“Печаль моя
светла...”
Мария Сетюкова-Кузнецова
Чего больше в
слове память – радости или грусти? Наверное, второго. Грустно, когда
вспоминаешь о неудачах и безвозвратных потерях. И грустно, хоть и совсем иначе,
когда – о прошедшем радостном и хорошем, которого, увы, никогда не вернёшь.
Как мы
вспоминаем о своём детстве (будем иметь в виду детство более или менее
счастливое)? Разве не случалось нам самим или нашим приятелям в разговоре,
захлёбываясь, радостно шуршать, греметь детскими воспоминаниями, сдирая
ненужное время, как цветистую обёрточную бумагу с подарка? Разве нельзя, пусть
иногда, вспоминать своё детство как светлую беспечальную радость? Только вот,
сдаётся мне, читающей и перечитывающей на протяжении последних лет прозу
молодых (или, как принято было говорить раньше, – “сорокалетних”) писателей,
что теперь беспечально о детстве не вспоминают. Разумеется, в поле моего зрения
попадает лишь часть текстов такого рода. Память-радость к тому же, наверное,
встречается в детских книжках, а я, каюсь, давно уже их не читала. И всё-таки…
Именно память-грусть по детским неспешным годам – это что-то похожее на
фирменный знак современной литературы. Где ты, шальная гордость за изумляющие
проказы и волшебные первые влюблённости? Ау! Может быть, в том же небытии
спрятана, где и подзабытый изрядно читателями положительный герой? Чтобы
проверить меня, вспомните, прочитайте, перечитайте тексты прозаиков Андрея
Дмитриева, Олега Ермакова, Петра Алешковского, Марины Палей и просто
перелистайте последние номера «Знамени», «Нового мира». Исключения, конечно же,
будут, но они лишь приложение к правилу. А вот примеров, правило
подтверждающих, – сколько угодно.
В один из
грустных полуосенних-полузимних вечеров взяла летнюю восьмую книжку «Нового
мира» и перечитала маленький рассказ Дмитрия Шеварова «Второй день Рождества».
Захотелось проверить то ощущение “светлой печали”, которое, кажется, там
присутствовало.
Это рассказ о
том, как молодой довольно-таки человек с дочерью-подростком приезжает в город
своего детства. Тихий хороший провинциальный город. Очень раннее утро.
Непонятно: какое настроение, цель поездки. Есть только цвет – белый, это цвет
города, света, цвет прожитых когда-то дней. Но снова вернёмся к началу рассказа,
самым первым его фразам. “Если бы я поехал один, то как же мне грустно было бы
сейчас! Но мы вдвоём…” А всё-таки дочка как-то сама по себе. Хоть она тоже
родилась в этом городе. Но увезена была почти во младенчестве, ничего не помнит
из здешнего. Да и что ей помнить о детстве, когда оно – просто её жизнь. “Мы же
только из тепла, из вагона, а дочке зябко ещё и от темноты и неизвестности,
оттого, что она здесь родилась, а вспомнить пока ничего не может...”
Пока на двоих –
память отца. Память, хранящая всё до подробностей. Но подробности неуловимы и
бесплотны. “Угловой дом теперь заколочен, пуст… Заходим во двор, калитки давно
нет – идём через пролом. Подходим к двери – заперта. Кодовый замок поставили.
Ещё одно новшество освоил мой город. Нечего даром греться в подъездах.
А что же
осталось от сада? Он был в самом углу двора, там, где сейчас сумрак и сугробы.
Там тоже что-то случилось. Это даже сейчас заметно, зимой. Одна липа совсем
засохла и мертво откинулась назад. Вторая ещё, кажется, жива. Жива скамейка,
где сидели мои старики. Только раньше её расчищали, а теперь лишь спинка торчит
из-под снега”.
Грустно.
Больше, чем грустно. И вот, чуть дальше, подтверждение тому. “Забудьте свои
карусельные лошадки, лоскутные перочистки, мороженое по двадцать две копейки,
сборы макулатуры, первый отряд космонавтов и любовь на уборке турнепса. Ничего
этого больше не будет никогда!.. Скоро вы подрастёте, и у вас будет своё
прошлое. И ещё неизвестно, захочется ли вам смеяться над ним…”
К кому обращён
этот, почти трагический, монолог? К дочери? Но это всё реалии не её детства. К
ровесникам? Но мы всё прекрасно помним. К кому же тогда? Светлая грусть
обернулась отчаянием.
Не ругаю
рассказ Дмитрия Шеварова. За что же? Рассказ неплох, и есть в нём то, что
представляется мне чрезвычайно ценным в литературе, – аромат времени. Но что же
делать, если выходит, что у детства моего поколения такой аромат? У мемуарной и
художественной литературы о детских годах, которую публикуют сегодня 50–60-ти и
так далее -летние, он, этот аромат, иной. Он, как настоявшееся вино, включает в
себя большее разнообразие чувств и эмоций – и созерцательное спокойствие, и
старческое умиление, и чувство собственника полной, с добрым, достойным началом
жизни. Встречаются здесь и безудержное веселье, и иронические насмешки, и
грусть, разумеется, частая гостья тоже. Но не она, не она – главная героиня…
Честно говоря, порою возникает раздражение, хочется крикнуть: да, в дни моего
незабвенного детства, лет З0 назад, ярко светило оранжевое солнце и мама была
молодой! Но не стоит, не стоит грустить, бывшие малыши-сверстники. Пусть мы не
стали космонавтами и продавцами мороженого, но солнце не стало от этого тусклым
и любовь не исчезла из жизни, просто она стала другой… Но, по размышлении, я не
кричу. Потому что понимаю, что и вправду “большое видится на расстоянье”... и
должно пройти время, и между детством и зрелостью должна встать большая длинная
жизнь, и раздражение на то хорошее, что было и кончилось, должно смениться
благодарностью за то хорошее, что просто было. В сущности, это ведь даже
здорово, что есть такие разные книги на схожие темы.
Все мы, и
взрослые, и юные, – читатели. Следим по мере сил за течением литературного
процесса. Отмечаем современные тенденции. Эстетическое наслаждение или
неудовольствие, испытываемое нами при чтении художественных текстов, тесно
переплетено с нашими живыми человеческими настроениями, ощущениями, проблемами.
Своими наблюдениями зачастую хочется поделиться. Так рождаются наши и ваши
статьи. Так получается газета «Литература». Которая, как нам кажется, является
неотъемлемой частью современного литературного процесса.
Список
литературы
Для подготовки
данной работы были использованы материалы с сайта http://lit.1september.ru/