Министерство РФ
Средняя муниципальная СШ №23
ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО
М.Ю. ЛЕРМОНТОВА
г.Комсомольск-на-Амуре
2002 г.
Духовное становление Лермонтова началось очень рано и причины тому
следует искать не только в его личной одаренности и в исторических
особенностях биографии его поколения, но и в обстоятельствах его
индивидуальной судьбы. М.Ю. Лермонтов – продолжатель и наследник пушкинских
традиций русской литературы.
Будущий поэт родился в ночь со 2 на 3 октября 1814 года в Москве. Его
отец, Юрий Петрович Лермонтов, был небогатым и неродовитым армейским
капитаном, притом человеком светским и красавцем, пользовавшимся успехом у
женщин. Мать, Мария Михайловна, урождённая Арсеньева, была единственной
наследницей значительного состояния, которым владела её мать, бабушка
Лермонтова, Елизавета Алексеевна, принадлежащая к богатому и влиятельному
роду Столыпиных. Брак, заключенный против воли Елизаветы Алексеевны, был,
по тогдашним понятием, неровным и к тому же несчастливым: по преданию, Юрий
Петрович охладел к жене, не стесняя себя в увлечениях и, кажется, играл.
Мальчик рос в обстановке семейных не согласий; через пятнадцать лет смутное
воспоминание о них ляжет в основу сюжетной коллизии « Странного человека».
Ему было два года с небольшим, когда Мария Михайловна скончалась от
чахотки. Сразу же после смерти дочери бабушка взяла внука на воспитание;
отец должен был устраниться от сына, в противном случае бабушка лишала его
наследства, - ситуация другой автобиографической драмы - «Литературное
наследство» (1830 г.). Мальчик воспитывался в бабушкином имении Тарханы
Пензенской губернии.
В Тарханах поэт узнал и навсегда полюбил красоту родной природы,
русские песни, сказания, былины. Бабушка очень любила своего внука и
заботилась о нем. Лермонтов овладел английским, французским, немецким
языком, занимался живописью, играл на скрипке и рояле, прекрасно читал
стихи.
Мемуаристы оставили выразительный портрет Елизаветы Алексеевны.
Женщина твердая и властная, пережившая в свое время самоубийство мужа, а
теперь – смерть дочери, она все свои привязанности перенесла на внука.
«Нет ничего хуже, как пристрастная любовь, - признавалась она в
одном из писем 1836 года, - но я себя извиняю: он один свет очей моих, все
мое блаженство в нем». Она привлекала молодежь « умом и любезностью»,
веселостью и снисходительностью. Семейство было не чуждо гуманитарных
интересов: дед Лермонтова, Михаил Васильевич Арсеньев, играет на домашнем
театре в «Гамлете» Шекспира (во время этого спектакля он покончил собой);
отец будущего поэта выражает свои чувства, записывая в альбом популярный в
1820 годы романс, и то же делает Мария Михайловна; бабушка Лермонтова
наслаждается в 1835 году « бесподобными» стихами внука в « Хаджи Абреке» -
произведение, которое могло бы шокировать человека, воспитанного на
сентиментальной литературе, а в 1820 годы пытается читать вместе с ним
греческие тексты и следить за его литературными успехами. Всё это не вполне
обычно для провинциальной дворянской семьи; это уровень столичного
воспитания. Домашнее образование, которое бабушка дает Лермонтову, а также
не вполне обычно: помимо обязательных французов-гувернеров у него есть
немка-бонна, и он с детства свободно владеет немецким языком, а затем к
нему приглашается преподаватель-англичанин. Все это уже не редкость, в
особенности в провинции. Вместе с тем домашнее образование мальчика отнюдь
не блестящее и даже не литературное по преимуществу: его не окружает ни
атмосфера философского интеллектуализма, как это было, например, у братьев
Тургеневых, ни среда высокообразованных дилетантов, в которой воспитывался
юный Пушкин. В его юношеской тетради сохранились выписанные явно с учебными
целями тексты Лагарпа и Сент-Анжа, французских литераторов, считавшихся
образцовыми в XVIII веке, - для конца 1820 годов это почти уже анахронизм.
Среди его домашних наставников по русской словесности мы находим
московского семинариста Орлова и будущего известного педагога, тогда еще
молодого А.З. Зиновьева, готовившего его к поступлению в Московский
благородный пансион.
Осенью 1828 году Лермонтов был зачислен полупансионером в четвертый
класс Московского университетского благородного пансиона –
привилегированного учебного заведения, из которого вышли Жуковский,
Грибоедов, Тютчев, В.Ф. Одоевский и целая когорта деятелей декабристского
движения. Здесь были сильные и литературные, и философские, и фиологические интересы; родственник Лермонтова А.П. Шан-Гирей, посетивший его в это
время, в первые видит у него систематическое собрание русских книг:
сочинения Ломоносова, Державина, Дмитриева, Озерова, Батюшкова, Крылова,
Жуковского, Козлова и Пушкина. Этот подбор имен характерен не только для
учебных чтений: он как бы символически обозначает вкусы пансионской
литературной среды, где еще прочно держались традиции старой, классической
поэзии. К концу 1820-х годов прежний интеллектуальный центр почти потерял
свое значение; и А.Ф. Мерзляков, видный в свое время поэт и эстетик, у
которого Лермонтов брал домашние уроки, и С.Е. Раич, руководитель
пансионского литературного кружка, отставали от современного литературного
движения. Мерзляков, некогда выступавший против баллад Жуковского, тем
более не мог принять пушкинской поэзии. За несколько лет до вступления
Лермонтова в пансион прежние ученики Раича и Мерзлякова – И.В. Киреевский,
Д.В. Веневитинов, С.П. Шевырев, М.П. Погодин, В.Ф. Одоевский – отделились и
даже прямо выступали против эстетических принципов своих учителей,
образовав особое литературно-философское общество, известное в истории
русской литературы как «общество любомудров». Когда в 1826 году в Москву
приехал освобожденный из ссылки Пушкин, он нашел в молодых литераторах
наиболее близкую себе и творчески и творчески активную среду, произошло
сближение, и «любомудры» при поддержке Пушкина основали новый журнал
«Московский вестник». Со страниц его провозглашалась романтическая
философская эстетика, опиравшаяся на учение Шеллинга; здесь делала свои
первые шаги русская философская поэзия, печатались статьи по общей теории
искусства, истории, фольклористике; здесь появились впервые суены из
«Бориса Годунова», «Порок», «Зимняя дорога», «Поэт», «Утопленник», «Поэт и
толпа», («Чернь»).
«Московский вестник» считался «пушкинским» журналом и в русской
журналистике конца 1820-х годов стоял несколько особняков; он
противопоставлял себя, в частности, «Московскому телеграфу» Н.А. Полевого –
едва ли не самому популярному из русских журналов, провозвестнику новейшего
французского романтизма и буржуазно-демократических идей. В годы
пансионского учения Лермонтова, правда, все яснее стали обозначаться и
точки расхождения «любомудров» с Пушкиным, - однако это были внутренние
взаимоотношения, о которых мальчик-пансионер вряд ли мог знать.
В этой сложной борьбе противоположных литературных сил ему приходилось
определять свои симпатии и антипатии. О них мы можем судить по его раннему
творчеству. Еще в 1827 году, накануне поступления в пансион, он
вписывает в свою тетрадь «Шильонского узника» Байрона в переводе Жуковского
и «Бахчисарайский фонтан» Пушкина. Итак, он приезжает в Москву с
отчетливым интересом к Байрону и русской байронической поэме.
В 1828- 1829 годах он сам пишет несколько таких поэм – «Черкесы»,
«Кавказский пленник», «Корсар», «Преступник», «Олег», «Два брата».
Все эти поэмы – факт литературного ученичества, причем не столько у
Байрона, сколько у русских «байронистов» 1820 годов. Основной образец для
Лермонтова – «южные поэмы» Пушкина, интерес к ним поддерживается еще
детскими воспоминаниями: к 1828 году Лермонтов однажды побывал с бабушкой
на Кавказе, и реальные впечатления вплетались в литературный облик
экзотической «романтической страны». Вместе с тем текст ранних поэм
Лермонтова буквально пронизан литературными реминисценциями – из Пушкина,
байронических поэм И.И. Козлова, А.А. Бестужева; батальные описания
создаются под воздействием и доромантической литературы: Ломоносова, И.И.
Дмитриева. Это ученичество – вместе с тем и литературная позиция, хотя и не
до конца осознанные: Лермонтов выбирал себе учителей в прямом противоречии
с направлением пансионского литературного воспитания – ни Раич, ни
Мерзляков, ни даже «любомудры» «Московского вестника» отнюдь не сочувствуют
русскому байронизму. Тот факт, что творчество Лермонтова начинается под
знаком именно поэмы (а не лирических жанров), также заслуживает внимание:
поэма считается основным жанром романтического движения.
Байроническая поэма имела свою эстетику, которую усваивает юный
поэт. Повествование в такой поэме концентрируется вокруг единого героя,
находящегося в состоянии непримиримой войны с обществом. Это изгой, дерзко
нарушающий нормы общественной морали; «преступник», повинный в страшных
грехах – убийстве, прелюбодеянии, кровосмешании, - и вместе с тем человек,
наделенный необыкновенной силой духа и сверхчеловеческими страстями,
которые возвышают его над обществом.
Имя Михаила Юрьевича Лермонтова принадлежит к числу самых дорогих и
любимых имен поэтов и писателей. Ранние стихотворение Лермонтова « Нет, я
не Байрон…» (1832) – своеобразный лирический дневник, откровенный разговор
с самим собой, чистосердечная исповедь молодого человека. Поэт оценивает
важнейшие политические события своего времени, размышляет о назначении
поэта и поэзии, напряженно думает о смысле жизни, о дружбе, о любви.
Внимательно читая стихи Лермонтова, можно проследить, как рос его
могучий талант, как настойчиво он искал свое место в жизни и в поэзии.
У Лермонтова были великие предшественники и современники. В юношеской
поэме «Последний сын вольности» он с любовью пишет о сосланных поэтах –
декабристов. Его немеркнущим кумиром был Пушкин – слава и гордость России.
Лермонтова увлекала и бунтарская, романтическая поэзия Байрона.
Познавая поэтическое наследие талантливых учителей, Лермонтов
настойчиво развивал свое мастерство. Восемнадцатилетний поэт осознает, что
у него свой путь:
Нет, я не Байрон, я другой,
Еще не ведомый избранник,
Как он, гонимый миром странник,
Но только с русскою душой.
«Нет, я не Байрон…»
В лирике Лермонтова отразились настроения «мыслящих людей нового
поколения», которое жило в период политической реакции, наступившей после
разгрома декабристов. «И душно кажется на родине, И сердцу тяжко, и душа
тоскует,» - признается Лермонтов в стихотворении «Монголы».(1829).
В самодержавно – крепостнической России, по верному наблюдению поэта,
«стонет человек от рабства и цепей» («Жалоба турка», 1829). Юноша сожалеет
порой, что вынужден жить в тяжелое, мучительное время.
Все, что было тогда в России «благородного и великодушного, томилось
в рудниках или в Сибири»,- писал Герцен. В стихотворениях «Желание»,
«Узник», «Сосед», «Соседка», «Пленный рыцарь» и других нарисован образ
узника, рвущегося к свободе:
«Отворите мне темницу, Дайте мне сиянья дня…» («Узник», 1837)
Мысли об одиночестве воплощены в целом ряде ярких аллегорических
образов. Вот «парус одинокий» мелькает среди бушующих волн. Сосна «стоит
одиноко на голой вершине». Утес одиноко «и тихонько плачет… в пустыне».
Дубовый листок, выросший «в отчизне суровой, Один и без цели» носится по
свету. «Одинок я – нет отрады», - жалуется узник. В лирическом монологе
«И скучно, и грустно…» (1840) Лермонтов с тоской говорит о том, что «некому
руку подать В минуту душевной невзгоды». Белинский писал об этой
миниатюре: «И какая простота в выражении, какая естественность, свобода в
стихе! Так и чувствуешь, что вся пьеса мгновенно излилась на бумагу сама
собою, как поток слез, давно уже накопивших, как струя горячей крови из
раны, с которой вдруг сорвана перевязка…»
Лермонтов грустит глубоко и искренне о том, что в жизни «и радость, и
муки, и все так ничтожно». Да и сама жизнь в целом, «как посмотришь с
холодным вниманием вокруг, - Такая пустота и глупая шутка!» Восторгаясь
стихотворением, Белинский понимал, что Лермонтов говорит не вообще о жизни.
Сама по себе жизнь для поэта, разумеется, прекрасна. Его тяготили условия
жизни «высшего» общества. Недаром реакционная критика обронила лирический
монолог «И скучно и грустно…» Белинский, живой свидетель жизни поэта,
писал: «И скучно и грустно» из всех пьес Лермонтова обратила на себя
особенную неприязнь старого поколения. Странные люди! Им все кажется, что
поэзия должна выдумывать, а не быть жрицею истины, тешить побрякушками, а
не греметь правдою!»
Сознание одиночество не отрывало Лермонтова от жизни, не уводило его
в мир отвлеченных мечтаний. «И нет в душе довольно власти – Люблю мучения
земли, » – пишет поэт в стихотворении «1830. Мая, 16 числа.» Эта же мысль
развита в стихотворении зрелого периода «Выхожу один я на дорогу…»,
принадлежащим «к лучшим созданиям Лермонтова» (Белинский). Поэт взволнован
величием ночи, очарован торжественной тишиной и покоем, разлитым в природе.
Это настроение передается и нам, читателям. Мы видим и «кремнистый путь», и
«сияние голубое», и яркие звезды, ощущаем торжественную тишину ночи. Это
гимн красоте, гармонии свободной и могучей природы, не знающей
противоречий.
От ночного пейзажа, тонущего в голубом сиянье, мысль поэта
обращается к человеческому обществу, в котором бушуют страсти и душевные
тревоги, к своим грустным мыслям. Поэту «больно и …трудно» оттого, что нет
«свободы и покоя». Но он любит жизнь с ее страданиями и радостями, гонит
прочь промелькнувшую мысль о «холодном сне могилы». В заключительных
строчках стихотворения появляется образ дуба как символ вечной жизни.
В стихотворениях «И скучно и грустно…» и «Выхожу один я на дорогу…»
наиболее полно отразились особенности лирики Лермонтова, приемы его письма.
Взгляд поэта сосредоточен не столько на внешнем мире, сколько на душевных
переживаниях человека. Он обнажает борьбу противоречивых мыслей и влечений.
Стихи Лермонтова – это почти всегда напряженный внутренний монолог,
искренняя исповедь, себе же задаваемые вопросы и ответы на них: «Желанья?..
Что пользы напрасно и вечно желать?», «Любить – но кого же?..». Или: «Что
же мне так больно и так трудно? Жду ль чего? Жалею ли о чем?». Поэт глубоко
и тонко раскрывает психологию лирического героя, его мгновенные настроения
и переживания. Это художественное открытие, сделанное в лирике, находит
широкое применение в романе «Герой нашего времени», где рассказано, по
словам автора, «история души человеческой».
Тоска, чувство одиночества не покидают юного Лермонтова и тогда,
когда речь идет о любви. Его отношения к женщине отравлены трагическими
обстоятельствами, тяжелыми предчувствиями. Прислушаемся к тому, что говорит
поэт любимой девушке в стихотворении «К***.»:
Когда твой друг с
пророческой тоскою
Тебе вверял толпу своих
забот,
Что смерть его позорная
зовет,
Что голова, любимая тобою,
С твоей груди на плаху
перейдет.
В ранней интимной лирике Лермонтова очень мало светлых, радостных
настроений, тех «чудных мгновений», что воспеты Пушкиным. В стихотворении
«Стансы» («Гляжу вперед сквозь сумрак лет…» 1831) поэт пишет: «Пусть я кого-
нибудь люблю: «Любовь не красит жизнь мою».
В ранней лирике чаще речь идет о неразделенной любви, об измене
женщины, не оценившей возвышенные чувства друга. В стихотворении «К***» («Я
не унижусь перед тобою…», 1832) он прощается с обманувшими мечтами и с той,
которая тяжко ранила его чуткое сердце. Поэт, однако, находит себе
нравственные силы, чтобы отказаться от личного счастья во имя счастья
любимой:
О нет! Я б не решился
проклянуть! –
Все для меня в тебе святое:
Волшебные глаза, и эта грудь,
Где бьется сердце молодое.
«К***» («всевышний произнес свой приговор…»). 1831г.
С годами окрепла вера Лермонтова в дружбу и любовь. Он искал и
находил «родную душу» («Гляжу на будущность с боязнью»), не представлял
себе жизнь без «друзей и братьев», деливших с ним радость и горе («Спеша на
север из далека…»). В лирике зрелых лет все реже встречается тема
одиночества, все чаще поэт говорит о возможности и необходимости
взаимопонимания между духовно близкими людьми, о верности и преданности
(«Слышу ли голос твой…», «Расстались мы, но твой портрет…»). Интимная
лирика последних лет почти свободна от безысходного душевного надрыва.
Дружить и любить, по мысли поэта, значить желать добра близкому человеку,
подавлять в себе чувство недоверия, прощать мелкие обиды. «Прощать святое
право Страданным куплено…» – читаем в стихотворении «Оправдание» (1841г.).
Ни личные невзгоды, ни николаевская реакция не сломили волю
Лермонтова. Вера «гордая в людей», в лучшую жизнь помогла поэту
преодолевать разочарование и чувство одиночества. Его страстная натура
рвалась к деятельности, к героическому подвигу. В стихотворении «1831-го
июня 11 дней» он пишет:
Мне нужно действовать, я каждый
день
Бессмертным сделать бы желал,
как тень
Великого героя, и понять
Я не могу, что значит отдыхать.
Воля к действию у Лермонтова проявилась в отрицании самодержавия, в
обличении уклада жизни светского общества, в осуждении молодого поколения,
стоящего в стороне от борьбы.
Гражданская лирика Лермонтова продолжает традиции поэзии
декабристов и Пушкина. Поэт верит в правоту дела дворянских революционеров,
боровшихся с самодержавием. В стихотворении «Новгород», обращаясь к
декабристам, он пишет:
Сыны снегов, сыны славян,
Зачем вы мужеством упали?
Зачем?.. Погибнет ваш тиран,
Как все тираны погибали!..
Революционная тема в лирике Лермонтова сливается с темой личного
участия в общественной борьбе. Ради свободы порабощенного народа поэт готов
пожертвовать своей свободой и даже жизнью: "За дело общее, быть может, я
паду, Иль жизнь в изгнании бесплодно проведу…" ("Из Андрея Шенье." 1831)
"За дело общее" Лермонтов смело выступил в 1837 году, когда
трагически погиб Пушкин. Это одно из лучших стихотворений русской
революционно-политической поэзии. Оно состоит из двух частей. Первая
напоминает элегию, в каждой строчке которой слышатся приглушенные рыдания,
чувствуется сдержанный гнев.
Разностопный ямб, риторические вопросы, короткие восклицательные
предложения, повторы - все этопридает поэтической речи взволнованность. В
первой части открытое негодование прорывается лишь в тех стихах, в которых
говорится о Дантесе:
Его убийство хладнокровно
Навел удар… спасенья нет:
Пустое сердце бьется ровно,
В руке не дрогнул пистолет.
Лермонтов пока глухо, намеками говорит о тех, кто направлял пистолет
Дантеса.
Не вы ль сперва так злобно гнали
Его свободный, смелый дар
И для потехи раздували
Чуть затоившийся пожар?
Что ж? веселитесь… - он мучений
Последних вынести не мог…
Нетрудно, разумеется, догадатся, кого Лермонтов имел в виду, когда
писал: "Вы… злобно гнали Его свободный, смелый дар", "они венец терновый,
Увитый лаврами, надели на него." Они - это придворная знать, продажные
журналисты, идейные защитники самодержавия, жандармы николаевской России.
Недаром Лермонтов нарисовал на полях рукописи профиль Дубельта, начальника
штаба жандармского корпуса.
Но одно дело намекнуть, что в трагических событиях замешаны предворные
и жандармы, совсем другое - назвать истинных виновников гибели Пушкина. И
Лермонтов назвал их, когда поклонники и защитники Дантеса стали хулить
покойного поэта. "Невольное, но сильное негодование вспыхнуло во мне
против этих людей…" - признается поэт. Презирая опасность, Лермонтов пишет
вторую часть стихотворения. Заключительные строки - это беспощадная
обвинительная речь оратора - патриота. Пушкина погубили "надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов."
В "жадной толпе" царедворцев, окоторой пишет Лермонтов, узнали себя
бекендорфы и другие представители новой знати, оказавшей услугу Николаю 1 в
его кровавой расправе с декабристами. Это они таятся "под сению закона",
пред ними "суд и правда - все молчи". Лермонтов грозит им суровым судом
потомков: "Есть грозный суд: он ждет"… Друг Лермонтова С.А.Раевский
справедливо писал, что стихи его были отражением мнений не одного лица, но
весьма многих. В скорбные дни прощания с Пушкиным люди плакали молча,
шепотом проклинали царя и придворных. Лермонтов громко, открыто заклеймил
высокопоставленных преступников. "С тех пор всем, кому дорого русское
слово, стало известно имя Лермонтова," - писал современник поэта.
Стихотворение "Как часто пеструю полпою окружен…"(1840 г.) в основе
своей имеет реальный факт. Лермонтов присутствовал на маскарадном бале в
благородном собрании под новый, 1840 год. И.С.Тургенев вспоминает, что
поэту "не давали покоя, беспрестанно приставали к нему, брали его за руки;
одна маска сменялась другой, а он почти не сходил с места и молча слушал их
писк, поочередно обращая на них свои сумрачные глаза. Мне тогда же
почудилось, - продолжает Тургенев, - что я уловил на лице его прекрасное
выражение поэтического творчества. Быть может, ему приходили в голову те
стихи:
Когда касаются холодных рук моих
С небрежной смелостью красавиц
городских
Давно бестрепетные руки…
И т.д."
На балу произошло столкновение поэта с дамой из царской семьи, что
явилось лишь поводом для написания стихотворения "Как часто пеструю толпою
окружен"… Как и встихотворении "Смерть поэта", здесь сатирические мотивы
находятся в соседстве с элегическими. Вначале несколькими точными штрихами
поэт рисует надменных, духовно нищих людей "большого света". В "пестрой
толпе" звучат "затверженные речи", "мелькают образы бездушных людей". Поэту
духовно чужды эти "приличьем стянутые маски". Чтобы забыться, отдохнуть от
"блеска и суеты", он погружается в воспоминания о близкой сердцу "недавней
старине". Сатира уступает место элегии.лермонтову дороги родные
тархановские места: "…сад с разрушенной теплицей", заросший "спящий пруд",
дымящееся село и "туманы над полями". Когда-то здесь поэт думал "о ней",
плакал и любил юное "созданье с глазами, полными лазурного огня"…
Уход от тягостной современности в прекрасное прошлое - тема в русской
поэзии не новая. К ней обращались поэты - романтики 20-х годов. В отличие
от тех романтиков, которые идеализировали прошлое, Лермонтов убежден в том,
что невозможно жить одной привязанностью "к недавней старине". Приятные
мечты о прошлом являются обманом, точнее самообманом ("опомнившись, обман я
узнаю") и не рассеивают "юурю тягостных сомнений и страстей". Лермонтов -
борец.
Его жалобы на современную ему жизнь переходит в решительный протест:
О, как мне хочется смутить веселость их
И дерзко бросить им в глаза железный
стих,
Облитый горечью и злостью!..
Стихотворение волнует не только потому, что в нем обличен высший свет.
Читателей пленяет богатый духовный мир самого поэта, его глубокие мысли и
чувства: неприязнь к "бездушным людям", мечта о безмятежной жизни в юности
и осознание бесплодности этой мечты, трезвое понимание невозможности
вырваться из "завистливого и душного" светского общества осознание своей
обреченности подчеркнута поэтом кольцевой, замкнутой композицией
произведения: в конце стихотворения поэт, опомнившись, вновь видит
ненавистную "пеструю толпу" духовно чуждых ему людей. Эмоциональная
взволнованность поэта и делает стихотворение подлинно лирическим и вызывает
ответное душевное движение у читателей.
Лермонтов бичевал не только людей "завистливого и душного" света, но и
часть дворянской интеллигенции, неспособную служить обществу. "Думу" -
поэтическая исповедь, чисто сердечная и печальная.
Стихотворение написано ямбом. Большая часть стихов состоит из шести
стоп. Шестистопный ямб придает стиху плавность, некоторую замедленность,
неторопливость, что соответствует характеру лирического раздумья. Но в
тексте встречаются и пятистопные и четырехстопные стихи.
Пятистопный ямб: "Мы лучший сок навеке извлекли…";четырехстопный ямб:
"Как пир на празднине чужом".
При внимательном правильном чтении нетрудно заметить, что укороченные
пятистопные и четырехстопные стихи произносятся более энергично и резко.
Композиция стихотворения подчинена авторскому замыслу. В первом
стишеростишии высказано общее суждениео поколении 30-х годов:
Печально я гляжу на наше поколение!
Его грядушее – иль пусто, иль темно,
Меж тем, под бременем познания и
сомнения,
В бездействии состарится оно.
В восьми последующих четверостишиях развивается и доказывается мысль,
высказанная в начале "Думы". Лермонтова огорчает то, что многие его
современники живут "ошибками отцов и познаний их умом".Речь идет об
отношении к идейному наследию декабристов. Мы помним,что Лермонтов
встречался со ссыльными дворянскми революционерами на Кавказе. Измученные
каторгой, ссылкой и солдатчинной, некоторые участники восстания на
Сенатской площади примирились с самодержавием, признали революционную
борьбу бесполезной. Эти настроения декабристов Лермонтова и называет
"поздним их умом".
Поэт убежден в том, что свобода не приходит сама собой: за нее борются,
страдают, идут на каторгу и гордо умирают. Лермонтов не может примириться с
тем, что люди его поколения, усвоив "поздний ум" отцов, стараются в
бездействии, живут без всякой цели, покорно склоняют голову перед силами
реакции:
К добру и злу постыдно равнодушны,
В начале поприша мы вянем без борьбы,
Перед опасностью позорно - малодушны
И перед властию - презренные рабы.
Бессмысленны и занятия наукой, если добытые знания не переходят в
непосредственное действие на благо общества: "Мы иссушили ум наукою
бесплодной"…
С тревогой и болью Лермонтов говорит о том, что у его современников -
образованных людей - нет ни сильных чувств, ни прочных привязанностей, ни
твердых убеждений. Поэтому "И ненавидим мы, и любим мы случайно, Ничем не
жертвуя ни злобе, ни любви"…
Нравственно опустошенные, утратившие цельность мировозрения,
современники поэта не способны на труд и на подвиг.
Стихотворение заканчивается убийственным выводом, подготовленным и
оправдвнным всем ходом авторских рассуждений.
Толпой угрюмой и скоро позабытой,
Над имром мы пройдем без шума и следа,
Не бросивши векам ни мысли плодовитой,
Ни гением начатого труда.
Разобщенные друг с другом и не в ладу составляют "угрюмую толпу".
Лермонтов одновременно негодует и грустит. "Дума" - это и сатира и элегия.
Автор говорит от лица той прогрессивной интеллигенции, которая не хотела
мириться с николаевским режимом, но ничего не могла предпринять в эти
тяжелые, мрачные годы.
Вот почему поэт употребляет местоимение мы: "Богаты мы … ошибками
отцов" и т.д . Это принципиальный разговор поэта не с врагами, а с друзьями
и с самим собой. "Дума" - не только осуждение. Это и призыв к активной
деятельности, к пробуждению гражданской совести у поколения, старящегося в
бездействии.
Лермонтов беспредельно любил русский народ, тонко чувствовал красоту
родной природы. Не удивительно, что пейзажные зарисовки являются
неотъемлемой частью его лирических и прозаических произведений. В молодости
он описывает “бури шумные”, величественные явления природы. Беспредельно
любят природу романтические герои произведений Лермонтова. Герои поэмы
Мцыри, “как брат, Обняться с бурей был бы рад”.
В лирике зрелых лет картины природы как бы очищены от эмоциональных
словесных украшений и преувеличений – в них все просто, правдиво, точно и
экономно. Поэт реже употребляет метафоры, метафорические сравнения,
отвлеченные эпитеты. По словам Белинского, в стихотворениях Лермонтова
“говорит одно чувство, которое так полно, что не требует поэтических
образов своего выражения: ему не нужно убранства, не нужно украшений”.
Посмотрите с этой точки зрения на такие стихотворения, как “Горные
вершины…”, “Когда волнуется желтеющая нива…”, “Утес”, “Тучи”, “Выхожу один
я на дорогу…”, - и вы убедитесь в правоте мысли Белинского.
В лирике Лермонтова “чистый” пейзаж почти отсутствует. Он чаще всего
рассказывает о том, какие мысли и чувства вызывает природа. “Серебристый
ландыш”, “желтеющая нива”, бегущий по оврагу “студеный ключ” – все это
успокаивает поэта, смиряет душевные тревоги. Быстро бегущие по небу тучи
напоминают о судьбе изгнанника: “Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники С
милого севера в сторону южную” (“Тучи”. 1840).
“С отрады, многим незнакомой” (“Родина”), поэт смотрит на безбрежные
леса и нивы, на степи и реки.
Прочитав стихотворение “Родина” еще в рукописи, Белинский сказал, что
это “вещь – пушкинская, то есть одна из лучших пушкинских”. Критик Н.А.
Добролюбов, как бы продолжая развивать мысль Белинского, отмечал, что
Лермонтов “обладал, конечно, громадным талантом и, умевши рано постичь
недостатки современного общества, умел понять и то,что спасение от этого
ложного пути находится только в народе. Доказательством служит его
удивительное стихотворение “Родина”, в котором он... понимает любовь к
отечеству истинно свято и разумно”.
Реакционные писатели в своих произведениях прославляли
самодержавную , крепостническую Россию . Это был казенный
патриотизм. Другие литераторы ценили патриархо-общинные устои русского
народа, уходящие своими корнями в быт и нравы допетровской Руси.
Лермонтов отверг это понимание патриотизма, признав его ложным (это
отмечено и Добролюбовым). В стихотворении «Прощай, немытая Россия» он
показал отвратительный лик николаевской империи с «господами» и «рабами», с
голубыми мундирами жандармов и «послушным им народом», а в «Родине»
нарисовал светлый образ России народной.
В первой строфе Лермонтов называет свою любовь к отчизне странной.
«Странность» заключается в двойственном отношении поэта к Родине. В начале
стихотворения осуждается казенный официальный патриотизм, Лермонтова не
трогает
Ни слава, купленная кровью,
Ни полный гордого доверия покой,
Ни темной старины заветные преданья…
Конечно, Лермонтов любил и ценил героическое прошлое родины. В
стихотворении «Бородино», как помним, он воспел подвиг народа, поднявшегося
на защиту отчизны. Поэт дорожил гражданскими подвигами предков, умевших
постоять за правду, за человеческое достоинство. Вспомним «Песню про купца
Калашникова…». Но не в военной мощи николаевской России, не в «темных»
преданиях старины, не в смирении русского народа видит он великое будущее
родины. Лермонтов прославляет Россию народную, которую любит
непосредственно, сердечно. В последующих строфах поэт рисует широкие
картины родной природы, труд и быт русского крестьянства. Ему дороги и
милые степи, безбрежные леса и реки. Стихотворение построено так, что от
общего поэта идет к частному. Появляются конкретные признаки сельского
пейзажа со следами крестьянского труда и быта. Вот вьется проселочная
дорога, по которой тянется «кочующий обоз», стелется «дымок спаленной
жнивы», белеют березы, мелькают «дрожащие огни печальных деревень». А вот и
сама деревня. Поэт любуется «полным гумном», избами с «резными ставнями» на
окнах.
Вспомним стихотворение «Как часто, пестрою толпою окружен...». «Музыка
и пляска» маскарадного бала в Благородном собрании вызвали в душе поэта
«горечь и злость». А «пляску с топаньем и свистом Под говор пьяных
мужичков» Лермонтов готов «смотреть до полночи».
Содержанию стихотворения «Родина» соответствует размер стиха.
Первые строфы, в которых поэт размышляет о любви к родине и восторгается
величием русской природы, написаны шестистопным и пятистопным ямбом,
придающим стиху плавность, замедленность и величавость. В описании
конкретного сельского пейзажа и быта крестьян звучит четырехстопный ямб,
который сообщает поэтической речи живость и простоту.
В своей поэзии, всегда искренней, страстной и взволнованной, Лермонтов
отвергает сложившиеся веками устои крепостнической России и желает видеть
русский народ свободным и просвещенным. Он восстает против политического
гнета, против бездеятельности и страстно зовет своих современников к борьбе
за свободу, за счастье людей. Подобно мятежному одинокому парусу, Лермонтов
не знает покоя, хотя порой и мечтает о нем.
Поэзия Лермонтова – поэзия глубокой мысли, гражданского долга и жажды
жизни. Его стихи согреты чувством великой любви к народу.
Взгляды Лермонтова на поэта и поэзию менялись по мере развития в его
творчестве реалистических тенденций. Молодой Лермонтов – романтик.
Лермонтов стал известен внезапно – и навсегда. «Смерть поэта»
потрясла Россию – в дни прощания с ее национальным гением…
В русской литературе ХIХ века немало трагических писательских судеб.
Вспомним безвременную гибель А.С. Грибоедов, повешенного К.Ф. Рылеева,
заточенного, но не умолкнувшего в ссылке В.К. Кюхельбекера. Это были
современники. Вспомним преследования В.Г. Белинского, изгнание А.И.
Герцена, сжигающего свои рукописи Н.В. Гоголя, позор гражданской казни Н.Г.
Чернышевского, каторгу Ф.М. Достоевского, нравственные страдания и борьбу
Л.Н. Толстого, самоубийство В.М. Гаршина – это было еще впереди… Скорбный
мартиролог, который можно множить! Но даже среди этих драматических судеб
биография и судьба Лермонтова кажутся едва ли не самыми трагическими – и
самыми яркими.
Он был одинок чуть ли не с колыбели. И разве не из постоянного,
мучительно – неотступного, преследовавшего его одиночества, напитавшего
его раннюю лирику, родился взрыв отчаяния, боли и гнева, пронзивший «Смерть
Поэта», - стихотворение – реквием, стихотворение – обвинительным приговор,
стихотворение – набат ? «Погиб поэт…» Погиб гений, бывший Солнцем России,
но ставший и ему – начинающему поэту: кумиром, надеждой и духовной опорой!
На смерть Пушкина отозвались многие. Горящие скорбью и любовью
строки остались свидетельством рокового рубежа национальной культуры –
вспомним тютчевское «Тебя ж, как первую любовь, России сердце не забудет…».
Но стихи Лермонтова продолжают потрясать нас и сегодня так же, как
потрясли они его современников. Нечто существенное и почти таинственное
отличает их от всего написанного на ту же тему.
Лермонтов не объективирует ( как бы в некотором «отдалении» от
самого себя, «извне») свои чувства и мысли, он – равновелик и равнозначен
им не только в своей пламенной душе, но и в самих стихах своих; он в них
лично присутствует, и их направляет.
Литература, поэзия в особенности всегда были главными врагами царя,
потому что в силу самой природы художественного творчества, создающего свой
особый эстетический мир, «овеществляли» идею независимости, суверенной от
действительности, устрояемой «наместником божиим на земле. В этом смысле
лермонтовский художественный мир был принципиально враждебен и несовместим
с реальным николаевским, поскольку строился на твердыне своего независимого
и художественного воплощаемого «я». Царь становится поэтому убийцей поэта.
Что с того, что действительным палачом поэта стал «обыкновенный»
офицер Мартынов? Ведь и он, как и первый «солдафон» империи, не мог
простить Лермонтову того же самого.
Бабушка поэта, используя свои многочисленные связи, пыталась
сокращать сроки ссылки, но участь ее любимого внука была предрешена.
Причина его гибели крылась не в характере его личности, а в характере его
искусства. Ему оставалось жить – после стихотворения «Смерть поэта» –
четыре года, в которые он должен был успеть предстать перед Россией как
великий отец и преемник Пушкина. Самое удивительное, но и печальное в том,
что гении всегда успевают свершить свое предназначение перед искусством и
народом, какой бы срок им ни положила природа.