Первый Крестовый поход

Первый
Крестовый поход

Курсовая работа
по предмету “История средних веков”

Выполнил: Попов Кирилл

Научный руководитель: Чернышов
А.В.

Министерство
общего и профессионального образования РФ.

Тверской
Государственный Университет

Кафедра истории
Древнего мира и Средних веков

Тверь 2003.
Содержание:

Введение

1. Предпосылки
I Крестового похода

2. Основные
этапы:

Крестовый поход
бедноты

Крестовый поход
знати.

3. Подвывод

4. Вывод

5. Список
литературы и источников

6. Карта I
Крестового похода
Введение.

Крестовые
походы имеют не только общеисторический интерес, как выражение идей и
настроения умов в известный период средневековой истории. По своим мотивам, а
равно по ближайшим последствиям, в особенности же по разнообразным и глубоким
влияниям на взаимные отношения Востока к Западу, крестовые походы не лишены
специального значения для истории восточноевропейских народов. Составляя весьма
важный отдел в западноевропейской истории, крестовые походы обильны внешними
фактами и богаты результатами, которые хотя и куплены были весьма дорогой
ценой, но могущественно повлияли на духовное развитие европейских народов.
Тогда западноевропейцы в первый раз большими массами поднялись со своих мест и,
познакомившись с неизвестными им народами и странами, частью усвоили их нравы и
учреждения, частью передали им свои понятия и воззрения. На Востоке перед
европейцами открылся новый мир с совершенно новыми и чуждыми ему понятиями,
образом жизни и политическим устройством. Рассказы и описания виденного и
слышанного составили богатую литературу, которая с живым интересом читалась по
монастырям и рыцарским замкам. Западные народы вложили в крестовые походы много
своих сил, и материальных, и духовных, поэтому нет ничего удивительного, что
национальная история французов, немцев, итальянцев и англичан не может не
уделять значительного места изложению истории крестовых походов.

Для
восточноевропейской - в частности для русской истории - крестовые походы
представляют интерес с другой точки зрения, именно с позиции мотивов и
результатов крестовых походов. Весьма рельефно выступающий в новой истории
антагонизм между западной и восточной Европой, резко выдвигающаяся
противоположность интересов и культур романо-германской и греко-славянской - в
первый раз обнаружилась в эпоху крестовых походов, а нынешнее политическое и
религиозное влияние католических стран на Востоке началами своими восходит к
той же эпохе. Религиозная и национальная вражда к мусульманству, одушевлявшая
первых крестоносцев и поддерживавшая их в перенесении громадных лишений и
потерь, скоро уступила место другим побуждениям, которые однако оказались
нисколько не слабее первых и продолжали увлекать на Восток новые и новые
западные ополчения. Когда первоначальная цель крестоносного движения перестала
быть руководящим мотивом, выдвинулись на первое место политические соображения.
Не об Иерусалиме и не об освобождении Гроба Господня из рук неверных стали
помышлять вожди крестоносцев, а об основании независимых княжений на Востоке, о
завоевании Византии, наконец, о торговых преимуществах в областях византийских
и мусульманских. Таким образом, с точки зрения восточноевропейской истории
эпоха крестовых походов представляет собой любопытнейший эпизод борьбы между
Западом и Востоком, борьбы, которая еще не окончилась и поныне и продолжается
на наших глазах, соединив разнообразные интересы, как религиозные, так и
политические и торговые, в так называемом Восточном вопросе. Ввиду указанного
крестовые походы и с точки зрения русской истории получают важное значение, как
эпизод столкновения двух миров, и поныне разделяющих господство в Европе и
Азии, и как вступительная глава в историю Восточного вопроса, в разрешении
которого России суждено было принять деятельное участие.

Задачами, от
решения которых во многом зависит правильное понимание эпохи, на которые
историческая наука пытается дать ответ, являются следующие: Установление
подлинного характера “крестоносного движения”, выяснение его
общественно-экономических корней, проследить роль католической церкви в данный
период, определить силу влияния крестовых походов на общественно-политическую
атмосферу своего времени. В данной курсовой работе была осуществлена попытка,
ответить на некоторые из них. Изучение крестовых походов даёт богатый материал
для выработки возможно более полных и точных научных представлений о важнейших
особенностях средневековья.

Данная курсовая
работа посвящена одному из самых интересных крестовых походов – первому. В
основу работы были положены работы: Заборова М.А.; Васильева А.А.; Клари Р. В
трудах данных историков довольно плотно и всесторонне освещается проблема
крестовых походов (организация, события).

Так же в данной
работе для более объёмного раскрытия темы был использован ряд источников,
представляющих большой интерес при написании курсовой работы.

”Алексиада”-
первоклассный исторический источник, единственное произведение, в котором
систематически и полно излагается история Византии конца XI – начала XII вв.*

Действительно
материал, который представляет сочинение византийской принцессы в распоряжение
историка, трудно переоценить. В основном, придерживаясь хронологической
последовательности, Анна повествует о времени царствования отца. Иногда она
рассказывает о событиях подробно и обстоятельно, иногда бегло и даже
поверхностно, но не опускает ни одного значительного и важного эпизода.

Исключительное
значение для данной работы имеют Х и ХI книги “Алексиады”, где повествуется о
таком важном событии средневековой истории как крестовый поход. Об этом периоде
имеются полноценные сведения у западных хронистов, многие из которых сами были
участниками похода, и история крестоносного движения известна и без Анны. Но
“Алексиада” в ряду других многочисленных источников занимает особое место.

Во-первых,
византийский автор хорошо осведомлен о событиях, связанных с движением
крестоносцев по Малой Азии в 1096-97гг и “Алексиада” часто содержит фактические
сведения, отсутствующие в других источниках.

Во-вторых,
западные хронисты, как правило, двигавшиеся вместе с каким-то определенным
отрядом крестоносцев, умеют описать события очевидцами которых они были, но
подчас оказываются не в состоянии дать общей картины. Анне же иногда удается
это сделать. Но это еще не главное. Все западные историки излагают история
Первого крестового похода с ярко выраженных апологетических позиций. С их точки
зрения крестовое движение – угодное богу дело, а его единственная цель -
освобождение гроба господня.

Интересно, что
Анна в оценке движения крестоносцев проявляла удивительную проницательность и разделяет
массы двинувшихся на Восток людей на простых воинов, введенных в заблуждение, и
откровенных хищников типа Боэмунда, цель которых одна нажива. Такая позиция
писателя определяет не только характер изложения событий, но и сам выбор
фактов.

Все западные
хронисты единодушно обвиняют Алексея в предательстве, считают его действия
одной из главных причин бедствий крестоносцев. Анна же дает прямо
противоположную оценку событий: коварные латиняне нарушили клятвы и сами
навлекли беды на себя и на Византию.*

Теперь
несколько слов о Никите Хонианте и его произведении.

В своей истории
Хониант занимается важнейшей эпохой средних веков, когда враждебные отношения
запада к востоку достигли самой высокой степени напряжения, разразившись
крестовыми походами и основанием латинской империи в Царьграде.

Его воззрения
на западных крестоносцев и на взаимные отношения востока к западу отличаются
глубокой правдой и тонким историческим смыслом, какого не представляют и лучшие
памятники западной средневековой литературы. Преимущества римского мира перед
варварским, под которым подразумевает Никита все европейские народы, за
исключением эллинов, состоит в следующем: между народами германского
происхождения Н. Хониант не находит взаимного общения и единства: все они
представляются ему отдельными племенами, без блистательного прошлого и высокого
будущего. Они чужды изящных наук и искусств, которые облагораживают человека
,возвышают его духовные способности над чувственными проявлениями и телесными
побуждениями. Запад и западные дела останавливают на себе главнейшим образом
внимание писателя.

Он сообщает
весьма обстоятельные сведения об отношениях Византии к крестоносцам. Однако
напрасно было бы искать у Никиты всех подробностей об отношениях к западу.

Как военный
писатель Никита слаб, не указывает, например, плана военных действий, не может
познакомить с целями, которые преследуют император или его полководцы и
неприятель. Но он силен там, где нужно указать историческое отношение лиц и
событий, нарисовать картину бедствий и т.п.

Также в данной
курсовой работе были использованы и другие менее более или менее значимые
источники: Такие как “Обращение царя Алексея Комина к папе Урбану II;
Выступление папы Урбана II на Клермонском соборе;
Предпосылки
I крестового похода.

Ближайшие
обстоятельства, вызвавшие крестовые походы, до сих пор остаются не вполне
ясными. Сильное развитие папской власти, мечтавшей в конце XI в. обратить
греков к послушанию римской церкви, глубокое влияние духовенства, подвинувшего
западные народы к исполнению воли римского первосвященника, тяжкое
экономическое и социальное положение народных масс, привычка к войне и жажда
приключений - вот причины, которыми объясняют начало крестовых походов.
Решительным и последним побуждением было обращение царя Алексея I Комнина к папе
Урбану II в 1094 году с просьбой о помощи против турок-сельджуков. Все эти
мотивы, конечно, имели значение при возбуждении первого крестового похода, но
ни все вместе, ни каждый в отдельности они недостаточно объясняют принятое
крестовыми походами направление и на первых же порах обнаружившиеся
недоразумения между крестоносными вождями и византийским правительством. В
русской исторической литературе с особенной силой выдвинуто то обстоятельство,
что крестовые походы стоят в тесной и внутренней связи с состоянием
Византийской империи того времени и что принятое ими направление может быть
выяснено из рассмотрения политических условий, в каких находилась тогда
Византия.

Само собой
разумеется, здесь подразумеваются отношения Византии к мусульманскому миру. К
VIII в. мусульмане завладели Азией и Африкой и утвердились на островах
Средиземного моря и в некоторых областях Западной Европы. В 717 г. они осадили
столицу восточного христианского мира. Но царь Лев Исавр успел соединить против
магометан большие морские и сухопутные силы и нанес им сильное поражение под
Константинополем; это была первая победа христиан, надолго приостановившая
победоносный напор мусульманского мира и спасшая от порабощения им переднюю
Малую Азию. Скоро затем (в 732 г.) магометане потерпели большое поражение от
Карла Мартела, заставившее их надолго отказаться от попыток новых завоеваний и
в Западной Европе. Несмотря на частные успехи магометан на островах
Средиземного моря (Крит и Сицилия), несмотря на опустошения, производимые ими в
Италии и Южной Франции, в общем в IX и Х вв. они уже не были так страшны и
победоносны, как ранее. Это отчасти объясняется внутренними явлениями,
наблюдаемыми в самом мусульманском мире. Когда ослабел первый религиозный пыл,
в магометанской среде начались распри, выразившиеся в политическом дроблении
халифата и в религиозном сектантстве. Постепенно образовалось три халифата:
Багдадский, Египетский или Фатимидский, и Испанский или Омейядский. Багдадский
халифат разделился к Х в. на множество отдельных княжений; пользуясь его
раздробленностью, византийские императоры Никифор Фока и Иоанн Цимисхий отняли
у него часть Сирии с городом Антиохией и островом Крит. Египетский халифат
действовал отдельно от других и направлял свои силы против Сицилии и Южной
Франции. Что касается испанских арабов, то они также были заняты внутренними
войнами и борьбой с вестготами. Магометанство вновь становится опасным для
христиан в XI в., и притом как на Востоке, так и на Западе. На Востоке
магометане приобрели новых прозелитов в лице туркменов, живших около
Каспийского и Аральского морей. Туркмены, получившие потом имя
турок-сельджуков, вторглись в области Багдадского халифата, подчинили себе
мелких властителей Ирана и Месопотамии и начали принимать деятельное участие в
делах самого халифата, занимая места приближенных советников и администраторов
халифа и составляя его военную силу. Скоро турки-сельджуки перенесли на себя
весь интерес истории магометанского мира. Они завоевали почти всю Малую Азию,
образовав могущественный султанат со столицей в Иконии, и угрожали самому
Константинополю. Один из крупных эпизодов этой эпохи сосредоточивается на
событиях 1071 г., когда султан Альп-Арслан одержал блестящую победу над
византийскими войсками при Манпикерте, в Армении, взяв в плен царя Романа Диогена.
Это поражение имело важное значение не для одной Византии, но и для всего
христианского мира. Для сельджуков теперь открывался свободный путь к
Мраморному морю и Босфору, они могли без особенных затруднений осадить
Константинополь. Как бы ни были грубы и дики сельджуки, они и тогда уже
понимали, что тот план действий, который впоследствии был осуществлен
османскими турками, мог быть испробован и теперь. Что туркам-сельджукам была не
чужда мысль о завоевании Константинополя, доказывается нижеследующими фактами.

Говоря о
состоянии мусульманского мира накануне крестовых походов, нельзя оставлять без
внимания европейских сородичей сельджуков, хорошо известных из русской летописи
половцев и печенегов, которые в конце XI в. распространились по Южной Руси и,
переходя через Дунай, не раз тревожили Византийскую империю. Не далее, как
летом 1088 г., печенеги нанесли Алексею Комнину страшное поражение при Дерстре
(Силистрия), захватили в плен многих знатных византийцев, а самого императора
заставили искать спасения в постыдном бегстве. Богатая добыча, доставшаяся
печенегам, пробудила алчную зависть в их союзниках - половцах, которые пришли к
ним на помощь. Откупившись золотом от хищных соседей и подданных (печенеги были
уже приняты на византийскую землю), Алексей однако не мог быть спокоен и за
ближайшее будущее, пока печенеги без страха переходили Балканы и нападали на
византийские города Адрианополь и Филиппополь, доходя даже до стен столицы. На
этот раз опасение усиливалось еще и потому, что половцы, не получив себе части
из византийской добычи, грозили двинуть всю половецкую орду за Дунай, чтобы
отомстить печенегам. Правда, половцы в этом отношении могли оказать услугу
Византии, но чего было ожидать потом от такого рода слуг и союзников?

В зиму 1089/90
г. печенеги расположились в адрианопольской области, чтобы весной начать свои
опустошительные набеги в самое сердце империи. Император занимался обучением
войска для предстоящего похода и набором новых отрядов. Лето 1090 г. принесло с
собой новые затруднения. Турецкий пират Чаха, воспитанный в Константинополе и
хорошо знакомый с положением дел, снарядил собственный флот и составил план
действий против Империи с моря, пока печенеги будут отвлекать ее силы с суши.
Все лето император провел в походе против печенегов. Чтобы судить об опасности,
угрожавшей Константинополю, достаточно сказать, что военные действия
сосредоточивались около Чурля, то есть на расстоянии одного дневного перехода
от столицы. С наступлением осени война прекращалась, но печенеги не думали возвращаться
в свои кочевья, а расположились тут же, почти в виду Константинополя. Зима
1090/91 г. прошла в постоянных схватках, которые, впрочем, не имели
решительного значения ни для той, ни для другой стороны. Столица была заперта,
из нее не выпускали жителей, потому что за стенами города рыскали печенежские
наездники. В трудных обстоятельствах, какие могла помнить Византия из
предшествовавшей истории, ее спасала возможность морских отношений. Но теперь
Чаха замышлял отрезать для Константинополя и море. Располагая значительным
числом кораблей, он сделался полновластным господином Босфора и Мраморного
моря. Стало известно, что его послы переговариваются с предводителями
печенежской орды и уславливаются об общем плане действий. Вообще, положение
империи в 1091 г. представляется в высшей степени беспомощным. Едва ли ранее
угрожала ей такая неминуемая и близкая гибель. Император, говорит Анна Комнина,
видя, что и с моря, и с суши наше положение весьма бедственно... посланиями,
отправленными в разные стороны, спешил собрать наемное ополчение. Некоторые из
этих грамот назначены были в половецкие вежи, другие - к русским князьям; без
сомнения, были послания и на Запад, в особенности к друзьям, которые уже
доказали раз свое расположение к императору, каков был Роберт, граф Фландрский,
приславший Алексею вспомогательный отряд. До нашего времени сохранился один
экземпляр послания, отправленного Алексеем Комнином к графу Роберту
Фландрскому. Вот в главных чертах его содержание: "Святейшая империя
христиан греческих сильно утесняется печенегами и турками; они грабят ее
ежедневно и отнимают ее области. Убийства и поругания христиан неисчислимы и
так страшны для слуха, что способны возмутить самый воздух... Почти вся земля
от Иерусалима до Греции, - не исключая и Фракии, - подверглась их нашествию.
Остается один Константинополь, но они угрожают в самом скором времени и его
отнять у нас, если не подоспеет быстрая помощь верных христиан латинских.
Пропонтида уже покрыта двумястами кораблей, которые принуждены были выстроить
для своих угнетателей греки. Таким образом, Константинополь подвергнется
опасности не только с суши, но и с моря. Я сам, облеченный саном императора, не
вижу никакого исхода, не нахожу спасения; и принужден бегать перед лицом турок
и печенегов. Итак, именем Бога умоляем вас, спешите на помощь мне и греческим
христианам. Мы отдаемся в ваши руки; мы предпочитаем быть под властью ваших
латинян, чем под игом язычников. Пусть Константинополь достанется лучше вам,
чем туркам и печенегам. Для вас да будет также дорога та святыня, которая
украшает город Константина, как она дорога для нас... Священные предметы не
должны достаться во власть язычников, ибо это будет великая потеря для христиан
и их осуждение. Если, сверх ожидания, вас не одушевляет мысль об этих
христианских сокровищах, то я напомню вам о бесчисленных богатствах и
драгоценностях, которые накоплены в столице нашей. Сокровища одних церквей в
Константинополе могут быть достаточны для украшения всех церквей мира. Нечего
говорить о той неисчислимой казне, которая скрывается в кладовых прежних
императоров и знатных вельмож греческих. Итак, спешите со всем вашим народом,
напрягите все усилия, чтобы такие сокровища не достались в руки турок и
печенегов. Ибо, кроме того бесконечного числа, которое находится в пределах империи,
ожидается ежедневно прибытие новой 60-тысячной толпы. Мы не можем положиться и
на те войска, которые у нас остаются, так как и они могут быть соблазнены
надеждой общего расхищения. Итак действуйте, пока есть время, дабы христианское
царство и, что еще важнее, Гроб Господен не были для вас потеряны, дабы вы
могли получить не осуждение, но вечную награду на небеси"* . Нет ничего
удивительного, что для патриотического чувства греческих писателей того времени
прискорбно было вспоминать о тяжелых обстоятельствах, связанных с посылкою на
Запад подобных посланий; чувство гордости и сознания собственного достоинства
не позволило им приводить содержание грамот, посланных Алексеем Комниным в 1091
г. И вообще, обращение Византийской империи за помощью к латинскому Западу
всегда знаменовало крайний упадок нравственных сил в Константинополе и было
выражением самого беспомощного состояния. Положение императора Алексея Комнина
в зиму 1090/91 г. может быть сравниваемо разве что с последними годами империи,
когда османские турки окружили Константинополь со всех сторон и отрезали его от
внешних отношений.

Не только в
области дипломатической замечается склонность безусловно отдать себя в
распоряжение Запада: заведена была речь о церковном разделении Востока и
Запада, о мерах к соединению двух церквей. Обмен посольствами по церковным
вопросам началась с 1089 г.; что папа считал возможным дружелюбное разрешение
этих вопросов, свидетельствует уже освобождение императора Алексея Комнина от
церковного отлучения, которое лежало на нем, как на схизматике. К тому же
времени (1091 г.) относится происхождение сочинения Болгарского архиепископа
Феофилакта о заблуждениях латинян. Оно написано в весьма миролюбивом духе и
приводит к заключению, что ошибки латинян были не так многочисленны, чтобы
считать неизбежным разделение церквей. Перечислив обыкновенные отступления
западной церкви: опресноки, пост субботний и безбрачие духовенства, он говорит,
что одни из них не заслуживают внимания, другие нуждаются в умеренном
исправлении. Только один вопрос не допускает никакой уступки - о прибавке в
символе. Латиняне, продолжает он, могут сослаться на скудость своего языка, и
им может быть предоставлено право пользоваться своим способом выражений в
беседах и церковных поучениях, но в символе не должна быть допущена никакая
неясность, никакое прибавление. Если таким образом западные и восточные
богословы могли бы согласиться между собой в вопросе о догмате, тогда греческой
церкви, говорит Феофилакт, следовало бы сообразоваться с примером Ап. Павла,
который для сущих под законом сам являлся подзаконным и участвовал в жертвах
очищения. Таким образом, и в церковном вопросе Византия склонна была в это
время к уступкам. Если не состоялся тогда так желаемый обеими сторонами собор,
это произошло от совершенно посторонних обстоятельств, и между прочим оттого,
что самому папе Урбану II угрожало низвержение с римского престола (антипапа
Климент III).

Между тем,
воззвание Алексея Комнина на Западе должно было произвести сильное движение. Не
без причины, конечно, Первый крестовый поход составился по преимуществу из
владетельных князей и рыцарей Франции. Роберт Фриз, к которому, между прочим,
адресовано письмо Алексея Комнина, был авторитетным глашатаем Первого похода
именно в среде высших классов; притом и послание императора Алексея совершенно
ясно и определенно ставило вопрос о цели похода, то есть именно так, что могло
возбудить самые заманчивые надежды феодальных рыцарей: берите империю и
Константинополь, богатств найдете вы много; пусть все будет ваше, лишь бы не
доставалось печенегам и туркам. Гроб же Господен и Иерусалим, оскверняемый
неверными, был достаточным знаменем для верующих в простоте сердца, среди
которых действовали другие проповедники, между которыми особенной известностью
пользовался Петр Пустынник. Не забудем и того, что в первом походе участвуют
сын Роберта Фриза и два его племянника, а также немало близких родственников.
Первый крестовый поход, таким образом, состоялся бы и помимо папы и имел бы
тогда совершенно иное значение и несколько другие цели. Но в октябре 1093 г.
умер Роберт Фриз, чем замедлился ход начавшегося в рыцарстве движения. В
латинских летописях того времени сохранились некоторые указания, что уже в 1092
г. были речи о крестовом походе, было движение умов в этом направлении.

Пока на Западе
происходили переговоры и составлялись соображения, скорому осуществлению
которых помешала смерть Роберта Фриза, император Алексей Комнин не только успел
пережить мучительные минуты отчаяния, внушившие ему малодушное послание, но и
устранить опасность, которая угрожала его империи. На весну 1091 г. Чаха
приготовлял высадку в Галлиполи, сюда же потянулась печенежская орда, но его
отвлекли от своевременного прибытия к месту сбора греческие морские силы, а
потом он был убит никейским султаном. 40 тысяч половцев под предводительством
Тугоркана и Боняка и отряд русского князя Василька Ростиславича содействовали
тому, что печенеги были уничтожены 29 апреля 1091 г. Половецкие предводители
Тугоркан и Боняк оказали громадную услугу Византии. Печенежская орда была ими
уничтожена, остатки ее не могли уже возбуждать опасений, напротив, в качестве
легких разведочных отрядов они с пользой служили в византийском войске. Не будь
на службе императора этих печенежских конников, ему не так легко было бы
тревожить крестоносные отряды неожиданными нападениями, заставлять их держаться
в тесном строе и не расходиться по окрестностям для грабежа мирного населения.
С победой над печенегами Алексею перестала угрожать опасность соединения
азиатских и европейских турок (печенеги и турки-сельджуки - одного
происхождения); раздробленные и враждующие между собой малоазиатские княжества
турок-сельджуков были для Алексея совсем не так опасны, как норманнское
нашествие, как набег печенежский, или как остроумный и дальновидный замысел
пирата Чахи. Но к 1092 г. Алексей был уже свободен от томительного страха за
судьбу империи, а на Западе только еще знакомились с содержанием его послания и
собирались в поход, который имел определенную цель - спасти византийскую
империю от печенегов и сельджуков. Здесь, конечно, следует искать причину к
объяснению взаимных недоразумений и горьких обвинений, которые направлялись
крестоносцами против византийцев и наоборот. К крайнему изумлению крестоносцев,
печенеги и турки оказывались на службе императора и всего чувствительнее
вредили им быстрыми набегами; византийский император не только не сдавал им
города и не унижался, но еще требовал себе ленной присяги и договаривался о
городах, которые крестоносцы завоюют у турок. Но нужно помнить, что не меньше изумлены
были движением крестоносного ополчения и византийцы: “они утверждают, что это
движение на Восток было вызвано не их просьбами, а произошло самостоятельно и
угрожало пагубными последствиями для греческой империи.”
Основные
этапы.
Крестовый
поход Бедноты.

Движение в
пользу крестовых походов было уже довольно заметно в рыцарских замках и в
деревнях, когда в нем принял непосредственное участие папа Урбан II. Можно даже
думать, что первый крестовый поход осуществился бы и без знаменитой Клермонской
речи, как это показывает ход событий. В марте 1095 г. папа Урбан II
присутствовал на соборе в Пьяченце, где решались вопросы церковного благочиния
- о строгости монашеской жизни, о мире Божием и прочее, и где церковный
авторитет обнаружился в некоторых мерах по отношению к германскому императору и
французскому королю. Говорят, что в конце собрания была высказана мысль о
крестовом походе. Летом того же года папа был в южной Франции, 18 ноября
состоялся собор в Клермоне. Действия этого собора далеко не отличаются характером
военных решений, напротив, ограничиваются церковной сферой. Здесь снова были
выдвинуты церковные вопросы: о прекращении феды, о мире Божием, произнесено
отлучение от церкви короля Филиппа. В конце заседания папа произнес ту речь, с
которой обыкновенно начинают историю первого крестового похода. Но о содержании
этой речи, сказанной под открытым небом, ибо огромное стечение народа не могло
поместиться ни в одном городском здании, нельзя составить точного
представления. Правда, речь эта передана тремя писателями Первого похода* ,
которые сами присутствовали на соборе и были свидетелями всего происходившего,
но содержание речи у всех передано по памяти, со значительными личными
вставками и такими отличиями в изложении, которые способны внушить мысль, что
все они передают не одну речь, а разные. Само собой разумеется, если бы речь
Урбана II действительно имела официальное значение, то она должна была бы
сохраниться в каком-нибудь акте, а не в случайном изложении писателей. Точно
так же и по отношению к организации крестового похода роль Урбана II сводится к
самым незначительным мероприятиям. Правда, он обещал принять под защиту церкви
имущество тех, кто отправится в крестовый поход, возобновил распоряжение о
прекращении внутренних войн, поручил епископу Адемару произнести отпущение
грехов для всех присутствовавших на соборе, но этим в сущности и ограничивалось
участие папы в деле такой важности для всего европейского человечества, как
организации крестового похода. Нужно было иметь мало политического такта и
совсем не понимать готовящихся событий, чтобы оставаться до такой степени
безучастным к организации и направлению похода, в котором за отсутствием
церковного руководства должны были получить место настроения, несогласные с
интересами церкви. Если таким образом папе Урбану и его Клермонской речи нельзя
приписывать решительного значения в деле Первого крестового похода, то остается
рассмотреть составные элементы, в которых составилась крестоносная армия, и в
них поискать разгадки движения.

В Первом крестовом
походе прежде всего выступает на первый план народное движение, оно шло впереди
и, по всей вероятности, вызвало движение высших классов. Во главе
воодушевленных проповедников, неотразимо действовавших на простой народ,
предание ставит Петра Пустынника, или Амьенского. Теперь уже доказано, что сага
о Петре Амьенском не имеет фактической достоверности, ибо стало известно, что
он не был в Иерусалиме и что рассказ о его видении в храме Гроба Господня есть
позднейший вымысел. Тем не менее, участие Петра и подобных ему лиц,
красноречиво обращавшихся к массам простого народа с проповедью о борьбе с
неверными, более всего содействовало тому, что идея крестового похода стала
популярной в народных массах.

Петр Пустынник
проповедовал о походе в северной Франции; вокруг него собралось множество
народа с полным доверием к нему, как пророку Божию. В то же время некто Вальтер
из рыцарского сословия, по прозвещу Готшальк (Нищий), собрал массы народа в
других местах. К концу зимы он уже имел до 15 тысяч. Готшальк сначала действовал
вместе с Петром, потом отделился от него и сам собрал огромную толпу из
франков, швабов и лотарингцев. Проходя через Германию, эти толпы нападали на
сельских жителей, производили грабеж и вообще не хотели соблюдать приказаний
своих малоуважаемых вождей. В прирейнских городах Трире, Майнце, Шпейере и
Вормсе толпы крестоносцев напали на евреев, многих перебили и разграбили их
имущество. Означенные вожди и их сподвижники, выступившие в поход весной 1096
г., стояли во главе хотя и многочисленного, но самого жалкого сброда, к
которому принадлежали преступники, беглые крестьяне и не ужившиеся в монастырях
монахи. Эти первые крестоносные толпы не имели с собой ни запасов, ни обоза, не
признавали никакой дисциплины и позволяли себе невообразимые насилия на пути,
оставляя по себе самую дурную память. С подобными нестройными массами в первый
раз знакомятся греки и турки-сельджуки и по ним составляют понятие о целях,
средствах и силах крестоносцев.

Когда
крестоносное ополчение приблизилось к границам Венгрии, там уже знали, с кем
приходится иметь дело, и приняли меры предосторожности. Король Каломан стоял с
войском на границе и поджидал крестоносцев. Он соглашался не только пропустить
их, но и снабдить съестными припасами, если они не будут позволять себе насилий
и беспорядков. Первая толпа, пришедшая в Венгрию, имела во главе Готшалька.
Здесь она услыхала, что другой отряд, предводимый графом Эмиконом Лейнинген,
был почти весь уничтожен в Чехии князем Брячиславом. Тогда ополчение Готшалька,
считая своим долгом отомстить за своих собратьев, начало опустошать страну, по
которой оно проходило. Каломан напал на крестоносцев и одним ударом решил
участь всего отряда. Позже этой же дорогой прошли толпы, предводимые Петром и
Вальтером. Наученные опытом, они прошли через Венгрию в должном порядке и без
особенных приключений. Но на границе Болгарии их ждал враждебный прием. Петр
проходил через Болгарию как через неприятельскую землю и, весьма ослабленный,
добрался до границ Византийской империи. Численность крестоносцев, после всех
потерь, доходила до 180 тысяч.

Когда ополчение
Петра достигло границы Византийской империи, царь Алексей Комнин послал
навстречу ему послов и обещал снабжать Петра всеми продовольственными
средствами, если он без замедления поспешит к Константинополю. На местах
остановок крестоносцы действительно находили припасы, и греческое население
относилось к ним с доверчивостью и не разбегалось при их появлении. Только на
два дня Петр остановился в Адрианополе и 1 августа 1096 г. прибыл к столице.
Здесь к нему присоединились остатки отряда Вальтера, императорские чиновники
указали им место остановки и расположения. Император отнесся к этой
крестоносной толпе со всей гуманностью и состраданием. Он уговаривал Петра
переждать на европейском берегу пролива, пока подойдут рыцарские отряды, ибо
плохо вооруженная толпа, каково было почти 200-тысячное войско Петра, не в
состоянии сражаться с турками. Призвав к себе Петра и расспросив его, император
понял, что он имеет дело с мечтателем, совершенно не знакомым с принятыми им на
себя обязанностями предводителя. Алексей, однако, выразил полное расположение к
Петру, сделал ему подарок, приказал раздать деньги и припасы его отряду и
просил лишь соблюдать порядок и не допускать насильственных действий.
Крестоносцы бродили по городу, удивлялись роскоши и богатствам; беднякам нельзя
было брать за деньги все, что им нравилось, и они начали брать силой.
Последовали неизбежные столкновения, пожары и опустошения. Благочестивые
крестоносцы стали жаловаться, что их против воли удерживают на европейском
берегу и не позволяют вступить в борьбу с врагами креста Христова. Что
оставалось делать византийскому правительству? Не без удовольствия оно вняло
ропоту толпы и дало ей возможность переправиться на азиатский берег. Здесь при
Еленополе, на северо-западе от Никеи, крестоносцы расположились лагерем. На
неприятельской земле, в виду турок-сельджуков, владения которых простирались
тогда почти до самого берега моря, крестоносцам нужно было держаться со всей
осторожностью и в полном подчинении одному вождю. Но Петр не сумел сохранить
своего влияния: толпы расползлись по окрестностям, грабили селения и опустошали
страну, одной удалось даже близ Никеи одержать верх над турецким отрядом. С
кичением и самонадеянностью удальцы рассказывали в лагере о своих подвигах;
составилась другая толпа охотников, пожелавшая повторить набег. Все это
делалось помимо Петра Пустынника, против его советов и предостережений. С
огорчением он оставил лагерь крестоносцев и возвратился в Константинополь
поджидать рыцарских ополчений. Затем все крестоносное войско постигла самая
жалкая участь. Между тем как толпа охотников, запертая в одном укреплении, была
уничтожена турками, в Еленопольском лагере был распущен ложный слух, что Никея
взята крестоносцами. Все пожелали участвовать в добыче и шумно, без всякого
порядка, снялись с лагеря. Путь лежал по гористой местности, которую заняли
турки. Нестройная и беспорядочная толпа крестоносцев была перебита в один день,
немногие спаслись бегством к Босфору и перевезены на греческих лодках в
Константинополь. Это было в первых числах октября 1096 г.
Крестовый
поход знати.

Рассказанные
события составляют введение в Первый крестовый поход. Большинство участвовавших
в этих событиях были люди, которые не возвышались до политических целей и
соображений и действовали только под влиянием фанатического чувства; насилия и
убийства, совершенные ими в тех странах, через которые они проходили, стремясь
к своей цели - в Венгрии, Болгарии и Константинополе, казались им вполне
благочестивыми подвигами, непосредственно относившимися к делу. Несчастный
опыт, сделанный первыми крестоносцами, послужил уроком для последующих
крестоносных войск. Как венгры, болгары, так и сами греки стали недоверчиво
относиться к действиям крестоносцев и их целям; по первым толпам они судили
вообще о всех крестоносцах. Но кроме этого обстоятельства весьма невыгодно
отозвалось на крестоносцах и то, что несчастный исход октябрьской катастрофы,
уничтожив сотни тысяч крестоносцев, вселил уверенность в турок. Как у греков,
так и у турок возникли новые планы относительно крестоносцев.

События 1096 г.
должны были ускорить движение рыцарей. Проповедь о крестовом походе нашла
приверженцев и среди высших слоев общества; но она не коснулась тех лиц,
которые могли направить движение по одному плану и к одной цели. Ни
французский, ни английский, ни немецкий короли не могли принять и не приняли
участия в этом движении. Это объясняется тем, что как король французский, так и
германский император состояли в неблагоприятных отношениях с римским престолом.
Филипп I, король французский, навлек на себя гнев святого престола своим
бракоразводным процессом. Германский король Генрих IV находился в самом
критическом положении; он был вовлечен в трудную и опасную борьбу за
инвеституру и готовился в это время смыть с себя позор каносского свидания. Но,
не принимая личного участия, никто из них не мог и остановить начавшегося
движения. Среднее и высшее сословия - рыцари, бароны, графы, герцоги - были
увлечены сильным движением низших классов, к которым пристали также и города, и
не могли не поддаться общему течению. Видя массы народа, которые без оружия,
без провизии стремились в неизвестные земли на неизвестное рискованное
предприятие, военные люди считали бесчестным оставаться спокойными на своих
местах.

Летом 1096 г.
началось движение графов, герцогов и князей. В середине августа снарядился в
поход Готфрид Бульонский, герцог Нижнелотарингский (племянник Готфрида
Бородатого, который в борьбе за инвеституру был решительным врагом Григория
VII). Готфрид Бульонский имел качества феодального государя, который хотел
провести в своих владениях меры, противоположные интересам святого престола, и
совершенно не сочувствовал недавней победе папства над светской властью. Но как
скоро Готфрид Бульонский принял участие в крестоносном движении, народная сага
придала ему церковный характер. В этом облике для историка трудно отличить
настоящего Готфрида, отделить действительность от фантазии, истину от вымысла.
По позднейшим преданиям, свой род Готфрид ведет от Карла Великого. Он находится
в прямой связи с папами, он их помощник и слуга; он строит, одаривает церкви...
Но если исключить из образа Готфрида все что приписывает ему сложившаяся
позднее мифологическая традиция, то он представляется нам в высшей степени не
симпатичным, не идеальным. Он желает на Востоке вознаградить себя за те потери,
которые понес в собственных владениях. Чтобы иметь средства для похода, он
заложил свои владения епископу Люттиха и Верлюна. Получив за это значительную
сумму денег, он собрал вокруг себя многочисленный отряд (до 70 тысяч) из хорошо
вооруженных рыцарей и снабдил его провиантом и всем необходимым для дальнего
похода.

К нему
присоединились его братья Евстафий и Бодуэн, впоследствии король Иерусалимский.
Готфрид не был главным начальником всего похода, но во многих случаях князья и
бароны спрашивали его совета и руководствовались его мнениями. Он держал путь к
Константинополю через Венгрию и Болгарию, то есть шел той же дорогой, что и
ополчение Петра, Вальтера и других.

Наследственные
земли французской короны того времени выставили отряд под предводительством
брата короля, Гуго графа Вермандуа. Это был еще молодой человек, гордый своим
происхождением и рыцарской славой, тщеславный и пустой, по свидетельству Анны
Комнины. Поход был для него лишь средством для поиска славы и новых владений.
Он спешил как можно скорее добраться до Константинополя и предпринял путь через
Италию, чтобы отсюда морем переправиться в Византию. Поспешность повредила ему;
он действительно первым попал в Константинополь, но в печальном положении: буря
прибила его судно к берегу, и он должен был без особенных почестей отправиться
в Константинополь по приглашению императорских чиновников.

На севере
Франции составилось два ополчения: герцог Нормандии Роберт, сын Вильгельма
Завоевателя и брат тогдашнего английского короля Вильгельма Рыжего, предпринял
поход уже совсем не из религиозных побуждений. В своем герцогстве он
пользовался весьма ограниченной властью и располагал малыми доходами. Большая
часть городов Нормандии принадлежала английскому королю; бароны не оказывали
повиновения своему герцогу. Для Роберта поход в Святую Землю казался
единственным средством выйти из затруднительного положения, в которое он
поставил себя в Нормандии. Заложив английскому королю свое герцогство, Роберт
получил необходимую для предприятия сумму и собрал вокруг себя рыцарей
Нормандии и Англии. Другое ополчение собралось во Фландрии под
предводительством Роберта Фриза, сына известного графа того же имени, пилигрима
в Святую Землю, находившегося в дружественных отношениях с царем Алексеем
Комнином. Все три ополчения северной и средней Франции направились через
Италию, где папа Урбан благословил их предприятие, причем Гуго Вермандуа
получил из рук римского епископа священную хоругвь* .

Из южной Франции
составилось ополчение под главенством Раймунда, графа Тулузского. Он уже ранее
прославился в войнах с арабами и обладал всеми качествами народного вождя.
Стотысячный отряд и строгая дисциплина снискали уважение графу Тулузскому в
Греции и в Азии. Он шел через Альпы к Фриулю и потом берегом Адриатического
моря через Далмацию. Граф Раймунд Сен-Жиль играет странную роль среди других
предводителей крестоносного ополчения. В нем мало энергии, мало
предприимчивости; он как бы сам упускал из рук свое главенство и отдавал его
другим.

Французские
крестоносцы, избравшие путь через Италию, не успели все переправиться в
Византию до наступления зимы. Часть их зимовала в Италии. Этому обстоятельству
следует приписать движение, появившееся в южной Италии в начале 1097 г. Князь
Тарентский Боэмунд, сын Роберта Гвискара, владел маленьким княжеством, не
удовлетворявшим его честолюбию и не соответствовавшим его военной славе. Он
вошел в переговоры с оставшимися в южной Италии толпами крестоносцев и убедил
их примкнуть к нему и под его начальством начать поход. Значение Боэмунда
Тарентского особенно усилилось тем, что с ним соединился для похода его
племянник Танкред, замечательнейшее лицо Первого похода. Южно-итальянские
норманны, самые опасные враги Византии, не один раз уже считавшиеся с ней из-за
обладания Далмацией, вносили, в лице своих представителей Боэмунда и Танкреда,
новый мотив в крестоносное движение - политические счеты и вражду к Византии.
Силы норманнов могли равняться по качеству с силами французских рыцарей. Но
предводители их были кроме того чрезвычайно коварны и корыстолюбивы. В
особенности Танкред не мог переносить их присутствия, держался во всем походе
недоверчиво и не хотел подчиняться выгодам общей пользы. Зимой 1096 г. норманны
были заняты общим делом - войной с Амальфи. Боэмунд воспользовался случаем,
сосредоточившим в одной местности норманнских рыцарей, и убедил их, что лучше
искать счастья в отдаленных землях, чем терять время в осаде Амальфи. Так князь
Боэмунд стал во главе южноитальянских и сицилийских норманнов, вместе с тем в
Первый крестовый поход вносился мотив сведения политических счетов с Византией.
Все перечисленные отряды преследовали совершенно самостоятельные цели. Общего
плана действия и главнокомандующего не было. Даже части отрядов и отдельные
рыцари нередко переходили от одного вождя к другому.

В
Константинополе заблаговременно получались сведения о движении князей, о числе
их войска и направления, какого они держались на пути в Азию. Само собой
разумеется, точных известий не могло быть: доносили, что крестоносцев более,
чем звезд на небе и песка на берегу моря, подозревали у некоторых вождей
враждебные намерения относительно самой столицы Византийской империи. Царевна
Анна Комнина так передает впечатление, произведенное крестоносным движением:
"Разнеслась весть о нашествии бесчисленных франкских ополчений. Император
испугался, ибо знал, каков был этот народ - неудержимый в порывах, неверный
данному слову, изменчивый. Не без основания, предвидя важные затруднения, он
принял свои меры, чтобы быть готовым встретить вождей крестоносного
ополчения".

Византийское
правительство упрекают в том, что оно своим недоверием и интригами парализовало
действия крестоносцев и одно должно нести ответственность в неуспешности всего
предприятия. Вместо того, чтобы вместе с вождями. Первого похода идти против
турок-сельджуков, император Алексей, говорят, довел до крайних пределов
подозрительность и думал извлечь личные выгоды из крестового похода. В
дальнейшем изложении мы будем иметь возможность судить о взаимных отношениях
византийского правительства и вождей крестового похода; теперь же заметим, что
византийцы и крестоносцы иначе понимали весь ход отношений, из чего возникали
крупные недоразумения и промахи со стороны тех и других. На первых порах Алексей
остановился на мысли - пользуясь разобщением вождей и отсутствием между ними
такого руководителя, который заправлял бы всем походом, не допустить, чтобы все
отряды в одно и то же время собрались около Константинополя; наблюдать особо за
каждым вождем, как скоро явится он в пределах Византии, и стараться по
возможности скорее переправить его на азиатский берег. Знакомясь отдельно со
свойствами и характером каждого предводителя, Алексей вступил с некоторыми из
них в приязнь и завязал дружбу, вследствие чего должен был измениться и его
взгляд на поход. Тогда открылась возможность поставить вопрос, чтобы все
завоевания, которые могли бы сделать крестоносцы у турок, переходили к
византийскому императору и чтобы вожди предварительно дали в этом присягу.

Первым, с кем
познакомился Алексей, был Гуго, граф Вермандуа. Еще из Италии он отправил к
императору два письма, извещая о своем решении принять крест и о том, что
высадится на византийскую землю в Драче (Dyrrachium-Epidamnus). На основании
этих писем в Константинополе были сделаны соответствующие распоряжения. Местные
власти получили приказание сейчас же по прибытии Гуго дать об этом знать в
столицу и стараться без всякой медлительности препроводить его далее. Несколько
судов греческого флота крейсировало около берега и наблюдало, когда прибудет
Гуго. На беду, Гуго не мог встретить торжественного приема: буря выбросила его
корабль на берег, византийская береговая стража нашла его в жалком положении.
Сообразно полученным приказаниям, Гуго препроводили в Константинополь, где
император устроил ему почетную встречу. Это было вскоре за поражением турками
первой крестоносной толпы под Никеей, приблизительно в декабре 1096 г.
Император был к нему весьма любезен, оказывал ему почет и внимание и без
особенной борьбы убедил его дать вассальную присягу. За Гуго следили и доносили
императору обо всем, что он делал и с кем говорил; на Западе из этого
распространилась молва, что Гуго находится в плену и что император вынудил его
дать ленную присягу.

Готфрид, герцог
Нижнелотарингский, был уже в византийских пределах, когда узнал, что сделалось
с Гуго и как он дал византийскому царю присягу на верность. Он отправил из
Филиппополя посольство в Константинополь, требуя, чтобы Гуго была дана свобода,
затем начал опустошать область, по которой проходило его войско. За день до
Рождества Готфрид был уже под самым Константинополем. Император Алексей просил
его к себе для переговоров; но Готфрид боялся западни и не хотел войти в
столицу. Однако же крестоносцам отведено было место для стоянки, так как
Готфрид желал дождаться под Константинополем других вождей. Алексею не хотелось
иметь в герцоге Нижнелотарингском врага себе, и потому он употреблял все меры
предупредительности, чтобы вызвать его на личное свидание. Особенно, когда
весной 1097 г. к столице стали подходить остальные вожди, для византийского
правительства были совершенно основательные причины бояться их единодушного
нападения на столицу. Обмениваясь посольствами с Готфридом, Алексей оцепил его
лагерь печенежскими и славянскими наездниками с тем, чтобы совсем изолировать
его от отношений с вновь прибывавшими вождями. Между этими последними особенные
опасения возбуждал Боэмунд, князь Тарентский. Алексей хорошо знал этого вождя
по предыдущим войнам с Робертом Гвискаром. Воззрения на норманнов у
византийских писателей выражаются так: "Боэмунд имел старую вражду с
императором и таил в себе злобу за поражение, нанесенное ему под Лариссой;
общим движением на Восток он воспользовался с тем, чтобы отомстить императору и
отнять у него власть. Прочие графы и по преимуществу Боэмунд только для вида
говорили о походе в Иерусалим, на самом же деле имели намерение завоевать
империю и овладеть Константинополем"* . Можно догадываться, в каком
тревожном состоянии было византийское правительство, когда Готфрид не подавал
надежды на примирение, а Боэмунд приближался к Константинополю. Однако всю зиму
Алексей честно выполнял свои обязательства, своевременно доставляя припасы и
предупреждая столкновения. 3 апреля 1097 г. Алексей решился принудить силой
герцога Готфрида уступить. Правда, соображения византийского императора были
весьма негуманны, и византийцы первые начали делать нападения на отделявшихся
от лагеря крестоносцев. Алексей думал, что герцог не решится на борьбу с ним,
что запертый с одной стороны морем, а с другой - цепью византийского войска, он
поймет всю невыгоду своего положения и согласится дать требуемую присягу. Но
эти расчеты не оправдались: Готфрид поднял весь лагерь и прорвался через цепь
византийских войск. К вечеру того же дня крестоносцы подступили к стенам
города. Большой опасности лотарингцы внушать императору не могли, но ему и то
уже было неприятно, что дело зашло так далеко, что расчеты его оказались ложны.
К тому же было получено известие о приближении Боэмунда и его желании вступить
с императором в переговоры. И было чего опасаться: узнай Боэмунд о раздоре
между императором и герцогом, тогда соединились бы норманны и лотарингцы и дали
ему весьма чувствительный урок. Алексей сделал попытку повидаться с Готфридом и
поручил вести переговоры об этом графу Гуго. Но герцог сурово обошелся с Гуго и
колко заметил ему: "Ты, сын королевский, ставши рабом, хочешь и меня
обратить в рабы! Не хочу я ни ленной присяги давать, ни в Азию
переправляться". Тогда император приказал вновь теснить крестоносцев. Ход
событий проследить весьма трудно, по последующим событиям можно лишь заключить,
что крестоносцы терпели поражения и что ни Готфрид не узнал о приближении
норманнов, ни Боэмунд - о затруднительном положении лотарингцев. Герцог
согласился, наконец, принять предложение императора о личном свидании и явился
во дворец. Император принял франкского герцога сидя, окруженный толпой
царедворцев. Готфрид и его свита приблизились к трону и, коленопреклоненные,
целовали руку императора. Алексей поговорил с каждым из свиты Готфрида и
похвалил герцога за его благочестивую ревность, превозносил его военную славу.
Затем Готфрид дал за себя и своих рыцарей ленную присягу, обещая возвратить
императору все города, которые ему удастся отвоевать у турок. Не позже 7 или 10
апреля лотарингское войско было переправлено на азиатский берег Босфора. Пример
лотарингского герцога, давшего Алексею ленную присягу, имел значительное
влияние на сговорчивость последующих вождей, а для императора Алексея это
служило прецедентом - от каждого вождя требовать подобной же присяги.

Боэмунд шел в
Азию с другими намерениями, чем герцог Лотарингский. Он думал основать на
Востоке независимое владение, причем рассчитывал не только на норманнские силы,
но и на помощь императора. Боэмунду таким образом желательно было прикинуться
другом Алексея, для чего он заранее готов был на все уступки. Он отделился от
своего отряда, поручив его Танкреду, и в первых числах апреля поспешил к
Константинополю, чтобы переговорить с императором и войти с ним в соглашение.
Переговоры с Боэмундом были непродолжительны: как император, так и Тарентский
князь были лучшими политиками того времени и рассыпались друг перед другом в
любезностях. Против ленной присяги Боэмунд не нашел особенных возражений и
спокойно назвал себя вассалом императора. Ему было отведено роскошное помещение
в Константинополе и посылались кушанья с царского стола. Боэмунд боялся отравы
и отдавал приносимые блюда приближенным; тогда из дворца стали доставлять
припасы в сыром виде. В тот день, когда Боэмунд дал клятву, император показал
ему одну часть дворца, которая ради этого случая была украшена драгоценностями.
Золото и серебро лежало здесь кучами. У Боэмунда сорвались слова при взгляде на
эти сокровища: "Если бы мне владеть такими богатствами, то давно бы я
повелевал многими землями". Ему заметили, что сокровища назначены ему. Раз
Боэмунд предложил императору назначить его великим "доместиком
Востока". Алексей не дал на это ни своего согласия, ни резкого отказа,
оставляя Боэмунда в надежде получить это важное звание при благоприятных
обстоятельствах.

Остальные вожди
прибыли в Константинополь по большей части в мае. Роберт Фландрский и Роберт
Нормандский дали ленную присягу без особенных колебаний. Только граф Тулузский
Раймунд не уступил ни просьбам, ни угрозам, ни даже военной силе. Алексей мог
добиться от Раймунда только обещания не предпринимать ничего против жизни и
чести императора. Все отряды были перевезены на другую сторону Босфора. С конца
апреля лотарингцы и норманны двинулись к Никее, другие отряды пристали к первым
уже в походе. Император озаботился доставкой съестных припасов и обещал лично
присоединиться к крестоносцам, как скоро сделает предварительные распоряжения.

Алексей мог
находить весьма благоприятными для себя обязательства, которые дала ему большая
часть вождей. Во всяком случае важнейшие затруднения устранялись, как только
западные дружины были перевезены в Азию. Ближайшие отношения византийцев с
латинянами не могли, однако, склонить их к взаимному уважению и доверию.
Император еще раз потребовал торжественной клятвы от крестоносцев, когда они
уже переправились в Азию, причем случилось следующее. Один французский рыцарь,
принеся императору ленную присягу, сел на его трон, и император ничего не
осмелился заметить ему, "зная высокомерие латинян". После того, как
князь Бодуэн взял рыцаря за руку и указал на неприличие такого поступка, рыцарь
воскликнул, гневно смотря на императора: "Что за грубый человек, он сидит,
когда столь многие знатные стоят перед ним!"

В Малой Азии
крестоносцы должны были почти каждый шаг брать с боем. Византийское господство
на Востоке во второй половине XI в. было уничтожено турками-сельджуками,
которые сделались повелителями всего магометанского и христианского населения в
Азии. Широкие полномочия, которыми владели наместники провинций, и отсутствие
закона о престолонаследии были, однако, причиной того, что отдельные части
обширного султаната распались на независимые владения. Для крестоносцев было
весьма важно то, что иконийский эмир, владевший Малой Азией, не мог двинуть
против них большие турецкие массы, так как состоял во вражде с соседними
магометанскими владетелями Сирии и Армении, от султана же был в полной
независимости. Император Алексей Комнин, угрожаемый норманнами и печенегами, не
имел времени восстановить свою власть на Востоке, хотя внутренние раздоры и
усобицы турок не раз давали ему случай без особенного напряжения отнять у них
по крайней мере Малую Азию. Крестоносцам пришлось вести дело с эмиром
Килидж-Арсланом, который утвердил свою столицу в Никее, на восток его эмират
простирался до реки Евфрата. Нужно иметь в виду, что магометанского населения,
сравнительно с туземным христианским, не могло быть много, что симпатии
малоазийского населения скорее всего могли быть в пользу крестоносцев, чем турок-завоевателей.

Как ни искренно
было желание крестоносцев добраться скорее до Иерусалима, но прошло два года,
пока они прибыли в Палестину. События этих двух лет показывают, как между
предводителями различных частей крестоносного ополчения развился дух партии,
как постепенно изменились стремления и цели предводителей.

Более
выдающуюся роль в крестоносном ополчении играют норманны, в лице их
предводителя Боэмунда, герцога Тарентского, и провансальцы, предводимые
Раймундом. Причины возвышения этих двух вождей среди крестоносного ополчения
различны для каждого из них. Провансальцы были хорошо вооружены и вообще
отличались всеми необходимыми качествами правильно устроенного войска. Сам их
предводитель Раймунд был человек религиозного направления и принял крест,
исключительно следуя нравственным влечениям; для религиозных целей он готов был
пожертвовать всеми политическими интересами и соображениями. Совершенно
противоположного направления были Боэмунд и Танкред, представители норманов:
это были князья, видевшие в крестовом походе средство для достижения
политических целей. Все их стремления сосредоточивались теперь на Сирии, где
они хотели основать независимое княжение. Боэмунд был гениальным человеком как
в военном, так и в политическом отношении: где нужно было напряжение сил для
победы над сильнейшим врагом, где нужны были серьезные соображения и умно
составленные планы действий, там крестоносные вожди обращались к уму Боэмунда.
Норманны шли впереди всего крестоносного ополчения; они первые испытывали
натиски турок-сельджуков, они же первые подступили к Никее, тогда как другие
отряды крестоносного ополчения, оставшись позади, постепенно прибывали один за
другим. Мало есть данных, по которым можно было бы судить о численности всего
крестоносного ополчения. Можно думать, что из Константинополя отправилось всего
до 300 тысяч военных людей, кроме этого, судя по тому устройству войска,
которое было в обычае того времени, можно предположить, что в ополчении было
еще около 300 тысяч чернорабочих, женщин, детей и других лиц, добровольно
приставших к ополчению; следовательно, численность крестоносного ополчения
доходила во всяком случае до полумиллиона.

Обстоятельства,
можно сказать, благоприятствовали крестоносцам. Килидж-Арслан, уничтожив толпы
крестоносцев, предводимые Петром, Фолькмаром и другими, не ожидал новой
опасности, был вдали от Никеи, занимаясь набором новых войск. Город Никея
расположен на берегу озера, вокруг которого возвышаются крутые горы. Находясь в
выгодных условиях, данных самой природой для защиты от внешнего врага, и
окруженный стеной, город мог бы выдержать продолжительную осаду, но городской
гарнизон был малочислен и слаб. Население, окружавшее город, было
преимущественно христианское - греки и армяне, которые, естественно, своими
симпатиями были на стороне крестоносцев. Последние могли тем легче приобрести
эти симпатии, что вместе с ними следовал маленький греческий отряд, предводимый
греческим же стратигом. Первыми подошли к Никее норманны и лотарингцы. Хотя
народная сага выдвинула личность Готфрида Бульонского, как играющего
первенствующую роль в делах первого похода, но не ему, не лотарингцам
принадлежит главная роль: направление делам дают Боэмунд Тарентский и Раймунд
Тулузский, норманны и провансальцы.

Южная часть
города, обращенная к озеру, была плохо защищена; именно с этой стороны
крестоносцы и должны были начать свои военные действия. Так как крестоносцы
подходили к Никее отдельными отрядами, далеко не достаточными для того, чтобы
окружить город со всех сторон, то они и не могли повести правильной осады.
Подойдя в это время к городу Килидж-Арслан, он мог бы нанести крестоносцам
значительный урон, и их ошибка надолго осталась бы непоправимой. Боэмунд
уговорил вождей, не дожидаясь прихода Килидж-Арслана, дать ему сражение вдали
от Никеи. Килидж-Арслан потерпел поражение и должен был удалиться внутрь
страны, предоставив Никею ее собственной судьбе.

После поражения
Килидж-Арслана, крестоносцы воспользовались лодками, доставленными им по
распоряжению греческого императора, для военных операций против Никеи, со
стороны Асканиева озера. На 18 или 19 июня 1097 г. был назначен общий приступ,
которым заправляли Боэмунд Тарентский и Раймунд Тулузский. Утром того же дня
ворота города были отворены, и в город вошел византийский отряд. Греческий
стратиг, стоя у стены Никеи, вошел в отношения с комендантом и от имени
греческого императора потребовал сдачи города. Крестоносцы были возмущены таким
ходом дела. Они рассчитывали на богатую добычу, между тем представитель
греческого правительства отнял у них возможность грабежа. На их заявления он
ответил напоминанием о ленной присяге и объяснил, что крестоносцы могут
требовать удовлетворения от царя и он не откажет им, но что они обязаны
исполнять обещание, скрепленное присягой, согласно которой все отвоеванные у мусульман
города переходят во власть греческого императора и, следовательно, не должны
подвергаться разграблению. Князья должны были уступить и еще раз повторить
ленную присягу, от которой на этот раз не отказались и самые упорные, как,
например, Танкред. Император со своей стороны обещал впоследствии соединиться с
вождями, а в ожидании этого крестоносцам сопутствовал византийский
уполномоченный Татикий. Истинная цель миссии Татикия выясняется из дел под
Антиохией. По-видимому, он играл роль охранителя интересов византийского
императора. Внешним образом его миссия мотивировалась тем, что он, как
представитель греческого правительства, мог оказывать большое влияние на
православное греческое и армянское население страны, и таким образом
крестоносцы, при его помощи, могли пользоваться всеми теми удобствами, каких не
могли бы иметь, если бы им пришлось брать все вооруженной силой. Он обязан был
вести крестоносцев к Палестине более краткими и удобными дорогами.

От Никеи путь
крестоносцев шел через Дорилей, Иконий и Гераклею. Здесь они разделились на два
отряда: одни направились на юг, к Тарсу, другие пошли на северо-восток, чтобы,
обойдя Таврские горы, спуститься к Антиохии. Килидж-Арслан ожидал крестоносцев
при Дорилее, желая преградить их дальнейшее движение. Впереди крестоносного
ополчения шел Боэмунд со своим отрядом. Ему и принадлежит честь победы над
Килидж-Арсланом при Дорилее. Позднейшие писатели рассказывают, что Боэмунд,
отчаявшись в успехе своего предприятия при Дорилее, послал гонцов к
крестоносным вождям; гонцы, будто, пришли прямо к Готфриду; последний,
посоветовавшись с вождями, отправился лично на помощь Боэмунду и выручил его из
беды. Но известно, что Готфрид вовсе не участвовал в битве при Дорилее; Боэмунд
разбил Килидж-Арслана, соединившись с провансальцами. Сражением при Дорилее и
заканчивается более сильное сопротивление, которое турки оказывали
крестоносцам; Килидж-Арслан удалился внутрь страны и ограничивался слабыми
нападениями на отдельные отряды крестоносцев. Теперь, когда турки оставили
незанятыми области, прилегающие к морю, византийскому императору представилась
полная возможность восстановить свою власть на всем побережье Малой Азии без
особых жертв и затруднений.

Крестоносцы
обратили внимание на армян, которые, естественно, не были довольны магометанским
господством. Армяне, ослабленные ударами турок-сельджуков, долго отстаивали
свою независимость; но это удалось только тем, кто переселился в Месопотамию,
Каппадокию и северо-восточную Сирию, по побережью Средиземного моря.
Крестоносцы дали понять армянам, что, если они согласятся действовать заодно с
ними, то могут надеяться на освобождение от турецкого ига. Армяне с готовностью
приняли предложение крестоносцев: в самое короткое время они выгнали из своих
городов турецкие гарнизоны и турецкое население. Та часть крестоносцев, которая
направилась на северо-восток от Гераклеи, имела целью поднять на своем пути
христианские народности против турок и спуститься к Антиохии, где был назначен
сборный пункт крестоносного ополчения.

На юг от
Гераклеи в Киликию направились только Бодуэн, брат Готфрида, и Танкред со
своими отрядами; они держали путь к Тарсу, занятому слабым турецким отрядом.
Крестоносцы и здесь подняли против турок христианское население, как в стране,
прилегающей к Тарсу, так и в самом городе. Турецкий отряд должен был сдаться
крестоносцам. Здесь возникли пререкания между Бодуэном и Танкредом из-за права
на владение Тарсом. Честь победы была на стороне Танкреда, между тем Бодуэн
присвоил себе и победу и право на город. Рассвирепевший Танкред вырезал весь
турецкий гарнизон и выгнал Бодуэна. Этот факт свидетельствует о том, что в это
время у норманнского вождя уже созревала идея основания независимого владения.
Со своей стороны Бодуэн, потерпев неудачу под Тарсом, отправился искать счастья
в другом месте. Одержав несколько побед над сельджуками и приобретя
расположение армян, Бодуэн вошел в непосредственные отношения с князем Эдессы
Торосом и так расположил его в свою пользу, что вскоре был усыновлен им и
объявлен наследником княжества. Не довольствуясь этим, Бодуэн убил Тороса и
занял его престол. Таким образом с 1098 г. в Эдессе устраивается первое
княжение, во главе которого стоит западный герцог. Это княжение имеет важное
значение в том отношении, что оно составляло оплот для всех христианских
народностей и защищало христиан Малой Азии от ударов турецких волн, которые шли
из середины Азии.

К октябрю 1097
г. крестоносцы подступили к Антиохии, где провели целый год (с октября 1097 г.
по ноябрь 1098 г.). С одной стороны осада города, с другой внутренние раздоры
остановили дальнейшее движение. Этот год составляет целую эпоху в истории
крестовых походов. Дело в том, что Антиохия, самой природой поставленная в
весьма благоприятные условия для защиты от внешнего врага, была укреплена еще и
искусством. Город окружали высокие и толстые стены, по которым можно было
свободно ехать экипажем в четыре лошади; стены защищались 450 башнями,
снабженными гарнизонами. Укрепления Антиохии представляли таким образом
страшную силу, преодолеть которую, при недостатке осадных орудий, при
отсутствии дисциплины и неимении главнокомандующего, не представлялось никакой
возможности. Но и оставить позади себя такой важный стратегический пункт, каким
была Антиохия, которая служила оплотом всего мусульманского мира, крестоносцы
не могли. Правда, в самом мусульманском мире господствовала анархия, которая
была весьма полезна для крестоносцев. Сирия находилась тогда под двойным
политическим влиянием, исходившим из Египта и из Багдада. Фатимидский халифат
высылал толпы мусульман, которые, завладев некоторыми пунктами в Сирии и заняв
Иерусалим, значительно ослабили халифат Багдадский. Эмир Антиохии Баги-Сиан
ожидал помощи то от багдадского халифата, то от египетского. Все другие
мусульманские владения в Сирии также находились в положении политической
раздвоенности. Ожидания Баги-Сианом помощи со стороны египетского или
багдадского халифата остались тщетны; правда, несколько раз мусульманские
отряды показывались в виду Антиохии, но они были так незначительны, что не
осмелились вступить в бой с крестоносцами и не принесли никакой пользы
Баги-Сиану.

Осенью 1097 г.
крестоносная армия оказалась в весьма печальном состоянии. Грабежи, отсутствие
дисциплины и взаимная вражда заметно расслабляли крестоносное ополчение. Вожди
не успели ничего запасти для себя на осень и зиму, между тем в крестоносном
войске начались болезни, проявилась смертность, и перед страхом смерти целые
толпы и даже отряды, во главе со своими предводителями, обращались в бегство.

Боэмунд, князь
Тарентский, который и прежде играл видную роль в крестоносном ополчении, как
опытный вождь, как храбрый неустрашимый рыцарь, как устроитель рядов, под
Антиохией отличился уже как искусный политик. Боэмунд увидел, что Антиохия со
своими неприступными и несокрушимыми укреплениями, со своим выгодным положением
(недалеко от Средиземного моря, на реке Оронте, впадающей в море) представляет
весьма удобный пункт для основания в ней независимого княжества, что составляло
главный предмет всех его стремлений и желаний. Дела его в Эдессе и Тарсе только
разжигали честолюбие тарентского князя. При достижении намеченной цели ему
могло мешать присутствие в крестоносном войске уполномоченного греческого
императора. Роль Татикия, правда, была двусмысленна, но важно то, что он в
походе был представителем и защитником интересов греческой империи. С точки
зрения Татикия, и Антиохия, подобно Никее, будучи взята крестоносцами, должна
была принадлежать греческому императору и никому другому. Положение Татикия
среди крестоносного ополчения было довольно влиятельным, он умерял честолюбивые
стремления отдельных вождей. Раймунд Ажильский, писатель крестовых походов,
обвиняет Татикия в том, что он, отчаявшись в успехе осады, подговаривал князей
снять осаду с города и расположить войска по окрестным селениям, что он поселил
между крестоносцами вражду и измену и скрылся из лагеря. Обстоятельство это
очень важно, но оно вообще не вяжется с положением и ходом дел. Анна Комнина
прямо обвиняет Боэмунда в вынужденном бегстве Татикия. Эти два противоположных
известия возможно объяснить следующим образом. Боэмунд, преследуя свои
честолюбивые цели, тяготился присутствием Татикия. Хотя намерения Боэмунда ни
для кого не были тайной, крестоносцы всякий раз, когда находились в стесненном
положении, вручали ему командование над союзными войсками, вынуждаемые к этому,
во-первых, необходимостью, во-вторых, насильственными действиями со стороны
самого Боэмунда. Татикий же, представитель византийского императора, был вполне
независим и самостоятелен в среде крестоносцев и в то же время пользовался
весьма большим авторитетом и мог оказывать влияние на весь ход дел. Боэмунду
нужно было во что бы то ни стало устранить это влияние. Когда разнеслась весть
о приближении 300-тысячной армии Мосульского эмира Кербуги, который шел на
выручку Антиохии, Боэмунд начал доказывать вождям, что Кербуга подослан
византийским императором, что цель участия Татикия в их войске состоит в том,
чтобы возбуждать мусульман против крестоносцев. Все это вызвало в крестоносцах
такую неприязнь против Татикия, что он вынужден был бежать. Бегство Татикия
имело важное значение для всего хода событий. Крестоносцы нарушили клятву,
данную византийскому императору, устранили греческий элемент из своего
ополчения и начали действовать на свой собственный страх. После бегства Татикия
Боэмунду открылось свободное поле для его честолюбивых замыслов. Боэмунд сыграл
здесь роль Ахиллеса под Троей. Обиженный Ахиллес оставил стан греков, провел в
бездействии целые месяцы, пока, наконец, греки, теснимые со всех сторон
троянцами, не были вынуждены просить его выручить их из беды. Увлекаемый
честолюбием Боэмунд, видя, что при той деморализации, которая господствовала
среди крестоносцев, нельзя поддержать осаду, и ожидая в то же время с часу на
час прибытия сильного мусульманского ополчения под начальством Кербуги, сделал
решительный шаг. Он заявил крестоносцам, что если они не предоставят ему
главного начальства над всем войском, если не пообещают оставить за ним это
главенство и на будущее время для ведения дела крестового похода, если, наконец,
не предоставят в его власть Антиохию в случае ее завоевания, то он умывает руки
и не отвечает ни за что, и вместе со своим отрядом оставит их. Между тем, среди
крестоносцев день ото дня увеличивалась смертность, бегство целых отрядов и
вождей. Находясь в таком положении, крестоносцы решили предоставить Боэмунду
все полномочия для ведения дела и обещали исполнить все, чего он требовал.

Боэмунд еще
раньше вошел в соглашение с одним из офицеров, защищавших антиохийские стены.
Это был Фируз, армянин по происхождению. Фируз, как христианин, не мог не
питать симпатий к крестоносцам, освободителям всего малоазиатского
христианства; кроме того, он питал личную вражду к Баги-Сиану, эмиру Антиохии.
Отношения Фируза и Боэмунда держались в тайне, и никто не знал о них. Боэмунд
на 2 июня назначил общий приступ на Антиохию. В ночь с 1 на 2 июня он подвел
свой отряд к башне, которую защищал Фируз; башня была сдана. С другой стороны в
Антиохию ворвались другие крестоносцы, и в городе началась резня; большая часть
мусульманского гарнизона, не успевшая спастись бегством, была перерезана и
перебита. Сам Баги-Сиан едва спасся бегством, но всего только на несколько
дней; его поймали и убили. Таким образом, 2 июня 1098 г. Антиохия была взята.
Но немного выиграли крестоносцы, заняв обнищавший, изнуренный голодом,
ослабленный продолжительностью предшествовавшей осады город.

На другой день,
3 июня, к городу подошел эмир Мосульский Кербуга с 300-тысячной турецкой
армией. Кербуга знал и о слабости крестоносного войска, и о том бедственном
положении, в котором оно находилось: крестоносное ополчение насчитывало теперь
не более 120 тысяч, остальные 180 тысяч частью погибли в битвах с мусульманами
и в трудном переходе по опустошенным областям после Никейского сражения, частью
же были рассеяны в различных городах Малой Азии в виде гарнизонов. Но и эти 120
тысяч вошли в город, лишенный всяких средств к пропитанию, притом они были
утомлены продолжительной осадой и длинными переходами. Кербуга знал это и
твердо решился голодом заставить крестоносцев сдаться. Крестоносцы очутились в
самом ужасном, безвыходном положении. Три недели они сидели запертыми в городе,
изредка делая незначительные и не имевшие никаких последствий вылазки,
пользуясь тем, что город не слишком тесно был окружен врагами. Для крестоносцев
оставалось одно средство к спасению: по реке Оронту спуститься к Средиземному
морю, в гаванях которого были венецианские торговые корабли. Но этот путь
представлял много опасностей, им пользовались, однако, сначала поодиночке, а
потом целыми отрядами, были даже случаи, когда князья и знатные рыцари
сдавались на милость мусульман или спасались бегством к морю.

К этому тяжкому
для крестоносцев времени относится появление саг и народных сказаний, которые
были продуктом болезненного, фантастического настроения народных масс. К этому
времени относится и происхождение саги о Петре Пустыннике. Исторический Петр
Пустынник, спасшись после уничтожения его армии, участвовал, правда, в Первом
крестовом походе, но не как вождь, а как простой пилигрим, без особенной силы,
авторитета и влияния. Только в весьма немногочисленном кружке простого народа
Петр Пустынник пользовался некоторым почетом и уважением, что выражалось в том,
что его избирали казначеем. Он был, между прочим, одним из первых, которые решались
бежать из Антиохии, и только Боэмунд остановил его. В это же время составилось
сказание о святом копье. Раймунд Тулузский, отличавшийся религиозным
настроением между остальными крестоносными вождями, вполне искренно верил в
святое копье. Но уже Боэмунд, находясь под Иерусалимом, подсмеивался над
Раймундом, доказывая ему, что рассказ о святом копье был вымыслом для
поддержания упавшего духа и для возбуждения мужества народных масс. Предание о
святом копье появилось следующим образом. Однажды приходит к Раймунду
Тулузскому один монах и рассказывает, что во время молитвы ему явился святой
Андрей и сказал, что в городе есть место, где скрыто копье, которым было
прободено ребро Спасителя, что именно в этом копье крестоносцы должны искать
свое спасение. Добродушный Раймунд поверил этому; объявили народу, начали
искать, нашли действительно заржавленное копье; толпы крестоносцев были
воодушевлены этой находкой. Боэмунд, назначенный главным предводителем
крестоносного ополчения, решился сделать последнее усилие, чтобы освободить
Антиохию от осады. В мусульманском войске между тем происходили раздоры между
предводителями, в продолжение трех недель многие из них оставили отряд Кербуга,
так что осаждающая армия значительно ослабла. 28 июня 1098 г. крестоносцы
сделали вылазку, прогнали мусульман и завладели всем их лагерем. Спасение
Антиохии и славная победа над Кербугой была приписана чудесной помощи святого
копья, которое с тех пор сделалось палладиумом крестоносцев.

Когда
крестоносцы завладели Антиохией, религиозный энтузиазм их вождей значительно
ослаб. Целый год они провели в бездействии, во взаимных спорах и распрях из-за
обладания Антиохией; они как бы совсем забыли о главной цели своего предприятия
- об освобождении от неверных Гроба Господня. Как только миновала опасность от
Кербуги, тотчас между сильнейшими вождями - Боэмундом Тарентским и Раймундом
Тулузским возник довольно крупный спор, характеризующий обоих предводителей.
Боэмунд напоминал теперь крестоносцам об их обещании, данном ему до взятия
Антиохии, и требовал исключительного господства в городе. Но у Раймунда
Тулузского, представителя законности и рыцарской верности долгу, была
многочисленная партия, которая в силу чисто материальных выгод находила
требования Боэмунда вполне несогласными с положением крестоносцев. Раймунд и
его партия настаивали, ввиду данных византийскому императору обязательств, на
том, что Антиохия должна быть передана во власть византийского правительства.
Партия Раймунда взяла верх, и в Константинополь было отправлено для переговоров
посольство, во главе которого стоял брат французского короля Гуго Вермандуа. О
результатах переговоров мы ничего не знаем, так как Гуго не возвращался более в
лагерь, он сел на корабль и удалился в отечество. То же сделал и другой вождь
Стефан Блуа, который, правда, не играл выдающейся роли в ополчении, но
участвовал в нем со значительным военным отрядом, так что его удаление не могло
не ослабить крестоносное войско. Боэмунд, чтобы отстоять свое право на
господство в Антиохии, обратил внимание вождей на поведение византийского
императора, свидетельствовавшее о его враждебных чувствах к крестоносцам. В то
самое время, когда крестоносцы, лишенные средств к пропитанию, изнемогали под
Антиохией, взятие которой замедлялось еще и тем, что они не имели осадных снарядов,
византийский император находился вблизи Антиохии со значительными военными
силами и осадными машинами и не захотел оказать крестоносцам никакой помощи;
между тем при переправе крестоносцев через Босфор он дал слово лично
участвовать в их походе. Теперь же, без особенных усилий занимая Эфес, Милет и
другие города, без особенных жертв одерживая победы над турками, ослабленными
крестоносцами, император ценою крови крестоносцев покупал легкие победы и
расширял свои владения. Именно на это обстоятельство указывал Боэмунд, как на
бесчестный поступок со стороны византийского императора, и ему удалось убедить
князей в том, что передача Антиохии византийскому правительству принесла бы
вред делу крестовых походов. Таким образом Антиохия была предоставлена во власть
тарентского князя.

В Антиохии
распространилась смертность, которая похитила многих знатных, в том числе и
папского легата, духовного представителя в Первом крестовом походе.
Крестоносное ополчение терпело большой недостаток в пище и в одежде. Лишения
приводили в экстаз простой народ, который приписывал свои несчастья небесной
каре за то, что медлили с освобождением Гроба Господня. Выведенный из терпения
народ угрожал сжечь Антиохию, если его не поведут дальше. Честолюбивый Боэмунд
устоял против искушения и не внял побуждениям долга, Раймунд же Тулузский и
другие вожди двинулись дальше. Они направились к Иерусалиму береговой полосой и
не теряли надежды вознаградить себя другими земельными приобретениями. Легкие
победы над ослабленным турецким населением более их не вознаграждали. Они с
завистью вспоминали об Эдессе, Тарсе и Антиохии. В особенности честолюбивыми
желаниями горел теперь Раймунд, более всего обиженный судьбой. Он был из
сильнейших вождей крестоносного ополчения, он теплее всех относился к делу
крестовых походов и, однако, до сих пор он не владел ничем; между тем и менее
знатные и менее сочувствовавшие делу похода имели уже независимые владения.
Раймунд остановился у Триполи. Уже все было готово для взятия города, как вдруг
Боэмунд, зорко и ревниво следивший за тем, чтобы вблизи его княжества не
появилось другого самостоятельного владения под главенством западного князя,
прислал к Триполи коварного Танкреда, который и помешал плану Раймунда. В
крестоносном лагере начались громкие жалобы на князей, простой народ требовал
немедленного движения к Иерусалиму. Тогда Раймунд, находя невозможным далее
противиться общему желанию, вынужден был оставить Триполи в середине мая 1099
г.

Крестоносцы
очень много потеряли в спорах из-за Антиохии и Триполи. Летом 1098 г.
Иерусалим, находившийся во власти слабого багдадского халифа, был завоеван
сильным египетским халифом. Таким образом, по мере приближения крестоносцев к
Иерусалиму, перед ними вырастали новые и сильные преграды. Иерусалим оказался
весьма укрепленным, снабженным сильным гарнизоном. Между тем крестоносная
армия, пришедшая к Иерусалиму, представляла одни жалкие остатки того блестящего
ополчения, которое два года назад переправилось через Босфор. Всех крестоносцев
было теперь не более 20 тысяч, и те были изнурены, обессилены длинными
переходами, битвами и всякого рода лишениями. В этом ополчении недоставало уже
многих знатных; часть погибла от эпидемических болезней, часть осталась в
различных завоеванных городах, часть вернулась в отечество. К Иерусалиму из
главных вождей пришли только три: Раймунд Тулузский, Роберт Нормандский и
Готфрид Бульонский, после присоединился Танкред. Но у них не было ни средств,
ни материалов для предстоявших осадных работ. Крестоносцам помогли в этом
отношении генуэзцы и пизанцы; они доставили все необходимое для осады и
средства к пропитанию. 15 июля 1099 г. Иерусалим был взят приступом.

Итак, цель была
достигнута, крест восторжествовал над исламом. Город был наполнен враждебным
мусульманским населением, завоеватели обошлись с ним в высшей степени жестоко.
Как бы в отмщение за свои продолжительные страдания, они предали мечу и огню
все, что было в городе мусульманского. Летописцы с удовольствием рассказывают о
лужах крови, по которым ходили воины христовы. Кровожадностью и хищностью
отличился Танкред, удовлетворивший на этот раз, сколько возможно было, свою
жестокость и ненасытную скупость. Первым делом, которое должны были решить
крестоносцы, был вопрос об устройстве административной власти в Иерусалиме. Но
здесь они снова разделились на две партии: одна стояла за то, чтобы устроить в
Иерусалиме церковную республику с патриархом во главе, - это партия духовного
господства; другая партия выдвигала светский принцип, эта последняя взяла
перевес. Предложили Раймунду Тулузскому принять на себя управление Иерусалимом,
но он в силу своих личных нравственных принципов отказался; предложили Роберту
Нормандскому, и тот отказался. Остался один Готфрид Бульонский, который и
согласился на предложение, заявив, однако, что будет носить титул не
Иерусалимского короля, а "защитника Гроба Господня". Таким образом
Иерусалим был предоставлен во власть герцога Нижнелотарингского Готфрида
Бульонского. Это обстоятельство имеет важное значение для последующей истории
государств, основанных западными князьями. В Малой Азии было другое княжество -
Эдесса, принадлежавшее брату Готфрида Бульонского - Бодуэну; таким образом, в
руках одного дома были два владения, которые при необходимости могли
соединяться и оказывать сильное влияние на политику и положение других
княжеств. Вручение власти над Иерусалимом Готфриду Бульонскому обусловливало
собой усиление лотарингского дома на Востоке. Готфрид Бульонский был человеком
добрым, уступчивым, но в то же время весьма недалеким. Он едва не упустил из
рук и той незначительной власти, которая ему досталась. В первый же год
княжения Готфрида Иерусалимское духовенство в высшей степени систематично
начало его стеснять, доводя его власть до минимума.

Самый
желательный, естественный ход событий вслед за окончанием Первого крестового
похода должен был бы заключаться в дальнейшем проведении того принципа, который
поставили себе крестоносцы, - принципа укрепления христианства в Азии и
ослаблении мусульман. Именно такой ход событий был желаем и ожидаем всем
христианским населением как Европы, так и Азии. Но так как усиление
христианского элемента в Азии обусловливало собой в то же время усиление тех
княжеств, которые были основаны крестоносцами, и так как это последнее
обстоятельство было противно видам и интересам византийской империи, то ход
событий принял совершенно иное направление. Византийские императорыр всегда
стояли на страже своих собственных интересов и препятствовали делу усиления
христианствв Малой Азии; этим обстоятельством объясняется все негодование, все
обвинения, которые направлены против Византии со стороны западно-европейцев.

Турецкий султан
Килидж-Арслан, выгнанный из Никеи, стесненный в Иконии, предоставивший всю
переднюю Азию ее собственной судьбе, не был уже более серьезным врагом для
Византии, которая и поспешила восстановить свои права в Малой Азии. Но раз
передняя Азия перешла во владение Византии, политика византийского императора
пошла дальше: он начал подумывать о том, чтобы подчинить своей власти Сирию,
Палестину и владения, основанные крестоносцами. Вот почему в событиях XII в. мы
встречаемся с явлением в высшей степени любопытным. Византийский император,
объявляя войну крестоносцам, часто заключает союзы с тем самым народом, который
так недавно еще готов был разрушить Византийскую империю, - заключает союзы с
турками. То же самое делают и западные князья: при угрозе со стороны
Византийской империи они, видя в ослабленных турках менее опасных врагов, чем
были для них теперь греки, заключают с турками союзы, чтобы общими силами
выжить из Азии беспокойных греков. Именно в этом обстоятельстве и заключается
весь трагизм положения дел и интерес изучения эпохи.

Между всеми
князьями выдающееся положение занял Боэмунд. Он, устроившись в Антиохии,
сохранил отношения с Западной Европой, что доставило ему весьма благоприятные
условия и выгодное положение для предстоящей ему деятельности. Боэмунд решился
округлить свои антиохийские владения; это и было вполне осуществимо, так как те
незначительные и слабые представители мусульманского населения, которые еще
остались вокруг Антиохии, не могли оказать большого сопротивления. Но Боэмунд в
1099 г. встретился с неожиданным для него противодействием. Император Алексей,
так часто обещавший прислать войско и лично участвовать в походе после занятия
Иерусалима крестоносцами, поднял оружие против самих крестоносцев, направив
свои действия на первый раз против самого опасного своего соседа князя
Антиохийского. Он снарядил флот и приказал осаждать приморский город Лаодикею,
занятый отрядом Роберта Нормандского. Отдать Лаодикею греческому императору
было далеко не в интересах Антиохийского князя, так как в этом случае он всегда
был бы подвержен неприятному соседству и наблюдению со стороны греков. Поэтому
взаимные отношения норманнов и греков в 1099 г., принимая все более резкий характер,
дошли наконец до полного разрыва. Борьба между противниками возгорелась и
привлекла к участию посторонние силы. К малоазийским берегам в это время
прибыли корабли генуэзцев и пизанцев, привезшие свежие, хотя и немногочисленные
военные силы, направлявшиеся в святую землю. Им Боэмунд и указал, что опасность
грозит в настоящее время не от мусульман, а от греков, и легко привлек их к
участию в борьбе. Таким образом Боэмунд, сделав свой личный интерес общим
делом, выгнал греческий гарнизон из Лаодикеи, а пизанцы начали нападать на
приморские города.

Сила Боэмунда
была в высшей степени серьезна, другие князья сравнительно с ним не имели
значения. У Готфрида, князя Иерусалимского, было не более 200 рыцарей и до двух
тысяч малодисциплинированного войска. При такой малочисленности дружины
положение "защитника Гроба Господня" было весьма незавидным. Боэмунд
понял это и желал распространить свое влияние на Иерусалим. Для этого он
отправился в столицу Готфрида как бы для того, чтобы исполнить тот нравственный
долг, который лежал на нем, - поклониться Гробу Господню. Его сопровождала
довольно значительная армия, доходившая до 20 тысяч. Боэмунд оказал такое
влияние на дела в Иерусалиме, что патриархом Иерусалима был выбран архиепископ
пизанский Адальберт, человек, вполне преданный Боэмунду. Новый патриарх,
честолюбивый и ловкий политик, направил свои действия к тому, чтобы отнять у
Готфрида и ту тень власти, которую тот еще имел. Адальберт хотел основать на
Востоке святой престол, подобно римскому, ввести в Иерусалим духовный
абсолютизм и подчинить себе все светские княжества.

Если мы
припомним характер норманнских завоевателей, таких как Роллон, основавший свои
владения в Нормандии, как Роберт Гвискар, утвердившийся в Италии; если примем
во внимание политику и средства, какими пользовались эти князья для достижения
своих целей, то мы будем иметь возможность понять и оценить действия Боэмунда.
Боэмунд считал себя ничем не ниже Роллона и Роберта Гвискара и хотел повторить
в Азии дела, которые его предки совершили в Европе. Боэмунд был уже близок к
осуществлению этой своей исторической задачи. Владея сильной армией, он
округлил свое антиохийское княжество; здесь были мелкие государства,
принадлежавшие турецким эмирам; но эти эмиры не могли оказать Боэмунду сильного
сопротивления, так как они были ослаблены войной с крестоносцами, к тому же их
силы были разъединены внутренними раздорами. Но стремления Боэмунда имели
трагический исход, неблагоприятным образом отразившийся на всем христианском
деле. Боэмунд напал на опасного соперника в лице Данишменда Мелика-Гази, эмира
Сивасского (на Галисе). Оставшись позади крестоносцев, Данишменды успели
настолько усилиться, что после окончательного ослабления иконийского султана
выступили в 1101 г. главным оплотом мусульманства в Азии. Появление этой силы
было вполне ново и неожиданно для Боэмунда.

Когда Боэмунд
по просьбе армянского князя Гавриила в Малатии пошел войной на Мелика-Гази, то
против ожидания встретился с сильным турецким отрядом, потерпел полное
поражение, был захвачен со многими рыцарями в плен и отведен в Неокесарию, где
содержался около четырех лет (1101-1104). Этот плен имел важное значение для
всех христианских земель в Азии: христиане остались без своего главы, были
предоставлены собственным силам среди враждебного магометанского населения.
Боэмунд, находясь в плену у Мелика-Гази, вполне возможно, сделался его
политическим наставником и учителем. Как ни был груб Данишменд, он понял цену
своего пленника. Когда византийский император пожелал выкупить Боэмунда,
Мелик-Гази потребовал огромную сумму денег. Греческое правительство готово было
на все жертвы, лишь бы избавиться от грозного норманна. Но тут Боэмунда спасло
совершенно случайное обстоятельство: Мелик-Гази и Килидж-Арслан поссорились
между собой из-за того, как должна была быть разделена между ними выкупная
сумма за Боэмунда. Боэмунд воспользовался этим обстоятельством, чтобы выставить
им на вид опасность со стороны византийского императора. Он выяснил им, что
царь Алексей, завладев им, избавится от сильного и грозного врага и направит
тогда все свои силы против них; что если они дорожат собственно выкупной
суммой, то ее выплатят им друзья его - князья Иерусалима и Эдессы; что в данном
случае важнее не деньги, а политические интересы, в достижении которых он может
оказать большую услугу всему турецкому народу, соединившись с ним против
византийского императора. Боэмунд обещал турецким вождям всю переднюю Азию, а
себе выговаривал только Антиохию. Уполномоченный византийский Григорий
Таронит48, который вел с турецкими князьями переговоры о выкупе Боэмунда, был
вовлечен в обман и потому не донес византийскому императору, что переговоры
приняли неблагоприятный для Византии оборот. Мелик-Гази, получив за Боэмунда
выкуп от одного армянского князя, освободил его и препроводил в Тарс.*

Возвратившись в
Антиохию, Боэмунд собрал в свои руки все нити политического движения. Он
составил большой союз, в котором участвовали как магометанские, так и
христианские силы, и прежде всего направил свой удар против эмира Моссула и
Алеппо, который наиболее теснил христиан во время нахождения его в плену. Хотя
средства, собранные Боэмундом, и были значительны, но результат далеко не
соответствовал его ожиданиям: христианские князья потерпели полное поражение в
битве при Гарране (1104 г.). Это поражение имело весьма важное значение для
судьбы христианских княжеств на Востоке, оно возбудило новые надежды в
мусульманах и греках и поставило на край гибели самое существование
крестоносцев. К тому же и в будущем не предвиделось благоприятной перемены обстоятельств,
потому что христиане не сохраняли между собою солидарности; между вождями двух
племен норманнов и провансальцев продолжала расти вражда и недоверие.
Провансальцы в отсутствии Боэмунда при помощи греческого императора завладели
Триполи - обстоятельство, которое было весьма нежелательно для Боэмунда, так
как близкое соседство провансальцев могло серьезно угрожать судьбам
антиохийского княжества. Кроме того, Боэмунд имел основание недоверчиво
относиться к провансальцам еще и потому, что они в продолжение всего крестового
похода отстаивали интересы византийского царя, заклятого врага Боэмунда. После
рокового для христиан поражения при Гарране любая попытка со стороны Боэмунда,
в смысле ослабления византийской или мусульманской силы в Азии, казалась уже
неосуществимой и несвоевременной, ибо силы христиан были в высшей степени
ослаблены. Король Иерусалимский, который по своему положению должен был бы
играть передовую роль среди христиан и стоять во главе всякого предприятия,
направленного для ослабления врагов Христовых, Иерусалимский король,
"защитник Гроба Господня", был лишен всякой силы, всякого авторитета.
Если и оставались у кого средства для борьбы, то они сосредоточились в руках
антиохийского князя. Но он мало заботился об общих интересах, преследуя свои
личные цели. Таким образом политический горизонт христиан был мрачен; их
выручило случайное обстоятельство.

Для исполнения
своей заветной мечты Боэмунд составил обширный и дальновидный план. Находя
наличные средства христиан недостаточными для борьбы с двумя силами,
мусульманской и греческой, он решил вызвать для этой борьбы новые силы из
Европы. Он сообщил князьям, что они переживают в данную минуту весьма опасное
для себя время. "Но опасное время, - утешал он, - возбуждает к великим
планам и предприятиям. Я полагаю, что в Антиохии можете оставаться вы одни; я
же отправлюсь в Европу и привлеку новые силы для борьбы". Но Боэмунд был
далек от мысли составить Второй крестовый поход; честолюбивый и себялюбивый
князь преследовал одну личную цель - уничтожить византийского императора в
Азии. Этот план выясняется из действий Боэмунда, когда он был в плену у
мусульман, а равно и из последующих обстоятельств. Для выполнения этого плана
представлялось немаловажное затруднение. Греческий император, как бы предчувствуя,
что подобный план мог зародиться в уме предприимчивого норманна, приказал
греческим военным судам крейсировать у берегов Малой Азии. Существует легенда,
которую повторяет и Анна Комнина: чтобы обмануть бдительность греков, Боэмунд
будто бы приказал положить себя в гроб, и таким образом кораблю, везшему живого
мертвеца, удалось беспрепятственно пройти ту оборонительную линию, которую
составили греческие суда у берегов Малой Азии. С острова Корфу Боэмунд послал
письмо, полное угроз, греческому императору.

В Италии
Боэмунда ожидала восторженная встреча как героя и борца за святое дело. Папа
Пасхалий II, человек добрый и доверчивый, покровитель Боэмунда, дал ему
рекомендательные письма к королям французскому и немецкому и разрешил
проповедовать поход против схизматических греков. Боэмунд недаром провел в
Европе три года. Его вполне заслуженная слава, как лучшего предводителя
крестовых походов, выросла в глазах европейцев и доставила ему желанный успех.
Король французский женил его на одной из своих дочерей (Констанции), а другую
выдал за Танкреда, чем Боэмунд завязал связи с коронованными европейскими
особами. Его проповедь имела полный успех в Ломбардии, Франции и Германии. К
началу 1107 г., возвратившись в южную Италию, он стал выжидать соединения завербованных
им сил. Приморские города - Генуя, Венеция и Пиза предложили к его услугам
флот. Весной 1107 г. в южной Италии собралось многочисленное (свыше 30 тысяч)
ополчение, в изобилии снабженное оружием и съестными припасами. Эта эскадра
должна была внушать серьезные опасения грекам. Таким образом, во имя идеи
уничтожения византийского господства и завоевания греческой империи, под
знаменами Боэмунда соединились Германия, Франция, север и юг Италии.

Ополчение, во
главе которого стоял норманнский вождь, направилось прямо к византийским
владениям и осадило город Драч (Dyrrhachium). В 1081 г. Роберт Гвискар напал на
византийские владения, но с тех пор обстоятельства во многом изменились в
пользу Империи. Вследствие побед, одержанных крестоносцами на Востоке, Византия
избавилась от врага, угрожавшего ей в Азии, и император Алексей, располагая
значительными морскими и сухопутными силами, имел полную возможность защищать
свои западные владения. Драч оказался очень сильным и укрепленным городом, для
взятия которого нужно было сделать еще большие приготовления: построить
лестницы, стенобитные машины, башни, а леса у крестоносцев не было. К этому
присоединилось еще и то, что греческий флот отнял у крестоносцев возможность
подвоза съестных припасов. Крестоносцы начали терпеть лишения; поднялся ропот
среди войска; от Боэмунда требовали, чтобы он не тратил бесполезно времени в
осаде одного города, а вел бы войско дальше. Подобное внутреннее и внешнее
положение дел заставило Боэмунда прекратить осаду и начать переговоры с
византийским императором. Царь Алексей хорошо знал своего противника и потому в
переговорах употребил всю осторожность и настойчивость. В 1108 г. был заключен
мир, унизительный для честолюбия норманнского князя. Он должен был отказаться
от всех своих планов, от притязаний на Киликию, Лаодикею и провансальские
владения, обязался передать Антиохию византийскому царю, если не оставит после
себя мужского поколения, и, что еще унизительнее, даже употребить силу против
своего брата, если бы он не согласился на эти условия. Этим и оканчивается
деятельность Боэмунда. С 1108 г. он уже не играет никакой роли. Может быть, он
и хотел еще раз повторить свою попытку, но на этот раз не встретил более того
одушевления в Европе, какое нашел ранее. Да и обстоятельства были совсем иные.
Папа Пасхалий был в борьбе с германским императором Генрихом V, занятый тяжелой
и рискованной борьбой, папа на этот раз иначе взглянул на дело Боэмунда и не
только не оказал ему поддержки, но даже вошел в отношения с византийским царем
и готов был сделать ему крупные уступки относительно южной Италии, чтобы
получить от него помощь в борьбе с Императором. Боэмунд умер в 1111 г.
Подвывод.

Оценивая
деятельность Боэмунда, нужно признать, что он принес много вреда всему
христианскому делу на Востоке, что он есть главный виновник всех бедствий,
неудач и потерь крестоносцев. Христиане на Востоке должны были преследовать
одну цель: твердо сохраняя солидарность между собой, они должны были заключить
в то же время прочный союз с Византийской империей и направить все силы на
мусульман. Между тем роковая ошибка христиан заключалась в их соревновании
между собой и во вражде с Византией, и самая сильная ответственность в этом
отношении падает на Боэмунда. Он своим честолюбием поселил антагонизм между
Византийской империей и крестоносцами. Он первый ввел в практику тот странный
прием, к которому впоследствии прибегали и византийские императоры: он первый
начал заключать дружественные союзы с тем народом, против которого было
направлено все крестоносное движение.

Ввиду ложного
направления, данного крестовому походу по вине Боэмунда, и принимая во внимание
слишком незначительные силы, какими располагали оставшиеся на Востоке вожди,
естественно возникает вопрос: чем же держались основанные крестоносцами
княжества Антиохийское, Иерусалимское и Эдесское?

Главная волна
крестоносцев, отхлынувшая на запад, питала там чувство соревнования своими
рассказами о подвигах и успехах, которые имели крестоносцы в Азии. Правда, эти
же рассказы говорили об опасностях и лишениях, которым подвергались
крестоносцы; но рыцарские роды, не владевшие землями на Западе и не имевшие
надежды на приобретение военной славы и добычи на родине, охотно поддавались
мечтам прославить себя военными подвигами и приобрести независимые владения.
Таким образом, возвратившиеся на родину из Азии крестоносцы оживили в своих
европейских соотечественниках религиозный энтузиазм и чувство военной чести.
Результат этого - прилив новых волн западных народов на Восток. В 1101 г.
последовало первое движение. Бароны Италии, Франции и отчасти Германии
составили сильное ополчение, которое только отчасти в лице своих отдельных
весьма немногочисленных вождей было проникнуто религиозным энтузиазмом;
большинство же рыцарей питали честолюбивые цели. Отряд этот, достигавший 300
тысяч человек, направился в Азию обычным путем, которым шли все крестоносцы
через Константинополь. Участь этого ополчения весьма печальна: его вожди,
узнав, что главная опора восточных христиан - Боэмунд - находился в плену у
мусульман, хотели силой освободить Боэмунда. В стычках с Килидж-Арсланом и
султаном Каппадокийским Данишмендом, они были почти все уничтожены; только
весьма незначительная часть их достигла Антиохии и Иерусалима и поддержала
ослабленные силы Танкреда и Бодуэна.

Другое большое
движение произошло в 1107 г., под предводительством Боэмунда; как мы видели
выше, отряд Боэмунда потерпел полную неудачу при Драче, и только часть его
достигла Сирии.

Итальянские
торговые города: Генуя, Венеция и Пиза - увидели в крестовых походах средство
распространения своей торговли. Эти города владели уже торговыми факториями на
многих островах Средиземного моря; теперь, пользуясь крестоносным движением,
они основали свои фактории в Сирии и Палестине и снабдили крестоносцев военными
кораблями. Лучшими своими успехами крестоносцы обязаны военным силам и помощи
итальянских городов. Особенно сильный энтузиазм охватил в это время северную
Италию и южную Францию, которые и высылали многочисленные отряды. Таким образом
в течение всего XII столетия происходит движение рыцарей с Запада на Восток и
последовательно продолжается прилив новых сил, которые оказали большую
поддержку христианам, приобретшим независимые владения на Востоке. Это и было
первым средством, которым держались христианские княжества.

Второе
средство, поддерживавшее восточных христиан против напора мусульман,
заключалось в рыцарских орденах религиозно-военного характера. Происхождение
этих орденов следующее. Благочестивые люди основывали в Иерусалиме
благотворительные заведения - богадельни, госпитали, цель которых была
оказывать помощь как бедным пилигримам, так и туземному христианскому
населению: здесь находили прием все бедные, не имевшие собственных средств к
жизни, и все те, кто нуждался в присмотре и уходе. Такова была цель этих
учреждений еще в XI в.; в XII в. они ставят себе новые задачи и новые цели.

Одному из таких
монашеских братств Бодуэн отвел место поблизости от Соломонова храма. Это
братство, владевшее значительными средствами, расширило свои первоначальные
задачи, поставив себе целью поддержать падающие христианские княжества на
Востоке; таким образом это братство получило чисто военный характер:
"Milites templi", тамплиеры. Один из членов этого братства, Гуго
Пайенский, отправился на Запад и, запасшись письмами папы, набирал прозелитов в
орден. Германский император и английский король сделали богатые пожертвования,
которые дали возможность ордену тамплиеров составить значительные военные силы.
Рыцари этого ордена, отличавшиеся хорошим вооружением, составляли лучшее
христианское войско на Востоке. Их отличительная одежда - белый плащ с красным
крестом - наводили ужас на мусульман.

Рядом с орденом
тамплиеров образовался и другой военный монашеский орден - госпиталистов.
Первой целью этого братства была благотворительность. Когда тамплиеры преобразовали
свой орден в монашествующее рыцарство, то их примеру последовали и госпиталисты
(иначе называемые - иоанниты); отличительная одежда их - черный плащ с белым
крестом. Эти ордена получили решительное преобладание в делах и судьбах
Иерусалимского королевства и были могучим фактором в борьбе христиан с
мусульманами.

Еще
значительнее было третье средство, которое поддерживало христианские
королевства на Востоке. Провансальские бароны не могли забыть того, что их
сюзерен, тулузский герцог был князем в Триполи; точно в таком же положении
относительно Востока находились князья и бароны Лотарингские: двое из
лотарингских князей имели на Востоке княжества - один Эдесское, другой -
Иерусалимское. Связь Лотарингии и Прованса с тремя упомянутыми малоазийскими княжествами
была жива и поддерживалась обменом отношений. Особенное значение имело событие
1131 г., когда прекратилась в Иерусалиме лотарингская линия. Бодуэн, король
Иерусалимский, перед смертью сделал весьма умный шаг: он связал родственными
узами линию лотарингского дома с одной из самых сильных графских фамилий на
Западе; он обручил свою дочь Мелизинду с Фульком, графом Анжу и Мена. Графства
Анжу и Мен, окружавшие родовые владения французского королевского дома
(Капетингов), были гораздо обширнее королевских владений; графы Анжу и Мена
далеко превосходили своим могуществом Капетингов. Бодуэн, предложив руку своей
дочери одному из самых сильных феодальных французских владетелей, связал
интересы Иерусалимского королевства с интересами анжуйского дома, владевшего
всей средней Францией; теперь в делах Иерусалимского княжества была
заинтересована не только южная Франция, но и средняя. Но этот союз обещал еще
громадные политические выгоды для всего христианского Востока в ближайшее
время. Именно, после прекращения в Англии линии Вильгельма Завоевателя,
английская корона была предложена анжуйскому дому, и сын Фулька сделался
королем Англии. Когда таким образом во власти одного дома сосредоточились
половина Франции, вся Великобритания и Иерусалимское королевство, дом анжуйский
заявил свои претензии на норманнскую корону. Важность этого союза для
христианских княжеств на Востоке будет вполне ясна, если скажем, что благодаря
лишь ему в середине XII столетия мог состояться Второй крестовый поход.

Переход
иерусалимского княжества во власть анжуйского дома имел и внутреннее значение
для самого Иерусалима. Фульк хотел дать иерусалимскому княжеству то устройство,
которое было в его землях. Основные законы Иерусалимского королевства известны
под именем Ассизов (Les assises de Jerusalem). Обыкновенно устройство
Иерусалимского королевства и происхождение Ассизов приписывается Бодуэнам. Но
Ассизы носят на себе чисто феодальный характер, они - копия с феодальных хартий
Западной Европы. Нет сомнения, что такое устройство Иерусалиму мог дать только
тот князь, который был знаком вполне с феодальным строем Западной Европы; Фульк
именно имел свои владения в том государстве, где феодальный режим был лучше
всего развит, и поэтому "городское устройство и законы ленной системы"
должны быть отнесены к его времени. Хотя существование христианских княжеств
было обеспечено приливом военных сил с Запада, вызываемым общностью интересов,
но внутреннее положение их далеко не соответствовало целям и пользам
европейского христианства. Нельзя читать без сожаления историю этих княжеств
между Первым и Вторым крестовыми походами. Между тем, как вся цель их должна
была направляться к ослаблению сильных центров мусульманского Востока - Алеппо,
Моссула и Багдада, христианские княжества разъедаемы были внутренней борьбой и
мелкими интригами: в каждом княжестве вассалы стояли в раздоре со своими
сюзеренами.

Серьезная
опасность грозила восточным христианам со стороны Византийской империи. Мы
видели, что еще Алексей Комнин объявил войну Антиохии. Царствование его
преемника Иоанна Комнина представляет ряд завоеваний в Малой Азии, имевших
целью захватить Антиохию. Князь Антиохии дает вассальную присягу Иоанну
Комнину, направлявшемуся уже с военными силами к Иерусалиму. В то же время эмир
Моссула Имадеддин Зенги, родственник Кербуги, взял приступом Эддесу (1144 г.).
Это последнее обстоятельство, в связи с угрожающим положением, принятым
императором Иоанном Комнином, поставило христиан в такое отчаянное положение,
что их могла спасти только экстренная помощь со стороны Западной Европы.
Вывод.

Взятием и
разорением Иерусалима закончился первый крестовый поход западных феодалов на
Восток. “Гроб господен” был освобождён от никогда не грозившей ему опасности со
стороны неверных. Официальная цель была достигнута с успехом. Однако с самого
начала для феодальных завоевателей из Западной Европы вопрос о гробе играл
второстепенную роль. Их действия носили агрессивный завоевательный характер.
Религиозные знамёна и лозунги служили только прикрытием вполне мирских,
житейских интересов рыцарей и сеньоров. Первый Крестовый поход обогатил
несколько десятков тысяч феодалов из разных стран Западной Европы. И позволил
католической церкви несколько расширить свои владения и увеличить влияние.
Определённый выигрыш от этого получили торговые люди. Но результат этот был
достигнут дорогой ценой для народов Запада. Огромные жертвы были понесены в
основном народными массами Франции, Германии, Италии и других стран. Немалые
потери понесло рыцарство. Первый крестовый поход был организован папством в
корыстных целях западных феодалов.
Список
использованной литературы:

Заборов М.А.
История крестовых походов в документах и материалах. М. Высшая школа. 1977

Заборов М.А.
Крестовые походы. М. Изд. АН СССР. 1956.

Заборов М.А.
Крестоносцы и их походы на Восток в XI – XIII вв. М. Учпедгиз. 1962.

Заборов М.А.
Крестоносцы на Востоке. М. Наука. 1980.

Заборов М.А.
Папство и Крестовые походы. М. Изд. АН СССР. 1960.

Клари Р.
Завоевание Константинополя. Пер. и комм. М. Заборова. М. Наука. 1986.

Васильев А.А.
Византия и крестоносцы: Эпоха Коминов и Ангелов. М. 1923.

Васильев А.А.
История Византийской империи: от начала Крестовых походов до падения
Константинополя. С-Пб. Алетейя.1998.
Список
использованных источников:

“Алексиада”
Анна Комина.

Никита Хониант

Выступление
папы Урбана II на Клермонском соборе.

Обращение царя
Алексея Комина к папе Урбану II.

Все источники
взяты из:

Крестовые
походы в мемуарах и документах. Прашкевич Г. М. Вече.1998.

Заборов М.А.
История крестовых походов в документах и материалах.