жизни избирались комитеты, часто возникавшие на базе прежних революционных комитетов. Их члены - в основном, делегаты от отраслевых секций - не пользовались какими-либо привилегиями и не получали особого вознаграждения за свою работу. Все они, кроме технических секретарей и казначеев должны были продолжать обычную трудовую деятельность. Каждый взрослый член «коллектива» (кроме беременных женщин) работал. Труд был организован на основах самоуправления. Бригады, состоявшие из 5-10 человек решали все основные рабочие вопросы на ежевечерних собраниях. Избираемые на них делегаты выполняли также функции координации и обмена информации с другими бригадами. Во многих коллективах» применялся принцип перемены труда, работники перемещались из одной отрасли в другую по мере надобности. Промышленные предприятия были включены в хозяйственную систему общины, что способствовало воссоединению индустрии и сельского хозяйства. Коллективы объединялись в окружные федерации.
Важнейшей мерой стала ликвидация денег. При этом арагонцы руководствовались не какой-то финансовой теорией, а своими этическими и революционными чувствами. В первые недели во многих «коллективах» вообще отменили вознаграждение за труд и ввели неограниченное свободное потребление всех продуктов с общественных складов. Но в условиях войны и дефицитов это было нелегким делом, тем более, что вне «коллективов» сохранялось денежное обращение. В сентябре 1936 г. большинство общин перешло на так называемую «семейную оплату».
Первое время в деятельности отдельных общин проявлялось определенное местничество, сказывалось и стартовое неравенство «коллективов» - одни из них были зажиточнее, другие беднее. В феврале 1937 г. в местечке Каспе состоялся конгресс «коллективов» Арагона с участием нескольких сотен делегатов. Было принято историческое решение о создание Федерации. Участники договорились усилить агитацию в пользу «коллективизации», создать экспериментальные фермы и технические школы, организовать взаимопомощь между «коллективами» с предоставлением друг другу машин и рабочих рук. Были отменены границы между селениями и упразднены коммунальные рамки собственности. Объединившиеся «коллективы» решили координировать обмен с внешним миром, создав для этого общий фонд из продукции, предназначенной на обмен, а не для собственного потребления общин, а также начав составлять статистику производственных возможностей Наконец, предусматривалась полная отмена любых форм денежного обращения внутри «коллективов» и их Федерации и введение единой для всех потребительской книжки (по ее предъявлении предметы потребления выдавались бесплатно по норме). Последнее должно было помочь установить реальные потребности каждого из жителей региона, чтобы затем, ориентировав производства на конкретные нужды людей, перейти к анархо-коммунистической практике «планирования снизу». Наконец, было принято и решение политического характера. Центральное правительство все время пыталось взять под контроль непокорный Арагон. Оно настояло на включение в Совет обороны Арагона - орган, состоявший вначале целиком из анархистов - членов других партий. В январе 1937 г. оно распорядилось восстановить в регионе муниципальные советы. В ответ конгресс в Каспе решил, что они не должны вмешиваться в хозяйственную деятельность коллективов. Деятельность арагонских «коллективов» оказалась чрезвычайно успешной. Даже по официальным данным, урожай в регионе в 1937 г. возрос на 20%, в то время как во многих других районах страны он сократился. В Арагоне строились дороги, школы, больницы, фермы, учреждения культуры - во многих селениях впервые; осуществлялась механизация труда. Многие жители впервые получили доступ к медицинскому обслуживанию и свободному, антиавторитарному образованию (врачи и учителя становились полноправными членами «коллективов»). Многие коллективы не платили налоги властям. Они предпочитали добровольно помогать непосредственно фронту. И это тоже вызывало гнев правящих кругов. Путь Арагона к анархо-коммунизму был прерван испанской буржуазией в союзе со сталинистской «компартией», которая взяла класс собственников под свою защиту. Уже декрет правительства в декабре 1936 г. легализовал только небольшую часть захватов земли и распорядился вернуть остальное. В марте 1938 г. франкистские войска ворвались в обескровленный и обессиленный Арагон и довершили дело контрреволюции. Через год пришел конец и всей Испанской Республике. Испанская революция проиграла. Но она погибла с честью, в борьбе, пав под натиском превосходящих сил старого мира. Позорно не потерпеть поражение, а предать свои цели и идеалы, сменив с трудом завоеванную свободу на новое рабство, может быть, еще худшее, чем то, которое было низвергнуто. Список используемой литературы · Война и революция в Испании - М., 1968 · Капланов P.M., «У истоков национального движения народов Испании // Проблемы испанской истории» - М., 1987 · Красиков А.А., «Испания и мировая политика» - М., 1989 · Малай В.В., «Международные аспекты гражданской войны в Испании». -М., 1989 · Моташкова С., «Гражданская война в Испании» - М., 1981 · Новиков М.В., «СССР, Коминтерн и гражданская война в Испании» - Ярославль, 1995 · Репневский А.В., «Проблемы внутреннего развития Испании в период национально-революционной войны 1936-1939 гг.» - Л., 1978 · Тулаев П., «Консервативная революция в Испании» - М., 1994 · Прицкер А.П., «Подвиг Испанской республики 1936-1939г.» - М., 1962 · www.hrono.ru/metodika