Доктор Кенэ и его секта

РЕФЕРАТ по дисциплине
«История экономических учений» на тему:
«Доктор Кенэ и его секта»
Выполнил: студент 1-го курса
Намятов А.С.
Призвание (и признание) приходит к людям по-разному. Франсуа Кенэ был врачом и естествоиспытателем. Политической экономией он занялся, когда ему было под 60. Последние годы своей жизни Кенэ провел в тесном кругу друзей, учеников и последователей. Это был человек, к которому применимы слова Ларошфуко: «Уметь быть старым — это искусство, которым владеют лишь немногие». Кто-то из его знакомых сказал— у него 30-летняя голова на 80- летнем туловище.
Кенэ — крупнейший французский политэконом XVIII века. Он был основателем и главой физиократической школы, которая стала французским вариантом классической буржуазной политической экономии.
Век Просвещения
Фридрих Энгельс писал: «Великие люди, которые во Франции просвещали головы для приближавшейся революции, сами выступали крайне революционно. Никаких внешних авторитетов, какого бы то ни было рода, они не признавали. Религия, понимание природы, общество, государственный строй — все было подвергнуто самой беспощадной критике; все должно было предстать перед судом разума и либо оправдать свое существование, либо отказаться от него».
В блестящей когорте мыслителей XVIII века почетное место занимают экономисты Кенэ и Тюрго. Просветители надеялись, что лед феодализма постепенно растает под яркими лучами солнца — освобожденного человеческого разума. Этого не случилось. Все вздыбилось грозным ледоломом революции, а те из младшего поколения просветителей, в том числе и экономистов- физиократов, кто дожил до этого, в страхе отшатнулись от раскрывшейся пучины народной ярости.
Французская экономика середины XVIII века, когда началась научная деятельность Кенэ, не слишком отличалась от экономики начала столетия, когда писал Буагильбер. Это была по-прежнему крестьянская страна, и положение крестьянства едва ли улучшилось за полвека. Как и Буагильбер, Кенэ начинает свои экономические сочинения описанием бедственного состояния французского сельского хозяйства.
Однако кое-что изменилось за полвека. Возник и стал развиваться, особенно в Северной Франции, класс капиталистических фермеров, которые либо имели землю в собственности, либо арендовали ее у помещиков. С этим классом Кенэ связывал свои надежды на прогресс сельского хозяйства, а такой прогресс он справедливо считал основой здорового экономического и политического развития общества в целом.
Франция изнемогала от бессмысленных разорительных войн. В этих войнах она потеряла почти все свои заморские владения, а значит, и выгодную торговлю с ними. Ослабли и ее позиции в Европе. Промышленность обслуживала в первую очередь нелепую роскошь и расточительство двора и высших классов, тогда как крестьянство обходилось в большой мере изделиями домашнего ремесла. Скандальный крах системы Ло тормозил развитие кредита и банкового дела. В глазах многих людей, выражавших общественное сознание во Франции середины XVIII века, земледелие казалось последним прибежищем мира, благополучия и естественности.
Нация увлекалась земледелием, но увлекалась по-разному. О нем стало модно говорить при дворе, в Версале устраивались кукольные фермы. В провинции возникло несколько обществ поощрения агрикультуры, которые пытались внедрять «английские», т.е. более производительные, методы хозяйства. Стали выходить агрономические сочинения.
В этих условиях идеи Кенэ быстро нашли отклик, хотя его интерес к земледелию был иного рода. Опираясь на свое представление о земледелии как единственной производительной сфере хозяйства, Кенэ и его школа разработали программу экономических реформ, носивших антифеодальный характер. Их пытался проводить впоследствии Тюрго. В значительной мере они были осуществлены революцией.
Кенэ и его последователи были, в сущности, гораздо менее революционны, чем основное ядро просветителей во главе с Дидро, не говоря уже об их левом крыле, из которого вышел позже утопический социализм. Как писал французский историк прошлого века Токвиль, они были «люди кротких и спокойных нравов, люди благомыслящие, честные должностные лица, искусные администраторы». Даже ближайший сподвижник Кенэ, пылкий энтузиаст Мирабо, хорошо помнил ходячее изречение одного остроумца тех времен: во Франции искусство красноречия состоит в том, чтобы говорить все и не попасть в Бастилию. Правда, он однажды все же попал на несколько дней под арест, но влиятельный доктор Кенэ быстро вытащил его из тюрьмы, а кратковременное заключение только упрочило его популярность. После этого он стал осторожнее.
Но объективно деятельность физиократов была весьма революционна и подрывала устои «старого порядка». Маркс в «Теориях прибавочной стоимости» писал, например, что Тюрго — «в смысле прямого влияния—является одним из отцов французской революции».
Медик маркизы Помпадур
Фаворитке было немногим более тридцати, но она уже теряла расположение ветреного и сластолюбивого монарха. Позже она взяла на себя управление его гаремом и таким образом все же до конца удержалась у власти. Рядом с двумя самыми могущественными людьми во Франции стоял доктор Кенэ, личный врач маркизы и один из медиков Людовика XV. Много государственных и интимных тайн знал этот сутулый, скромно одетый человек, всегда спокойный и слегка насмешливый. Но доктор Кенэ умел молчать, и это его качество ценилось не меньше, чем профессиональное искусство.
Король любил бордо, но по требованию Кенэ, который считал это вино слишком тяжелым для монаршего желудка, был вынужден отказаться от него. Однако за ужином он выпивал столько шампанского, что порой едва держался на ногах, отправляясь в покои маркизы. Несколько раз ему делалось дурно, на этот случай Кенэ всегда был под рукой. Простыми средствами он облегчал состояние пациента, одновременно успокаивая маркизу, которая дрожала от страха: что будет, если король умрет в ее постели? Ее завтра же обвинят в убийстве! Кенэ деловито говорил: такой опасности нет, королю только 40 лет; вот если бы ему было 60, то он не поручился бы за его жизнь. Многоопытный, умный доктор понимал Помпадур с полуслова.
В медицине Кенэ предпочитал простые и естественные средства, во многом полагаясь на природу. Его общественные и экономические идеи вполне соответствовали этой черте характера. Ведь слово физиократия означает власть природы (от греческих слов «физис» — природа, «кратос» — власть).
Людовик XV благоволил к Кенэ и называл его «мой мыслитель». Он дал доктору дворянство, и сам выбрал для него герб. В 1758 году король собственноручно сделал на ручном печатном станке, который завел доктор для его физических упражнений, первые оттиски «Экономической таблицы» — сочинения, впоследствии прославившего имя Кенэ. Но Кенэ не любил короля и в глубине души считал его опасным ничтожеством. Это был совсем не тот государь, о котором мечтали физиократы: мудрый и просвещенный блюститель законов государства. Исподволь, пользуясь своим постоянным пребыванием и влиянием при дворе, Кенэ пытался сделать такого государя из дофина — сына Людовика XV и наследника престола, а после его смерти — из нового дофина, внука короля и будущего Людовика XVI.
Франсуа Кенэ родился в 1694 году в деревне, недалеко от Версаля, и был восьмым из 13 детей в семье крестьянина, заодно занимавшегося мелкой торговлей. До 11 лет Франсуа не знал грамоты. Потом какой-то добрый человек научил его читать и писать. Дальше — ученье у сельского кюре и в начальной школе в соседнем городе. Все это время ему приходилось выполнять тяжелую работу в поле и дома, тем более что отец умер, когда Франсуа было 13 лет. Страсть мальчика к чтению была такова, что он мог иной раз выйти на заре из дому, дойти до Парижа, выбрать нужную книгу и к ночи вернуться домой, отмахав десятки километров.
В 17 лет Кенэ решил стать хирургом и поступил подручным к местному эскулапу. Главное, что он должен был уметь делать,— это открывать кровь: кровопускание было тогда универсальным способом лечения. Как бы плохо ни учили в то время, Кенэ учился усердно и серьезно. В 1711 по 1717 год он живет в Париже, одновременно работая в мастерской гравера и практикуя в госпитале. К 23 годам он уже настолько стоит на собственных ногах, что женится на дочери парижского бакалейщика с хорошим приданым, получает диплом хирурга и начинает практику в городке Мант, недалеко от Парижа. Кенэ живет в Манте 17 лет и благодаря своему трудолюбию, искусству и особой способности внушать людям доверие становится популярнейшим врачом во всей округе. Он принимает роды (этим Кенэ особенно славился), открывает кровь, рвет зубы и делает довольно сложные по тем временам операции. В числе его пациентов постепенно оказываются местные аристократы, он сближается с парижскими светилами, выпускает несколько медицинских сочинений.
В 1734 году Кенэ, вдовец с двумя детьми, покидает Мант и по приглашению герцога Виллеруа занимает место его домашнего врача. В 30-х и 40-х годах он отдает много сил борьбе, которую вели хирурги против «факультета» — официальной ученой медицины. Дело в том, что согласно старинному статуту они были объединены в один ремесленный цех с цирюльниками. Заниматься терапией хирургам было запрещено. Кенэ становится во главе «хирургической партии» и в конце концов добивается победы. В это же время Кенэ выпускает свое главное естественнонаучное сочинение, своего рода медико-философский трактат, где трактуются основные вопросы медицины: о соотношении теории и врачебной практики, о медицинской этике и др.
Важным событием в жизни Кенэ был переход в 1749 году к маркизе Помпадур, которая «выпросила» его у герцога. Кенэ обосновался на антресолях Версальского дворца. К этому времени он был уже очень состоятельным человеком.
Медицина занимает большое место в жизни и деятельности Кенэ. По мосту философии он перешел от медицины к политической экономии. Человеческий организм и общество. Кровообращение, обмен веществ в человеческом теле и обращение продукта в обществе. Эта биологическая аналогия вела мысль Кенэ.
В своей квартире на антресолях Версальского дворца Кенэ прожил 25 лет и был вынужден съехать оттуда лишь за полгода до своей смерти, когда умер Людовик XV и новая власть выметала из дворца остатки прошлого царствования. Квартира Кенэ состояла всего из одной большой, но низкой и темноватой комнаты и двух полутемных чуланов. Тем не менее она скоро стала одним из излюбленных мест сборищ «литературной республики» — ученых, философов, писателей, сплотившихся в начале 50-х годов XVIII века вокруг «Энциклопедии». Доктор Кенэ в первое время проповедовал свои идеи не столько в печати, сколько в кругу друзей, собиравшихся на его антресолях. У пего появились ученики и единомышленники, появились, конечно, и несогласные. Мармонтель оставил живое описание собраний у Кенэ: «В то время как под антресолями Кенэ собирались и рассеивались бури, он усердно трудился над своими аксиомами и расчетами по экономике земледелия, столь же спокойный и безразличный к движениям двора, как будто он находился в ста лье от него. Внизу толковали о мире и войне, о назначении генералов и отставке министров, а мы на антресолях рассуждали о земледелии и исчисляли чистый продукт, а иногда весело обедали в обществе Дидро, д'Аламбера, Дюкло, Гельвеция, Тюрго, Бюффона. И мадам де Помпадур, не будучи в состоянии привлечь эту компанию философов в свой салон, сама порой поднималась наверх, чтобы повидать их за столом и поговорить с ними».
По словам д'Аламбера, Кенэ был «философ при дворе, который жил в уединении и трудах, не зная языка страны[1] и не стремясь его изучить, будучи мало связан с ее обитателями; он был судья столь же просвещенный, сколь беспристрастный, совершенно свободный от всего, что он слышал и видел вокруг себя...».
Позже, когда вокруг Кенэ сплотилась его секта, собрания приняли несколько иной характер: за стол садились в основном ученики и последователи Кенэ или люди, которых они представляли ему. В 1766 году здесь провел несколько вечеров Адам Смит.
Школу физиократов часто называли сектой, причем в это слово не вкладывалось никакого дурного смысла или иронии, а имелась в виду лишь тесная идейная связь между последователями Кенэ. Адам Смит, относившийся к Кенэ с величайшим уважением, писал о секте в «Богатстве народов».
Каков был Кенэ? Из множества довольно разноречивых свидетельств современников складывается образ лукавого мудреца, слегка таящего свою мудрость под личиной простоватости; его сравнивали с Сократом. Говорят, он любил притчи с глубоким и не сразу понятным смыслом. Он был очень скромен и лично не честолюбив. Внешне Кенэ был неприметен, и новый человек, попав в его «антресольный клуб», не мог сразу понять, кто же здесь хозяин и председатель. «Умен, как дьявол»,—сказал брат маркиза Мирабо, побывав у Кенэ. «Хитер, как обезьяна»,— заметил какой-то придворный, выслушав одну из его побасенок. Таков он на портрете, написанном в 1767 году: некрасивое плебейское лицо с иронической полуулыбкой и умными, пронизывающими глазами.
Свое влияние на маркизу и па самого короля Кенэ использовал в интересах дела, которому он был теперь предан. Он содействовал (вместе с Тюрго) некоторому смягчению законодательства, устраивал издание сочинений своих единомышленников, а для Лемерсье добился назначения на крупный пост, где тот попытался провести первый физиократический эксперимент. Смерть мадам Помпадур в 1764 году несколько подорвала позиции экономистов при дворе. Но Кенэ оставался лейб-медиком короля, который по-прежнему благоволил к нему.
Новая наука
Крестьянин, вспахав, удобрив и засеяв участок земли, собрал урожаи. Он засыпал семена, отложил зерно на пропитание семьи, часть продал для приобретения самых необходимых городских товаров и с удовлетворением убедился, что у него еще есть какой-то избыток. Что может быть проще этой истории? А между тем именно подобные вещи натолкнули доктора Кенэ на разные мысли.
Кенэ хорошо знал, что будет с этим избытком: крестьянин отдаст его деньгами или натурой сеньору, королю и церкви. Он даже оценивал в одной из своих работ долю каждого получателя: сеньору — четыре седьмых, королю — две седьмых, церкви — одну седьмую. Возникают два вопроса. Первый: по какому праву эти трое с ложкой забирают у одного с сошкой значительную часть его урожая или дохода? Второй: откуда взялся избыток?
На первый вопрос Кенэ отвечал примерно так. О короле и церкви нечего говорить: это, так сказать, от бога. Что касается сеньоров, то он находил своеобразное экономическое объяснение: их ренту можно рассматривать как законный процент на некие «поземельные авансы» (avances fon-cieres) — капиталовложения, якобы сделанные ими во время оно для приведения земли в пригодное для обработки состояние. Трудно сказать, верил ли в это сам Кенэ. Во всяком случае, он не представлял себе земледелие без помещиков. Ответ на второй вопрос казался ему еще очевиднее. Земля, природа дала этот избыток! Столь же естественным образом он и достается тому, кто владеет землей.
Избыток сельскохозяйственного продукта, который образуется за вычетом всех издержек его производства, Кенэ называл чистым продуктом (produit net) и анализировал его производство, распределение и оборот. Чистый продукт в трактовке физиократов — это ближайший прообраз прибавочного продукта и прибавочной стоимости, хотя они односторонне сводили его к земельной ренте и считали естественным плодом земли. Однако их огромной заслугой было то, что они «перенесли исследование о происхождении прибавочной стоимости из сферы обращения в сферу непосредственного производства и этим заложили основу для анализа капиталистического производства».
Почему Кенэ и физиократы обнаружили прибавочную стоимость только в земледелии? Потому, что там процесс ее производства и присвоения наиболее нагляден, очевиден. Его несравненно труднее разглядеть в промышленности. Суть дела заключается в том, что рабочий в единицу времени создает больше стоимости, чем стоит его собственное содержание. Но рабочий производит совсем не те товары, которые он потребляет. Он, может быть, всю жизнь делает гайки и винты, а ест он хлеб, порой мясо и, весьма вероятно, пьет вино или пиво. Чтобы разглядеть тут прибавочную стоимость, надо знать, как привести гайки и винты, хлеб и вино к какому-то общему знаменателю, т. е. иметь понятие о стоимости товаров. А такого понятия Кенэ не имел, оно его просто не интересовало.
Прибавочная стоимость в земледелии кажется даром природы, а не плодом неоплаченного человеческого труда. Она непосредственно существует в натуральной форме прибавочного продукта, особенно в хлебе. Строя свою модель, Кенэ брал в нее не бедного крестьянина-испольщика, а скорее своего излюбленного фермера-арендатора, который имеет рабочий скот и простейшее оборудование, а также нанимает батраков.
Размышления над хозяйством такого фермера толкнули Кенэ на известный анализ капитала, хотя слово «капитал» мы у него не встретим. Он понимал, что, скажем, затраты па осушение земли, строения, лошадей, плуги и бороны — это один тип авансов, а на семена и содержание батраков — другой. Первые затраты делаются раз в несколько лет и окупаются постепенно, вторые — ежегодно или непрерывно и должны окунаться каждым урожаем. Соответственно Кенэ говорил о первоначальных авансах — avances primitives (мы называем это основным капиталом) и ежегодных авансах — avances annuelles (оборотный капитал). Эти идеи были развиты Адамом Смитом. Теперь это азбука экономиста, но для своего времени такой анализ был огромным достижением. Маркс начинает исследование учения физиократов в «Теориях прибавочной стоимости» такой фразой: «Существенная заслуга физиократов состоит в том, что они в пределах буржуазного кругозора дали анализ капитала. Эта-то заслуга и делает их настоящими отцами современной политической экономии».
Введя эти понятия, Кенэ создал основу для анализа оборота и воспроизводства капитала, т. е. постоянного возобновления и повторения процессов производства и сбыта, что имеет огромное значение для рационального ведения хозяйства. Сам термин воспроизводство, играющий такую важную роль в марксистской политической экономии, был впервые использован Кенэ.
Кенэ дал такое описание классовой структуры современного ему общества: «Нация состоит из трех классов граждан: класса производительного, класса собственников и класса бесплодного».
Странная на первый взгляд схема! Но она очень логично вытекает из основ учения Кенэ и отражает как его достоинства, так и недостатки. Производительный класс — это, конечно, земледельцы, которые не только возмещают затраты своего капитала и кормят себя, но и создают чистый продукт. Класс собственников — это получатели чистого продукта: помещики, двор, церковь, а также вся их челядь. Наконец, бесплодный класс — это все прочие, т. е. люди, говоря словами Кенэ, «выполняющие другие занятия и другие виды труда, не относящиеся к земледелию».
Как понимал Кенэ это бесплодие? Ремесленники, рабочие, торговцы у него бесплодны совсем в ином смысле, чем земельные собственники. Первые, разумеется, работают. Но своим трудом, не связанным с землей, они создают ровно столько продукта, сколько потребляют, они только преобразуют натуральную форму продукта, создаваемого в земледелии. Кенэ считал, что эти люди находятся как бы на заработной плате у двух остальных классов. Напротив, собственники не работают. Но зато они собственники земли, единственного фактора производства, который Кенэ считал способным увеличивать богатство общества. В присвоении чистого продукта и состоит их социальная функция.
Недостатки этой схемы велики. Достаточно сказать, что рабочие и капиталисты как в промышленности, так и в сельском хозяйстве зачисляются у Кенэ в один и тот же класс. Уже Тюрго отчасти исправил эту нелепость, а Смит полностью опроверг ее.
Или другая немаловажная деталь. Если капиталист получает только своего рода зарплату, то как, из чего может он накоплять капитал? Чтобы объяснить это; Кенэ делает такой фокус. Он говорит, что нормально, экономически «законно» только накопление из чистого продукта, т. е. из дохода землевладельцев. Фабрикант же или купец могут накоплять лишь не совсем «законным» способом, урывая что-то из своей «зарплаты».
Эта точка зрения имела под собой то основание, что источники накопления в промышленности, где преобладали либо малопроизводительные ремесленные мастерские, либо полуфеодальные королевские мануфактуры, были очень слабы. Надежды Кенэ на экономический прогресс страны связывались с накоплением, которое имеет своим источником высокопроизводительное, капиталистически организованное фермерское хозяйство. При этом ему казалось не самым существенным, ведется ли оно на собственной или на арендованной земле. Он знал, что в Англии успешно развивали сельское хозяйство капиталистические фермеры, арендовавшие землю у лендлордов.
Посмотрим, какие практические выводы вытекали из учения Кенэ. Естественно, что первой рекомендацией Кенэ было всемерное поощрение земледелия в форме крупного фермерского хозяйства. Но далее следовали по меньшей мере две другие рекомендации, которые выглядели в то время не так безобидно. Кенэ считал, что налогом надо облагать только чистый продукт, как единственный подлинный экономический «излишек». Любые другие налоги обременяют хозяйство. Что же получалось? Те самые феодалы, на которых Кенэ возлагал столь важные и почетные социальные функции, должны были на деле платить все налоги. В тогдашней Франции дело обстояло как раз наоборот: они не платили никаких налогов. Кроме того, говорил Кенэ, поскольку промышленность и торговля находятся «па содержании» у земледелия, надо, чтобы Это содержание обходилось возможно дешевле. А это будет при том условии, если отменить или хотя бы ослабить все ограничения и стеснения для производства и торговли. Физиократы выступили сторонниками laissez faire.
Таково было в главных чертах учение Кенэ. Такова была физиократия. При всех ее недостатках и слабостях это было цельное экономическое и социальное мировоззрение, прогрессивное для своего времени и в теории и на практике.
Идеи Кенэ рассеяны во многих небольших по объему сочинениях и в работах его учеников и единомышленников. Собственные его произведения публиковались в разной форме и часто анонимно на протяжении 1756—1768 годах, а некоторые остались в рукописи, были разысканы и увидели свет лишь в XX веке. Современному читателю нелегко разобраться в сочинениях Кенэ, хотя они умещаются в один не очень толстый том: его основные идеи многократно воспроизводятся и повторяются с трудно уловимыми оттенками и вариациями. В 1768 году ученик Кенэ Дюпон де Немур опубликовал сочинение под заголовком «О происхождении и прогрессе новой науки». В нем подводились итоги развития учения физиократов.
Физиократы
Особенность физиократической теории состояла в том, что ее буржуазная сущность скрывалась под феодальной оболочкой. Хотя Кенэ и собирался обложить чистый продукт единым налогом, в основном он обращался к просвещенному интересу власть имущих, обещая им рост доходности земель и укрепление земельной аристократии.
Л «хитрость» эта удалась в большой мере. Дело тут, конечно, не только в слепоте власть имущих. Дело в том, что спасти земельную аристократию действительно могли только буржуазные реформы, как это случилось,— правда, в других условиях — в Англии. А в рецепте старого доктора Кенэ это горькое лекарство было изрядно подслащено и скрыто под привлекательной оберткой!
По этой причине школа физиократов в первые годы имела немалый успех. Ей покровительствовали герцоги и маркизы, иностранные монархи проявляли к ней интерес. И в то же время ее высоко ценили философы-просветители, в частности Дидро. Физиократам сначала удалось привлечь симпатии как наиболее мыслящих представителей аристократии, таи и растущей буржуазии. С начала 60- х годов кроме версальского «антресольного клуба», куда допускались только избранные, открылся своего рода публичный центр физиократии в доме маркиза Мирабо в Париже. Здесь ученики Кенэ (сам он не часто бывал у Мирабо) занимались пропагандой и популяризацией идей мэтра, вербовали новых сторонников. В ядро секты физиократов входили молодой Дюпон де Немур, Лемерсье де ла Ривьер и еще несколько человек, лично близких к Кенэ. Вокруг ядра группировались менее близкие к Кенэ члены секты, разного рода сочувствующие и попутчики. Особое место занимал Тюрго, отчасти примыкавший к физиократам, но слишком крупный и самостоятельный мыслитель, чтобы быть только рупором мэтра. То, что Тюрго не смог втиснуться в прокрустово ложе, срубленное плотником с версальских антресолей, заставляет нас с иной стороны посмотреть на школу физиократов и ее главу.
Конечно, единство и взаимопомощь учеников Кенэ, их безусловная преданность учителю не могут не вызывать уважения. Но это же постепенно становилось слабостью школы. Вся ее деятельность сводилась к изложению и повторению мыслей и даже фраз Кенэ. Его идеи все более застывали в виде жестких догм. На вторниках Мирабо свежая мысль и дискуссия все более вытеснялись как бы ритуальными обрядами. Физиократическая теория превращалась в своего рода религию, особняк Мирабо — в ее храм, а вторники — в богослужения.
Секта в смысле группы единомышленников превращалась в секту в том отрицательном смысле, какой мы вкладываем в это слово теперь: в группу слепых приверженцев жестких догм, отгораживающих их от всех инакомыслящих. Дюпон, ведавший печатными органами физиократов, «редактировал» псе, что попадало в его руки, в физиократическом духе. Самое смешное, что он считал себя большим физиократом, чем сам Кенэ, и уклонялся от публикации переданных ему ранних работ последнего (когда Кенэ писал их, он был, по мнению Дюпона, еще недостаточно физиократом).
Такому развитию дел способствовали некоторые черты характера самого Кенэ. Д. И. Розенберг в своей «Истории политической экономии» замечает: «В отличие от Вильяма Петти, с которым Кенэ делит честь именоваться творцом политической экономии, Кенэ был человеком непоколебимых принципов, но с большой наклонностью к догматизму и доктринерству». С годами такая наклонность увеличивалась, да и поклонение секты этому способствовало.
Считая истины новой науки «очевидными», Кенэ становился нетерпим к другим мнениям, а секта во много раз усиливала эту нетерпимость. Кенэ был убежден в универсальной применимости своего учения независимо от условии места и времени.
Его скромность ни па йоту не уменьшилась. Он отнюдь не искал славы, но она сама находила его. Он вовсе не принижал своих учеников, но они принижали себя сами. В последние годы Кенэ стал невыносимо упрям. В 76 лет он занялся математикой и возомнил, что сделал важные открытия в геометрии. Д'Аламбер признал эти открытия вздором. Друзья и один голос уговаривали старца не делать из себя посмешище и не публиковать работу, где он излагал свои идеи. Все было напрасно. Когда в 1773 году это сочинение все же вышло, Тюрго сокрушался: «Это же скандал из скандалов, это солнце, которое потускнело». На это можно, видимо, ответить только пословицей: и на солнце бывают пятна.
Кенэ умер в Версале в декабре 1774 году.
Физиократы не могли никем его заменить. К тому же они уже переживали упадок. Правление Тюрго в 1774—1776 годах оживило их надежды и деятельность, но тем сильнее был удар, нанесенный его отставкой. К тому же 1776 год —это год выхода в свет «Богатства народов» Адама Смита. Французские экономисты следующего поколения — Сисмоиди, Сэй и другие — больше опирались на Смита, чем на физиократов. В 1815 году Дюпон, уже глубокий старик, в письме попрекал Сэя тем, что он, вскормленный на молоке Кенэ, «бьет свою кормилицу». Сэй отвечал, что после молока Кенэ он съел немало хлеба и мяса, т.е. изучил Смита и других новых экономистов. В конечном счете Сэй отказался и от главных прогрессивных элементов учения Смита.
Коренная причина распада физиократической школы и уменьшения популярности идеи Кенэ в 70-х и 80-х годах состоит в том, что потерпели неудачу ее попытки подготовить классовый компромисс между дворянством и буржуазией. Королевская власть оказалась неспособной играть роль арбитра и примирителя между обоими классами. Утратив покровительство двора, последователи Кенэ стали подвергаться нападкам феодальной реакции. В то же время им было не по пути с левым, демократическим направлением в просветительстве. Тем не менее физиократы сыграли большую роль в развитии общественных идеи во Франции и в становлении политической экономии как науки.
«Зигзаг» доктора Кенэ
Как пишет в своих мемуарах Мармонтель, уже с 1757 году доктор чертил свои «зигзаги чистого продукта». Это была «Экономическая таблица», которая неоднократно издавалась и толковалась в трудах самого Кенэ и его учеников. Она существует в нескольких вариантах. Однако во всех вариантах «Таблица» представляет собой одно и то же: в ней изображается с помощью числового примера и графика, как создаваемый в земледелии валовой и чистый продукт страны обращается в натуральной и денежной форме между тремя классами общества, которые выделял Кенэ.
Чтобы показать хотя бы в основных чертах трактовку «Экономической таблицы» с точки зрения современной науки, воспользуемся словами академика Василия Сергеевича Немчинова. В своей работе «Экономико-математические методы и модели» он пишет: «В XVIII веке на заре развития экономической науки... Франсуа Кенэ... создал «Экономическую таблицу», явившуюся гениальным взлетом человеческой мысли. В 1958 году исполнилось 200 лет с момента опубликования этой таблицы, однако идеи, заложенные в ней, 'не только не померкли, а приобрели еще большую ценность... Если охарактеризовать таблицу Кенэ в современных экономических терминах, то ее можно считать первым опытом макроэкономического анализа, в котором центральное место занимает понятие о совокупном общественном продукте... «Экономическая таблица» Франсуа Кенэ — это первая в истории политической экономии макроэкономическая сетка натуральных (товарных) и денежных потоков материальных ценностей. Заложенные в ней идеи — это зародыш будущих экономических моделей. В частности, создавая схему расширенного воспроизводства, К. Маркс отдал должное гениальному творению Франсуа Кенэ...».
Основной смысл приведенных цитат понятен, но детали, возможно, стоит пояснить. Макроэкономический анализ — это анализ совокупных экономических величин (общественный продукт, национальный доход, капиталовложения и потребление нации) и связанные с этим экономические проблемы. В противоположность этому микроэкономика — анализ категорий и проблем товара, стоимости, цены и т. п., а также кругооборота индивидуального капитала. Макроэкономическая модель Кенэ — это гипотетическая, построенная на известных допущениях и постулатах схема воспроизводства и обращения общественного продукта. Она послужила одной из главных точек опоры, которые использовал Маркс в своих схемах воспроизводства.
В письме Энгельсу от 6 июля 1863 года он впервые описывает свои исследования в этой области и набрасывает числовой и графический пример: как возникает совокупный продукт из затрат постоянного капитала (сырье, топливо, машины), переменного капитала (зарплата рабочих) и прибавочной стоимости. Образование продукта происходит в двух различных подразделениях общественного производства: там, где производятся машины, сырье и т.п. (первое подразделение), и там, где производятся предметы потребления (второе подразделение).
Насколько Маркс вдохновлялся идеями Кенэ, свидетельствует тот факт, что непосредственно под своей схемой он изобразил в письме «Экономическую таблицу», вернее, самую ее суть. Схема Маркса даже в этом первоначальном виде, конечно, резко отличается от «Таблицы» Кенэ: в ней показан действительный источник прибавочной стоимости — эксплуатация наемного труда капиталистами. Но важно то, что у Кенэ содержалась в зародыше важнейшая идея: процесс воспроизводства и реализации может бесперебойно совершаться только при соблюдении определенных народнохозяйственных пропорций.
И Кенэ в «Таблице», и Маркс в этой первой схеме исходили из простого воспроизводства, при котором производство и реализация повторяются каждый год в прежних размерах, без накопления и расширения производства. Это естественный путь от простого к сложному, от частного к более общему.
Во втором томе «Капитала», который был опубликован Энгельсом уже после смерти его автора, Маркс развил теорию простого воспроизводства и заложил основы теории расширенного воспроизводства, т. е. воспроизводства с накоплением и увеличением объема производства. Этим проблемам посвящены и важнейшие экономические работы В. И. Ленина. Главная проблема, которой занимался Кенэ,— это, говоря языком современной науки, проблема основных народнохозяйственных пропорций, обеспечивающих развитие экономики. Достаточно назвать эту проблему, чтобы понять ее крайнюю актуальность и важность для современности. Можно сказать, что идеи Кенэ лежат в основе составляемых теперь и в нашей стране, и в других странах балансов межотраслевых связей. Эти балансы отражают производственные взаимоотношения отраслей и играют все большую роль в управлении хозяйством.
Межотраслевой баланс (иначе называемый баланс затраты — выпуск) дает наиболее полный исходный статистический материал для анализа производства и распределения совокупного общественного продукта и для планирования экономически обоснованных народнохозяйственных пропорций. Внедрение этого метода — одно из самых значительных и практически важных достижений экономической науки нашего времени.
Список использованной литературы: 1. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения 2. А. Токвиль. «Старый порядок и революция». М., 1898 3. Ф. Кенэ. «Избранные экономические произведения». М., Соцэкгиз, 1960 4. Д.И. Розенберг. «История политической революции». т. 1. М., Соцэкгиз,
1940 5. В.С. Немчинов. «Экономико-математические методы и модели». М., «Мысль»,
1965 ----------------------- [1] То есть языка придворных сплетен и интриг.
----------------------- [pic]
Франсуа Кенэ 1694-1774