Структурная поэтика
Вадим Руднев
Структурная
поэтика - направление в литературоведении начала 1960-х - конца 1970-х гг.,
взявшее основные методологические установки у классической структурной
лингвистики де Соссюра и, с другой стороны, у русской формальной школы 1920-х
гг.
С.
п. имела три основных географических центра: Париж, Тарту и Москву. Французская
школа (Клод Леви-Строс, Ролан Барт - см. также постструктурализм, отчасти Р. О.
Якобсон - см. семиотика) была наиболее философски ориентированной, и
структурализм здесь довольно быстро перешел в постструктурализм.
Московская
и тартуская школы развивались в тесном контакте, так что можно говорить о
московско-тартуской школе. Главными представителями С. п. в Москве были Вяч.
Вс. Иванов, В. Н. Топоров, Б. А. Успенский, А. М. Пятигорский; в Тарту - Ю. М.
Лотман, З. Г. Минц, Б. М. Гаспаров, П. А. Руднев.
С.
п. была тесно связана с семиотикой (в определенном смысле для России это даже
было одно и то же), но в политическом смысле на советской почве она была
поневоле интеллектуальным движением антиофициозного, внутриэмигрантского толка.
Зародившись в оттепель 1960-х гг., она сумела пережить 1968 г., а к концу
1970-х гг. приобрела черты модной респектабельности, чего-то вроде
отечественного товара, предназначенного на экспорт.
Основным
тезисом С. п. был постулат о системности художественного текста (и любого
семиотического объекта), системности, суть которой была в том, что
художественный текст рассматривался как целое, которое больше, чем сумма
составляющих его частей. Текст обладал структурой, которая мыслилась в духе
того времени как похожая на структуру кристалла (говорили, что в начале своего
пути литературоведы-структуралисты изучали основы кристаллографии, чтобы лучше
понять то, чем они занимаются сами).
Важнейшим
свойством системности, или структурности (это в общем тоже были синонимы с
некоторыми обертонами), считалась иерархичность уровней структуры. Это
положение тоже было взято из структурной лингвистики, но естественный язык в
чем-то более явно структурированное образование, и в лингвистике тезис об
иерархичности уровней вначале не вызывал сомнений, а потом, как раз когда его
взяла на вооружение С. п., был пересмотрен генеративной лингвистикой. Уровни
были такие (их число и последовательность варьировались в зависимости от того,
какой исследователь принимался за дело): фоника (уровень звуков, которые могли
приобретать специфически стихотворное, поэтическое назначение, например
аллитерировать - "Чуть слышно, бесшумно шуршат камыши" - К. Д
Бальмонт; метрика (стихотворные размеры - см. подробно система стиха),
строфика, лексика (метафора, метонимия и т.д.), грамматика (например, игра на
противопоставлении первого лица третьему - "Я и толпа"; или прошедшего
времени настоящему - "Да, были люди в наше время,/ Не то, что нынешнее
племя"); синтаксис (наименее разработанный в С. п.); семантика (смысл
текста в целом). Если речь шла о прозаическом произведении, то фоника, метрика
и строфика убирались, но зато добавлялись фабула, сюжет , пространство, время
(то есть особое художественное моделирование пространства и времени в
художественном тексте). Надо сказать, что излюбленным жанром С. п. был анализ
небольшого лирического стихотворения, которое действительно в руках структуралиста
начинало походить на кристаллическую решетку.
На
самом деле количество и последовательность уровней структуры художественного
текста были не так важны. Важнее в истории С. п. было другое: что она в глухое
брежневское время, когда литература настолько протухла, что сделалась нехитрым
объектом, впрочем, квазиполитических манипуляций (знаменитая трилогия Л. И.
Брежнева), вернула литературе ее достоинство - ее художественность, право и
обязанность быть искусством для искусства. Советский школьник, которого тошнило
от Ниловны или "образа Татьяны", попав на первый курс русского
отделения филологического факультета Тартуского университета, мог с удивлением
обнаружить, что литература - это очень интересная вещь.
Одним
из важнейших лозунгов С. п. был призыв к точности исследования, применению
основ статистики, теории информации, математики и логики, приветствовалось
составление частотных словарей языка поэтов и индексов стихотворных размеров.
В
этом плане структуралисты (в особенности стиховеды) разделились на холистов
(целостников), считавших, что художественный текст возможно разбирать только в
единстве всех уровней его структуры, и аналитиков (дескриптивистов),
полагавших, что следует брать каждый уровень по отдельности и досконально
изучать его. Эти последние и составляли метрические справочники и частотные
словари.
Неудержимое
стремление к точности вскоре стало порождать курьезы, своеобразный "правый
уклон" в структурализме. Так, например, в 1978 г. в г. Фрунзе (ныне
Бишкек) вышло методическое пособие для математического анализа поэтических
текстов, в котором предполагалось предать тотальной формализации все уровни и
единицы структуры поэтического текста. При этом авторы пособия вполне всерьез
предлагали брать за единицу "художественности" текста 1/16 от художественности
стихотворения А. С. Пушкина "Я помню чудное мгновенье". Называлась
эта единица - 1 керн.
Как
это представляется теперь, наиболее позитивной и важной стороной С. п. были не
ее методы и достижения (методы были взяты напрокат, а достижений, как правило,
добивались вопреки методам), а ее открытость другим направлениям,
просветительский пафос. Так, структуралисты заново открыли миру М. М. Бахтина
(см. карнавализация, диалогичесжое слово, полифонический роман), гениальную
ученицу академика Н. Я. Марра (см. новое учение о языке) О. М. Фрейденберг (см.
миф, сюжет); они готовы были подвергать структурному анализу все на свете:
карточные гадания, шахматы, римскую историю, функциональную асимметрию
полушарий головного мозга , законы музыкальной гармонии и обратную перспективу
в иконографии (кстати, именно в тартуских "Трудах по знаковым
системам" начали еще в 1970-х годах потихоньку публиковать труды
репрессированного отца Павла Флоренского).
Тартуско-московская
С. п. удивила мир тем, что в тухлой брежневской империи, как оказалось,
формируются яркие гуманитарные идеи и работают профессиональные, порой
выдающиеся гуманитарные интеллекты. Структурализм в России заменил и политику,
и философию, которыми нельзя было заниматься всерьез.
Когда
рухнула "Великая берлинская стена", разъединявшая Россию и Запад, С.
п. сделалась достоянием истории науки. В Россию хлынули свежие идеи с Запада и
из собственного исторического прошлого. Анализировать стихотворения перестало
быть самым интересным занятием. Отчасти реанимировать С. п. удалось А. П. и М.
О. Чудаковым, учредившим Тыняновские чтения, проходившие с 1982 г. (по сию
пору) и в чем-то заменившие Летние школы семиотики в 1960-е гг. в Кяэрику под
Тарту, а главное, локализовавшие С. п. под знаменем формальной школы, а не
присвоившие ее изобретение себе, как это сделал Лотман. Но в целом изменить
ничего уже было нельзя, так как научный и идеологический кризис конца века
захлестнул к началу 1990-х гг. весь просвещенный мир.
Список литературы
Лотман
Ю. М. Лекции по структуральной поэтике // Ю. М.
Лотман
и тартуская школа. - М., 1964.
Лотман
Ю. М. Структура художественного текста. - М., 1970.
Успенский
Б. А, Поэтика композиции. - М., 1972.
Иванов
Вяч. Вс., Топоров В. Н. Исследования в области славянских древностей. - М.,
1972.
Труды
по знаковым системам (Учен. зап. Тартуского ун-та).-
Тарту,
1965 - 1983.- Вып. 2 - 20.
Учебный
материал по анализу поэтических текстов / Сост. и прим. М. Ю. Лотмана. -
Таллин, 1982.
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://lib.ru/