Навязчивости
Навязчивости –
это, согласно классическому определению германского психиатра Карла Вестфаля
(1877), разнообразные душевные трудности (тягостные мысли, переживания,
желания, действия, страхи), которые навязываются человеку в душу против его
воли и при более или менее ясном понимании этим человеком их ненужности,
безосновательности.
Говорю здесь о
«более или менее ясном понимании» потому, что если испугается человек своих
навязчивых мыслей, например о «страшной болезни», то в этой
охваченности-захлестнутости испугом обычно трудно быть уверенным вообще в
чем-то хорошем. Именно осознанным чувством-переживанием чуждости содержания
своих навязчивостей (мыслей, желаний, страхов) – хотя и своих собственных по
происхождению, из своей собственной души – навязчивости отличаются от душевных
трудностей, расстройств иной природы: бреда, сверхценных идей, болезненных
(тревожных) сомнений (о них расскажу в будущем).
Во всяком
случае, успокоившись, человек отчетливо понимает неуместность, нелепость,
неправильность (а то и скажет – «идиотизм») содержания своих навязчивостей, их
чужеродность собственному мироощущению, образу мыслей: то есть переживающий
навязчивости критичен к их безосновательному содержанию. Так, в случае
навязчивого страха заражения с бесконечным мытьем рук человек убежден, что
страх его нелогичен. Да, глупо мыть руки почти в кипятке, «до дыр», много раз
мылить яблоко и много раз после этого ошпаривать его кипятком, но все же
человек совершает все это какое-то большое количество раз, достаточное, чтобы
смягчить внутреннюю душевную напряженность, лежащую в основе навязчивостей.
Вот мы и дошли
до той «душевной напряженности» (тягостной или радостной), которая есть основа
наших горестей и вдохновения, с которой начинаются любые, даже, кажется, сугубо
мыслительные страдания и радости.
Есть люди,
которых трудно чем-либо расстроить. И есть люди, несущие в себе (тоже от
природы) готовность к мучительной душевной напряженности, в виде легко
вспыхивающих страха, тревоги, гнева, тоскливости. Этим, склонным к тягостному
настроению, людям от житейского пустяка, а то и вообще без понятных внешних
причин, делается не по себе. Обостряется поначалу напряженность,
аморфно-неопределенная содержанием своим, и затем она по-разному
конкретизируется (обретает определенное жизненное содержание и форму), в
зависимости от обстоятельств и личностных особенностей напряженных людей. Если
напряженный человек авторитарно-прямолинеен, в нем обычно вспыхивают
сверхценности: гневно-агрессивная убежденность в дурном отношении к нему людей,
стремление кого-то за что-то наказать или неугасимое желание великим открытием
завоевать, покорить своих сослуживцев, а то и весь мир. Если напряженный
человек по природе размышляюще-сомневаюшийся, тревожный, его охватывают острая
неуверенность в себе, тревожные сомнения в собственном нравственном или
физическом благополучии, состоятельности.
На какой же
личностной почве вызревают навязчивости? Навязчивостей неистребимое
множество-разнообразие, и у каждой формы навязчивости, конечно же, своя,
предпочтительная личностная почва.
Самые частые в
жизни из мучительных навязчивостей – это навязчивые страхи (фобии, от греч
phobos – страх) и навязчивые желания-влечения с чувством принуждения к
выполнению: с чувством, происходящим как бы не извне (будто кто-то принуждает),
а изнутри самого страдающего навязчивостью. Эти «принудительные» навязчивости в
мировой психиатрии принято называть обсессивно-компульсивными расстройствами
(обсессия – от лат. obsessio – обложение, осада, блокада; компульсия – от лат.
compulsio – принуждение).
Фобии –
навязчивые страхи конкретного содержания, как бы набрасывающиеся, наплывающие
на человека, пассивно навязывающиеся, охватывающие его лишь в определенной
(«фобической») обстановке и обычно сопровождающиеся бурными вегетативными
дисфункциями (сердцебиение, затруднение дыхания, обильный пот и т. п.).
При агорафобии
(греч. agoraphobia – страх площадей) навязчивый страх, что случится нечто
ужасное (инсульт, инфаркт, вообще неизвестно что) и никто в эту же минуту не
поможет, возникает у человека лишь там, где ему, действительно, трудно (или
некому) помочь в ту же минуту (вдалеке от больницы, аптеки, врача, человека,
который отнесет к врачу, и т. п.). Агорафобическое расстройство может случиться
не только на безлюдной площади или в дикой степи, но и в пустой квартире, если
там человеку с готовностью к страху не на кого опереться при мысли, что вдруг
что-то страшное с ним произойдет.
При
клаустрофобии (греч. claustrophobia – страх замкнутости-запертости) навязчивый
страх не выбраться при первом желании из какого-то закрытого, стесняющего места
на простор возникает лишь в замкнутом пространстве, из которого, действительно,
невозможно сию минуту выбраться (самолет в небе, поезд метро в туннеле,
застрявший между этажами лифт). В соответствии с «фобически-невротической
логикой», клаустрофобику уже легче ехать в поезде со стоп-краном, еще легче – в
автобусе и троллейбусе, где, в принципе, возможно слезно умолить водителя
остановиться и «выпустить меня, несчастного». При этом в автобусе, троллейбусе
клаустрофобику тем труднее, чем больше там в проходе пассажиров, загораживающих
своими телами проход к спасительной двери, чем труднее там дышать от того, что
много дышащих (спертый воздух побуждает к вегетативным дисфункциям, включенным
в единый фобический узел-букет). Совсем легко такому человеку, конечно же, в
такси, поскольку шофер такси, по просьбе пассажира, тут же приблизится к
тротуару, остановит машину и откроет дверь. Тут уже нет обычно у клаустрофобика
крупных капель холодного пота на ладонях.
Многие «канцерофобии» («страхи рака»),
«сифилофобии», «спидофобии» и т. п. не есть в строгом смысле фобии, особенно
если не обнаруживается отчетливо критическое понимание беспочвенности,
неразумности этих страхов. Чаще это иные навязчивости, болезненные сомнения
(опасения), сверхценные идеи, а то и бред.
К фобиям обычно
предрасположены люди с красочно-образным, эмоциональным мышлением и в то же
время с известной душевной инертностью, неуверенностью в себе, тревожностью,
врожденной бурно-вегетативной неустойчивостью. Именно у них душевная
напряженность (врожденно психопатическая или вызванная каким-то неразрешимым
конфликтом и т. д.) содержательно конкретизируется как страх чего-то
ярко-отчетливо представившегося ужасного. Например – «ах, лежу с остановившимся
сердцем на площади и некому мне помочь, вызвать „скорую“, проводить в больницу,
умираю». Благодаря тревожной инертности, эта красочная картина в воображении
все повторяется-включается в конкретной фобической обстановке (открытые или
замкнутые пространства и т. д.) вкупе с вегетативной бурей.
Если упомянутая
выше «фобически-невротическая логика» болезненного расстройства
размывается-распадается (например, при клаустрофобии пациенту страшно в поезде,
но неожиданно легко-спокойно в самолете), речь, скорее, уже идет не о легкой,
невротической, фобии, а о более тяжелой, депрессивной, фобии.
Обсессии-компульсии
– спонтанные навязчивые переживания-действия, в отличие от фобий, не требующие
для своего возникновения какой-то определенной обстановки. Хотя, конечно, они и
зависят от того, что видится и слышится человеку вокруг в мире. Так, навязчивое
желание порезать кого-то ножом обостряется при виде ножа или даже только при упоминании
о бритве или другом режущем предмете (например, в телевизионной рекламе).
Навязчивое бесконечное мытье рук в страхе мнимого загрязнения-заражения.
Навязчивый страх буквы «о» («круг замкнулся, смерть») при чтении книги, с
сильным желанием все время ручкой затушевывать эту букву, чтобы не случилось
плохого. Навязчивое стремление возле своего дома прикоснуться безымянным
пальцем левой руки к носку правого ботинка (чтобы тоже «все было хорошо»). И т.
д.
В психиатрии
немецкого языка обсессии-компульсии часто называют «ананказмами» (греч.
anancasmus – вынуждать, заставлять; Ананке – древнегреческая богиня
судьбы-неизбежности). Однако обсессии-компульсии зловещего содержания (кому-то
принести какой-то серьезный вред: например, ударить, порезать, выбросить ребенка
из окна и т. п.) с одновременными страхами, тягостными нравственно-этическими
переживаниями всегда, по контрасту, говорят о высоких нравственных качествах
этого навязчивого мученика. Они никогда не претворяются в жизнь, в отличие от,
например, навязчивого выдергивания своих волос.
К
обсессиям-компульсиям (ананказмам) предрасположены люди
мыслительно-аналитического склада с тревожно-мыслительной инертностью,
чувственной яркостью, сомневающейся неуверенностью в себе, острым самолюбием и
склонностью к скрупулезности-педантичности. Там, где при ярких
обсессиях-компульсиях личностная почва совсем другая и обсессии-компульсии
перемешиваются с фобиями, там скорее речь идет не о характерологических
(психопатических), а о более тяжелых, депрессивных, ананказмах.
Здоровых
навязчивостей немало в здоровой внимательно-тревожной жизни – например, ритуал
помахать в окно рукой близкому человеку на прощанье. С массой легких фобий и
обсессии-компульсии (ананказмов), затрудняющих жизнь, люди благополучно
справляются, не обращаясь к психотерапевту. Они чувствуют, подмечают, что их
навязчивости происходят из внутренней тягостной душевной напряженности, и
стараются всячески смягчать, развеивать эту напряженность, просветлять,
перекрашивать ее в напряженность радостную – целебным творчеством, занятиями
спортом, закаливанием, путешествиями, общением с близкими людьми и природой.
Или каким-то образом стараются применить навязчивости в дело (например, в
каких-нибудь строительных, оформительских работах, где навязчивые действия могут
быть полезны). Но постоянно измучиваться тяжелыми навязчивостями без помощи
психотерапевта не стоит, особенно – если это тягостные навязчивые ощущения,
навязчивости странно-непонятного, зловещего содержания, сопровождающиеся
тоскливым страданием.
Сегодня есть от
тяжелых навязчивостей довольно сильные лекарства (анафранил, прозак и другие),
которые, однако, опасны без врачебного руководства лечением. Есть и
основательные остроумные психотерапевтические приемы. Некоторые из них,
благодаря психотерапевту, могут стать для фобика или ананкаста собственным
надежным противонавязчивым оружием. Основные «механизмы» действия этих приемов
– когнитивный (от cognito – познавание, ознакомление, лат.; то есть лечебное
познание своих расстройств), активирующий (вселяющий действие) и
условнорефлекторный (условнорефлекторное обучение). Это так называемая в мире
когнитивно-поведенческая терапия. Не рассказываю подробнее о лекарствах и
психотерапевтических приемах, поскольку обязательно
профессионально-проникновенно знать, где, что и как следует тут применить, а то
легко можно себе повредить.
Психотерапия
навязчивостей вообще довольно сложна и для профессионалов. Так, у фобиков и
ананкастов, склонных к сложно-символическому мышлению-чувствованию, не только
сновидения, творческие произведения, но и фобии, обсессии-компульсии могут быть
философически-символического, «иероглифического» содержания. Это обычно требует
сложно-психоаналитического вмешательства для целебного осознания смысла своих
навязчивостей. Кроме того, за «обычными» навязчивостями, бывает, нетрудно
неспециалисту просмотреть и мучительную навязчивую депрессию, требующую
особенной умелой помощи. Другое дело, когда под руководством
психотерапевта-учителя пациент изучает не только основы, элементы клиники
навязчивостей, депрессии (например, те элементы, что я наметил уже и в этой
книге), но изучает и сам целительный процесс, дабы самопсихотерапевтически
основательно в нем участвовать.
В заключение
приведу из своей практики два примера навязчивых расстройств, с подобными
которым надо, не мешкая, обратиться к психиатру, психотерапевту.
И., 23 лет, товаровед. Жалуется на навязчивое ощущение, «будто
мозги воспалены, обнажены в области лба и висков, от того, что не впитывают
информацию». Охвачена этими переживаниями, монотонно-подавлена;
напряженно-тусклый взор. Шесть лет назад, когда еще училась в школе, в течение
нескольких месяцев, без понятных внешних причин, мучилась страхом забеременеть.
Понимала, что это невозможно без интимной близости, лишь от прикосновения руки
мужчины к плечу через пальто и т. п., но болезненно мучилась, что забеременеет
и таким образом. Подозревала, что уже беременна, вроде бы понимая отчетливо,
что это невозможно. От чувства позора чуть не покончила тогда с собою. В те
месяцы ей навязчиво все представлялся «почему-то стул» с навязчивой мыслью и
страхом, что он как-то непонятно связан с ее страхом беременности,
беременностью (1983 год).
М., 36 лет, слесарь. Непонятное тягостное безразличие ко всему
смешано с чувством неуверенности и тоже непонятным страхом, тревожным ожиданием
чего-то дурного («кажется, с ума схожу» или «вдруг с сердцем плохо будет»).
Одновременно мучает его страх высоты с навязчивым желанием выпрыгнуть в окно с
высокого этажа, хотя сам он и не допускает, что может выпрыгнуть. Все это
возникло без понятных внешних причин год назад. Прежде он был смел и уверен в
себе, а за этот год сделался по характеру «робким трусом», вообще каким-то
другим, «вторым». Вдруг «находит» беспредметная агрессивность, в которой может
обругать кого-то или избить. «Фобически-невротическая логика» нарушена:
навязчиво боится находиться на высоком этаже, дрожит там от страха, обливается
потом («вдруг разрушится неожиданно дом!») и в то же время спокойно летает на
самолете, не думая, что он разрушится. Вяловато-гипотимичен, тускл взором и
одновременно душевно напряжен (1983 год).
Список
литературы
Бурно М.Е.
Навязчивости