Ещё раз об оценке советско-германского договора о ненападении,
секретных дополнительных протоколов и характера отношений между СССР и
гитлеровской Германией
Правительство
СССР пошло на заключение с Германией договора о ненападении и на подписание с
нею секретного дополнительного протокола о разграничении сфер интересов в
Восточной Европе после того, как стало ясно: германо-польская война неизбежна.
Было ясно и то, что Польша не сможет противостоять Германии и что западные
державы, скорее всего, уклоняться от выполнения союзнических обязательств по
отношению к ней{1}. В результате германо-польской войны и
планировавшегося Гитлером одновременно с этим решения "проблемы
Прибалтики"{2} (о чём было известно советскому
руководству{3}) возникала опасность выхода вермахта к
государственной границе СССР в непосредственной близости от Ленинграда, Минска
и Киева. Угроза фашистской агрессии была вполне реальной, и требовалось
принимать самые решительные меры для её предотвращения.
Договор с
Германией советское правительство рассматривало как запасной вариант
обеспечения безопасности СССР. Делать ставку лишь на достижение соглашения с
Лондоном и Парижем, зная, что они могут предпочесть, если представится такая
возможность, договор не с Советским Союзом, а с Германией, причём за счёт и
против Советского Союза, было шагом весьма неосмотрительным. В Москве понимали,
что нацистская Германия - партнёр в высшей степени ненадёжный и коварный и что
Гитлер не отказался от своих принципиальных программных установок в отношении
СССР{4}. Но там понимали и другое: может возникнуть такая
ситуация, при которой иной возможности отвести от СССР военную угрозу, пусть
даже на время и ценой определённых моральных потерь, кроме соглашения с
Германией о ненападении, попросту не будет.
Соглашение,
подписанное 23 августа 1939 г. в Москве, давало Советскому Союзу определённые
гарантии безопасности. Немцы обязались воздерживаться в отношении СССР "от
всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения... как
отдельно, так и совместно с другими державами", а также консультироваться
с ним при решении вопросов, которые могли затронуть его интересы{5}
. Они соглашались не распространять свою военно-политическую активность на
польские территории восточнее рек Писса-Нарев-Висла-Сан и на прибалтийские
государства севернее литовско-латвийской границы, т.е. на районы вдоль западных
рубежей Советского Союза, являющиеся зоной его безопасности{6}.
Ни договор о
ненападении, ни ни прилагавшийся к нему секретный дополнительный протокол не
содержали статей о военном сотрудничестве двух стран и не налагали на них
обязательств по ведению боевых совместных действий против третьих стран либо по
оказанию помощи друг другу в случае участия одной из договаривающихся сторон в
военном конфликте{7}.
Не содержали
подписанные документы и положений, которые обязывали бы стороны осуществлять
военные акции в отношении государств и территорий, входивших в сферы их
интересов, производить их оккупацию и "территориально-политическое
переустройство". В секретном дополнительном протоколе предусматривалась
лишь возможность таких действий (об этом свидетельствует дважды использованная
формулировка "в случае..."), причём только для Германии и только
применительно к сфере её интересов. Под "случаями"
"территориально-политического переустройства", о которых говорилось в
протоколе, понималось "исправление" Германией по завершении ею войны
против Польши польско-германской и германо-литовской границ и включение ряда
территорий, принадлежавших Польше и Литве, в состав рейха. Оккупация Советским
Союзом сферы своих интересов и её "территориально-политическое переустройство"
советско-германскими договорённостями не предусматривались{8}.
Не случайно два года спустя в ноте советскому правительству от 22 июня 1941 г.
германское Министерство иностранных дел заявило, что продвижение СССР на
территории, являющиеся сферой его интересов, и их последующее включение в
состав советского государства представляли собой "прямое нарушение
московских соглашений"{9}.
Договорённости,
достигнутые СССР и Германией, не превращали их в союзников ни формально, ни
"фактически", как бы нам это ни пытались сегодня доказать{10}. Не представляли они собой и "сговора диктаторов"
о "разделе Восточной Европы". Подписывая секретный дополнительный
протокол, советское правительство ставило целью не ликвидировать и
аннексировать ряд восточноевропейских государств, а установить предел
распространению германской экспансии на восток. Германия лишалась также
возможности в случае победы над Польшей единолично решать вопрос о дальнейшей
судьбе и границах польского государства, брала на себя обязательство признать суверенитет
Литвы над Вильнюсской областью, аннексированной в 1920 г. поляками. Введение
частей Красной Армии в восточные районы Польши 17 сентября 1939 г. и в
Прибалтийские страны - летом 1940 г. было произведено советским правительством
не в порядке реализации советско-германских договорённостей, а в целях
предотвращения военной оккупации либо политического подчинения этих территорий
и государств, подготавливавшихся гитлеровской Германией в нарушение в нарушение
действовавших соглашений. Эти шаги имели большое значение для укрепления
безопасности Советского Союза и имели антигерманскую направленность.
Советско-германский
договор о ненападении представлял собой наиболее значительный дипломатический и
политический акт завершающей фазы предвоенного кризиса, вызванного неуклонно
обострявшимися противоречиями между Германией, Италией и Японией, с одной
стороны, Англией, Францией, США и их союзниками - с другой. Договор являлся
плодом этого кризиса, а отнюдь не его причиной, и был заключён в условиях,
когда предотвратить военный конфликт в в Европе, по мнению Москвы,
представлялось уже невозможным. Этот разговор позволял СССР сохранить
нейтралитет. По своему содержанию он "не расходился с нормами
международного права и договорной практикой государств, принятыми для подобного
рода урегулирований"{11}. Противоречил он лишь
интересам тех сил Запада, которые рассчитывали спровоцировать
советско-германский конфликт и добиться развития германской экспансии в
восточном направлении.
Не представляли
собой ничего экстраординарного, с точки зрения политической практики и
политической морали своего времени, и секретные советско-германские
договорённости по территориальным вопросам. Вспомним, например, содержание
франко-итальянского и англо-итальянского соглашений 1935 г. о разграничении
сфер интересов в Африке{12}, мюнхенского соглашения 1938
г. между Германией, Великобританией, Францией и Италией об отторжении от
Чехословакии Судетской области{13}, англо-японского
соглашения по Китаю от 24 июля 1939 г., вопросы, обсуждавшиеся на секретных
англо-германских переговорах летом 1939 г., содержание мирных предложений
Германии, которые делались по тайным каналам, начиная с осени того же года{14}. Ради обеспечения собственной безопасности западные державы
были готовы пожертвовать (и жертвовали) агрессорам третьи страны, да и сами,
когда считали это необходимым, не останавливались перед нарушением их
суверенитета{15}. СССР же в условиях, когда пламя войны
грозило охватить всю Европу, когда откровенно и цинично перекраивались границы
европейских государств, попытался не допустить включения в орбиту агрессивной
политики Германии ряда сопредельных с ней государств и территорий. Их
невовлечение в войну в складывающейся обстановке имело для СССР исключительно
важное значение. Нельзя не отметить также, что речь шла об обеспечении
безопасности областей, входивших ранее в состав Российского государства и
отторгнутых от него в 1918 - 1920 гг. Советское правительство никогда не
скрывало, что имеет особый интерес к обеспечению безопасности этих областей, а
также чувствует моральную ответственность за их судьбу и в кризисной ситуации
не останется равнодушным зрителем попыток открытого или замаскированного
посягательства на них со стороны третьих стран{18}.
Список
литературы
{1}См.: Безыменский Л.А. "Второй
Мюнхен": Замысел и результаты // Новая и новейшая история. 1989. №№ 4 - 5.
{2}В директиве Гитлера от 3 апреля 1939 г.
указывалось на возможность оккупации в ходе войны против Польши также части
Прибалтики вплоть "до старой границы Курляндии" (Ursachen und Folgen.
Eine Urkunden- und Dokumentensammlung zur Zeitgeschichte/Hrsg. von
H.Michaelis, E.Schraepler. B., s.a. Bd. XIII. Dok. № 2792d.). Резкое усиление с весны 1939 г.
германского влияния в Прибалтике заставляло советское правительство считаться с
возможностью её превращения в плацдарм для нападения Германии на СССР.
{3}Год кризиса. 1938 - 1939: Документы и
материалы. Т. 1. М., 1990. Док. №№ 54, 81, 97, 311.
{4}Там же. Док. № 311.
{5}Документы внешней политики Т. XXII. Кн. 1.
Док. № 484.
{6}Там же. Док. № 485.
{7}См.: Там же.
{8}Там же.
{9}Akten zur
deutschen auswartigen Politik. Serie D. Bd. XII, 2. Gottingen, 1969. Dok. №
659.
{10}Семиряга М.И. Сговор диктаторов //
"Независимое военное обозрение". 1999. № 32; Он же. Имперские амбиции
// Там же. 1999. № 34.
{11}О политической и правовой оценке
советско-германского договора о ненападении от 1939 г. (Постановление Съезда
народных депутатов СССР от 24 декабря 1989 г.) // "Правда". 1989. 28
декабря.
{12}См.: Причины Второй мировой войны: Документы
и комментарии. М., 1988. С. 308, 374 - 375, 377 - 378.
{13}См.: Документы по истории мюнхенского
сговора. 1937 - 1939. М., 1979. С. 329 - 331.
{14}Год кризиса. Т. 2. Док. № 495.
{15}Там же. Док. №№ 402, 489,
498, 499, 515, 526, 562, 563.
{16}Politisches Archiv
des Auswartigen Amts Bonn: Buro des Staatssekretar. Der Krieg 1939. Bd. 5 (R
29687), Bl. 168 (225937) - 183 (225952); England. Bd. 2 (R 29570), Bl. 169843 -
169844. См. также: Kettenacker L.
Krieg zur Fredenssichherung: Die Deutschlandplanung der britischen Regierung
wahrend des Zweiten Welltkrieges. Gottingen, Zurich, 1989. S. 51 - 67.
Вишлёв
О.В. Ещё
раз об оценке советско-германского договора о ненападении, секретных
дополнительных протоколов и характера отношений между СССР и гитлеровской
Германией