Дзю-дзюцу
Упоминания
именно о дзю-дзюцу (в другом чтении - явара) - "искусстве мягкости,
податливости", впервые встречаются в новеллах памятника "Повести о
ныне уже минувшем" - ("Кондзяку-моногатари", XI в.) Вполне
вероятно, что в ту пору уже существовали отдельные, весьма малочисленные и
строго засекреченные школы кэмпо (боевых искусств) при дворах феодалов и в
буддийских монастырях, которые были одновременно грозными крепостями с
гарнизонами, состоявшими из монахов-воинов - сохэй. В эпических повествованиях
XIII в. - "Повести о доме Тайра" ("Хэйкэ моногатари") и
"Повесть о великом мире" - ("Тайхэйки"), густо насыщенных
батальными сценами, буси, как правило, выбивают противника из седла, затем
прыгают на него сверху и вполне ординарно стараются прирезать или задушить.
Хитроумные
приёмы ёрои-кумиути в массе своей были
явно континентального происхождения. Строго говоря, каждый новый взлёт воинских
искусств в Японии был результатом прямых контактов с Китаем или Кореей. Навыки
обращения с различными видами холодного оружия (кроме лука) пришли к буси в
процессе оживлённых дипломатических и торговых контактов с танским Китаем в
VIII - IX вв. Позже, когда контакты были в основном свёрнуты из-за
великодержавных поползновений китайских императоров, опальные вельможи и
полководцы, бежавшие за пределы Поднебесной, нередко находили приют на Японских
островах. В конце XIII века завоевательные походы Хубилая, широко
использовавшего китайских солдат, предоставили самураям ценных пленников,
многие из которых владели теми или иными стилями боевых искусств (цуань-шу).
Тогда же, видимо, многие крупные военачальники из Южного Китая, долго
сдерживавшие натиск монгольских орд, вынуждены были иммигрировать в Страну
Восходящего солнца. Японские авторы возводят родословную некоторых рю (школ) к
доисторическим (и сугубо мифическим) временам, единодушно замалчивая при этом
фактор внешнего воздействия. Между тем не секрет, что сам термин дзю-дзюцу,
широко применявшийся в китайских и корейских школах кулачного боя, происходит
от знаменитого изречения Лао-цзы о воде, одолевающей камень. Другой термин -
субаку, - обозначающий в некоторых источниках то же понятие, происходит от
корейской борьбы субаку, с которой познакомились воины Хидэёси во время
печально знаменитых походов на материк в конце XVI в.
В памятниках
эпохи Токугава отмечается, что большой вклад в совершенствование дзю-дзюцу
внесли китайские иммигранты. Среди них наиболее известен Чэнь Юаньбин, мастера
у-шу, (в японском произношении - Тин Гэмпин), познакомивший японских воинов с
боевым искусством Шаолиня.
Чэнь Юаньбин
родился в 1587 году в провинции Чжэцзян, происходил из старинного и знатного
рода и с самого раннего детства получил хорошее образование. В возрасте 27 лет
он поступил на обучение в знаменитый монастырь Шаолинь, где провел 13 месяцев
(1615-1616). Когда ему было 35 лет, в 1621 году, он впервые приехал в Японию, в
Киото, в качестве переводчика при посольстве и зимой того же года поступил на
службу к князю Мори. В 1625 году он поселился на горе Корин-дзан в уединенной
келье ревностного поклонника буддизма Нагатоя Кюбэй из местечка Адзабу Иикура.
На месте этой обители на следующий год был выстроен монастырь Корин-дзан
Кокусё-дзи, ставший основным "тренерским центром" Чэнь Юаньбина. Его
первыми учениками стали три ронина (бродячих самурая) - Фукуно Ситироэмон
(Масакацу), Исогаи Дзиродзаэмон и Миура Ёдзиэмон (Ёситацу), а также монах Кюэн
и члены семьи Нагатоя. Пройдя обучение у китайского мастера, монахи Кокусё-дзи
и семья Нагатоя на протяжении ряда поколений сохраняли традицию Чэнь Юаньбина в
неизменном виде, прозвав её "Гэмпин-рю дзю-дзюцу", а ронины
разбрелись по разным провинциям Японии и создали собственные школы, каждая из
которых стала истоком для десятков других, благодаря чему имя китайского
мастера стало широко известно в среде мастеров бу-дзюцу.
Однако Чэнь Юаньбин не был первым, кто познакомил японцев с
шаолиньским ушу. По свидетельству хроник Шаолиня, начиная с XIV века в нем
периодически обучались японские монахи, многие из которых активно занимались
ушу. Так в 1312-1324 годах в Шаолине жил японец, известный под монашеским
именем Дачжи. Уже через несколько лет после своего прихода в монастырь он стал
одним из ведущих специалистов по кулачному бою и искусству владения палкой, и
добился такого уважения у китайских собратьев, что был допущен на занятия
главного наставника Шаолиня по ушу мастера Хуэйвэня, который впервые в истории
монастыря передал иностранцу секреты техники боя с 18 каноническими видами
оружия.
В мае 1327 года
в Шаолинь пришел сын Дачжи, принявший монашеское имя Дэши. Он должен был
провести в монастыре три года, но монахи, подружившиеся с умным, трудолюбивым и
дружелюбным японцем, упросили настоятеля разрешить Дэши остаться в монастыре
еще на несколько лет, благодаря чему он получил возможность овладеть
"тайными" разделами кулачного искусства, к изучению которых
допускались лишь старшие монахи.
В 1347-1379
годах в Шаолине обучался японский монах, известный под китайским монашеским
именем Чжаоюань. В "Хрониках Шаолиньского монастыря" о нем говорится:
"Он искушен в китайском языке и каллиграфии. Сначала он занимал пост
делопроизводителя, а затем - старшего монаха, к тому же он в совершенстве
овладел техникой шаолиньского боевого искусства".
Вообще в
XVI-XVIII китайские ушу оказали колоссальное влияние на развитие дзю-дзюцу.
Благодаря им в арсенал боевого искусства Японии вошли разнообразные удары
руками и ногами, многочисленные варианты болевых и удушающих захватов.
"Хроники
воинских дел" ("Будо дзенрайки") сохранили имена некоторых
мастеров дзю-дзюцу периода междоусобных войн (XV - XVI вв.), таких, как
Хитоцубаси Дзёкэн и Сикигути Дзюсин. Однако об из жизни и деятельности почти
ничего не известно. Большинство сведений о мастерах бу-дзюцу заключено в своде "Биографии основателей школ"
("Дэнсё"), также неполном и малодоступном. Описания, содержащиеся в
"Дэнсё", относятся главным образом к эпохе Токугава - периоду
продолжительного мира, когда после нескольких веков беспрерывных смут самурай
мог наконец самозабвенно посвятить себя любимым занятиям и вволю порассуждать
на тему о воинских искусствах. Количество школ дзю-дзюцу при Токугава достигло
рекордной цифры - около семисот.
Как уже отмечалось,
большинство школ дзю-дзюцу строили свои занятия не только и не столько на
отработке приёмов без оружия, сколько на освоении приёмов против оружия с
голыми руками и против оружия с оружием, то есть комбинированного рукопашного
боя.
Так, из
сочетания кэн-дзюцу и дзю-дзюцу
родились школы Араки-рю (основана Араки Матаэмоном в начале XVII в.), Асаяма
итидэн-рю, Мусо-рю, Син-син-рю,ю Ёсин-рю, Кураку-рю, Итин-рю, Тэнcин Cинъё-рю
(синтезировавшая традиции Ёсин-рю и Син-но синдо-рю и прославившаяся такими мастерами,
как Минамото-но Масатори и Янаги Сэкидзай).
Самурайский
клан Курода вошёл в историю дзю-дзюцу благодаря заслугам Сасабара Сиродзаэмона,
основателя мощной школы Рёи синто-рю (XVII в.), конкурировавшей впоследствии с
мастерами дзю-до, воспитанниками Кано Дзигоро на решающем турнире.
Влиятельная
школа Ягю-рю, основанная в конце XVI в. Ягю Мунэёси, снискала зловещую
популярность благодаря коварным интригам и вероломству Ягю Мусэмори, наставника
фехтования при дворе сёгуна Токугава Иэмицу,- того самого, которому адресовал
свои назидания преподобный Такуан.
Большую роль в
становлении современных воинских искусств сыграли школы Кито-рю и Дайто-рю.
Школы чаще всего ожесточённо соперничали друг с другом, доказывая превосходство
броска через бедро, подсечки опорной ноги или удара кулаком в переносицу.
Различия между ними заключались в постановке дыхания, способах и в преобладании
той или иной группы приёмов: бросков с участием бёдер и корпуса, бросков при
помощи болевых заломов рук, удушающих захватов или подсечек с подкатом, рубящих
или тычковых ударов. Однако общих черт было несравнимо больше, что позволило
впоследствии создать на основе дзю-дзюцу универсальные системы борьбы - дзю-до
и айкидо.
Как уже
говорилось выше, самураи использовали искусство борьбы без оружия в том случае,
когда меч ломался, при внезапном нападении неприятеля ночью или же при переходе
воинов после сражения на мечах к рукопашному бою. Кроме того, самураи применяли
свои секретные приёмы в случаях, когда было нежелательно употребление меча.
Так, во время шествия торжественной процессии даймё (даймё-рёгэцу), окружённого
свитой своих самураев, каждый местный житель или путник должен был выражать
своё почтение князю коленопреклонением, при котором кланяющийся касался лбом
земли. В случае неуважительного отношения к феодалу, выражавшегося в нежелании
кланяться, вассалы даймё использовали против "упрямцев" не меч, хотя
они имели на это право, а приёмы дзю-дзюцу, избегая тем самым особого внимания
со стороны публики.
Дзю-дзюцу воины
обучались в многочисленных клановых школах под наблюдением опытных наставников,
причём тайна приёмов строжайше охранялась, что делало эту борьбу привилегией
только высших сословий, недоступной для народа. (в противоположность дзю-дзюцу,
японские крестьяне, не имевшие права носить мечи, разработали свою собственную
систему борьбы без оружия, при помощи которой они могли обороняться от
вооружённых самураев. Эта борьба называлась каратэ-дзюцу или каратэ-до. В её
основу легли древние приёмы рукопашного боя, заимствованные жителями о-вов Рюкю
из Китая. Не удивительно, что идея заимствования этих приёмов возникла
первоначально именно у рюкюских крестьян, которые по своей этнической
принадлежности были отличны от собственно японцев, удерживавших население
Окинавы и других островов архипелага в подчинении при помощи силы самурайских
дружин из Японии). Самураи начинали упражняться в искусстве борьбы ещё
мальчиками, но даже самым крепким из них требовалась непрерывная практика в
течении нескольких лет, чтобы овладеть её приёмами.
Школы
формировались исторически, согласно принципам кровного родства (сэй) или
профессиональной общности (дай). Чаще всего в период зрелого и позднего
средневековья рю действовали в рамках отдельных самурайских кланов и являлись
достоянием клана.
Большинство
японских школ, как, впрочем, и китайских или корейских, были обязаны своим
происхождением подвижнической деятельности Отца-основателя (сёсэй, или сёдай),
удостоившегося божественного откровения после долгих лет поисков. Пресловутое
"откровение" (тэнсин сё), даже если оно и впрямь имело место,
непременно приписывалось благочестивому самураю или храмовому воину (сохэй) для
вящего престижа. Многие рю, окутанные ореолом таинственности, носили более или
менее заметный отпечаток влияний тантрического буддизма и синтоистской мистики.
Почти все имели "опорный пункт" в каком-либо буддийском или
синтоистском храме, где не только отправлялись местные и общегосударственные
культы, но и шли регулярные занятия. Храмы, особенно дзенские, с их специально
оборудованными залами для медитации и просторными дворами, были идеальным
местом для упражнения в бу-дзюцу.
В отличие от
Китая, где антиманьчжурская борьба тайпинов и ихэтуаней вывела воинские
искусства за рамки отдельных школ и сект, сделав их доступными для широких
народных масс, японские бу-дзюцу всегда имели ярко выраженный сословный
характер и развивались в русле эзотерических традиций. Простолюдинам изучать
самурайские бу-дзюцу запрещалось. Даже
внутри одного клана далеко не каждый получал доступ в святая святых, тайным
традициям школы (мицудён). Наставления Отца-основателя и его ближайших
преемников обычно фиксировались в рукописном свитке с иллюстрациями (макимоно),
который хранился непосредственно у главы школы. Однако и располагая подобным
свитком, самостоятельно, без опытного наставника, освоить сложные комбинации
приёмов было делом безнадёжным. Учитель в течении долгих лет передавал свои
знания ученикам "из рук в руки" и "от сердца к сердцу".
Официальный
руководитель школы назывался иэмото (букв. "глава дома"). Со временем
система иэмото превратилась в широко разветвлённый узаконенный институт,
объединяющий не только традиционные искусства, но и такие разнородные области,
как придворная музыка, сложение пятистиший - танка, гадание, каллиграфия, живопись, пение, соколиная
охота, игра в мяч, аранжировка цветов, изготовление коллажей и фигурок из
бумаги, театральные представления Ноо и т. д.
Целью создания
системы иэмото была максимальная профессионализация всех
"общественно-полезных" занятий по цеховому признаку, выработка
канонов и раздел сфер влияния между конкурентами. Кроме того, в рамках каждой
школы, как и в Китае, складывались особые отношения между наставниками и
учениками, представлявшие собой странную смесь конфуцианских добродетелей,
дзен-буддийской жизненной философии и низменных материальных расчётов. Целью
обучения провозглашалось постижение великого Пути (кит. - Дао, яп.- До),
присущего тем или иным предметам: мечу, копью, кулаку, цветам, чаю, бумаге и
т.п. другими словами, учитель должен был раскрыть ученикам истинное
предназначение данного предмета (например, меча) и научить извлекать из него
все преимущества, которые этот предмет может дать в земной жизни.
Поскольку
древнее конфуцианское правило гласит, что долг ученика перед учителем выше гор
и глубже морей, авторитет иэмото был абсолютно непререкаем. Поступая в школу,
ученик добровольно обрекал себя на духовное рабство, которое нередко
дополнялось рабством физическим: новичкам доставалась вся грязная работа в доме
учителя.
В
разраставшихся школах, которые насчитывали порой десятки и сотни человек,
иэмото назначали из числа лучших учеников старших инструкторов (сихин), однако
оставляли за собой право приёма экзаменов и выдачи лицензий на преподавание. В
дальнейшем стали появляться преподаватели нескольких разрядов, которые
постепенно передавали своих учеников из младшей группы в старшую. Создавалась
иерархическая лестница, в основном копировавшая структуру отношений в
самурайских кланах. Как уже отмечалось, новшества и всевозможные нововведения в
подобных условиях были почти невозможны, и поэтому школы бу-дзюцу сохранили все свои изначальные
особенности до наших дней.
Верность
господину и беспрекословное подчинение наставнику стали основой педагогической
системы средневековых школ бу-дзюцу. "Когда личность - а не разум, душа -
а не рассудок избираются учителем в качестве материала для работы, всё занятие
обретает священный характер", - пишет Нитобэ Инадзо в книге "Бусидо.
Душа Японии".
"Родители
дали мне жизнь, учитель сделал меня человеком", гласит одна из заповедей
самурайства. При такой постановке вопроса почёт и уважение, оказываемые
учителю, были чрезвычайно велики. "Твои отец и мать подобны небу и земле,
- гласит другая заповедь. - Твои господин и учитель подобны солнцу и
луне". Нетрудно проследить в этих изречениях кровное родство с широко
известными конфуцианскими догмами, на которые опирались правители феодальной
Японии.
Обучение в
родовых, семейных школах начиналось чуть ли не с младенчества, и от юного
неофита не требовалось иных гарантий верности, кроме кровных уз. Традиция
оттачивалась из поколения в поколение, достигая в каждом новом отпрыске рода
предельного блеска и совершенства. Постепенно семья разрасталась в силу
естественного прироста, и обладателями секретов школы значительное число людей.
Это была элитарная прослойка рю, приобщённая к "тайным заповедям". В
некоторых случаях все они были связаны обязательством никогда, никому и ни под
каким видом не выдавать своих особых познаний - на протяжении веков дзюцу
бытовало в узких рамках родовой школы. Иногда прославленные мастера благодаря
своим ратным подвигам получали назначение на официальную должность придворного
или армейского наставника фехтования, стрельбы из лука и т.п. Естественно,
вассальный долг обязывал виртуоза не за страх, а за совесть обучать молодых
самураев, что он и делал, не посвящая, впрочем, своих подопечных в мицудэн.
В рю,
сформированных по принципу профессионального отбора, приём и посвящение
осуществлялись по-иному. Многое роднит их с китайскими школами у-шу. Абитуриента,
если он не был лично знаком с главой школы, непременно рекомендовал кто-либо из
старших учеников. Поступающий должен был представить доказательство своего
благородного происхождения из семейства самурая (букэ) или киотской дворцовой
знати (кугэ). Далее в процессе собеседования выяснялась степень его физической
и духовной подготовки и оговаривались условия занятий (большинство школ были
платными). Если беседа заканчивалась обоюдным согласием сторон, поступавший
расписывался кровью, а точнее, как было принято на Востоке, ставил фамильную
печать под уставом школы. Правила, перечисленные в уставе, варьировали
большинство положений Бусидо, делая особый упор на уважении учителя (сэнсэй) и
старших по уровню мастерства (сэмпай). В любом уставе требование секретности
стояло на одном из первых мест. Нарушение обязательств по отношению к школе
каралось смертью. Рю во главе с верховным наставником функционировала во
времени и пространстве как некое независимое социальное объединение, братство
по оружию. Прошедший полный курс обычно получал сертификат в виде свитка с
печатью учителя, но на этом связи со школой не прерывались, ибо считалось, что
долг перед наставником оплатить в земной жизни невозможно.
В школах бу-дзюцу, за редким исключением, не
существовало специальных тренировочных костюмов. Поскольку полученные навыки
должны были находить применение в реальной жизни, самураи приходили на занятия
в стандартном "партикулярном" платье. Обычно это были куртка с
широкими рукавами ( хаори) и широкие шаровары (хакама), не стеснявшие движений.
Непременными деталями служили кушак и повязка на лоб для удержания волос
(хатимаки). На занятия полагалось приходить босыми, хотя в быту самураи
обувались в мягкие сандалии (дзори) или сандалии в виде дощечек на подставках
(гэта). Можно представить себе, с какими сложностями при отражении неожиданной
атаки сталкивались опытные мастера, облачённые в парадные одежды - длиннейшее кимоно с рукавами почти до пола и
"выходные" удлинённые шаровары (нагабаками) со штанинами, шлейфом,
волочащимся по земле!
К обучению в
школе воинских искусств (в одной или последовательно в нескольких рю) самурай
готовился с детства. Японские дети, несмотря на присущее родителям исконно
конфуцианское чадолюбие, всегда росли в суровых условиях. В самурайских домах,
как и в крестьянских, мальчишки зимой и летом бегали в лёгком платье с
непокрытой головой и босиком, либо в лёгких соломенных сандалиях. Носки (таби)
выдавались только к парадным выходным. Отопление, представлявшее собой
вмонтированную в пол жаровню с углями, было редкостью даже в замках. Знаменитое
стихотворение, в котором критики порой усматривают нотки социальной сатиры,
отражало типичную деталь средневекового быта:
Провёл я как-то
ночь
В опочивальне
князя -
И всё равно
продрог.
Вот что пишет
автор "Сокрытого в листве" о воспитании детей в самурайских семьях:
"Существуют
вполне определённые методы воспитания ребёнка самурайского рода.
С ранних лет
нужно поощрять его храбрость, не следует запугивать его или обманывать. Если
ещё в детстве он будет мучиться тревогой и страхами, след от нанесённого ущерба
останется с ним до могилы. Родители не должны слишком опекать ребёнка, нельзя
позволять ему обнаруживать страх при ударе грома, не нужно запрещать ему гулять
в темноте. Скверное обыкновение - рассказывать ребёнку страшные истории, чтобы
заставить его замолчать, когда он плачет. В то же время, если ребёнка слишком
сильно наказывать, он вырастет робким, самоуглублённым созданием. В любом
случае необходимо заботиться, чтобы он не приобрёл дурных черт характера".
Рацион взрослых
и детей включал в основном рис, редьку, баклажаны и огурцы, сою, кое-какие
соленья, моллюсков и рыбу. Мясо, запрещённое буддизмом, потреблялось лишь
изредка, после охоты или на званых пирах в замках знати.
С младых ногтей
самурая приучали не бояться темноты, одиночества, дикого зверя и нечистой силы.
Классическая литература переполнена рассказами о подвигах самураев,
торжествующих благодаря своему хладнокровию и мужеству над коварной нечестью.
Вкус к выслеживанию, погоне, убийству прививался на охоте. Бесстрашное
отношение к человеческой крови впитывалось при упражнениях с мечом на трупах
врага, на преступниках в тюрьме, а порой и на не в чём не повинных живых
бродягах и нищих крестьянах. К пятнадцати годам, когда подросток проходил обряд
инициации и, выбрив лоб, получал два самурайских меча, он уже был вполне
подготовлен к карьере воина.
Учитывая
подобную подготовку, самураи сравнительно легко переносили физические и
моральные тяготы, которые поджидали их на начальном этапе обучения в школах
бу-дзюцу. А тяготы были немалые. Месяцами длились скучные, однообразные
упражнения. Постановка базовой техники новой школы даже у опытных самураев
зачастую отнимали годы. Обучение по ускоренной программе не практиковалось
вообще, ибо принято было считать, что каждый поступивший в данную школу
(нюмонся) должен вжиться в новую систему, полностью перестроив свой организм.
Дважды в год, в зимние холода и в разгар летней жары, по восемьдесят дней
проводились усиленные занятия - "сборы", так называемые зимние учения
(как-кэйко) и летние учения (сёто-кэйко). В эти периоды тренировки продолжались
почти круглосуточно, чередуясь с часами сидячей медитации - практика, пришедшая
из дзенских монастырей. Зимой - в снегу босиком и без тёплой одежды, летом - на
солнцепёке, в духоте, под дождём. Так проходили "сборы", и точно так
же проходят они во многих школах поныне.
Преподавание с
точки зрения технических деталей было полностью подчинено канону, который не
менялся в течении веков. Малейшая попытка исправить или дополнить мастера
рассматривалась как вопиющее нарушение этикета.
Само слово
"учиться" (манабу) в японском языке происходит от глагола манэбу, что
означает "подражать", "копировать". Таким образом, ученик
должен был прежде всего тщательно копировать действия учителя. Далее, слово
"тренировка" применительно к воинским искусствам обозначается
понятием "закрепление и повторение старого" (кэйко), где под
"старым" подразумеваются прежде всего заветы старых мастеров.
Можно
утверждать почти наверняка, что школы бу-дзюцу, дожившие до наших дней,
абсолютно идентичны если не по укладу, то по методике обучения своим далёким
предкам времён феодализма.
Методика
преподавания в школах бу-дзюцу была
весьма сходна с китайской.
Первый этап -
постановка базовой техники (кихон), закладка основ правильных движений: блоков,
ударов, стоек, переходов, маневрирования.
Второй этап-
разучивание комбинаций (рэндзоку-вадза) из нескольких элементарных приёмов с
завершающим ударом или броском (иппон-вадза и самбун-вадза).
Третий этап -
разучивание сложных комплексов формальных упражнений с включением
многочисленных приёмов (ката), имеющих также и прикладное значение. На этой
стадии предполагался активный духовный рост, способствовавший достижению
совершенства.
Овладевший всем
техническим арсеналом школы проходил посвящение в тайные традиции (мицудэн),
если заслуживал того по мнению наставника.
Далее перед ним
открывались широкие просторы свободного варьирования сочетаний и приёмов и
оттачивания мастерства.
В процессе
обучения ученик должен был всесторонне подтвердить свои бойцовские и
человеческие качества, достойно зарекомендовав себя перед учителем и старшими
собратьями. Соответствующий пояс (хотя система поясов появилась сравнительно
недавно), а также дан (степень зрелого мастерства) присуждались либо самим
наставником, либо общим собранием старших учеников под председательством
наставника. Каждое звание подтверждалось удостоверением вплоть до
заключительного сертификата мастера высшего класса (мэнкё).
Обратимся к
популярному жизнеописанию знаменитого фехтовальщика XVI в. Цукахара Бокудэн:
У мастера было
три сына, которые с детства обучались владению мечом. Пришло время - и отец
решил проверить, на что способны его наследники. На шнурке занавески,
прикрывавшей вход в комнату, он поместил подушечку, которая должна была упасть
пли лёгком колебании ткани. Затем отец приказал сыновьям явиться к нему в
порядке старшинства.
Подойдя к
двери, старший сын по провисанию шнурка, конфигурации складок и прочим
малозаметным признакам догадался, что над входом - какой-то посторонний
предмет. Протянув руку, он осторожно снял подушку, раздвинул складки и вошёл.
Средний сын
сюрприза не заметил, но когда подушка сорвалась со шнурка, успел поймать её в
полёте.
Младший сын
рывком откинул занавеску, и подушка шлёпнулась ему на затылок - но прежде, чем
она успела коснуться земли, бравый самурай рассёк её надвое мечом. "Ты,
сын мой, - сказал Бокудэн старшему, - готов к тому, чтобы стать на Путь меча.
Ты, - сказал он среднему, - должен ещё немало потренироваться, а ты, мой
младший сын, - позор для нашего рода!"
Среди самураев,
не связанных ежедневной службой, популярно было паломничество из школы в школу
(муся сюгё) с целью накопления опыта и расширения диапазона бу-дзюцу. Иногда такого рода рыцарские
странствия носили агрессивный характер. В жажде утвердить славу непобедимого
фехтовальщика самурай, подобно своим европейским коллегам-рыцарям, вызывал на
поединок всякого, кто подворачивался под руку. Поскольку основной заповедью в
большинстве рю было убийство наповал с первого удара (хиссацу), побеждённому
редко приходилось жаловаться на пристрастность судьи или нарушение правил. Если
повод для поединка был достаточно важным, противнику посылался официальный
письменный вызов с подробным и весьма напыщенным изложением мотивов. Таким же
образом решались и споры между конкурирующими школами. Решительное поражение
или смерть главы одной рю чаще всего приводили к возвышению другой.
Овладение
секретами воинских искусств для самурая было равносильно бесконечному Пути,
духовному и нравственному самосовершенствованию во имя наилучшего исполнения
долга:
"Тренировке
человека нет конца. Бывает, что вы вдруг начинаете чувствовать себя достигшим
полного совершенства и перестаёте заниматься тем, чем занимались до сих пор.
Между тем, кто хочет быть совершенным, тот всегда должен помнить, что он ещё
очень далёк от этого. Только не довольствующиеся уже достигнутым и постоянно
стремящиеся к высшим достижениям будут почитаться потомством за лучших
людей", - убеждает "Сокрытое в листве".
Так же как
истинный художник считает, что лучшая его картина ещё не написана, истинный
воин должен считать, что подлинные секреты мастерства ему ещё не доступны, как
и горные высоты духа. Хотя буддийские стадии самосовершенствования и не имеют
прямых аналогов в воинских искусствах, идея "восхождения" в обоих
случаях вполне очевидна. Это восхождение осуществляется по стадиям, которые как
бы соответствуют виткам спирали в классической диаграмме, изображающей развитие
Вселенной. Спираль, уходящая в беспредельность. Только духовное прозрение,
слияние с Пустотой, с Абсолютом и ощущение внутренней гармонии могут сделать
человека настоящим Мастером воинских искусств или Мастером чайной церемонии,
икэбаны, живописи, поэзии…
Список
литературы
Для подготовки
данной работы были использованы материалы с сайта http://www.aikido.km.ru/