РЕФЕРАТ
на тему:
“ПОЭЗИЯ ЗАБОЛОЦКОГО”
Hиколай Алексеевич Заболоцкий (1903-1958) принадлежит к
поколению русских поэтов, вступивших в творческую пору жизни уже после
революции. В его биографии поражает удивительная преданность поэзии,
упорная работа над совершенствованием поэтического мастерства. Он
мужественно преодолевал барьеры, которые судьба воздвигала на его
жизненном и творческом пути. С молодых лет он очень взыскательно
относился к своим произведениям и к их подбору, считая, что нужно писать
не отдельные стихотворения, а целую книгу. На протяжении своей жизни он
несколько раз составлял идеальные своды, со временем пополняя их новыми
стихотворениями, прежде написанные - редактировал и в ряде случаев заменял
другими вариантами. За несколько дней до смерти Николай Алексеевич написал
литературное завещание, в котором точно указал, что должно войти в его
итоговое собрание, структуру и название книги. В едином томе объединил он
смелые, гротескные стихотворения 20-х годов и классически ясные,
гармоничные произведения более позднего периода, тем самым признав
цельность своего пути. Итоговый свод стихотворений и поэм
следовало заключить авторским примечанием: "Эта рукопись включает в
себя полное собрание моих стихотворений и поэм, установленное мной в
1958 году. Все другие стихотворения, когда-либо написанные и напечатанные мной, я считаю или случайными, или неудачными. Включать их в мою
книгу не нужно. Тексты настоящей рукописи проверены, исправлены и
установлены окончательно; прежде публиковавшиеся варианты многих стихов
следует заменять текстами, приведенными здесь".
Н. А. Заболоцкий вырос в семье земского агронома, служившего
на сельскохозяйственных фермах близ Казани. В первые годы после
революции агроном заведовал фермой-совхозом в уездном городе Уржуме, где
будущий поэт получил среднее образование. Из детства Заболоцкий вынес
незабываемые впечатления от вятской природы, любовь к книгам и рано
осознанное призвание посвятить свою жизнь поэзии. В 1920 году он покинул
родительский дом и направился сначала в Москву, а на следующий год в
Петроград, где поступил на отделение языка и литературы Педагогического
института имени А. И. Герцена. Голод, неустроенная жизнь и порой
мучительные поиски собственного поэтического голоса сопутствовали студенческим годам Заболоцкого. Он с увлечением читал Блока,
Мандельштама, Ахматову, Гумилева, Есенина. Он скоро понял, что его путь
не совпадает с путем этих поэтов. Ближе ему оказались русские поэты
XVIII века, классики XIX, из современников - Велимир Хлебников.
Период ученичества и подражаний кончился в 1926 году, Заболоцкому удалось найти свой оригинальный поэтический метод.
Основная тема его стихотворений 1926-1928 годов - это зарисовки
городской жизни, вобравшей в себя все контрасты и противоречия того
времени. Недавнему сельскому жителю город представлялся то чуждым и
зловещим, то привлекательным особой причудливой живописностью. "Знаю, что запутываюсь в этом городе, хотя дерусь против него", - писал он
будущей жене Е. В. Клыковой в 1928 году. Осмысливая свое отношение к
городу, Заболоцкий еще в 20-х годах пытался связать социальные
проблемы с представлениями о взаимосвязях и взаимозависимости человека
и природы. В стихотворениях 1926 года "Лицо коня", "В жилищах наших"
четко просматриваются натурфилософские корни творчества тех лет.
Предпосылкой сатирического изображения пошлости и духовной
ограниченности обывателя ("Вечерний бар", "Новый быт", "Ивановы",
"Свадьба"...) явилось убеждение в пагубности ухода жителей города от
их естественного существования в согласии с природой и от их долга по
отношению к ней.
Два обстоятельства способствовали утверждению творческой позиции
и
своеобразной поэтической манеры Заболоцкого - его участие в литературном
содружестве, называемом Объединением реального искусства (среди обериутов -
Д. Хармс, А. Введенский, К. Вагинов и др.) и увлечение живописью
Филонова, Шагала, Брейгеля... Позже он признавал родственность своего
творчества 20-х годов примитивизму Анри Руссо. Умение видеть мир глазами
художника осталось у поэта на всю жизнь.
Первая книжка Заболоцкого "Столбцы" (1929 г., 22
стихотворения) выделялась даже на фоне разнообразия поэтических
направлений в те годы и
имела шумный успех. В печати появились отдельные одобрительные
отзывы, автора заметили и поддержали В. А. Гофман, В. А. Каверин, С. Я.
Маршак, Н. Л. Степанов, Н. С. Тихонов, Ю. Н. Тынянов, Б. М. Эйхенбаум...
Но дальнейшая литературная судьба поэта осложнилась превратным,
иногда прямо-таки враждебно-клеветническим толкованием его произведений
большинством критиков.
Особенно усилилась травля Заболоцкого после публикации в 1933 году
его поэмы "Торжество земледелия".
Торжество земледелия» (1929–1930) – идейный итог ранней
натурфилософской лирики Заболоцкого. «Человек бесклассового общества,
который хищническую эксплуатацию заменил всеобщим творческим трудом и
плановостью, не может в будущем не распространить этого принципа на свои
отношения с порабощенной природой. Настанет время, когда человек –
эксплуататор природы превратится в человека – организатора природы» , – так
пытался поэт объяснить замысел своего произведения в ответ на уничтожающую
критику его поэмы. В поэме "Торжество земледелия" утверждается, что
миссия разума начинается с социального совершенствования человеческого
общества и затем социальная справедливость распространяется на отношения
человека к животным и всей природе.
Время действия поэмы – коллективизация. Социальное переустройство
рассматривалось Заболоцким как начало радикального преображения мира.
«Пролог» к поэме открывается зрелищем расхристанной, беспризорной
природы («Тут природа вся валялась В страшно - диком беспорядке»). Такой
облик мира, конечно, не реалистическое его отражение, а тот идейный образ,
который соответствует представлению о глубинном законе энтропии и смерти,
царящем в нем. Так явленная наличная, природная данность – своеобразный
философский аргумент поэта, приводящий к дальнейшим выводам о необходимости
нового в ней порядка. Природа как будто сама стремится к нему, а человек,
ее разум, авангард эволюции, выражает это стремление и осуществляет его.
Такому взгляду на природу Заболоцкий остался, по существу, верен на
протяжении всего своего творчества, изменилась лишь художественная форма
выражения. В ранний период она – резче, эксцентричнее, в поздний –
спокойнее, классически уравновешеннее, но мысль та же. Составляя в 1947
году, после долгого, вынужденного тюрьмой и ссылкой перерыва, сборник своих
стихов, Заболоцкий открыл его программной вещью «Я не ищу гармонии в
природе...», написанной в тот же год.
Я не ищу гармонии в природе.
Разумной соразмерности начал
Ни в недрах скал, ни в ясном небосклоне
Я до сих пор, увы, не различал.
Когда огромный мир противоречий
Насытится бесплодною игрой, –
Как бы прообраз боли человечьей
Из бездны вод встает передо мной.
И в этот час печальная природа
Лежит вокруг, вздыхая тяжело,
И не мила ей дикая свобода
Где от добра неотделимо зло.
И снится ей блестящий вал турбины,
И мерный звук разумного труда,
И пенье труб, и зарево плотины,
И налитые током провода.
Первая глава «Торжества земледелия» называется «Беседой о душе» и
начинается раздумьями о смерти. Здесь есть своя логика: ведь главное, что
неприемлемо для человека в природе, точнее в ее способе существования, –
это смерть. И первое, что изрекает по поводу обсуждаемого предмета, о душе,
есть ли она и бессмертна ли, «мужик суровый, точно туча»: «Природа меня
мучит, Превращая в старика». А тут уж недалека и такая участь:
А тело съедено червями,
В черном домике лежит.
«Люди, – плачет, – что вы люди!
Я такая же, как вы,
Только меньше стали груди,
Да прическа из травы.
Меня, милую, берите,
Скучно мне лежать одной.
Хоть со мной поговорите,
Поговорите хоть со мной!»
Остается утешение, что, может, хоть душа сохраняется после смерти,
витает в мире и «пресветлой ручкой Машет нам издалека». Но его решительно,
как глупое суеверие, развеивает Солдат, один из участников разговора,
наиболее прямолинейно - грубоватый выразитель идеи «грандиозного
переустройства природы». Развеивает, может, и наивно, но в соответствии с
убеждениями самого Заболоцкого, отрицавшего «всякое противопоставление
духовной жизни – материальной, всякое непонимание их тождества, полной
слитности».
Итак, смерть царит над человеком безраздельно. И не только над ним. В
следующей главе – «Страдания животных» – поэт с новой изобразительной силой
развивает свои излюбленные идеи. Опять картины всеобщего пожирания,
убийства, вольного и невольного, как нормы жизни. Тут говорят животные, в
которых начинает просыпаться разум. Точнее, говорит человек с высоты новой
нравственности, рожденной сознательно - активным пониманием эволюции.
Реальность мира предстает глазами замученных, натуральных жертв
человеческой эксплуатации. Говорит бык, для кого смерть оборачивается роком
живодерни:
На мне печаль как бы хомут.
На дно коровьего погоста,
Как видно, скоро повезут.
О, стон гробовый!
Вопль унылый!
Продолжает конь:
Мужик, меня ногами обхватив,
Скачет, страшно дерясь кнутом,
И я скачу, хоть некрасив,
Хватая воздух жадным ртом.
Кругом природа погибает,
Мир качается, убог,
Цветы, плача, умирают,
Одна из следующих глав «Торжества земледелия» – «Битва с предками» –
это неизбежный спор с покорным согласием на данные природой рамки, с
философией природного кругооборота, дурной бесконечности, которую
представляют «предки». Сторону преодоления природного закона, творческого
дерзания держит Солдат:
Предки, все это понятно,
Но, однако, важно знать,
Не пойдем ли мы обратно,
Если будем лишь рожать?
И вот наступает «Начало науки», поданное как сон Солдата, как
осуществленная мечта. Человек, преобразующий собственную природу,
подтягивает до себя и отставших по лестнице эволюции своих меньших братьев,
устанавливает новый закон бытия, закон истинного родства, связующий все
существа земли. Этот закон высится на новой натуральной основе жизни, из
которой изгоняется принцип взаимного пожирания и вытеснения. И на этом
особенно настаивает поэт в своих ликующих сценках нового питания. Какой
контраст с бывшим удручающим «кровавым искусством жить»!
А под горой машинный храм
Выделывал кислородные лепешки,
Там кони, химии друзья,
Хлебали щи из ста молекул,
Иные, в воздухе вися,
Смотрели, кто с небес приехал.
Корова в формулах и лентах
Пекла пирог из элементов,
И перед нею в банке рос
Большой химический овес.
Поэма «Торжество земледелия» - задорная, веселая, торжествующая
поэзия. Мир в ней как будто рождается заново. «Младенец - мир» – гласит
одна из заключительных глав поэмы. Мир начинает науку новой жизни с самого
начала, с буквы А.
Мы старый мир дотла снесем
И букву А огромным хором
Впервые враз произнесем.
В более поздних стихах излюбленной формой выражения той же мысли
становится у Заболоцкого образ природы - ученицы, которую мудрый и строгий
учитель - человек засаживает за учебу.
Природа черная, как кузница,
Отныне людям будь союзница,
Тебя мы вылечим в больнице,
Посадим в школе за букварь,
Чтоб говорить умели птицы
И знали волки календарь.
Чтобы в лесу, саду и школе,
Уж по своей, не нашей воле
На нас работала сама.
То же через десять лет:
От моря до моря, от края до края
Мы учим и пестуем младшего брата.
(«Читайте, деревья, стихи Гезиода...», 1946)
А в «Торжестве земледелия» в главе «Начало науки» возникает образ
«большого животного института», где «ума растенье развивают. Здесь учат
бабочек труду, Ужу дают урок науки. Здесь волк с железным микроскопом
Звезду вечернюю поет, Здесь конь с редиской и укропом Беседы длинные
ведет». А в «Школе жуков» (1931) предвосхищается то великолепное будущее,
когда растение сумеет превращаться в животное («Мы не забудем – Час, когда
в ножке листа Обозначился мускул, В теле картошки Зачаток мозгов появился И
кукурузы глазок Открылся на кончике стебля»), и засияет «животных разумное
царство». Воплощается углубленная библейская мечта, столь близкая сердцу
автора «Торжества земледелия» и «Безумного волка», о таком состоянии твари,
когда не просто возлягут рядом ягненок со львом, а станут участвовать
вместе с человеком в общем творчестве мира.
В «Торжестве земледелия» мир не просто перестраивается, а радикально
преображается, начинается настоящая онтологическая революция, призванная
установить «новое небо» и «новую землю».
Мы же новый мир устроим
С новым солнцем и травой.
Совсем недавно войдя в литературу, Заболоцкий уже оказался с клеймом
поборника формализма и апологета чуждой идеологии. Составленная им новая,
готовая к печати книга стихов (1933 г.) не смогла увидеть свет. Вот тут и
пригодился жизненный принцип поэта: "Надо работать и бороться за самих
себя. Сколько неудач еще впереди, сколько разочарований, сомнений! Но если
в такие минуты человек поколеблется - его песня спета. Вера и упорство.
Труд и честность..." (1928 г., письмо к Е. В. Клыковой). И Николай
Алексеевич продолжал трудиться. Средства к существованию давала начатая еще
в 1927 году - работа в детской литературе - в 30-х годах он сотрудничал в
журналах "Еж" и "Чиж", писал стихи и прозу для детей. Наиболее известны
его перевод - обработка для юношества поэмы Ш. Руставели "Витязь в
тигровой шкуре" (в 50-х годах был сделан полный перевод поэмы), а также
переложения книги Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль" и романа де Костера
"Тиль Уленшпигель".
В своем творчестве Заболоцкий все более сосредоточивался на
философской лирике. Он увлекался поэзией Державина, Пушкина, Баратынского,
Тютчева, Гете и, по-прежнему, Хлебникова, активно интересовался
философскими проблемами естествознания - читал труды Энгельса,
Вернадского, Григория Сковороды... В начале 1932 года познакомился с
работами Циолковского, которые произвели на него неизгладимое
впечатление. В письме к ученому и великому мечтателю писал: "...Ваши
мысли о будущем Земли, человечества, животных и растений
глубоко волнуют меня, и они очень близки мне. В моих ненапечатанных поэмах
и стихах я, как мог, разрешал их".
«Туда, на звезды, вперед!» – звал Циолковский. Заболоцкого поразила
созвучность многих идей Циолковского с собственными заветными мыслями,
поэтически высказанными в «Торжестве земледелия», «Безумном волке», «Школе
жуков»... Ближе всего ему было активно - эволюционное ядро космической
философии Циолковского: убежденность в восходящем развитии мира и самой
природы человека, когда его разум, его силы становятся сознательным
орудием такого восхождения. Как все мыслители - космисты, Циолковский не
считал человека окончательным венцом творения, остро чувствовал его
промежуточную, кризисную пока природу.
Заболоцкому трудно было принять атомный трансформизм,
нечувствительность к проблеме личности у Циолковского. Поэт резонно
отвечает космическому мыслителю: «Мне неясно, почему моя жизнь возникает
после моей смерти. Если атомы, составляющие мое тело, разбредутся по
вселенной, вступят в другие, более совершенные организации, то ведь данная
- то ассоциация их уже больше не возобновится и, следовательно, я уж не
возникну снова. Наконец, и самый атом не есть неделимая частица. Атом при известных условиях разрушается точно так же, как разрушаюсь
(умираю) я. Личное бессмертие возможно только в одной организации.
Не бессмертны ни человек, ни атом, ни электрон. Вот мне и кажется,
что Вы говорите о блаженстве не нас самих, а о блаженстве нашего материала
в других, более совершенных организациях будущего. Все дело, очевидно, в
том, как понимает и чувствует себя человек. Вы, очевидно, очень ясно и
твердо чувствуете себя государством атомов. Мы же, ваши корреспонденты, не
можем отрешиться от взгляда на себя как на нечто единое и неделимое. Ведь
одно дело – знать, а другое – чувствовать» 28.
В основе натурфилософской концепции Заболоцкого - представление о
мироздании как единой системе, объединяющей живые и неживые формы
материи, которые находятся в вечном взаимодействии и
взаимопревращении. Развитие этого сложного организма природы
происходит от первобытного хаоса к гармонической упорядоченности всех
ее элементов. И основную роль здесь играет присущее природе сознание,
которое, по выражению К. А. Тимирязева, "глухо тлеет в низших существах и
только яркой искрой вспыхивает в разуме человека". Поэтому именно
человек призван взять на себя заботу о преобразовании природы, но в
своей деятельности он должен видеть в природе не только ученицу, но и
учительницу, ибо эта несовершенная и страдающая "вековечная давильня"
заключает в себе прекрасный мир будущего и те мудрые законы, которыми
следует руководствоваться человеку.
В поэзии Заболоцкого с редкой силой была выражена нестерпимая боль
умирания. Эта боль настолько велика, что ею наделяется вся природа:
Река дрожит и, чуя смертный час,
Уже открыть не может томных глаз,
И все ее беспомощное тело
Вдруг страшно вытянулось и оцепенело
И, еле двигая свинцовою волной,
Теперь лежит и бьется головой.
(«Начало зимы», 1935)
«Предсмертные черты», которые поэт уловил во «взгляде» замерзающей
реки, прямо соотносятся с тем, «как смотрят люди в день своей кончины».
«Природа в речке нам изобразила Скользящий мир сознанья своего» – сознание
страдания в тисках природного смертного закона. Мучительные сцены смерти в
природе («Засуха», 1936: «В смертельном обмороке бедная река Чуть шевелит
засохшими устами»), где особенно полно разворачивается свойственное поэту
олицетворение природных явлений, конечно, истинное свое значение раскрывают
для человека, выявляют его чувство, интенсивность его переживания.
В стихотворении 1946 г. «Слепой» поэта пронзает сомнение, не сам ли он
такой же слепец, как тот, кого он наблюдает у ворот, и не видит ли он в
природе лишь отражение самого себя, своей боли и надежды:
И боюсь я подумать,
Что где - то у края природы
Я такой же слепец
С опрокинутым в небо лицом.
Лишь во мраке души
Наблюдаю я вешние воды,
Собеседую с ними
Только в горестном сердце моем.
«Нестерпимая тоска разъединения», вносимая смертью в жизнь, рождает в
Заболоцком порывы горького душевного протеста:
Вчера, о смерти размышляя,
Ожесточилась вдруг душа моя.
Печальный день! Природа вековая
Из тьмы лесов смотрела на меня.
Моменты особенно обнаженного контакта с миром дают поэту ощущение,
переходящее во внутреннее убеждение, что мертвые, великие и малые, все
ушедшие поколения – здесь, они присутствуют в мире:
И мысли мертвецов прозрачными столбами
Вокруг меня вставали до небес.
И голос Пушкина был над листвою слышен,
И птицы Хлебникова пели у воды.
И встретил камень я. Был камень неподвижен,
И проступал в нем лик Сковороды.
И все существованья, все народы
Нетленное хранили бытие,
И сам я был не детище природы,
Но мысль ее! Но зыбкий ум ее!
(«Вчера, о смерти размышляя…», 1936)
Что жизнь твоя равна чуме,
Что ты, глотая свой обед,
Разбойник есть и людоед?
Новый тип образа, введенный в русскую поэзию природы Заболоцким - это
глубокий по своим мифологическим корням образ, в основе которого лежит
вера поэта в бессмертие всего сущего, способность существ перевоплощаться
друг в друга. "Мысль некогда была простым цветком;//Поэма шествовала
медленным быком" - создания природы превращаются в создания духа, и
наоборот, человек, умирая, сохраняет свой ум и душу в новых порождениях
природы: "Я не умру, мой друг,//Дыханием цветов//Себя я в этом мире
обнаружу"; "А то, что было мною, то, быть может,//Опять растет и мир
растений множит" ("Завещание"; "Метаморфозы"; ср. также: "В жилищах наших",
"Вчера, о смерти размышляя..."; "Когда вдали угаснет свет дневной...",
"Кузнечик").
Среди отдельных поэтических пристрастий Заболоцкого следует указать на
обилие насекомых, особенно жуков, кузнечиков, воплощающих печальное
достоинство малых тварей; через многие стихи проходят кони, коровы,
знаменующие недавнюю порабощенность человеком и право на будущую свободную
и творческую жизнь, птицы с их совершенным летательным устройством (поэма
"Птицы").
Заболоцкий - классик философской и пейзажной лирики ХХ века. Наследуя
традиции Ф. Тютчева, Заболоцкий утверждает всем строем своей поэтической
мысли, что "природы вековечная давильня" на самом деле не вековечна, что в
глубине природы живет тоска по высшим состояниям духа, предчувствие
разумного союза с человеком ("Я не ищу гармонии в природе", 1947;
"Лодейников", 1932 - 1947).
Заболоцкий активно участвовал в общественной жизни ленинградских
писателей. Такие стихотворения, как "Прощание", "Север" и особенно
"Горяйская симфония" получили одобрительные отзывы в печати. В 1937
году вышла его книжка, включающая семнадцать стихотворений ("Вторая
книга"). На рабочем столе Заболоцкого лежали начатые поэтическое
переложение древнерусской поэмы "Слово о полку Игореве" и своя поэма
"Осада Козельска", стихотворения, переводы с грузинского... Но наступившее
благополучие было обманчивым...
19 марта 1938 года Н. А. Заболоцкий был арестован и надолго оторван
от
литературы, от семьи, от свободного человеческого существования. В
качестве
обвинительного материала в его деле фигурировали злопыхательские
критические статьи и обзорная "рецензия", тенденциозно искажавшая
существо и идейную направленность его творчества. По 1944 год он
отбывал незаслуженное заключение в исправительно-трудовых лагерях на
Дальнем Востоке и в Алтайском крае.
Стихотворение Заболоцкого «Где-то в поле возле Магадана» остаётся
загадкой.
Где-то в поле возле Магадана,
Посреди опасностей и бед,
В испареньях мёрзлого тумана
Шли они за розвальнями вслед.
От солдат, от их лужёных глоток,
От бандитов шайки воровской
Здесь спасали только околодок
Да наряды в город за мукой.
Вот они и шли в своих бушлатах –
Два несчастных русских старика,
Вспоминая о родимых хатах
И томясь о них издалека.
В каторжном лагерном Магадане посылают из зоны двух заключённых-
стариков в город за продуктами! Посылают одних, это и "спасает" их, то
есть даёт возможность отдохнуть от охраны и "от бандитов шайки воровской".
Заболоцкий рисует "жизнь над ними в образах природы", наполненную
звёздами смертельную полярную ночь:
Дивная мистерия вселенной
Шла в театре северных светил,
Но огонь её проникновенный
До людей уже не доходил.
Старики замерзают.
Стали кони, кончилась работа,
Смертные доделались дела...
Обняла их сладкая дремота,
В дальний край, рыдая, повела.
Не нагонит больше их охрана,
Не настигнет лагерный конвой,
Лишь одни созвездья Магадана
Засверкают, став над головой.
Всё-таки гонится кто-то? Но кто же? Смерть? Но она уже догнала. Это всё
написано почти нереально, будто приснилось, будто автор там и не был вовсе.
Но мы-то знаем – был.
С весны и до конца 1945 года уже вместе с семьей жил в Караганде.
В 1946 году Н. А. Заболоцкий был восстановлен в Союзе писателей
и получил разрешение жить в столице. Начался новый, московский период
его творчества. Несмотря на все удары судьбы он сумел сохранить
внутреннюю целостность и остался верным делу своей жизни - как только появилась возможность, он вернулся к неосуществленным литературным
замыслам. Еще
1945 году в Караганде, работая чертежником в строительном управлении,
в нерабочее время Николай Алексеевич в основном завершил переложение
"Слова о полку Игореве", а в Москве возобновил работу над переводом
грузинской поэзии. Прекрасно звучат его стихи из Г. Орбелиани, В.
Пшавелы, Д .Гурамишвили, С. Чиковани - многих классических и современных
поэтов Грузии. Работал он и над поэзией других советских и зарубежных
народов.
В стихотворениях, написанных Заболоцким после длительного
перерыва,
четко прослеживается преемственность с его творчеством 30-х годов,
особенно
в том, что касается натурфилософских представлений. Таковы
стихотворения "Читайте, деревья, стихи Геэиода", "Я не ищу гармонии в природе",
"Завещание", "Сквозь волшебный прибор Левенгука"...
В 50-х годах натурфилософская тема стала уходить в глубь стиха,
становясь как бы его невидимым фундаментом и уступая место размышлениям
над психологическими и нравственными связями человека и природы, над
внутренним миром человека, над чувствами и проблемами личности. В "Творцах
дорог" и других стихотворениях о труде строителей продолжается разговор о
человеческих свершениях, начатый еще до 1938 года ("Венчание плодами",
"Север", "Седов"). Дела современников и свой опыт работы на восточных
стройках поэт соизмерял с перспективой создания стройной живой
архитектуры природы.
В стихотворениях московского периода появились ранее
несвойственные Заболоцкому душевная открытость, иногда
автобиографичность ("Слепой", В
этой роще березовой", цикл "Последняя любовь"). Обострившееся внимание
к живой человеческой душе привело его к психологически
насыщенным
жанрово-сюжетным зарисовкам ("Жена", "Неудачник", "В кино",
"Некрасивая девочка", "Старая актриса"...), к наблюдениям над тем, как
душевный склад и судьба отражаются в человеческой внешности ("О красоте
человеческих лиц", "Портрет"). Для поэта гораздо большее значение стали
иметь красота природы, ее воздействие на внутренний мир человека.
Целый ряд замыслов и работ Заболоцкого был связан с неизменным интересом
к истории и эпической поэзии ("Рубрук в Монголии" и др.). Постоянно
совершенствовалась его поэтика, формулой творчества стала
провозглашенная им триада: мысль - образ -музыка.
Не все было просто в московской жизни Николая Алексеевича.
Творческий подъем, проявлявшийся в первые годы после возвращения,
сменился спадом и почти полным переключением творческой активности на
художественные переводы в 1949-1952 годах. Время было тревожным. Опасаясь,
что его идеи снова будут использованы против него, Заболоцкий зачастую
сдерживал себя и не позволял себе перенести на бумагу все то, что
созревало в сознании и просилось в стихотворение. Положение
изменилось только после XX съезда партии, осудившего извращения,
связанные с культом личности Сталина. На новые веяния в жизни страны
Заболоцкий откликнулся стихотворениями "Где-то в поле возле Магадана",
"Противостояние Марса", "Казбек". Дышать стало легче. Достаточно сказать,
что за последние три года жизни (1956-1958) Заболоцкий создал около
половины всех стихотворений московского периода. Некоторые из них
появились в печати. В 1957 году вышел четвертый, наиболее полный
его прижизненный сборник (64 стихотворения и избранные переводы).
Прочитав эту книжку, авторитетный ценитель поэзии Корней Иванович
Чуковский написал Николаю Алексеевичу восторженные слова, столь важные
для неизбалованного критикой поэта: "Пишу Вам с той почтительной
робостью, с какой писал бы Тютчеву или Державину. Для меня нет никакого
сомнения, что автор "Журавлей", "Лебедя", "Уступи мне, скворец,
уголок", "Неудачника", "Актрисы", "Человеческих лиц", "Утра", "Лесного
озера", "Слепого", "В кино", "Ходоков", "Некрасивой девочки", "Я не ищу
гармонии в природе" -- подлинно великий поэт, творчеством которого рано
или поздно советской культуре (может быть даже против воли) придется
гордиться, как одним из высочайших своих достижений. Кое-кому из
нынешних эти мои строки покажутся опрометчивой и грубой ошибкой, но я
отвечаю за них всем своим семидесятилетним читательским опытом" (5 июня
1957 г.).
Предсказание К. И. Чуковского сбывается. В наше время поэзия Н.
А.Заболоцкого широко издается, она переведена на многие иностранные
языки, всесторонне и серьезно изучается литературоведами, о ней пишутся
диссертации и монографии. Поэт достиг той цели, к которой стремился на
протяжении всей своей жизни, - он создал книгу, достойно продолжившую
великую традицию русской философской лирики, и эта книга пришла к
читателю.
ЛИТЕРАТУРА
1. Михаил Эпштейн. Поэзия Заболоцкого.
2. С.В.Григорьева. «Мы же новый мир устроим с новым солнцем и травой –
«атомы новых смыслов поэзии Николая Заболоцкого»»
http://lib.userline.ru/7996?page=9
3.Газета «Первое сентября». «Загадка: Из записей Константина Ваншенкина»
4. Никита Заболоцкий. «Поэзия, завещанная потомкам»
5. Всемирная библиотека поэзии. Изд. «Художественное издание», 1999.
6. М.Машков. Н.Заболоцкий. Изд. «Поэзия»,1962