Сквозь "Дым". Русский взгляд на
Баден-Баден
Т. Тархов
Немецкий Баден-Баден происхождением и именем чрезвычайно
напоминает английский Бат. Это и неудивительно: оба города возникли как результат
взаимодействия римлян и германцев - народов, которым Западная Европа в большей степени
обязана своим оригинальным обликом. Теплые минеральные источники, римские купальни,
затем на тысячелетие - варвары, не испытывавшие потребности в мытье, наконец, возрождение
курортов в XVIII веке - таковы общие очертания исторического пути обоих городов.
Да и названия их восходят к одному и тому же германскому слову, обозначающему купанье,
- bad.
Подобно Бату, Баден-Баден расположен в живописной речной
долине. Река эта, именуемая Оос, течет по южной стороне горного массива Шварцвальд.
Здесь, у подножья Флорентийской горы, бьют теплые источники, в которых после ухода
римлян практичные немцы веками стирали белье и обваривали забитых свиней и кур.
На вершине горы воздвигли свой замок баденские маркграфы*
. Двойное
название город получил около 1535 года, в период потрясавших Германию религиозных
распрей. Баденское маркграфство разделилось тогда на протестантский Баден-Дурлах
и католический Баден-Баден, чтобы спустя два столетия соединиться вновь уже в качестве
Великого герцогства Баденского.
В отличие от чисто английского Бата, Баден-Бадену в силу
географического положения была уготована - к добру ли, к худу ли - интернациональная
судьба. Возрожденный курорт рос главным образом за счет гостей из соседней Франции.
Однако цех мясников еще долго продолжал обрабатывать в источниках туши, отпугивая
любителей купаний, пока исполнительная и судебная власти не вынудили мясников навсегда
распроститься с привычной технологией.
Довольно рано Баден-Баден привлек внимание верхушки российского
общества, которая после реформ Петра открывала для себя прелести европейской цивилизации.
Немалую роль сыграла в этом Екатерина II, выбравшая в жены своему внуку Александру
баденскую принцессу. Приняв православие, юная Луиза превратилась в Елизавету Алексеевну,
а со вступлением Александра на престол сделалась русской императрицей.
Летом 1814 года Баден-Баден наводнили русские военные
- победители Наполеона. Среди них - без вины виноватый Барклай-де-Толли, жизнерадостный,
щедрый и бесстрашный Милорадович, впоследствии смертельно раненный декабристом Каховским
на Сенатской площади, будущий вождь декабристов твердокаменный Павел Пестель и немало
других известных персонажей. А затем к баденским водам потянулись Долгоруковы, Голицыны,
Репнины, Волконские, Васильчиковы, Трубецкие, Шереметевы, Львовы и пр., и пр. К
середине XIX века курорт принимал до пяти тысяч русских за сезон. Многие из них
были чрезвычайно богаты, выглядели по-европейски, говорили по-французски без акцента,
а кое-кто даже придерживался либеральных взглядов. (О том, что великолепие элегантных
просвещенных либералов создавалось трудом крепостных рабов, за глаза, конечно, говорили,
но упоминать вслух не позволяла тогдашняя политкорректность.)
Аристократия принесла в Баден свои увлечения - игру и скачки.
После запрета азартных игр во Франции при Луи-Филиппе игроки в массовом порядке
стекаются в Баден, а в 1858 году в близлежащем местечке Иффецхайм впервые состоялся
конноспортивный праздник. После окончания Франко-прусской войны игорный дом в Баден-Бадене
был закрыт в 1872 году, но к этому времени город уже успел оставить заметный след
в русской культуре.
Поток русских аристократов изначально содержал вкрапления
писателей (прозаик граф В. А. Соллогуб, поэт князь П. А. Вяземский). Вслед за ними
в Баден-Баден подтягиваются литераторы более скромного происхождения. В 1827 году
здесь по дороге в Париж останавливался В. А. Жуковский. В конце июля 1836 года в
отеле "Холандишерхоф" на Софиенштрассе поселился 27-летний Николай Васильевич
Гоголь. Отсюда он вскоре написал матери: "Я живу на знаменитых водах баден-баденских,
куда заехал только на три дня и откуда уже три недели не могу вырваться. Встретил
довольно знакомых. Больных серьезно здесь никого нет. Все приезжают только веселиться.
Местоположение города чудесно… Мест для гулянья в окружности страшное множество,
но на меня такая напала лень, что никак не могу приневолить себя все осмотреть".
Княжна Варвара Репнина, ровесница Гоголя, собственноручно
готовила знаменитому писателю его любимый компот, а он со свойственным ему артистизмом
читал ей и жившим тут же матери и дочери Балабиным "Ревизора" и
"Записки сумасшедшего".
На следующее лето Гоголь снова в Бадене, пьет воду в Лихтентальской
аллее и читает знакомым первые главы нового романа "Мертвые души". О.
А. Смирнова-Россет вспоминала: "День был знойный. Около седьмого часа мы сели
кругом стола. Гоголь взошел, говоря, что будет гроза, что он это чувствует, но,
несмотря на это, вытащил из кармана тетрадку в четверть листа и начал первую главу.
Вдруг началась страшная гроза. Надобно было затворить окна. Хлынул такой дождь,
какого никто не запомнил. В одну минуту пейзаж переменился: с гор полились потоки,
против нашего дома образовалась каскада с пригорка, а мутная Мур**
бесилась, рвалась из берегов. Гоголь посматривал сквозь стекла
и сперва казался смущенным, но потом успокоился и продолжал чтение. Мы были в восторге,
хотя было что-то странное в душе каждого из нас. Однако он не дочитал второй главы
и просил Карамзина***
с ним пройтись до Грабена, где он жил.
Дождь начал утихать, и они отправились. После Карамзин мне говорил, что Н. В. боялся
идти один домой и на вопрос его отвечал, что на Грабене большие собаки, а он их
боится и не имеет палки. На Грабене же не было собак, и я полагаю, что гроза действовала
на его слабые нервы, и он страдал теми невыразимыми страданиями, известными одним
нервным субъектам".
Для Гоголя, влюбленного в Рим, Баден-Баден был лишь перевалочным
пунктом, но здесь жили его добрые знакомые, и он заезжал сюда неоднократно, не забывая
мимоходом понаблюдать за человеческими слабостями. "Не будучи почти ни с кем
знаком, Гоголь знал почти все отношения и угадывал многое очень верно, - вспоминала
Смирнова. - Он таскался на террасы и к рулетке. С террасы он привез целый короб
новостей: кто прячется за кустами, кто жмурится без зазрения совести, кто проиграл,
кто выиграл". Эти наблюдения привели классика к неутешительному выводу:
"гаже всех ведут себя наши соотечественники и соотечественницы".
Ранней весной 1852 года В. А. Жуковский, на склоне лет
поселившийся в Баден-Бадене, узнал о смерти Гоголя, случившейся 4 марта, а в ночь
с 11 на 12 апреля умер сам и был погребен на загородном кладбище. В августе того
же года старый слуга Даниил Гольдберг перевез прах поэта на пароходе в Петербург,
где его похоронили на кладбище Невского монастыря рядом с Н. М. Карамзиным. Но в
1859 году Н. А. Плетнев в письме сообщает, что могила Жуковского в Бадене по-прежнему
охраняется: на ней зелень, цветы и на камне надпись с цитатой:
"Не говори с тоской их нет, А с благодарностию были".
Федор Михайлович Достоевский впервые побывал в Баден-Бадене
в 1863 году. Четыре года спустя он прибыл в Германию со своей юной женой Анной Григорьевной.
Чета поселилась в Дрездене, и Достоевский стал заговаривать о том, что, будь он
один, непременно съездил бы "поиграть на рулетке". Он был одержим идеей
разбогатеть, выиграв по разработанной им "железной системе" не менее
30 тысяч франков. Неудачная попытка, предпринятая в Хомбурге, не поколебала его
уверенности: он считал, что причиной проигрыша стала поспешная смена методов и ставок.
Когда в конце июня пришли деньги из редакции "Русского вестника", супруги
решили по дороге в Швейцарию недели на две заехать в Баден-Баден.
"Мои предчувствия оправдались, - писала позже Анна.
- Вспоминая проведенные в Баден-Бадене пять недель и перечитывая написанное в стенографическом
дневнике, я прихожу к убеждению, что это было что-то кошмарное, вполне захватившее
в свою власть моего мужа и не выпускавшее его из своих тяжелых цепей".
Достоевские поселились на Гернбахской улице рядом с кузницей,
и Федор Михайлович жаловался, что шум мешает ему работать. На самом же деле он не
мог собраться с мыслями из-за того, что постоянно думал о рулетке. У него была примета:
если флюгер на соседней колокольне, выполненный в виде фигуры апостола Петра, поворачивался
к их окнам лицом и ключи в руке Петра оказывались справа, значит, можно рассчитывать
на выигрыш. Впрочем, он ходил в казино ежедневно при любом положении флюгера. Его
рассуждения о "методе" жена считала в принципе правильными, "если
бы этот метод применял какой-нибудь хладнокровный англичанин или немец, а не такой
нервный, увлекающийся и доходящий во всем до самых последних пределов человек, каким
был мой муж. Но, кроме хладнокровия и выдержки, игрок на рулетке должен обладать
значительными средствами, чтобы иметь возможность выдержать неблагоприятные шансы
игры".
Достоевские "значительными средствами" не располагали.
Играя круглосуточно, Федор Михайлович в неделю проиграл всю наличность. Жену он
в казино не брал, справедливо полагая, что порядочной женщине там не место. Бледный,
изможденный, он возвращался, просил у нее денег и снова исчезал. Анна стала закладывать
вещи.
Иногда Федору Михайловичу удавалось отыграться. Однажды
он принес кошелек с 212 фридрихсдорами (золотыми монетами в 20 талеров) и отдал
его жене на сохранение, но толку от этой "предусмотрительности" оказалось
немного: он брал у Анны двадцать монет, шел в казино, проигрывал, приходил за следующими
двадцатью, проигрывал и их и так в течение нескольких часов спустил все. Снова пошли
заклады, но скоро и вещи кончились. Между тем долги нарастали, квартирная хозяйка
лишила их всех удобств и стала держать себя по-хамски. Анна писала письма матери,
та присылала денег, которые сразу уходили на игру, и, едва успев заплатить часть
долгов, Достоевские снова оказывались на мели. Федор Михайлович плакал, становился
перед женой на колени, просил простить за доставляемые мучения. Она же убедила себя,
что это безволие не простая слабость, "а всепоглощающая страсть, нечто стихийное,
против чего даже твердый характер бороться не может… Единственный способ борьбы
- это бегство".
Но бежать из Бадена супруги не могли до получения значительной
суммы из России. Анна пыталась отвлечь мужа от игры. "Много десятков верст
исходили мы по окрестностям Бадена в долгие промежутки между получениями денег.
Тогда у него восстанавливалось его доброе, благодушное настроение, и мы целыми часами
беседовали о самых разнообразных предметах. Любимейшая прогулка наша была в Новый
замок, а оттуда по прелестным лесистым тропинкам в Старый замок, где мы непременно
пили молоко или кофе. Ходили и в дальний замок Эренбрейтштейн (верст восемь от Бадена)
и там обедали и возвращались уже при закате солнца… Но приходили деньги, и наша
столь милая жизнь обращалась в какой-то кошмар". Как-то на прогулке они встретили
И. А. Гончарова - автора "Обрыва", - которым Анна восхищалась. Однако
ее супруг отозвался о коллеге как о человеке "с душою чиновника, без идей и
с глазами вареной рыбы, которого бог, будто на смех, одарил блестящим талантом".
Выручила чету Достоевских редакция "Русского вестника".
Почти все присланное ею ушло на уплату долгов, не удалось выкупить даже свадебный
подарок Достоевского Анне - брошь и серьги с бриллиантами и рубинами.
10 июля (28 июня по ст. ст.) 1867 года, вскоре после приезда
в Баден, Достоевский побывал у своего старого знакомого Ивана Сергеевича Тургенева.
"Вернулся от него муж очень раздраженный", - вспоминала Анна Григорьевна.
Раздражение накапливалось давно и было взаимным: Достоевский видел в Тургеневе жеманного
либерала, совершенно не понимающего Россию, а Тургенева бесило, что "у Достоевского
через каждые две страницы его герои в бреду, в исступлении, в лихорадке. Ведь этого
не бывает".
У Тургенева с Баден-Баденом связан немалый отрезок жизни,
и в его творчестве этот милый городок просматривается лучше, чем у любого другого
писателя. Его парижская приятельница Полина Виардо, завершив в начале 1860-х годов
оперную карьеру, осела с мужем Луи и детьми в баденском районе Тиргартенталь - живописной
местности с лугами и невысокими холмами у подошвы лесистой горы Зауерберг. Рядом
с домом супруги Виардо построили концертный павильон и небольшой театр, в котором
ставили оперетки, написанные Полиной на либретто Тургенева. В гостях у Виардо бывали
композиторы Вагнер, Лист, Брамс, художник Гюстав Доре, жена Наполеона III королева
Евгения, великий герцог Баденский, прусский канцлер граф Бисмарк и даже прусский
король с королевой. Тургенев весной 1863 года поселился на противоположном от усадьбы
Виардо берегу реки Оос, в доме вдовы Анштедт на Шиллерштрассе. В следующем году
он начал строить неподалеку собственную виллу в стиле Людовика XIII - с башенками,
аспидной крышей, просторными светлыми комнатами, огромной театральной залой и стеклянными
дверями, выходящими на полукруглую террасу. Строительство растянулось на несколько
лет, а когда вилла была наконец достроена, Тургеневу пришлось из-за финансовых трудностей
продать ее Луи Виардо, хотя и продолжал в ней жить - уже на положении гостя.
Если Достоевский плохо переносил размеренную немецкую жизнь
и немцев вообще, то для Тургенева Баден-Баден был частью любимой им Германии. В
марте 1867 года, сидючи в Москве (у него болела нога), среди снега и грязи, он с
нетерпением ждал минуты, когда вновь увидит свой милый Баден, а оказавшись там,
констатировал: "Здесь у нас совершенный рай с 1 мая".
Особой гордостью писателя стал Пегас - крупный пес с волнистой
шерстью, помесь сеттера и немецкой овчарки, с красивой громадной головой, большими
карими глазами и толстым хвостом, купленный в окрестностях Карлсруэ за сто двадцать
гульденов (около восьмидесяти рублей серебром). Драчун и кошкодав, Пегас имел превосходное
чутье и изумительную стойку, и, хотя задние лапы его были несколько жидковаты, ни
одна подстреленная дичь от него не уходила. "Пес такой, что целой вселенной
на удивление, - с гордостью описывал Тургенев в письме свое приобретение, - коронованные
особы (без шуток - это сделал принц Гессенский на охоте) перед ним шапки ломают
и предлагают мне громадные суммы… А он так отыскивает всякого раненого зверя, птицу
- что на легенду сбивается, право. Спросите любого мальчугана в Великом герцогстве
Баденском: а слыхал ли он о Пегасе, собаке одного русского в Бадене? - так он о
русском ничего не знает, а Пегаса знает!"
Аналогом батской Галереи в Баден-Бадене являлся Maison
de Conversation (в немецком варианте - Конверсационхауз, или Курхауз) - огромная
лечебница минеральных вод с казино на первом этаже. Роман "Дым", послуживший
поводом к разрыву Тургенева с Достоевским, начинается так: "10 августа
1862 г., в четыре часа пополудни, в Баден-Бадене, перед известною
"Conversation" толпилось множество народа. Погода стояла прелестная; все
кругом - зеленые деревья, светлые дома уютного города, волнистые горы - все празднично,
полною чашею раскинулось под лучами благосклонного солнца; все улыбалось как-то
слепо, доверчиво и мило, и та же неопределенная, но хорошая улыбка бродила на человечьих
лицах, старых и молодых, безобразных и красивых".
Столики, шум толпы, громкая музыка, члены жокей-клуба кривляются
и картавят возле парижских лореток. Игорная зала набита битком в любое время суток.
Вокруг столов толкутся старухи и расписные лоретки, кучки золотых и серебряных монет
топорщатся на зеленом сукне, жужжит шарик в углублении рулетки, и осанистые бородатые
крупье, похожие на министров, проворно орудуют лопаточками.
Рядом с курзалом каштан, который окрестили "русским
деревом", ибо возле него "плещутся сливки российского общества"
- "цвет интеллектуальной эссенции", если воспользоваться выражением
"незабвенной" Анны Павловны Шерер из "Войны и мира" Л. Н. Толстого.
Подходят пышно, модно, приветствуют друг друга величественно и изящно, но, сойдясь
и усевшись, решительно не знают, о чем говорить, и либо "переливают из пустого
в порожнее", либо повторяют затасканные шуточки выдохшегося французского литератора,
выговаривая слова с нестерпимыми для французского слуха протяжными ударениями, а
имя Борис произнося на английский лад. Главный способ времяпрепровождения - игра
в карты: "Они играли в вист с болваном, и нет слов на человеческом языке, чтобы
выразить важность, с которой они сдавали, брали взятки, ходили с треф, ходили с
бубен… уж точно государственные люди".
В более узком кругу, где все друг друга знают (преимущественно
по службе в одном ведомстве), разговоры более содержательные...
Однако прочь от Конверсационхауза, идем мимо русского дерева,
по песчаным дорожкам тенистой Лихтентальской аллеи, уставленной скамейками. Можно
просто гулять, послушать прусский военный оркестр из союзной крепости Раштадт, который
дает еженедельно концерт в парковом павильоне, посидеть в ресторанчике у Вебера
или Маркса...
Из окон гостиницы видны вершины темных гор, влажно багровеющие
на ясном небе. В молочной мгле тумана, свойственного шварцвальдскому климату ранней
осенью, можно покинуть город и вместе с Литвиновым, главным героем "Дыма",
отправиться за Старый замок, ступая в росистой тени по крупному песку дорожек, вдоль
елок с зелеными на краях лапами. А на платформе перед Старым замком по примеру четы
Достоевских можно сесть к одному из белых крашеных столиков и за несколько крейцеров
получить стакан чудесного молока "с кофеем".
Но увы! Уже точит зубки и вострит коготки демократическая
оппозиция - "фаланга отличнейших, умнейших молодых людей, русских, - и все
занимаются естественными науками, все с такими благороднейшими убеждениями!".
Здесь гейдельбергские студенты, офицеры, литераторы, издающие в том же Гейдельберге
политический листок под названием "Бог не выдаст, свинья не съест".
В центре демократической круговерти тургеневского
"Дыма" - Степан Николаевич Губарев, карикатура на Огарева. Лобастый, губастый,
бородастый, не слишком речистый, не слишком внушительный и не слишком умный, но
держащийся чрезвычайно властно и бурчащий нечто неразборчивое. Он - признанный вождь
направления: ведь нашему человеку обязательно нужен барин - ну вот, пожалуйста,
"на безлюдье и Фома дворянин". Правда, баре меняются, и сегодняшний кумир
завтра может быть оплеван, растоптан, закопан и забыт ради нового идола.
В этой тусовке свирепствует "бешенство сплетни"
и вертится Матрена Суханчикова, в голове у которой, по ее утверждению, одни швейные
машинки (помилуйте, "четвертый сон Веры Павловны", неужто не читали?).
Здесь принято ходить друг к другу и сидеть подолгу, не зная, о чем говорить, тратя
понапрасну свое и чужое время. Впрочем, как и среди аристократов, за плотной пеленой
политических идей и эпатажной риторики многие крутят какие-то делишки, пускаются
в таинственные прожекты, пробуют занять денег у местных банкиров. Но "банкиры
в Бадене народ травленый и осторожный и в ответ на подобные обиняки немедленно принимают
вид преклонный и увялый, ни дать ни взять полевой цветок, которому коса надрезала
стебель".
В стороне от партий, болтливой толпы земляков и вообще
от сюжета стоит Иринарх Потугин - критик-резонер, либерал европейского направления,
alter ego Тургенева. "Удивляюсь я, милостивый государь, своим соотечественникам.
Все унывают, все повесивши нос ходят, и в то же время все исполнены надеждой и чуть
что, так на стену и лезут… Все, мол, будет, будет. В наличности ничего нет, и Русь
в целые десять веков ничего своего не выработала… Но постойте, потерпите, все будет.
А почему будет, позвольте полюбопытствовать? А потому, что мы, мол, образованные
люди - дрянь; но народ… о, это великий народ! Видите этот армяк? Вот откуда все
пойдет".
Иринарха раздражает и этот "тройной экстракт русского
мужика", и обыкновение походя поругивать "гнилой Запад" ("экая
притча, подумаешь! Бьет он нас на всех пунктах, этот Запад, - а гнил!"), и
попытки "к чистой и ясной европейской логике прицепить доморощенный хвостик".
"Иные молодцы даже русскую науку открыли: у нас, мол, дважды два тоже четыре,
да выходит оно как-то бойчее".
Читая "Дым", обращаешь внимание на одну странность:
россияне, отягощенные собственными проблемами, слоняются по Баден-Бадену, как по
пустому заколдованному городу. Правда, попадаются им кое-где французы, точнее, француженки
- всевозможные лоретки, кокотки и прочие деми-монденки, а вот собственно баденцев
как будто вовсе нет...
Для приезжего из России немецкий городок - всего лишь антураж,
особенно привлекательный по контрасту с родными осинами. Вот Литвинов читает письмо
из поместья, в котором управляющий просит помочь приструнить крепостную девицу,
сглазившую дворового Никанора Дмитриева за нарушение обещания жениться. "Задумался
Литвинов над этим документом; повеяло на него степною глушью, слепым мраком заплесневшей
жизни, и чудно показалось ему, что он прочел это письмо именно в Бадене". Порвав
с любящей его невестой и сам обманутый "роковой" Ириной, Литвинов с разбитым
сердцем покидает Баден-Баден - немецкое зеркальце для русской души. Туман, низкие
облака, пар из-под колес паровоза. "Дым, дым", - повторил он несколько
раз; и все вдруг показалось ему дымом, все, собственная жизнь, русская жизнь - все
людское, особенно все русское. Все дым и пар, думал он; все как будто беспрестанно
меняется, всюду новые образы, явления бегут за явлениями, а в сущности все то же
да то же; все торопится, спешит куда-то - и все исчезает бесследно, ничего не достигая;
другой ветер подул - и бросилось все в противоположную сторону; и там опять та же
безустанная, тревожная и - ненужная игра..."
До появления "русо туристо" (поначалу почему-то
обязательно в малиновых пиджаках) оставалось около 130 лет.
*
Маркой именовалась в Европе пограничная область; владетель ее назывался
маркграфом или (во франко-английском варианте) маркизом.
**
Мур - так называется один из трех крупнейших минеральных источников Баден-Бадена.
***
Карамзин Андрей Николаевич, сын знаменитого историка Н.
М. Карамзина, служил в конной артиллерии.
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы
с сайта http://www.nkj.ru/