Философский роман М. Ю. Лермонтова «Герой нашего
времени»
И. И. Мурзак, А. Л. Ястребов.
Лирический
герой поэзии Лермонтова принадлежит двум временным сферам. Разочарованный дух,
пессимистически размышляющий о бытии, направлен в прошлое, в героические эпохи,
куда ушли титаны духа. Настоящее для автора и его героя – это миг вдохновенного
ожидания опасности, мгновение, которое должно удостоверить готовность одинокой
личности отстоять в борьбе высокие идеалы. Обе сферы, воплощающие духовный
поиск, соединились в романтической поэме «Песня про купца Калашникова...»,
написанной в стилистике народных преданий. Поэт воссоздает картину жесточайшей
эпохи в русской истории, ставшей олицетворением безудержного самовластия. В сказовой
форме автор повествует о грандиозных по эпическому масштабу характерах
Кирибеевича и Калашникова. Их противоборство иллюстрирует мысль о торжестве
личности над обстоятельствами. Романтическая концепция произведения заключается
в намеренном создании максимально драматической ситуации. Сюжет выстроен таким
образом, что симпатии эпического мира направлены на обоих героев. Апофеоз идеи
самоотверженности выражен в образе Калашникова, он идет на бой, исход которого
предрешен. Либо он падет от руки Кирибеевича, либо будет казнен за убийство
царского опричника. Этот конфликт отражает ведущую тему творчества Лермонтова:
состояние безысходности преодолевается героическим устремлением, романтический
протест побеждает, казалось бы, тотальную жестокость.
Элементы
фольклора усиливают оптимистическое звучание произведения. Традиционный для
народных сказаний зачин, использование постоянных эпитетов и сравнений,
троекратные повторы, прием ретардации подчеркивают незыблемость героического
мира, обрамляют сюжет идеей безотносительной этической ценности мужественного
поступка.
Столкновения
героя с действительностью, лишенной моральных ориентиров, становится основой
конфликта романа «Герой нашего времени». Лермонтов предваряет повествование
предисловием, служащим своеобразным комментарием к характеру главного
персонажа. Основной смысл предисловия заключается в том, чтобы представить
героя века как «портрет, но не одного человека». Писателем задаются новые
этико-эстетические параметры литературного персонажа. Автор предостерегает
читателя от уравнивания Печорина с известным по другим произведениям типом
романтического злодея, утверждая, что герой романа является воплощением
«пороков всего поколения, в полном их развитии». Делая акцент на испорченности
натуры Печорина, Лермонтов уточняет, что подобное состояние современного ума
является отражением общественной психологии. Лермонтов использует мотив болезни
для характеристики социальных отношений, а свою художественную задачу видит в
обнаружении причин жесточайшего морального недуга. Автор не берет на себя
обязательств врачевателя, он видит свою задачу лишь в постановке диагноза:
«Будет и того, что болезнь указана, а как ее излечить – это уж бог знает!».
Роман
Лермонтова – опыт единения различных изобразительных эстетик. Изложение от
третьего лица сменяется исповедальной монологической формой, что позволяет не
только разнообразить ракурсы видения конфликта, но и подробно изучить идейные и
эмоциональные коллизии, недоступные для раскрытия в одной повествовательной
манере. Объективное видение рассказчика и субъективизм признаний героя намечают
новые перспективы в развитии русского художественного сознания. Пожалуй,
впервые в отечественной литературе трагедия героя была представлена во всей
противоречивости побуждений, в контрастности свойств, составляющих характер, в
глубине самопостижения, в отчаянии от самооткрытия.
Основной
художественной задачей автора было изображение главного героя в разнообразных
жизненных ситуациях, во множественности бытийных связей, что открывало
перспективу всестороннего изучения психологического феномена «героя века».
Именно это и определило основные принципы организации системы образов
произведения. Центральное место в ней принадлежит Печорину, весь сюжетный мир
сосредоточен на нем. Романтические темы – ревность, измена, месть,
предательство, зависть, отчаяние – подчинены цели проанализировать душевные
метания Печорина.
Главный
персонаж оказывается на пересечении различных событий и людских интриг,
испытание которыми удостоверяет его верность исходному состоянию
разочарованности и тоски. В романе предлагается реконструкция причин, приведших
Печорина к душевной трагедии, однако нет оснований доверять словам героя,
адресованным Мери и дневниковым записям, так как ламентации по поводу
нескончаемой борьбы со светом противоречат истинному социальному происхождению
героя и высказаны в большей степени из желания вызвать сочувствие девушки; а
горестное самопризнание не может быть объективным сюжетным документом по той
причине, что дневник как повествовательная форма в эпоху романтизма уже
превратился в способ театрализации персонажем эмоционального мира, средством
гиперболического живописания внутренних мучений.
Женские
образы произведения проясняют противоречивый душевный мир главного персонажа;
выявляют скрытые мотива поступков и побуждений Печорина. При сравнительно
небольшом объеме роман Лермонтова, как никакой другой в русской литературе,
насыщен женскими образами и отличается обилием любовных коллизий с участием
одного и того же действующего лица. Разноплановость женских типов позволяет
раскрыть различные ипостаси натуры Печорина. В «Тамани» попытка разгадать тайну
девушки чуть было не привела героя к гибели. Любовь Печорина к Бэле позволяет
автору изобразить душу, движимую искренними побуждениями и пресыщением. Отношения
с княжной Мери строятся в соответствии с известным по романтической литературе
сюжетом любовного соперничества, развивающегося в словесных дуэлях,
полунамеках, недоговоренности, изощренной психологической тактике.
Неискренность чувства подчеркивается фоном, на котором оно развивается.
Декорациями эмоционально-риторических состязаний становятся «водяное» общество,
фальшивая мораль, лицемерные разговоры и поступки окружающих.
Глава
«Фаталист» на уровне задействованности привычных интриг и действующих
конфликтных пар отличается от предшествующих. В ней отсутствуют женские образы;
упоминается только дочь хозяина дома, в котором остановился Печорин. Однако
именно в этой части романа автор создает ситуацию символического
кульминирования женского начала, выражающегося в том, что герой
противопоставлен не конкретному стечению обстоятельств, не частным
случайностям, инициатором которых во многом был он сам. Воздвигается
грандиозная по философской наполненности антиномия «герой – судьба», выводящая
конфликт из сферы обыденности и повседневности в пространство символического
обобщения. Однако и здесь Печорин оказывается верным парадоксальности
собственного мышления: «Я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня
ожидает». Это признание не может являться кодом, поясняющим внутренний мир
персонажа. Исповедь героя драматизируется осознанием того, что он является
топором в руках судьбы, разрушающим жизни всех, с кем его сводит случай.
Символична
сцена ночной погони за ускользающим счастьем. Драматическая кульминация
сопровождается образами темного неба и одиноких звезд. Этот пейзаж знаком
читателю по стихотворению «Выхожу один я на дорогу...», но трагический пафос
романного эпизода снимает какую-либо возможность умиротворения. В исповеди
Печорина заключено противопоставление идеальных порывов и мира, исключающего
любые проявления чистоты помыслов. Тема внутренней раздробленности проявляется
и в структуре романа. Дневник Печорина открывается главою «Тамань», воплощающей
идею свободной личности, способной вступить в борьбу с силами намного
превышающими ее собственные возможности. «Фаталист» заключает в себе мысль о
полной зависимости человека от судьбы, предопределенности его трагического
финала. Именно борьба двух начал – свободы и несвободы – является источником нравственной
болезни персонажа, его постоянной борьбы с самим собой.
Смерть
Печорина не обставляется автором элегическими декорациями, привычными по
романтическим романам. Герой умирает на дороге, неизвестный и ненужный никому.
В этом, по мысли Лермонтова, заключен трагический пафос современности,
безразличной к человеку, рожденному, возможно, для великих деяний. Печорин стал
своеобразным символом русской культуры, персонифицирующим один из самых
противоречивых моментов движения индивидуального и общественного самосознания.
Вопросы
для размышления и обсуждения
Метаморфозы классического образа: антитеза идеальное –
профаническое в поведении «русских Гамлетов»
Восприятие
русской культурой классических образов как способ переоценки привычных
литературных моделей.
«Мировая
скорбь» и ее пародирование «русской хандрой» (Онегин, Печорин).
Споры
«романтика» и практика в романах Гончарова.
Трагизм
положения личности, замкнутой в сфере отвлеченного мышления («Рудин»).
Критика
индивидуалистической философии и апология идеи приобщенности к «общему блату»
(персонажи Л. Толстого).
Пародийная
энциклопедия «странных» героев в творчестве Чехова.
Список литературы
Айхенвальд
Ю. М. Силуэты русских писателей. – М., 1994
Анненков
П. В. О литературном типе слабого человека. – СПб., 1993
Галаган
Г. Я. Идейно-эстетические искания Л. Н. Толстого. – М., 1969
Катаев
В. Б. Проза Чехова: проблемы интерпретации. – М., 1979
Кулешов
В. И. Этюды о русских писателях. – М., 1982
Курляндская
Г. Б. Тургенев и русская литература. – М., 1980
Никипелова
Н. А. Тургеневские типы и образы в художественном творчестве Чехова //
Творчество Чехова. – Ростов-на-Дону, 1977
Скафтымов
А. П. Нравственные искания русских писателей. – М., 1979
Федюкова
Н. К. Концепция человека в русской литературе XIX в. – Минск, 1982
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.gramota.ru