Я люблю
Пушкина Цветаевой (цикл М. Цветаевой «Стихи Пушкину»)
Пушкиным не
бейте!
Ибо бьют вас —
им!
М. Цветаева
Марину Цветаеву
я считаю принцессой русской поэзии. Она так самоотреченно была влюблена в
поэзию, что часто в других любила ее больше, чем в себе. Отсюда столько
посвящений великим поэтам, ее современникам, ее принцам духа: А. Блоку, В.
Маяковскому, Б. Пастернаку, П. Антокольскому и многим другим. Перечисленных
поэтов она знала лично. Поразительно, но иногда мне кажется, что Цветаева
считала Пушкина своим современником, вопреки времени и здравому смыслу. Это
ощущение не покидало меня во время прочтения ее поэтической прозы “Мой Пушкин”.
Своим
воображением Цветаева однажды в детстве создала себе живого поэта Пушкина, да
так и не отпускала его ни на шаг от своей души всю жизнь. Обстоятельства ей
помогли. Вспомним случай, когда отец маленькой Марины привел в дом сына Пушкина
и девочка приняла его за настоящего поэта.
Пушкина рядом с
Цветаевой я всегда представляю в окружении его знаменитых героев, и Марина с
детской непосредственностью и восторгом наблюдает, как благороден Дубровский,
стоящий перед Машей в саду, как очаровательна Татьяна Ларина, дающая отповедь
Онегину, какой страшный и прекрасный Пугачев! Как замечательный русский
художник Илья Глазунов изобразил на одном холсте почти всех великих россиян и
назвал картину “Великая Россия”, так и я себе представляю еще не написанную
картину, на которой М. Цветаева рядом с А. Пушкиным в окружении множества
персонажей его произведений. Лицо Цветаевой при этом светится блаженством и
счастьем.
Эта фантазия не
случайна. Я знаю, что Цветаева любила играть в красивые и сложные игры. Обычные
детские игрушки ее не интересовали никогда. Ее любимой “игрушкой” был опять же
Пушкин. Она то обряжала его во фрак и цилиндр, то облачала в охотничий костюм и
сажала верхом на лошадь. Или вдруг на месте Дубровского в темном саду
оказывался сам Пушкин, и Машу это нисколько не удивляло, а даже наоборот —
приводило в восторг. Татьяна Ларина, в свой черед, поднимает глаза и видит, что
перед ней вовсе не Онегин, а... В такой ситуации Татьяна просто должна упасть в
обморок от неразрешимости выбора. Все-таки Пушкин на голову выше всех
прекрасных генералов и поэтичных Онегиных, вместе взятых. А блистательный
Сильвио из “Повестей Белкина”! Конечно, только Пушкин мог позволить себе такие
игры с судьбой.
Итак, заполнив
всю воображаемую жизнь Цветаевой, поэт, естественно, вторгся и в ее собственную
поэзию. Одно за другим стали появляться посвящения Пушкину. Наиболее зрелый, я
считаю, цикл “Стихи Пушкина”.
В эти стихи
вместе с самим Александром Сергеевичем перекочевали и почти все его герои:
Бич жандармов,
бог студентов,
Желчь мужей,
услада жен,
Пушкин — в роли
монумента?
Гостя
каменного? — он,
Скалозубый,
нагловзорый
Пушкин — в роли
Командора?
В это
стихотворение и “Медный всадник” прискакал, и “Небо Африки” возникло, и даже
“Ваня бедный” появился:
Трусоват был
Ваня бедный,
Ну, а он — не
трусоват.
Естественно,
Пушкин был для Цветаевой олицетворением лужественности. И вообще идеалом
мужчины. Казалось бы, зрелости эта игра в Пушкина должна была незаметно сойти
за нет, уступив место более реалистическому мироощущению. Но возникло очередное
явление Пушкина в духовном лире Цветаевой в качестве волшебного, божественного
существа, подаренного ей русской историей и царем, наперсником Зога на земле:
И шаг, и
светлейший из светлых
Взгляд, коим
поныне светла...
Последний —
посмертный — бессмертный
Подарок России
— Петра.
Появление в
России Пушкина — потомка арапа Петра I Ганнибала, Цветаева напрямую связывает с
божественной волей.
Подтверждением
божественного происхождения Пушкина могут служить и такие ее строки:
То — серафима
Сила — была:
Несокрушимый
Мускул — крыла.
Русские поэты
еще много раз будут открывать для себя нового Пушкина, но мне более по душе
цветаевский Пушкин — воплощение красоты, мужества, ума и бесконечности.
«Любви
старинные туманы» (тема любви в лирике М. И. Цветаевой)
Как для любой
женщины, для Марины Цветаевой любовь была важной частью бытия, возможно —
важнейшей. Нельзя представить себе героиню цветаевской лирики вне любви, что
означало бы для нее — вне жизни. Предчувствие любви, ожидание ее, расцвет,
разочарование в любимом, ревность, боль разлуки — все это звучит в лирике
Цветаевой. Любовь у нее принимает любые обличья: может быть тиха; трепетна,
благоговейна, нежна, а может быть безоглядна, стихийна, неистова. В любом
случае она всегда внутренне драматична.
Юная героиня
Цветаевой смотрит на мир широко открытыми глазами, всеми порами впитывая жизнь,
открываясь ей. То же и в любви. Оглядчивость, расчетливость несовместимы с
искренним, глубоким чувством. Все отдать, всем пожертвовать — вот единственный
закон любви, который приемлет Цветаева. Она даже не стремится завоевать
любимого, ей достаточно быть “лишь стихом в твоем альбоме”.
Цветаевская
героиня немыслима без любования, восхищения любимым. Безоглядность чувств
делает ее любовь всеобъемлющей, пронизывающей весь окружающий мир. Поэтому даже
природные явления зачастую связываются с образом любимого:
Ты дробью
голосов ручьевых
Мозг бороздишь,
как стих...
Движение одного
человеческого сердца к другому — непреложный жизненный закон, естественная
часть бытия. И если у других людей разлука часто ослабляет чувства, то у
Цветаевой — наоборот. Любовь тысячекратно усиливается вдали от любимого,
расстояние и время невластны над ней:
Нежней и
бесповоротней
Никто не глядел
вам вслед...
Целую вас через
сотни
Разъединяющих
лет.
Разлука, расставание,
неудавшаяся любовь, несбывшиеся мечты — частый мотив в любовной лирике
Цветаевой. Судьба разводит двух людей, предназначенных друг другу. Причиной
расставания может стать многое — обстоятельства, люди, время, невозможность
понимания, недостаток чуткости, несовпадение устремлений. Так или иначе,
цветаевской героине слишком часто приходится постигать “науку расставанья”. Это
трагическое мировосприятие как нельзя лучше отражено всего в двух строчках
известного стихотворения:
О вопль женщин
всех времен:
“Мой милый, что
тебе я сделала ?/”
Здесь и вековая
скорбь всех женщин в мире — современниц Цветаевой, женщин, умерших задолго до
нее и еще не родившихся, — и собственное страдание, и ясное понимание
обреченности. Это стихотворение о том, когда один из двоих уходит, а есть еще
более тяжелое расставание — волею обстоятельств: “Разбили нас — как колоду
карт!” Та и другая разлука тяжела, но ни одна не имеет силы, чтобы убить
чувства.
Ревность,
неизменная спутница любви и разлуки, тоже не осталась в стороне от цветаевской
лирики. Строки о ревности трогают ничуть не меньше, чем строки о нежном
чувстве, а звучат стократ трагичнее. Самый яркий тому пример — “Попытка
ревности”. Наряду с характерной для Цветаевой мукой от потери любви, здесь
столько желчи, столько горького сарказма, что автор строк предстает совершенно
в новом свете. У нее тысяча ликов, и никогда не знаешь, какой из них проглянет
в следующем стихотворении.
Образ
лирической героини в творчестве Цветаевой двоится. С одной стороны — это
женщина, полная нежности, ранимая, жаждущая понимания (“Неизжитая нежность —
душит”), с другой стороны — сильная личность, готовая преодолеть все преграды и
противостоять хоть всему миру, отстаивая свое право на любовь и счастье. И тот
и другой облик — две стороны одной медали, единое целое, предстающее в разных
ипостасях. Героине, обладающей этими чертами, свойственны сосредоточенность
души, погруженность в любовь до полного растворения. При этом она не подвержена
саморазрушению и сохраняет целостность личности. Во всем этом — сама Цветаева.
Образы, чувства не надуманы, поскольку искренность — главное оружие поэтессы.
Но не следует
делать вывод, что в любовной лирике Цветаевой основное место занимают
несостоявшаяся любовь, неразделенные или отвергнутые чувства. Ее стихи — как
сама жизнь; они бывают как безнадежными, так и полными надежды, как мрачными,
так и светлыми. Иногда героиня предстает, полная безмятежного счастья и
ощущения праздника, всей грудью вдыхающая саму жизнь:
Милый, милый,
мы, как боги:
Целыймир для
нас!
И уже не
озлобленная, измученная ревностью женщина глядит на нас, а юная девочка,
упивающаяся любовью, полная нерастраченной нежности.
Любовь никогда
не умирает, просто перевоплощается, принимает разные обличья и — вечно
возрождается. Это постоянное обновление для Цветаевой объясняется очень просто:
любовь — воплощение творчества, начало бытия, что всегда-было так важно для
нее. Как не могла она жить — и не писать, так не могла жить — и не любить.
Цветаева принадлежит к тем немногим людям, которым удалось увековечить и себя,
и свою любовь.
Список
литературы
Для подготовки
данной работы были использованы материалы с сайта http://www.coolsoch.ru/