Эсхил (525—456 гг. до н. э.)
Д. Дилите
Эсхил
- первый из трех выдающихся драматургов, создал около 70 трагедий, из которых
сохранилось только 7: "Просительницы", "Персы",
"Семеро против Фив", "Прометей прикованный" и трилогия
"Орестея". Эсхил не был первым автором греческих трагедий: мы знаем
имена шестерых живших до него драматургов и названия двадцати, поставленных до
него, несохранившихся трагедий. Первым трагиком традиционно считается Феспид (VI
в. до н. э.).
Писатель
жил во времена греко-персидских войн и как рядовой воин защищал родину от
пришельцев в трех самых известных битвах: при Марафоне, при Саламине и при
Платеях. Эту свою деятельность он, по-видимому, ценил больше, чем тринадцать
побед в состязаниях драматургов, поскольку не упоминает их в автоэпитафии,
подчеркивая в ней только участие в Марафонской битве. Представляется, что
Эсхила больше всего интересовала проблема гармонии.
Трилогию
"Орестея" составляют драмы "Агамемнон",
"Хоэфоры", "Эвмениды". В первой драме вернувшегося из Трои
предводителя ахейского войска Агамемнона убивает его жена Клитемнестра. Во
второй части сын Агамемнона и Клитемнестры Орест, мстя за отца, убивает мать. В
третьей трагедии изображается суд над Орестом и его оправдание. Таким образом,
первая трагедия — это драма убийства, вторая — драма мести, третья — драма
прощения.
Клитемнестра
ненавидит Агамемнона, потому что десять лет назад он принес в жертву дочь
Ифигению, чтобы боги дали попутный ветер для отплытия в Трою. Ее ненависть
поддерживают и личные цели в настоящее время: пока муж воевал, царица сошлась с
его двоюродным братом Эгисфом. Таковы отношения людей в этой драме. Однако
Эсхил подчеркивает, что Агамемнон не жертва замыслов жены, что Клитемнестра
опасна для Агамемнона потому, что там, в мире богов, постепенно созрела угроза
для жизни этого царя. Агамемнон принадлежит проклятому роду убийц и грешников.
Он правнук Тантала, некогда убившего своего сына Пелопса. Он — внук Пелопса,
коварно убившего Миртила. Он — сын Атрея, убившего детей брата. На плечи
Агамемнона давит тяжелая ноша наследственности злого рода. Однако здесь тотчас
же нужно отметить, что эта драма Эсхила не только драма триумфа силы рока, а
греческая трагедия вообще не есть только трагедия рока, хотя часто стремятся
поверхностно определить ее именно так.
Эсхил
показывает, что Агамемнон сам своими поступками заслужил наказания. Судьба не
погубила бы его, если бы он не грешил [24, 4]. Не давая попутного ветра, боги
позволили Агамемнону выбирать между славой полководца и отцовской любовью
(205—217). Избрав воинскую славу, он совершил первое преступление: пролил кровь
Ифигении (218—246). Впоследствии на войне было пролито море ахейской крови.
Эсхил не считает Елену несчастной похищенной женщиной, говорит, что многие воины
пали или терпели несчастья из-за легкомысленной распутницы (62; 404—419; 681;
749). Последний раз поэт дает Агамемнону возможность выбора на глазах зрителей.
Очень важна сцена с пурпурным ковром. Когда колесница Агамемнона въезжает во
двор, Клитемнестра, задумавшая увеличить число грехов мужа, приказывает
расстелить ковер красного цвета от колесницы до дверей дворца. Она лицемерит,
притворяясь верной и истосковавшейся женой, и побуждает мужа войти во дворец.
Агамемнон несколько мгновений колеблется, так как знает, что людям не подобает
ходить по таким тканям, что они предназначены только для богов и расстилаются,
когда по ним несут статуи богов или в похожих случаях. Но потом победителя в
большой всемирной войне охватывает высокомерие, и он ступает по этой тропе
богов к гибели. Мы уже упоминали, что греков очень интересовали вопросы:
сколько человеку позволено, что случается с ним, когда он преступает меру,
когда им овладевает надменность. Эту тему мы уже встречали в лирике, много раз
она звучит и в драме. Эсхил говорит, что грех — и слишком большая гордость
военными подвигами, и слишком большое накопление богатства:
С
потомком взыщет мзду
За
святотатство бог,
За
буйство жадных вожделений,
За
пресыщенное надменье.
(373—377).
(Эсхил.
Трагедии. М., 1989. Здесь и далее пер. Вяч. Иванова.)
На
глазах зрителей греческого театра не убивали, не мучили и не совершали ничего
подобного. Слез, сердечной боли и страданий было очень много, но сцен мучений
на орхестре зрители никогда не видели. О смерти и убийствах в драмах обычно
сообщает какой-нибудь второстепенный персонаж: глашатай, слуга и др. В
"Агамемноне" немного иначе: Эсхил изображает убийство царя Микен в
видениях оставшейся сидеть в повозке троянской пленницы царевны Кассандры,
которые создают жуткое предчувствие будущего несчастья. Вдохновенная пророчица
Кассандра мечется, стонет, страшится. Хор не все понимает, но ему становится
очень неспокойно. Потом Кассандра говорит яснее и произносит прямо: "Очами
узришь гибель Агамемнона" (1246). Кассандра видит и свою собственную
смерть, но решительно входит во дворец, осмелившись храбро встретить удары
Клитемнестры.
Убив
Агамемнона и Кассандру, на дворцовую лестницу выходит Клитемнестра. Она уже
сбросила лицемерную маску, прикрывавшую ее черную душу, и с гордостью говорит
хору аргосских старцев, что зарубила мужа топором: "Стою, где было дело, —
где разила я" (1379). Царица надеется, что не навлечет на себя кару богов,
поскольку она убила грешника, но ошибается. Боги могут выбрать руку любого,
однако руки убийцы все равно будут запачканы. Хор напоминает ей об этом,
испытывая отвращение к ее поступку и страх перед ее решением похоронить
Агамемнона безо всяких обрядов, угрожает триумфом справедливости и как вызов
дважды повторяет имя Ореста.
Орест
— изгнанный сын Агамемнона и Клитемнестры. Царице, сошедшейся с Эгисфом, было
неудобно держать в доме сына, и она отдала его царю Фокиды Строфию.
"Позорно продан, сын отца свободного", — горько вздыхает Орест во
второй драме "Хоэфоры" ("Плакальщицы") (915). Трагедия
начинается радостной встречей брата и сестры. Тайно вернувшийся в Аргос, Орест
у могилы отца встречается с Электрой. Орест прибыл по велению Аполлона
отомстить за убийство отца. У него нет выбора, ему предписано совершить это, но
Эсхил показывает, как нелегко Оресту исполнить волю Аполлона. Напряжение в
драме все увеличивается с ростом решимости Ореста сделать этот шаг. Сначала он
довольно абстрактно говорит о своей задаче, подчеркивая волю Аполлона и называя
убийц отца во множественном или двойственном числе. Хор поет о возмездии,
мести, победе. Потом о мести заговаривает Орест (380—385). Хор проговаривается,
что не хочет скрывать того, что лежит на сердце: он был бы рад увидеть,
"как издыхает ворог, / как и врагиня гибнет". Потом из уст Электры
звучит страшное для Ореста слово "мать" (430), выражая самое главное:
мало решиться убить убийц отца, ведь жертвой будет мать. Электра и хор
рассказывают, как, без обычных погребальных плачей, был похоронен Агамемнон.
Побуждая запомнить эти злодеяния, Орест говорит:
Но
отчее не сойдет бесчестье
Ей
даром с рук. Все свершит
Моей
рукой суд богов.
Убив
ее, пусть и сам погибну.
(435—438).
Он
еще не смеет произнести слово "мать". Как бы желая укрепить решимость
Ореста, брат и сестра обращаются к душе усопшего отца. Наконец Орест решается
убить мать (550). Не медля, он энергично начинает исполнять свою миссию и
убивает Эгисфа. Однако вонзить кинжал в сердце матери у него не поднимается
рука. Только после уговоров и напоминаний Пилада о велении Аполлона Орест
заставляет себя нанести удар (900—902).
Хор
надеется, что Орест завершит цепь убийств (932), и сам Орест обращается к
Гелиосу "Солнце, будь свидетелем, / Что право поступил я, смертью мать
казнив!.." (988—989). Но может ли быть правым человек, убивший свою мать?!
Против Ореста восстают богини мести и угрызений совести эринии. Хор и зрители
их не видят, а Ореста они пугают и преследуют. "И замрет ли проклятие
рода?" — спрашивает хор последней (1056) строчкой драмы.
На
этот вопрос отвечает третья часть трилогии "Эвмениды". Страшно страдающий
и по всей Греции мечущийся Орест в конце концов освобождается: его очищает
Аполлон и оправдывает учрежденный Афиной суд людей. Так заканчивается череда
преступлений и грехов рода. В третьей части выясняется, что трилогия имеет
более широкий план, что судьба рода Атридов — не главное.
В
прологе Пифия, рассказывая историю святилища в Дельфах, говорит, что в
древности здесь давали прорицания хтонические божества, которые даровали
Аполлону права и силу оракула. Таким образом, и последняя трагедия, как и вторая,
начинается спокойно: из речи Пифии можно догадаться, что никакого конфликта
между старыми и новыми богами нет. Однако, когда вошедшая в святилище
прорицательница встречает страшных эриний, спокойствие прекращается. Эринии,
упрекающие Аполлона за то, что тот покровительствует Оресту, выявляют конфликт
трагедии: "Смял всадник юный старицу копытами!" (150). Аполлон,
изгоняя эриний из своего святилища, называет их "постаревшими бабами"
(69), его речь дышит отвращением. Происходит столкновение старых и новых богов,
а Орест в трагедии оказывается орудием этого конфликта. Эринии — древние
хтонические богини, Аполлон с Афиной — молодые боги четвертого поколения.
Эринии сводят убийцу с ума, высасывают из него жизненные силы и успокаиваются
только отведя его в подземное царство, чтобы он там муками искупил убийство
(268—269), чтобы суровый судья Аид назначил ему наказание (273). Они уверены,
что на земле грехи не отпускаются (381). Эринии мстят только за пролитую кровь
рода ("Мужеубийство — не убийство кровного" — 212). По мнению
Аполлона, любое убийство есть грех (213—224), однако он считает возможным
отпущение греха, очищение от вины (205; 578; 728—719).
Аполлон
и Афина проповедуют идеологию патриархата: Аполлон доказывает, что мать не
родительница, а только воспитательница семени. "Нет, она кормилица /
Воспринятого семени. Посеявший / Прямой родитель", — разъясняет он
(659—661).
Кульминация
трагедии — это оправдание Ореста. Напряжение здесь достигает высшей точки.
Новые боги решительно сопротивляются эриниям, они совершенно не обращают
внимания на принципы старых богов. Оскорбленные эринии готовы опустошить
Аттику:
Где
на поля и веси
Брызну
тем ядом я,
Лишай
там вскочит, сад заглохнет, сгинет злак,
Выкинет
матерь плод,
Чумные
пятна выступят, — о месть моя!..
(784—787).
Новые
боги тоже имеют оружие: уже в начале трагедии Аполлон угрожает эриниям своими
стрелами (180—181). Афина говорит, будто она одна только знает, где спрятан
ключ от комнаты с молниями Зевса (827—828). Таким образом сталкиваются две
грозные силы, которые могут все смести и уничтожить. Однако Эсхилу кажется, что
можно найти выход и при конфронтации таких, с первого взгляда непримиримых,
сторон. Поэт утверждает, что можно разрешить конфликт и достичь гармонии,
только пойдя на компромисс. Афина призывает на помощь богиню убеждения Пейто и
в конце концов доказывает эриниям, что обе стороны, отказавшись от применения
силы, могли бы жить в согласии. Молодые боги не будут нападать на старых, а
старые богини перестанут гневаться, будут жить в Аттике всеми почитаемые: они
будут охранять сады, посевы, стада, рудники, единодушие граждан. Концовка
"Орестеи" проповедует такой мировой порядок, в котором нет
победителей и побежденных.
Подобная
мысль звучала и в трилогии Эсхила о Прометее. Было три драмы "Прометей-огненосец",
"Прометей прикованный" и "Прометей освобожденный", из
которых сохранилась только вторая. В этой трилогии вновь столкнулись боги
старого и нового поколения: титан Прометей и Зевс со своими сторонниками (40;
160—164; 339; 475). "Царить вам внове, выскочкам...", — говорит
Прометей (955). В первой части трилогии, видимо, изображалось, как Прометей
похищает с Олимпа огонь. Во второй, сохранившейся трагедии "Прометей
прикованный", мы видим наказание мятежного титана. Эсхил не следует за
Гесиодом, изображавшим Прометея как обманщика, старающегося обмануть Зевса.
Гесиод писал, что он сложил мясо и кости принесенных в жертву людьми животных в
отдельные кучи, кучу с мясом прикрыл шкурой, а кучу костей — жиром. Зевс
открылл вторую кучу, рассердился, найдя там только кости, и спрятал огонь.
Прометею удалось обмануть владыку мира, украсть огонь и отнести его людям (Hes.
Theog. 535—566). Эсхил совершенно не упоминает об этом дележе мяса. Его
Прометей — не мастер обмана, но бог, решивший служить людям, принесший огонь
как благо. Для характеристики этого благодетеля человечества Эсхил, любивший
неологизмы, придумал слово "филантроп" (греч. "филео" —
люблю, "антропос" — человек.
Матерью
Прометея, от которой сын получил дар предвидения, Эсхил считает Гею, отождествляя
ее с Фемидой. Поэтому Прометей — это древний хтонический бог. Из тех времен,
когда Гея была и Матерью, и Пророчицей, титан получил способность предвидеть
будущее. На это указывает его имя (предусмотрительный, провидец). Этот титан
все знает, но его знание не спасает его от неизбежности [46, 37—2]. Произойдет
все, что должно произойти, поскольку неизбежность невозможно преодолеть:
Надо
с легкостью
Переносить
свой жребий, зная накрепко,
Что
власть непобедима Неизбежности.
(103—105).
Прометей
решительно встречает свою судьбу. Он знает, что за похищение огня он будет
жестоко наказан, однако смело идет на все муки. Благодаря дару предвидения его
действия осознанны и свободны:
Но
это все предвидел я заранее.
Сознательно,
сознательно, не отрекусь,
Все
сделал, людям в помощь и на казнь себе.
(265—267).
Знание
делает титана свободным. Прометей свободен, так как осознает объективные
мировые законы, а также свое место и свою миссию. В прологе Власть утверждает,
что Зевс тоже свободен (50), однако далее становится очевидным, что он не может
быть свободным, потому что не видит будущего, не знает своей судьбы и скован
этим незнанием. Конфликт трагедии состоит в столкновении знания Прометея и
незнания Зевса. Прикованный к скале бесстрашный титан знает имя женщины, от которой
рожденный сын Зевса будет сильнее отца, а Зевс старается выведать эту тайну.
Антипод
Прометея — соблазненная Зевсом девушка Ио. Едва ли не потерявшая разум от боли,
она мечется по миру плача и стеная. Она мучается, как и Прометей, но ее
страдание слепо. Ио не знала, что на нее обрушится несчастье, она не знает ни
когда, ни как оно закончится. Страдание Прометея свободное, добровольное, а
страдание Ио — вынужденное, рабское.
Эсхил
подчеркивает, что Прометей не только принес огонь, но дал людям мудрость. Он
научил их думать и понимать:
Они
как дети были несмышленые.
Я
мысль вложил в них и сознанья острый дар.
(443—444).
Титан
даровал им память и сознание. Иначе говоря, Прометей принес людям искру
божественного знания. Автор изображает титана как создателя цивилизации и
культуры, научившего людей строить дома, приручать животных, понимать звездные
пути, подарившего людям письменность, начала математики (448—506). Это огромный
дар, хотя он есть только частица абсолютного знания, хотя людям не дозволено знать
будущее и судьбу (248).
Сюжет
"Прометея прикованного" обрамляют два наказания. В начале трагедии
титана приковывают к скале на Кавказе за похищение огня, а в конце его со всей
скалой низвергают в подземный мир, потому что он не раскрывает своей тайны. В
будущем он опять поднимется, каждый день орел будет клевать его печень,
отрастающую вновь за ночь, и только через тридцать поколений его освободит
герой Геракл. Муки титана поистине космического масштаба, но они не сгибают
его. Прометей говорит Гермесу:
Мои
страданья, слышишь, не сменяю я
На
пресмыкательство твое. Не будет так!
(966—967).
И
последний монолог отважного титана точно так же полон твердости духа, как и
первые.
В
трагедии мы видим и сторонников Зевса. Гефест приковывает Прометея к скале,
страдая сам и проклиная свою покорность, бессилие и ремесло. Власть и Гермес —
преданные Зевсу подданные. Они совсем не понимают сопротивления Прометея.
Океан, бывший друг и соратник Прометея, появляется готовый уговорить его
уступить Зевсу. Он все понимает и не имеет иллюзий по поводу владыки:
"Открой глаза: царит / Не подчиненный никому свирепый царь"
(323—324). Однако он уговаривает Прометея уступить. Возможно, образ Океана —
это намек на третью часть трилогии "Прометей освобожденный". В этой
драме Зевс примиряется с Прометеем. Они оба уступают один другому: Прометей
называет имя женщины, с которой владыке богов и людей опасно дождаться потомка,
а Зевс разрешает Гераклу освободить Прометея.
Однако
читатели нового времени этого не знают, поэтому "Прометей прикованный"
стал самостоятельным сочинением и является примером произведения, проживающего
не совсем такую жизнь, которую предусматривал автор. Не признающая никаких
компромиссов, бунтарская трагедия "Прометей прикованный" уже многие
годы зовет бороться с тиранией, деспотизмом, своеволием. Между тем Эсхила
интересовала проблема гармонии. И в "Орестее", и в трилогии о
Прометее он старается примирить конфликтующие силы. Писатель творил в начале V
в. до н.э., когда греки, собрав все усилия для отражения нападения пришельцев
персов, были исполнены надежды, что демократические полисы выросли и раскрылись
их лучшие качества. Эсхил выразил веру греков в мировую гармонию и размышлял,
какими способами она достигается. Драматургу казалось, что даже очень мощные
силы при столкновении могут найти компромисс, сделав уступки одна другой.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru/