Сущность, проблемы и отношение к смерти в различных религиях

КУБАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АГРАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
СУЩНОСТЬ, ПРОБЛЕМЫ И ОТНОШЕНИЕ К
СМЕРТИ В РАЗЛИЧНЫХ РЕЛИГИЯХ.
Реферат по культурологии Студента I курса юрфака 106 группы Хмельницкого С.В. Преподаватель: Аникин Р.В.
2001 Краснодар.
Оглавление
Введение.
1. Измерения проблемы жизни, смерти и бессмертия.
А. Биологическое.
Б. Связанное со спецификой жизни.
В. Связанное с идеей бессмертия.
2. Отношение к смерти, проблемы жизни, смерти и бессмертия
в религиях мира.
А. Отношение людей к смерти.Почему люди боятся смерти?
Б. Клиническая и естественная смерть – в чем разница?.
В. Отношение к смерти христианства.
Г. Отношение к смерти ислама.
Д. Отношение к смерти буддизма.
Е. Концепции жизни, смерти и бессмертия, основанные на безрелигиозном и
атеистическом подходе к миру и человеку.
3. Жизнь после смерти: мнения ученых и свидетельства очевидцев.
Заключение.
Используемая литература.
Введение.
Жизнь и смерть - вечные темы духовной культуры человечества во всех ее подразделениях. О них размышляли пророки и основоположники религий, философы и моралисты, деятели искусства и литературы, педагоги и медики. Вряд ли найдется взрослый человек, который рано или поздно не задумался бы о смысле своего существования, предстоящей смерти и достижении бессмертия. Эти мысли приходят в голову детям и совсем юным людям, о чем говорят стихи и проза, драмы и трагедии, письма и дневники. Только раннее детство или старческий маразм избавляют человека от необходимости решения этих проблем.
По сути дела, речь идет о триаде: жизнь - смерть - бессмертие, поскольку все духовные системы человечества исходили из идеи противоречивого единства этих феноменов. Наибольшее внимание здесь уделялось смерти и обретению бессмертия в жизни иной, а сама человеческая жизнь трактовалась как миг, отпущенный человеку для того, чтобы он мог достойно подготовиться к смерти и бессмертию.
За небольшими исключениями у всех времен и народов высказывались о жизни достаточно негативно, Жизнь - страдание (Будда: Шопенгауэр и др.); жизнь - сон (Платон, Паскаль); жизнь - бездна зла (Древний Египет); " Жизнь - борьба и странствие по чужбине" (Марк Аврелий); "Жизнь - это повесть глупца, рассказанная идиотом, полна шума и ярости, но лишенная смысла" (Шекспир); "Вся человеческая жизнь глубоко погружена в неправду" (Ницше) и т.п.
Об этом же говорят пословицы и поговорки разных народов типа "Жизнь - копейка". Ортега-и-Гассет определил человека не как тело и не как дух, а как специфически человеческую драму. Действительно, в этом смысле жизнь каждого человека драматична и трагична: как бы удачно не складывалась жизнь, как бы она не была длительна - конец ее неизбежен. Греческий мудрец Эпикур сказал так: "Приучай себя к мысли, что смерть не имеет к нам никакого отношения. Когда мы существуем, смерть еще не присутствует, а когда смерть присутствует, тогда мы не существуем".
Смерть и потенциальное бессмертие - самая сильная приманка для философского ума, ибо все наши жизненные дела должны, так или иначе, соизмеряться с вечным. Человек обречен на размышления о жизни и смерти и в этом его отличие от животного, которое смертно, но не знает об этом. Смерть вообще - расплата за усложнение биологической системы. Одноклеточные практически бессмертны и амеба в этом смысле счастливое существо.
Когда организм становится многоклеточным, в него как бы встраивается механизм самоуничтожения на определенном этапе развития, связанный с геномом.
Столетиями лучшие умы человечества пытаются хотя бы теоретически опровергнуть этот тезис, доказать, а затем и воплотить в жизнь реальное бессмертие. Однако идеалом такого бессмертия является не существование амебы и не ангельская жизнь в лучшем мире. С этой точки зрения человек должен жить вечно, находясь в постоянном расцвете сил. Человек не может смириться с тем, что именно ему придется уйти из этого великолепного мира, где кипит жизнь. Быть вечным зрителем этой грандиозной картины Вселенной, не испытывать "насыщения днями" как библейские пророки - может ли быть что- то более заманчивым?
Но, размышляя об этом, начинаешь понимать, что смерть - пожалуй, единственное, перед чем все равны: бедные и богатые, грязные и чистые, любимые и нелюбимые. Хотя и в древности, и в наши дни постоянно делались и делаются попытки убедить мир, что есть люди, побывавшие "там" и вернувшиеся назад, но здравый рассудок отказывается этому верить. Требуется вера, необходимо чудо, какое совершил евангельский Христос, "смертию смерть поправ". Замечено, что мудрость человека часто выражается в спокойном отношении к жизни и смерти. Как сказал Махатма Ганди: "Мы не знаем, что лучше - жить или умереть. Поэтому нам не следует ни чрезмерно восхищаться жизнью, ни трепетать при мысли о смерти. Мы должны одинаково относиться к ним обоим. Это идеальный вариант". А еще задолго до этого в "Бхагавадгите" сказано: "Воистину, смерть предназначена для рожденного, а рождение неизбежно для умершего. О неизбежном - не скорби".
Вместе с тем, немало великих людей осознавали эту проблему в трагических тонах. Выдающийся отечественный биолог И.И. Мечников, размышлявший о возможности "воспитания инстинкта естественной смерти", писал о Л.Н.Толстом: "Когда Толстой, терзаемый невозможностью решить эту задачу и преследуемый страхом смерти, спросил себя, не может ли семейная любовь успокоить его душу, он тотчас увидел, что это - напрасная надежда. К чему, спрашивал он себя, воспитывать детей, которые вскоре очутятся в таком же критическом состоянии, как и их отец? Зачем мне любить их, растить и блюсти их? Для того же отчаяния, которое во мне, или для тупоумия? Любя их, я не могу скрывать от них истины, - всякий шаг ведет их к познанию этой истины. А истина - смерть".
1. Измерения проблемы жизни, смерти и бессмертия.
А. Первое измерение проблемы жизни, смерти и бессмертия - биологическое, ибо эти состояния являют по сути дела различные стороны одного феномена. Давно уже была высказана гипотеза панспермии, постоянного наличия жизни и смерти во Вселенной, постоянного их воспроизводства в подходящих условиях. Известно определение Ф. Энгельса: "Жизнь есть способ существования белковых тел, и этот способ существования состоит по своему существу в постоянном самообновлении химических составных частей этих тел", акцентирует космический аспект жизни.
Рождаются, живут и умирают звезды, туманности, планеты, кометы и другие космические тела, и в этом смысле не исчезает никто и ничто. Данный аспект наиболее разработан в восточной философии и мистических учениях, исходящих из принципиальной невозможности только разумом понять смысл этого вселенского кругооборота. Материалистические концепции строятся на феномене самопорождения жизни и самопричинения, когда, по словам Ф. Энгельса, " с железной необходимостью" порождается жизнь и мыслящий дух в одном месте Вселенной, если в другом он исчезает.
Осознание единства жизни человека и человечества со всем живым на планете, с ее биосферой, равно как и потенциально возможными формами жизни во Вселенной имеет огромное мировоззренческое значение.
Это идея святости жизни, права на жизнь для любого живого существа уже в силу самого факта рождения принадлежит к числу вечных идеалов человечества. В пределе, вся Вселенная и Земля рассматриваются как живые существа, а вмешательство в еще плохо познанные законы их жизни черевато экологическим кризисом. Человек предстает как малая частица этой живой Вселенной, микрокосмос, вобравший в себя все богатство макрокосмоса. Чувство " благоговения перед жизнью", ощущение своей причастности к удивительному миру живого в той или иной степени присуще любой мировоззренческой системе. Даже, если биологическая, телесная жизнь считается неподлинной, транзитной формой человеческого существования, то и в этих случаях (например, в христианстве) человеческая плоть может и должна обрести иное, цветущее состояние.
Б. Второе измерение проблемы жизни, смерти и бессмертия связано с уяснением специфики человеческой жизни и ее отличия от жизни всего живого. Уж более тридцати веков мудрецы, пророки и философы разных стран и народов пытаются найти этот водораздел. Чаще всего полагают, что все дело в осознании факта предстоящей смерти: мы знаем, что умрем и лихорадочно ищем путь к бессмертию. Все остальное живое тихо и мирно завершает свой путь, успев воспроизвести новую жизнь или послужить удобрением почвы для другой жизни. Человек же обречен на мучительные пожизненные раздумья о смысле жизни или ее бессмысленности, изводит этим себя, а часто и других, и вынужден топить эти проклятые вопросы в вине или наркотиках. Отчасти это верно, но возникает вопрос: как быть с фактом смерти новорожденного ребенка, который не успел еще ничего понять, или умственно отсталого человека, который не в состоянии ничего понимать? Считать ли началом жизни человека момент зачатия (который невозможно точно определить в большинстве случаев) или момент рождения.
Известно, что умирающий Л.Н.Толстой, обращаясь к окружающим, сказал, чтобы они обратили свои взоры на миллионы других людей, а не глядели на одного льва. Безвестная, и никого не трогающая кроме матери смерть, смерть маленького существа от голода где-нибудь в Африке и пышные похороны всемирно известных лидеров перед лицом вечности не имеют различий. В этом смысле глубоко прав английский поэт Д.Донн, сказавший, что смерть каждого человека умаляет все человечество и поэтому "никогда не спрашивай, по кому звонит колокол, он звонит по тебе".
Очевидно, что специфика жизни, смерти и бессмертия человека прямо связаны с разумом и его проявлениями, с успехами и достижениями человека в течение жизни, с оценкой его современниками и потомками. Смерть многих гениев в молодом возрасте, бесспорно, трагична, но при этом нет оснований считать, что их последующая жизнь, если бы она состоялась, дала бы миру нечто еще более гениальное. Здесь действует какая-то не вполне ясная, но эмпирически очевидная закономерность, выражаемая христианским тезисом: "Бог прибирает в первую очередь лучших".
В этом смысле жизнь и смерть не охватывается категориями рационального познания, не укладывается в рамки жесткой детерминистической модели мира и человека. Рассуждать об этих понятиях хладнокровно можно до определенного предела. Он обусловлен личной заинтересованностью каждого человека и его способностью к интуитивному постижению предельных оснований человеческого бытия. В этом отношении каждый подобен пловцу, прыгнувшему в волны среди открытого моря. Надеяться надо только на себя, несмотря на человеческую солидарность, веру в Бога, Высший разум и т.д. Уникальность человека, неповторяемость личности проявляется здесь в высочайшей степени. Генетики подсчитали, что вероятность появления на свет именно этого человека от данных родителей составляет один шанс на сто триллионов случаев. Если уж это свершилось, то какое же поражающее воображение многообразие человеческих смыслов бытия предстает перед человеком, когда он задумывается о жизни и смерти?
В. Третье измерение этой проблемы связано с идеей обретения бессмертия, которая рано или поздно становится в центр внимания человека, особенно если он достиг зрелого возраста. Выделяют несколько видов бессмертия, связанных с тем, что после человека остается его дело, дети, внуки и т.д., продукты его деятельности и личные вещи, а также плоды духовного производства (идеи, образы и т.д.).
Первый вид бессмертия - в генах потомства, близок большинству людей. Кроме принципиальных противников брака и семьи и женоненавистников, многие стремятся увековечить себя именно этим способом. Одним из мощных влечений человека является стремление увидеть свои черты в детях, внуках и правнуках. В королевских династиях Европы прослежена передача определенных признаков (например, носа у Габсбургов) на протяжении нескольких поколений. С этим связывается наследование не только физических признаков, но и нравственных принципов семейного занятия или ремесла и т.д. Историки установили, что многие выдающиеся деятели русской культуры 19 века находились в родстве (пусть и отдаленном) между собой. Один век включает в себя четыре поколения.
Таким образом, за две тысячи лет сменилось 80 поколений, и 80-й предок каждого из нас был современником Древнего Рима, а 130-й - современником египетского фараона Рамзеса II.
Второй вид бессмертия - мумификация тела с расчетом на вечное его сохранение. Опыт еще египетских фараонов, практика современного бальзамирования (В.И. Ленин, Мао-Дзэдун др.) говорят о том, что в ряде цивилизаций это считается принятым. Достижения техники конца XX века сделали возможным криогенезацию (глубокое замораживание) тел умерших с расчетом на то, что медики будущего оживят и вылечат ныне неизлечимые болезни. Такая фетишизация человеческой телесности характерна в основном для тоталитарных обществ, где геронтократия (власть стариков) становится основой стабильности государства.
Третий вид бессмертия - упование на "растворение" тела и духа умершего во Вселенной, вхождение их в космическое "тело", в вечный кругооборот материи. Это характерно для ряда восточных цивилизаций, особенно японской. К такому решению близка исламская модель отношения к жизни и смерти и разнообразные материалистические или точнее натуралистические концепции. Здесь речь идет об утрате личностных качеств и сохранению частиц бывшего тела, могущих войти в состав других организмов. Такой крайне абстрактный вид бессмертия неприемлем для большинства людей и эмоционально отвергается.
Четвертый путь в бессмертие связан с результатами жизненного творчества человека. Недаром членов различных академий награждают титулом "бессмертные". Научное открытие, создание гениального произведения литературы и искусства, указание пути человечеству в новой вере, творение философского текста, выдающаяся военная победа и демонстрация государственной мудрости - все это оставляет имя человека в памяти благородных потомков. Увековечиваются герои и пророки, страстотерпцы и святые, зодчие и изобретатели. Навечно сохраняются в памяти человечества и имена жесточайших тиранов и величайших преступников. Это ставит вопрос о неоднозначности оценки масштабов личности человека. Создается впечатление, что чем большее количество человеческих жизней и сломанных человеческих судеб лежит на совести того или иного исторического персонажа, тем больше у него шансов попасть в историю и обрести там бессмертие. Способность влиять на жизнь сотен миллионов людей, "харизма" власти вызывает у многих состояние мистического ужаса, смешанного с почтением. О таких людях слагают легенды и предания, которые передаются от поколения к поколению.
Пятый путь в бессмертие связан с достижением различных состояний, которые наука называет "измененные состояния сознания". В основном они являются продуктом системы психотренинга и медитации, принятой в восточных религиях и цивилизациях. Тут возможны "прорыв" в иные измерения пространства и времени, путешествия в прошлое и будущее, экстаз и просветление, мистическое ощущение причастности к Вечности.
Можно сказать, что смысл смерти и бессмертия, равно как и пути его достижения, являются обратной стороной проблемы смысла жизни. Очевидно, эти вопросы решаются различно, в зависимости от ведущей духовной установки той или иной цивилизации.
2. Отношение к смерти, проблемы жизни, смерти и бессмертия в религиях мира.
А.Отношение людей к смерти.Почему люди боятся смерти?
Большинству современных людей свойственно сторониться всего, что связанно со смертью. Сегодня большинство рождается и умирает уже не под крышей родного дома, а в клиниках и больницах. Передоверив себя Минздраву, человек получил иллюзорное освобождение от проблем, великое таинство смерти стало в основном тягостной обязанностью, о собственной кончине не принято рассуждать. Мы оберегаем подрастающее поколение от раздумий о смерти, утратили мужество говорить о ней в зрелом возрасте, втихомолку провожаем в последний путь своих родных и близких.
Когда-то по улицам городов следовали похоронные процессии, богато украшенный катафалк сопровождала торжественная музыка духовных оркестров, а сейчас даже траурные ленты и те исчезли с бортов автобусов-катафалков, вливающихся ежедневно в нескончаемый поток машин. Впрочем, людям всегда было свойственно избегать разговоров о смерти, и даже само слово "умереть" в повседневной речи старались заменять каким-либо другим ,более смягченными выражениями: "отправится в лучший мир", "приказать долго жить", "протянуть ноги". Аналогичные языковые табуна слово "умереть" имелись и в других языках: в английском - "to go" ("уйти), "to take the ferry" ("сесть на паром"), "to hop off the twig" ("спрыгнуть с ветки"); в немецком - "die Augen schliessen" ("закрыть глаза"), "heimgehen" ("уйти домой"); в итальянском - "ritornerare" ("вернуться к нулю"); в испанском - "irse al otro portrero" ("отправиться на другое пастбище"); во французском - "casser sa pipe" ("сломать свою трубку"), "il dit bonsoir a'la compagnie" ("он попрощался с компанией"). Также старались не произносить и слово "кладбище". Вместо этого в русском языке употребляли понятие "место успокоения", в английском - "God's acre" ("Божье поле"), в немецком - "der heilige Ort" ("святое место"), в испанском - "chacarita" ("маленькая ферма"), во французском - "boulevard des allopges" ("удлиненный бульвар").
Замечательный русский писатель-сатирик Михаил Михайлович Зощенко (1895- 1958) писал в своей философской книге "Перед восходом солнца": "Отношение к смерти - это одна из величайших проблем, с которой непременно сталкивается человек в своей жизни. Однако эта проблема не только не разрешена (в литературе, в искусстве, в философии), но она даже мало продумана. Решение ее предоставлено каждому человеку в отдельности. А ум челове-ческий слаб, пуглив. Он откладывает этот вопрос до последних дней, когда решать уже поздно. И тем более поздно бороться, поздно сожалеть, что мысли о смерти застали врасплох..."
"Люди страшатся смерти, как малые дети потемок, - говорил английский философ Фрэнсис Бэкон (1561-1626), - и как у детей этот врожденный страх усиливается сказками, так же точно и страх смерти".
Современные исследователи человеческой палеопсихики согласны в том, что самые первые проблески мысли у питекантропов и неандертальцев могли быть вызваны животным инстинктом самосохранения, стремлением продлить свое существование, преодолеть неотвратимость смерти. "Убегая от смерти, - писал советский знаток античной мифологии Яков Голосовкер, - не понимая ее, и чем дальше, тем все сосредоточенней, мучительней и трагичней мысля о ней и тем самым все более не понимая ее (ибо никакая наука не поняла смерти и не примерила с нею мысль), человек, борясь за существование, за свою жизнь, за свою мысль, устремлялся к вечной жизни, к бессмертию. Иначе он не мог, иначе мысль не могла. Он жизнь не выдержал бы без мысли о речной жизни..."
В шумеро-вавилонском эпосе о Гильгамеше (начало 3-го тысячелетия до н. э.) мы впервые встречаемся с документальным свидетельством страха смерти. Герой эпоса Гильгамеш так оплакивает смерть своего друга Энкиду: "Я проливал слезы подле его трупа, надеясь, что Энкиду встанет. Но на седьмой день в его нос проникли черви, и я понял, что он уже не вернется, и похоронил его. С тех пор я не знаю покоя. Тело моего друга рассыпалось в прах и смешалось с землей. Я знаю, что и мне суждена такая же участь. Мое тело также превратится в прах и глину. Я страшусь смерти..."
Многие боятся цифры 13, хотя и не могут объяснить, чем их страшит это число. Цифры у ряда народов обозначались буквами, и, оказывается, у древних евреев число 13 и слово "смерть" писались одним знаком. Вот насколько силен был страх смерти, что, даже не ведая уже значения числа 13, мы все равно стараемся избегать его.
В Японии избегают цифры 4 по той же причине: при чтении иероглиф 4 - "си" - звучит как другой иероглиф, означающий "смерть". В японских больницах вы не встретите палаты с номером 4, а если здание многоэтажное, то и в указателе этажей лифта вы не найдете 4-го этажа.
Чувство страха знакомо всем. Несмотря на это, природа тревоги и страха остается загадкой для психологов. Одни видят суть тревоги в беспомощности, другие описывают внутренний разлад, возникающий при угрозе безопасности, третьи отмечают дезинтеграцию личности при столкновении с противоречием. Так когда же человек боится? Прежде всего пугает неизвестность. Между нашим состоянием сейчас и тем, что с нами случится через минуту, существует разрыв; этот промежуток заполнен неопределенностью. Человек боится того, что его ожидает. Поэтому у некоторых людей возникает тяга к "уверенности в завтрашнем дне". Иногда все общество начинает тосковать по определенности и тогда начинаются разговоры о необходимости "сильной руки", что приводит к диктатуре под тем или иным обличием. Возможен и другой вид страха. Это так называемая тревога отделения: ребенок боится оторваться от матери, любящий боится потерять объект своего чувства, каждый боится быть выброшенным из мира, где все привычно и знакомо.
Противоположностью боязливости является решительность. Если мы решаемся мыслить последовательно и смело, мы приходим к выводу о том, что обречены на незнание того, что с нами произойдет. Что нас ждет впереди? Сбудутся ли наши желания? Произойдут ли перемены? Какими они будут? И как вообще сложится наша жизнь? На эти вопросы у нас нет ответов. Что нам известно о будущем? Оказывается, с полной определенностью мы можем знать только одно — все мы когда-нибудь умрем. Завтра или через несколько десятков лет, но это обязательно произойдет. И здесь наблюдается парадоксальность нашего восприятия мира. Страх рождается от неизвестности. Нам ничего неизвестно о нашей судьбе, кроме достоверного факта конца нашего земного существования. И эта абсолютная неизбежность вызывает в нас сильнейшее чувство тревоги, настолько сильное, что мы не можем его вынести. Мы предпочитаем неведение. Как можно ощущать себя, зная, что рано или поздно тебя не будет? Как жить, творить и действовать в мире, зная, что все закончится для тебя? Как общаться с людьми, зная, что каждый из них раньше или позже будет закопан в землю? Действительно, наука, культура, идеология не дадут нам ответов. Человек остается со смертью один на один. Ничто не спасает его, даже "глубокомысленные" рассуждения, типа "когда ты есть — смерти нет, когда смерть наступила — тебя уже нет". Не помогает, потому что в самой сердцевине человеческого существа саднящая рана — я умру. Одна современная духовная писательница заметила: "Смерть бьет человеческое существо в самую сокровенную его сердцевину так унизительно, так ужасающе радикально, что его спонтанной реакцией может быть только бегство (в мучение или презрение), которое “спускает с цепи” всякое зло. Смерть ужасна. Она —- злейший враг. Несмотря на все научные объяснения, смерть остается непостижимой. Внезапно предстающая жуткая картина собственной смерти со всей ее неизбежностью вызывает шок. В самой глубине личности открывается незаживающая язва. В первую очередь страх относится к собственной смерти. Смерть в газетах и по телевизору стала привычной. Подтверждается старая поговорка — “Смерть одного — трагедия, смерть ста тысяч — статистика”. Может быть, так происходит потому, что к нашей способности сопереживать предъявляются слишком высокие требования".
Некоторые люди пытаются обмануть смерть. Одну старушку преследовал навязчивый страх, что она умрет во сне. Последние четыре года жизни она провела сидя на стуле и так умерла в свои 89 лет. Людовик XIV, король Франции, в последние годы жизни запретил придворным упоминать о смерти в его присутствии. Из-за того, что он жил слишком близко к кладбищу, он построил новый роскошный дворец в Версале. Туристы теперь любуются его великолепием, но смерть к королю все-таки пришла.
Осмысливая феномен тревоги, выдающийся мыслитель С. Кьеркегор приходил к выводу, что тревога начинается с момента ощущения себя человеческой личностью — "у зверей и ангелов тревоги нет". У животных существуют инстинктивные страхи. У человека аналогичную функцию выполняет своеобразное сужение сферы сознания. Большинство людей осознает только то, с чем они сталкиваются в своей "малой" жизни. Один школьный учитель сказал: "Ребята, если вы задумаетесь о бесконечности или вечности — вам гарантировано сумасшествие". Но вечные вопросы бытия все равно остаются. Человек может решить, чтобы быть нормальным, не думать о проблемах жизни и смерти. Что же, неужели нормальность — это отрицание реальности? Итак, знанием своей смертности человек отличается от животного. Это знание — тяжелая, подчас невыносимая ноша. Умом человек, конечно, понимает, что когда-нибудь умрет, но в то же время... не знает этого. Вернее, хочет не знать. Он убегает от знания. Цивилизация помогает ему в этом. Общество вырабатывает нормы приличия. Разговоры о смерти неприличны. Существует стремление скрыть смерть от детей. Прослеживается тенденция изолировать смерть в стенах больниц и моргов, расположить места упокоения усопших подальше от городов. Помимо санитарных, играют роль соображения дистанциировать живущих от их умерших близких, чтобы ничто не напоминало о них. В некоторых кантонах Швейцарии похоронным автобусам запрещено появляться на улицах в дневные часы, чтобы мысли о смерти не смущали граждан.
Есть и другая крайность — десакрализация смерти. Особенно ярко это видно на примере так называемого "черного юмора", сюда же относятся эвфемизмы типа перекинулся, дал дуба. Но и здесь за натужными остротами проступает леденящий страх. Тогда применяется другой образ защиты. Выработан набор приличествующих случаю фраз — "Бог дал, Бог взял" или "Все там будем". Ритуал соболезнования достаточно формален и сводится к произнесению банальностей, за которыми не стоит внутренней солидаризации. Нередки случаи, когда поминальная трапеза, начавшись положенными словами, завершается как праздничное застолье, сопровождаемое... пением под предлогом того, что покойник-де не хотел бы, чтобы мы грустили. Единственное место, где естественно и спокойно говорят о смерти — это храм. Для многих путь в Церковь начинается с размышления о смерти. Для других значение религии ограничивается "отпеванием и поминанием" мертвых. Действительно, самые простые формы религиозности представляют собой культы, связанные с похоронами и почитанием предков. Среди примет нашего времени — подчеркнутая религиозность в среде уголовников. Их похороны обставлены с необыкновенной торжественностью и большими жертвами "на помин души". Священники иногда объясняют "набожность" бандитов тем, что они постоянно балансируют между жизнью и смертью. Однако это — не подлинное осознание своей смертности, а легкомысленная, грешная игра с собственной жизнью. Еще один новый обычай — непременное посещение кладбищ в Пасхальные дни. Некоторые священники видят в этом регресс христианского сознания в современном обществе.
Итак, мир бежит от смерти. В этом беге молодежь впереди. Неслучайно молодые недолюбливают пожилых. Родителям даются презрительные клички: предки, черепа. Кому охота общаться со стариками? Иногда проговариваются: Хорошо бы их всех изолировать. Откуда такая неприязнь? Уж не от страха ли стать похожими на них, не потому ли, что они напоминают о неминуемом? Мы свидетели небывалого в истории ускорения времени. Без преувеличения, каждый день ставятся рекорды достижения новых скоростей в передвижении, в производстве, в технологическом прогрессе. ЭВМ, занимавшие несколько десятилетий назад большие залы, модифицированы в микропроцессоры, новые поколения которых все быстрее сменяют друг друга. Техника становится все более точной, удобной и быстрой. Но в погоне за комфортом и качеством внешней жизни мы что-то теряем, и нам, самодовольным и упоенным всемогуществом, придется за это расплачиваться.
Тургеневский Базаров говаривал: «Природа не храм, а мастерская». И реальный Иван Мичурин не ждал милостей от природы. А мы, их потомки и продолжатели, стоим перед экологической катастрофой. Надо отдать себе отчет — отношение к миру стало функциональным, иными словами, нажми на кнопку — получишь результат, как поет группа "Технология". Благоговейное созерцание бытия сменилось принципом "справиться с проблемой"; и уже нет грехов — есть проблемы, нет покаяния — есть решение проблем. Даже смерть порой становится не трагедией, не таинством, а проблемой.
Искусство становится технологичным. Живописцев все больше теснят дизайнеры и оформители. Появилась престижная профессия с механическим названием "модель". В современной музыке одной из важнейших характеристик становится число ударов в минуту — чем быстрее ритм, тем выше ценятся определенные музыкальные произведения, под которые "так здорово балдеть".
В последнее десятилетие одним из наиболее употребительных видов наркотических средств стали так называемые "ускорители", к числу которых относится известный препарат "экстази". Его действие проявляется высвобождением огромного количества энергии с последующим истощением всех ресурсов организма. Только благодаря этому наркотику возможно танцевать 8 часов подряд, не испытывая усталости, при этом время воспринимается как протекающее необыкновенно быстро. Интересно, что побочным действием препарата является подавление аппетита. Почему мы упоминаем об этом? Состояние современного общества удивительно напоминает действие "экстази": происходит бессмысленное механическое ускорение с полным притуплением чувства духовного голода. Истощенный духовно человек продолжает дергаться в погоне за "кайфом" от самого движения. Он не может вырваться из ритма, потому что если он остановится, ему придется задать себе страшный вопрос о смысле жизни и смерти.
Для большинства из нас смерти не существует в том же смысле, как Антарктиды — каждый знает, что она есть, но не имеет к нему никакого отношения. Знание о том, что человек умрет, оттесняется далеко на периферию сознания, а иногда — в область бессознательного. Так происходит потому, что включаются механизмы психологической защиты. Когда знание становится невыносимым, человек от него отказывается, — отказывается от единственного достоверного знания о себе. Он покупает мираж комфортного существования в современном мире ценой собственного невежества. Выдающийся философ М. Хайдеггер писал: "Смерть вызывает тревогу, потому что затрагивает самую суть нашего бытия. Но благодаря этому происходит глубинное осознавание себя. Смерть делает нас личностями". Итак, мы отказываемся доверять себе, своим убеждениям, своим чувствам. Отрекаясь от страха смерти, мы предаем самих себя. Мы отбрасываем свое богоподобие, предпочитая уподобляться бессловесным тварям.
Человечество достаточно изощрено в избегании принятия очевидного факта смерти. Испанский философ X. Ортега-и-Гассет полагает, что вся человеческая культура и искусство возникли для преодоления страха смерти. Известный социолог и антрополог Э. Беккер считает, что структура человеческого характера есть не что иное как система защиты от невыносимого страха смерти. Его концепция такова: знание смертности может привести человека к безумию. А черты характера суть, по выражению аналитика Ш. Ференчи, скрытые психозы. Действительно, доведенная до конца замкнутость приводит к шизофрении, мнительность и педантичность — к навязчивым мыслям, а обидчивость, медленное скапливание гнева и бурная разрядка свойственны людям, страдающим эпилепсией. Выстраивается последовательность: страх смерти — возможность безумия — психологическая защита — характер. Итак, сколько людей, столько типов защит. В то же время существуют и общие закономерности, выработанные на протяжении долгого пути развития человеческой цивилизации.
Попробуем проследить, как действуют различные варианты психологических защит на протяжении этапов человеческой жизни. В детстве каждый ребенок однажды нахмурится и спросит: А я умру? Каким бы ни был ответ родителей, он вскоре отвлечется и забудет об этом; ведь ничто не напоминает о неизбежном конце. Вокруг него происходит цикличная смена времен года, и застывшие зимой деревья вновь оживают, когда приходят теплые дни. Может быть, в этом заложен мистический смысл. Незрелая психика ребенка, незнакомого с христианством, может быть повреждена преждевременным знанием о прекращении земного существования. Неслучайно для блуждающего религиозного сознания типична промежуточная идея циклов кармических перевоплощений, в которых оправдывается добро и получает возмездие зло. Но как взрослеет и обретает себя человеческая личность, так и в развитых формах Богопочитания самым важным становится момент встречи единой (а не размытой в бесконечности) личности с ее Творцом.
В условиях нашей культуры происходит дополнительная деформация детской личности. Ведь ребенок до определенного возраста подражает взрослым. Информация, получаемая прямо или косвенно от родителей, определяет присущие ему в дальнейшем особенности отношения с окружающим миром. Модели поведения, усвоенные в семье, надолго, если не до конца жизни, становятся формами реагирования на все, что ему впоследствии встречается. Но почти все представители старшего поколения были так или иначе сопричастны лжи, которой пропитывалось советское общество на протяжении 70 лет тоталитарного режима. Страна была изнасилована нравственно. В идеалы коммунизма, конечно же, никто всерьез не верил, но учителям вменялось в обязанность убеждать в "неизбежности победы марксизма-ленинизма" вопреки очевидному отставанию России от стран, идущих по естественному пути развития. Тех, кто отваживался просто "не аплодировать" (А. Солженицын), было мало. Распространенной стала двойная мораль, которая становилась для ребенка парадигмой отношения к миру. Понятно, что в атмосфере равнодушия или обмана он не мог обрести навыков решительного мышления, стремления к познанию, внутренней честности и благородства. Последствия этого мы будем переживать поколениями — при условии ориентации на истинные, а не мнимые нравственные ценности.
Становясь старше, формирующаяся личность совершает компенсаторное противопоставление себя старшим. Как правило, реакция оппозиции выражается в декларации своей принадлежности к определенному течению молодежной субкультуры. Конфликт "отцов и детей", известный издавна, принимает лишь различные формы выражения. Чаще всего протест осуществляется на поверхностном уровне — прическа, одежда, манеры. Прослеживаемый дальше, он распространяется на сферу культуры — музыка, живопись, поэзия. Наиболее глубокое размежевание может произойти на ценностном, мировоззренческом уровне. Так появляются идеологические движения. Идеология как система ценностей "земного" мира может быть необыкновенно увлекательной.
Рассмотрим некоторые молодежные мифы. К безусловному добру апеллирует культ хиппи. Здесь — безграничное принятие и абсолютная вседозволенность. Однако от подлинной духовной христианской любви идеология хиппи отличается отвержением любой ответственности. Все совершается под влиянием настроения. Насколько легко тебя приняли, столь же легко от тебя отвернутся. Даже твоя смерть пройдет незамеченной — ведь никто не плачет об увядшем растении.
В ореоле романтического насилия предстает образ рокера — байкера. Это воин на ревущем мощном мотоцикле. Мифологически он рыцарь, утверждающий справедливость ударом руки, закованной в железо. Он утрированно мужественен и верен закону стаи "ночных волков". Страх смерти здесь презирается, о разбившихся лихих наездниках слагаются легенды. Смерть здесь привлекательна и романтична, а жизнь имеет смысл лишь тогда, когда ты подчиняешься неписанным законам чести. Твоя личность значима лишь настолько, насколько ты соответствуешь несложному кодексу поведения: выглядишь круто, ездишь быстро, дерешься жестоко. До глубины твоих переживаний никому нет дела. Восприятие тебя скорее будет зависеть от мощности твоего мотоцикла, чем от того, кто ты есть в глазах Бога.
Пафосом тотального отрицания может привлечь молодых панк-культура. Опьяняющий нигилизм, абсолютное непризнание любых ценностей, кружащее голову развенчивание кумиров — часто на это покупается незрелая личность, воспитывавшаяся в атмосфере педантизма и запретов. Агрессивный эпатаж мещанского благополучия, так называемый "стёб" может внешне напоминать православный духовный феномен юродства. Однако здесь происходит разрушение ради самого процесса, примитив ради примитива. Здесь не может произрасти ничего живого, достойного, творческого. Это сама по себе мертвящая культура, и к смерти у нее отношение соответствующее: "мол, туда и дорога, все равно нет будущего".
В различных формах предстают элитарные движения. Здесь сладостно ощущение собственной исключительности, значимости. Здесь трудно стать своим, принадлежность к этому кругу является основной его ценностью. Здесь деталь наряда или новый жест являются предметом обсуждения. Безудержный снобизм, культ утонченности, аристократическая закрытость. При теснейшей зависимости от условностей здесь совсем нет сострадания и любви. Страх смерти блокируется разработанной системой "приличного" поведения. Отношение равнодушное — лишь бы смерть была "красивой".
Следует упомянуть о распространенном молодежном мифе, отзвуки которого присутствуют во всех субкультурах. Назовем его так — "Хорошо умереть молодым". Речь идет о самоубийстве или более медленном уничтожении себя одурманивающими средствами или анаболиками, наращивающими мускулатуру. Накачивающиеся стероидами, любующиеся собой культуристы-бодибилдеры уверяют, что хотят умереть в расцвете красоты и силы. И здесь тот же скрываемый за мелодраматическими фразами страх смерти. Страх приводит к такому отчаянию перед утратой контроля за своим существованием, что человек прекращает это существование. В одном из детективных романов есть остроумная фраза: "Некоторые мужчины из боязни стать лысыми всю жизнь бреют голову". Нечто подобное происходит и здесь — не в силах справиться со страхом смерти, человек решает убить себя. Лекарство оказывается горше болезни.
И вот молодость проходит. Личность достигает зрелости, которая подразумевает максимальную свободу с максимальной же ответственностью. Как современный человек использует эти возможности? Теперь на первый план выступает стремление занять свое место в обществе. Становятся значимыми вопросы материальной обеспеченности, престижа и служебного роста. Ключевыми словами становятся добиваться и достигать. Человек отходит от юношеских увлечений, оставляет романтизм и попадает в сети функционального мира. Он озабочен тем, чтобы поудобнее устроиться в этих сетях. У него нет времени остаться наедине с собой, его преследует призрак незавершенного дела, упущенной возможности. В суете повседневности как никогда отдаляются неразрешенные с юности вопросы собственного призвания.
Чтобы понять, какие опасности ждут человека в зрелом возрасте, нам следует немного поразмыслить о самом понятии личности. Существует различие: организм — категория биологическая, индивидуум — социальная, личность — духовная. Слово личность родственно слову лицо. Для нас это важно потому, что в своем бытии в образе личности человек встречается со своим Творцом. В этой встрече личность может обратиться к своему Создателю либо просветленным ликом, либо открытым лицом, либо лживой личиной.
Иногда человек, запутавшись в паутине механизированных отношений, забывает о своем призвании быть личностью. Он выбирает жизнь в качестве организма, заботясь только об удовлетворении своих биологических потребностей, или в качестве индивидуума, будучи только "точкой пересечения" социальных связей. Соответственно этому возможны три смерти человека. Биологическая — прекращение физиологических функций организма. Социальная — непоправимая утрата своего места в обществе; иногда страх перед потерей своей социальной "маски" приводит человека к самоубийству, — допустим, он не может расплатиться с долгами, попал в неблаговидную ситуацию, не может вынести позора. Культивируется миф о благородстве такого рода смерти. Таковы библейский царь Саул и предатель Иуда. Таковы Гитлер и Пуго. Список можно продолжить и он будет длинным. Очень близким к этому является страх ложно понимаемой потери чести. Мы имеем в виду идею дуэли. По учению Церкви здесь двойной грех — покушение на убийство и согласие на самоубийство. Увы, часто ослепленное общество, развлекая себя, подталкивает человека на этот грех. Отсюда недалеко и до духовной смерти. Это сознательный шаг в бездну отвержения себя, мира и Бога, иногда романтизируемое — сколько одареннейших людей оборвали так свой путь — но невыразимо гадкое по своей сути действие. Это равнодушное или презрительное оскорбление Источника жизни. Это капризное отбрасывание в грязь подарка любящего Промысла. Это — плевок в лицо Спасителя, "возлюбившего мир до смерти крестной".
Избежав ловушек первой половины жизни, человек вступает в очень сложный период. Приходит время подведения некоторых итогов — человек уже называется пожилым. Подступает старость — становится неуютно. Слабеет здоровье, изменяют силы, подтачивают болезни. Теперь человек больше всего озабочен тем, чтобы сохранить свое положение, ничего не потерять. Для него отныне особенно важна стабильность: лишь бы не было хуже, лишь бы не стать бедным, немощным, одиноким. Постоянные и тщетные попытки отслеживать все происходящее с ним сковывают человека; принимая все меры предосторожности, он становится неуклюжим, как средневековый рыцарь в тяжелых доспехах. Из- под забрала он с трудом различает всю красоту окружающего мира.
В современной психологии получила распространение концепция "кризиса середины жизни". Вот как описывает его проявления А. ван Каам в книге "Трансцендентное Я": "В этом периоде дорогие для нас люди, вещи и переживания уходят из нашей жизни. От нас отделяются наши способности и навыки, наше здоровье, наши дети, коллеги, друзья. Это отделение глубоко ранит нас. Должно пройти время для того, чтобы осознать, что этот разрыв привычных связей освобождает нас для внутреннего роста. В этот момент многие из нас впервые сталкиваются со смертью любимых. Встреча со смертью вырывает нас из рутины обыденности и заставляет задуматься о жизни. Мы испытываем потрясение, может быть, впервые уяснив конечность человеческой жизни, внутри нас прочно поселяется тревога. Со смертью любимого умирает что-то внутри нас. Чем больше мы любили, тем глубже рана. Она со временем срастается, но остается шрам Вот истина, которой учит середина жизни: жизнь непредсказуема и конечна. Мы можем быть ни в чем не уверены, но продолжать все любить. Нам следует лишь убедиться, что Сила Свыше поддерживает нас, не снимая дар и проклятие свободы. Мы остаемся ответственны за свою жизнь, свои чувства и поведение Смысл кризиса середины жизни в том, чтобы не убегать, а повернуться лицом к реальности".
Мы проследили путь человека от детства до второй половины жизни. Мы увидели, как работают психологические защиты. Мы начинаем понимать, что для многих жизнь становится лишь бегством от страха смерти. Так человек бежит от самого себя, от подлинной близости с другими, от правильных взаимоотношений с Богом. А чтобы быстрее бежать, надо бежать налегке. И человек оставляет на старте главное — самого себя, непонятого и невостребованного — чтобы на финише оказалась его потрепанная оболочка. Это кросс по пересеченной местности: через овраги соблазнов, через барьеры карьеры, через кустарники страстей.
Вот сейчас на мгновение остановимся, переведем дыхание, оглянемся вокруг. Все, что мы видим — таинственно и чудесно. Как в маленьком семени содержится огромное дерево? Почему нет одинакового узора хотя бы у двух из мириадов снежинок? Как неповторимы черты лица каждого человека!
"Природа, что ж тут такого", — говорим мы и снова уходим от ответа. Нас не удивляет мир, в котором мы призваны жить, и это признак дремоты нашего сознания. Встряхнуть нас могут только искусственные сверхсильные раздражители. "А вот инопланетяне.., а экстрасенсы.., назначенный конец света". Бесстыдная наглость секса, разрушающе сладкая наркотическая эйфория. Бесчувственные к истинной Тайне, мы выдумываем свои убогие ненастоящие чудеса.
Но Тот, Кто выше нас, не забывает нас. Бог возвращает нас к знанию о том, кто мы есть. Он не навязывает нам Своей воли. Он предлагает нам понять Свой замысел о мире. Понять, насколько мы в силах, насколько хватит нашей решимости. Убежать всегда в нашей власти, и это было и в мировой истории, и в жизни каждого из нас. Бог не насилует никого. Слово Его — Евангелие — переводится как Благая Весть. Поверив Ему, мы услышим только хорошие новости. Но, будучи честными перед самими собой, зададимся вопросом: нужны ли они нам?
Мы можем быть вполне довольны своей жизнью. Есть здоровье, еда, одежда, работа или учеба, друзья, увлечения. У нас все ладится. Мы кажемся себе достаточно умными и привлекательными. Так что же, мы ничего не боимся? Тогда не к нам ли обращена Евангельская притча: "У одного богатого человека был хороший урожай в поле; и он рассуждал сам с собою скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись. Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя Так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет" (Лк 12:16-17,19—21). Угрожает ли здесь Иисус Христос? Очевидно, нет, потому что несколькими стихами раньше Он ободряет учеников: "Не пять ли малых птиц продаются за два ассария? и ни одна из них не забыта у Бога. А у вас и волосы на голове все сочтены. Итак не бойтесь: вы дороже многих малых птиц" (Лк 12:6—7). В этом учение Спасителя: не бояться, чувствуя свою зависимость от всемогущего Бога, и не забывать о том, что в Его воле взять нашу жизнь.
Не жестоко ли со стороны Бога отнимать у нас жизнь? Вовсе нет, потому что если мы верим в Него, то верим и в возможность "оставления грехов и жизни вечной". Блаженный Августин писал: "Мы не боимся умирать, потому что имеем доброго Бога".
Область веры отличается от науки, хотя и здесь и там мы имеем дело с истиной. В случае науки — с относительной; правильно (ортодоксально) веруя — с абсолютной. В духовной сфере также есть свои законы, и один из них гласит: истина антиномична, то есть верное утверждение объединяет две исключающие друг друга истины, поднимаясь над ними.
Итак, мы умрем... и не умрем. Умрем потому, что смерть есть принадлежность этого мира. Один из мыслителей писал, что в момент рождения в человека выпускается невидимая стрела, которая настигнет его в час смерти. С первым криком ребенка отмирает часть клеток мозга и этот процесс умирания продолжается всю жизнь. Смерть сопутствует нам в каждом шаге, ждет за каждым поворотом. Смерть — источник вдохновения художников и поэтов. Смерть может быть даже желанной. Для христианина смерть — это не конец, а завершение какого-то этапа, рубеж, а для праведника — рождение в новую реальность.
Да, все-таки мы не умираем. Все в человеке противится сознанию конца. Это мудро устроенное тело, это творчество, вкладываемое в жизнь, эта любовь, которую мы отдаем и получаем, — разве можно представить себе, что это исчезнет бесследно? Даже оказываясь свидетелями смерти, мы отдаем себе отчет, что когда человек умирает, это вовсе не похоже на то, когда заглох мотор автомобиля или погас экран телевизора. Это не механический процесс — происходит какое-то таинство. Мы всегда испытываем боязливо почтительное отношение к телу умершего человека, у нас ощущение, что нечто осталось в нем. Даже те, кто считает себя атеистами, не выбрасывают покойников на помойку. Мы бережно храним память об ушедших, дорожим их изображениями, видим их во сне.
Как нам вместить в себя это знание смерти и уверенность в бессмертии? Задумаемся, разве мы не умираем с каждой минутой? Отшелушивается кожа, выпадают волосы, не восстанавливаются нервные клетки, изнашиваются ткани внутренних органов. Зрение теряет остроту, снижается слух. Но вместе с тем с каждым моментом мы извлекаем все новые уроки из событий, происходящих с нами. Мы растем в осознавании себя, в опыте, в мудром отношении к миру. Наша душа приходит в меру своего возраста, мы приближаемся к своей истинной сути. В нас крепнет и набирает силу то, что не подвержено смерти.
Если мы правильно устроили свою душу, то уже на земле она принадлежит вечности. Человек поднимается до уровня бессмертных бесплотных сил. Монашество не зря называется ангельским образом. Церковь ублажает своих святых в словах "земной ангел и небесный человек". Для нас, призванных к святости, возможен выход в вечность.
В терминах духовной жизни состояния души в вечности обозначаются как рай и ад. Это, конечно, таинственные термины, далекие от обывательских представлений. Рай — состояние блаженства. Высшее блаженство твари — приближение к Творцу. В молитве ко святому Причащению христианин просит о том, чтобы "встретить Тебя на облаках, Судию и Создателя моего со всеми святыми Твоими". Так Церковь вводит нас в Рай не одних, а напоминает нам выстраивать свою жизнь соответственно жизни людей, угодивших Богу и прославленных в сонме святых. При этом не существует единого шаблона; каждая личность бесконечно дорога Богу, при одном и том же направлении пути разнятся его особенности, как "звезда от звезды разнится в славе" (1 Кор 15:41). В аду, словами Святых Отцов, "грешники будут жегомы огнем любви". Здесь личность окончательно и сознательно выбирает богооставленность. Возможно ли это? Да, — учит Церковь, предусматривая полную реализацию личностной свободы. Как это совместимо с Божией любовью к человеку? Есть богословское мнение — ад существует, но он пуст. Впрочем, в своем интересе здесь нам следует остановиться и склонить голову перед тайной промысла Бога о нас.
Итак, главное. Критерий правильного устроения души или, что одно и то же, духовной зрелости — это осознанное принятие факта собственной конечности. Описанная выше двойственность — знание и отрицание знания, столь свойственная человеческой натуре, должна быть преодолена. От двусмысленности человек призван придти к ясности. "Где просто, там ангелов со сто, а где мудрено — там ни одного", — говаривал преподобный старец Амвросий Оптинский. Возрастание личности в духе приводит к простоте.
Простота, собранность, трезвение, смирение — основополагающие понятия христианской духовности. Проникнувшись ими, мы можем осмысленно и уютно жить со знанием собственной смертности. Больше того, мы получаем право истинной свободы. Ведь для христианина свобода — это согласие с волей Божией, возможность говорить Богу "да". Чтобы жить без страха, следует позволить Богу решить за нас прежде всего вопрос конца нашего земного существования и с благодарностью принять Его волю. Христианин верит в то, что его жизнь заканчивается в самый оптимальный для этого момент: самый благоприятный для спасения его души.
Христианин по примеру "всероссийского пастыря" преподобного Иоанна Кронштадтского, который озаглавил свою книгу дневников и размышлений "Моя жизнь во Христе", призван жить сопричастным Христу. В центре христианства — Крест, символ незаслуженной и одинокой смерти. Наш Спаситель был Человеком. Он пережил внутренние мучения в Гефсиманском саду. У Него был выбор и Он его сделал. Он решил переступить смерть, принимая ее. Но пока Он, по человеческой природе страшась смерти, находится в борениях, ученики спят. Они проснулись такими же, как были, а Он бодрствовал и обрел решимость послушания Отцу. Его смертью и Воскресением был искуплен мир и мы обрели бессмертие.
Нам не следует спать в духовном смысле этого слова. Мы должны быть открыты всему, что ждет нас на пути. Психолог В. Франкл пишет о том, что без страдания и смерти жизнь не полна. Во всем необходимо обнаружить смысл; как жить, так и умирать человек должен осмысленно. В беседах митрополита Антония Сурожского есть пронзительные слова: "Неважно, жив ты или мертв, важно, ради чего ты живешь или во имя чего умираешь".
Но в чем же мы можем обнаружить смысл смерти? Во-первых, она смиряет человека. Смирение есть единственная тональность речи для диалога с Богом: творение осознает себя и свою потребность во встрече с Творцом. Чувство смертности подчеркивает бессилие человека спасти самого себя; ведь тот, кто призван к жизни как свободный творец, может опьяняться своими успехами, почувствовать себя неуязвимым победителем, дойти до крайности "убожества гордости", сознательно произнести "Провозглашаю себя Христом", подобно одиозному Секо Асахаре... От этого и предостерегает нас страх встречи с подлинным Христом по окончании нашего пути.
Во-вторых, сознание смерти облагораживает жизнь, не позволяет человеку потерять себя в суете. Он живет в присутствии вечности. Жизнь обретает красоту. Это открывалось в прозрениях на протяжении всей истории человечества. В Вавилонском талмуде описан диалог Александра Македонского с древними иудейскими мудрецами. Завоеватель спросил: Что должен делать человек для того, чтобы жить? — Он должен умертвить себя, — ответили старцы. — Как человеку умертвить себя, — продолжал Александр. — Он должен по-настоящему жить, — загадочно отвечали мудрецы. Присутствие смерти в мире позволяет нам осознать, что жизнь — это Таинство. Издавна известно понятие, которым озаглавил свою песню Дж. Харрисон — "Искусство умирать". По-латыни это звучит "ars moriendi". Это искусство заключается не в том, чтобы время от времени вспоминать о неминуемом конце. Речь идет о том, чтобы конкретно учиться принимать, не отказываясь, дары Промысла. Таким даром может быть огорчение, болезнь, разочарование, неудача, одиночество, крушение надежд. Так, постигая дарственную природу мироздания, человек учится умирать, приобретает опыт. Кто-то сказал: "Тот, кто не умирает до того, как он умрет, пропадет, когда умрет".
Древнее "искусство умирать" получило новое осмысление, когда в 60-х годах нашего века широкий резонанс вызвали описанные психологом Э. Кюблер- Росс "стадии встречи со смертью", наблюдавшиеся ею у терминальных [1] пациентов. Так, человек, поняв, что ему предстоит умереть, переживает первую стадию — отрицание: "Нет, врачи, видимо, ошибаются, речь не обо мне, я не могу признать то, что я в скором времени покину этот мир". Затем наступает вторая стадия — гнев: "Почему я, чем я заслужил это, ведь столько людей более пригодны для того, чтобы умереть. Кто ошибся в моем лечении? Кто сделал так, чтобы мне умереть?!". Вслед за этим приходит стадия выторговывания жизни: "А если я буду соблюдать все предписания, откажусь от вредных привычек, замолю все грехи, буду набожным, буду делать только правильные вещи, может быть, смерть отступит?". Когда заканчивается эта стадия, наступает период депрессии: "Жизнь все равно не имела смысла, какая разница, я или кто-то другой, все беспросветно". И лишь потом наступает заключительная стадия — принятия: "Да, я умру. Смерть предстоит всем. В чем- то моя жизнь была достойной, где-то я падал, но теперь все отступает перед тем, что мне суждено пережить. Я постараюсь сохранить присутствие духа, так, чтобы спокойно принять все, что мне предстоит, и не отягощать страдания моих ближних".
Человек с устоявшимся христианским устроением души не проходит первых четырех стадий. Он изначально принимает смерть. "Для меня жизнь — Христос, и смерть — приобретение Влечет меня и то и другое" (Флп. 1:21, 23) — пишет апостол Павел; для него смерть — неотъемлемая, сознательно принятая принадлежность жизни. Мученики первых веков христианства встречали смерть как награду, как привилегию доказать свою верность Христу. Предания доносят до нас, как они спешили к месту казни. Мученица Фелицата, растерзываемая на арене диким быком, стремилась лишь к тому, чтобы запахнуть тунику, чтобы не смутить толпу нецеломудренностью и чтобы волосы оставались гладко собранными, так как растрепанные по плечам волосы воспринимались в то время как знак траура, а мученица знала, что уходит в свет, в радость, в славу.
Само слово мученик, (греч. martis) означает 'свидетель', то есть человек видевший, до конца убежденный в том, что его смерть исполнена смыслом. Так же достойно покидали на протяжении веков земную жизнь подвижники благочестия. В древней Руси был распространен обычай для престарелых родителей уходить в монастырь и там, принимая схиму, заживо погребать себя для суетного мира. Кажется, весь ужас смерти бессильно отступает перед христианином. "Что ты будешь делать, если умрешь завтра утром?" — спросили у известного проповедника Джона Уэсли. — "Допишу проповедь и, как обычно, лягу спать", — отвечал человек, готовый к смерти в любой момент. "Как необыкновенно хороши предсмертные минуты", — прошептал умирающий русский ученый-богослов, профессор Духовной Академии. Христианская смерть мирна, и даже если она насильственна, в ней нет гнева и злобы. Широко известны строки, записанные дочерью Николая II непосредственно перед казнью: И в час мучительной кончины / Вдохни в сердца Твоих рабов / Нечеловеческие силы / Молиться кротко за врагов.
В-третьих, смерть объединяет нас. Столкнувшись со смертью человека, мы осознаем свою причастность человечеству. В Ветхом Завете о смерти говорятся замечательные слова: приложился к народу своему (см. Быт 25:8,17; 35:29; 49:33 и др.), отправился в путь всей земли (см. Нав 23:14; 3 Цар 2:2). Так в событии смерти человек полностью приобщается к человечеству. Мы прощаем умершего, как бы ни были обижены на него — "о мертвых либо хорошо, либо ничего", — и нередко начинаем выше ценить близких, оставшихся с нами. "Любовь к отеческим гробам" является добродетелью. Первый проблеск религиозного сознания — благоговение — часто просыпается на кладбищах.
Смерть позволяет подвести итоги. Мы говорили, что в христианском сознании смерть — это не конец, а рубеж. Уже упомянутый нами психолог В. Франкл, построивший свою систему психотерапии на поиске человеком смысла жизни, пишет: "В жизни человек всегда в процессе, в становлении. В каждую отдельную минуту о нем можно только сказать, что он “был”, он уже не такой, как мгновение назад. Только в момент смерти он “есть”. Он есть то, кем он был в этой жизни".
И последнее, основное. Смысл смерти — в ее преодолении. Смерть преодолевается любовью. Философ Габриель Марсель однажды написал: "Сказать человеку — я тебя люблю, значит сказать — ты никогда не умрешь". Сознание смерти, принятие и преодоление этого страха — это призыв любви, призыв следовать за Христом, Который Сам есть Любовь. Христианская любовь — особая любовь. Может быть, вернее сказать, что то, что в мире называется любовью, не совсем совпадает с христианской сутью этого понятия. Признанный духовный авторитет прошлого века святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет в частном письме: "Признаю только ту любовь, которая действует по велениям Евангелия, которая сама — свет. Другой любви не принимаю, не признаю. Любовь, превозносимая миром, сопровождаемая рвением, мечтательная и переменчивая, признаваемая человеками их собственностью — искажение любви. В (истинной) любви не может быть ни мечтательности, ни плотского разгорячения. Мир Христов есть некоторый тонкий духовный хлад; когда он разольется в душе — она пребывает в высоком молчании, в священной мертвости. Такая любовь — свет — она неприступна для греха, всегда пресмыкающегося на земле; она живет на небе, — туда переносит на жительство ум и сердце, соделавшиеся причастниками Божественной Любви".
Итак, мы начали со страха и пришли к любви. Это не случайно. В Ветхом Завете мы читаем "Начало премудрости — страх Господень". А в конце Нового Завета, в послании Иоанна Богослова есть слова, которые вдохновляют каждого христианина: "В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви" (1 Ин 4:18). Постараемся же принять неизбежность смерти; в неизбежности увидим тайну, в тайне — надежду на Божию милость; в уповании на Бога — доверие Его милосердию, так просто выраженное словами святителя Афанасия Александрийского: "Бог стал Человеком для того, чтобы человек стал богом".
Б.Клиническая и естественная смерть - в чем разница?.
Клиническая смерть - это своеобразное переходное состояние между жизнью и смертью, начинается с момента прекращения деятельности центральной нервной системы, кровообращения и дыхания и продолжается в течение короткого промежутка времени, пока не разовьются необратимые изменения в головном мозге. С момента их наступления смерть расценивается, как биологическая. Таким образом, главной динамической характеристикой клинической смерти является возможная обратимость этого состояния.
Во время клинической смерти дыхание и кровообращение отсутствуют, наблюдается полная арефлексия, однако клеточный обмен веществ продолжается путем анаэробного гликолиза. Постепенно запасы гликогена в мозге истощаются, и нервная ткань умирает.
Принято считать (Г.А.Рябов), что в обычных условиях срок клинической смерти у человека составляет 3-6 минут. Необходимо учитывать, что необратимые изменения в филогенетически молодых образованиях головного мозга (кора) наступают гораздо быстрей, чем в более древних (ствол, продолговатый мозг). При полной гипоксии в коре и мозжечке за 2 - 2.5 мин. возникают фокусы некроза, а в продолговатом мозге даже через 10-15 мин. погибают лишь единичные клетки. (А.Д.Адо с соавторами)...
...Основным признаком смерти в последние столетия служило отсутствие дыхания. Считалось, что достаточ-но подержать зеркальце возле губ, чтобы убедиться в смерти - отсутствие запотевания доказывало прекращение дыхания. Иногда врач помещал пушинку перед носом или ртом человека, чтобы определить неощутимое движение воздуха, возникающее при дыхании. В других случаях на грудь умершему ставили стакан, наполненный водой, - при дыхательных движениях вода расплескивалась.
Но еще в прошлом веке надежность этих проб была опровергнута. Упражнения йогов позволяют приостановить дыхание, не теряя жизни, что дает им возможность в течение длительного времени обходиться без воздуха - закопанными в землю, в герметических ящиках, под водой. Хрестома-тийным стал пример полковника Тоунсенда, произвольно остановившего дыхание перед консили-умом лондонских врачей. Осмотрев его и составив свидетельство о смерти, они разошлись по домам, а на следующий день он повторил перед ними тот же эксперимент.
Прекращение трех биений жизни (работы сердца, дыхания и кровообращения) ещё долгое время считалось смертью. Но развитие реаниматологии со второй половины XX века заставило окончательно переоценить эти явления. Сегодня сердце может работать с помощью электростимулятора, легкие могут дышать вследствие движений меха-нического респиратора, циркуляцию крови можно производить через аппарат искусственного кровообращения. Таким образом, старое определение смерти утратило силу. За ним осталось название "клиническая смерть", т.е. такое состояние, которое может быть обратимо благодаря усилиям врачей по восстановлению дыхания, сердцебиения, кровообращения.
В арсенале современной медицины сейчас насчитываются десятки приемов по выводу человека из состояния клинической смерти: закрытый (через грудную клетку) и открытый массаж сердца, элекгростимуляция сердца, методы искусственного дыхания (дыхание рот в рот и т.д.), искусственная вентиляция легких с помощью специальных аппаратов. Ежедневно реаниматологи возвращают с того света к жизни тысячи людей.
В.Христианское понимание смысла жизни, смерти и бессмертия исходит из ветхозаветного положения: " День смерти лучше дня рождения" и новозаветной заповеди Христа "... я имею ключи от ада и смерти". Богочеловеческая сущность христианства проявляется в том, что бессмертие личности как целостного существа мыслимо только через воскресение. Путь к нему открыт искупительной жертвой Христа через крест и воскресение. Это сфера тайны и чуда, ибо человек выводится из сферы действия природно-космических сил и стихий и ставится как личность лицом к лицу с Богом, который тоже есть личность.
Таким образом, целью жизни человека является обожение, движение к жизни вечной. Без осознания этого, земная жизнь превращается в сон, пустую и праздную мечту, мыльный пузырь. В сущности, она есть только приготовление к жизни вечной, которая не за горами для каждого. Поэтому и сказано в Евангелии: "Будьте готовы: ибо, в который час не думаете, приидет сын Человеческий". Чтобы жизнь не превратилась, по словам М.Ю.Лермонтова, "в пустую и глупую шутку", необходимо всегда помнить о смертном часе. Это не трагедия, а переход в мир иной, где уже обитают мириады душ, добрых и злых и где каждая новая входит на радость или муку. По образному выражению одного из нравственных иерархов: "Умирающий человек - заходящее светило, заря которого уже блещет над другим миром". Смерть разрушает не тело, а тленность его и поэтому она - не конец, а начало жизни вечной.
Иное понимание бессмертия христианство связало с образом "Вечного жида" Агасфера. Когда изнемогающий под тяжестью креста Иисус шел на Голгофу и захотел отдохнуть, стоявший среди других Агасфер сказал: "Иди, иди", за что и был покаран - ему навсегда было отказано в покое могилы. Из века в век обречен он скитаться по миру, дожидаясь второго пришествия Христа, который один может лишить его постылого бессмертия.
Образ "горного" Иерусалима связан с отсутствием там болезни, смерти, голода, холода, нищеты, вражды, ненависти, злобы и прочих зол. Там жизнь без труда и радость без печали, здоровье без немощи и честь без опасности. Все в цветущей юности и возрасте Христа утешаются блаженством, вкушают плоды мира, любви, радости и веселья, причем "друг друга любят как себя". Евангелист Лука так определил суть христианского подхода к жизни и смерти: "Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых. Ибо у него все живы". Христианство категорически осуждает самоубийство, так как человек не принадлежит себе, его жизнь и смерть " в воле Божьей".
Г.Другая мировая религия - ислам - исходит из факта сотворенности человека волей всемогущего Аллаха, который, прежде всего, милосерден. На вопрос человека: "Разве, когда я умру, я буду известен живым?", Аллах дает ответ: "Разве не вспомнит человек, что мы сотворили его раньше, а был он ничем?". В отличие от христианства, земная жизнь в исламе расценивается высоко. Тем не менее, в Последний день все будет уничтожено, а умершие воскреснут и предстанут перед Аллахом для окончательного суда. Вера в загробную жизнь является необходимой, поскольку в этом случае человек будет оценивать свои действия и поступки не с точки зрения личного интереса, а в смысле вечной перспективы.
Разрушение всей Вселенной в день Справедливого суда предполагает творение совершенно нового мира. О каждом человеке будет представлена "запись" деяний и мыслей, даже самых тайных и вынесен соответствующий приговор. Таким образом, восторжествует принцип верховенства законов морали и разума над физическими закономерностями. Морально чистый человек не может находиться в униженном положении, как это имеет место в реальном мире. Ислам категорически запрещает самоубийство.
Описание рая и ада в Коране полны ярких подробностей, дабы праведники могли полностью удовлетвориться, а грешники получить по заслугам. Рай - это прекрасные "сады вечности, внизу которых текут реки из воды, молока и вина"; там же "чистые супруги", "полногрудые сверстницы", а также "черноокие и большеглазые, украшенные браслетами из золота и жемчуга". Сидящих на коврах и опирающихся на зеленые подушки обходят "мальчики вечно юные", предлагающие на блюдах из золота "мясо птиц". Ад для грешников - огонь и кипяток, гной и помои, плоды дерева "заккум", похожие на голову дьявола, а их удел - "вопли и рев". Спрашивать Аллаха о смертном часе нельзя, так как знание об этом только у него, а " что тебе дано знать, - может быть, час уже близок".
Д.Отношение к смерти и бессмертию в буддизме значительно отличается от христианского и мусульманского. Сам Будда отказывался отвечать на вопросы: "Бессмертен ли познавший истину или смертен он?", а также: может ли познавший быть смертным и бессмертным одновременно? В сущности, признается только один вид "дивного бессмертия" - нирвана, как воплощение трансцендентного Сверхбытия, Абсолютного Начала, не имеющего атрибутов.
Буддизм не стал опровергать развитое брахманизмом учение о переселении душ, т.е. веру в то, что после смерти любое живое существо снова возрождается в виде нового живого существа (человека, животного, божества, духа и т.д.). Однако буддизм внес в учение брахманизма существенные изменения. Если брахманы утверждали, что путем различных для каждого сословия ("варны") обрядов, жертв и заклинаний модно достичь "хороших перерождений", т.е. стать раджей, брахманом, богатым купцом и т.д., то буддизм объявил всякое перевоплощение, все виды бытия неизбежным несчастьем и злом. Поэтому высшей целью буддиста должно быть полное прекращение перерождений и достижение нирваны, т.е. небытия.
Поскольку личность понимается как сумма драхм, находящихся в постоянном потоке перевоплощения, то отсюда следует нелепость, бессмысленность цепи природных рождений. "Дхаммапада" утверждает, что "рождение вновь и вновь - горестно". Выходом является путь обретения нирваны, прорыв цепи бесконечных перерождений и достижение просветления, блаженного "острова", находящегося в глубине сердца человека, где ""ничем не владеют" и "ничего не жаждут". Известный символ нирваны - угашение вечно трепещущего огня жизни хорошо выражает сущность буддийского понимания смерти и бессмертия. Как говорил Будда: "Один день жизни человека, видевшего бессмертную стезю, лучше столетнего существования человека, не видевшего высшей жизни".
Для большинства людей достичь нирваны сразу, в данном перерождении, невозможно. Следуя по пути спасения, указанному Буддой, живое существо обычно должно снова и снова перевоплощаться. Но это будет путь восхождения к "высшей мудрости", достигнув которой существо сможет выйти из "круговорота бытия", завершить цепь своих перерождений. Спокойное и умиротворенное отношение к жизни, смерти и бессмертию, стремление к просветлению и освобождению от зла характерно и для других восточных религий и культов. В этой связи меняется отношение к самоубийству; оно считается не столь греховным, сколько бессмысленным, ибо не освобождает человека от круга рождений и смертей, а только приводит к рождению в более низком воплощении. Нужно преодолеть такую привязанность к своей личности, ибо, по словам Будды, "природа личности есть непрерывная смерть".
Е.Концепции жизни, смерти и бессмертия, основанные на безрелигиозном и атеистическом подходе к миру и человеку. Безрелигиозных людей и атеистов часто упрекают за то, что для них земная жизнь - это все, а смерть - непреодолимая трагедия, которая, в сущности, делает жизнь бессмысленной. Л.Н. Толстой в своей знаменитой исповеди мучительно пытался найти в жизни тот смысл, который бы не уничтожался неизбежно предстоящей каждому человеку смертью. Для верующего тут все ясно, а для неверующего возникает альтернатива трех возможных путей решения этой проблемы.
Первый путь - это принять мысль, которая подтверждается наукой и просто здравым рассудком, что в мире невозможно полное уничтожение даже элементарной частицы, и действуют законы сохранения. Сохраняется вещество, энергия и, как полагают, информация и организация сложных систем. Следовательно, частицы нашего "я" после смерти войдут в вечный кругооборот бытия и в этом смысле будут бессмертными. Правда, они не будут обладать сознанием, душой, с которой связывается наше "я". Более того, этот вид бессмертия обретается человеком в течение всей жизни. Можно сказать в форме парадокса: мы живы только потому, что ежесекундно умираем. Ежедневно отмирают эритроциты в крови, клети эпителия, выпадают волосы и т.д. Поэтому зафиксировать жизнь и смерть как абсолютные противоположности в принципе невозможно не в действительности ни в мыслях. Это две стороны одной медали.
Второй путь - обретение бессмертия в делах человеческих, в плодах материального и духовного производства, которые входят в копилку человечества. Для этого, прежде всего, нужна уверенность в том, что человечество бессмертно и идет космическое предназначение в духе идей К.Э.Циолковского и других космистов. Если же для человечества реально самоуничтожение в термоядерной экологической катастрофе, а также вследствие каких-то космических катаклизмов, то в этом случае вопрос остается открытым.
Третий путь к бессмертию, как правило, выбирают люди, масштаб деятельности которых не выходит за рамки их дома и ближайшего окружения. Не ожидая вечного блаженства или вечных мук, не вдаваясь в "хитрости" разума, соединяющего микрокосмос (т.е. человека) с макрокосмосом, миллионы людей просто плывут в потоке жизни, ощущая себя, его частицей. Бессмертие для них - не в вечной памяти облагодетельствованного человечества, а в повседневных делах и заботах. "Веровать в бога не трудно.... Нет вы в человека уверуйте!" - Чехов написал это, вовсе не предполагая, что именно он, сам, станет примером такого типа отношения к жизни и смерти.
3.Жизнь после смерти. Мнения ученых и свидетельства очевидцев.
Интересен рассказ поэта Арсения Тарковского об его опыте внетелесного существования. Это случилось с Тарковским в январе 1944 года, после нескольких реампутаций ноги, когда он погибал во фронтовом госпитале от гангрены. Он лежал в маленькой, тесной палате с очень низким потолком. Лампочка, висевшая над кроватью, выключателя не имела, и приходилось вывинчивать ее рукой. Однажды, выкручивая лампочку, Тарковский почувствовал, что его душа (сознание) спиралеобразно выскользнула из тела - вывинтилась, подобно лампочке из патрона. Удивленный, он глянул вниз и увидел свое тело. Оно было совершенно недвижимо, как у человека, спящего мертвецким сном..Затем ему почему-то захотелось посмотреть, что делается в соседней палате. Он стал медленно "просачиваться" сквозь стену, но в какой- то момент почувствовал, что еще немного - и он уже никогда не сможет вернуться в свое тело. Это его испугало. Он снова завис над кроватью и каким-то странным усилием скользнул в тело, как в лодку.
Запад, последовательно отболевший в XX веке разными мировоззренческими модами, начиная от теософии и кончая дзен-буддизмом, в какой-то момент почувствовал потребность вернуться к классическому рационализму. При этом таинственные моменты бытия не отвергались, а объяснялись путем соединения трех компонентов: свидетельств чувственного опыта, рационалистического анализа (естествознание, помноженное на формальную логику), мистического (мифологического, религиозного) знания. В 1970-х годах западного читателя захлестнула волна литературы, посвященной тому, на что. прежде было наложено негласное табу. Особенно рьяно бросились писать о смерти медики. Пионером здесь стала доктор Элизабет Кюблер-Росс, автор книг "О смерти и умирании" (1969) и "Смерть не существует" (1977). Среди других серьезных работ выделю следующие: Дж. Мейерс "Голоса на краю вечности" (1973), Осис и Харальдсон "В час смерти" (1976), Бетти Мальц "Мои впечатления о вечности" (1977), Д. Р. Уиклер "Путешествие по ту сторону" (1977), М. Ровслинг "За дверью смерти" (1978), Тим Ле Хэй "Жизнь после жизни" (1980), И. Стивенсон "Двадцать случаев, заставляющих думать о перевоплощении" (1980), Серафим Роуз "Душа после смерти" (1982), Станислав и Кристина Гроф "Сияющие города и адские муки", Лайэлл Уотсон "Ошибка Ромео", Майкл Сабом "Призывы смерти" (1982), Кеннет Ринг "Трагедия ожидания" Петр Калиновский "Переход"(1991).
Но самое большое количество читательских взоров притянула книга Р. Моуди «Жизнь после жизни» (1976) и ее продолжение "Размышления о смерти после смерти" (1983).
В первой книге Моуди описал и проанализировал 150 случаев, когда люди, побывавшие в состоянии клинической смерти, хорошо помнили о том, что происходило с ними, имели опыт предсмертных видений, связанных с ощущением (или реальностью) внетелесного существования (обозначим его аббревиатурой ОВС). Для процесса ОВС характерны следующие стадии: остановка всех физиологических функций организма (причем умирающий еще успевает услышать слова врача, который констатирует летальный исход); нарастающие неприятные шумы; умирающий выходит из тела и с большой скоростью несется по тоннелю, в конце которого виден свет, иногда - светоносное существо; перед умирающим проходит вся его жизнь; он встречает умерших родственников и друзей; в какой-то момент возникает ощущение границы, из-за которой уже невозможно вернуться в тело; умирающий "усилием воли" или иногда против воли возвращается в тело. Согласно исследованиям Моуди, существует 11 четко различимых стадий процесса умирания и возвращения с того света (американский кардиолог Сейб насчитывает 10 таких фаз).
По данным американского психолога Кеннета Ринга, изучившего 102 случая "возвращения с того света", 60 процентов "возвращенцев" испытали непередаваемое чувство покоя, 37 процентов парили над собственным телом, 26 процентов запомнили всевозможные панорамные видения, 23 процента входили в тоннель, колодец, погреб, шлюз или мешок, 16 процентов были очарованы удивительным светом, 8 процентов встречались с умершими родственниками. Встречаются у "возвращенцев" и описания ада - об этом свидетельствуют сообщения того же Р. Моуди, а также М. Сабома, Дж. Ритчи, Б. Мальц. Доктор Морис Ровслинг в книге "За дверью смерти" рассказывает о своем пациенте, "который во время остановки сердца попал в ад. В процессе оживления он несколько раз приходил в себя, но сердце снова останавливалось. Когда он был в нашем мире и обретал дар речи, он все еще видел ад, был в панике и просил врачей продолжать оживление. Эти процедуры болезненны, и обычно больные, возвращаясь к земной жизни, просят прекратить их. Спустя два дня у больного не осталось никаких воспоминаний о происходившем. Он все забыл, он никогда не был в аду и никакого ада не видел".
Стоит также отметить тяжелый опыт ОВС у самоубийц, возвращенных к жизни. Их видения мрачны, безрадостны, порой просто ужасны. По утверждению К. Ринга, показания "возвращенцев", различаясь в некоторых деталях, совпадают в главном, независимо от национальности, возраста, пола, места проживания и религиозной принадлежности исследуемых. Об этом же говорит и австралийский врач П. Калиновский, хотя отмечает, что "иногда люди видят то, что они ожидают увидеть. Христиане видят ангелов, Богоматерь, Иисуса Христа, патриархов. Индусы видят индусские храмы; неверующие видят фигуры в белом, юношей, иногда ничего не видят, но чувствуют "присутствие". Психологи видели в свете облик своего отца или понимали его как "коллективное сознание" и так далее".
По данным Э. Кюблер-Росс, только 10 процентов людей, находившихся на грани смерти или переживших клиническую смерть, могли ясно припомнить, что они переживали при этом. Другие исследователи называют более высокие цифры - от 15 до 35 процентов.
Вот еще несколько историй в передаче исследователей или рассказанных самими "возвращенцами".
"Врач британских ВВС потерпел аварию при взлете с маленького сельского аэродрома. Он был выброшен из кабины, упал на спину и лежал без всяких признаков жизни. Из ложбины, в которой он оказался после аварии, здания аэродрома не видно, но тем не менее доктор ясно видел все этапы спасательной операции. Он вспоминает, что глядел на аварию с высоты около двухсот футов и видел свое тело, лежащее поблизости. Глядя, как бригадир и уцелевший пилот бежали к его телу, он недоумевал, зачем им это нужно, желая, чтоб его оставили в покое. Он видел, как из ангара выехала машина "скорой помощи" и сразу же заглохла. Он видел, как водитель вылез, завел машину ручкой, вскочил в кабину, проехал немного и притормозил, чтобы захватить на заднее сиденье санитара. Он наблюдал, как "скорая" остановилась возле госпиталя, где санитар что-то забрал, а затем двинулась к месту катастрофы. Тогда еще не пришедший в сознание доктор почувствовал, что удаляется от аэродрома, пролетает над островом Корнуолл и с огромной скоростью несется над Атлантикой. Внезапно путешествие окончилось, и он, очнувшись, увидел, как санитар льет ему в глотку раствор нюхательной соли. Позднейшее расследование обстоятельств аварии показало полное соответствие всех деталей рассказа действительным событиям".
"Однажды у меня был сердечный приступ. Я вдруг обнаружила, что я нахожусь в черном вакууме, и я поняла, что я покинула свое физическое тело. Я знала, что умираю, и я подумала: "Боже, я бы жила не так, если бы знала, что случится сейчас. Пожалуйста, помогите мне". И немедленно я стала выходить из этой черноты и увидела что-то бледно-серое, и я продолжала двигаться, скользить в этом пространстве. Потом я увидела серый тоннель и направилась к нему. Мне показалось, что я двигаюсь к нему не так быстро, как мне хотелось бы, потому что я поняла, что, продвигаясь ближе, я смогу что-то увидеть сквозь него. За этим тоннелем я увидела людей. Они выглядели так же, как и на земле. Там я увидела нечто такое, что можно было бы принять за картины настроения.
«Все было пронизано удивительным светом: живительным, золотисто-желтым, теплым и мягким, совсем непохожим на тот свет, который мы видим на земле. Когда я приблизилась, я почувствовала, что прохожу сквозь тоннель. Это было удивительное, радостное ощущение. На человеческом языке просто нет слов, которыми можно было бы это описать. Только моё время перейти за этот туман, вероятно, еще не пришло. Прямо перед собой я увидела моего дядю Карла, который умер много лет назад. Он преграждал мне путь, говори: "Иди назад, твое дело на земле еще не закончено. Сейчас возвращайся обратно". Я не хотела идти, но у меня не было выбора, поэтому я вернулась в свое тело. И вновь ощутила эту ужасную боль в груди и услышала, как мои маленький сын плакал и кричал: "Боже, верни мамочку!".
"Я видел, как они поднимали мое тело и вытаскивали его из-под рулевого управления, я чувствовал, что меня как будто тащат через какое-то ограниченное пространство, что-то вроде воронки. Там было темно и черно, и я быстро двигался через эту воронку обратно, к моему телу. Когда я был "влит" обратно, мне показалось, что это "вливание" началось с головы, будто я входил с головы. Я не чувствовал, что могу как-то рассуждать об этом, не было даже времени подумать. Перед этим я был в нескольких ярдах от моего тела, и все события вдруг приняли обратный ход. Я не успел даже сообразить, в чем дело, я был "вливаем" в мое тело".
"Я была взята в больницу в критическом состоянии. Они говорили, что я не выживу, пригласили моих родных, потому что я должна скоро умереть. Родные вошли и окружили мою кровать. В тот момент, когда врач решил, что я умерла, мои родные стали мне далекими, будто бы они стали удаляться от меня. Это в самом деле выглядело так, будто не я удаляюсь от них, а они начали удаляться все дальше и дальше от меня. Становилось все темнее, и, тем не менее, я видела их. Потом я потеряла сознание и не видела, что происходило в палате.
«Я находилась в узком Y-образном тоннеле, похожем на изогнутую спинку вот этого стула. Этот тоннель по форме соответствовал моему телу. Мои руки и ноги, казалось, были сложены по швам. Я стала входить в этот тоннель, продвигаясь вперед. Там было темно настолько, насколько вообще бывает темно. Я двигалась через это вниз. Потом я посмотрела вперед и увидела прекрасную полированную дверь без всяких ручек. Из-под краев двери я видела очень яркий свет. Лучи его выходили таким образом, что было ясно, что все там, за дверью, очень счастливы. Лучи эти все время двигались и вращалась. Казалось, что там, за дверью, все ужасно заняты. Я глядела на все это и говорила: "Господи, вот я. Если ты хочешь, возьми меня!" Но хозяин вернул меня обратно, и так быстро, что у меня захватило дух".
"Я слышал, как врачи оказали, что я умер. И тогда я почувствовал, как я начал падать или как бы плыть через какую-то черноту, некое замкнутое пространство. Словами это невозможно описать. Все было очень черным, и только вдалеке я мог видеть этот свет. Очень-очень яркий свет, но сначала небольшой. Он становился больше по мере того, как я приближался к нему. Я старался приблизиться к этому свету, потому что чувствовал, что это был Христос. Я стремился попасть туда. Это не было страшно. Было более или менее приятно. Как христианин, я тотчас связал этот свет с Христом, который сказал: "Я свет миру". Я сказал себе: "Если это так, если я должен умереть, я знаю, что ждет меня в конце, там, в этом свете".
"Я встал и пошел в другую комнату налить чего- нибудь выпить, и именно в этот момент, как мне потом сказали, у меня было прободение аппендицита, я почувствовал сильную слабость и упал. Потом все как будто сильно поплыло, и я почувствовал вибрацию моего существа, рвущегося из тела, и услышал прекрасную музыку. Я парил по комнате и затем через дверь перенесся на веранду. И там мне казалось, что вокруг меня стало собираться какое-то облачко сквозь розовый туман. И тогда я проплыл мимо через перегородку, как будто ее там и не было вовсе, по направлению к прозрачному ясному свету.
«Он был прекрасен, такой блестящий, такой лучезарный, но он совсем не ослеплял меня. Это был неземной свет. По-настоящему я не видал никого в этом свете, и все же в ней была заключена особая индивидуальность... Это был свет абсолютного понимания и совершенной любви. Мысленно я услышал: "Любишь ли ты меня?" Это не было сказано в форме определенного вопроса, но думаю, что смысл можно выразить так: "Если ты действительно любишь меня, возвращайся и закончи в своей жизни то, что начал". И все это время я чувствовал себя окруженным всепоглощающей любовью и состраданием".
Феномена посмертных видений у людей, находившихся в состоянии клинической смерти, не отрицает никто. Вопрос в трактовке природы этих видений. Президент Французской танталогической ассоциации Луи-Венсен Тома считает, что не правы как фанатичные мистики, пытающиеся использовать феномен ОВС для пропаганды своих идей, так и те, кто упрощенно сводит феномен к галлюцинациям. Большинство пациентов, опрошенных Моуди,- люди верующие, как правило, христиане. Их экзистенциальный опыт как будто свидетельствует о безусловном существовании Бога и о том, что наша душа бессмертна. Доктор Карлис Озис, собравший данные о 3800 больных, находившихся на грани смерти, отмечает, что верующие имеют видения чаще, чем неверующие. При этом в христианский опыт "возвращенцев" вплетаются явные элементы буддизма.
Впрочем, Моуди, как добросовестный исследователь, рассматривает и другие объяснения ОВС, разделяя их на три типа: сверхъестественные, естественные (научные) и психологические. О сверхъестественном уже было сказано. В качестве научных Моуди предлагает фармакологические, физиологические и неврологические объяснения.В них мы не будет углубляться.
Заключение.
Современная танатология (учение о смерти) представляет собой одну из "горячих" точек естественнонаучного и гуманитарного знания. Интерес к проблеме смерти обусловлен несколькими причинами.
Во-первых, это ситуация глобального цивилизованного кризиса, который в принципе может привести к самоуничтожению человечества.
Во-вторых, значительно изменилось ценностное отношение к жизни и смерти человека в связи с общей ситуацией на Земле.
Почти полтора миллиарда жителей планеты живут в полной нищете и еще один миллиард приближается к отметке, полтора миллиарда землян лишены какой- либо медицинской помощи, миллиард людей не умеют читать и писать. В мире 700 миллионов безработных. Миллионы людей во всех уголках земного шара страдают от расизма, агрессивного национализма.
Это приводит к выраженному обесцениванию человеческой жизни, к презрению жизни как своей, так и другого человека. Вакханалия терроризма, рост числа немотивированных убийств и насилия, а также самоубийств - это симптомы глобальной патологии человечества на рубеже XX - XXI вв. В то же время на рубеже 60-х годов в странах Запада появилась биоэтика - комплексная дисциплина, находящаяся на стыке философии, этики, биологии, медицины и ряда других дисциплин. Она явилась своеобразной реакцией на новые проблемы жизни и смерти.
Это совпало с ростом интереса к правам человека, в том числе и по отношению к телесному собственному и духовному бытию и реакции общества на угрозу жизни на Земле, вследствие обострения глобальных проблем человечества.
Если у человека есть нечто вроде инстинкта смерти (о чем писал З.Фрейд), то каждый имеет естественное, врожденное право не только жить, каким он родился, но и умереть в человеческих условиях. Одной из особенностей XX в. является то, что гуманизм и гуманные отношения между людьми являются основой и залогом выживания для человечества. Если раньше любые социальные и природные катаклизмы оставляли надежду на то, что большинство людей выживет и восстановит разрушенное, то сейчас витальность можно считать понятием, производным от гуманизма.
Используемая литература.
1. Настольная книга атеиста. Издательство политической литературы.
2. Философия. Учебное пособие для студентов. 1997 г.
3. Культурология. Учебное пособие и хрестоматия для студентов. 1993 г.
4.Теология смерти. Издательство политической литературы.1991 г.
5.Религия Синто и войны. Лениздат.1987 г.
6.Internet