Криминогенная личность

: ИСПРАВЛЯТЬ ИЛИ НАКАЗЫВАТЬ?

Личность человека, совершившего преступление, является объектом изучения многих наук. Очевидно, что, несмотря на несовпадение угла зрения той или иной науки на преступника, должен быть общий методологический подход к решению проблемы о сущности и понятии его личности. Формирование такого подхода включает в себя решение логически связанных между собой вопросов: что такое личность преступника, какие признаки составляют ее содержание, какова ее роль в совершении преступления, как воздействовать на нее, чтобы достичь целей уголовного наказания и предотвратить преступление

Личность человека – это совокупность социально-психологических свойств и качеств, в которых отражены связи и взаимодействие человека с социальной средой посредством практической деятельности.

1. Криминогенная личность

Важное место в современной стратегии предупреждения преступности принадлежит индивидуальному подходу. Личностный фактор, его значение и роль в ходе общественного развития признан социальными науками, хотя путь, который привел отечественную философию и социологию к этому выводу, был нелегким. Таким же он был и для юридической науки. Сегодня нет необходимости доказывать, что положительных результатов в сдерживании преступности можно достичь не только с помощью рациональной социальной политики, но и оказывая воздействие на личность правонарушителя. 'В условиях, в которых оказалось российское государство на пороге XX столетия, второй аспект может оказаться экономически менее 'затратным, и в то же время достаточно продуктивным. Нельзя скатать, что такая постановка вопроса является абсолютно новой. Об этом более 20 лет назад писал В. Н. Кудрявцев: “Основной задачей правовой науки является разработка проблемы личности правонарушителя и методик прогнозирования индивидуального поведения, чтобы найти оптимальные формы профилактики, сочетающие в себе меры государственного принуждения и воспитания”

Проблема личности преступника относится к числу тех суперпроблем, которые вечно будут искушать страждущие умы.

Если окружающая нас природа полна загадок, то самая сложная из них — сам человек как естественный результат ее эволюции. Но в то же время как личность он является продуктом общества и тем самым удваивает сложность познания. Эту особенность очень точно подметил А. И. Герцен: “Каждый человек опирается на страшное генеалогическое дерево, корни которого чуть ли не идут до Адамова рая: за нами, как за прибрежной волной, чувствуется напор целого океана— всемирной истории; мысль всех веков на сию минуту в нашем мозгу”.

Говоря о современном человеке с позиции гуманистических ценностей, нужно всегда помнить биологическую историю человека и социальную эволюцию человечества. Без этого трудно понять, почему в эпоху “общечеловеческих ценностей” происходят мировые войны, действует международный терроризм, существует преступность и люди убивают друг друга.

Понятие “криминогенная личность” сравнительно недавно вошло в научный оборот юридической науки. Ранее пользовались категорией “личность преступника”, которая относилась к человеку, совершившему преступление.

Личность преступника является объектом пристального изучения многих наук криминологического профиля, что в свою очередь предполагает наличие общего методологического подхода к решению данной проблемы. Формирование такого подхода включает в себя решение логически связанных между собой вопросов: что такое личность преступника; есть ли она вообще; какие признаки составляют ее содержание; какова ее роль в совершении преступления; как воздействовать на нее, чтобы предотвратить преступление.

Прежде всего, остановимся на исходном понятии. В криминологии применяют термины “личность преступника”, “криминальная личность”, “криминогенная личность”.

Распространенное определение личности преступника состоит в следующем: это совокупность свойств и качеств человека, которые при определенных ситуативных обстоятельствах или помимо них приводят к совершению преступления. В данном определении акцент делается именно на особенностях личностной характеристики преступника, которая определяет формирование криминальных мотивов и обусловливает выбор преступной цели и способа ее дости- жения. Нетрудно заметить, что в таком определении презюмируется совокупность свойств как некая данность, реализуемая в самом преступном действии.

Понятие криминальной личности в содержательном аспекте не отличается от вышеприведенного, так как в нем подчеркивается, что вероятность совершения преступления реализуется только в процессе взаимодействия свойств такой личности с определенными социальными условиями.

Оба понятия (личность преступника и криминальная личность) характеризуют одно и то же явление— субъекта, совершившего преступление. Они применимы к нему после совершения преступления и до окончания мер уголовно-правового характера. Но человек, совершивший преступление, существовал и до момента совершения преступления, и продолжает им оставаться после исполнения уголовного наказания. Поэтому третье понятие— “криминогенная личность” более всего отвечает потребности определения такого человека и наилучшим образом характеризует его в криминологическом аспекте. Это понятие применимо к человеку до совершения преступления, поскольку преступное деяние субъективно обусловлено, и действует после реализации уголовно-правовой ответственности, так как существует рецидив, опять же в значительной степени связанный с особенностями личностной характеристики преступника.

Итак, криминогенная личность характеризуется совокупностью свойств и качеств субъекта, указывающих на предрасположенность к совершению преступления и его повторению.

Если анализировать причины преступности отдельного человека, то среди них можно выделить две группы факторов: во-первых, это криминогенные факторы микросреды, во-вторых, это биопсихологические особенности человека, которые способствуют переводу этих факторов на язык правонарушающего поведения. Первые можно назвать факторами криминализации личности, вторые — предпосылками ее криминогенное. Таким образом, под кримина-яизацией личности мы понимаем процесс наделения человека социально-негативными свойствами, а под криминогенностью— сфор-шфованные этим процессом свойства, благодаря которым он действует вопреки уголовно-правовым запретам.

С точки зрения содержания криминогенность представляет собой комбинацию сформированных у человека социально-нравственных черт и его биопсихологических особенностей, причем комбинацию с критической массой, которая порождает новый эффект— способность действовать противоправным путем. Отсюда следует, что криминогенность есть свойство не врожденное, а приобретенное в процессе взаимодействия негативной микросреды с индивидуальными особенностями человека. Поэтому нужно признать, что криминогенность личности формируется до совершения преступления, конституируется в момент его совершения и может существовать после реализации уголовно-правовой ответственности, являясь предпосылкой повторения преступления.

Возникает следующий вопрос: с какого момента у человека появляется криминогенность и можно ли ее диагностировать? При кажущейся простоте ответа на первую часть вопроса — с момента совершения преступления (правонарушения) — нужно признать, что, во-первых, преступление может оказаться запоздалым сигналом криминогенное (например, в случае, когда преступник не изобличен), во-вторых, таким сигналом, который будет иметь значение только по отношению к рецидиву преступления, и, в-третьих, сигналом, который не проливает свет на саму комбинацию с “критической массой”.

В реальной жизни люди, совершившие преступления, даже тождественные по характеру и степени общественной опасности, существенно различаются между собой. Если рассмотреть их личностные характеристики, то может оказаться, что у одних негативная направленность находится в зародышевом состоянии, у других позитивная направленность активно формируется, у третьих ретроспективная ценность заключается лишь в окончании средней школы. Это означает, что у каждого из названных субъектов криминогенность личности пребывает на разных стадиях своего развития. Процесс возникновения и становления криминогенной личности можно условно назвать ее генезисом.

Представляется, что понятие генезиса криминогенной личности можно определить следующим образом: это основные пространственно-временные этапы криминализации субъекта, отражающие качественно самостоятельные его состояния, проявляющиеся в конкретных поступках и личностных особенностях. Иначе говоря, генезис криминогенной личности показывает путь возникновения и развития такого ее компонента, как негативная направленность личности.

Очевиден следующий вывод: судить о возможности совершения человеком преступления можно лишь с учетом особенностей генезиса его криминогенности, т. е. на основе оценки соотношения позитивной и негативной направленности личности. В этом смысле криминогенность личности есть качественное выражение такого соотношения. Если преступление совершается, то прогноз сбывается, и криминогенность подтверждается. Поэтому преступление является объективным, реальным показателем криминогенности личности. Означает ли это, что криминогенность как особое качество личности преступника возникает в момент совершения преступления и, воплотившись в нем, “исчезает” вместе с его окончанием? Ответ будет зависеть от того, как рассматривать криминогенность: как процесс ее становления или как факт ее проявления.

Если исходить из определения личности преступника, то нужно признать, что она сама и ее криминогенность производны от совершенного ею преступления, а значит криминогенность рождается и умирает вместе с преступлением.

Но криминогенность личности — это не только результат, но и процесс ее становления. Начало этого процесса может быть заложено задолго до совершения преступления и завершение его не всегда совпадает с окончанием преступления. Таким образом, личность преступника может быть представлена в совокупности стадий генезиса ее криминогенности.

Первая стадия формирования криминогенности личности связана с совершением правонарушений неуголовного характера. В социальной направленности такой личности негативный компонент не занимает ведущего места. В генезисе личности преступника эта первичная криминализация образует стадию предкриминальной личности. | С увеличением роли негативной направленности в поведении [субъекта, когда она становится ведущим компонентом социальной ^направленности личности, преступление оказывается закономерным Последствием. В этом случае можно сказать, что криминализация ^личности состоялась, преступление совершено, и человек находится |в стадии криминальной личности.

С привлечением лица к уголовной ответственности начинается стадия посткриминальной личности. В принципе, с этого момента должен начаться процесс декриминализации личности. Но здесь возможны два варианта. В первом, при наличии реальных успехов исправления преступника, в его личности происходят существенные перемены. Компонент позитивной направленности “реанимируется” и вытесняет полностью (или частично) негативную направленность. В результате выход из стадии посткриминальной личности завершается формированием устойчивой социальной направленности и личность преступника исчезает.

Второй вариант имеет место в том случае, если осужденный вновь совершает преступление (до вынесения обвинительного приговора, во время отбывания наказания или после его окончания.) Совершение нового преступления означает, что произошла “вторичная” криминализация личности (период ее, как правило, короче “первичной” криминализации), декриминализация фактически не состоялась и личность вновь оказалась в криминальной стадии.

Таким образом, в генезисе криминогенной личности можно выделить следующие основные стадии: 1) стадию предкриминальной личности; 2) стадию криминальной личности; 3) стадию посткриминальной личности. Временные рамки перечисленных стадий следующие. Предкриминальная личность существует до момента совершения преступления. Криминальная личность существует в момент совершения преступления. Посткриминальная личность существует с момента осуждения до момента исправления либо совершения нового преступления.

Генезис криминогенной личности имеет некоторые особенности в тех случаях, когда человек обладает физическими или психическими отклонениями. Криминологические исследования последнего столетия показали, что такие отклонения (аномалии) оказывают влияние на поведение человека, в том числе и преступное, облегчая, а иногда и стимулируя совершение преступления.

Пожалуй, не будет преувеличением утверждение, что вся исто-•рия криминологической теории личности свидетельствует о том, что у преступника имеются определенные отклонения (вспомним хотя бы Ч. Ломброзо, который утверждал, что у большинства преступников отмечаются физические аномалии).

Статистика и данные криминологических исследований показывают, что психические аномалии наиболее часто встречаются у несовершеннолетних преступников, лиц, совершающих тяжкие преступления против личности, и у рецидивистов.

Например, исследования несовершеннолетних преступников в последние годы показывают, что примерно 60 % имеют достаточно выраженные отклонения в нервно-психическом состоянии. Также отмечается интенсивный рост преступности среди несовершеннолетних с аномалиями психики, опережающий по темпам почти в 4 раза рост .преступности среди несовершеннолетних в целом. 4

Среди лиц, совершивших тяжкие насильственные преступления, чаще всего встречаются такие аномалии: психопатии и психопатические состояния — у 33 %; органические поражения центральной нервной системы— 19 %; ушибы головного мозга— 18 %; хронический алкоголизм — у 17 %. В целом среди убийц лица с психическими аномалиями составляют более 70 % 5 . Среди рецидивистов удельный вес психопатов, по данным некоторых исследований, составляет 75-90 %. 6

Рассматривая психоаномальный фактор в рамках генезиса личности преступника, нужно отметить, что он проявляется на всех его стадиях, но в различной степени. Психоаномалии существенно затрудняют усвоение социальных норм, регулирующих поведение. В результате такие лица в большей мере, чем иные, отчуждены от общества, от малых социальных групп. Их социальные связи таковы, что круг семейных, досуговых и деловых отношений резко сужен, неустойчив, а иногда и вовсе отсутствует. Это приводит к тому, что в реальной ситуации поведение таких лиц конфликтогенно. Возможность выбора пути и средств для реализации собственных целей в силу этих особенностей иногда существенно ограничена, что приводит к совершению преступлений, внешне никак не мотивированных.

Таким образом, место и роль психических аномалий в механизме генезиса личности преступника состоят в следующем. Психические аномалии воздействуют на поведение, в том числе преступное, не сами по себе, а через формирующее влияние на психологические особенности личности. Поэтому именно эти особенности, а не психические аномалии, следует признать криминогенными. Признание такого опосредованного влияния означает, что в первую очередь надлежащее воспитание, необходимые коррекционные социально-психологические мероприятия, а не медикоментозно-психиатрическое лечение, способны оказать профилактическое воздействие.

Вместе с тем очевидно, что по сравнению с нормальными людьми у психоаномальных субъектов сфера психологического, личностного сужена и, соответственно, у них активнее сфера нарушенной психики, поэтому и путь влияния психического фактора на поведение у них короче.

Определяя силу влияния психических аномалий, следует подчеркнуть, что они автоматически не приводят к совершению преступления. На индивидуальном уровне можно говорить лишь о возможности совершения преступления лицами с такими отклонениями, и только на статистическом уровне криминогенность этого фактора становится “неизбежной”. Специалисты утверждают, что на преступное поведение оказывает влияние не отдельный признак психического расстройства, а такое комплексное образование, как патопсихологический синдром, состоящий из психоаномального фактора и личностных свойств, сформированных с его участием.

Психоаномальный фактор проявляет себя с различной силой в зависимости от стадии генезиса криминогенной личности. Удельный вес психоаномалов варьирует в зависимости от типовой принадлежности такой личности.

Типология отражает в своем содержании то сущностное, без чего нет и не может быть криминогенной личности. Она раскрывает устойчивые связи между ее существенными признаками и показывает закономерности генезиса преступника как специфического социального типа. Более того, в отличие от классификации, типология фиксирует криминогенную личность в динамике, так как с помощью конкретных подтипов отражает то, что было свойственно преступнику на первоначальных стадиях его криминализации, что характеризует его как личность в момент совершения преступления, и, наконец, какой будет эта личность после реализации предупредительных и профилактических мер воздействия. В последнем случае речь идет о прогностическом аспекте типологии.

Отсюда следует, что процесс типологизации личности субъекта, совершившего преступление, включает несколько последовательных этапов: конкретизацию специфических криминологически значимых свойств и качеств; группировку их в самостоятельные классификационные группы; сочленение таковых в отдельные комбинации, образующие отдельные типы (подтипы.)

Среди ученых распространено мнение, что единственным основанием для построения типологии является общественная опасность как целостное, интегральное свойство личности преступника (Б.В. Волженкин, Н.С. Лейкина, С.К. Питерцев, В.Д. Филимонов и др.). Такая позиция требует определенных уточнений. Если речь идет о классификации преступников по степени и глубине их общественной опасности, то возражений такой подход не вызывает. Когда же говорят о типологии личности преступников, то в качестве типологического основания нельзя брать отдельные, даже самые существенные свойства, отличающие преступника от законопослушного человека. Общественная опасность, пишет Ю.М. Антонян, находит свое законченное выражение в виде и характере преступного деяния, которое обычно служит основным мерилом ее глубины и силы. Но преступление представляет собой одну из форм проявления криминогенной личности, в силу чего оно не может исчерпывающим образом характеризовать ее сущность. “Если бы форма проявления и сущность вещей непосредственно совпадали, — писал К. Маркс, — то всякая наука была бы излишня”. Поэтому решение вопроса о выборе мер воздействия для лица, совершившего преступление, закон и правоприменительная практика связывают не только с общественной опасностью преступного деяния, но и с общественной сущностью самой криминогенной личности, которая не всегда выражается в учиненном преступлении и никогда не выражается только в нем.

Интегративным показателем сущности криминогенной личности является социальная направленность, представляющая собой широкий диапазон реальных отношений, возникающих в основных сферах жизнедеятельности. Ее (социальную направленность) и необходимо брать в качестве типологического критерия при построении типологии криминогенной личности.

Такая типология будет состоять из следующих пяти типов.

1. Профессиональный тип (лица с подавляющей негативной социальной направленностью). Это самый опасный тип личности. Направленность личности деформирована и представлена в виде негативной направленности. Отличается правовым нигилизмом, низкой общей и моральной культурой, антиобщественной установкой. Для этого типа характерны внутренняя тяга к совершению повторных преступлений, активность в нахождении и создании собственными усилиями ситуаций, способствующих совершению преступлений. К этому типу относятся профессиональные преступники, особо опасные рецидивисты.

2. Привычный тип (лица с преимущественно негативной направленностью личности) характеризуется значительной деформацией в структуре социальной направленности, позитивный компонент слабо выражен, социально-психологические свойства личности неустойчивы и противоречивы. Отличается низким уровнем правосознания, отсутствием четких границ между моральным и аморальным, между “можно” и “нельзя”. От профессионального типа отличается тем, что для совершения преступления преимущественно использует различные жизненные ситуации; не активен в самостоятельном создании таких ситуаций. Сюда относятся лица, совершающие повторные преступления, в том числе рецидивисты.

3. Неустойчивый тип (лица с неустойчивой негативной направленностью). Для этого типа не характерно наличие стойких или значительных деформаций в структуре направленности личности. Компоненты негативной и позитивной направленности примерно равны, но тенденции у них противоречивы, и это может привести как к усилению, так и к ослаблению криминогенное. Между преступлением и личностью всегда имеется “повод”, личностная интерпретация которого либо ведет, либо не ведет к совершению преступления. До преступления возможны различные правонарушения.

4. Небрежный тип (лица с неустойчивой положительной направленностью). Социальная направленность данного типа в основном выражена позитивным компонентом, негативная направленность минимальная. Характеризуется легкомысленным отношением к социальным нормам, регулирующим поведение в обществе. Как правило, совершает нетяжкие преступления как умышленно, так и по неосторожности.

5. Случайный тип (лица с положительной социальной направленностью). Характеризуется позитивной социальной направленностью, без деформации со стороны негативного компонента. Устойчивый уровень правосознания. Преступление совершается исключительно в силу давления критической жизненной ситуации, в которой лицо не смогло добиться желаемого результата, не причиняя общественно опасных последствий. К ним относятся субъекты, совершающие преступления в результате превышения условий правомерности действии (например, убийство при превышении пределов необходимой обороны).

Типологию криминогенной личности можно рассматривать в трех значениях: как теоретический подход к решению проблемы криминогенной личности; как процесс ее типологизации; как методическую основу для осуществления профилактики преступлений на индивидуальном уровне (ресоциализации преступника).

2. Индивидуальное предупреждение преступлений

Индивидуальное предупреждение преступлений (ИПП) — одно из направлений реализации современной стратегии борьбы с преступностью.

Индивидуальный уровень (индивидуальная профилактика) включает в себя деятельность в отношении конкретных лиц, поведение которых вступает в конфликт с правовыми нормами.

При самом общем подходе индивидуальное предупреждение преступлений (ИПП) можно определить как применение общесоциальных и специально-криминологических мер в отношении отдельного человека с целью предотвратить совершение им преступления. При этом нужно отметить, что неправильно было бы считать, будто индивидуальный уровень имеет всегда постоянный и единственный объект — самого человека, его сознание. Конечно, воздействие на сознание воспитательных или правовых мер ответственности имеет существенное значение. Но в ряде случаев более действенными оказываются мероприятия по оздоровлению микросреды нарушителя или переключение его на позитивные сферы деятельности.

Кроме этого, уровни предупреждения преступлений различают по целям, которые стоят перед ними 10 . Различие в конечных целях не означает, что достижение их носит, так сказать, автономный характер, а результаты одних не влияют на другие. Уровни предупреждения преступлений образуют в совокупности систему, а не случайное сцепление самостоятельных и полностью автономных видов деятельности. Поэтому цели, стоящие перед ними, представляют как бы дерево целей, и в этом смысле можно говорить о том, что достижение одних является условием реализации других. Хотя, конечно, слепого автоматизма действия этой закономерности нет и быть не может, так как жизнь богаче и разнообразнее любых теоретических схем. Поэтому вполне реальна ситуация, при которой успехи индивидуально-профилактической работы с конкретными субъектами могут быть достигнуты на фоне застоя в сфере специально-криминологического предупреждения, и наоборот, при положительных результатах общесоциального и криминологического уровня возможен высокий процент рецидива правонарушений со стороны лиц, уже подвергавшихся индивидуально-предупредительному воздействию.

На общесоциальном уровне предупреждения преступности должна достигаться основная цель — минимизировать негативные последствия, обусловленные реализацией социально-экономической политики в целом.

На уровне специально-криминологического предупреждения достигается цель нейтрализации криминогенных последствий мероприятий в социальной, экономической, культурной, организационной и т. д. сферах, которые выступают объективными причинами и условиями совершения различных преступлений. Заметим, что деление причин преступности на объективные и субъективные носит в определенной мере условный характер. Эти понятия в первую очередь подчеркивают, что объективные причины связаны с преступностью как социально массовым явлением, тогда как субъективные причины — с конкретным преступлением и личностью человека, его совершившего.

Индивидуальное предупреждение преступлений направлено на достижение таких целей, как ликвидация субъективной основы преступного поведения, воплощенной в личностных свойствах самого человека, и нейтрализация криминогенной микросреды его жизнедеятельности. Весьма подробно проанализировал цели индивидуального предупреждения Г.С. Саркисов. Он выделяет генеральную, общие и конкретные цели ИПП. “Содержанием генеральной цели индивидуальной профилактики преступлений является коррекция поведения профилактируемого, обеспечивающая соответствие индивидуального образа жизни образу жизни той социальной общности, к которой он принадлежит”. Генеральная цель конкретизируется в общих целях, к которым автор относит ликвидацию криминогенного влияния ближайшего социального окружения, нейтрализацию конфликтных, проблемных и криминогенных ситуаций. Конкретные цели индивидуальной профилактики предопределяются содержанием и характером причин индивидуального противоправного поведения и спецификой субъектов профилактики 11 .

Если рассматривать индивидуальное предупреждение преступлений с позиции генезиса криминогенной личности, а такой подход нам представляется предпочтительным, то такая деятельность будет состоять из нескольких этапов (или видов): 1) ранее предупреждение; 2) непосредственное предупреждение; 3) пенитенциарное предупреждение; 4) постпенитенциарное предупреждение.

Раннее предупреждение преступлений нацелено на предкриминальную личность, находящуюся на начальном этапе своей криминализации. В этот период такие лица совершают различные правонарушения некриминального характера, которые в целом образуют своеобразный вид антиобщественной деятельности. Отражением ее на интраиндивидуальном уровне будет незначительная негативная направленность. Некоторые авторы называют этот вид допреступной профилактикой 12 .

Непосредственное предупреждение преступлений направлено на правонарушителей, находящихся в стадии криминальной личности. В их социальной направленности доминирует негативный компонент, “толкающий” к выбору преступного способа действия. На этой стадии, собственно говоря, происходит формирование криминальной мотивации, которая может реализоваться в подготовке, покушении или завершении преступного деяния. Поэтому непосредственное ИПП состоит, во-первых, в предотвращении замышляемых и подготавливаемых преступлений с целью их недопущения (например, склонение лица к отказу от преступного замысла или конфискация предметов, являющихся потенциальными орудиями преступления); во-вторых, в пресечении начавшихся преступлений с целью устранения возможности доведения их до конца; в-третьих, в привлечении лица к уголовной ответственности (так называемое судебно-следственное предупреждение.)

Пенитенциарное предупреждение преступлений на индивидуальном уровне осуществляется в отношении лиц, находящихся в стадии криминальной личности и реализуется в деятельности учреждений, исполняющих уголовное наказание.

Постпенитенциарное предупреждение преступлений на индивидуальном уровне касается лиц, находящихся в посткриминальной стадии. Этот вид ИПП заключается в ресоциализации личности с остаточными элементами негативной направленности.

Полагаем, что каждому из вышеназванных видов ИПП соответствует конечная цель. Так, раннее предупреждение преследует цель “остановить” процесс криминализации личности в начальной стадии посредством оказания корректирующего воздействия на саму личность и микросреду ее обитания. Непосредственное предупреждение состоит в том, чтобы не допустить совершение преступления путем нейтрализации или устранения криминогенных факторов ситуации его совершения. В случае его совершения — способствовать формированию чувства раскаяния, желания загладить причиненный вред и осознанию справедливости приговора. Пенитенциарное предупреждение направлено на изменение криминотипа личности в сторону минимизации ее негативной направленности и развития компонента позитивной направленности посредством исполнения мер правового принуждения (уголовное наказание и др.) Постпенитенциарное предупреждение преследует цель — создать необходимые условия для завершения процесса ресоциализации криминогенной личности после прекращения мер правовой ответственности (социальная адаптация и др.)

Вышеприведенный анализ позволяет сформулировать понятие ИПП. Под индивидуальной профилактикой преступлений следует понимать целостный процесс ресоциализации личности профилак-тируемого и устранения криминогенных факторов его социальной микросреды”. Достоинством этого определения является указание на объект профилактики (личность профилактируемого) как целостный процесс ее ресоциализации.

Кто может стать объектом ИПП и что является основанием применения индивидуально-предупредительных мер? Большая группа авторов полагает, что индивидуальная профилактика преступлений осуществляется в отношении лиц, которые: а) не совершают противоправных действий, но находятся в неблагоприятных условиях и под их влиянием могут совершить такие действия; б) ведут антиобщественный образ жизни, совершают мелкие правонарушения; в) характеризуются формированием мотива и цели на совершение преступлений, подготовкой конкретного преступления; г) начали осуществлять преступление, но не довели его до конца; д) совершили преступление и могут допустить рецидив; е) освобождены от уголовной ответственности или наказания на основании ст. 75-77, 79-82 УК РФ; ж) совершили малозначительные деяния, не являющиеся преступлениями 14 .

Из приведенного перечня видно, что в качестве объекта ИПП выступают лица как способные совершить преступление, так и уже совершившие их, которые находятся в местах исполнения уголовного наказания или отбывают его в условиях свободной среды.

Объектом ИПП является не любой человек, а лишь тот, поведение которого свидетельствует о его криминогенной личности. Чтобы сделать такой вывод, необходимы объективные факты, т. е. основание ИПП. При анализе основания для проведения работы по индивидуальному предупреждению преступлений акцент делается на двух моментах: во-первых, какова юридическая природа негативного поведения лица, за которое оно может стать объектом ИПП' (аморальный поступок, административное, дисциплинарное правонарушение или уголовное преступление), и, во-вторых, могут ли иные факты, кроме противоправного поведения, стать причиной для осуществления ИПП.

Одни авторы полагают, что основанием применения предупредительных мер является не конкретное антиобщественное действие, а совокупность обстоятельств, определяющих степень вероятности совершения лицом противоправных деяний, или реальная опасность совершения правонарушений, в том числе и преступлений. Очевидно, что такой подход открывает путь для чрезмерного субъективного усмотрения.

Другие авторы основанием для проведения индивидуальной профилактики считают антиобщественную установку личности, причины и условия совершения конкретных преступлений. Такое мнение также не бесспорно. Ведь об антиобщественной установке, субъективных причинах преступления можно говорить лишь постольку, поскольку совершено преступление, ибо последнее одновременно и объективное воплощение и реальное доказательство наличия установки и соответствующих причин. Речь в данном случае идет не о первичности причин и вторичности преступления, здесь нет проблем, а о первичной и вторичной реальности познаваемого. Первично преступление и вторичны антиобщественная установка и субъективные причины, ибо только действия человека являются в конечном счете единственным достоверным критерием, по которому можно судить “о реальных помыслах и чувствах” конкретных личностей. __

Правы те ученые, которые основание ИЛИ связывают с уже совершенным общественно опасным деянием, предусмотренным законом (И.И. Карпец, Н.Ф. Кузнецова, Г.М. Миньковский.) Так, И.И. Карпец справедливо подчеркивает, что основанием индивидуальной профилактики является совершение лицом конкретных антиобщественных действий 1б .

Нуждаются в конкретизации характер и степень опасности совершенных действий, ибо не все из них могут послужить основанием для постановки лица на профилактический учет (например, безбилетный проезд, неправильный переход улицы и т.п.)

При решении данного вопроса необходимо руководствоваться двумя моментами, а именно нахождением личности в стадии кри-минализации, а также формальной закрепленностью в нормативных актах основания ИЛИ. Таким образом, основание для реализации мер индивидуально-предупредительного воздействия имеет две составляющие: фактическое основание, т. е. совершение действий противоправного характера либо последствия от их совершения, и личностное основание, т. е. констатация у субъекта, допустившего фактическое основание, состояния криминогенной личности в любой стадии ее генезиса При этом фактическое основание — это вопрос факта, т. е должна быть достоверная информация. Личностное основание устанавливается путем диагностирования типовой характеристики криминогенной личности, т. е. посредством прогнозирования.

Фактическое основание ИПП должно содержаться в нормативных актах, в которых формулируется полный перечень видов правонарушений, совершение которых должно вести к применению мер ИПП. И вряд ли можно признать убедительными возражения против этого по типу “невозможно назвать все правонарушения, так как этот список может быть бесконечным” или “совершение правонарушения само по себе еще не свидетельствует, что этот человек вновь совершит правонарушение”. Коль скоро индивидуальное предупреждение преступлений включает наряду с мерами воспитания и меры правовой ответственности, законность их применения должна быть безупречной. Поэтому формулировка основания для ИПП должна быть корректной, не допускающей субъективного усмотрения в оценке правонарушения по типу “криминогенно — не криминогенно”. Мы полагаем, что в данном случае можно использовать формулу уголовного права в отношении основания уголовной ответственности. Как известно, основанием уголовной ответственности согласно ст. 8 УК РФ является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного в действующем уголовном законе.

Таким образом, основанием ИПП является совершение правонарушения, признаки которого предусмотрены в специальных нормативных актах, регламентирующих эту деятельность. С таким подходом согласны многие видные отечественные криминологи, которые полагают, что поскольку “...осуществление профилактики преступлений практически неизбежно связано с вторжением в жизнь граждан”, то необходимо принятие закона (например, о профилактике преступлений), “...который должен стать законом, всесторонне регулирующим общественные отношения в рассматриваемой сфере”.

Именно так и сделано в ведомственных нормативных актах МВД РФ, в которых предусмотрен подробный перечень лиц, подлежащих профилактическому воздействию: несовершеннолетние, поведение и образ жизни которых свидетельствуют о реальной возможности совершения ими преступлений; лица, совершающие правонарушения, ведущие паразитический и иной антиобщественный образ жизни; лица, осужденные за совершение преступлений к наказаниям, не связанным с лишением свободы; лица совершившие пре- ступления, но освобожденные от наказания или от уголовной ответственности; лица, отбывшие наказание в виде лишения свободы, у которых не снята в установленном законом порядке или не погашена судимость; лица, отбывающие наказания в виде лишения свободы.

Кроме того, каждая из приведенных групп имеет внутреннюю классификацию.

Аналогичные перечни должны быть и у других субъектов ИПП.

Вопросу о субъектах индивидуального предупреждения преступлений в юридической литературе оказано мало внимания, хотя вопрос о субъектах профилактической деятельности в целом рассматривался достаточно подробно 19 . При этом авторы, уделившие внимание данному вопросу, предпочитают широкий подход, часто носящий описательный характер. Так, к числу субъектов профилактики отнесены: правоохранительные органы (милиция, прокуратура, суд), некоторые органы государственного управления (органы просвещения, культуры, образования); общественные организации и коллективы трудящихся (добровольные народные дружины, товарищеские суды); отдельные граждане (нештатные сотрудники правоохранительных органов, общественные воспитатели) . Существует и такая точка зрения, что в качестве субъекта профилактики выступает государство в целом. В приведенных положениях верно, на наш взгляд, то, что все вышеперечисленные субъекты в той или иной степени оказывают профилактическое воздействие. Но такой критерий вряд ли правомерен, когда речь идет о конкретизации субъектов ИПП, поскольку он произвольно увеличивает их круг.

Практический интерес будет иметь классификация субъектов, построенная в отношении отдельных видов ИПП. Она будет включать следующие группы:

1. Субъектов раннего индивидуального предупреждения преступления, к которым относятся службы и подразделения ОВД (отделы предупреждения правонарушений несовершеннолетних, служба участковых инспекторов, служба профилактики); комиссии по делам несовершеннолетних; службы для несовершеннолетних, нуждающихся в социальной реабилитации, в структуре органов социальной защиты; специальные учебно-воспитательные учреждения открытого типа для несовершеннолетних, совершивших правонарушения; специальные коррекционные учебно-воспитательные учреждения для несовершеннолетних, имеющих отклонения в развитии и совершивших общественно опасные деяния, в структуре органов образования; центры временной изоляции для помещения несовершеннолетних, совершивших общественно опасные деяния, ранее называвшиеся приемниками-распределителями ОВД; центры социальной реабилитации для лиц, задержанных за бродяжничество и попрошайничество; секции опорных пунктов правопорядка; общественные воспитатели.

2. Субъектов непосредственного предупреждения преступлений, к которым относятся службы и подразделения ОВД (уголовный розыск, отделы по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, отделы по борьбе с экономическими преступлениями, паспортно-визовая служба, следственные подразделения, и др.); органы прокуратуры; суд.

3. Субъектов пенитенциарного предупреждения преступлении, к которым относятся учреждения по исполнению уголовных наказаний (исправительные колонии различного типа); инспекции исправительных работ ОВД; специальные учреждения по исполнению принудительных мер воспитательного характера, применяемых к несовершеннолетним.

4. Субъектов постпенитенциарного предупреждения преступления, к которым относятся подразделения ОВД (служба участковых инспекторов); центры социальной реабилитации; церковь; общественные организации.

В систему ИПП, помимо объектов и субъектов, входит комплекс мер предупреждения преступлений. В специальной юридической криминологической литературе проводится четкая грань между мерами индивидуальной профилактики и уголовными наказаниями. При этом обращается внимание на то, что индивидуально-профилактические меры не преследуют общепредупредительные цели, что они не содержат в себе элемента кары, что присуще уголовным наказаниям. В то же время указывается, что меры ИПП в узком смысле существуют параллельно с мерами правовой ответственности (административной, дисциплинарной) за совершение правонарушений, явившихся основанием для проведения профилактической работы. С таким мнением нельзя согласиться по следующим основаниям. Вначале о терминологии. Надо отметить, что работы, посвященные этому вопросу, изобилуют различными терминами: “меры правового принуждения”, “меры правовой ответственности”, “предупредительные меры”, “принудительные и воспитательные меры”, “насильственные меры профилактики”, “меры специального социального контроля” и т.д. Вряд ли такая терминологическая избыточность способствует уяснению сути вопроса. Полагаем, что для пользы дела достаточно двух основных терминов, уточняющих понятие мер индивидуального предупреждения преступлений: “меры правовой ответственности за правонарушение” (уголовные, административные, дисциплинарные); и “меры предупреждения преступлений” (меры профилактики), которые могут совпадать с первыми или применяться после таких мер.

В данном контексте привлекает к себе внимание вопрос о правовом принуждении в процессе индивидуального предупреждения преступлений. Рассматривая его как основной в проблематике ИПП, О.В. Филимонов пришел к выводу, что правовое принуждение выступает и как “метод индивидуальной профилактики преступлений” и как совокупность “мер правового принуждения, применяемых в процессе индивидуальной профилактики преступлений”. Поэтому признается возможным применение мер правового принуждения не за совершенное преступление, а “в связи с реальной возможностью его совершения” в дополнение к мерам государственного и общественного воздействия за совершение правонарушений, которые выступают “обязательным условием их применения”. Такой вывод не бесспорен.

Во-первых, отметим, что мер правового принуждения как таковых не существует. Есть меры правовой ответственности, которые реализуются добровольно или по принуждению. Термин “принуждение” относится не к самим мерам, а к органам, которые их применяют. Понятие “принуждение” нужно анализировать в логической паре с понятием “добровольность” и видеть в нем именно метод реализации мер предупреждения преступлений.

Суть принуждения состоит не в ущемлении, ограничении прав и интересов субъекта, лишении его определенных прав или установлении дополнительных обязанностей, как считают некоторые ученые . Названные последствия являются содержанием (элементом) самих мер правовой ответственности. Принуждение заключается в преломлении воли закона в будущем поведении правонарушителя вопреки его желанию. Достигается это, например, путем возложения обязанности уплатить штраф или явиться для регистрации в органы внутренних дел. Соответствующий государственный или общественный орган проводит в жизнь эту волю, используя соответствующие средства, в необходимых случаях принуждающие лицо к исполнению, например принудительное изъятие оружия у лица, злоупотребляющего спиртными напитками.

Во-вторых, с данной позицией нельзя согласиться потому, что объект профилактики становится дважды ответственным за совершенное правонарушение, причем сам вид ответственности, по крайней мере, в одном из случаев, не предусмотрен нормой права.

И, наконец, в-третьих, такой подход ведет к признанию “опасного состояния” личности профилактируемого и применению мер предупреждения за преступление, которое может быть совершено лицом только в будущем. Теория “опасного состояния” личности не находит поддержки в отечественной науке.

Таким образом, меры индивидуального предупреждения преступлений могут выступать как в форме мер правовой ответственности за совершенное правонарушение, так и наряду с ними, в качестве самостоятельных, для закрепления результатов исправления. Тогда они предусмотрены не в санкции за совершенное правонарушение, а в других нормативных актах. Например, административный надзор за ранее подсудимыми.

Перед вышеперечисленными мерами стоят две основных цели: исправление правонарушителя и предупреждение совершения им нового преступления. Объем этих мер определяется характером совершенного правонарушения и личностью правонарушителя, и не должен выходить за пределы, установленные соответствующим нормативным актом или санкцией за совершенное преступление.

Итак, меры ИПП сводятся к двум основным группам: 1) меры правовой ответственности за совершение правонарушения, и иные меры ИПП, применяемые вслед за первыми мерами для закрепления полученных результатов.

К мерам правовой ответственности относятся: а) меры воспитательного характера и б) меры взыскания дисциплинарного, административного, гражданского и уголовного характера.

К иным мерам ИПП, имеющим самостоятельное значение и применяемым после мер правовой ответственности в целях закрепления полученных результатов, являются меры социальной поддержки и адаптации (иногда их называют меры ресоциализации.) Суть их состоит в том, чтобы оказать поддержку при вхождении индивида в социально положительную среду, от которой он отвык или которая его принимает с недоверием.

Некоторые из этих мер прямо предусмотрены в российском законодательстве, например, оказание помощи освобожденным из мест лишения свободы в трудовом и бытовом устройстве. Другие, хотя и не носят обязывающего характера для субъектов социального управления, но используются ими для оказания помощи в адаптации к условиям свободной среды лиц, отбывших наказание в виде лишения свободы. К ним относится так называемый социальный патронаж, который включает совокупность социально-психологических приемов, пока еще не в полной мере доступных практике индивидуальной профилактики. Как отмечалось в юридической литературе, “социальную адаптацию освобожденных от отбытия наказания можно определить как социальный процесс, обеспечивающий восприятие индивидом социальных норм, правил поведения в обществе и усвоение им социально полезных ролей посредством взаимодействия между личностью судимого и окружающей средой”.

Какие же это меры? Практика показывает, что к ним относятся: помощь со стороны государственных и общественных органов в трудовом и бытовом устройстве; привлечение профилактируемого к формам повышения профессиональной квалификации, образовательно-культурного уровня; оказание психологической поддержки в процессе адаптации в трудовом коллективе, по месту жительства; наблюдение за образом жизни профилактируемого со стороны трудового коллектива, общественности по месту жительства и исполь- зование силы общественного мнения для коррекции негативных отклонений в образе жизни.

3. Исправлять или наказывать

Историческая фраза “казнить нельзя помиловать” в нашем контексте может быть переформулирована так “наказывать нельзя исправить”. Где же поставить запятую?

В предупреждении преступлений и иных правонарушений применение мер воздействия традиционно занимает центральное место. История этих мер показывает, что их виды и содержание не оставались неизменными. В значительной мере этому способствовали перемены в политических, правовых и нравственных установках, которые отражали отношение к личности как объекту применения мер воздействия. Поэтому вряд ли правомерно полагать, что тенденции гуманизации наказания не существует, есть лишь флуктуации суровости в довольно узких пределах. Напротив, интенсивность кар находится в прямой зависимости от уровня развития общества и степени антагонизма в психике и поведении людей. И можно представить время, когда кара наказания утратит интенсивность в такой мере, что потребуется вводить новую терминологию. В России уже был такой период, когда наказание именовалось мерами социальной защиты, хотя и преждевременно (ст. 20 УК РСФСР 1926 г.)

Среди мер предупреждения выделилась группа уголовно-правовых средств (наказаний), с применением которых практика и многие ученые продолжают связывать в целом успех в борьбе с преступностью. Нужно отметить, что это отчасти принесло несомненную пользу, так как вопросы применения наказания оказались наиболее разработанными в юридической науке. Однако все очевиднее становится факт ограниченной роли наказаний в предупреждении преступности и усиливается внимание к другим мерам воздействия, прежде всего профилактическим. Отличительной особенностью таких мер является способность оказывать воздействие на личность не только непосредственно, но и через изменение социальных условий, в которых она живет и формируется.

В мировой криминологии давно заявлено о кризисе наказания. Предлагается даже вообще отказаться от института наказания. По- лагаем, что такие призывы в современных условиях теоретически и, особенно, практически преждевременны.

Познание сущности преступности необходимо увязывать со всей историей человеческой цивилизации и тем, как мы понимаем ее будущее. Вряд ли приемлемо утверждать, что преступность как явление до сих пор непознано, что вообще нельзя понять того, чего не понимаешь. Это и вышеприведенное утверждение вытекают из чрезмерной социологизации сущности преступности. В ней (социологизации) мы видим корни абстрактных предложений отказаться от наказания как специфического средства противодействия преступности, место которого должны занять иные, “мягкие” средства социального контроля. Надо, наконец, понять, что преступник не есть несчастный ребенок больных родителей: социума и закона, а преступление — это одна из форм приспособления человека к социальным условиям, причем общественно опасная по своему характеру. Поэтому и преступность — не только социальное явление (свойство, параметр, функция общества), но и такое явление, в котором отражено все многообразие общественно опасных форм приспособления человека к социуму, проявляющееся через реальные показатели совершаемых преступлений и характеристики криминальной субкультуры.

Ближайшее будущее наказания нельзя определить вне контекста причин преступности. Нужно отметить, что высказываемая некоторыми учеными (Я. Гилинский и др.) мысль о том, что собственных причин преступность не имеет, сюрреалистична. По ее логике, причиной, при этом единственной, преступности называется сам закон, который собственно и творит преступность.

Преступность представляет собой социальное поведение, нарушающее условия существования общества. Право выражает эти условия в императивной (публичное) или диспозитивной (частное) форме, и представляет собой результат общественного согласия в оценке поведения, способствующего социальной сплоченности или порождающего социальную дезорганизацию. Таким образом, преступность и право производны от разных “причин”, и поэтому не могут находиться между собой в прямой зависимости. Если исходить из того, что источником права является общественная воля (мораль и т. п.), а преступности — индивидуальная воля, тогда нужно признать причиной преступности противоречие между общественной и индивидуальной волей.

Отказ от познания причин преступности означает не простое следование логике социологического постулата: преступность — явление нормальное и потому неизбежное. Он подводит к мысли, что обществом управляет стремление не к организации, а к хаосу. Эта мысль сегодня искушает многих. Но ведет ли она к свету?

Означают ли такие рассуждения, что причины преступности только социальны? Корни преступности растут из противоречия между индивидуальностью сознания и общественностью бытия человека. Если бы человек смог стать до конца существом общественным, преступность как явление исчезла. Но путь врастания человека в общественную жизнь значительно короче, чем его животная жизнь, и он его до конца не прошел. В животном состоянии человек убивал, насиловал, грабил, но это поведение соответствовало естественным правилам выживания. С “приходом” человека в общество он такое поведение объявил преступлением, ибо оно противоречило общественному порядку (хотя и оставил такое поведение как законный способ решения вопросов публичной власти: применение силы во время войны, смертная казнь, конфискация). Поэтому нелогично выводить причины преступности только из социальных противоречий. Нужно помнить, что человек, будучи стороной общественных отношений, несет в себе природный элемент таких противоречий, которые в силу этого биосоциальны, как и сама преступность.

Личность правонарушителя должна выступать тем критерием, на основе которого определяется перспектива применения мер предупреждения. Можно утверждать, что криминогенная личность определяет цели индивидуального предупреждения преступлений, которым должны корреспондировать соответствующие средства воздействия. Анализируя соотношение целей и мер ИПП (в том числе уголовного наказания) необходимо иметь в виду по крайней мере два момента. Во-первых, о единстве целей (наказания) можно говорить лишь применительно к наказанию вообще, к правовому институту как к таковому. В процессе его реализации это единство может нарушаться. Одни цели выходят на передний план, другие остаются второстепенными или вовсе не ставятся (исходя из особенностей личности.) Во-вторых, цели должны быть относительно независимыми и рядоположенными. Это означает, что они могут достигаться отдельно друг от друга, одна цель не является средством достижения другой, и в принципе для каждой цели характерны специфические средства ее достижения, эффективность действия которых можно оценить, проверить. Диалектика целей и средств заключается не только в том, что одна цель может быть средством достижения другой цели, но и в том, что цель (реальная) без средств не существует.

Как было показано выше, криминогенная личность, будучи объектом применения мер ИПП, не представляет собой однородный объект, так как находится в каждый данный момент на разных стадиях своего генезиса. На каждой из этих стадий личность должна стать объектом применения различных мер воздействия: на раннем этапе криминализации — правовых и других мер профилактики; на стадии криминальной личности — мер уголовно-правового воздействия; на стадии посткриминальной личности— социально-правовых мер ресоциализации.

В связи с этим необходимы теоретические правила, позволяющие обоснованно применять различные меры воздействия с учетом особенностей криминогенной личности на каждой стадии ее генезиса. Речь идет о принципах применения мер воздействия.

При формулировании таких принципов нужно учитывать, что сами меры ИПП весьма разнообразны по своему содержанию, по характеру присущих им средств достижения целей исправления личности и предупреждения совершения новых преступлений. Это обстоятельство также должно отразиться на порядке применения мер воздействия.

Вопрос о принципах в сфере действия права продолжает оставаться дискуссионным. Наиболее полно он разработан в теории уголовного права, хотя здесь до единого подхода к их определению пока далеко. Оценивая уровень разработки этой проблемы, М.И. Ковалев писал: “Стадию, на которой находится работа, можно охарактеризовать как "стадию одиночных и неорганизованных поисков", когда каждый исследователь блуждает в хаотическом нагромождении материала, "выуживает" отдельные правовые понятия, определения, специфические черты и на свой страх и риск "награждает" их титулами принципов уголовного права. Несомненно, при такой системе трудно ожидать какой-либо "научной организации труда". Конечно, все исследователи знают, что принцип — это руководящее начало, фундамент права, но каждый из них поразному оценивает, что считать этим началом”. Абстрактность при отборе принципов, в некоторой степени оправданная на общетеоретическом уровне, выступает как недостаток в тех случаях, когда принципы выступают “управленческим началом” в практической деятельности. Полагаем, что преодолеть отмеченный недостаток можно, если сформулировать эти принципы с учетом криминогенной личности как системы сущностных черт, отраженных в ее структуре. Поэтому попытаемся выделить среди принципов права такие, которые поддаются интерпретации под углом зрения подструктур криминогенной личности.

Первым из таких принципов можно назвать принцип справедливости. Понятие справедливости достаточно емкое, в связи с чем требуется специальное уточнение в контексте той задачи, которую мы решаем. Понимание справедливости в общем плане включает равенство людей по отношению к определенным социальным ценностям, социальным фактам и их последствиям. Будучи закрепленным в праве, справедливость как принцип устанавливает баланс интересов, принадлежащих обществу и конкретному лицу. Иначе говоря, индивидуальный интерес не может быть выше общественного, а последний есть некая среднерезультирующая совокупность интересов отдельных субъектов.

Из сказанного вытекает, что принцип справедливости устанавливает связь между правом, с одной стороны, и личностью людей и их поступками— с другой. Эта связь прежде всего выражается в равенстве граждан перед законом: за одинаково содеянное должна наступить и равная мера ответственности, воплощенная в конкретной правовой форме. В этом состоит так называемый уравнительный аспект справедливости. Но вслед за этим наступает неравенство в распределении “по содеянному”, т.е. в пределах определенной формы ответственности нужно установить меру воздействия по “противоправным заслугам”. Такое содержание справедливости вполне соответствует положениям ст. 6 УК РФ, в которой говорится: “Наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, должны быть справедливыми, то есть соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного”.

Таким образом, принцип справедливости при применении мер ИПП мы понимаем в двух аспектах. С одной стороны, это требование о равной оценке деяния и личности граждан, совершивших одинаковые правонарушения. Оно выражается в необходимости использовать для этих случаев одну форму правовой ответственности, например уголовную ответственность. С другой стороны, принцип справедливости требует соразмерности между избираемой мерой воздействия и характером и степенью общественной опасности деяния. Поэтому согласно принципу справедливости вначале выбирается вид ответственности (уголовная, административная и т. д.) и затем, в рамках этого вида ответственности, предел меры воздействия (лишение свободы, исправительные работы и т. д.) Личностный аспект при реализации этого принципа учитывается в той мере, в какой общественная опасность преступника воплотилась в общественной опасности совершенного им деяния.

Кроме общественной опасности (негативной направленности) криминогенная личность характеризуется позитивной направленностью и ретроспективной ценностью. Можно представить реальную ситуацию, когда два человека совершили одинаковые по степени опасности правонарушения, но существенно различаются по своей позитивной направленности и ретроспективной ценности. Безусловно, они оба должны понести равную ответственность за содеянное, но вместе с тем в пределах одного вида ответственности было бы неправильно применить к ним одинаковую меру воздействия, ибо в таком случае меры ИПП, например уголовное наказание, рассматривались бы только под углом зрения совершенного деяния, но не всех тех требований, которые предусмотрены законом. Так, ст. 60 УК РФ при назначении наказания требует учитывать характер и опасность преступления и личность виновного, в том числе обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание, а также влияние назначенного наказания на исправление осужденного и на условия жизни его семьи. Таким образом, в действующем уголовном законе наряду с принципом справедливости заложены иные принципы, содержание которых требуется уточнить. Прежде всего, нужно руководствоваться принципом целесообразности, имея в виду учет особенностей личности преступника. Обстоятельства, ее характеризующие, весьма разнообразны, но смысл их сводится к тому, что для одних совершение правонарушения явилось случайным, досадным эпизодом, тогда как для других такое же деяние стало закономерным завершением предшествующей антиобщественной деятельности. Если для одних лиц сам факт осуждения является достаточным средством, чтобы удержаться в будущем от совершения новых правонарушений, то применительно к другим такую же цель можно достичь лишь с помощью уголовного наказания.

Таким образом, речь идет о том, что личностный фактор обусловливает разные цели наказания и иных мер воздействия, определить которые с помощью принципа справедливости нельзя. Для этого нужно использовать принцип целесообразности, который заключается в установлении соответствия между мерой ИПП и типичными особенностями личности преступника. Эти особенности в каждом конкретном случае позволяют конкретизировать цели воздействия в отношении данной личности (например, исправление или только специальное предупреждение.) При реализаций этого принципа личность рассматривается со стороны не только ее общественной опасности, но и позитивной направленности. Принцип целесообразности назначения наказания восходит к взглядам на наказание и его цели с позиции социологической школы уголовного права, В частности, Ф. Лист рассматривал угрозу наказанием в законе как показатель значимости охраняемых общественных отношений для лиц, не склонных к совершению преступления, и как показатель возможных неблагоприятных последствий для лиц, склонных к совершению преступления. Исполнение наказания, по его мнению, выполняет три функции: устрашает склонных, поддерживает и укрепляет не склонных, удовлетворяет пострадавших и действует на самого преступника, исправляя его юридически, устрашая и обезвреживая. Он подчеркивал, что наказание должно определяться сообразно особенностям преступника, поскольку “соответственно с тем, какая из целей наказания имеется в виду в данном случае, выполнение наказания принимает различные формы” 30 . Принцип целесообразности наказания был закреплен уже в ст. 10 Руководящих начал (1919 г.): “Наказание должно быть целесообразным и в то же время совершенно лишено признаков мучительства и не должно причинять преступнику бесполезных и лишних страданий”. Эта формулировка Руководящих начал была воспринята затем УК РСФСР 1922г. (ст. 26), Основными началами 1924г. (ст. 4), УК РСФСР 1926 г. (ст. 9 УК.)

В уголовной политике четко прослеживается линия, согласно которой достижение целей наказания не должно обеспечиваться любой ценой, так сказать, согласно правилу, “что хорошо для борьбы с преступностью, хорошо и для государства в целом”. Такая политика основана на известном положении о вынужденном, временном характере мер принуждения в современном обществе. В юридической литературе, особенно по уголовному праву, неоднократно подчеркивалось, что социальные последствия применения мер воздействия, в особенности наказаний, разнообразны. Например, лишение свободы ведет наряду с положительными моментами к определенным негативным последствиям (разрушению семейных связей, безнадзорности детей, нарушению региональных пропорций в трудовых ресурсах, дисквалификации осужденных, труд которых зачастую малоквалифицированный и т. п.) 31 . Поэтому система уголовной юстиции, да и в целом система предупреждения преступлений, должна отчитываться перед обществом не только за результаты, достигнутые ею в борьбе с преступностью, но и стремиться свести к минимуму негативные последствия своего институционального функционирования. Точно так же и в отношении конкретной личности нужно предвидеть негативные последствия применения мер ИПП и стремиться использовать такие из них, которые при прочих равных условиях ведут к минимальным издержкам. По существу речь идет о принципе эффективности, под которым мы понимаем применение такой меры ИПП, которая при прочих равных условиях вызывает минимальные побочные негативные последствия. Реализация этого принципа проявляется прежде всего при учете позитивной социальной направленности и ретроспективной ценности криминогенной личности.

Стремясь свести к минимуму негативные последствия применения мер ИПП, нужно исходить из экономии мер принуждения, которая выражается в том, что при равных условиях следует применять меру с наименьшим карательным содержанием. Например, при сравнении таких мер, как исправительные работы и штраф, оказывается, что при примерном сходстве их исправительно-воспитательного потенциала они различаются объемом карательных элементов, которых в исправительных работах, безусловно, больше. С учетом сказанного можно сделать вывод, что в соответствии с принципом эффективности нужно применять те меры ИПП, которыми достигается наибольший позитивный результат с минимальными социальными потерями и карательными элементами в их содержании.

Важное значение личностного аспекта в применении мер ИПП подчеркивается наличием принципа гуманизма. Назначение этого принципа состоит в том, что в субъекте, представшем перед судом, государство видит не только преступника, но и гражданина, имеющего право на соответствующее отношение. Еще А. Ф. Кони писал, что принцип гуманизма предписывает судебному деятелю “никогда не забывать, что объектом действия этого деятеля является прежде всего человек, имеющий никем неотъемлемые права на уважение к своему человеческому достоинству” 32 . Такое понимание гуманизма нашло закрепление в ст. 7 УК РФ, в которой говорится: “ Наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, не могут иметь своей целью причинение физических страданий или унижение человеческого достоинства”.

Таким образом, гуманизм при использовании мер ИПП проявляется в том, что никогда не утрачивается вера в возможность исправления преступника. Но это лишь одна сторона гуманизма. Другой его стороной является поддержка требований общественного сознания в воздаянии за вред, причиненный морально-нравственным ценностям общества. Поэтому принцип гуманизма не сводится только к требованию обязательного смягчения меры воздействия и в необходимых случаях предполагает использование строгих мер в отношении лиц, совершивших тяжкие преступления. Реализация принципа гуманизма связана в основном с учетом ретроспективной ценности личности.

Таким образом, дилемма “исправлять или наказывать”, по нашему мнению, требует преобразования в суждение, исключающее выбор из двух возможностей. Оно может быть сформулировано так: “исправлять наказанием, наказывая исправлять”.

В заключение обратимся к опыту зарубежных стран, который показывает, что в этих странах имеется целый спектр мер борьбы с преступностью, различных по степени карательности, профилактической эффективности и требуемым для их реализации материальным затратам. В уголовном законодательстве стран Западной Европы практикуется применение так называемых общественных санкций, которые рассматриваются как альтернативные наказания. К ним относятся: промежуточные меры воздействия; программы исправительного воздействия не по месту жительства граждан; курсы социального перевоспитания; курсы правил дорожного движения для правонарушителей, управлявших автотранспортными средствами в нетрезвом состоянии (Португалия, Франция, Нидерланды, Англия, Шотландия, Германия, Дания и некоторые другие). Популярность этих санкций и вера в их жизнеспособность подтверждается таким фактом, как принятые ООН и Советом Европы Стандартные минимальные правила по применению общественных санкций и мер, не связанных с тюремным заключением. В США в этом направлении используются специальные программы. Например, в рамках Программы Эндрюса и Кисслинга по надзору за условно осужденными взрослыми правонарушителями реализуются: а) использование авторитета; б) формирование и закрепление антикриминальных установок; в) решение проблем; г) использование ресурсов общины и качество межличностных отношений. Другой проект “CREST” Роберта Э. Ли во Флориде рассчитан на закоренелых условно осужденных подростков. В нем предусмотрены: а) психологические и обучающие программы на индивидуальной основе; б) терапия, основанная на применении таких вариантов, как воздействие реальностью, рационально-эмоциональные контакты, учет особенностей личности, некоторые приемы коррекции поведения.

Большое внимание при этом уделяется оценке качества осуществления исправительного воздействия на условно осужденных и условно-досрочно освобожденных, подвергнутых таким программам. С этой целью в качестве критерия используют “Реестр оценки программы исправительных мероприятий”.

Практика этих стран показывает, что меры предупреждения преступлений рассматриваются в качестве достаточно эффективного инструмента, содействующего предотвращению как первичных преступлений (профилактика), так и рецидива. Следуя сложившийся традиции гуманизации процесса воздействия на лиц, совершивших противоправные действия, законодатели и правоохранительные органы стран Западной Европы, США и некоторых других способствуют внедрению различных программ, совмещающих в себе социальную помощь, психологическую поддержку и коррекцию и меры медикоментозного характера. Эти программы нацелены на различные категории правонарушителей, поэтому различаются между собой неодинаковой пропорцией вышеперечисленных мер. То есть имеются специальные программы для наркоманов, алкоголиков, несовершеннолетних преступников, лиц, допускающих насилие против членов семьи и др.

Создать такую систему предупреждения преступности, которая избавила бы общество от этого социально негативного явления, вряд ли удастся в обозримом будущем. Однако синтез различных идей в сфере противодействия преступности является тем перспективным направлением, которое позволит последовательно повышать эффективность антикриминальной деятельности.

Задача российской криминологической и уголовно-правовой науки заключается в разработке предложений, адресованных законодателю, показывающих современные стратегии воздействия на преступность, стратегий, обеспечивающих максимально возможную результативность в противодействии социальному злу при экономном расходовании ресурсов общества, необходимых для их реализации. Одним из направлений в решении этой задачи являются изучение и анализ зарубежного опыта. Он аккумулирует в себе результаты обширной теоретической, правотворческой и практической деятельности в области противостояния общества и преступности. Изучение практикуемых у различных народов методов воздействия на преступность, отыскание в практике их применения позитивных и негативных моментов позволяет выявить общие закономерности и рациональный подход в таком противодействии. Конечно, при этом нужно учитывать национальные особенности для успешной адаптации такого опыта в условиях нашей страны.

Анализ зарубежных источников показывает, что в большинстве стран наказание преступников включает в себя следующие виды: смертную казнь, тюремное заключение, штраф, домашний арест, условное осуждение ( при интенсивном наблюдении, при взятии подписки о невыезде, под дополнительные условия), выполнение общественных работ, прерывистое тюремное заключение, конфискация, реституция и компенсация, оплата судебных издержек, электронное наблюдение.

При этом некоторые из наказаний столь причудливо переплетаются с мерами, как мы бы сказали, профилактического, общественного характера, что порой трудно определить, где кончается наказание и начинается профилактика. Во многих странах возникли общественные движения связи с заключенными и оказания им помощи в период после освобождения из тюрьмы. Процент судебных приговоров, связанных с лишением свободы, в большинстве стран мира неуклонно снижается. В ряде стран практикуется неполное заключение, прерывистое тюремное заключение и “расщепленное наказание”. Известный норвежский ученый Иоганнес Анденес, приверженец традиций неоклассической школы уголовного права, тем не менее ставит вопрос о необходимости разработки новых мер общественного реагирования на преступность: “Специалистам в области наказаний в будущем следует предусмотреть формы этой реакции, отличные от классических санкций, но способные обеспечить поддержание общественного порядка, без которого жизнь в обществе становится невозможной. Эти формы могут носить характер частных предупреждений, предварительных санкций, а также могут осуществляться в виде помощи, создания благоприятных условий, советов, которые необходимо выполнить, чтобы пользоваться определенными преимуществами и поддержкой. Такое вмешательство не будет автоматически носить характер порицания или нравственного осуждения, которые неразрывно связаны с классическими наказаниями или мерами, даже в самом смягченном виде”.

Мы не ставим перед собой задачу рассмотреть все из современных вариантов мер воздействия на преступность. Наше внимание будет посвящено одной из их разновидностей, показывающей, как далеко можно пойти по пути реформирования традиционного наказания и какие трудности и проблемы при этом возникают. Сравнение современных подходов в отечественной науке с выбранным нами вариантом альтернативного наказания дает определенную пищу для размышлений.

В настоящий момент во многих странах мира действуют так называемые альтернативные или общественные санкции, которые, с одной стороны, направлены на снижение уровня применения наказания в виде лишения свободы (особенно краткосрочного), с другой стороны, содействуют ресоциализации осужденных без применения карательных мер воздействия. Началом их применения послужило знаменитое постановление “О некоторых карательных мерах, альтернативных тюремному заключению”. В частности, к ним относятся: промежуточные меры воздействия, программы исправительного воздействия не по месту жительства, курсы социального перевоспитания и курсы правил дорожного движения для правонарушителей, управлявших автотранспортными средствами в нетрезвом состоянии, электронное наблюдение. Так обстоит дело, например, в Португалии, Франции, Люксембурге, Нидерландах, Англии, Шотландии, Ирландии, Германии, Норвегии и Дании. Эти общественные санкции могут применяться в условиях, сравнимых с назначением санкции выполнения общественно полезных работ.

Более подробного рассмотрения заслуживает вопрос применения так называемого электронного надзора (или электронного наблюдения), так как в его рамках реализуются не только современные технологии по обеспечению предупреждения рецидива, но и собственно программы исправления и ресоциализации.

В плане технической реализации электронного надзора различают “активную” систему и систему “пассивную”; иногда прибегают к их комбинированному использованию.

1. Система непрерывной сигнализации или активная система. Лицо, помещенное под электронный надзор, носит специальный браслет на ноге, руке или на шее с вмонтированным в него мини-передатчиком, постоянно посылающим сигналы, улавливаемые установленным в помещении приемником, пока данное лицо находится в пределах определенного расстояния от данного приемника. Затем сигнал поступает через телефонный аппарат в квартире помещенного под электронный надзор лица на компьютер, ъ котором собираются данные касательно домашнего ареста. Если обнаружится, что данное лицо выходит без соответствующего разрешения за пределы радиуса действия приемного устройства, компьютер сразу же дает сигнал тревоги.

2. Система программированного контакта или пассивная система. За находящимся под электронным надзором лицом не ведется непрерывный контроль. Данному лицу могут позвонить через компьютер в любой момент либо же в какое-то заранее установленное время. В этом случае данное лицо идентифицируется с помощью устройства по опознанию голоса или черт лица либо удостоверяет свое присутствие, поднося к сканеру свой браслет (на бедре, руке или же на шее), в котором зафиксированы его данные.

3. Сочетание активной и пассивной систем. В этом случае находящееся под электронным надзором лицо носит браслет, непрерывно подающий сигналы, а кроме того, ему еще время от времени названивают через компьютер. Если через активную систему поступает сигнал тревоги, то немедленно устанавливается телефонный контакт, чтобы проверить, не имела ли место ложная тревога. Активный и пассивный контроль может использоваться попеременно: например, ночью не раздаются телефонные звонки, а контроль осуществляется исключительно с помощью активной системы.

Активная система контроля обладает тем преимуществом, что она дает гораздо больше гарантий, по крайней мере в том случае, если не происходит слишком много технических сбоев; поднадзорное лицо находится под непрерывным контролем. Кроме того, активная система в меньшей степени покушается на частную жизнь находящегося под надзором лица и его непосредственного окружения, чем это происходит при использовании пассивной системы, когда производится регулярное прозванивание по телефону. Складывается впечатление, что активные системы, задействованные более чем в половине действующих в этой стране программ, пользуются явным приоритетом.

В Англии и Уэльсе несколько раньше воспользовались активной системой надзора, которую планируют применить и в будущем. В Сингапуре, Швеции и Канаде работают исключительно с использованием активной системы; ее же применяли и в Австралии. В Швеции прибегают к использованию портативных приемных устройств для проведения выборочных проверок, чтобы удостовериться, находится ли поднадзорное лицо на работе. В Израиле активная система сочеталась с применением пассивной системы. В Западной Австралии применяют лишь пассивную систему; эту же систему предполагают в ближайшем будущем использовать и в Новой Зеландии.

В 1983 г. в США впервые официально применили систему электронного надзора. С тех пор использование электронного контроля значительно возросло, и в настоящее время стало возможным помещать подсудных лиц под электронный надзор практически во всех штатах страны. Сейчас действует приблизительно 1250 программ, в рамках которых применяется электронный надзор, при этом применяются все три способа контроля.

Электронный надзор используется в двух случаях, а именно при отмене предварительного заключения или же в рамках условного освобождения. Судья сам решает, может ли соответствующее лицо быть помещено под электронный надзор в качестве альтернативы предварительному заключению или же наказанию в виде тюремного заключения. Анализ литературы показывает, что в случае досрочного освобождения рекомендации в отношении возможного применения электронного надзора могут исходить и от тюремной администрации. Человек может быть подвергнут электронному надзору лишь в том случае, если он сам выразит согласие на проведение такой процедуры (Комиссия по электронному надзору за нарушителями, 1988 г.) Длительность электронного надзора, который может быть установлен над тем или иным лицом, составляет в Соединенных Штатах максимум два года, однако на практике подобный срок пока еще не был зафиксирован. Чаще всего речь идет о сроках от одного до четырех месяцев, при средней длительности в два с половиной месяца. Когда электронный надзор назначается вместо тюремного заключения, то обычно при исчислении срока несколько дней электронного надзора приравниваются к одному дню в тюремном заключении. Если же электронный надзор назначается во время предварительного заключения, то продолжительность надзора не всегда засчитывается, если впоследствии соответствующее лицо приговаривается к тюремному заключению.

В ряде случаев в отношении условно освобожденных лиц электронный надзор применяется в сочетании с интенсивной системой испытания (IPS, intensive probation supervision), а порой и с общественными работами. Сотрудники реабилитационных служб помимо своей чисто наставнической роли выполняют и функции инспекционного свойства. Как правило, с каждым лицом, находящимся под электронным контролем, ежемесячно проводят в среднем по десять индивидуальных встреч, из которых лишь четыре организуются в заранее оговоренное время. Интенсивность контроля в рамках некоторых программ может меняться: она может ослабевать в качестве награды за хорошее поведение либо же, наоборот, нарастать при наличии нарушений. В качестве примера называют программу, разработанную для помещенных под электронный контроль подростков, в соответствии с которой поначалу подросткам звонили по телефону 28 раз в день. Позднее количество телефонных звонков могло постепенно уменьшаться, если подконтрольные лица соблюдали достигнутые договоренности.

Электронный надзор представляет собой более трудоемкий процесс по сравнению с обычным контролем, если он сочетается с одновременным применением интенсивной системы испытания (IPS.) Ввиду того, что электронный надзор представляет собой почти полностью “водонепроницаемую” систему контроля, удается гораздо быстрее обнаружить факты нарушения договоренностей и тогда приходится чаще прибегать к услугам сотрудников реабилитационных служб. Кроме того, в случае применения интенсивной системы испытания социально-психологический мониторинг носит весьма интенсивный характер, благодаря чему в зоне ответственности одного сотрудника реабилитационной службы может быть меньше подопечных лиц, чем при обычном надзоре.

Внутри группы лиц, находящихся под электронным надзором, за последние годы возрос удельный вес людей, проходящих по серьезным обвинениям. Так, в 1987 г. лишь 6% находившихся под электронным надзором лиц имели за собой насильственные преступления, в то время как в 1992 г. их доля возросла до 12%. Удельный вес лиц, совершивших нарушения, связанные с наркотиками, вырос с 14 до 22%; доля лиц, совершивших имущественные преступления (прежде всего речь идет о кражах со взломом), поднялась с 18 до 32%.

В Австралии в течение всего 1992 г. проводился эксперимент по применению электронного надзора. Отбирались лишь лица из числа осужденных, которые в противном случае подвергались бы наказанию в виде тюремного заключения. Длительность электронного надзора могла варьировать от семи дней до одного года. Лицо, помещенное под электронный надзор, могло в любой момент навещаться сотрудником реабилитационной службы. В Западной Австралии электронный надзор практикуется с 1991 г. Группа поднадзорных состоит из осужденных лиц, которым в противном случае грозил срок тюремного заключения до одного года, а также из лиц, находящихся в предварительном заключении. Время пребывания в предварительном заключении в общий срок не засчитывается. Осужденные лица уже отсидели в тюрьме минимум один месяц или треть своего срока (продолжительностью в один месяц как минимум). Из данной категории исключаются лица, совершившие насильственные преступления (за исключением тех, кто получил весьма короткий тюремный срок), поджигатели и торговцы наркотиками. Осужденным всегда назначается электронный надзор в сочетании с общественными работами, даже если их приходится выполнять наряду со своими обязанностями по постоянному месту работы, а также с надзором со стороны реабилитационных служб.

Электронный надзор применяется в нескольких регионах Канады уже с 1989 г. исключительно в отношении осужденных лиц, т. е. людей, которым в противном случае пришлось бы отбывать тюремное заключение сроком от семи дней до четырех месяцев; а также в отношении лиц, уже находящихся в заключении, которым в противном случае пришлось бы еще находиться в тюрьме до четырех месяцев. Из участия в программе обычно исключаются лица, совершившие насильственные преступления либо преступления против нравственности, а также лица, которым еще предстоит отбывать срок тюремного заключения, превышающий четыре месяца. При этом в качестве кандидатов на помещение под электронный надзор могут рассматриваться лишь лица, которые имеют работу или же получают образование, либо активно ищут соответствующие возможности. Иногда такие лица уже состоят под надзором реабилитационных служб. Сперва людей помещают под электронный надзор сроком на 15 дней, после чего срок надзора может быть продлен. Продолжительность пребывания под электронным надзором в принципе не превышает 90 дней. Начиная с 1990 г. появилась возможность помещать осужденных лиц под надзор в рамках интенсивной системы испытания (IPS).

Программа интенсивной системы испытания в сочетании с электронным надзором всегда может представлять собой альтернативу тюремному заключению, поэтому претендовать на участие в ней может каждый осужденный, за исключением лиц, совершивших тяжкие преступления. Правонарушения могут варьироваться от краж, совершенных у работодателя, до насильственных преступлений и преступлений против нравственности. Суд решает, может ли данное конкретное лицо претендовать на участие в программе интенсивной системы испытания.

В конце 80-х годов в Англии и Уэльсе был проведен ряд экспериментов с применением электронного надзора в отношении лиц, освобожденных из предварительного заключения. Его особенностью, по сравнению с вышеизложенным, является следующее. Согласно Закону об уголовном правосудии от 1991 г. в принципе возможно подвергать осужденных домашнему аресту в сочетании с электронным надзором. На лиц, состоящих под электронным надзором, может налагаться на срок не более шести месяцев домашний арест с ежедневной длительностью от 2 до 12 часов. Электронный надзор может назначаться в сочетании с другими мерами наказания. Чтобы иметь право участвовать в эксперименте, надо быть старше 16 лет, проживать соответственно в одном из упомянутых районов, где и пройти через судебную процедуру. Кроме того, согласие на участие в эксперименте и помещение под электронный надзор должно даваться не только осужденным лицом, но также и его домашними и даже владельцем дома.

Интересен опыт Швеции, которая является первым государством — членом Совета Европы, предложившим альтернативу тюремному заключению посредством интенсивного наблюдения за населением, используя среди прочих средств электронное наблюдение. Специальный закон предусматривал проект, который проводился в течение двух лет в шести экспериментальных районах. Испытательный период начался 1 августа 1994 г.

Те правонарушители, которые получили максимальный срок в два месяца тюремного заключения на территории шести экспериментальных районов, могли подать заявку на участие в таком проекте до начала исполнения приговора. Цель состояла в том, чтобы как можно больше подобных заявлений было удовлетворено. Интенсивное наблюдение начинается не позднее четырех месяцев после вступления приговора в силу. Однако существуют определенные условия, которые необходимо соблюсти, кроме первоначального условия о приговоре не свыше двух месяцев.

Правонарушитель должен иметь постоянное и пригодное место проживания с электричеством и функционирующей телефонной связью. Это означает, что телефонный аппарат должен быть в рабочем состоянии и что счета и расходы должны быть оплачены. Правонарушитель также должен быть в состоянии нести все телефонные расходы, возникающие в связи с электронным наблюдением.

В соответствии с Правилом 55 “Европейских правил по общественным санкциям и мерам” интенсивное наблюдение не ограничивается лишь контролем и надзором. Его цель — обеспечить положительное содержание всего подконтрольного периода жизни. Поэтому правонарушитель в течение этого периода должен быть способен и желать работать, обучаться или соответственно быть занятым каким-либо иным способом. Любая альтернативная форма занятости должна соответствовать, по крайней мере, работе на половину ставки. Правонарушитель также должен желать участвовать в любой программе мотиваций или перевоспитания личности, планируемой в связи с прохождением условного заключения. Запрещается всякое потребление алкоголя и наркотиков (за исключением тех, что назначены врачом).

В связи с тем, что правонарушители, приговоренные к тюремному заключению и проходящие срок условно, находятся в более выгодном финансовом положении, нежели заключенные в тюрьмах (по крайней мере, это потенциально верно), участвующим в таком эксперименте необходимо платить взнос в 50 шведских крон (приблизительно 7 долларов США) в день. Однако при определенных обстоятельствах взнос может быть отменен.

После подачи письменного заявления для проведения интенсивного наблюдения служба пробации информирует заявителя об основных условиях участия и выясняет, соблюдены ли таковые. В случае, если у правонарушителя нет работы, служба пробации может способствовать его зачислению на утвержденный курс подготовки или обучения, который может начаться в течение разрешенного периода.

Служба пробации разрабатывает план всестороннего наблюдения. Он включает подробный список мест и видов деятельности, продолжительность занятия ими, которым следует правонарушитель. План также включает подробное описание различных форм помощи, которыми может воспользоваться правонарушитель.

Правонарушитель должен подать письменное согласие на осуществление плана всестороннего наблюдения, составленный службой пробации, если он хочет, чтобы его заявление было рассмотрено. Любое лицо или лица, живущие с правонарушителем, также должны дать согласие на интенсивное наблюдение в их доме.

Решение о принятии или отклонении заявления принимается местным районным управляющим тюрьмами и отделами пробации.

Для российского читателя может быть интересным описание электронного мониторингового оборудования.

На правонарушителе имеется маленький передатчик, закрепленный на ремешке вокруг ноги или щиколотки. Передатчик автоматически подает сигналы большой частоты на приемник, который подсоединен к домашнему телефону или электрощиту. (Приемники всегда можно подсоединить в тех помещениях, где имеется телефон, например на работе или образовательном учреждении). Приемник фиксирует сигналы и направляет их в центральный компьютер для последующего сравнения с первоначально одобренным правонарушителем планом мероприятий и временем их проведения. Отклонение от указанного плана мероприятий и времени, а также любая попытка манипуляций или повреждения передатчика или приемника ведут к сигналу в местное учреждение пробации.

Передатчик является водонепроницаемым, его можно носить даже при приеме ванны или душа, однако он не должен входить в контакт с соленой водой. Приемник— более уязвим, и не должен входить в контакт с водой и сильным солнечным светом.

К передатчику можно прикрепить алкогольно-респираторную трубку для проведения контроля за употреблением алкоголя. Это позволяет использовать способ идентификации голоса (голоса правонарушителей заранее записываются на центральный компьютер) и контакт с кожей для обеспечения правильности идентификации личности, дышащей в трубку.

В дополнение к электронному наблюдению служба пробации использует другие формы контроля, содержание и интенсивность которых зависят от индивидуальных обстоятельств.

В какой-то степени такое наблюдение следует традиционным направлениям — правонарушитель отчитывается офицеру службы пробации либо в учреждении последнего, либо по телефону. Однако домашние визиты, причем о некоторых заранее не предупреждают и наносят вечером или в выходные дни, происходят, по крайней мере, дважды в неделю и дополняются, там, где это необходимо, контактом по телефону. Служба пробации может назначить одного или более лиц для организации домашних визитов. С целью воспрепятствования употреблению алкоголя или наркотиков правонарушитель обязан сдавать анализы крови, мочи и образец выдыхаемого воздуха, когда этого требует служба пробации. Проверка присутствия на работе или на занятиях по программе перевоспитания личности обычно предпринимается с помощью специального контактного лица в указанном месте.

За плохим поведением, выраженным в любой форме, следует незамедлительная реакция. За небольшие нарушения правонарушитель получает предупреждение или пересматриваются и ужесточаются меры контроля. Серьезные нарушения включают явное отклонение от утвержденного расписания, отказ от требуемой сдачи анализов крови, мочи или дыхания, нахождение под влиянием алкоголя или наркотиков и отказ от выполнения любых законных инструкций службы пробации. Как общее правило, серьезное нарушение поведения сопровождается отменой интенсивного наблюдения. Остаток срока приговора проводится в тюрьме. Решение об отмене принимается исполнительным комитетом пробации, который всегда возглавляется судьей.

Однако правонарушитель в любое время в письменной форме может направить просьбу о том, чтобы интенсивное наблюдение было прекращено. Решение будет зависеть от индивидуальных обстоятельств, явившихся причиной для подачи такого прошения.

Интенсивное наблюдение может быть прекращено, если становится невозможным, кроме как на короткие промежутки времени, поддерживать электронное наблюдение, например из-за пожара или какого бы то ни было нарушения в снабжении электрической энергией или телефонном обслуживании.

В 1995 г. в Новой Зеландии приступили к первому эксперименту с применением электронного надзора, который проводился в городе Окленде. Эксперимент проводился в отношении осужденных лиц, которые освобождаются досрочно с последующим помещением под электронный надзор и которым в противном случае пришлось бы еще какое-то время отбывать тюремное заключение. Лица, приговоренные к тюремному заключению на срок до двенадцати месяцев и (или) к исправительному обучению, а также лица, совершившие достаточно тяжкие насильственные преступления, не могут претендовать на помещение под электронный надзор. Примечательно, что здесь не помещают под электронный надзор именно тех лиц, которые приговорены к тюремному заключению на срок менее одного года. В пользу такого подхода приводят следующий аргумент. Нынешний регламент, по которому производится досрочное освобождение после отбытия одной трети срока заключения, делает излишним электронный надзор в отношении лиц, приговоренных к более коротким срокам заключения. Кроме того, в отношении лиц, виновных в совершении менее тяжких проступков, представляется более естественным применение форм обычного надзора со стороны реабилитационных служб.

Максимальный срок пребывания под электронным надзором составляет 12 месяцев. Минимальный же срок не указывается. Следует учитывать, что срок помещения под электронный надзор может быть, с согласия поднадзорного лица, продлен еще раз максимум на 12 месяцев.

Практика применения электронного надзора в вышеперечисленных странах выявила определенные проблемы в области правового регулирования и практической его реализации.

Мы хотим обратить внимание на некоторые организационные проблемы, которые могут возникать в ходе применения электронного надзора, в том числе от восприятия электронного надзора самими лицами, помещенными под надзор данного вида, а также их непосредственным окружением.

Из материалов различных исследований явствует, что среди тех, кто был помещен под электронный надзор из предварительного заключения, число выдержавших этот надзор до конца меньше, чем среди попавших под электронный надзор лиц из числа осужденных. Это различие может иметь несколько объяснений.

— У находящихся в предварительном заключении лиц перспективы выглядят менее благоприятно, чем у людей, которые уже осуждены и знают, когда именно им предстоит выйти на свободу.

— Время пребывания под электронным надзором в период предварительного заключения часто не вычитается из срока тюремного заключения, к которому может быть приговорено данное лицо.

— Лицам, находящимся в предварительном заключении, обычно оказывается гораздо меньше внимания, а зачастую здесь проявляют и меньшую бдительность в отношении возможных нарушений, чем это наблюдается в отношении осужденных лиц.

— В США лица, находящиеся в предварительном заключении, чаще всего не должны оплачивать расходы по пребыванию под электронным надзором в отличие от осужденных лиц. Осужденные же могут рассматривать свои денежные взносы как своего рода инвестиции, ввиду чего они проявляют меньшую склонность к нарушению договоренностей.

— Выявленные различия между людьми, находящимися в предварительном заключении, и осужденными лицами могут, в частности, объясняться и тем, что здесь порой речь идет о категориях людей разного склада.

При практическом осуществлении электронного надзора иногда приходится сталкиваться со следующими организационными проблемами. Случается, что инстанции, дающие свои рекомендации при отборе кандидатов для электронного надзора (полиция, прокуратура, реабилитационные службы), оперируют неодинаковыми критериями. Мало внимания уделяется мерам процедурного характера. При этом иногда наблюдается вялая реакция (или даже отсутствие какой-либо реакции) на нарушения, которые, к тому же, иногда остаются просто незамеченными по той причине, что в некоторых контрольных центрах нужное лицо не всегда оказывается на месте.

Другой важной причиной, по которой общественные санкции до сих пор лишь частично служат своей цели, является отсутствие хорошо организованной финансовой и организационной инфраструктуры. Исполнительные органы в большинстве европейских стран не имеют достаточных финансовых средств, выделяемых из государственных фондов на создание необходимой инфраструктуры, для применения этих общественных санкций. Существует явная нехватка финансовых средств и квалифицированного персонала. Даже когда предоставлялись достаточные бюджетные средства, они в основном являлись перераспределенными финансовыми средствами, отобранными у других видов деятельности службы надзора за условно осужденными, а не выделялись в качестве дополнительных средств. Таково положение вещей почти во всех европейских странах. Это показывает, что вера политиков в жизнеспособность наказаний, не связанных с лишением свободы, не слишком высока. Во всяком случае, не столь велика, как их вера в жизнеспособность системы тюремного заключения, на которую они охотно тратят огромные суммы, составляющие более сотен миллионов долларов в год, с целью увеличения вместительности тюрем.

Вследствие отсутствия необходимой инфраструктуры существует риск, что надзор за исполнением общественных санкций слишком слаб, поэтому судьи теряют уверенность в действенности подобных санкций. В нескольких странах сотрудники службы пробации ощущают, что надзор за отбывающими уголовное наказание несовместим с их профессиональными принципами. Это привело к ситуации, когда во многих случаях общественные санкции больше не выступают альтернативой тюремному заключению, а применяются только в качестве замены штрафа или иных наказаний, не связанных с тюремным заключением.

Применение общественных санкций является частично успешным также и потому, что (это относится прежде всего к малозначительным преступлениям) не запрашиваются отчеты о социальном расследовании. Это означает, что в подобных случаях правонарушитель, представ перед судом, часто не имел до этого момента никаких контактов с сотрудником службы пробации или советником. Поэтому шансы получить альтернативное наказание вместо короткого тюремного заключения очень малы.

Говоря об обратном эффекте общественных санкций, следует обратить внимание еще на один результат, который обычно полностью игнорируется. Речь идет о том, что общественные санкции действительно применяются в качестве альтернативы только к так называемым обычным, “приличным” правонарушителям или правонарушителям, совершившим малозначительные преступления, ведущим более или менее стабильную жизнь. Если рассматривать характеристики правонарушителей, приговоренных к общественному наказанию, то нужно прийти к заключению, что очень важные категории правонарушителей, например, наркоманы, иностранцы, бездомные, встречаются среди них значительно реже.

Это соответствует характеристике состава заключенных, который резко изменился и во все большей степени превращается в свалку тех категории преступников, для которых не предусмотрены общественные проекты, частично из-за нехватки средств, частично из-за недостаточной политической воли. Таким образом, при отборе кандидатов на электронный надзор срабатывает классовый подход, в силу которого все еще отдается предпочтение лицам из стабильного социального окружения, которые уже в силу этого фактора стабильности привносят с собой меньше риска. Люди, имеющие работу и постоянное место жительства, а кроме того, регулярно вносящие плату за телефон обладают наибольшим шансом попасть в группу для помещения под электронный надзор.

В условиях современной России наивно предположить что-нибудь подобное. Но если оставить в стороне техническую сторону дела (браслеты-передатчики и т. п.) и взять за основу саму суть общественных санкций, то многое из вышеизложенного вполне уместно и для нас. В перспективе такие программы можно рассматривать как: 1) альтернативу уголовному наказанию за определенные преступления; 2) содержание обязанностей, возлагаемых на условно осужденных, условно-досрочно освобожденных; 3) новую редакцию принудительных мер воспитательного характера, применяемых к несовершеннолетним преступникам.

Конечно, встает вопрос о том, кто будет назначать и контролировать выполнение таких программ. В вышеперечисленных странах этим занимаются специальные службы пробации с использованием штатных и внештатных сотрудников (например, студентов). В России сегодня в этом направлении могут быть задействованы: подразделения органов внутренних дел (отделы по предупреждению правонарушений несовершеннолетних, службы профилактики, уголовно-исполнительные инспекции); центры социальной реабилитации для лиц без определенных занятий и места жительства; службы социальной реабилитации для несовершеннолетних; подразделения органов юстиции. Для устранения разобщенности между перечисленными организациями следовало бы сосредоточить такую работу в одном месте, а именно в центре социальной реабилитации. Такое предложение в свое время высказывал И.И. Карпец, который писал “о необходимости создания в стране специальной государственной службы надзора, которая аккумулировала бы существующие способы и методы осуществления профилактической работы с неустойчивыми людьми как до, так и особенно после отбытия ими наказания, способы контроля и организации воспитательной работы с людьми, осужденными к мерам наказания, не связанным с лишением свободы, условно осужденными и освобожденными”. И.И. Карпец считал целесообразным создать такую службу в системе Министерства внутренних дел. Спустя 25 лет после того, как были написаны эти строки, ситуация в стране изменилась. Исполнение уголовных наказаний передается в подразделения Министерства юстиции. Вероятно, и центры социальной реабилитации должны находиться в ведении последнего.

Проблема предупреждения преступлений на индивидуальном уровне сложна и многогранна. Ее разработка предполагает комплекс усилий со стороны не только юридических наук. Значительный вклад должны внести также психология, педагогика, социология и другие науки.

Некоторые из предлагаемых нами решений, может быть, дело будущего. Известно, насколько существующая в настоящий момент практика предупреждения преступлений далека не только от действующего законодательства, но и тем более от международно-правовых актов в области социального контроля. Но будем помнить, что Россия никогда не отставала от будущего, и в ее истории, в том числе истории развития идей в области борьбы с преступностью, мы находим тому прекрасное подтверждение. Для современного законодателя по-прежнему актуальным остается Наказ Екатерины II, в котором на первый план выдвигалась идея предупреждения преступлений. “Предупреждение преступлений, -писала она, — есть намерение и конец всякого хорошего законоположничества, которое ничто иное есть, как искусство приводить людей к самому совершенному благу, или оставлять между ними, если всего искоренить невозможно, самое малейшее зло”.