Колумб

Колумб

Субботин В.А.

По
архивам установлен год рождения Колумба - 1451-й. Он родился в Генуе или около
нее не ранее 25 августа и не позже 31 октября. Сохранились нотариальные акты,
удостоверяющие имущественные сделки и ремесленную деятельность отца Колумба и
его матери в Генуе. Сам Христофор Колумб упоминается там как шерстяник
("ланерио"); этим термином обозначали чесальщиков шерсти, распространенную
в Генуе профессию. Есть личные письма адмирала. Правда, подлинность части
документов оспаривается: например, подлинность заметок Колумба на полях книг.
Книги эти, если верить семейным преданиям потомков Колумба, принадлежали
адмиралу.

Молодость
адмирала известна, главным образом, из книги его незаконнорожденного сына,
Фернандо Колумба. Но текст этого сочинения выглядит далеко не во всем
правдоподобным. Он был опубликован в Италии как перевод с испанского через 32
года после смерти автора. Есть основания считать, что перевод был неточным, что
в подлинник были внесены дополнения, более всего с целью украшательства. Так, в
конце книги после слова "аминь", явно принадлежащего автору, который
хочет на этом завершить повествование, следуют два абзаца с несколькими фактическими
ошибками, в том числе с неверным указанием на место погребения Колумба.
Сочинение Фернандо Колумба содержит сведения, которые до сих пор вызывают
споры: обстоятельства службы Колумба на кораблях в Средиземном море, его
прибытия в Португалию, путешествия к Северному полярному кругу, о чем будет
сказано ниже. Епископ Б. де Лас Касас, историк XVI в., пользовался испанским
вариантом рукописи Фернандо Колумба (или ее прототипом), и у епископа нет
некоторых ошибок итальянского перевода.

В
Мадриде и других городах сохранились прижизненные портреты адмирала. На них он
выглядит по-разному, хотя некоторые портреты схожи между собой. Посмертные
изображения вне зависимости от их художественных достоинств были чаще всего
плодом фантазии скульпторов и живописцев. Колумба изображали смиренным
христианином, непререкаемым вождем, вдумчивым ученым. Немало было изображений
аллегоричных, манерных. Наверное, разумнее судить о внешности адмирала по
рассказам современников, знавших его в возрасте 40-45 лет. Он был выше среднего
роста, хорошо сложен, силен. На удлиненном лице с орлиным носом слегка
выдавались скулы. В молодости волосы Колумба были рыжеваты, но он рано поседел.
Одевался адмирал просто. Со времени второго путешествия его не раз обвиняли в
честолюбии и корыстолюбии, и не исключено, что адмирал желал возразить своим
обвинителям, одеваясь подчеркнуто скромно. С той поры его видели неизменно в
бурой францисканской рясе, с веревкой вместо пояса, в простых сандалиях [1].

По
характеру Колумб был человеком довольно резким. Ему приходилось совершать
поступки, о которых он потом жалел. Но современники видели в нем не
противоречивую фигуру с раздвоенным сознанием, а целостную и целеустремленную
личность.

Колумб
редко рассказывал о своей молодости. Возможно, ему было просто не до того.
Возможно также, что он, бывший генуэзский бедняк, не желал отличаться от
окружавшей его испанской знати. Но в завещании он вспомнил Геную и генуэзцев,
тех, с кем был связан с малых лет.

Говорить
о Генуе тех времен - значит говорить об итальянском Возрождении, о том, что
Колумб был с детства окружен достижениями своей эпохи в науках, искусствах и
ремеслах. Равным образом окружали его и контрасты: расцвет гуманизма и кровавые
войны, демократия и тирания, роскошь и нищета, свобода одних и рабство других.
Он был современником Рафаэля и Леонардо да Винчи. Его путешествия еще не
закончились, когда в Риме выступил с лекцией об астрономии Коперник. Колумб не
знал многих великих современников, но дух Возрождения его не миновал. Этот дух
был в книгах, которые он читал, в людях, с которыми общался, в задачах, которые
перед собой ставил.

Генуэзская
республика была краем деловых людей и моряков. Она держалась на торговле,
ремеслах и судоходстве. Республика не стала родиной великих художников и
архитекторов, ее дворцы строили выходцы из других итальянских городов. Но
ремесленные изделия Генуи - в том числе шерстяные, которыми занималась семья
Колумба, - были добротными, и генуэзские платки были ходовым товаром за
границей, в частности в Англии. Текстильное производство сохранилось здесь до
наших дней, так же, как судостроение и мореходство. Город, вырастивший Колумба,
остался морскими воротами Италии. В XV в. враги республики на море больше всего
боялись ходких и хорошо вооруженных генуэзских кораблей. В XX в. здесь
продолжают строить корабли, в том числе на крупнейших итальянских верфях
"Ансальдо".

Генуя
вытянулась полосой вдоль Лигурийского моря, прижатая к нему Апеннинами. За
горами лежала сельская местность, край крестьян-садоводов, погонщиков мулов и
угольщиков. Как город Генуя XV в. была уникальна в Италии и даже в Европе почти
полным отсутствием зелени, скученностью. Большинство ее домов в центре и на
окраинах были многоэтажны, улицы были особенно узки, перекрестки не имели
площадей. Все это позволило разместить на берегу моря около 100 тыс. жителей.
Дворцов было еще мало; они в основном появились позднее, в XVI-XVII вв., когда
ради них снесли немало улиц.

Богатые
семьи образовали кланы (Адорно, Фиеско, Спинола), которые нередко враждовали
между собой, звали на помощь иностранцев, а потом изгоняли их, обвиняя в
тиранстве и т.д. История одного из таких кланов - в шиллеровской драме
"Заговор Фиеско в Генуе". Одни и те же кланы правили городом и его
окрестностями. Крестьяне там жили как арендаторы у знатных кланов, владельцев
окрестных замков. На землях сеньоров, кроме крестьян, сидели сервы, а в городе
знать обслуживали рабыни, вывезенные чаще всего из стран Черного моря -
болгарки, русские полонянки, грузинки. Зависимый люд жил в тех же домах, что и
господа, только на верхних этажах.

Со
времен крестовых походов Генуя вела широкую торговлю с Востоком. Ей подчинялись
часть Пелопоннеса, острова Эгейского моря. Золотая Орда отдала ей Кафу
(Феодосию), за что, между прочим, пришлось помогать татарам, сражаясь против
русских на Куликовом поле. Но через два года после рождения Колумба была
сокрушена Византия, главный союзник Генуи, и торговля с Востоком стала чахнуть.
Турки овладели крепостями в Эгейском и Черном морях, оставив за Генуей на сто
лет лишь о. Хиос, куда вскоре поехал (моряком либо торговцем) молодой Колумб.
Генуя, как и другие итальянские города, стала реже отправлять свои корабли на
Восток. Республика все больше ориентировалась на торговлю с Англией, Германией,
Фландрией. Ее моряки нанимались на службу в христианские государства
Пиренейского полуострова, которые искали новые пути в экзотические страны.

В
генуэзском предместье Св. Стефана стоял монастырь того же названия. Монахи
сдали под дом участок земли чесальщику шерсти Доменико Коломбо. Как и многие другие
ремесленники, чтобы свести концы с концами и оплатить вечные долги, Доменико
занимался не только своей профессией. Он продавал сыр и вино, служил
привратником у городских ворот, посредничал в торговле недвижимостью. На
монастырской земле, в доме, которого давно нет, по-видимому, родился старший из
четырех детей Доменико и его жены Сусанны, дочери ткача. Ребенка крестили в
церкви Св. Стефана и нарекли Христофором [2].

По
преданию, жил на свете перевозчик, которому случилось перенести младенца Христа
через реку, а потому получил он имя Христофор - по-гречески "несущий
Христа". Св. Христофор, праздник которого Западная Церковь отмечает 25
июля, стал покровителем всех странников. Вряд ли Доменико Коломбо думал, когда
крестил сына, что тот будет вечным странником. И никак не мог предполагать, что
сын станет известен всему свету под именами Колона (Испания, Франция), Колумба
(Россия), Колумбуса (Германия, Англия и т.д.). Сам путешественник, по-видимому,
усматривал мистический смысл в своем имени. Он подписывался "Христо
ференс", используя греческий алфавит в первом слове и латинский - во
втором, латинизированном.

Семья
Доменико Коломбо вскоре после рождения Христофора переехала в новый дом,
который сохранился до наших дней в старой части Генуи. Он двухэтажный, выстроен
из грубо отесанных больших камней. Его высокие окна узки, плющ поднимается
почти до ломаной крыши. Внизу под одной аркой - две разные по высоте двери.
Рядом с домом расположены городские ворота. По краям ворот стоят две башни,
поднимающиеся на 25-30 м, увенчанные зубцами с бойницами наподобие тех, что у
московского Кремля.

Согласно
Фернандо Колумбу, в детстве Христофор учился в Павии, подчиненной миланским
герцогам, так же, как одно время и Генуя. Но эти сведения не подтверждаются, и,
скорее всего, будущий адмирал мог учиться в одной из школ предместья Св.
Стефана или просто был самоучкой. Среди записей, сделанных им, нет почти
ничего, написанного по-итальянски. Писал он на кастильском, который позднее
стали называть испанским. Говорил много лет на морском жаргоне, возникшем в
портах Средиземного моря из смешения каталанского, кастильского, итальянского и
других языков [3]. Поскольку Колумб не писал на родном языке, даже когда слал
письма соотечественникам, появляются основания для разных гипотез. Естественно
предположить, что тот, кто не писал на родном языке, мог быть в молодости
неграмотен. А то, что на Пиренейском полуострове он писал на другом языке, не
имеет отношения к его молодости. Возможно, он научился писать (а, пожалуй, и
читать) по-испански только в зрелом возрасте, когда попал на Пиренейский
полуостров.

Ссылаясь
на бумаги отца, Фернандо Колумб отмечает, что будущий адмирал отправился в море
в 14 лет. В те годы Христофор Колумб вряд ли был лишь моряком; отец мог
посылать его как подручного по торговым делам в соседние города, по морю и по
суше. Сам адмирал, говоря о своей молодости, не уточнял, где и как он учился.
Вот отрывок из его письма королю и королеве Испании, написанного в 1501 г.:
"С молодых лет я отправился в море и продолжаю плавать до сих пор.
Искусство мореходства толкает тех, кто им занят, к знанию и тайнам этого мира.
Прошло 40 лет, и я побывал всюду, где можно плавать... Оказалось, Господь наш
благосклонен к моим желаниям... Он дал мне знание мореходства, вооружил меня науками
- астрономией, геометрией, арифметикой. Научил меня понимать и рисовать землю,
а на ней города, горы, реки, острова и порты, каждый на своем месте" [4].

Итак,
в 1501 г. Колумб плавал уже 40 лет, а это значит, что для него морская жизнь
началась в 1461 г., т.е. когда ему было 10 лет. Не исключено, что Колумб
округлял цифры, но, вообще говоря, случалось, что дети в этом возрасте служили
юнгами.

Есть
несколько других свидетельств о занятиях Колумба, когда ему было уже около 20
лет. Нотариальные акты, обнаруженные в Италии, говорят, что в то время он был
компаньоном отца. Нашлось письменное свидетельство одного из друзей Доменико
Коломбо; судя по нему, дети Доменико - Христофор и Бартоломео - "жили
торговлей". Установлено, что будущий адмирал бывал на о. Хиос
(по-видимому, в середине 70-х годов), где вели дела генуэзские торговые дома
Чентурионе и Негро. Сам Колумб позднее не раз поминал хиосскую мастику - смолу
мастиковых деревьев и кустарников, одну из основных статей торговли Хиоса.
Мастику применяли в медицине как антисептическое средство, бросали в кувшины,
чтобы подсластить воду, использовали как жевательную резинку (с этой целью ее
используют до сих пор).

Судя
по материалам Фернандо Колумба, его отец бывал у магрибинских берегов. Об этом,
в частности, говорит цитируемое Фернандо Колумбом письмо адмирала, отправленное
в 1495 г. королю и королеве Испании: "Случилось, что король Рейнель,
которого прибрал Господь (Рене, граф Прованса и король Неаполя, умерший в 1480
г. - B.C.), отправил меня в Тунис, чтобы захватить галеру
"Фернандину". Я стоял у о. Сан-Пьетро, около Сардинии, и мне
сообщили, что вместе с этой галерой были еще два корабля и карака
(крупнотоннажное судно. - B.C.). Мои люди встревожились, решили прекратить
поход, вернуться в Марсель, взять в собой еще один корабль и людей. Я увидел,
что никак не могу сломить их волю и сделал вид, что согласен с ними. Передвинув
стрелку компаса, я вечером поднял паруса. На рассвете следующего дня мы были у
м. Картахена...".

В
письме есть очевидная несуразность. Невозможно под парусами одолеть за ночь 160
морских миль от Сан-Пьетро до м. Картахена в глубине Тунисского залива. К тому
же надо обогнуть опасный участок побережья с подводными скалами у м. Фарина.
Таким образом, с самого начала можно отнести это письмо к украшательствам,
которых немало в книгах Фернандо Колумба и повторившего его Лас Касаса. Но есть
исследователи, рассматривающие текст письма иначе. Они говорят, что, излагая в
письме события 70-х годов, т.е. 20-летней давности, Колумб мог допустить ошибку.
Скажем, его корабль покинул Сан-Пьетро не ночью, а днем. А в остальном история
с галерой "Фернандиной" могла быть правдивой; она могла приключиться
в 1473 или 1475 г., как считает, например, Р. Каддео, итальянский комментатор
книги Фернандо Колумба.

Обратимся
теперь к рассказу Фернандо Колумба о том, как будущий адмирал прибыл в
Португалию. По словам сына адмирала, его отец принял участие в экспедиции
некоего молодого Колумба, однофамильца, корсара на французской службе,
напавшего у м. Сан-Висенти (юго-западная оконечность Португалии) на
венецианские галеры. В тяжелом бою корабль, на котором находился Христофор
Колумб, был подожжен, экипаж был вынужден его покинуть, а будущий адмирал,
хороший пловец, добрался до берега, ухватившись за весло.

Этому
рассказу отказываются верить многие. В. Ирвинг, американский писатель, автор
жизнеописания Колумба, осторожно назвал рассказ "не совсем
достоверным", а Г. Гаррис, автор исследований о Колумбе, писавший в конце
XIX в., утверждал, что все это просто "басня" [5]. Во всяком случае
установлено, что у м. Сан-Висенти было два крупных морских боя - в 1476 и 1485
гг. Тот бой, который описывает Фернандо Колумб, произошел в 1485 г., т.е. когда
Христофор Колумб был давно на Пиренейском полуострове. Но не исключено, что он
участвовал в первом бою, в 1476 г., защищая генуэзские галеры от французских
пиратов (а не сражаясь в их рядах).

Стоит
ли принимать рассказы Фернандо Колумба за правду или хотя бы считать, что,
ошибаясь в частностях, он в целом верно описал морские похождения отца в
молодости? Рассказы Фернандо Колумба не вяжутся с данными об адмирале,
собранными в архивах генуэзских нотариусов, перед которыми он выступал
свидетелем в имущественных делах. Если считать, что Колумб пиратствовал,
командуя корсарами короля Рене, то вряд ли можно утверждать, что он в первой
половине 70-х годов был еще молод, что датой его рождения был 1451 г.
Сомнительно, чтобы у опытных марсельских моряков был капитаном молодой
генуэзец. Но тогда не обязательно верить и Фернандо Колумбу, когда он пишет,
что отец поседел в 30 лет. Предположим, что будущий адмирал был значительно
старше, чем говорил. Тогда выходит, что архивные сведения вообще относятся к
какому-то другому Колумбу, тем более, что однофамильцев у него было достаточно.

Такую
версию пытался, в частности, обосновать В. Бласко Ибаньес (1867-1928),
испанский писатель, посвятивший один из своих романов Колумбу.

По
словам Ибаньеса, Колумб был "загадочной фигурой", и не исключено, что
этот человек, объявившийся в придворных кругах Испании и Португалии в 70-80-е
годы, не был тем, за кого себя выдавал. Моряк, назвавшийся генуэзцем, мог быть
в прошлом кем угодно - пиратом, работорговцем. "А в это время, которое
было временем реорганизации инквизиции и изгнания евреев из Испании, - людей,
скрывавших свое истинное происхождение и менявших имя, было великое
множество". По архивным записям генуэзских нотариусов, он был
всего-навсего мелким агентом местных коммерсантов. Однако по-кастильски писал
"превосходно, с выразительностью и свежестью, свойственными прирожденным
поэтам" (у Колумба были стихи религиозного содержания). “И если, -
продолжал Ибаньес, - Кристофоро Коломбо, который жил в Генуе, мог быть назван в
1473 г., имея отроду свыше 20 лет, лишь трактирщиком и шерстяником (только
последним, "ланерио". - B.C.), если он никогда не всходил на борт
корабля и не учился ничему из того, в чем впоследствии Кристобаль Колон выказал
себя достаточно сведущим, то каким чертом ему удалось превратиться в бывалого
моряка и стать образованным человеком за тот предельно короткий срок, который
отделяет его от вызова к генуэзским нотариусам до появления при португальском
дворе опытного мореплавателя Колона?” [6].

По
сути дела писатель ставил несколько вопросов, относящихся к происхождению
Колумба и к его деятельности. Во-первых, Ибаньес сомневался в генуэзском
происхождении адмирала. Во-вторых, он усматривал противоречие между возрастом,
приписываемым Колумбу, и его образованностью, в частности знанием мореходства.
И, наконец, Ибаньес был готов считать Колумба пиратом, исходя из обстановки, с
которой было связано его появление на Пиренейском полуострове.

Допустим,
что Колумб не был генуэзцем. При этом придется отбросить многие свидетельства
современников, включая тех, кто знал адмирала в молодости. Мы должны не
считаться с тем, что известны его родственники, в том числе мать, отец, брат
Бартоломео, который помогал адмиралу в Вест-Индии. Мы должны отбросить
завещание Колумба, где он говорит о генуэзской родине, о генуэзских
коммерсантах. Пожалуй, слишком много будет документов, которые придется
отбросить, чтобы превратить Колумба в "загадочную фигуру" без роду и
племени.

Его
образованность, его знание мореходства, конечно, не были приобретены за
короткий срок. При этом широта его знаний была не так велика, чтобы объяснять
ее, скажем, университетской подготовкой. Колумб мог обучиться мореходству в
юности, в каботажных плаваниях у Лигурийских берегов. Он мог продолжить
обучение, и не только мореходное, женившись в Португалии на Филипе Монис (Мониш
по-португальски), попав в семью, связанную с жизнью у моря. Неизвестно, когда
Колумб предложил свои планы Лиссабону, хотя сам он перед смертью утверждал, что
добивался своего в Португалии в течение 14 лет. Подтверждения этих сведений
нет, и можно лишь сказать, что, прибыв в Португалию, моряк, даже опытный, вряд
ли сразу входил в круги, близкие к королевскому двору. Словом, нет оснований
поминать "предельно короткий срок" между отъездом Колумба из Генуи и
его проблематичным "появлением при королевском дворе".

Что
касается превосходного кастильского языка Колумба, то при его жизни никто не
счел его язык свидетельством кастильского или вообще иберийского происхождения.
Известно, что устная речь Колумба выдавала в нем иностранца. Ибаньес же судил
не по отзывам о речи Колумба, а по его стихам, по записям, к тому же
позднейшим, сделанным после многих лет пребывания в португальском и испанском
обществе. К этому времени Колумб мог вполне овладеть кастильским письменным
языком. Известно немало писателей и поэтов, превосходно владевших неродными языками
и писавших на них, начиная от латыни и кончая современными.

Наконец,
о вероятности того, что Христофор Колумб был пиратом, можно судить лишь по
материалам, приведенным Фернандо Колумбом и Лас Касасом, причем последний
просто повторяет первого, не ссылаясь на него. Других данных такого рода не
было и нет, а потому нет смысла принимать окончательное решение. То же можно
сказать и о вероятности участия Христофора Колумба - о чем пишет Ибаньес - в
торговле черными или белыми рабами. Будущий адмирал плавал к берегам Западной
Африки, где шла работорговля, но неизвестно, чем он там занимался. Впрочем, к
работорговле он относился, подобно своим современникам - испанцам и итальянцам,
- как к заурядному явлению, и в дальнейшем, открыв Новый Свет, предлагал испанским
королям видеть в индейцах своих рабов.
***

Если
исходить из сведений, которые могут быть проверены по архивным материалам,
Колумб появился в Португалии не ранее 1473 г. В августе этого года он еще был
свидетелем имущественной сделки своих родителей в Савоне, подчинявшейся
генуэзцам. Жил он в Лиссабоне и на о-вах Мадейра, принадлежащих португальцам,
до 1485 или 1486 г. Из Португалии и с о-вов Мадейра он не раз уходил в
плавание, в том числе в Западную Африку, в страны Северной Атлантики и к себе
на родину, в Геную.

Появление
будущего адмирала в Португалии было, конечно, связано с упадком
западноевропейской торговли на Востоке из-за турецких завоеваний. Генуэзские
моряки искали новое поприще для своей деятельности. Италия XIV-XVI вв. дала
многочисленных эмигрантов. Ее ремесленники создали шелкоткацкое производство во
Франции, ее архитекторы строили дворцы и храмы в Русском государстве. В
Португалии основную массу эмигрантов составили моряки, мелкие торговцы и
ремесленники, наемные солдаты, покинувшие Италию, так как им перестали платить
побежденные или обедневшие кланы. Многими коммерческими операциями генуэзцев за
границей руководил "Банко ди Сан Джиорджио". Это был крупный банк без
крупных банкиров, ссудное учреждение с вкладчиками среднего достатка. 10 тыс.
вкладчиков, получавших обычно 3% годовых, видели в банке подспорье в обычной
торговле и ремесленной деятельности. Но были и состоятельные итальянцы на
Пиренейском полуострове, коммерсанты и банкиры, в частности в Севилье и Кадисе.
Они участвовали в финансировании заморских предприятий испанцев и португальцев,
вели торговлю с Марокко и т.д.

Португалия
с ее равнинами, невысокими холмами на юг от р. Тахо, эстуарием реки, где стоит
Лиссабон, - все это имело иной вид, нежели гористая Лигурия, родина Колумба. Но
Португалия, как и Генуя, была страной латинской культуры. Итальянец за
сравнительно короткий срок мог научиться понимать язык местных жителей. Подобно
соседям-испанцам, они были беднее итальянцев, хуже одеты, более зависимы от
своих властителей, особенно на Севере, где не было таких традиций борьбы с
завоевателями-маврами (арабами и берберами), как на Юге. В Португалии, как и в
Испании, отсутствовали большие города. Лиссабон был вдвое меньше Генуи по числу
жителей. Зато молодой моряк, сведущий в торговле, мог, по-видимому, скорее
найти себе занятие.

Ко
времени прибытия Колумба в Лиссабон прошло более 200 лет, как Португалия
освободилась от мавров. Реконкиста, "отвоевание" утраченных земель,
породила многочисленный слой рыцарей. Избавив страну от мавров, они были полны
решимости продолжать выгодные завоевания, правда, уже за пределами королевства
- в Африке, на островах Атлантического океана, повсюду, где было возможно.
Делать это приходилось с оглядкой на соседей по Пиренейскому полуострову -
Кастилию и Леон. Эти королевства, образовавшие вместе с Арагоном Испанию,
неохотно признали независимость маленькой Португалии. В 1479 г., т.е. уже во
время пребывания Колумба на Пиренейском полуострове, закончилась очередная
война с Кастилией.

Португалия
проигрывала в сравнении с другими западноевропейскими странами в отношении
развития промышленности и ремесел. Она вывозила в Лондон и Гамбург пробку и
вино, ввозила сукно и металлические изделия. Для заморской колонизации
лиссабонский двор охотно привлекал на службу дворян из других европейских
стран. Среди них были и итальянцы Перестрелло, родственники жены Колумба.

Лас
Касас писал, что будущий адмирал, хороший картограф и каллиграф, зарабатывал
время от времени в Португалии на жизнь, изготовляя географические карты. Другим
его занятием была торговля. Единственный документ, относящийся к деятельности
Колумба в Португалии, - показания будущего адмирала перед нотариусом в Генуе о
том, что в 1478 г. он закупил на Мадейре сахар по поручению одного из
генуэзских коммерсантов. В своем завещании 1506 г., желая, по-видимому,
оплатить старые долги, Колумб назвал лиц, которым его наследники должны были
передать различные денежные суммы. Среди этих лиц не было моряков или ученых,
способных заинтересоваться географическими картами. Речь шла о семьях
нескольких генуэзцев (какое-то время живших в Лиссабоне) - коммерсантов и
одного чиновника, - а также о неизвестном "еврее, жившем у ворот
лиссабонского гетто" [7].

По
рассказу Фернандо Колумба, будущий адмирал, всегда ревностно исполнявший свой
религиозный долг, ходил в Лиссабоне слушать службу в часовню монастыря Всех
Святых. Монастырь принадлежал рыцарскому ордену Сантьяго. В свое время там жили
одни рыцари, потом он стал убежищем для дворянских жен и вдов, а заодно -
пансионатом благородных девиц. По-видимому, не только христианские обязанности
толкали молодого Колумба к посещению часовни при монастыре, так как вскоре он
предложил руку и сердце одной из воспитанниц пансионата, Филипе Мониш, которая
ответила ему согласием.

О
жене Колумба мало что известно. О ней и о том, что она умерла при его жизни,
упоминается в раннем завещании адмирала (1505 г.). Там он просит отслужить
мессы за упокой души по нему самому, по отцу, матери и жене. Ее имя появляется
лишь в 1523 г. в другом завещании, Диего Колумба, старшего и законного сына
адмирала. Диего Колумб пишет о своем отце и о матери, Филипе Мониш, его
"законной жене, чьи останки покоятся в кармелитском монастыре в
Лиссабоне".

Искать
документы или надгробные плиты в кармелитском монастыре невозможно:
землетрясение 1755 г. целиком разрушило эту обитель и ее кладбище. Есть,
правда, подробность о Филипе у Фернандо Колумба, который утверждает, что ее
отцом был Пьетро Перестрело (фамилию писали по-разному, чаще - Перестрелло),
капитан, т.е. наместник, острова Порту-Санту в архипелаге Мадейра. В
действительности капитаном острова был Бартоломеу Перестрелло; несколько детей
его известны, и среди них нет Филипе. Таким образом, утверждение Фернандо
Колумба заставляет лишний раз задуматься, насколько верны его сведения вообще.
Но родственные отношения между Филипе и Перестрелло все же существовали. Дело в
том, что второе имя Филипе - Мониш - носила еще одна дворянская семья, из
которой вышла жена Бартоломеу Перестрелло. Поэтому можно поверить Фернандо Колумбу,
когда он пишет, что его отец жил какое-то время со своими родственниками на
Мадейре и Порту-Санту.

Доходы
от Порту-Санту у семьи Перестрелло, породнившейся с Мониш, были невелики.
Некогда необитаемый остров площадью в 40 кв. км был колонизован при принце
Генрихе Мореплавателе - организаторе заморской экспансии Португалии в начале и
середине XV в. Оказалось, что заниматься хозяйством на острове не просто. При
его первом капитане завезли кроликов, которые расплодились и стали пожирать
все, что могли, разорив колонистов.

Колумб,
судя по всему, женился на бесприданнице. По происхождению он не был равен жене,
но их брак был приемлем для окружающих, поскольку оба были бедны. На людях
Колумбу было незачем вспоминать свое происхождение, а брак позволял ему, сыну неизвестного
ремесленника, установить связь с португальским дворянством, войти в недоступные
ранее круги, попасть при случае к лиссабонскому двору. Какое-то время,
возможно, удалось спокойно пожить на островах Мадейра, занимаясь торговлей,
читая книги, слушая рассказы португальских колонистов об Атлантическом океане.

Им
было что рассказать молодому итальянцу. Например, о том, что ветры и течения с
неведомого Запада приносят время от времени к Мадейре куски дерева,
обработанные человеческой рукой. На Азорских островах, которые тоже
принадлежали португальцам, к берегам прибивало стволы сосен диковинных пород.
Однажды на о. Флориш, крайний из Азорских островов, наиболее удаленный к
Западу, океан вынес тела двух людей, чьи черты напоминали азиатов и весь облик
был "нехристианский" [8]. У португальских моряков были в ходу
географические карты, на которых в неведомом океане была нарисована масса
больших и малых островов. Среди них фигурировала богатая Антилия, упомянутая
Аристотелем. Жители Азорских островов, возможно, слышали о преданиях своих
соседей по Атлантическому океану, ирландцев. Предания гласили, что на Западе
лежит остров счастья О'Бразил. С берегов Ирландии можно было наблюдать миражи,
рисовавшие картины далеких земель.

Солнце,
потрудившись за день, каждый вечер покидало людей и скрывалось на Западе. Надо
думать, страны, которые там лежали, были достойны прекрасного светила. Здесь
заключалось объяснение того, что, по поверьям многих народов, души умерших
улетали как раз на Запад. Туда простому смертному трудно было попасть из-за
того, что надо было преодолеть просторы морей и океанов. Вдали от людей души
вкушали вечное блаженство. В зависимости от традиций и склонностей сказителей
блаженством могли быть пиры, любовь писаных красавиц, то и другое вместе взятые.

Вряд
ли Колумб подолгу оставался около молодой жены. Одно плавание следовало за
другим. Из бортового журнала первого путешествия в Новый Свет следует, что
Колумб "видел весь Левант и Запад, то, что называют северной дорогой, т.е.
Англию...". Однажды, пишет Фернандо Колумб, отец руководил экспедицией из
двух кораблей, плывших от Мадейры до Лиссабона.

Фернандо
Колумб цитировал отрывок из утраченной впоследствии рукописи отца: "В
феврале 1477 г. я проплыл на 100 лиг за остров Тиле, южная часть которого лежит
на 73° от экватора, а не на 63°, как утверждают некоторые... Этот остров не
меньше Англии, и англичане ездят туда с товарами, особенно из Бристоля. Когда я
там был, море не замерзло, а приливы были так велики, что кое-где достигали 26
локтей...". Дословно взятое сообщение выглядит неправдоподобным, но
текстологические изыскания Р. Каддео, комментатора книги Фернандо Колумба,
показывают, что дело обстоит не так просто. Учитывая почерк Христофора Колумба,
при переписке с оригинала его сын мог ошибиться, заменить одно слово другим.
Подлинник мог иметь следующее начало: "В феврале 1477 г. я плавал к
другому острову Тиле, имеющему 100 лиг в окружности..." [9].

Под
71° северной широты лежит остров Ян-Майен (380 кв. км), открытый в XVII в., а
63° проходит в полусотне километров к югу от Исландии, которую в те времена
называли и Тиле, и Туле. Напрашивается предположение, что Колумб мог побывать
на обоих островах. Приливы у берегов Исландии высоки, хотя и меньше, чем
говорит Колумб. К Ян-Майену, случается, суда подходят по воде, свободной ото
льда.

Норвежский
исследователь Тур Хейердал в 1995 г. в интервью газете "Афтенпостен"
(Осло) сообщил, что, согласно датским архивам, в 1477 г. португало-датская
экспедиция искала путь через Атлантику в Северную Индию. Экспедиция, куда
Колумб входил как картограф, побывала в Гренландии и на Баффиновой Земле, т.е.
сравнительно недалеко от американского материка.

В
журнале первого путешествия Колумб рассказывает, что плавал в южных широтах,
видел Перцовый Берег (современная Либерия). Он отмечает, что в Гвинее из-за
языковых различий люди не понимают друг друга, чего не скажешь о Новом Свете,
где языки входят в единую семью. Будущий адмирал, по его словам, бывал в Санту
Жорже да Мина (современная Эльмина). Местный форт был одним из первых,
сооруженных португальцами на берегах Западной Африки. Его строили
приблизительно в 1481-1482 гг., когда из Лиссабона прибыли девять кораблей с
камнем и известью. Скорее всего, Колумб был там как раз в эти годы.

Свое
название - Эль-Мина, т.е. шахта, рудник, - форт получил по той же причине, что
и весь Золотой Берег, современная Гана. Золото добывают до сих пор в южных
районах страны. Что делал в Эльмине Колумб? Служил на корабле, менял на
европейские товары золото, рабов, слоновую кость? С португальских времен там
мало что сохранилось: лишь центральная часть форта, детинец, укрытый рядами
позднейших фортификаций, которые построили голландцы и англичане. Раньше к
берегу подходили тропические леса. Их свели, и бревна на экспорт теперь везут к
побережью из глубинки. Африка отдает Европе остатки лесов, которыми когда-то
мог любоваться Колумб.

По-видимому,
находясь в Португалии и ее владениях, будущий адмирал много читал, что помогло
ему убедиться в возможности открыть западный путь в Индию.

В
письмах 1498 и 1503 гг., отправленных королю и королеве Испании, адмирал
подробно изложил свои географические представления, сложившиеся за 15-20 лет до
этого. Ссылаясь на Птолемея, а также на средневекового богослова и географа П.
д'Альи, он писал, что земля в целом шарообразна. Такого рода утверждение на
рубеже XV - XVI вв. не выглядело еретическим, хотя в начале XIV в. за него
отправляли на костер. Земля невелика, продолжал Колумб. Одна из книг пророка
Ездры, не признанная канонической, исходит из того, что шесть седьмых земной
поверхности составляет твердь, и лишь одну седьмую - вода. Следовательно,
океан, омывающий берега Европы, не может быть широк, о чем писал еще
Аристотель. Тот же Аристотель вместе с арабским философом Аверроэсом (XII в.)
полагали, что к югу от небесного экватора расположена приподнятая часть Земли.
Будучи приподнята, она устремлена к небесам, а потому благородна. Отсюда д'Альи
(переписывавший францисканца Р. Бэкона) заключал, что в этих краях расположен
земной рай.

Есть
достаточно оснований считать, что Колумб задумал путешествие на Запад, находясь
в Португалии и ее владениях. Прежде всего, он сам так говорил впоследствии в
письмах королю и королеве Испании, сообщая, что долгие годы добивался поддержки
своих планов лиссабонским двором. Фернандо Колумб и Лас Касас добавляли, что
будущий адмирал, находясь в Португалии, вступил в переписку с престарелым
флорентийским космографом и астрономом П. Тосканелли. Тот одобрил его планы и
отправил ему копию карты мира, изготовленную для короля Португалии.

Переписку
с Тосканелли и отправку им карт в Португалию историки ставят под сомнение.
Утверждают, что Тосканелли вовсе не был сторонником экспедиции через
Атлантический океан. Имеется лишь копия (переписанная Колумбом) его письма, где
сказано, что от Лиссабона "до великого и великолепного города Кинсай"
(китайский Ханчжоу) - 26 раз по 250 миль, т.е. 6,5 тыс. миль. Возьмем старую
римскую милю в 1481 м и получим указанное расстояние в километрах - 9,6 тыс. В
действительности же от Лиссабона до Ханчжоу, на запад по прямой, не 9,6, а
свыше 20 тыс. км, т.е. в два с лишним раза больше.

Автор
письма, приписываемого Тосканелли, не имел истинного представления о размерах
земного шара, и моряк Колумб ошибся бы, поверив ему. Готов был ошибиться, а
точнее делал вид, что ошибается, английский писатель Р. Сабатини (1875 - 1950).
В романе "Колумб" он рассказывает, увлекая читателя интригой, как
венецианцы, вечные враги Генуи, похитили у будущего адмирала карту Тосканелли.
С помощью Л. Сантанхеля, казначея Испании и друга Колумба, на венецианцев
напала группа испанцев, и карту возвратили ее владельцу. Сабатини не стал
писать, что шайка похитителей оказала бы Колумбу услугу, если бы сохранила при
себе карту со всеми ее ошибками.

Трудно
сказать, ссылался ли Колумб на "карту Тосканелли" при переговорах с
португальцами. Конечно, флорентиец обладал авторитетом, и им желательно было
воспользоваться, чтобы быть услышанным при португальском или испанском дворе.
"Карту Тосканелли" Колумб, знавший толк в картографии, мог приобщить
к своей коллекции подобных документов, которых у него, наверное, было не
меньше, чем у флорентийца. И что значили эти карты в сравнении с другой
информацией? Как сообщал Лас Касас, на Мадейре ходили слухи, что там один
штурман перед смертью передал будущему адмиралу ценнейшие сведения о
судовождении в водах Центральной и Южной Атлантики. Были у Колумба и иные
источники, поскольку его брат Бартоломео был, как и он, картографом.

О
контактах Колумба с португальским двором мало что известно. Сам адмирал
упоминал о них мельком в своих письмах, утверждая, что Господь закрыл глаза
португальскому королю и не дал ему оценить проект путешествия на Запад.
Фернандо Колумб и Лас Касас сообщали ряд подробностей, частично подтвержденных
одним португальским хронистом XVI в. Суть дела в том, что при дворе состоялось
совещание с участием епископа Сеуты, отвергшее проект Колумба. Скорее всего
Фернандо Колумб и португальский хронист пересказали различные мнения, ходившие
в придворных кругах. Кое-кто при лиссабонском дворе считал, что дальние
экспедиции были чересчур обременительны и следовало ограничить экспансию
близлежащими африканскими территориями. Но большинство полагало, что лучше
всего продолжать экспедиции в избранном направлении, т.е. вдоль
западноафриканских берегов. По-видимому, учитывалось, что эти экспедиции уже
оправдали затраты, а доходы от проектируемого путешествия на Запад были
проблематичны.
***

В
1485 или 1486 г. Колумб покинул Португалию. Конечно, он желал попытать счастья
со своим проектом в другом месте. Испания была рядом, и выбор ее был понятен.
Кроме того, есть основания считать, что материальное положение Колумба в
середине 80-х годов стало тяжелым. Уже говорилось, что он задолжал генуэзцам,
обосновавшимся в Лиссабоне. Долги не были оплачены (как видно из завещания
адмирала), и нельзя было исключить судебного преследования.

Поскольку
Колумб прибыл в Испанию без жены, в сопровождении, как утверждал Фернандо
Колумб, малолетнего сына Диего, казалось бы, можно предположить, что к этому
времени Филипе Мониш не было в живых. Но найден черновик письма адмирала, где
он, говоря о своих отношениях с королем и королевой Испании, писал, что
"явился издалека на службу этим государям, оставив жену и детей, которых
из-за этого никогда не увидел" [10]. Как уже было сказано, Филипе Мониш
умерла при жизни адмирала, до 1505 г. По-видимому, то же можно сказать о ее
детях (кроме Диего), так как в завещаниях Колумба о них нет речи, хотя
упомянуты другие родственники.

Северные
и восточные районы Испании освободились от мавров до XII в., и во времена
Колумба уже нельзя было говорить, как раньше, что Африка начинается за
Пиренеями. Арабы утратили долину Гвадалквивира на юге, в Андалусии, куда
перебрался Колумб. Но они еще удерживали Гранадский эмират - Андалусские горы и
примыкающее к ним средиземноморское побережье. Война с Гранадой тянулась с 1481
г.

Реконкиста
способствовала объединению Испании. Сблизились Кастилия и Арагон, укрепились
позиции католической церкви, поднимавшей испанцев на войну против мусульман.
Были расширены карательные функции инквизиции, обеспечившей единоверие.
Создание единого государства наметилось в 1469 г., когда были обвенчаны
Изабелла, будущая королева Кастилии и Леона, и Фердинанд, который стал через
десять лет королем Арагона, владевшим, кроме того, Сицилией, Сардинией,
Балеарскими островами. Как и португальские короли, Фердинанд и Изабелла охотно
привлекали в свою страну иностранцев. Испании оказывали помощь в войне с
маврами рыцари других стран Европы, в городах селились иностранные ремесленники
и торговцы, в том числе генуэзцы.

Высшая
знать правила Испанией вместе с королем и королевой. Но постепенно двор прибрал
к рукам многих знатных сеньоров. Изабелла раздавала им новые титулы, вводила в
королевскую свиту. Превратившись в придворных, они редко посещали свои замки и,
тем самым, в чем-то утрачивали над ними власть. Двор наряжался, устраивал
праздники, но побаивался королевы. Эта высокая и дородная блондинка была
известна нравственными достоинствами, не в пример королю, который был ей верен,
лишь когда находился в буквальном смысле в поле ее зрения.

Не
все гранды - высшая знать - шли на поводу у Фердинанда и Изабеллы. Кое-где
гранды держали свой двор, вокруг них объединялись идальго - низший слой
дворянства. Таких же идальго, не имевших "ничего кроме чести", а также
зажиточных дворян было немало в городах. Дворяне воевали за короля и королеву,
были их вассалами. Но их отношения с королевской властью определял закон, и
отклонение от него могло стать предметом судебного разбирательства. В 1513 г.
после смерти Колумба его сын Диего счел, что нарушены права, дарованные отцу.
Было начато судебное следствие, направленное против испанской казны. Диего
Колумб проиграл процесс, хотя позднее часть его привилегий была подтверждена.

Будущий
адмирал видел, что судьба его проекта зависела от королевского двора, который
из-за войны с маврами чаще всего пребывал в Андалусии. Там же поселился и
Колумб, зарабатывая на жизнь торговлей печатными книгами. Свободное время, надо
думать, он уделял своему проекту, и уже зимой 1486 - 1487 гг. в Саламанке,
университетском городе, состоялось посвященное ему совещание высокопоставленных
лиц. Предложения Колумба были отвергнуты, но с мая 1487 г. он стал получать от
испанской казны денежную помощь, довольно нерегулярную.

Так
или иначе, за полтора года после прибытия в Испанию будущий адмирал сумел
как-то устроить свою жизнь, а главное - сумел попасть ко двору, приблизиться к
тем, от кого зависела заморская экспедиция. Правда, утекло еще немало воды,
прежде чем эта экспедиция состоялась.

О
том, как генуэзский моряк добрался до королевского двора, можно судить лишь
предположительно. Став книготорговцем, Колумб столкнулся с людьми
просвещенными, в том числе духовного звания. Сам он позднее писал, что в
Испании в течение семи лет его планы считались несбыточными, а верил в него и
помогал ему только один человек - монах А. де Марчена [11]. Имя Марчены поминал
и Фернандо Колумб, путая его, правда, с другим монахом. Марчена, по словам
Фернандо Колумба, вскоре после прибытия будущего адмирала в Испанию сообщил о
нем влиятельным лицам. Трудно сказать, с кем был связан Марчена, человек
грамотный, о котором известно, что он разбирался в астрономии. Во всяком случае
выглядит убедительным предположение, что именно он помог Колумбу проложить
дорогу в Саламанку.

Совещание,
посвященное Колумбу, состоялось в Саламанке не потому, что там находился
университет, один из первых в Европе. В этом городе провел зиму 1486 - 1487 гг.
королевский двор, который дал согласие на консультации по поводу планов
будущего адмирала. Состав участников совещания частично известен. Это были
представители двора и духовные лица, включая кардинала П.Г. де Мендосу. Они
дружно отвергли план Колумба, но, по-видимому, их уверенность в своей правоте
не была велика. Через несколько лет бывшие участники саламанкского совещания,
включая Мендосу, склонились на сторону Колумба, помогли (или не стали мешать)
его экспедиции.

Кое-какие
подробности о дискуссии в Саламанке передал Фернандо Колумб. По его словам, там
собрались сторонники закостеневших церковных канонов. Для них Земля была
плоской, а главный аргумент, выдвинутый против будущего адмирала, гласил: будь
Земля шаром, люди ходили бы вверх ногами. Свидетельство Фернандо Колумба вряд
ли стоит целиком отвергать. Конечно, желание поддержать добрую память об отце
заводило его далеко, но есть другое свидетельство, косвенно подтверждающее его
правоту. Через несколько лет на подобном же совещании под Гранадой одному из
участников, священнику, пришлось, как он писал, советовать Мендосе не искать
аргументов против Колумба в богословии [12]. Мендоса, судя по всему,
прислушался к совету, и тем самым церковь в его лице молчаливо признала
представление о шарообразности Земли, о возможности, отправившись на запад от
европейских берегов, добраться до Индии, Китая и других восточных стран.

Аргументы
противников экспедиции или тех, кто предлагал ее отложить на какое-то время,
по-видимому, не сводились лишь к разговорам о хождении вверх ногами. Участники
совещания в Са-ламанке знали, что для далеких путешествий нужны деньги и
благоприятный политический климат, который мог сложиться только после войны с
маврами. Испания, отдающая силы борьбе с исламом, могла не понять организацию
экспедиции для завоевания неведомых земель. В свою очередь Колумб мог выдвинуть
доводы о выгодности заморской экспедиции, как он это сделал, в частности, в
письмах казначеям Испании Л. де Сантанхелю и Г. Санчесу, отправленных после
возвращения из Нового Света (дальние страны дадут золото, пряности и рабов).
Аргументы в этих письмах вряд ли заметно отличались от того, что был способен
сказать Колумб в Саламанке.

После
Саламанки Колумбу надо было ждать окончания войны с маврами, сохраняя контакты
с испанским двором. Там, видимо, готовы были милостиво смотреть на
мореплавателя, предлагавшего соблазнительный проект.

Судя
по свидетельствам современников, Изабелла относилась к планам будущего адмирала
с большей благосклонностью, чем ее муж [13]. Сдержанность Фердинанда можно
объяснить трезвостью его ума, а расположение королевы - ее личной симпатией.
Но, прежде всего, дело было не в этом. На испанском троне Фердинанд оставался
королем Арагона, Изабелла - королевой Кастилии. Владея Каталонией - соседкой
Франции, - Сицилией, Балеарскими островами, Арагон ориентировался на связи с
бассейном Средиземного моря. Для Кастилии эти связи играли меньшую роль.
Кастильское дворянство больше, чем арагонское, было вовлечено в войны с
маврами, а в будущем ему должно было потребоваться новое поприще для экспансии,
экспедиции за океан. К ним могли быть привлечены, помимо дворян, моряки,
судовладельцы, коммерсанты. Окончание войны с Гранадой было не за горами, и
Изабелле приходилось думать о будущем.

Чтобы
поддержать контакты с испанским двором, Колумб следовал за ним. Двор не имел
постоянной резиденции, а потому Испания не имела столицы. Мадрид был
третьеразрядным городом, двор - штабом армии, чаще всего приближенным к театру
военных действий в Андалусии. Правда, двору нельзя было постоянно находиться на
Юге, так как одни и те же города не могли долго нести расходы по пребыванию коронованных
особ с их свитами. По этой и другим причинам - например, спасаясь от эпидемий,
- двор время от времени разъезжал по провинциям.

В
мае 1487 г. Колумб оказался в Кордове, в августе - в Малаге, затем - опять в
Кордове. Странствия по градам и весям давали, может быть, не меньше пищи для
размышлений, чем знакомство с королевским двором.

Андалусия,
которую Колумб знал лучше всего, была благодатным краем. На севере за
оливковыми рощами и виноградниками высились горы, где долгие месяцы лежал снег.
На юге, в самом теплом районе Европы, встречались дикорастущие пальмы. Но не
для всех этот край был раем. В поместьях на полях, как и в Португалии,
трудились рабы, завезенные из Африки, плененные в войнах с маврами. Крестьяне
ютились по жалким хижинам. От города к городу тянулись паломники и нищие,
предпочитавшие передвигаться группами, так как дороги не были безопасными. Вера
поддерживала тех, кто шел, сбивая ноги, и в зной, и в стужу, чтобы найти приют
в очередной монастырской ночлежке. Монастырей и церквей было много. Их доходов
хватало, чтобы помочь богомольцам и нищим, а заодно откупиться от местных
сеньоров, полупокровителей-полуразбойников.

Власти
пытались очистить дороги от шаек грабителей, взять под контроль неуемных
сеньоров. Фердинанд и Изабелла обратились к опыту германдад
("братств"), как называли союзы городов и крестьянских общин,
созданные для самообороны. Была образована Святая Германдада, куда крестьяне
должны были посылать по одному кавалеристу от ста дворов. Св. Германдаду, опору
королевской власти, боялись и правый, и виноватый. Она помогла разрушить часть
замков, не нужных для защиты от внешних врагов. А на дорогах, завидев ее отряды
в белых камзолах и синих беретах, путники спешили где-нибудь укрыться.

Города
Андалусии, в которых жил Колумб, по своим нравам напоминали Геную. На его
родине, как уже говорилось, знатные кланы устраивали кровавые столкновения. Их
причиной чаще всего была борьба за власть, а не романтические злоключения
Монтекки и Капулетти. В андалусских городах по тем же причинам враждовали кланы
Гусман, Понсе де Леон, Агилар и др. В свои банды (они так и назывались
по-испански - бандас) кланы втягивали вассалов, отставных солдат, просто
разбойников с большой дороги. Лилась кровь горожан и селян, горели церкви,
разорялись целые области.

Наблюдая
жизнь в Испании, Колумб должен был задуматься. В случае согласия двора с его
планами предстояло уйти в далекое плавание с экипажем из кастильцев. Дворяне
должны были встать во главе будущих заморских владений, принести туда порядки
своей родины. Разница могла быть лишь в уровне цивилизации и в том, что в чужих
странах у дворян были бы развязаны руки, над ними не было бы контроля - ни
церкви, ни короля, ни Св. Гер-мандады. Колумб сталкивался со схожей обстановкой
в португальской Эльмине, где шли восстание за восстанием. Возможно, он думал не
только о своей безопасности и своей карьере, когда позднее стал добиваться
широких военных и гражданских полномочий, титула вице-короля в землях, которые
предстояло открыть.

О
жизни Колумба в течение четырех-пяти лет после саламанк-ского совещания
сохранились такие же скупые сведения, как и о предыдущих годах. Известно,
однако, что в это время произошли важные для него события. Среди архивных
документов найдена копия грамоты, отправленной Колумбу Жуаном II, королем
Португалии, в марте 1488 г. Согласно грамоте, король в ответ на просьбу Колумба
разрешал ему вернуться в Португалию и обещал не возбуждать против него
судебного преследования. Грамота не содержала каких-либо сведений о цели
пребывания в Португалии. Эта цель могла быть связана с личной жизнью Колумба
или с его планами заокеанского путешествия, а может быть, и с тем, и с другим.
Не исключено, что разрешение было выдано по случаю смерти жены. Возможно, речь
шла о переговорах с лиссабонским двором, о чем есть в письмах Колумба
Фердинанду и Изабелле глухие упоминания, так же, как о контактах будущего
адмирала с Англией и Францией.

В
конце 1487 г. в Кордове Колумб сблизился с Беатрисой Энри-кес де Арана,
девушкой из местной небогатой семьи. В августе следующего года Беатриса родила
сына Фернандо. Возможно, тогда же Колумб посетил Португалию и забрал в Испанию
законного сына Диего. Как отец он всегда заботился об обоих детях и,
по-видимому, сохранял добрые отношения с родственниками Беатрисы, судя по тому,
что ее брат позднее командовал кораблем в эскадре адмирала.

Может
быть, браку с Беатрисой помешали нелегкие материальные условия, в которых жил
Колумб до отъезда в Новый Свет, л • может быть, все еще была жива его жена? Но,
скорее всего, причина была в другом. Беатриса не была дворянкой, и брак с ней
мог помешать Колумбу стать на равную ногу с испанскими придворными. Это могло
нанести удар по планам, которые будущий адмирал отстаивал при дворе. Что
касается внебрачной связи, то среди испанских дворян в те времена она могла
иметь почти легальную окраску. Никто Колумба не осуждал, кроме него самого. В
завещании он просил Диего как наследника обеспечить Беатрисе "достойную
жизнь" и тем самым "снять большую тяжесть" с его души.

Пребывание
в Португалии не помогло планам Колумба. К тому же проект западного пути в Индию
стал мало перспективен для Лиссабона с декабря 1488 г., когда в Европу вернулся
из путешествия вдоль африканских берегов Б. Диаш. Он только что обогнул юг
Африки и прошел 60 миль за бух. Алгоа, где теперь стоит Порт-Элизабет. Берег
уходил к северо-востоку, и португалец вернулся лишь из-за недовольства экипажа.
Теряли смысл переговоры о западном пути, когда восточный сулил скорые выгоды.

В
Испании перспективы путешествия, задуманного Колумбом, были по-прежнему
неопределенными. Фердинанд и Изабелла готовились к осаде крепости База,
прикрывавшей с востока подступы к Гранаде. Осенью 1489 г. начались наводнения,
пришел голод. Это не помешало королевским войскам приступить к уничтожению
посевов вокруг Гранады, чтобы лишить мавров съестных припасов. Базу захватили,
и победу долго праздновали. Затем готовили свадьбу старшей дочери Фердинанда и
Изабеллы с португальским принцем. Свадьбу отпраздновали в апреле 1490 г. с
балами, турнирами и факельными шествиями.

О
Колумбе никто не думал, и после мая 1489 г. (даты вызова ко двору, помянутой в
архивах) он, по-видимому, утратил материальную поддержку Фердинанда и Изабеллы.
Найдено письмо Л. де ла Серда, герцога Медина-Сели, который сообщал кардиналу
Мендосе, что задержал отъезд Колумба во Францию и дал ему на два года приют в
своих владениях, видимо, с конца 1489 г. По словам герцога, он готов был
поставить под командование Колумба три-четыре корабля, но полагал, что будет
лучше, если путешествие : организуют Фердинанд и Изабелла [14]. Скорее всего,
герцог боялся королевской немилости. Он мог не раз убедиться, что монархи
желали ограничить независимость грандов, способных организовать крупные
экспедиции, будь то на суше или на море.

Два
года, проведенные у герцога в замке Сан Маркое, около Кадиса, не могли пройти
даром. Это были, надо полагать, годы занятий и подготовки экспедиции. Из письма
де ла Серды, адресованного Мендосе, следовало, что корабли для экспедиции
фактически уже были подготовлены. Трудно допустить, чтобы Колумб не принял
деятельного участия в их снаряжении. Кроме того, как сообщал Лас Касас, вместе
с Колумбом в замке Сан Маркое был X. де ла Коса, будущий картограф Нового
Света. Неудивительно, что на встрече с Фердинандом и Изабеллой в конце 1491 г.
Колумб появился, по словам хрониста А. Бернальдеса (лично знавшего адмирала), с
картой мира в руках, произведшей благоприятное впечатление на монархов.

С
апреля 1491 г. Фердинанд и Изабелла находились под стенами осажденной Гранады,
а с августа - занимались сооружением рядом со столицей мавров замка Санта Фе.
Его строительство имело важное военное и психологическое значение: маврам
надлежало видеть в замке свидетельство того, что испанцы не отойдут от Гранады.
В последние месяцы 1491 г. в лагере Санта Фе Колумб в очередной раз пытался
добиться положительного решения своих дел, и вновь безуспешно. Покинув Санта
Фе, он отправился в Уэльву, приморский андалусский город, захватив с собой сына
Диего, чтобы оставить его там у родственника жены (мужа ее сестры).

В
десятке километров от Уэльвы при слиянии рек Тинто и Одьель стоит до наших дней
францисканский монастырь Св. Марии Рабида; рядом с ним - портовый городок
Палое. Францисканские монастыри всегда были приютом бедняков. Так было и осенью
1491 г., когда к воротам Рабиды подошел мужчина лет сорока и попросил у монахов
хлеба и воды для сопровождавшего его ребенка. Со странником, который, судя по
его речи, был иностранцем, разговорился старый монах Хуан Перес. Разговор
настолько увлек монаха, что он вскоре послал за палосским грамотеем, врачом.
Тот никак не мог подумать, что историю его встречи с Колумбом придется через
двадцать с лишним лет пересказать судейским писцам в ходе разбирательства тяжбы
между казной и Диего Колумбом, которого он когда-то встретил ребенком в монастырском
дворе. А суть дела была в том, что тогда, в Рабиде, врач и монах во всем
поддержали Колумба. Монах определенно заявил, что Колумб шел по верному пути и
предложил ему свою помощь.

Встреча
с Пересом принесла успех Колумбу. Монах, прозорливый и решительный, в прошлом
был исповедником королевы Изабеллы. Он тут же вызвался отправить гонца в Санта
Фе ходатайствовать за будущего адмирала. Через две недели гонец вернулся с
письмом, в котором Изабелла просила Колумба без промедления вновь прибыть в
Санта Фе.

Св.
Мария Рабида помогла открытиям Колумба. Молва гласит, что стоящая там на
серебряном алтаре гипсовая статуя богоматери с младенцем изготовлена в
мастерской св. евангелиста Луки. Монахи говорят иное. По их словам, богоматерь
была изваяна около 1400 г., за статую соперничали Уэльва и Палое. Спор
разрешили мирно: поставили статую в лодку и стали ждать, куда ее прибьет. Лодку
прибило к монастырскому берегу. Со времен Колумба Св. Мария Рабида -
покровительница Латинской Америки. Каждую годовщину открытия Нового Света, 12
октября, звонят колокола в латиноамериканских столицах. Поминают и Св. Марию
Рабида. Америка хранит память о Колумбе и о монастыре, который стал вехой на
его пути за океан.

Переговоры
с Колумбом, начатые в Санта Фе, были продолжены в Гранаде, захваченной 2 января
1492 г. В судовом журнале первого путешествия адмирал писал, что видел, как
королевские войска входили в Гранаду, как были подняты флаги Фердинанда и
Изабеллы на башнях Альгамбры - внутренней крепости и дворца эмиров. Последний из
эмиров, целовавший руки королю и королеве у городских ворот, с октября вел с
ними тайные переговоры, упрашивая поскорее войти в город. Капитуляция избавляла
эмира от страха перед чернью, требовавшей продолжать сопротивление.
Простонародье знало, чем для него будет испанское владычество. В Базе, Кадисе и
Альмерии, ранее захваченных испанцами, было уже объявлено, что населению, если
оно не желает быть обвиненным в никому неизвестных заговорах, разрешается
отправиться на все четыре стороны.

Тучи
собирались не над одними арабами. За еврейскими общинами Кастилии и Арагона еще
признавалось право на существование. Но уже инквизиция жгла на кострах марранов
- новообращенных христиан, - выискав тех, кто тайно читал Тору или совершал
обряд обрезания над новорожденными мальчиками. В марте 1492 г. наконец
появилось предписание всем евреям креститься или покинуть Испанию. Конечный
срок был назван: до начала августа того же года.

В
ходе переговоров Колумб обнаружил, что теперь у него много союзников. На
совещании, подобном саламанкскому, проведенном в Гранаде, большинство
придворных и служителей церкви высказались в поддержку экспедиции. Настало
время Колумбу заявить, на что он лично претендовал. Он просил дать ему
дворянство, титулы адмирала, губернатора и вице-короля в тех странах, которые
он откроет. Из будущих доходов от торговли он хотел бы получить одну десятую, а
также хотел бы участвовать в торговых экспедициях на правах пайщика, несущего
одну восьмую часть издержек и получающего соответствующую прибыль. Фернандо Колумб
утверждал, что в феврале 1492 г. переговоры были прерваны, так как двор счел
требования его отца чрезмерными. Будущий адмирал покинул город, но его догнали
на мосту через ущелье, за две лиги от Гранады, и вернули во дворец.

В
конце концов встал практический вопрос: кто оплатит экспедицию? Казна была
пуста. Контрибуция, полученная от Гранады, тут же ушла на оплату долгов. По
словам Фернандо Колумба и Лас Касаса, Изабелла, уверовав в генуэзского
мореплавателя, заявила, что готова заложить свои драгоценности. Может быть и
так, только драгоценностей у нее не было. Прошло три года, как они были
заложены у ростовщиков Валенсии и Барселоны. Если кто и мог теперь помочь
Колумбу, так это были не короли, не придворные и не монахи, а те, у кого
водились капиталы. Вот почему год спустя, по возвращении из Нового Света,
первыми адресатами писем адмирала стали испанские казначеи, среди которых
наиболее значительной фигурой (по крайней мере для Колумба) был Л. де
Сантанхель.

Сантанхель,
выходец из семьи крещеных евреев, коммерсант и финансист, был казначеем Св.
Германдады и "эскривано де расион" - секретарем по хозяйственным
делам в Арагоне. Его личное состояние было достаточным, чтобы ссудить Колумбу,
как видно из бухгалтерских книг Св. Германдады, свыше миллиона мараведи.
Фактически, по-видимому, он ссудил намного больше: 4 - 4,5 млн мараведи, или 17
тыс. золотых флоринов весом около 3,5 г каждый. Документ о 17 тыс. флоринов был
найден в архиве Арагона историком XVII в. Б.Л. Архенсолой.

Нет
сведений о мотивах, которыми руководствовался Сантанхель, ссужая Колумбу личные
средства. Правда, известно, что такие люди, как Сантанхель, в те времена
получили немало от еврейской общины. Многие евреи не желали ни креститься, ни
покидать Испанию. Они знали, что погибнут от руки инквизиции, и предпочитали
отказывать свое имущество марранам, нежели ждать его конфискации. Может быть,
Сантанхель рассчитывал помочь бывшим единоверцам, передавая деньги Колумбу?
Может быть, надеялся, что в далеких странах, которые откроет генуэзец, евреям удастся
спастись от своих гонителей?

Если
верить только документам, собранным архивистом М.Ф. де Наваррете, то Колумб
получил от Сантанхеля 1 млн 140 тыс. мараведи. Эта сумма позднее была
возвращена Сантанхелю до единого мараведи короной через кассу Св. Германдады.
17 апреля 1492 г. Фердинанд и Изабелла подписали капитуляцию (жалованную
грамоту), по которой Колумб получал все просимые титулы и привилегии, а через
две недели было подписано "свидетельство о пожаловании титула" [15].
Тогда же городские власти Палоса получили приказ нанять два корабля. Палое стал
базой для подготовки экспедиции, по-видимому, по той причине, что рядом была
Рабида, откуда исходила инициатива поддержки Колумба. Городу тут же припомнили,
что шесть лет назад он проявил своеволие, отказавшись дать корабли
неаполитанскому королю, союзнику Изабеллы. Теперь в наказание Палосу следовало
нанять на два месяца два корабля и оплатить жалование их командам за четыре
месяца. Моряки, пожелавшие принять участие в экспедиции, приравнивались к экипажам
военных кораблей с соответствующим заработком. Морским советам Андалусии
предписывалось за умеренную плату поставить на корабли провиант и боеприпасы.

Колумбу
было разрешено к двум кораблям присоединить третий, снаряженный за свой счет.
Лично он потратил на экспедицию полмиллиона мараведи, полученных, частично или
полностью, от соотечественников-итальянцев. Эти деньги составили, по словам Лас
Касаса, одну восьмую от общих затрат, и, значит, вся сумма все-таки равнялась,
круглым счетом, 4 млн мараведи.

Моряки
Палоса, бывалые люди, не торопились вербоваться в плавание на край света,
откуда еще никто не возвращался. Власти это предвидели, а потому было решено
пустить в ход обычное средство, которое использовали не только в Испании, чтобы
обеспечить флот рабочими руками. Было объявлено, что находящиеся в тюрьмах
преступники получат свободу, отправившись за океан. Одного из них,
приговоренного в Палосе к смерти за убийство, не пришлось долго уговаривать. Но
остальных, судя по всему, было недостаточно, чтобы укомплектовать корабли
Колумба.

Положение
изменилось в июне 1492 г., когда в Палое вернулся из плавания М.А. Пинсон,
опытный моряк и местный судовладелец. Он принял сторону Колумба и вызвался сам
пойти с ним в океан. Пинсону доверяли в Палосе и близлежащих местностях; с его
помощью были набраны 90 человек, нужных для экспедиции. В конце июля все три
корабля - "Св. Мария", "Пинта" и "Нинья" - были
готовы. Из Палоса их вывели на веслах к отмели Сальтес в устье Тинго.

На
рассвете 3 августа 1492 г. корабли снялись с якорей. Впереди за мутной речной
водой Тинто катились прозрачные волны океана. За день до этого, 2 августа,
истек срок пребывания евреев в Испании. Возможно, выйдя в открытое море, Колумб
увидел последние корабли, увозившие изгнанников. Экспедиция Колумба должна была
обогатить Испанию, но на его глазах страна беднела, теряя ремесленников,
торговцев, грамотных горожан.

***

Инструкций,
касавшихся экспедиции, в испанских архивах нет.

Но
они, скорее всего, существовали, если учесть внимание, которым был окружен
Колумб, в частности письменные распоряжения, отданные властям Палоса и лицам,
ответственным за оружейные и провиантские склады, снабжавшие адмирала. Можно
также попытаться восстановить в общих чертах королевские повеления по другим
документам. Во вступительной части судового журнала, который сохранился в
сокращенном виде, адмирал писал, что после падения Гранады он беседовал с
Фердинандом и Изабеллой "о землях Индии", о "великом хане",
т.е. о монгольском правителе Китая. В результате беседы (или бесед) адмиралу
было поручено "увидеть этих правителей, народы и земли, их расположение и
все в целом, а также изучить способ их обращения в нашу святую веру" [16].

Перед
экспедицией, таким образом, ставились разведывательные и миссионерские цели,
понятные для испанцев, боровшихся с исламом во имя укрепления христианства. Но
дело было не только в этом. По жалованной грамоте 17 апреля 1492 г. Колумб
назначался вице-королем на всех островах и материках
("тиеррас-фирмес"), которые он "откроет или приобретет". В
дальних странах предстояло обрести "жемчуг, драгоценные камни, золото,
серебро, пряности". Этого перечня было достаточно, чтобы объяснить цели
экспедиции. Слово "золото" здесь присутствовало с самого начала,
притом; предоставляя Колумбу грамоту, Фердинанд и Изабелла обошлись без
упоминания, казалось бы уместного, христианизации далеких земель.

На
пути к этим землям испанцы могли сделать остановку на Канарских островах - их
единственном владении в Атлантическом океане.

Судьба
Канарских островов, разбросанных у берегов современного Марокко и Западной
Сахары, во многом предвосхитила судьбу стран, которые предстояло открыть
Колумбу в Новом Свете. Коренные жители Канар, гуанчи - светлокожие, подчас
голубоглазые, - говорили на языках, близких берберским диалектам соседней
Северной Африки. Первобытные обитатели пещер, они были одеты в шкуры коз и
собак. Последние дали название островам: "канариэ" - по-латыни
"собачьи". В 80-е годы XV в. кастильцы подчинили почти всю островную
группу, преодолев отчаянное сопротивление гуанчей. Их последние вожди бросились
на скалы с одной из вершин острова Гран-Канария, чтобы не сдаться победителям.
Гуанчи как народ исчезли. Оставшиеся в живых были вывезены в Кастилию как рабы
или ассимилированы испанскими колонистами. Последующая история Канар приобрела
европейские черты. Завоеватели, кастильские дворяне, не уживались друг с
другом. Незадолго до путешествий Колумба двое предводителей конкистадоров были
арестованы по ложным доносам и в кандалах отправлены в Европу. Их пример мог бы
заставить адмирала задуматься о том, что ждало его самого.

Канары
послужили Колумбу последней базой для пополнения запасов воды и провианта на
пути за океан. Далее на юг простиралась сфера влияния Португалии, которая,
согласно португало-кастильскому соглашению в Алькасовасе (1479),
подтвержденному папской буллой (1481), владела всем "по ту сторону
Канарских островов". Лиссабон склонен был толковать соглашение в
Алькасовасе расширительно, чтобы присвоить все территории к югу от линии,
проходящей в широтном направлении через Канары. Следовательно, заокеанские
земли, куда отправлялся Колумб, рассматривались Лиссабоном как своя сфера
влияния, если эти земли лежали южнее 27°30' - широты самого южного из Канар о.
Иерро (от него на Пиренейском полуострове вели счет меридианам).

Колумб
должен был все это знать, хотя сообщил в Лиссабоне, вернувшись из Нового Света,
что не ведал о былых соглашениях Кастилии с Португалией. В письмах,
предназначенных для публикации, сразу после возвращения адмирал писал, что шел
все время на запад на широте Иерро и приблизительно на этой широте сделал свои
открытия [17]. Заявления адмирала были дипломатичны и не компрометировали
Испанию, хотя в действительности открытые Куба и Эспаньола (Гаити), а также
центральная часть Багамских островов лежали на юг от широты Иерро.

Надо
думать, адмирал заранее готовился сообщить в Европе удобные для споров с
Португалией координаты, а потому в судовой журнал он вносил вдвое увеличенные
данные о широте ряда пунктов Вест-Индии. Наваррете, которому историки обязаны
многочисленными документами о Колумбе, отмечал, что на квадранте, которым
адмирал определял широту, величины делений также были обозначены удвоенными
цифрами, т.е. когда адмирал писал, что побывал под 42°, следовало, что он
находится на 21° с.ш., и т.д.

Так
или иначе, неверные сведения судового журнала послужили основанием для части
историков обвинить Колумба в неграмотности, заявить, что он просто не умел
пользоваться навигационными инструментами. Учитывая все, что было сказано, эти
обвинения выглядят беспочвенными. К тому же известно, что после первого
путешествия, когда Испания и Португалия договорились о сферах влияния и когда
нечего было скрывать, Колумб приводил верные сведения о своих измерениях
широты. В бумагах адмирала есть, например, запись о том, что в феврале 1504 г.
в Санта-Глория на Ямайке он определил широту по Малой Медведице в 18°. Ошибка
составила всего Г, что допустимо для несовершенных инструментов, которыми он
пользовался.

Другое
дело - трудности, с которыми сталкивался адмирал, определяя долготу. Никаких
хронометров для определения разницы во времени Европы и Нового Света не
существовало. Механические часы с пружиной появились только в XVI в. Долготу
можно было найти либо линейными измерениями, либо подсчетами по таблицам
затмений небесных светил (европейское время затмений было подсчитано на много
лет вперед). Поскольку затмение происходит одновременно во всех географических
точках, откуда его наблюдают, разница между местным и европейским временем дает
разрыв в часах и минутах, равный искомой долготе. В сентябре 1494 г. на острове
у южных берегов Эспаньолы Колумб попытался воспользоваться лунным затмением для
своих подсчетов. По-видимому, мешала бурная погода, не позволявшая точно
определить восход солнца и тем самым дать точное местное время. Ошибка Колумба,
находившегося на 71° з.д., составила 16° (приблизительно 1,6 тыс. км).

И
все же, судя по другим подсчетам, Колумб знал, на каком удалении от Европы он
находился. Для этих подсчетов он использовал оценку ветров, течений и скорости
своих кораблей. В ноябре 1492 г. на Кубе он записал, что прошел от Иерро 1142
лиги. Просчитав по карте его путь, Наваррете отметил, что было пройдено в
действительности 1105 лиг (6 тыс. с лишним километров). Ошибка составила
всего-навсего 37 лиг, т.е. половину экваториального градуса.

Экспедиция
Колумба состояла из трех кораблей и имела меньше сотни моряков. В распоряжении
адмирала находился один относительно крупный по тем временам корабль - нао, как
называли испанцы суда с повышенным тоннажем. Чтобы заслужить такое название,
"Св. Мария" должна была иметь водоизмещение по меньшей мере в сотню
тонеладас (единственное число - тонелада) - старинных испанских мер объема. В
разных районах Пиренейского полуострова тонелада составляла от 1 до 1,8 метрической
тонны. Входившие во флотилию два других корабля, каравеллы (т.е.
среднетоннажные суда, по тогдашним меркам), были меньше, особенно
"Нинья", имевшая, по-видимому, около 60 тонеладас. Никаких чертежей
или рисунков "Св. Марии" и обеих каравелл, "Пинты" и
"Ниньи", не сохранилось. Но известно, что все они были палубными
трехмачтовыми кораблями.

Размеры
судов Колумба не раз исследовались историками. Американец С.Э. Морисон,
организовавший перед второй мировой войной экспедицию на парусниках по
маршрутам Колумба, считал, что "Св. Мария" имела около ста
метрических тонн водоизмещения. При этом он ссылался на то, что Лас Касас
однажды, упоминая "Св. Марию", поставил ее в один ряд с другим
кораблем в сотню тонеладас. По мнению Морисона, каждая тонелада равнялась
примерно сорока кубическим футам, т.е. 1,1 метрической тонны. Другие
специалисты, говоря о "Св. Марии", давали иные цифры, подчас намного
более значительные. По одной из оценок, этот корабль имел 400,
"Пинта" - 300, "Нинья" - 200 т водоизмещения. Более
скромные цифры, стоящие, по-видимому, ближе к истине, предложил в конце XIX в.
испанский капитан С.Ф. Дуро, руководивший строительством копии "Св.
Марии" к юбилею открытия Нового Света. Дуро нашел свидетельство о
вместимости "Св. Марии" и, исходя из него, подсчитал водоизмещение,
которое оказалось равно 237 метрическим тоннам. При этом "Св. Мария"
имела 23 м длины ("между перпендикулярами", как говорят моряки). Что
касается "Пинты", то ее длина оценивалась в 20 м, а длина
"Ниньи" - в 17,5 м [18].

Как
известно, "Св. Мария" потерпела крушение в декабре 1492 г. Корабль,
или, вернее, то, что могло от него остаться, покоится под песками у северных
берегов Гаити. "Пинта" уцелела, вернулась в начале 1493 г. на родину,
после чего следы ее затерялись. А "Нинье" была уготована другая
судьба. Прочная и ходкая, эта любимица адмирала не только проделала обратный
путь из Нового Света в Испанию. Еще дважды ходила она за океан, уцелела в
страшный шторм 1495 г., когда отправился на дно весь вестиндский флот.
"Нинья" проплавала за свою морскую жизнь 25 тыс. миль под
адмиральским флагом, что стало своего рода мировым рекордом для судов таких
размеров.

Усовершенствования
XII - XV вв. дали кораблям Колумба большую парусность, компас, руль с опорой на
ахтерштевень. Кормчие держали при себе запасные компасные стрелки, камни для их
намагничивания. В навигации, как уже было сказано, использовался квадрант. Он
представлял собой деревянную четверть круга с градуировкой, отвесом и
зрительной трубой для наводки на небесные светила. Колумб писал, что у него
была астролябия, но он не мог ее использовать из-за качки (как и другие моряки
в его время). Лотов не было. Скорость оценивали либо по движению на гребне
волны, поднятой кораблем, либо по щепке, брошенной у носа и плывущей к корме.
Время отсчитывали, не ударяя в колокол, а переворачивая стеклянные песочные
часы (отсюда в русском флоте пошло слово "склянки").

"Св.
Мария" имела осадку не более 3,3 м; у каравелл она была еще меньше - до 2
м. Малая осадка позволяла не бояться мелководья, заходить в устья рек. В
Средиземном море корабли зачастую шли с косыми парусами, повышавшими
маневренность, но Колумб предпочитал прямые, обеспечивавшие более высокую
скорость. При хорошем попутном ветре его корабли давали 8 - 9 узлов в час, т.е.
столько, сколько современные крейсерские яхты. Фактически, пересекая Атлантику,
Колумб шел с меньшей скоростью - 4 - 5 узлов. Пассаты дули в юго-западном
направлении, и в то же время корабли несколько сносило на северо-восток морское
течение. Оно на широте Иерро в сентябре - октябре 1492 г. вовсе не было
благоприятным (вопреки, в частности, утверждению такого авторитета, как Э.
Реклю) [19].

Команда
флотилии насчитывала 90 человек, хотя некоторые авторы пишут, что их было 120.
Скорее всего цифра была завышена ввиду того, что после путешествия нашлось
много желающих приписать себе участие в открытии Нового Света. Для обслуживания
флотилии хватило бы и половины тех, кого взял Колумб, считая капитанов, их
помощников-кормчих (пилотос), боцманов (маэст-рес). Но приходилось учитывать,
что в дальних морях адмирал может понести потери, что появятся ослабевшие и
больные. Все моряки знали, что рисковали головой, уходя в плавание с Колумбом.
А потому нетрудно было предугадать конфликты, порожденные страхом за исход
путешествия, желанием скорее вернуться в Испанию, не испытывая судьбу.

На
"Св. Марии" капитаном был ее владелец X. де ла Коса, однофамилец
известного географа. Капитан остался жив, хотя многие из его экипажа после
потери корабля высадились на Эспаньоле и погибли от рук индейцев.
"Пинтой" командовал М.А. Пинсон. Опытный моряк прошел через морские
бури, но не спасся от бурь житейских. Он разошелся с Колумбом, в частности
из-за желания искать золото в Новом Свете самостоятельно и беcконтрольно, а
заодно - развлекаться с индианками подальше от глаз адмирала. Капитан
"Пинты" умер вскоре после возвращения в Испанию, по-видимому, от
сифилиса. Его младший брат В.Я. Пинсон, капитан "Ниньи", поддерживал
старшего родственника, играя, правда, не слишком активную роль. Через полтора
десятка лет после открытия Нового Света В.Я. Пинсон успешно обследовал
восточный берег Южной Америки, возможно дошел до Ла-Платы.

Условия
жизни на кораблях были нелегки даже для неприхотливых спутников Колумба. Лишь
на "Св. Марии" был, по-видимому, небольшой кубрик на баке. На
каравеллах матросы в хорошую погоду спали на тюфяках на палубе, в плохую - под
ней, поверх пропахшего отходами и нечистотами песчаного балласта. Съестных
припасов вначале хватало, но к концу путешествия провиант был на исходе,
матросы голодали. Приходилось, преодолевая усталость, выстаивать вахты,
бороться со штормами. Вторая часть пути пролегла в умеренных широтах, где
моряки нередко мерзли. Защитой от непогоды была альмосела, плащ с капюшоном,
прикрывавший крестьянскую рубаху и короткие штаны.

Матросы
Колумба знали не только морское дело. Среди них были плотники, конопатчики,
бочары, нотариус. Имелись лекари, лечившие солями и микстурами. Но в Новый Свет
не взяли ни одного священника, ни одного монаха. Художественные полотна, на
которых Колумб, вступая на неведомый берег, получает благословение посланцев
церкви, - сущая выдумка. Это не значит, что моряки не были богобоязненны. Менее
всего в этом можно было заподозрить Колумба, тщательно соблюдавшего обряды,
нередко искавшего в Библии ответы на вопросы, которые ставили перед ним его
путешествия.

Судовой
журнал адмирала упоминает флаги, которые находились на кораблях, но не
уточняет, какие из них поднимались на мачтах. Вряд ли поднимали арагонский
флаг, поскольку экспедиция состояла в основном из кастильцев. Их штандарт,
скорее всего, развевался на грот-мачте "Св. Марии": два белых и два
красных поля с башнями и львами в шахматном порядке. "Пор Кастилия и пор
Леон нуэво мундо алло Колон" ("для Кастилии и для Леона Новый Свет
открыл Колумб") - такой девиз появился на фамильном гербе адмирала после
его смерти. Возможно, девиз был добавлен сыном адмирала, Диего. А когда адмирал
впервые сошел на берег в Новом Свете, он имел с собой, как сообщает его судовой
журнал, "королевский флаг" (Колумб дипломатично не стал писать, какой
именно). Сопровождавшие адмирала два капитана были снабжены флагами с зелеными
крестами, с буквами Ф и И (Фердинанд и Изабелла), увенчанными коронами. Судя по
материалам Мадридского морского музея, это были прямоугольные флаги с косицами;
в походе такие флаги поднимались не на гроте, а на фок-мачте.

На
кораблях был заведен обычай: каждые полчаса, переворачивая песочные часы, юнга
произносил духовные стихи, а утром и вечером в определенное время он запевал
гимны и читал молитвы, к которым надлежало присоединяться команде. Юнга,
по-видимому, честно исполнял свои обязанности, но вряд ли стоит ручаться за
всех испанских матросов и утверждать, что они всегда охотно подтягивали,
заслышав гимны и молитвы. Тем более что сохранился их песенный репертуар, обычно
безобидный фольклор, имевший мало отношения к богоугодным темам. Скорее всего
на пути в Новый Свет, задумываясь, куда их заведет Колумб, моряки готовы были
подпевать любому гимну. На Багамских и Антильских островах все казалось
благополучным, и юнге случалось петь в одиночестве. А при возвращении в Европу,
попав в многодневный шторм, который рвал паруса и валил мачты, моряки вновь
могли изменить свое отношение к ритуалу. Тут и гимны пели с небывалым усердием,
и молитвы читали без перерыва, все вместе и поодиночке.

Колумб,
когда мог, облегчал тяжелую службу моряков. Лучшей помощью для них было,
конечно, его умение водить корабли и щадить силы команды. Участник второго
путешествия адмирала М. де Кунео, итальянец на испанской службе, явно был горд
своим соотечественником Колумбом. По словам Кунео, "не было человека столь
великодушного и столь знающего практику мореходства, как адмирал. В море ему
было достаточно облака, а ночью - звезды, чтобы знать, что случится и будет ли
непогода. Он сам правил и стоял у руля, а после шторма ставил паруса, когда
другие спали" [20].

Адмирал
и его кормчие знали, что, покинув испанские берега, они пойдут на юг с попутным
пассатом, что за Канарами ветры повернут к западу и вновь помогут
путешественникам. Они знали, что те же ветры помешают вернуться в Испанию
старым путем, что, возвращаясь, по-видимому, лучше будет плыть на
северо-восток, скажем, в район Азорских островов, где ветры и течения
переменчивы, а далее на север преобладают западные воздушные потоки. Общее
знание навигационной обстановки в восточной части Атлантики, конечно, облегчало
задачу, но не более того. Далее Азорских островов никто не ходил, и риск
плавания в Западной Атлантике был очевиден. Этот риск, собственно говоря, и
вызывал особые трудности для Колумба в отношениях с экипажем. Далеко не все
спутники адмирала были людьми, способными безропотно рисковать своей жизнью.
Быстро выяснилось, что Колумбу придется тратить много сил, чтобы успокоить
экипаж, постоянно убеждать его, что экспедиция добьется успеха.

Чтобы
ободрить своих людей, Колумб преуменьшал трудности путешествия, в частности
умышленно занижал пройденные расстояния. Тем самым адмирал создавал у моряков
впечатление, что они не так далеки от знакомых берегов, что риск затеряться в
океане не так велик. Подобным образом Колумб мог ввести в заблуждение простых
матросов, но не кормчих и не капитанов, которые на "Св. Марии" и на
каравеллах наверняка сами отсчитывали пройденные мили. Не исключено, что
адмирал выполнял соответствующие инструкции Фердинанда и Изабеллы, которые в
дальнейшем опустили своеобразный железный занавес над своими колониями в Новом
Свете, не пуская туда иностранцев. Детали путешествия за океан испанским
правителям вряд ли хотелось раскрывать, поскольку это облегчало проникновение в
далекие страны конкурентов, прежде всего португальцев. Наконец не исключено,
что Колумб без всяких инструкций придерживался примера многих моряков, желавших
обладать монополией на знание морских путей.

На
Канарах экспедиции пришлось задержаться. Дело в том, что на пути к этим
островам треснул и вышел из пазов руль на "Пинте". М.А. Пинсон
полагал, что не иначе как поломку подстроил К. Кин-теро, владелец
"Пинты", который мог подбить на саботаж кого-то из матросов, чтобы не
идти в опасное плавание. Теперь надо было руль чинить, и "Пинта"
остановилась у Гран-Канарии. Никто из* матросов там с корабля не сбежал, а
потому предположение Пин сона о саботаже с целью прекратить плавание, видимо,
не было обосновано. Океан на пути от Гибралтара к Канарам бурлив, по ломка руля
здесь могла произойти без вины команды.

Во
время стоянки на Гран-Канарии Колумб поменял на "Ниньо" косые паруса
на прямые, чтобы поднять ее скорость, а затем, копя на "Пинте"
закончился ремонт, пошел к о-ву Гомера, где остано вился на несколько дней, для
пополнения запасов воды и продо вольствия. Островом правила вдова одного из
конкистадоров, донья Беатриса де Пераса. Ей не было тридцати, и в свое время
она вы-шла замуж не по доброй воле. Этой фрейлине Изабеллы был пред-ложен брак,
чтобы она могла покинуть двор, где король Фердинанд не оставлял ее прелести без
внимания. Моряки Колумба, пот видимому, с пониманием отнеслись к визитам
адмирала в башню, в которой жила вдова. Хорошо сложенный и умевший себя держать
генуэзец должен был произвести благоприятное впечатление на донью Беатрису. В
любом случае визиты к ней не задержали адми-рала, и как только корабли взяли на
борт все, что было надо, они покинули Гомеру. Возвращаясь из второго
путешествия через Го меру, Колумб был встречен пушечным салютом и фейерверком.
Адмирал, возможно, не знал, что донья Беатриса велела повесить одного из своих
подданных, который как-то не в добрый час выра-зил сомнение, что вдова
целомудренно хранила память о покойном муже [21].

10
сентября последний из островов исчез за горизонтом, начался океанский переход,
длившийся 33 дня, почти по прямой, близ тро-пика Рака. Судьба распорядилась
так, что Колумб пересекал самую! широкую часть Северной Атлантики, проходил
Саргассово море и Бермудский треугольник, который не сыграл с ним никаких злых!
шуток. Но хватало дурных примет, вызвавших мрачное настроение у спутников
адмирала. С самого начала им пришлось не по душе на Канарах извержение вулкана
(на о. Тенерифе). Зрелище было не-виданным для испанцев, и Колумбу пришлось
рассказать, что на его родине дым над Этной и Везувием - нередкое явление.
После недели пути магнитные стрелки стали отклоняться на запад от Полярной
звезды, что вызвало приступ страха. На этот раз адмирал был не в состоянии
что-либо объяснить и ссылался лишь на то, что отклонение наблюдали некоторые
моряки, ранее заходившие относительно далеко на запад.

В
начале путешествия при переходе через Атлантику погода в целом
благоприятствовала Колумбу, океан был довольно спокоен. Этот океан был
удивителен, его еще не бороздил ни один корабль. Колумб видел то, что не увидят
его потомки спустя несколько веков: чистые воды, какими их создала природа,
незахламленные берега, намного более разнообразную жизнь на морской
поверхности. В бортовом журнале адмирал поминал ряд видов птиц - залетных, с
материков, и чисто морских. Он встречал китов и дельфинов, множество тунцов -
прекрасно известных испанцам промысловых рыб, достигающих по весу чуть ли не
тонны. Одного тунца как-то поймали на "Нинье"; на всех кораблях
ловили дорад. Адмирал заметил, что Саргассово море населено не только рыбами,
но и ракообразными. Запись о ловле дорад адмирал сделал в тот день, когда ветер
заметно упал. В спокойную погоду моряки могли искупаться в океане, закинуть
удилища, рассчитывая на хороший улов. Все они постоянно пробовали морскую воду
на вкус, рассчитывали, что понижение солености станет признаком близости земли
и ее пресных рек. На самом деле концентрация солей в воде зависела не только от
стока рек, но и от растворимости воды, состояния атмосферы, донных осадков,
планктона.

Водоросли
Саргассова моря были встречены с облегчением, как признак близости берегов. Но
адмирал более всего следил за птицами. Появление тех видов, которые летают в
прибрежных водах, могло бы говорить само за себя. Важно было и направление
полета, способное помочь поискам земли, где птицы должны были гнездиться. До
начала октября наблюдения не были утешительными, и напряжение на кораблях
нарастало.

Колумб
дважды отклонялся к юго-западу, когда чуть ли не вся команда уверяла, что
где-то там видит землю, а потом признавала, что все спутали очертания облаков.
Если бы не отклонения, Колумб скорее всего вышел бы не к Багамским островам, а
к Флориде, и даже севернее нее. Были бы открыты те территории, которые в
дальнейшем колонизовали англичане и, кто знает, каким путем пошла бы
американская история, окажись все эти земли под испанским флагом. А, может
быть, ничего бы не изменилось. Ведь в XVI в. испанцы захватили Флориду, затем -
Техас и Калифорнию. Все пришлось отдать англо-американцам, так же как русским
пришлось уйти с Аляски.

Где-то
в начале октября все три капитана потребовали повернуть корабли назад, и
упорствующему адмиралу, по некоторым сведениям, пригрозили оружием. Конфликт
кончился тем, что капитаны согласились ждать еще несколько дней. Их
уступчивость, впрочем, была не по душе команде, которая становилась все менее
сговорчива. До бунта дело не доходило, но, как потом вспоминал один из'
моряков, команда поговаривала, что неплохо было бы отправить адмирала за борт,
когда он ночью в очередной раз станет разглядывать звезды [22].

В
ночь на 10 октября над кораблями, шедшими уже третьи сутки с отклонением к
юго-западу, был слышен непрерывный шум от множества крыльев перелетных птиц,
устремлявшихся также несколько дней подряд куда-то на юго-запад. Для Колумба
это был верный признак близости земли, но команда "Св. Марии" ничего
не хотела знать. 10 октября команда заявила, что продолжать экспедицию нет
смысла. У Колумба был готов ответ: зашли слишком далеко и возврат невозможен.
Адмирал, таким образом, собирался доказать, что возвращаться придется против
ветра, что на обратный путь не хватит припасов, что ими надо запастись на тех
землях, которые будут открыты.

11
октября в настроениях, казалось, началась перемена. В воде увидели плывущие
тростинки, ветку кустарника, доску, палку со следами обработки. Задул сильный
восточный ветер, чего раньше не случалось; корабли прибавили в скорости до 7
узлов. В ночь на двенадцатое начало штормить, скорость возросла до 9 узлов.
Адмирал изменил курс: теперь - только на запад! На кораблях, шедших под всеми
парусами, был слышен нарастающий гул ветра и волн. В десять часов вечера Колумб
сказал своим маэстрес, что видит по ходу движения огонь, напоминающий горящую
свечу. В два часа пополуночи с "Пинты", шедшей впереди, раздался крик
вахтенного Родриго де Триана: "Земля!".

***

Земля,
открытая Колумбом, была одним из островов Багамской группы, тянущейся от Южной
Флориды до Гаити. Адмирал назвал открытый им остров Сан-Сальвадор (Св.
Спаситель); он помянул и его местное имя, Гуанахани, полученное от исчезнувшего
ныне вида ящериц. Возможно, это был остров, позднее именовавшийся на английских
картах о. Уатлинга; было также высказано мнение, что речь шла о соседнем о.
Самана-Кей (Самана-Ки в вест-индском произношении). Жителей Нового Света,
вскоре появившихся на берегу, Колумб назвал индейцами, поскольку не сомневался,
что прибыл в восточные страны, и слово Индия напрашивалось само собой. Остров
был провозглашен испанским владением, его население - подданными Фердинанда и Изабеллы.
Соответственно были оформлены письменные акты, такие же, как позднее на прочих
островах. В судовом журнале адмирал записал, что аборигенов можно превратить в
"пленников" на их островах, а также в рабов, необходимых для
королевского флота.

Багамский
архипелаг получил от Колумба название Лукайского; это слово местного
происхождения сохранялось в XX в. на некоторых картах как дополнительное
наименование Багам. Большее распространение получили другие имена, данные
Колумбом. Часть их была взята из местных языков (Куба, Ямайка), часть - из
испанского (Пуэрто-Рико, Доминика). Второй по величине остров из группы Больших
Антильских стал у Колумба Эспаньолой. Это имя он сохранил до наших дней на
английских и американских картах. На английских картах сохранилось и испанское
наименование пиратского гнезда у северных берегов Гаити - о. Тортуга
(Черепаший). Русские и немецкие карты пошли за офранцуженным наименованием - о.
Тортю. Перед отплытием в третье путешествие в 1502 г. Колумб писал, что за
океаном растут ценимые европейцами лесные породы, в том числе брасил (от браса
- раскаленный уголь) - дерево, дающее красный краситель. В следующем году он
назвал одну из якорных стоянок на Кубе Пуэрто-дель-Брасил. Португальцы вскоре
после открытия П.А. Кабралом "Земли Св. Креста" (1500) стали называть
свое новое владение Бразилией под влиянием ширившегося вывоза красителя из
колоний Нового Света.

Сан-Сальвадор,
лежащий чуть севернее тропика Рака, имеет форму неправильного четырехугольника,
вытянувшегося с севера на юг на 11 миль. Внутреннее озеро, отделенное от океана
отмелью, по ширине не превышает 2 миль. Колумб писал, что остров велик,
невысок, покрыт лесом, имеет водные источники, густо населен. Лагуна в его
центре, по словам адмирала, была способна вместить корабли всех стран
христианского мира. Во времена Колумба этот мир был не так велик и, возможно,
потеснившись, христианские корабли там могли разместиться. Но попасть им туда,
так же как потом выбраться оттуда, было бы трудно, и не только из-за отмели. У
берегов немало рифов, и самому Колумбу пришлось долго выбирать стоянку.

Соседние
острова Багамской группы (теперь - независимое государство) во многом похожи на
Сан-Сальвадор, а потому исследователи путешествий не раз спрашивали себя, тот
ли остров они принимают за первую открытую в Новом Свете землю. Тем более что в
наши дни никакой воды там нет, а леса давно свели английские колонисты,
разводившие на Багамах хлопок. Что касается индейцев, гостеприимно встретивших
Колумба, как посланца небес, то их еще до англичан либо уничтожили, либо
вывезли, обратив в рабство, испанские конкистадоры [23]. Остров, принадлежавший
англичанам, после второй мировой войны был передан американцам под базу
слежения за спутниками; он входит в единый комплекс с мысом Канаверал, который
лежит в 500 милях к северо-западу. Аэропорт Сан-Сальвадора не затихает ни днем,
ни ночью. В небе над некогда безмятежным островом то и дело ревут реактивные
самолеты.

Высадившись
на Сан-Сальвадоре, Колумб должен был вспомнить о королевских инструкциях. А они
ставили целью достичь Индии и Китая, принести туда христианство, приобрести
золото и другие драгоценности. Багамцы - тайно, ветвь обширной языковой семьи
аравак - ходили обычно нагими, изредка носили набедренные повязки. Они мало
напоминали индийцев и китайцев, если судить по описаниям Марко Поло. Но,
возможно, предполагал адмирал, они слышали о богдыхане. Тут следовало
разобраться, а заодно подумать над планами обращения в истинную веру этих
"очень простых и добрых людей", как писал о них вначале Колумб [24].

Что
касается золота, то оно здесь было. Правда, говорить о его изобилии не
приходилось. Араваки нередко носили украшения в виде кусочков золота, которые
прикрепляли к носу. Эти украшения они охотно меняли на бусы. Судя по их знакам,
золото прибывало откуда-то с юга, где лежали обширные земли.

Путешествие
по Багамским и Антильским островам длилось три месяца, адмирал посетил Кубу и
Эспаньолу. Последнее из этих названий теперь на всех картах, исключая
англо-американские, заменено на Гаити, т.е. горная страна. Так называли остров
карибы или канибы ("храбрецы" на их собственном языке, из которого
европейцы образовали и Карибское море, и каннибалов). Карибы пришли сюда с юга,
как завоеватели. Тайно, показывая Колумбу, куда плыть за золотом, давали понять,
что на Кубе он найдет крупного вождя. Может быть, богдыхана или его наместника?
А на Гаити араваки предупреждали адмирала о воинственности карибов, об
опасности попасть в руки тех, кто поедал пленников.

Две
недели Колумб шел на юг по цепи Багамских островов и мелководий. Острова
кораллового происхождения были невелики. Вскоре испанские моряки стали
именовать их бахамар ("малая вода"), откуда и пошло название Багамы.
Воздух был довольно сухим, так как сезон дождей заканчивался. Тропическую жару
смягчал Гольфстрим, который брал начало у берегов Флориды. Покрытые яркой
зеленью острова радовали глаз, и лесные характеристики, данные адмиралом этим
краям, наверное разделяли другие участники экспедиции. Лишь позднее многие из
них познакомились с американскими циклонами, которые зарождались у берегов
Южной Америки и двигались на север вдоль Багам по магнитной стрелке. Силу бурь,
названных по-карибски ураганами, не раз изведал сам Колумб.

В
последних числах октября флотилия подошла к северовосточной части Кубы,
проследовала вдоль побережья на запад, на 50 миль, а затем в поисках золота и
попутных ветров вернулась к северо-восточной оконечности острова. Климат там
такой же как на Багамах. На юге за прибрежной равниной виднелись горы. По
берегам, частично заболоченным, росли кустарники и кактусы; далее в глубь
острова уходили тропические леса, заросли пальм необычных для европейцев видов,
в том числе королевской пальмы, вошедшей в XX в. в государственный герб
независимой Кубы. Берег был сильно расчленен, подходы к нему изобиловали
рифами. Но можно было найти немало бухт, чтобы укрыться в непогоду. Горы на юге
были наиболее здоровой частью острова. А на болотистых низменностях побережья,
в бухтах, закрытых от морских ветров, европейцы, вскоре поселившиеся на
острове, чаще болели, в том числе желтой лихорадкой, которую научились
распознавать только в XVIII в.

Кубинские
тайно на расспросы о золоте указывали куда-то в глубь своей территории, которую
адмирал был склонен считать материком. К золотым украшениям, выменивавшимся на
бусы, побрякушки и т.д., прибавились маски из золотых пластин, разного рода
бляхи. На одной из рек Северной Кубы Колумб нашел, как он писал, блестящие
камни, по-видимому, с вкраплениями золота. Эти камни, о которых мы больше не
услышим, он собирался вручить католическим королям, как стали по повелению папы
титуловать Фердинанда и Изабеллу после разгрома мусульманской Гранады.

Там
же на Кубе адмирал отправил в глубь страны Л. де Торреса, еврея из Мурсии,
взятого в экспедицию переводчиком на случай открытия Индии и Китая. О своем
переводчике Колумб осторожно писал: "Как говорят, он знал еврейский и
халдейский, а также немного арабский...". Возможно, адмирал не очень
ручался за знания Торреса, а вероятнее всего полагал, что тот может попасть к
племенам, которые заинтересуются им вовсе не потому, что он знает восточные
языки. Колумб рекомендовал своему посланцу и сопровождавшему его матросу не
забираться далеко. Достаточно было узнать, что слышно в глубине Кубы о
богдыхане, а заодно справиться, нет ли здесь известий об одном из колен
израилевых, затерявшемся после египетского пленения.

Путешествие
Торреса не добавило информации ни о богдыхане, ни о египетском пленении. Зато
посланцы Колумба, вернувшись через несколько дней, сообщили, что их везде
хорошо принимали. Они нашли крупную деревню, тогда как раньше видели лишь
мелкие селения. Торрес обнаружил, что индейцы любят вдыхать через трубки дым от
тлеющих и благоухающих листьев.

Торрес
помог выполнить предписание Фердинанда и Изабеллы относительно поисков
азиатских правителей, для которых адмирал вез грамоты, заверенные королевскими
печатями. Теперь предстояло сосредоточиться на других поручениях. Адмирал,
конечно, утверждал, хотя и не очень часто, что открыл Индию или страны, лежащие
где-то у ее границ. А экспедиция преследовала именно такую цель. Да и мог ли
Колумб искать что-либо кроме Индии и Китая с их сказочными богатствами,
засвидетельствованными всевозможными авторитетами. Вряд ли испанские правители
поддержали бы экспедицию, не сулящую крупные доходы. Знания и опыт Колумба
принесли плоды, он пересек океан. А какое теперь имело значение, что адмирал
заранее не знал ширины океана, не ставил целью открыть Новый Свет?

Некоторые
исследователи полагают, что Колумб все прекрасно понимал, не собираясь в то же
время, вопреки собственным интересам, отказываться от утверждений об открытии
Индии и т.д. Ж. Хеерс, французский медиевист, обосновывает приблизительно такую
точку зрения, ссылаясь на общий характер документов и писем, вышедших из-под
пера адмирала. Он сомневался в открытии Индии, но был связан по рукам и ногам
собственными заявлениями по этому поводу. "Все его сочинения выглядят
конъюнктурно, они полны политических намерений и понимающих взглядов"
[25]. Думается, Хеерс усложняет вопрос. Об этом, прежде всего, говорит судовой
журнал первого путешествия - самый значительный из дошедших до нас документов
Колумба. Он написан просто, по-видимому, без существенной правки Лас Касасом
(который его сократил), без влияния политической конъюнктуры, если не считать
проблем испано-португальских отношений.

Впрочем,
Колумб, не раз повторяя, что он вышел к берегам Азии, не исключал, что помимо
открытых стран на его пути или где-то рядом лежали другие обширные территории.
В 1498 г. во время третьего путешествия (1498 - 1500), достигнув устья
полноводной Ориноко, адмирал решил согласовать свои географические взгляды с
позицией теологов. По его словам, "если эта река не вы-текает из земного
рая, то ее истоки - в необъятной земле, лежащей на юге, о которой до сих пор
никто не знал". Таким образом, в соответствии с уже упомянутыми
утверждениями д'Альи и Бэкона Колумб допускал, что Ориноко вытекала из рая. Это
было в духе времени и не вызывало удивления. Через 200 лет после Колумба И.
Ньютон, увлекавшийся алхимией, написал трактат об Апокалипсисе и поддержал спор
о значении одиннадцатого рога у зверя, приснившегося пророку Даниилу.

В
декабре 1492 г. Колумб продолжил обмен безделушек на золото, приплыв к берегам
Гаити. Этот обмен, с точки зрения задач экспедиции, обеспечивал наиболее
ощутимый успех. Но будущие доходы должны были, конечно, проистекать и от других
природных богатств. Судовой журнал Колумба свидетельствует, что он тщательно
отмечал все, что предстояло использовать при колонизации Нового Света.

Как
и на Кубе, берега Гаити опоясывали рифы, но они не образовали сплошной цепи, и
в целом берега были доступнее. Горная страна, лежавшая ближе к океану, Гаити
получал больше осадков, особенно на северном побережье. Юг был суше, европейцы
там в меньшей мере подвергались риску тропических болезней, чем на севере, где
Колумб искал золото. Богатый растительный мир был схож с кубинским; встречались
ценные лесные породы - акажу, розовое дерево, сосна, - особенно на горных
склонах.

Адмирал
писал, что, к сожалению, не имеет представления о многих растениях Нового
Света, а потому он мог ошибиться, забрав в Европу то, что не имело практической
ценности. Так было с некоторыми видами, которые он посчитал равными известным в
Европе алоэ, мастике, хлопчатнику и т.д. О ряде растений, упомянутых им (в том
числе о маисе, томате, табаке), трудно сказать, что именно Колумб был первым,
кто их доставил в Европу. Ясно, разумеется, что в результате его путешествий
Старый Свет обрел эти растения, так же как маниок, подсолнечник, картофель,
какао, арахис.

Еще
во время первого путешествия Колумб указал на значение открытых им пород
красного дерева и красителей. Американские породы деревьев, дававшие красители,
вскоре во многом подорвали монополию Индии на снабжение европейских рынков и
способствовали укреплению текстильных центров, в частности шелкоткацкого
производства в Генуе и Венеции. По некоторым сведениям, Колумб привез в Европу
какао из своего четвертого путешествия (1502 - 1504), побывав в краях,
граничащих с владениями ацтеков, любителей напитка ксокоатл ("горькая вода"
на одном из их наречий). В Испании производство напитка держали в секрете около
ста лет, и потребовался брак испанской инфанты Марии Терезы с Людовиком XIV,
чтобы шоколад появился во Франции.

Зоологические
наблюдения Колумба были также очень поучительны, хотя первоначально дали
сравнительно скромные практические результаты. Колумб обнаружил новые для
Европы виды фауны, в том числе одомашненных индейцами млекопитающих и птиц.
Торрес, судя по журналу первого путешествия, видел на Кубе домашних гусей, а позднее
на Гаити испанцы встретили в местных селениях индеек, которые не были известны
в Европе. Как оказалось, тайно приручили "нелающих собак" (возможно,
один из видов енота) и один или несколько видов цапель, но они исчезли еще до
того, как сами тайно почти вымерли на Кубе и Гаити. Единственными животными,
привезенными Колумбом из первого путешествия, были крупные попугаи невиданной
пестрой окраски. Их выбор для доставки в Европу не был случаен, так как попугаи
высоко ценились, украшая вольеры европейской знати. Говорили, что еще до
Колумба Людовик XI при всей своей набожности отводил душу, слушая, как
чертыхались доставленные из Индии говорящие птицы.

В
материалах, собранных Колумбом, содержатся лишь общие замечания об
антропологическом облике индейцев. У них - жесткие черные волосы и коричневый
цвет кожи, приблизительно такой же, писал адмирал, как у жителей Канарских
островов (которые вскоре вымерли, подобно тайно). Мужчины Вест-Индии обычно
лишены растительности на подбородке, добавлял доктор Д.А. Чан-ка, участник
второго путешествия Колумба (1493 - 1496). Адмирал находил, что индейцы хорошо
сложены и привлекательны. Через три с половиной века Ч. Дарвин это скажет обо
всех индейцах Южной Америки (исключая огнеземельцев). Он, правда, признавался,
что то же говорил "с бессовестным ренегатством" о белых дамах
Буэнос-Айреса [26]. Определения, которые подыскивал Колумб для индейцев, на
первых порах были лестными. Они - не только хороши собой, но и сообразительны,
простодушны, искренни. Аборигены "ведут между собой войны, хотя люди они
очень простые и добрые...". Характеристики эти, разумеется, изменились,
когда аборигены стали воевать не только между собой, но и с европейцами.

В
ночь на Рождество 25 декабря 1492 г. "Св. Мария" потерпела крушение у
северо-западного берега Гаити. За месяц до этого М.А. Пинсон на
"Пинте" без разрешения покинул адмирала и ушел к восточной части
острова искать золото. Между крушением "Св. Марии" и уходом Пинсона,
казалось, не было связи. Но в действительности оба факта имели одну причину -
разболтанность экипажей, падение дисциплины. Если при переходе через океан
можно было грозить адмиралу расправой, требуя вернуться на восток, то почему
нельзя было покинуть Колумба и самостоятельно искать золото на Гаити? На
"Св. Марии", как и на других кораблях, недисциплинированность
поддерживали разговоры о золоте, о том, что адмирал мешает обогатиться всем и
каждому. В этой обстановке рулевой "Св. Марии" вопреки инструкциям в
сочельник отправился спать, передав руль юнге, который посадил корабль на мель
и пропорол днище.

Спасти
"Св. Марию" не удалось. С помощью индейцев, прибежавших из соседней
деревни, были выгружены все ценности, съестные припасы, оружие. От тех же
индейцев, сновавших вдоль берега на каноэ, через несколько дней узнали, что с
востока возвращается "Пинта". На двух каравеллах, "Пинте" и
"Нинье", можно было разместить часть экипажа "Св. Марии",
но для всех места не хватало. Тем более что Колумб желал взять в Европу
несколько индейцев, чтобы подготовить из них переводчиков, а также для наглядности
описания Нового Света. Приходилось оставить на берегу 40 человек, пообещав
вернуться за ними, как только удастся снарядить новую экспедицию.

8
января 1493 г. Колумб записал в судовом журнале, что должен ускорить
возвращение в Европу из-за неповиновения части экипажа. Для тех, кто остался на
Гаити, на скорую руку соорудили деревянный форт, который окрестили Навидад
(Рождество). За частоколом, защищенным аркебузами и артиллерией, поставили
склады с годовым запасом хлеба и вина, с зерном для посева. Кацик, как
титуловался местный вождь, обещал помочь поселенцам Нави-дада. Они, видимо, не
очень унывали, рассчитывая в отсутствие Колумба отыскать все то же золото. 16
января, наполнив бочки пресной водой, приняв на борт кое-какое продовольствие и
топливо, "Пинта" и "Нинья" направились в обратный путь, к
европейским берегам.

Возвращение
оказалось куда тяжелее, чем можно было предполагать. Корабли при подготовке к
плаванию в Палосе были плохо проконопачены, а потому давали течь, обрекая
экипажи на дополнительные усилия в борьбе с водой. Переменчивые ветры требовали
часто менять галсы, что было трудно выполнить на "Пинте", где была
повреждена фок-мачта. Пинсону, командовавшему "Пинтой", надо было еще
на Гаити позаботиться о замене мачты, но он был больше всего увлечен поисками
золота. Продуктов не хватало, так как слишком многое пришлось оставить в форте
Навидад. К остаткам сухарей и к маниоку, взятому на Гаити, добавляли вина, а
иногда - морскую рыбу. Как-то поймали тунца, в другой раз - акулу.

В
середине февраля корабли были на полпути в Европу, приблизительно на 40° с.ш.,
когда с невиданной силой разбушевался океан. Через два дня буря разбросала
корабли, и Колумб, шедший на "Нинье", потерял "Пинту" из
виду. Приготовившись ко всему, адмирал составил записи о своих открытиях,
уложил их в смоленую бочку и бросил в волны. Экипаж божился, что, если
спасется, отправит одного из моряков паломником в монастырь св. Марии в
Гуадалупе, поставит ей пятифунтовую свечу. Стали тянуть жребий, кому идти
паломником; в мешок бросили горошины, одну из них пометили крестом. Потом
давали клятвы всем идти босиком на богомолье, а по прибытии в порт - в
ближайшую церковь в одних рубашках. Снова тянули жребий, кому за всех молиться
св. Марии в Гуадалупе и Лорето, св. Кларисе в Могере, снова богородице в
Уэльве. Моряки знали, кого будут благодарить: св. деву, заступницу перед
Господом за кающихся грешников, св. Кларису, отогнавшую молитвами сарацинов от
своего города. Когда честь отправиться в Лорето выпала одному из моряков
(дорога была неблизкая, в Италию), Колумб пообещал дать ему денег на благое
дело. А жребий идти в прочие монастыри, поближе - два рядом с Пало-сом, один в
соседней Эстремадуре - трижды выпадал самому Колумбу [27]. Кого-то это могло
удивить, но, надо думать, адмирал с его жизненным опытом, прошедший чуть ли не
через все европейские порты, где было полно бывалых людей, лучше разбирался в
жеребьевке, чем его испанские спутники.

Завидев
землю - какой-то остров, - начали спорить, куда буря принесла
"Нинью". Оказалось, что это была Санта-Мария, один из населенных
португальцами островов Азорской группы. Буря немного стихла, спустили шлюпку и
отправили троих моряков за припасами. На следующий день они не вернулись.
Португальцы сообщили, что моряки - у губернатора острова, который расспрашивает
их о путешествии. Чтобы помолиться в местной церкви, половина экипажа тоже
решила сойти на берег. Когда и они не вернулись, стало, наконец, ясно, что все
они задержаны. На "Нинье" оставалось всего несколько человек. Тем не
менее на берег было передано, что у каравеллы достаточно артиллерии, чтобы
разнести в щепки португальское поселение. Угроза подействовала, и пленников
отпустили. Как они рассказали, португальцы оправдывали свои действия приказом
Лиссабона. Теперь Колумбу предстояло задуматься, что с ним приключится, если
ветры вынесут корабль к португальским берегам.

Так
и случилось. Но потребовалось, чтобы буря поставила "Нинью" на
волосок от гибели, прежде чем Колумб решил там высадиться. Путь от Азор до
европейского побережья занял всего неделю. В ночь с 3 на 4 марта, когда моряки,
гонимые западным ветром, разглядели землю, неожиданный шквал порвал все паруса.
Взамен удалось поставить лишь один нижний парус, позволивший маневрировать при
заходе в эстуарий Тахо, мимо скалы Синтра, опознанной Колумбом.

Видавшие
виды жители рыбацкой деревушки в устье Тахо при появлении каравеллы, потерявшей
паруса, могли оценить испытания, только что выпавшие на долю испанцев. А потому
рыбаки крестились, радуясь счастливому избавлению испанцев от бед, которые
стали в тот год роковыми для многих собратьев по морскому ремеслу. Такой
штормовой зимы, как в 1492 - 1493 гг., не помнили старожилы. На морских путях к
северу от Лиссабона погибли 25 кораблей, обеспечивавших фландрскую торговлю.
Опытные капитаны предпочитали переждать ненастье и ставили корабли на зимнее
время на прикол.

"Нинья"
поднималась к Лиссабону по тихому эстуарию Тахо, а адмирал тем временем готовил
к отправке письма королевским казначеям Сантанхелю и Санчесу. Письма, ушедшие в
Испанию, были лаконичны и выразительны. "На тридцать третий день после
отплытия от Канарского архипелага я достиг Индийского моря. Там я нашел много
островов, населенных людьми, которым нет числа... Если подытожить преимущества
и выгоды от нашего путешествия и быстрого возвращения, то я обещаю дать нашим
властителям, от которых потребуется незначительная помощь, столько золота,
сколько им нужно, столько пряностей, хлопка, мастики - а ее нашли лишь на
Хиосе, - столько дерева алоэ, столько рабов для морской службы, сколько захотят
Их Высочества (так титуловали испанских правителей в XV в. - B.C.)...
Возрадуемся за нашу веру и за земные дары, которые поделят Испания и весь
христианский мир" [28].

Письма
Сантанхелю и Санчесу служили, прежде всего, знаком благодарности адмирала тем,
кто ему помогал снарядить экспедицию. Думал ли Колумб, что письма вскоре будут
опубликованы? Этого нельзя исключить. Ему, человеку, занимавшемуся одно время
торговлей книгами, был известен спрос на подобную литературу, да и католическим
королям такая публикация могла быть желательна. Письма Колумба, переведенные на
несколько языков, в том числе латынь, были отпечатаны в Барселоне в апреле 1493
г. в виде брошюр и разошлись по Европе. Уже 3 мая Колумба цитировала одна из
папских булл.

Оказавшись
на лиссабонском рейде, Колумб отправил на имя португальского короля Жуана II
послание, где выразил надежду, что не будет возражений против пребывания
испанской каравеллы в устье Тахо. Ответа в течение нескольких дней не было,
зато сосед по рейду, крупный португальский корабль, был приведен в боевую
готовность, а его капитан передал на "Нинью", что Колумбу надлежит
лично явиться к португальским властям. В ходе переговоров адмирал заявил, что
со своего корабля не сойдет, но готов предъявить документы - королевские грамоты,
- свидетельствующие об ответственности возложенных на него поручений. Грамоты
Фердинанда и Изабеллы произвели необходимое впечатление, адмирала оставили в
покое. Через день началось паломничество лиссабонцев к "Нинье": всем
хотелось посмотреть на Колумба и, конечно, на индейцев.

На
пятый день пребывания в Лиссабоне адмирал получил приглашение посетить Жуана II
в его загородной резиденции. Любезный прием, оказанный Колумбу, не помешал
Жуану заявить, что земли, открытые за океаном, принадлежат Португалии по
Алькасо-васскому соглашению 1479 г. Колумб отвечал, что соглашения не видел,
что о целях его путешествия было объявлено во всех портах Андалусии: экспедиция
направлялась за океан в восточные страны, минуя португальские владения. Колумб
ночевал в королевской резиденции и наутро имел вторичную беседу с Жуаном,
который его расспрашивал о заморских открытиях. Нанеся визит королеве, адмирал
вернулся на "Нинью" и через день покинул Лиссабон. 15 марта 1493 г.
"Нинья" прибыла на родину, в Палое, завершив путешествие, длившееся
пять с половиной месяцев.

Конечно,
Колумб знал об Алькасовасском соглашении. В судовом журнале, как уже было
сказано, его открытия были привязаны к широте о. Иерро, вне сферы
португальского влияния, простиравшегося далее на юг. Но Колумб, по-видимому,
знал и то, что Жуан II строил свою политику на примирении с Фердинандом и
Изабеллой, на возможности выгоды от династической связи с испанским двором.
Прибытие Колумба в Португалию вопреки его желанию стало испытанием для Жуана.
Он заявил Колумбу своего рода протест, за которым не последовало никаких
действий. Фердинанд и Изабелла могли теперь считать, что стоят на верном пути,
что захваты в Новом Свете не вызовут серьезного отпора со стороны Лиссабона.

Благоприятная
для Испании обстановка очень скоро позволила закрепить захваты в Новом Свете
папскими буллами. Сделать это было тем легче, что в 1492 г. папой стал испанец
Р. Борджа, принявший имя Александра VI. От Рима Португалия была далеко, а
Арагон, владевший частью итальянской территории, был намного ближе. Издание
булл, наделявших Испанию колониями, можно было истолковать как благочестивый
жест в пользу верных церкви католических королей. К тому же, если бы это было
выгодно, для Александра VI не составило бы труда изменить свою позицию. Он пришел
к власти с помощью подкупа, а в борьбе с политическими противниками не
брезговал ядом и кинжалом. По словам Н. Макиавелли, "во всем свете не было
человека, который бы так клятвенно уверял, так убедительно обещал и так мало
заботился об исполнении своих обещаний".

Две
буллы, принятые 3 и 4 мая 1493 г., установили новые сферы влияния Испании и
Португалии в Атлантическом океане. Вопреки Алькасовасскому соглашению границей
стала линия, проходящая в 100 лигах, т.е. приблизительно в 400 милях к западу
от островов Зеленого Мыса. Через год было подписано новое испано-португальское
соглашение в Тордесильясе, по которому Жуану II удалось отодвинуть границу на
запад. Она прошла не в 100, а в 370 лигах от островов Зеленого Мыса, и, таким
образом, в сферу влияния Лиссабона попала часть будущей Бразилии [29].

***

Возвращения
Колумба в Испании ждали, еще когда он был в португальских водах. Оказалось, что
"Пинта", которую он потерял из вида в бушующем океане, уже добралась
до европейских берегов, и ее экипаж распространил молву о чудесах Нового Света.
Шторм вынес "Пинту" к Галисии, недалеко от Виго. Отсюда Пин-сон
отправил письмо католическим королям, испрашивая разрешения лично посетить
Фердинанда и Изабеллу и рассказать о результатах путешествия. Ему сообщили, что
ко двору его не зовут, что король и королева ждут возвращения адмирала. Когда
стало известно, что адмирал, наконец, прибыл в Палое, туда было направлено
повеление прибыть в Барселону ко двору для торжественного приема.

Торжества
сопровождались благодарственными молебствиями. Колумб, судя по всему, не стал
жаловаться на своих капитанов и членов экипажа по поводу их поведения во время
экспедиции. Объемистый судовой журнал, упоминавший в нескольких строках о
непослушании команды, был подарен королеве, которая, скорее всего, тут же о нем
забыла. Мысли Колумба, по-видимому, были далеко: в Новом Свете. А покуда
предстояли праздничные приемы в Севилье, Кордове и Барселоне, участие в уличных
процессиях с клетками, где сидели попугаи, привезенные адмиралом из далеких стран.
В процессиях рядом с адмиралом шли новые подданные Фердинанда и Изабеллы:
шестеро индейцев.

На
одном из приемов, как утверждали впоследствии любители исторических анекдотов,
Колумбу пришлось от кого-то услышать, что его открытия было сделать просто - надо
было плыть все время на запад. В ответ адмирал, якобы, предложил присутствующим
попытаться поставить куриное яйцо на плоскость острым или тупым концом. Когда
выяснилось, что никому это не удается, адмирал надбил один из концов, на
который яйцо теперь могло быть поставлено. Результат, казавшийся простым, был
достигнут благодаря смелому решению, догадливости [30]. Так надо было понимать
шутку адмирала.

Отношение
Фердинанда и Изабеллы к открытию Нового Света зависело, прежде всего, от
богатств, которые оттуда можно было извлечь. О том, сколько Колумб привез
золота из первого путешествия, ходили противоречивые слухи. Адмирал не приводил
цифр ни в судовом журнале; ни в письмах, предпочитая говорить в целом о
богатствах заморских стран. Он понимал, что там немало золотоносных районов,
что дальнейшие поиски способны дать существенные результаты, но не известно,
сколько лет на это уйдет. Отстаивая свой престиж вице-короля, свои материальные
интересы, оговоренные королевскими грамотами, Колумб стремился продолжить исследования
в Новом Свете. Уже в письмах Сантанхелю и Санче-су виден его план создания
колониальной империи, откуда должно поступать не одно золото. Заокеанским
владениям надлежит поставлять продукты плантационного хозяйства, прежде всего
сахар и пряности, ценные лесные породы. Они должны дать рабов, на которых есть
спрос в метрополии. Со временем местное население, работающее на плантациях и
рудниках, приобщится к цивилизации. Будут множиться европейские поселения с
ремесленниками и коммерсантами, зажиточными крестьянами и помещиками. Всеми
будут править чиновники и священнослужители под верховенством испанской короны,
под охраной ее армии и флота. Таков был идеал колонии, в которой цивилизация
шла рука об руку с привилегиями европейцев и зависимостью коренного населения,
с властью церкви и монархической бюрократии.

Позднее
в письме Фердинанду и Изабелле (1498 г.) Колумб попытался сформулировать задачи
колонизации с точки зрения интересов монархии. Великие правители прошлого,
писал он, совершали выдающиеся открытия. Царь Соломон слал своих людей в Офир,
Александр Македонский - на острова Индийского океана, Нерон - к истокам Нила.
Таковы были деяния, "которые надлежит вершить государям".
Португальские короли следуют славным примерам; их подданные укрепляются в
Гвинее, где они гибнут в великом множестве. В Северной Африке Лиссабон ведет
постоянные войны, входит в большие расходы, "лишь бы все было по-княжески,
чтобы служить Господу и увеличивать свои владения".

Все
же золото казалось Колумбу наиболее весомым аргументом, способным привлечь
внимание католических королей к Новому Свету. В другом письме Фердинанду и
Изабелле (1503 г.) адмирал писал о золоте, как о мериле богатства, о средстве,
позволяющем приобрести индульгенции, за которые церковь прощает грешные души.
Торговцы везут ценные товары "на край света, чтобы их выменять, обратить в
золото. Оно превосходно. Оно превращается в сокровище. Тот, кто им владеет,
может делать все, что заблагорассудится, может отправить души в рай".

Вторая
экспедиция была подготовлена через полгода после завершения первой. Сохранилась
инструкция Фердинанда и Изабеллы для второй экспедиции. Колумбу предписывалось
обращаться с индейцами, как с дружественным народом, который надлежало
христианизировать. Участникам экспедиции запрещалось торговать и вообще брать с
собой какие-либо товары. Торговля, рассматривавшаяся как королевская монополия,
велась адмиралом или уполномоченными им лицами в интересах Фердинанда и
Изабеллы. По мере освоения Нового Света адмиралу предстояло заложить там систему
управления: испанскую администрацию, судебные органы и таможню.

Католические
короли потратили 20 млн мараведи на фрахт 17 кораблей, на жалование морякам,
солдатам и маэстрес, на продовольствие для тех, кто собирался остаться в Новом
Свете в качестве поселенцев. Экспедиция брала с собой посевной материал, партию
лошадей. Испанский историк XX в. А. Бальестерос-и-Беретта утверждает, что на
вторую и последующие экспедиции Колумба деньги давали итальянцы, его
соотечественники. Но, по словам уже упоминавшегося историка Гарриса, который
работал в испанских архивах, расходы были покрыты золотом и драгоценностями,
конфискованными инквизицией у евреев. Кроме того, 5 млн ссудил герцог
Медина-Сели, который в свое время дал приют Колумбу [31].

Людей,
получавших королевское жалование, набралось около тысячи; кроме них на корабли
попало до 500 человек, нигде не числившихся, желавших поселиться в Новом Свете,
постоянно или временно. Колумб не мог не знать, что корабли приняли на борт
нелегальных эмигрантов, но, судя по всему, смотрел на это сквозь пальцы,
полагая, что рост переселенцев будет в интересах колонизации. Как и большинство
прочих участников экспедиции, все они были довольно разношерстным людом, ранее
скитавшимся по Испании, жившим случайными заработками. В Новый Свет плыли
солдаты, оказавшиеся не у дел после захвата Гранады, крестьяне, бежавшие от
нужды и произвола сеньоров, дворянские дети без прав на наследство, просто
разбойники с большой дороги. Легальные участники экспедиции получили часть
жалования авансом из расчета 30 мараведи в день, т.е. столько, сколько получали
анда-лусские поденщики. Многие пропили аванс еще до начала сентября, когда
корабли вышли из Кадиса.

В
экспедиции была своя элита. Ее составляли лица, назначенные королевским двором
(казначей и капитаны кораблей), больше десяти священнослужителей, в том числе
два францисканских монаха. Один из них, Б. Бойль, по-видимому, был приставлен к
Колумбу соглядатаем. Молва о заокеанском золоте привлекла в экспедицию X. Понсе
де Леона, будущего первооткрывателя Флориды; один из членов его семьи носил
титул маркиза Кадиса. Заметную роль в завоевании Вест-Индии сыграл еще один
участник экспедиции - А. де Охеда, племянник севильского архидиакона Х.Р. де
Фонсеки. С самим архидиаконом, который руководил хозяйственной подготовкой
экспедиции, Колумб не поладил. Говорили, что один из фаворитов Фонсеки,
любивший вмешиваться не в свои дела, как-то получил от адмирала несколько
пинков. Вскоре Фонсека стал епископом, и под его руководство попали все
хозяйственные связи с Новым Светом. Он не раз досаждал Колумбу, хотя дело было
не только в личном недоброжелательстве. Перед епископом двор ставил задачу
увеличить поступления в королевскую казну, в частности, за счет нарушения
обязательств Фердинанда и Изабеллы по. грамотам, предоставленным в свое время
Колумбу.

Эскадра
покинула Кадис 25 сентября 1493 г., довольно поздно, с точки зрения моряков,
когда в океане с приближением похолодания можно было ждать ненастья. Но Колумб
не стал входить в зону вероятных штормов и проложил новый маршрут, южнее
старого. Новый путь дал возможность открыть Малые Антильские острова. Об их
существовании адмирал слышал во время первого путешествия от жителей Гаити,
показывавших на юго-восток, когда речь заходила о карибах - воинственных пришельцах
с дальних островов.

Три
недели ушли на то, чтобы переплыть океан, еще три, - чтобы добраться до Гаити с
юго-востока, следуя вдоль Малых Ан-тил. Первый остров, который Колумб увидел,
переправившись через Атлантику, получил название Доминики, Воскресения,
поскольку в этот день недели он появился на горизонте. Никаких стоянок около
гористого, покрытого цветущей растительностью острова не было, а потому эскадре
пришлось отправиться к другим, более доступным берегам. Надо думать, отсутствие
стоянок стало причиной, надолго преградившей европейцам доступ на Доминику. По
этой же причине там в XX в. смогли уцелеть последние карибы, немногим более
тысячи, в резервации в 2 тыс. га, живущие сельским хозяйством и продажей
плетеных изделий.

От
Доминики эскадра проследовала к Гваделупе (по-испански Гуадалупе), получившей
от Колумба свое название по знаменитому испанскому монастырю. Д.А. Чанка, один
из врачей эскадры, в своем описании путешествия сообщал, что главной
достопримечательностью острова была большая гора, и корабли подошли к Гваделупе
с той стороны, где эта гора высится. Достаточно беглого взгляда на карту Малых
Антил, чтобы убедиться, что Колумб прошел проливом Святых вокруг южной части
Гваделупы. Чутье моряка вело адмирала самым удобным проходом, свободным от
рифов, мимо многочисленных островов, из океана в Карибское море. А гора,
привлекшая внимание спутников Колумба, была спящим, но грозным вулканом Суфриер
(Серным), как его назовут будущие французские колонисты.

В
чащобы Бас-Тер - той части Гваделупы, что лежит близ вулкана, - Колумб направил
несколько групп моряков на поиски карибов. Одна из разведывательных партий
заблудилась и выбралась из тропического леса только через четыре дня. Люди, уже
не чаявшие вернуться на корабли, рассказывали, что блуждали среди деревьев
необычной высоты, за которыми не было видно ни неба, ни звезд, что потеря
ориентации в таком лесу была неизбежна. Другие партии испанцев смогли отыскать
жителей, вернее жительниц Гваделупы, поскольку воинов карибов среди них не
обнаружили. Оказалось, что воины в своих пирогах отправились в очередные
походы. На Гваделупе, как и на ряде других островов, оставались, главным
образом, индианки, захваченные во время набегов, и их дети. Возвращаясь,
сообщали спутники Колумба, карибы устраивали пиры, поедали старых и новых
пленников от мала до велика, о чем свидетельствовали утверждения женщин, а
также найденные в хижинах черепа и кости [32].

Испанцам
пришлось по вкусу разыгрывать роль освободителей Гваделупы от каннибалов, а
потому на корабли были доставлены под охраной несколько десятков индианок,
которым предстояло превратиться из карибских пленниц в служанок и наложниц
новых завоевателей. Захват женщин продолжался и на других островах, в том числе
на Пуэрто-Рико. Адмирал, заставивший во время первого путешествия Пинсона
ссадить захваченных индейцев, теперь не возражал против присутствия женщин на
кораблях. Он вез испанцев, которые собирались остаться на Гаити в качестве
колонистов, и понимал, что колонизация будет основана на труде индейцев. Наивно
было бы ждать, что колонисты оставят в покое местных женщин.

На
Пуэрто-Рико эскадра пробыла только два дня, хотя этот остров больше других
понравился испанцам. Горы здесь были ниже, чем на Гаити, а для земледелия
условия были самыми благоприятными ввиду обилия вод в плодородных долинах,
особенно в восточной части острова, ближе к океану. На этом острове, наименьшем
среди Больших Антильских, плотность населения была намного выше, чем на Гаити.
Изрезанные участки побережья создавали возможность строительства портов.
Впоследствии испанцы основали на севере столицу острова, Сан-Хуан, защищенную
крепостью Эль Морро с подземными казематами, бастионами, редутами и рвами. К
широкому заливу у Сан-Хуана не раз приближались вражеские корабли. Но с моря
никто, в том числе знаменитый Ф. Дрейк, не смог взять крепость, чтобы ограбить
город, захватить испанские галионы с колониальными товарами, а то и с золотом.
Лишь с суши англичанам однажды удалось ненадолго овладеть Эль Морро.

22
ноября 1493 г. Колумб вышел к знакомой северной части Гаити и взял курс на
запад, к Навидад. Когда до испанского форта оставались считанные мили, моряки,
дважды спускавшие шлюпки, нашли в устье одной из рек четыре трупа, которые
невозможно было опознать. Один из них был труп бородатого мужчины и, следовательно,
- неиндейца. На подходе к Навидаду адмирал, уже понимая, что на добрые вести
вряд ли можно рассчитывать, обратил внимание на безлюдье, на то, что раньше в
местных прибрежных водах он наблюдал оживление, повсюду сновавшие каноэ и
пироги. Теперь встретили лишь одну пирогу с посланцами от кацика, помогавшего в
свое время разгружать "Св. Марию" и сооружать форт. Посланцы ничего
не стали объяснять. По-видимому, они лишь желали узнать, прибыл ли с кораблями
адмирал, у которого с кациком были дружественные отношения. Наконец подошли к
тому участку побережья, где за прибрежными зарослями был построен форт. На
условленный сигнал - пушечный выстрел - ответа не последовало.

Десант,
отправленный в Навидад, на месте форта обнаружил пепелище. Вскоре выяснилось,
что индейцы все еще жили в соседнем селении, хотя кое-кто из них при
приближении испанцев предпочел подхватить на руки своих детей и бежать, куда
глаза глядят. Многие остались в своих хижинах, в том числе кацик. Судя по его
объяснениям, колонисты после отъезда Колумба мерли от болезней; между ними шли
раздоры и дело доходило до убийств. Главной причиной их гибели стало нападение
на форт пришлого племени, враждовавшего с кациком. Сам он, по его словам,
сражался с нападавшими и был ранен. Впрочем, врачи, обследовавшие кацика,
никаких ран у него не увидали.

Индейцы
отвели моряков к месту захоронения 11 или 12 погибших соотечественников. По
пути индейцы жаловались, что колонисты отбирали у них молодых женщин, что
каждый европеец обзавелся тремя-четырьмя служанками и наложницами [33]. Чанка
по состоянию трупов нашел, что колонистов убили не более двух месяцев назад.
Убийства, к которым местные жители не были, как они уверяли, причастны, не
помешали им завладеть имуществом колонистов. В покинутых хижинах моряки нашли
немало вещей европейского происхождения, в том числе таких, с которыми их
бывшие владельцы вряд ли пожелали бы расстаться добровольно.

Колумб
не знал, что делать. Окружавшие его люди, в том числе францисканец Бойль,
отказывались верить кацику, требовали примерной расправы с индейским селением.
Не трогать индейцев значило выставить себя в роли потатчика "кровожадным
дикарям". А устроить расправу над ними, не установив их вину, значило
показать себя жестоким завоевателем, о чем слух прошел бы тут же по острову.
Пока Колумб колебался, кацик и его люди исчезли, что, возможно, устраивало
адмирала, так как избавляло его от необходимости принимать тяжелое решение.

Похоронив
погибших, эскадра покинула Навидад. Будь это поселение цело, адмирал, скорее
всего, расширил бы его или, во всяком случае, сохранил бы как один из центров
колонизации. Теперь приходилось все начинать сначала, и адмирал решил строить
поселение в другом пункте, но на том же северном берегу Гаити. Трудно сказать,
что побудило адмирала уйти из Навидада. Может быть, нежелание селиться на
пожарище, в месте, обретшем дурную славу. Может быть, он сомневался в
удовлетворительном санитарном состоянии местности после разговоров индейцев о
том, что часть поселенцев Навидада вымерла от болезней.

Свой
выбор Колумб остановил на другом участке берега, где стали строить новое
поселение, Изабеллу, примерно на полпути между западной и восточной
оконечностями острова. Как основатель городов Колумб оказался неудачлив. Тому
свидетелями руины Изабеллы, заросшие травой, в районе современного
Пуэрто-Плата. Когда-то здесь стояли церковь, складские помещения, жилища и
укрепления. Изабелла оказалась удалена от золотоносных районов. Кроме того,
там, на севере острова, в XV в. испанцы часто страдали от тропических болезней.

Дело
было не только в тропических болезнях. Колумб, сообщавший в отчетах королю и
королеве о санитарном состоянии колонии, нигде не давал описания болезней, как
не давал его и доктор Чанка. Для этого, надо думать, были свои причины. Судя по
всему, адмирал соблюдал то, что считал правилами приличия, не позволявшими
рассказывать королю и королеве о сифилисе. А именно сифилис был особенно
распространен среди испанцев. Дж.М. Коэн, переводивший на английский и
комментировавший тексты о путешествиях Колумба, писал в 1969 г.: "Более
или менее доказано, что сифилис, которого Европа не знала до конца XV в., был
завезен испанцами из Америки. У индейцев заболевание протекало в смягченной
форме, у испанцев - в более тяжелой. Этим объясняются частые ссылки Колумба на
болезнь и истощение его людей" [34].

Коэн,
видимо, был прав, когда писал о смягченной форме сифилиса у индейцев. Речь шла
о давнем инфицировании, утратившем свою остроту, как можно предположить, под
воздействием естественного иммунитета. У испанцев, не обладавших никакими
иммунными свойствами, заражение сифилисом влекло тяжелые последствия. Но
утверждение Коэна о том, что "более или менее доказано" американское
происхождение сифилиса, не соответствует фактам. "Итальянская"
болезнь во Франции и "французская" - в Италии упоминалась хронистами
до путешествий Колумба. Правда, есть свидетельства, что в конце XV в. болезнь
быстро распространилась в Восточном Средиземноморье. Не исключено, что эта
вспышка была следствием испанской колонизации. Европа "обменялась"
болезнями с Новым Светом: туда были завезены ранее неведомые заболевания, в том
числе корь и оспа, а оттуда пришел новый штамм сифилиса.

В
памятной записке, предназначенной для отчета Фердинанду и Изабелле, Колумб в
январе 1494 г. перечислял трудности, с которыми столкнулся на Гаити. Помимо
болезней речь шла о строительстве, которое требовало особых усилий, так как
сооружались каменные, а не деревянные здания. Каждое из них должно было стать
своего рода крепостью, чтобы не разделить судьбу строений в Навидаде. Из-за
тропических ливней нельзя было вести работы в дождливый сезон. У индейцев не
было тяглового скота, а животные, доставленные из Испании, быстро слабели и
погибали. Это мешало развитию сельского хозяйства, в частности плантаций
сахарного тростника, привезенного адмиралом. В конце концов сахарный тростник
хорошо принялся. В следующем веке он стал главным богатством плантаторов
Вест-Индии и принес гибель несметному числу рабов, местных и привозных.

Как
всегда, Колумб утверждал, что золота на Гаити много, а потому развитие колонии
было выгодно. В действительности местные золотые россыпи были не так уж богаты.
Разведывательные партии, время от времени отправлявшиеся в глубь острова,
доставляли главным образом то золото, которое уже было добыто индейцами. Его
удавалось выменять, получить в виде не всегда добровольных даров от кациков. В
ближайшее время приходилось ожидать, что золота у индейцев почти не останется,
после чего придется открывать прииски, требующие нелегких работ, которые
колонисты, разумеется, возложат на местных жителей.

Следовало
искать новые источники поступления золота, исследовать еще не открытые области
Нового Света. В феврале 1494 г. адмирал решил отправить в Европу те партии
драгоценного металла, которые удалось собрать. В Испанию возвращались 12
кораблей. Возможно, их число было бы меньше, если бы адмирал не пожелал вернуть
на родину всех больных, избавиться от них, как от обузы для колонии. Сам
Колумб, оставив в Изабелле два корабля, на трех других в апреле 1494 г. ушел в
экспедицию на юг обследовать бассейн Карибского моря.

О
маршруте, избранном адмиралом, более всего известно из двух источников:
сочинений испанского хрониста А. Бернальдеса и итальянца П. д'Ангьеры,
служившего при испанском дворе. Есть еще один источник, вернее копия источника,
который используют одни историки и отвергают другие. Рассказ знакомого Колумба,
венецианца А. Тревизана, был посвящен путешествию пяти испанских каравелл без
указания, кто были капитаны, к берегам современной Венесуэлы. Если сведения
Тревизана верны, то это случилось где-то в середине 90-х годов, возможно в 1494
г. На побережье Южной Америки были установлены дружественные отношения с
индейцами, у которых удалось получить много жемчуга. Позднее, после третьего
путешествия Колумба, испанцы действительно обнаружили к западу от устья Ориноко
участки прибрежных вод, богатые жемчугом, который там добывают и в XX в. Но
если находка была сделана в 1494 г. и о ней, как утверждает Тревизан, не были
поставлены в известность католические короли, то получается, что адмирал скрыл
часть своих доходов. Фердинанд и Изабелла, обо всем узнав через спутников
Колумба, должны были лишить его своего доверия.

Но
рассказ Тревизана вызывает сомнения по нескольким причинам. Он, как отмечалось,
не датирует события и не называет их участников. Кроме того, отдельные части
рассказа схожи с повествованиями о третьем путешествии Колумба, о странствиях
А. Вес-пуччи и Охеды. Есть в рассказе явные несуразности - о "белых"
женщинах Южной Америки и т.д.

Достоверно
известно, что Колумб, отправившись в путешествие из Изабеллы, посетил берега
Кубы. На юге этого острова европейцы еще не бывали, так же как на Ямайке,
открытой адмиралом в середине мая 1494 г. Подобно другим Большим Антильским
островам, Жаймайка, остров фонтанов на языках аравак, понравился Колумбу и его
спутникам. Берега здесь были ровные, подходы к ним не загораживались рифами.
Свое название Ямайка получила по одному из гористых центральных районов, где
поверхность, сложенная из известняков, испещрена реками и ручьями, размывшими
ее, уходящими под землю и вновь возвращающимися, бьющими ключами,
разливающимися озерами. Растительность здесь была такая же буйная, как на Кубе
и Гаити. Животный мир был менее разнообразен, но подчас представлен такими
видами (например, мелкими обезьянами), каких не было на других островах. Как и
на Кубе, здесь встречалась "нелающая собака", по-видимому, енот.

От
Ямайки каравеллы вновь повернули к южным берегам Кубы, которые в течение месяца
были обследованы, как утверждал адмирал, на протяжении 335 лиг, т.е. более 1000
морских миль. Путь шел не по прямой, а потому можно было записать такую
внушительную цифру. Был открыт замыкающий залив Батабано о. Пинос с его
прекрасными сосновыми лесами. В будущем он стал логовом пиратов и
контрабандистов, оставивших после себя легенды о сокровищах, на которые в XX в.
оказались падки любители всевозможных раскопок [35]. До западной оконечности
Кубы каравеллам оставалось пройти около 100 миль. Они находились у восточной
границы современной кубинской провинции Пинар-дель-Рио, производителя лучшего в
мире табака для сигар.

Там,
на выходе из залива Батабано, адмирал, скрепя сердце, решил повернуть назад.
Проход вдоль заболоченных, покрытых мангровыми зарослями южных берегов Кубы и
примыкающих мелких островов оказался труден. Неустанно велись промеры глубин,
чтобы не посадить корабли на мель. Корпуса каравелл, не раз задевавшие дно,
текли, и матросы измучились, откачивая воду. Корабли нуждались в ремонте, но на
Гаити и в Испании от Колумба, недавно вышедшего из Изабеллы, ждали открытия
новых золотых приисков, а не возвращения с разбитыми каравеллами.

Адмирал
полагал, что для прекращения обследования кубинских берегов было мало ссылки на
неудовлетворительное состояние кораблей. А потому командам было объявлено, что
достигнута цель экспедиции: удалось выяснить, что Куба является частью
материка. Островов такой большой протяженности не бывает, и следовало считать,
что каравеллы шли вдоль какой-то части азиатского берега, принадлежавшего,
скорее всего, Китаю. Чтобы не было сомнений, адмирал заручился в письменной
форме поддержкой своих спутников. Нотариус, участник экспедиции, составил акт,
по которому все матросы и маэстрес, т.е. командные чины, соглашались с решением
Колумба. Единственного матроса, заявившего о несогласии, адмирал припугнул,
сказав, что оставит его на Гаити и никогда не возьмет в Испанию. Все прочие
моряки подтвердили, что прошли 335 лиг, а на будущее, если бы они отказались от
своих слов, им надлежало отрезать язык и взять с каждого штраф по 10 тыс.
мараведи. У младших матросов таких денег не было, и им на случай уличения во
лжи полагалось, помимо отсечения языка, получить по 100 плетей.

Письменный
акт о поддержке адмирала, по-видимому, сыграл свою роль. У Колумба по
возвращении в Изабеллу после нового захода на Ямайку и обследования Южного
Гаити не было хлопот, связанных с отказом идти на запад вдоль берегов Кубы.
Зато хватило хлопот другого рода, порожденных невзгодами переселенцев в
Изабелле, отсутствием стимулов к колонизации, которая не давала ожидаемых
результатов. До захвата сокровищ Мексики и Перу было еще далеко; конкистадорам
предстояло провести немало лет в войнах с индейцами Больших и Малых Антильских
островов.

В
сентябре 1494 г., возвращаясь в Изабеллу, адмирал тяжело заболел. В Изабелле
выяснилось, что во время его путешествия колония бедствовала, главным образом
из-за отсутствия продовольствия. Положение несколько улучшилось с прибытием из
Испании трех каравелл, груженных съестными припасами. Каравеллы успели уже уйти
обратно, взяв с собой францисканца Бойля и одного из командных чинов, П.
Маргарита. Их отъезд был вызван конфликтом с адмиралом и его братом Диего, а в
конечном счете - трудностями жизни на Гаити. Вернувшись в Испанию, Бойль и
Маргарита обвинили адмирала в злоключениях колонии, в преувеличении ее
богатств, а заодно в жестоком обращении с испанскими колонистами (нескольких
ослушников адмирал повесил). Если бы Бойль и Маргаритэ были до конца честны,
они рассказали бы, прежде всего, о жестокостях в отношении индейцев. Но,
по-видимому, это не входило в их планы, тем более что Маргаритэ до отплытия
адмирала на Кубу участвовал вместе с ним в походе в глубинные области Гаити и в
расправах с индейцами.

Адмирал
болел пять месяцев. Еще находясь в постели, он стал снаряжать одну экспедицию
за другой для полного подчинения гаитянских индейцев. Адмирал догадывался, что
могли про него рассказать в Испании Бойль и Маргаритэ, а потому считал главной
задачей отправить в метрополию побольше золота или, на худой конец, других
товаров, имевших спрос в Европе. Судя по адмиральской инструкции, доставленной
Маргаритэ в Испанию, руководителям экспедиций предлагалось поддерживать добрые
отношения с индейцами. Чего стоило это предложение, можно судить по той же
инструкции, разрешавшей конфискацию продовольствия. Одновременно Колумб вводил
на Гаити средневековые испанские законы, предлагая за воровство отрезать
индейцам уши и носы.

За
короткий срок, в 1494 - 1496 гг., остров был покорен сотней - другой испанских
солдат и колонистов. При завоевании заметную роль сыграло использование
испанцами двух десятков лошадей и такого же числа крупных собак, завезенных с
Канарских островов. Гаитянцев, не видавших ни лошадей, ни собак, эти животные
приводили в ужас не меньше, чем огнестрельное оружие. Сопротивление,
организованное в некоторых областях острова, было слабым; часть вождей
переметнулась на сторону европейцев и помогла уничтожить тех, кого испанцы
рассматривали как своих противников. Смирившиеся деревни были обложены
повинностями. Все их жители, начиная с четырнадцати лет, были обязаны сдавать
испанцам золото, а там, где его не было, - хлопчатобумажную пряжу. Выполнившим
повинность вешали на шею медную бирку, действительную на три месяца, после
которых требовалось вновь работать на испанцев.

Эта
работа - добыча золота, переноска грузов и т.д. - отвлекала индейцев от обычных
занятий, не давала времени вести хозяйство, вынуждала надолго покидать свои
хижины, бросать на произвол судьбы детей и стариков. Размеры дани были
непомерно велики даже после того, как Колумб их вдвое уменьшил по просьбе
союзных вождей. Недоимщики спасались бегством в горы, где погибали от голода и
болезней. Многие предпочли погибнуть, отравившись горьким маниоком, но не жить
в деревнях, где, по словам Лас Касаса и Фернандо Колумба, полагалось
предоставлять продовольствие и женщин испанцам, носить их на закорках [36].

На
Гаити, а позднее на других Больших Антильских островах и на Багамах, араваки
вымирали. За 1494 - 1496 гг. их численность упала с 300 до 200 тыс; в 1508 г.,
через два года после смерти Колумба, гаитянцев насчитывалось 60 тыс., т.е. в 5
раз меньше, чем до открытия Америки. К середине XVI в. на Гаити сохранялись
единичные поселения араваков, которые в дальнейшем по большей части смешались с
негритянским населением. В наши дни можно судить о прошлом араваков и других
коренных народов Вест-Индии более всего по старинным записям их европейских
завоевателей, в I том числе Колумба, а также по этнографическим материалам,
соб-ранным там, где уцелевшие группы аборигенов живут до сих пор (Южная и
Центральная Америка, Южная Флорида, отдельные ост-рова Антильского архипелага).

Описание
цивилизации индейцев свидетельствовало о наблюдательности Колумба. Не зная
местных языков, лишь начиная улавливать смысл ряда слов, он сумел многое
разглядеть и дал в целом достоверные сведения о быте открытых им народов, хотя
не всегда равноценные.

Речь
шла о разных культурах, которые уступали Старому Свету даже тогда, когда они
имели зачатки письменности. Они были бедны - на что указывал Колумб - домашними
животными (в частности, отсутствовали лошади, крупный и мелкий рогатый скот).
Индейцы не знали колеса, в строительной технике не применяли своды. Колумб и
его спутники стали первыми европейцами, которые увидели каменный век Нового
Света. Оказалось, что он воплощен, с одной стороны, в каменных изделиях
(особенно орудиях труда), с другой - в дереве, включая деревянную скульптуру,
украшавшую каноэ, предметы культа и т.д. Камень не исключал металлы: в Новом
Свете использовалось самородное золото, зарождалась металлургия, поскольку золото
подчас сплавлялось с медью.

В
Южной Америке по берегам Карибского моря лежали области, где преимущественными
занятиями одних индейцев были рыболовство и собирательство, других - подсечное
земледелие, как и на Больших Антильских островах. Более развитые системы
земледелия с применением террасирования и орошения появились в Южной и
Центральной Америке у инков, ацтеков, майя и некоторых других народов. Об их
культуре Колумб имел лишь отрывочные сведения, подчас довольно смутные,
поскольку его пребывание на континенте Америки ограничилось районом дельты
Ориноко и береговой полосой от Гондураса до южной части Панамского перешейка.

В
1498 г., предприняв третье путешествие в Новый Свет, Колумб побывал в дельте
Ориноко, где встречал варрау, жителей свайных построек, рыболовов и
собирателей, перенявших у соседей, арава-ков и других, навыки земледелия.
Варрау селились на незатопляемых в сезон дождей высоких берегах, изготовляли
каноэ из древесной коры, многоместные пироги-долбленки, глиняную посуду, плели
корзины и циновки. Здесь, в дельте Ориноко, женщины носили бусы из семян
вперемежку с жемчугом, а мужчины - ожерелья из полированного желтого металла.
От него испанцы не могли оторвать глаз, пока не узнали, что это - сплав, где
меди могло быть намного больше, чем золота.

Колумб
познакомился во время четвертого (и последнего) путешествия в 1502 - 1503 гг. с
жителями западной части Карибского моря - хикаке, мискито и др. О мискито,
сражавшихся с конкистадорами в давно прошедшие времена, весь мир услышал в XX
в. как о противниках сандинистского режима в Никарагуа. Они, подобно хикаке,
стояли в культурном отношении ближе к населению бассейна Амазонки, чем к
соседним майя, хотя испытали их влияние. Другие соседи мискито, таламанка,
жители Панамского перешейка, входили в обширный культурный регион, включавший
чибча и родственные народы современной Колумбии. Применяя орошение, они
выращивали на своих полях маис, клубнеплоды и т.д. Сооружались легкие хижины,
которые в отличие от жилищ хикаке и мискито имели стены, обмазанные глиной.
Изготовлялись хлопчатобумажные ткани, художественные поделки из золота.

У
таламанка была развита торговля, с которой Колумб познакомился при не совсем
обычных обстоятельствах. На одном из участков побережья, чтобы расположить
испанцев как торговых клиентов, таламанка послали к адмиралу на борт двух
девочек-подростков, считая, по-видимому, что те окажут морякам определенные
услуги. Но Колумб почему-то решил, что у девочек был при себе "колдовской
порошок", а потому их одарили безделушками и тут же спровадили восвояси. В
свою очередь таламанка так же сочли, что испанцы собираются их околдовать. На
следующий день на суше брат адмирала попытался записать сведения о ближайших
областях, но индейцы разбежались при виде пера и бумаги, которые выглядели колдовскими
приспособлениями.

Более
всего Колумбу были знакомы араваки - подавляющая часть населения Антил, выходцы
из Южной Америки, где их предки жили в бассейнах Ориноко и Амазонки. Оттуда они
принесли земледеление с культурами маниока и хлопка, тогда как зачатки
металлургии, возможно, были заимствованы в Центральной Америке. Араваки, как и
их предшественники на Антилах, отсталые си-бонеи, рыбачили, охотились на
морских черепах. Их ловили, запуская на веревке в океан прилипалу - рыбу с
присосками.

Жители
Вест-Индии мастерски изготовляли каменные орудия. У них "нет никакого
железа, - писал доктор Чанка, - но много инструментов, топоров и тесел,
сделанных красиво и изысканно...". До наших дней антильские негры находят
шлифованные камни араваков. Говорят, знать араваков в торжественные дни носила
эти камни как ожерелья. С ними исполнялись ритуальные танцы, что было
испытанием для стареющих вождей и шаманов. Легче было отказаться от власти, чем
заплетающимися ногами, подвесив на себя груз в 20 - 30 кг, плясать под
придирчивыми взглядами соплеменников.

Малые
Антильские острова, одна из областей расселения араваков, были ими утрачены в
результате карибских завоеваний. Карибы - земледельцы, рыболовы и охотники -
принадлежали к тому же культурному кругу выходцев из Южной Америки, что и
араваки. На завоеванных островах они уничтожили мужчин араваков, сохранив жизнь
женщинам и детям, которые продолжали говорить на родном языке. Женщины стали
прислужницами и наложницами завоевателей, а мальчикам аравакам карибы отрезали
половые члены, после чего их откармливали. С ними сожительствовали, пока они не
взрослели, а затем, как рассказывали спутникам Колумба женщины-араваки, их
поедали.

Материалы
о каннибализме карибов и других народов Южной Америки не раз дискутировались
исследователями XX в. [37]. Доказательства каннибализма, как уже было сказано,
заключались в рассказах араваков, а также в том, что на Антилах, в хижинах и
вокруг них, можно было найти людские черепа и кости. Но у ряда индейских
народов культ предков предполагал хранение черепов и костей; согласно обряду,
их можно было и закапывать, и выкапывать. Сам Колумб в этом прекрасно
разобрался. Когда в 1492 г. на Кубе его матросы нашли в хижинах человеческие
головы в корзинах, адмирал записал в своем журнале, что, как он думает, это
были головы каких-то знатных людей из рода, ибо в каждой хижине было много
народу, и они должны были быть родственниками, потомками одного лица".
Колумб и его спутники слышали обвинения в каннибализме от араваков - заклятых
врагов карибов. В свою очередь карибы на Пуэрто-Рико пугали испанцев рассказами
о каннибализме араваков. Не исключено, что каннибализм, распространенный у
карибов Южной Америки, со временем мог из бытового превратиться в
религиозно-мистический, наподобие христианского обряда причащения телом и
кровью Христа. А культ предков не мешал умерщвлять (душить) стариков, когда они
становились обузой.

Для
Колумба вопрос о каннибализме карибов имел практическое значение.
Предполагалось, судя по переписке адмирала с католическими королями, что жертвы
карибов - араваки, люди смирные, находились под покровительством короны и
рассматривались как христиане недалекого будущего. Карибов за их кровожадность
следовало завоевать и продать в рабство. Оно должно было стать своего рода
искуплением их вины.

По-видимому,
католические короли оценивали на первых порах так же, как адмирал, прибытие
индейцев-карибов в Испанию. На инструкцию, врученную Колумбом капитану, который
в 1494 г. перевозил карибов, была наложена резолюция Фердинанда и Изабеллы:
"Сообщите ему (Колумбу. - B.C.), что сталось с каннибалами (которых
раздали как рабов. - B.C.), что все это хорошо, что так ему и следует
поступать" [38]. Но вопрос о вывозе невольников из Нового Света оказался
не так прост, как представлялось на первый взгляд. В апреле 1495 г.
католические короли отменили разрешение на продажу следующей партии рабов. При
этом было указано, что необходимы консультации с учеными и теологами
относительно добровольности перехода индейцев в рабское состояние.

Фердинанд
и Изабелла выказали заботу о доброй воле индейцев в то время, когда рабство
сохранялось в Испании и вообще в Западной Европе, когда не прекращался приток
невольников с рынков Малой Азии и особенно Африки. Непоследовательность
бросалась в глаза: зачем было запрещать ввоз индейцев, одновременно разрешая
ввоз белых и черных рабов? Ответ на этот вопрос вряд ли мог быть однозначным.
Во-первых, в 1495 г., когда появился запрет, высокая заболеваемость на Гаити и
вспышка сифилиса в Европе, по-видимому, побудили католических королей принять
меры карантинного характера. Карантин, впервые примененный в Италии в XIV в.
против чумы, идущей с Востока, был единственным доступным властям средством для
борьбы против распространения инфекций. Во-вторых, решение о запрете вывозить
индейцев было временным шагом. Через несколько лет (в 1503 г.) была вновь
разрешена торговля карибами, хотя она не приняла значительных размеров.

Дело
было не во врожденных пороках вест-индских рабов с их свежим (для европейцев)
штаммом сифилиса, а в том, что их физическое состояние в силу объективных
причин на рынках Европы было хуже, чем рабов из Средиземноморья и даже из
Тропической Африки. Белые и черные рабы, попадая на Пиренейский полуостров,
редко проходили через те страдания, которые выпадали на долю всех, кого везли
через Атлантику с востока на запад и особенно - с запада на восток.
Общеизвестна участь африканцев, когда работорговцы набивали ими трюмы
невольничьих кораблей на пути в Америку. Но еще хуже приходилось карибам,
отправленным из Вест-Индии в Европу. Путь в Европу, как это видно на примере
путешествий Колумба, не был "зеркальным" отображением пути из Европы.
Ветры, попутные в первом случае, превращались во втором случае во встречные.
Отсюда вытекала необходимость плыть из Вест-Индии в Европу по более
продолжительным маршрутам, идти далеко на север и лишь потом на восток. Эти
маршруты, как уже говорилось, пролегали в сравнительно холодных широтах,
губительных для непривычных индейцев. Смертность среди них была особенно
велика; во всяком случае она была выше, чем среди африканцев, направлявшихся в
Америку.

Без
работорговли колонизация Вест-Индии на первых порах была убыточной. Из колонии
в Испанию возвращались больные и изможденные люди. Привезенное ими золото не
окупало расходы на их жалование и содержание, на корабли, погибавшие в бурях,
быстро изнашивавшиеся в жарких широтах.

Колумб
чувствовал, что доверие к нему католических королей подвергается испытанию, что
лучше всего вернуться в Испанию и отчитаться в своей деятельности как
вице-короля. Но в июне 1495 г. три корабля из четырех, которыми он располагал,
погибли в бурю на рейде Изабеллы. Колумб, по-видимому, полагал, что ему не
пристало возвращаться с единственной уцелевшей каравеллой "Ниньей", а
потому было решено строить в Изабелле еще одну каравеллу, "Индию".
Строительство закончилось в начале 1496 г., и адмирал тогда же покинул
Изабеллу. На двух каравеллах в Старый Свет возвращались 220 человек - солдаты и
колонисты. Вместе с индейцами, взятыми в Испанию как будущие переводчики, набралось
250 человек. Для двух небольших кораблей пассажиров было слишком много. Чтобы
всех накормить, следовало взять больше припасов и сократить время на переход в
Европу. Для этоможно, переход через океан начали не от Гаити, а после прибытия
на Гваделупу, которая лежала на 400 миль к востоку. На Гваделупе в одну из
брошенных индейцами деревень испанский десант пригнал десяток женщин, которых
заставили готовить муку из маниока и печь хлеб, распределенный затем по
кораблям.

Снова,
как и при возвращении из первого путешествия, Колумб и его люди оказались на
краю гибели. На этот раз дело было не в бурях; тяжесть перехода была в его
длительности, составившей 52 дня. К северу от Гваделупы пришлось идти галсами
против встречных ветров. Если бы адмирал держался ближе к берегам Северной
Америки, продвижение было бы намного легче. Но к востоку от Бермудских
островов, где шли каравеллы, навигационная обстановка оказалась не такой, на
какую надеялся адмирал. К Азорским островам (куда не стали приставать)
приблизились лишь через месяц пути, а к португальскому берегу - через 50 дней.
Продовольствие кончилось, начался свирепый голод. Судя по скупым сведениям,
приводимым Фернандо Колумбом, полубезумные моряки предлагали адмиралу съесть
индейцев, будущих переводчиков, или по крайней мере выбросить их за борт как
лишние рты. Адмирал смог удержать моряков в течение нескольких дней, пока не
увидел землю [39].

***

Колумб
вернулся в Испанию в начале июня 1496 г. Ожидая вызова ко двору, он остановился
недалеко от Севильи у знакомого монаха, будущего хрониста Бернальдеса.
Фердинанд и Изабелла не торопились встретиться с Колумбом. Это
свидетельствовало, что его противники, такие как Бойль, преуспели, доказывая,
что Эс-паньола плохо управлялась, что она втягивала Испанию в излишние расходы.
К чувству разочарования, которое испытывал двор по отношению к адмиралу,
примешивались политические соображения, побуждавшие католических королей
ограничивать заморские завоевания. Начались войны с Францией за господство в
Италии, что требовало немалых денег. Одновременно католические короли укрепляли
свое положение в Европе династическими союзами: помимо брака старшей дочери с
португальским королем удалось женить инфанта Хуана (он умер через два года) на
австрийской принцессе, а брата этой принцессы - на одной из младших дочерей
Фердинанда и Изабеллы.

В
конце концов Колумба вызвали в Вальядолид, где находились католические короли.
Дорога туда была не близкой, и адмирал воспользовался этим, чтобы поднять свою
популярность так же, как по возвращении из первого путешествия. Через встречные
города он проезжал в сопровождении процессии, куда входили его спутники, несшие
клетки с красавцами-попугаями, и индейцы, обвешанные золотыми украшениями.
Бернальдес, видевший всю эту кавалькаду перед выездом из Севильи, писал, что индейские
украшения, в частности короны, включали чудовищ с человеческими чертами. Это
были, по его словам, изображения сатаны. Во всяком случае, заключал монах,
"я полагаю, что таким он им являлся, а они, будучи язычниками, видели в
нем повелителя" [40].

В
Вальядолиде Колумбу, казалось, удалось вернуть расположение монархов. Хотя
золота он привез не столько, сколько ожидали, все же украшения индейцев, к
которым он добавил немало самородков, произвели необходимое впечатление. На
предложение адмирала направить новые корабли на Эспаньолу было дано согласие,
которое, как и при организации первой экспедиции, было далеко не сразу
подкреплено практическими шагами. Кроме того, католические короли не собирались
выполнять свои старые обязательства перед Колумбом и рассматривать его как
единственного руководителя в колониях Нового Света. Без его ведома и вопреки
его полномочиям на контроль над Вест-Индией туда были направлены другие
экспедиции, о чем Колумб смог узнать позднее. От участия в доходах этих
экспедиций он, разумеется, отстранялся.

Подготовка
собственной, третьей экспедиции Колумба началась в апреле 1497 г. и затянулась
более чем на год. Адмиралу дали не восемь кораблей, как он просил, а шесть.
Экспедицию задерживали трудности при наборе экипажей. После того как из Нового
Света вернулись больные и изможденные спутники Колумба, было мало энтузиастов,
решавшихся добровольно идти по их следам. Приходилось вновь, как в Палосе в
1492 г., частично набирать преступников.

Но
дело было, главным образом, не в этом. Снаряжение экспедиции поручили Фонсеке,
который не спешил, ссылался на нехватку средств, на то, что деньги придется
занимать, возможно, из приданного старшей дочери католических королей, выданной
за португальского Мануэла. Фонсека охотно отложил бы экспедицию, если бы не
беспокойство, которое вызывала при дворе португальская конкуренция. Было
известно, что в середине 1497 г. в Индию вышла флотилия Васко да Гамы. Колумб
понимал, что Фердинанд и Изабелла оглядывались на Лиссабон, и не упускал случая
напомнить, что португальский двор имеет сведения о каких-то обширных землях к
югу от Вест-Индии. Впрочем, и без того Изабелла вновь стала считать, что
Колумбу следует поручить экспедицию, когда он верно предсказал дату прибытия из
Фландрии австрийской невесты ее сына. Невеста запаздывала к жениху, и никто
кроме адмирала, знатока морского дела, не смог сказать, когда вернутся
посланные за ней корабли.

Колумб
вышел с шестью кораблями из устья Гвадалквивира в открытый океан в конце мая
1498 г. Прежде всего корабли направились к португальской Мадейре, где взяли на
борт припасы, затем - к Канарским островам. Удача сопутствовала адмиралу, так
как удалось уйти от французских корсаров, охотившихся за испанцами со времени
начала итальянских войн. У Канар адмирал разделил свои корабли: три из них с
грузами для вест-индских колонистов взяли курс на Антилы, три других под его
командованием продолжили путь на юг до островов Зеленого Мыса.

После
дозаправки водой и пополнения запасов продовольствия начался переход через
Атлантику. С 4 по 13 июля корабли шли, подгоняемые пассатом, на юго-запад, т.е.
прямо к бразильским берегам. Но при приближении к экватору экспедиция вступила
в полосу штилей и резкого повышения температуры, продвижение почти
прекратилось. Испанская флотилия не была достаточно подготовлена к таким
условиям, в частности из-за ограниченного опыта плаваний в южных широтах. К
тому же с конца 1496 г. Колумб вновь, как в 1492 г., потратил слишком много
сил, добиваясь фактически в одиночку разрешения на экспедицию, собирая средства
на ее финансирование. Не было возможности выбрать наиболее пригодные корабли,
наилучшим образом подготовить грузы. За одиннадцать месяцев до Колумба эту
часть Атлантики пересек Вас-ко да Гама, двигаясь с пониженной скоростью.
Португальцам, строившим свои корабли по особому заказу, оборудовавшим их под
наблюдением моряков с большим опытом экваториальных плаваний, этот маршрут был
по плечу. Что касается испанской экспедиции, то, судя по отрывкам из
адмиральского судового журнала, приводимым Лас Касасом, она оказалась на грани
срыва.

В
трюмах от жары стали портиться запасы мяса, перегревались мешки с зерном,
лопались бочки с водой и вином, разрывая обручи. Корпуса кораблей кое-где дали
течь из-за рассохшейся обшивки. Когда через десяток дней жара спала и вновь
задул пассат, Колумб решил больше не рисковать. Курс был изменен, корабли пошли
точно на запад, а еще через несколько дней, учитывая сокращение запасов воды, в
курс внесли новую поправку, отклонившись к северо-западу, к знакомым Антильским
островам. 31 июля 1498 г. увидели на севере обширный остров, который Колумб
назвал Тринидадом (Троицей). Немного спустя на юге также открылась земля:
побережье современной Венесуэлы (т.е. Малой Венеции, как ее потом окрестили
испанцы), устье Ориноко.

Корабли
медленно пошли вдоль берегов Тринидада, затем - вдоль залива Пария, куда несут
воды многочисленные протоки, составляющие дельту Ориноко. Флотилия не раз
останавливалась, чтобы дать отдых экипажам, заняться починкой кораблей,
установить контакты с местными индейцами. Вначале адмирал полагал, что открытые
им земли представляют собой острова. Но пресная вода в обширном заливе Пария
означала, что сюда впадает могучая река, что такой обильный сток вряд ли
образуется на небольшом участке суши. К концу путешествия по заливу, как писал
Колумб католическим королям, у него сложилось убеждение, что открыта земля
"величайших размеров". А обилие пресной воды и благодатный климат
свидетельствовали, скорее всего, о близости рая, куда, впрочем, можно было
попасть, продолжал Колумб, только благодаря божественному промыслу.

Адмирал
пробыл там немногим более двух недель, интересуясь, прежде всего,
навигационными особенностями района, составляя общее описание местности в
заливе Пария и к западу от него до о. Маргарита (Жемчужина), где индейцы носили
украшения из жемчуга. К письму, отправленному вскоре католическим королям, была
приложена карта обследованного района. Она была передана - по-видимому, с
согласия католических королей, а возможно, по их инициативе - Охеде, участнику
второй экспедиции Колумба. В следующем, 1499 г. Охеда получил разрешение на
экспедицию в Вест-Индию, к острову Маргарита и далее на запад, откуда он вывез,
вопреки привилегиям Колумба, немало жемчуга [41].

В
бортовом журнале адмирала и его письме католическим королям содержался ряд
замечаний об индейцах Тринидада и устья Ориноко, об условиях их жизни. Адмирал,
как всегда, обратил внимание на внешний облик индейцев (найдя их людьми
"хорошего сложения"), на их одежду (из хлопчатобумажных повязок), на
их отношение к европейцам. Как сообщал адмирал, почти везде удавалось менять
безделушки на золото. Лишь однажды экипаж флагманского корабля был обстрелян из
луков: испанцы, чтобы привлечь к себе внимание, стали танцевать, а индейцы
нашли их танец воинственным. По словам Колумба, здесь, как и на Больших
Антильских островах, у индейцев были вожди - кацики, - а в их подчинении
находились знатные люди и простолюдины. Социальную иерархию индейцев адмирал
описал в европейских терминах и тем самым одел аборигенов Нового Света в европейские
одежды своего времени. Еще в журнале первого путешествия он, помимо кациков,
поминал "грандов, которых называют нитаино", т.е. тайно (в значении
"привилегированное сословие"). Упоминались также "деревенские
сеньоры", идальго и оруженосцы.

Колумб
отметил, что влиятельным кацикам подчинялись мелкие вожди, что привилегии
знатных лиц выражались в многоженстве, в материальных благах. В письмах
испанским казначеям о первом путешествии упоминалось, что кацики могут иметь до
20 жен (надо думать, работающих на них). В устье Ориноко он встречал
многовесельные каноэ с кабинами для знатных особ, а дом одного из старейшин,
куда пригласили испанцев, отличался крупными размерами. Правда, обстановка в
этом доме выдавала склонность к эгалитаризму его хозяев: в нем было полно
сидений для всех присутствующих индейцев. Равенство основной массы населения,
несмотря на привилегии знати, сказывалось в правах собственности. "Я не
смог понять, - писал адмирал еще в 1493 г., - есть ли у них собственность. Мне
кажется, что если что-то принадлежит одному, то все имеют право на часть".

Описание
индейского общества включало замечания о религии (или об ее отсутствии) и
моральном облике. Еще в журнале первого путешествия Колумб писал, что
отправился в восточные страны, чей правитель, великий хан, и его
предшественники не раз просили Рим наставить их в христовой вере. Этого сделано
не было, а потому многие народы "извели себя, опустились до
идолопоклонства, предались губительным сектам...". Такой поворот событий
стал возможен в восточных странах, тогда как в Вест-Индии, наоборот, появление
европейцев открыло путь к христианизации и преуспеванию индейцев, которые, к
сожалению, были дикарями (это слово не раз мелькало в записях адмирала).
Араваки, не имевшие никакой веры, не ведавшие ни забот, ни лишений, были вполне
готовы принять христианство. А рядом с ними располагались темные силы,
людоеды-карибы, от которых надлежало защитить будущих приверженцев
католичества.

Словом,
согласно Колумбу, народы отличались друг от друга более всего по вере или
безверию. Процветали христиане, и к ним со временем могли приблизиться те, кто
был готов принять их вероучение. В наименее выгодном положении оказывались
закоренелые идолопоклонники.

В
середине августа 1498 г. Колумб покинул берега Южной Америки и взял курс на
Эспаньолу, куда прибыл через пять дней. В судовом журнале он записал, что
торопился туда, в частности, из-за опасений за сохранность продовольственных
грузов для колонистов, а также вообще из-за неподготовленности экспедиции к
длительному плаванию. По-видимому, открыв устье Ориноко и смежные районы,
Колумб рассчитывал, что этого достаточно, чтобы произвести необходимое
впечатление при испанском дворе, а потому не было смысла продолжать рискованное
путешествие. Как и раньше, Эспаньола должна была дать адмиралу золото, пусть не
так много, но вместе с колониальными товарами и рабами оно могло оправдать
королевские расходы.

Расчеты
адмирала не оправдались, надо думать, ввиду того, что доходы от Вест-Индии
были, попросту говоря, мизерны. Судя по письмам Колумба и по сведениям
хронистов, золото не было отправлено в Испанию ни в 1498, ни в 1499 г. За эти
два года католические короли получили с Эспаньолы лишь партию красителей и три
сотни изможденных рабов-карибов, вернее мирных араваков, которых выдавали за
воинственных карибов. Между тем война с Францией за Неаполитанское королевство
требовала от казны новых и новых расходов. Приходилось завидовать соседней
Португалии, для которой колонии стали источником богатств, о чем говорило
успешное возвращение в Европу Васко да Гама в том же 1499 г.

На
Эспаньоле адмирал нашел полуразвалившуюся администрацию, во главе которой он в
свое время поставил своего брата Бар-толомео. Эта администрация не могла
нормально функционировать, поскольку большинство испанцев составляли больные и
изголодавшиеся люди. Когда Колумб писал в 1499 - 1500 гг., что колонисты его
"предали" и начали с ним "войну", то в действительности
речь шла о неподчинении тех, кто желал вести хозяйство, в том числе добывать
золото, без административного контроля. Прочие на все махнули рукой и думали
лишь о том, как бы скорее выбраться в Европу [42].

Камнем
преткновения между колонистами и администрацией были все то же золото и
строительные работы. Колонисты отказывались сооружать казенные дома и т.д. за
плату, обещанную в Испании, но никогда не выдававшуюся. Куда легче было создать
собственные хозяйства и заставить работать на себя индейцев. Что касается
золота, то оно добывалось индейцами под надзором колонистов, а те должны были
его сдавать властям, что они делали, как нетрудно понять, с большой неохотой.
Бартоломео Колумб, как и сам адмирал, настаивал на регистрации добычи, тем
более что по старинным испанским правилам треть доходов от горных разработок
причиталась наместнику короля, т.е. тому же адмиралу.

Во
главе колонистов, вступивших в конфликт с Бартоломео Колумбом, оказался Ф.
Ролдан, который на острове исполнял обязанности судьи. Группа колонистов под
его началом, человек 60 - 70, отказалась что-либо платить Бартоломео Колумбу и
потребовала, чтобы ей предоставили - надо думать, для возвращения в Испанию -
единственный корабль, оказавшийся у берегов Эспаньолы. Бартоломео Колумб, желая
показать, что не пойдет на уступки, велел завезти корабль на сушу, после чего
Ролдан и его друзья провозгласили "поход" на Новую Изабеллу (с 1499
г. - Санто-Доминго), как была названа столица колонии, перенесенная на юг
острова. Чтобы подтвердить серьезность своих намерений, бунтари объявили, что у
них припасена веревка, на которой будет повешен Барто-ломео Колумб.

В
Новой Изабелле, в то время как Бартоломео Колумб находился в отлучке, был
учинен погром. Сторонники Ролдана разграбили склады, захватили там оружие,
перебили и частично угнали скот. В дальнейшем они заявили, что им незачем
возвращаться в Испанию, что они намерены поселиться на юго-западе острова, в
Харагуа, поскольку это - самая плодородная часть Эспаньолы, "где женщины
особенно хороши и более сговорчивы".

Адмирал,
вернувшись на Эспаньолу, не стал трогать бунтарей. У него не было сил с ними
бороться и не было уверенности, что в Испании одобрят такие действия. В мае
1499 г. он сообщил католическим королям, что многие колонисты во главе с
Ролданом ему не подчиняются. Этих колонистов было уже за сотню, так как к
Ролдану присоединилась часть экипажей с кораблей, прибывших на остров еще до
Колумба с продовольственными грузами. Корабли пристали к Эспаньоле в районе
Харагуа, и Ролдан убедил тех, кто хотел остаться на острове, что им нет смысла
жить близ Санто-Доминго и платить подати адмиралу.

Майское
письмо Колумба - вынужденное признание неблагополучного положения - ничего не
изменило. Еще до его отправки Фердинанд и Изабелла склонялись к мысли послать
на Эспаньолу "судьей и губернатором" Ф. Бобадилью - командора ордена
Аль-кантара, входившего в королевскую свиту. Была составлена инструкция, по
которой командору предписывалось разобраться в обстановке на острове и в случае
значительных административных упущений со стороны адмирала - отстранить его от
дел и взять власть в собственные руки. Не получая доходов от Эспаньолы,
католические короли были готовы отказаться от административного регулирования
добычи золота, раздать колонистам земли вместе с прикрепленными к ним
индейцами, превратить остров в плантационную колонию наподобие Канар, Мадейры и
т.д. Для создания такой колонии не было нужды в Колумбе с его морским опытом,
не требовались большие расходы, тем более что, отстраняя адмирала, можно было
лишить его обременительных для казны привилегий.

Отъезд
Бобадильи на Эспаньолу откладывался более года, возможно, в ожидании того, что
положение изменится, что из колонии начнут поступать доходы, а не только жалобы
колонистов и обещания адмирала обеспечить лучшее будущее. Никакого золота
Колумб в Испанию не отправлял (позднее он писал, что собирался сразу отправить
большую партию), и Бобадилья, наконец, выехал на Эспаньолу, куда прибыл в
августе 1500 г.

Незадолго
до его приезда на острове разыгралась драма, в которой Колумб сыграл не лучшую
роль. Адмирал поддержал Ролдана, когда тот арестовал одного из своих
сподвижников, к которому сбежала от Ролдана наложница-индианка. Друг
арестованного, А. де Моксико, возмущенный вмешательством адмирала, имел
неосторожность заявить в своем окружении, что убьет Колумба. По доносу,
переданному властям, Моксико был схвачен и приговорен к смерти. Стражники
расправились с ним, сбросив его со стены крепости в Санто-Доминго (Колумб
отрицал причастность к гибели Моксико и писал, что собирался отправить его в
Испанию).

С
точки зрения гуманности, которую отстаивал в своих сочинениях Лас Касас,
адмирала следовало сурово осудить. Но о какой гуманности могла быть речь на
Эспаньоле? Для Колумба, установившего там волею Испании колониальный режим,
подобные действия в правовом отношении были оправданы. Индейцы, в том числе
женщина, сбежавшая от Ролдана, рассматривались как язычники, прикрепленные к
испанцам, а Моксико, грозивший убить вице-короля, лицо неприкосновенное,
заслуживал смертной казни.

За
одной смертью последовали другие. Когда Бобадилья сошел в Санто-Доминго на
берег, первое, что ему бросилось в глаза, были виселицы с двумя казненными
испанцами. В местной тюрьме он обнаружил группу заключенных, часть которых
ожидала та же участь.

Бобадилья
освободил заключенных, после чего, не дожидаясь объяснений, арестовал Колумба
вместе с его двумя братьями и надел на них кандалы. Колонистам было объявлено
от имени католических королей, что на острове на 20 лет отменяются сборы с
золотодобычи и вообще все налоги, что земли Эспаньолы будут им розданы (надо
полагать вместе с индейцами) за незначительную плату. Золото, хранившееся у
Колумба, было изъято Бобадильей без инвентаризации, что позднее позволило
адмиралу говорить о расхищении его собственности и королевского имущества. Сам
Колумб и его братья в начале сентября 1500 г. были посажены на корабль и
отправлены в метрополию.

***

На
пути из Эспаньолы в Европу капитан корабля предложил адмиралу его расковать, но
он отказался. Скорее всего, Колумб считал, что несправедливость, проявленная по
отношению к нему, должна быть наглядной для всех, кто его встретит в Европе.

Ни
документов, ни воспоминаний очевидцев об этой встрече не сохранилось, как не
сохранилось документов с обвинениями, выдвинутыми Бобадильей. Из исторических
сочинений известно, что Колумб высадился в Кадисе между 20 и 25 октября 1500
г., что из Кадиса он направился (или был направлен) в один из монастырей
Севильи. Он оставался в кандалах по меньшей мере до конца декабря, когда пришел
приказ о его освобождении. Тогда же, по-видимому, адмиралу выдали 2 тыс.
дукатов. Деньги были необходимы, так как адмирал вернулся из Америки без
золота, изъятого Бобадильей. Не будь королевских дукатов, Колумбу не на что
было бы добраться до двора. Аудиенция была дана адмиралу в королевском дворце в
Гранаде. Там, пишет историк XVI в. Г.Ф. де Овиедо, адмирал "целовал руки
королю и королеве и со слезами приносил самые глубокие извинения. Его
выслушали, с большим милосердием утешили, произнесли слова, которые его
несколько обрадовали [43].

Вряд
ли адмирал, человек трезвого ума, стал искать во встрече с Фердинандом и
Изабеллой возможность для длительных оправданий и обличения Бобадильи. Он это
сделал заранее, еще на пути с Эспаньолы в Испанию, как видно из сохранившегося
письма Колумба к влиятельной особе - кормилице инфанта Хуана. В Гранаде было
уместнее, избегая многословия, всем видом показать, что вознаграждением за
верную службу стали оковы. Скорее всего, так и было, а потому можно принять
утверждение Овиедо, что католические короли смилостивились, объявили адмиралу о
возвращении ему чинов и званий (не касаясь его имущества, оставшегося в Новом
Свете).

Как
всегда, открытия в Америке занимали Фердинанда и Изабеллу намного меньше, чем
другие дела, такие, как войны в Европе, дипломатические переговоры о
бракосочетании младшей, еще не пристроенной дочери, Екатерины Арагонской.
Готовясь к грядущим столкновениям, Испания была готова заполучить в союзники
Англию. Екатерину выдали в 1501 г. за наследника Тюдоров, принца Артура, а
когда тот через несколько месяцев умер, она вышла за его брата, Генриха VIII,
английского Ивана Грозного. С Францией удалось договориться о разделе
Неаполитанского королевства. Но, вмешавшись в итальянские дела, Испании
пришлось во второй половине 1500 г. поддерживать Венецию против турок.
Разумеется, в казне не хватало денег на дальние странствия в Новом Свете.

Адмирал
все это время оставался в Гранаде. Познакомившись с ним, секретарь венецианской
миссии в Испании писал в августе 1501 г.: "Ныне Колумбу не везет, он не в
чести у королей и впал в безденежье" [44]. Выбраться из этого положения
вряд ли было можно, выступая как вечный проситель и претендент на управление
Эспаньолой, как лицо, требующее исполнения обещаний, восстановления в правах и
т.п. Скорее всего, католические короли должны были вспомнить о нем как о
талантливом капитане, способном к новым открытиям. И, конечно, благочестивая
Изабелла могла оценить его постоянные ссылки на божественный промысел.

В
сентябре 1501 г. Колумб отправил католическим королям подборку текстов под
названием "Книга предсказаний". Судя по сохранившейся копии, в
которой часть страниц утеряна, сборник включал, прежде всего, изречения из
Библии, предсказывавшие открытие новых стран, напоминавшие о близости судного
дня и о греховности всего земного. Тут же были богоугодные стихи Колумба, его
рассуждения о собственной роли как исполнителя божественных предначертаний.
"Когда я отправился в Индию, мне не пошли впрок ни здравый смысл, ни
математика, ни карта мира. Полностью сбылись слова Исайи...". Ведь пророк
говорил, что Господь "соберет изгнанников Израиля, и рассеянных иудеев
созовет от четырех концов земли" [45]. Небо вняло молитвам адмирала,
который желал обогатить Испанию, чтобы та была в состоянии отвоевать Гроб
Господень. Теперь нужна была еще одна экспедиция в Святую землю через открытые
за океаном страны. Там или где-то рядом были Офир и копи царя Соломона. Колумбу
предстояло завершить начатое дело к вящей славе Испании и всего христианства.

Адмирал
не ошибся в своих предположениях. В конце сентября 1501 г. Фердинанд и Изабелла
распорядились о выплате причитавшихся ему доходов от Вест-Индии (без права
гарантированного участия в торговле), а заодно - о возврате имущества,
конфискованного Бобадильей. Вскоре были приняты решения об отправке в Америку
экспедиций Н. де Овандо, нового губернатора Эспаньолы, и Колумба. Расходы на
них были несоизмеримы. Овандо, увезший в Новый Свет в феврале 1502 г. более 2
тыс. солдат и колонистов, имел три десятка кораблей. Колумбу, отправившемуся в
путь в мае того же года, дали всего четыре каравеллы и полторы сотни членов
экипажа. Инструкция, врученная адмиралу, предписывала "открыть острова и
материк", лежащие "в наших владениях". Как всегда, католические
короли считали своими земли, о которых заведомо ни им, ни Колумбу ничего не
было известно. Адмиралу следовало дать описание открытых стран, приобрести драгоценности
и пряности. Он мог посетить Эспаньолу, но лишь при крайней необходимости.

Переход
через Атлантический океан прошел благополучно, и адмирал встал на рейде
Санто-Доминго 23 июня 1502 г., через полтора месяца после отплытия из Кадиса.
Колумб прихварывал, его зрение слабело; говорили, что судовой журнал за него
вел тринадцатилетний сын Фернандо. Но адмирал не терял контроля над флотилией.
На рейде в Санто-Доминго он, по-видимому, оказался единственным моряком,
способным оценить навигационную обстановку. Его встревожило обилие дельфинов,
изменившийся характер приливов, облачности и волн, набегавших с юго-востока.
Адмирал посчитал, что признаков близкого урагана достаточно, чтобы предупредить
о них местные власти. На берег был отправлен один из капитанов, с тем чтобы
сообщить Овандо о наблюдениях адмирала, а заодно попросить разрешения для
флотилии укрыться от бури в Санто-Доминго.

Письмо
Колумба в присутствии его представителя губернатор Овандо зачитал приближенным,
в том числе, надо думать, капитанам, закончившим приготовления к отплытию в
Испанию. Послышались насмешки в адрес "предсказателя", возможно, от
тех, кто слышал о "Книге предсказаний". В стоянке адмиралу было
отказано, после чего он велел своим кораблям немедленно сняться с якорей и уйти
как можно дальше на запад. Необходимо было выбраться из полосы близящегося
урагана или по крайней мере оказаться на кромке этой полосы. Буря неизбежно
должна была разбросать корабли, а потому было назначено место новой встречи:
залив Окоа, к западу от Санто-Доминго.

Нежелание
прислушаться к советам адмирала обернулось катастрофой для испанского флота,
который покинул Санто-Доминго вскоре после Колумба. Ураган свирепствовал
несколько дней, и из эскадры, насчитывавшей три десятка кораблей, 25 погибли.
Среди пятисот моряков и пассажиров, жертв катастрофы, были командор Бобадилья и
судья Ролдан. На дне Карибского моря оказались золотые слитки, оцененные в 120
тыс. дукатов, т.е. весившие более 4 ц. Несколько полуразбитых кораблей,
потерявших управление, с трудом вернулись в Санто-Доминго, и лишь один корабль
достиг Испании. Как раз на нем находилось личное имущество Колумба, в том числе
золото, которое позднее позволило адмиралу безбедно окончить свои дни в Европе
[46].

Корабли
Колумба были потрепаны бурей, у одного из них унесло за борт шлюпку, но люди
были целы. Адмирал дал экипажам время на починку снастей и на отдых, а затем,
пользуясь пассатом и восточным течением, покинул Гаити. Вскоре он был в виду
Северной Ямайки, откуда направился к островам близ южного берега Кубы. 27 июля
1502 г. флотилия взяла курс на юго-запад и за три дня достигла современного
Гондураса. Вновь, как четыре года назад, Колумб вышел к берегам американского
материка, на этот раз - в его центральной части.

Берег,
уходивший на запад, был прикрыт с моря о-вами Баия. Он представлял собой
неширокую низменность с вечнозеленым тропическим лесом, а далее простирались
гряды гор в тысячу и более метров высоты. Колумб стоял у входа в Гондурасский
залив, вдававшийся на 150 миль в материк; в глубине залива начинались пути в
края, населенные майя. Адмирал этого не знал, как не знал и того, что он
находился примерно в 200 милях от Копана - одного из центров многовековой
цивилизации майя с ее каменными пирамидами, храмами, стадионами, украшенными
цветной керамикой и скульптурой. Далее на север и северо-запад, на п-ове
Юкатан, располагались основные поселения майя. Их возглавляли воины-аристократы
и жрецы, которые владели искусством иероглифического письма, составляли
календарь, основанный на астрономических и математических подсчетах, приносили
человеческие жертвы.

У
о. Бонакка (Гуанаха на современных картах), крайнего со стороны моря в группе
о-вов Баия, решалась судьба последнего из четырех путешествий Колумба в Новом
Свете. Адмирал мог пойти в любом направлении, например на север, хотя бы до
широты Кубы, если бы он желал доказать свое утверждение, сделанное в 1494 г.,
что Куба - часть Азии. Он мог пойти на запад, в глубь Гондурасского залива,
если бы искал проход в Индию. Но обследование северо-западной части Карибского
моря, по-видимому, представлялось Колумбу наименее перспективным. Он никогда не
слышал от индейцев, что следовало искать золото к западу от Кубы, тогда как на
юго-западные берега Карибского моря ему указывали в свое время жители устья
Ориноко.

Войдя
в Гондурасский залив, адмирал обнаружил бы, что берег поворачивает на север, к
Юкатану, где в дальнейшем испанцы натолкнулись на решительное сопротивление
майя. Через несколько лет после путешествия Колумба, в 1511 г., туда попала
группа потерпевших кораблекрушение испанцев, и те из них, кто оказался в руках
майя, были принесены в жертву богам. Судя по старинным описаниям, подобные
жертвы в ходе религиозных процессий осыпались цветами, вокруг них совершались
ритуальные танцы. Куски их расчлененных тел поедались, как благословенная пища.
Человеческие жертвоприношения должны были умилостивить богов, так же как
членовредительство, принесение в жертву собственной плоти и крови. У майя оно
напоминало обряды, принятые в древности семитами Ближнего Востока [47].

Адмирал
выбрал курс на восток, а затем - на юго-восток. Таким образом, он ограничивал
сферу своих исследований берегами Карибского моря к юго-западу от Гаити. Следуя
этим курсом, Колумб мог узнать, не связаны ли в единый массив только что
открытые территории с теми, где он побывал в 1498 г. Одним словом, выбор пути,
сделанный Колумбом, объяснял цель его путешествия. Поиску далеких земель на
западе он предпочитал открытие более доступных (и предположительно богатых
золотом) земель в относительной близости от Гаити. Новые земли могли бы не
рассматриваться как часть единой вест-индской колонии Испании. Они могли бы
стать особым владением, а Колумб - их губернатором в силу своих старых хартий.
Таким образом, адмирал был способен в новых условиях восстановить свое
положение вице-короля и т.д., утраченное на Гаити.

С
середины августа 1502 г. флотилия медленно шла вдоль побережья, борясь с
бурями, которые здесь нередко бушуют с июня по сентябрь. В непогоду на
800-мильном пути до залива Дарьей, где начинается Южная Америка, не раз рвались
снасти и паруса, корабельный червь разъедал днища. Погода улучшилась, когда
прошли Кабо-Грасьяс-а-Дьос - мыс Благословения Господня, крайнюю точку
современного Гондураса. На стоянках вели обмен с прибрежными селениями (с
помощью переводчика, которого захватили у о. Бонакка), спускались на берег для
охоты. В заболоченных низинах, подходивших к морю, росли вечнозеленые
кустарники, древовидные папоротники, орхидеи. Здесь водились тапиры и
броненосцы, пестрые колибри и золотисто-зеленая кетцаль - птица, служившая
эмблемой индийских племен, а ныне украшающая герб Гватемалы.

Путешествие
у западных берегов Карибского моря длилось с перерывами девять месяцев. У
индейцев удалось приобрести немало золота, особенно в области Верагуа
(современная Панама). Индейцы рассказывали, что в глубинных районах лежал
Сигуаре - край, особо богатый золотом, где были лошади (надо думать, ламы), а
население жило в хороших домах, носило дорогие одежды, торговало на ярмарках.
Сигуаре, расположенный на острове, занимал по отношению к Верагуа такое же
географическое положение, как в Европе Пиза по отношению к Венеции, т.е. от
Верагуа к Сигуаре тянулся какой-то перешеек. Так выглядели в передаче испанских
моряков географические представления прибрежных индейцев о Центральной Америке,
об их собственной стране и об областях расселения майя, ацтеков, инков.

Пройдя
большую часть пути по направлению к Южной Америке, флотилия в январе 1503 г. в
заливе Москитос была вынуждена из-за непогоды прекратить дальнейшее продвижение
и искать стоянку. Эта стоянка, вопреки желанию испанцев, оказалась необычно
долгой. Дело в том, что корабли укрылись, войдя в устье реки Белен (Вифлеем),
когда уровень воды в ней был высок из-за проливных дождей. После того как
паводок спал, отмели близ устья реки оказались непроходимыми для кораблей.
Колумбу и его людям, запертым в нижнем течении Белена, пришлось три месяца
ждать нового паводка, открывшего выход в море.

Своих
припасов у испанцев, застрявших на реке, не хватало, и экспедиция жила главным
образом за счет соседей-индейцев. Вначале отношения с ними были мирными, но
вскоре поставки продовольствия стали индейцам в тягость. К тому же испанские
моряки вели себя здесь, как в покоренной стране, захватывали все, что желали,
насильничали. Колумбу, казалось, удалось взять верх, когда при удачном набеге
испанцы захватили местного кацика и его семью. Но кацик ночью сумел бежать с
испанского корабля, а те из его семьи, кому это не удалось, повесились в трюме
на балках. Все это случилось в первой половине апреля 1503 г., когда мели у
устья Белен стали постепенно проходимыми. 16 апреля три корабля уже были в
открытом море, а четвертый решено было покинуть. Одна из испанских лодок,
подвозившая на корабли пресную воду, подверглась яростному нападению, ее команда
из десяти человек погибла [48].

Каравеллы,
источенные корабельным червем, текли все сильнее, моряки то и дело брались за
насосы. Одну из каравелл, только что вырвавшуюся из Белена, пришлось бросить
как наиболее поврежденную. Колумб мог очистить днища в Белене или еще раньше,
вытащив корабли на берег. Он этого не сделал, по-видимому, опасаясь нападения
индейцев. Теперь следовало, пока корабли держались на плаву, как можно скорее
возвращаться на Эспаньолу, находившуюся в 600 милях от Панамского перешейка. Но
идти туда по прямой ввиду встречных ветров было очень трудно, и адмирал
предпочитал держать курс на восток, вдоль берега, чтобы в дальнейшем повернуть
на север, выйти на широту Гаити.

Экспедиция
продвигалась на восток в течение двух недель, до 1 мая 1503 г., когда за
заливом Сан-Блас обозначился поворот берега к юго-востоку. Вопреки желанию
Колумба, команды кораблей настояли на прекращении прибрежного плавания, которое
удлиняло маршрут и мешало скорейшему возвращению. Адмирал, измученный подагрой
и малярией, не стал долго спорить с командами, поддержанными капитанами и
кормчими. Корабли двинулись на север от Панамского перешейка, к Кубе, где
моряки рассчитывали найти ветры, позволяющие скорее добраться до Эспаньолы.

Навигационная
обстановка у островов близ южного берега Кубы, куда экспедиция вышла через 12
дней, была еще хуже, чем у Панамского перешейка. Более месяца корабли пытались
продвинуться на восток вопреки непогоде, неблагоприятным ветрам и течениям.
Судя по письму Колумба, отправленному в июле 1503 г. католическим королям с
Ямайки, плыть в этих условиях до Эспаньолы было невозможно. Приходилось ждать
перемены ветра, а тем временем вода сочилась в трюмы, как сквозь сито. В конце
концов аварийное состояние кораблей вынудило прекратить попытки продвинуться на
восток. Было решено покинуть безлюдные острова, прикрывающие южную часть Кубы,
где не было хороших стоянок, и идти возможно скорее к Ямайке. Там берега были
сравнительно густо заселены, и до Эспаньолы было немногим более сотни миль,
если считать от крайней восточной точки острова.

В
конце июня корабли достигли Ямайки и вошли в бухту Санта-Глория, ныне
Сент-Анс-Бей. В трюмах вода поднималась до палуб, каравеллы стали плотами с
глубоко затопленной подводной частью. Вытащенные на берег, они годились под жилье,
но их днища были в таком состоянии, что о починке не было речи. Ближайшее
индейское племя в обмен на безделушки согласилось временно кормить экспедицию,
и теперь главной задачей Колумба было связаться с Эспань-олой, сообщить, что
более сотни испанцев находятся неподалеку, на Ямайке, в положении потерпевших
кораблекрушение.

Судя
по дате на письме Колумба католическим королям - 7 июля 1503 г., - адмирал
попытался установить связь с Эспаньолой недели через две после прибытия в
Санта-Глорию. Но первая попытка кончилась неудачей. Гонца Колумба, Д. Мендеса,
на Восточной Ямайке перехватили враждебно настроенные индейцы, и он лишь с
трудом смог от них вырваться. Следующая попытка оказалась успешной. К восточной
оконечности Ямайки под охраной доставили две пироги, куда сели 20 индейских
гребцов, дюжина испанских моряков и два руководителя экспедиции, Мендес и Б.
Фиеши. За три дня обе пироги смогли пройти около 80 миль на восток до острова
Навасса, лежащего в Наветренном проливе, между Ямайкой и Гаити. В пути волны
смыли продовольствие, кончилась вода, и один из индейских гребцов умер от жажды
и зноя. На Навассе, где в расщелинах скал нашли воду, несколько индейцев
опились до смерти. От Навассы до Гаити оставшиеся 30 миль прошли всего за одни
сутки. На гаитянском берегу местные индейцы накормили путешественников, дали им
отдохнуть и через несколько дней помогли на пирогах добраться до ближайшего
испанского поста.

Казалось
бы, прибытие Мендеса и Фиеши на Эспаньолу должно было положить конец
злоключениям Колумба и его спутников. Но все оказалось не так просто.
Губернатор Овандо, когда к нему явился Мендес, не стал никого отправлять на
Ямайку, ссылаясь на то, что ему самому не хватало кораблей для снабжения
Эспаньолы. Не исключено, что Овандо видел в Колумбе претендента на свое место,
а потому оттягивал его возвращение из далекой экспедиции. Мендес, оказавшись не
у дел, более полугода сопровождал в походах губернатора, который за это время,
по словам посланца Колумба, "сжег и повесил восемьдесят четыре кацика"
(Лас Касас округлил это число до 80, а другой историк XVI в., Ф.Л. де Гомара,
сократил его до 40) [49]. Только в начале 1504 г., когда на Эспаньолу пришли из
Европы три корабля, Мендесу разрешили зафрахтовать один из них. В ожидании
этого корабля адмирал и его спутники провели на Ямайке целый год.

Долгое
время Колумб не знал, добрались ли до Эспаньолы Мендес и Фиеши. Не дожидаясь
вестей от них, в январе 1504 г. почти половина участников экспедиции отказалась
повиноваться адмиралу и попыталась без его ведома уехать на Эспаньолу. У
восточной оконечности Ямайки бунтари насильно посадили в пироги индейских
гребцов, но далеко отплыть не смогли ввиду встречного ветра и вынуждены были
вернуться.

Разлад
между участниками экспедиции назревал давно, его причиной было, прежде всего,
найденное на Панамском перешейке золото. Спутники Колумба были недовольны
королевской инструкцией, которая им возбраняла самостоятельно заниматься
торговлей, требовала сдавать адмиралу драгоценности, вымененные у индейцев.
Такие же инструкции были у других экспедиций, но кое-кто из их руководителей, в
отличие от Колумба, смотрел сквозь пальцы на нарушения. Кроме того, адмирал,
действуя в духе времени (и, скорее всего, по договоренности с католическими
королями), запрещал морякам составлять географические карты новых земель, а те,
что были составлены, отобрал. Тем самым Колумб к неудовольствию моряков
ограничивал их возможности когда-нибудь заняться поисками золота в Новом Свете.

На
психологической обстановке экспедиции сказалось ухудшившееся здоровье адмирала.
Его работоспособность упала, в частности из-за приступов лихорадки, он был
зачастую вынужден перекладывать руководство всеми делами на капитанов и
маэстрес. Так, в апреле 1503 г., когда экспедиция с трудом выбиралась из устья
Белена, Колумб, судя по его июльскому письму католическим королям, мог лишь
молиться о спасении экспедиции и подыскивать соответствующие места из Библии.
Это письмо напоминало другие письма: сыну Диего после прибытия в Испанию. Их
общий жалобный тон, постоянные сетования на здоровье и тяжкие обстоятельства
выглядели контрастом с письмами, дневниками и отчетами предыдущих лет,
наполненными сведениями об открытиях, оптимистическими проектами колонизации.

Если
адмирал все видел в мрачных тонах, то что можно было сказать о большинстве
матросов, простых крестьянах, выходцах из городской черни, подчас бывших
заключенных? Среди них трудно было поддерживать дисциплину после
кораблекрушения на диких берегах Ямайки. Авторитет адмирала теперь сохранялся
больше всего за счет преданности его окружения - брата, сына, нескольких
моряков, участвовавших в предыдущих экспедициях, - за счет его знания людских
характеров [50].

В
начале 1504 г. экспедиция голодала. Ее участники не стали заниматься посадками
продовольственных культур, опрометчиво полагая, что отъезд на Эспаньолу - не за
горами, что продукты все время можно будет выменивать у индейцев на безделушки.
Когда выяснилось, что это не так, что спрос на безделушки стал равен нулю, было
уже не до посадок. Экспедицию выручил адмирал, прибегнув к старинному средству,
способному смутить простодушных индейцев. По календарям он знал, что 29 февраля
1504 г. будет лунное затмение, о чем объявил индейским кацикам как о знамении
небес, недовольных плохим снабжением испанцев. Когда затмение началось, пораженным
индейцам сообщили, что Колумб молится об их спасении, которое будет даровано,
если они возобновят поставки продовольствия. Кацики на все соглашались, и
впредь продовольственных проблем у испанцев не было [51].

В
марте 1504 г. наконец пришли вести о Мендесе и Фиеши. С Эспаньолы прибыла
небольшая каравелла, посланная губернатором, чтобы выяснить, живы ли еще Колумб
и его спутники. Капитан каравеллы отказался взять кого-либо на борт, но оставил
адмиралу немного продовольствия. После ухода каравеллы отношения между
сторонниками и противниками адмирала еще более обострились. Дело дошло до
вооруженных столкновений, в ход пошли шпаги. Бунтари желали захватить
вытащенные на берег корабли, где Колумб, по-видимому, хранил драгоценности, но
ничего не добились. Несколько человек были ранены и убиты, адмирал распорядился
взять двух зачинщиков столкновений под стражу.

Корабль,
зафрахтованный Мендесом, прибыл в конце июня 1505 г. Это была разбитая, сильно
протекавшая каравелла с треснувшим гротом и полуистлевшими парусами. На борт
поднялись все, правые и виноватые, 100 с лишним человек. 33 моряка погибли в
стычках с индейцами, вследствие болезней и нечастных случаев, происшедших на
Ямайке и еще раньше.

До
Санто-Доминго перегруженная каравелла добиралась полтора месяца, окончательно
измучив участников экспедиции. Многие из них отказались плыть дальше в Европу.
Возможно, для такого плавания у них не было больше сил, а, скорее всего, моряки
рассчитывали, несмотря ни на что, отыскать в Новом Свете золото и вернуться в
Испанию богачами. Колумб пробыл на Эспаньоле около месяца, после чего
зафрахтовал другой корабль и отправился на нем через океан с двумя десятками
своих моряков. В пути больной адмирал не покидал койки, но зато нашлась работа
участникам его экспедиции. Корабль дважды попадал в бури, ломавшие мачты. Не
известно, чем бы все кончилось без умелых спутников адмирала. Под руководством
Бартоломео Колумба была поставлена запасная мачта, и через восемь недель после
отплытия, 17 ноября 1504 г., корабль с одним латинским парусом вошел в порт
Санлукар-де-Баррамеда, в устье Гвадалквивира.

Четвертое
путешествие Колумба в Новый Свет было закончено, о новых говорить не
приходилось. Адмирал вынес все невзгоды, но здоровье было разрушено, жить
оставалось недолго. Золото, привезенное из-за океана, позволяло провести
остаток дней безбедно, в кругу родных и близких людей. Кроме того, полагал
адмирал, надо было попытаться восстановить все свои права как вице-короля,
вернуть доходы от Вест-Индии. Получить их от короля Фердинанда, вечно
нуждавшегося в деньгах на войны, оказалось неразрешимой задачей, а Изабелла,
расположенная к Колумбу, умерла от водянки через неделю после того, как адмирал
прибыл в Испанию.

В
мае 1505 г. Колумб смог отправиться в Сеговию, где временно находился двор, и получить
аудиенцию у Фердинанда. Она ничего не дала: король предлагал рассмотреть в
арбитражном суде претензии адмирала, на что тот не соглашался. Тем не менее
Колумб не терял надежды отстоять свои интересы, а заодно - добиться выплаты
двухлетней задолженности по жалованию морякам, вернувшимся с ним из Вест-Индии.
В течение года Колумб дважды переезжал вслед за двором, сначала в Са-ламанку,
затем в Вальядолид.

Адмирал
чувствовал, что слабеет. За несколько дней до смерти он успел продиктовать
окончательный текст завещания, не забыв никого - ни родных, ни друзей. Он умер,
как писал Фернандо Колумб, в день Вознесения, 20 мая 1506 г. в Вальядолиде. Но
день Вознесения в тот год приходился на 21 мая, а какие-либо другие сведения о
дате смерти отсутствуют. Смерть, казалось, была вызвана подагрическими
приступами, которые поминал Лас Касас. В XX в. было высказано и иное мнение.
Доктор А. Кастильони, преподаватель истории медицины в Падуе, ознакомившись с
текстами Лас Касаса и Фернандо Колумба, как врач предположительно
диагностировал острое поражение нервных центров, не исключая в качестве причины
отравление организма [52].

Так
же как нельзя точно установить причину и дату смерти, нельзя установить и
местонахождение могилы великого адмирала. Ее переносили из Испании в Вест-Индию
- на Гаити, потом на Кубу - и вновь в Испанию. Судя по некоторым сведениям,
перезахоронения кончились тем, что прах был утерян. Два кафедральных собора - в
испанской Севилье и в гаитянском Санто-Доминго - претендовали на то, что именно
они хранили останки адмирала. В 1992 г. гаитянцы перенесли предполагаемый прах
Колумба на маяк вблизи своей столицы.

***

Оценки
путешествий Колумба были разными. Были попытки поставить под сомнение роль
адмирала и его подвигов, приоритет его открытий и осмысление им собственных
экспедиций. Ведь верно, что за 500 лет до Колумба к берегам Северной Америки
как-то подплыл один из предводителей норманнов, о чем повествуют исландские
саги. Так же верно, что в 1492 г. Колумб открыл Багамские и Большие Антильские
острова, а собственно континента достиг лишь через шесть лет, во время третьей
экспедиции. Годом раньше Дж. Кабот, соотечественник Колумба на английской
службе, доплыл, по-видимому, до Лабрадора или до п-ова Новая Шотландия
(восточная часть Канады). После смерти адмирала немецкий картограф М.
Вальдзе-мюллер первым назвал новые земли Америкой (1507). Он исходил из того,
что флорентиец Америго Веспуччи, известный в Европе описаниями своих
путешествий за океан, рассматривал эти земли как ранее неведомую часть света. Слово
"Америка" прижилось везде, в том числе в Испании; М. Сервантес
употреблял его в первой части "Дон Кихота" (1603).

Все
это так, и тем не менее реальная ценность открытий Колумба была несравненно
выше того, что открыли другие. Экспедиции Колумба имели практическое значение,
так как вместе с ними началась европейская колонизация. А путешествия норманнов
и Кабота стали историческими эпизодами, за которыми не последовало освоения
новых земель. К тому же путешествие Кабота было совершено, когда Европа уже знала,
благодаря Колумбу, что за океаном лежат населенные территории, когда страх
перед неизвестностью был рассеян.

В
результате путешествий Колумба на глазах европейцев мир раздвинул свои пределы,
стал шире и разнообразнее. А. Гумбольдт, желая объяснить новизну того, что
обрело человечество, писал, что равным этому могло быть лишь открытие невидимой
с Земли обратной стороны Луны [53]. Последствия открытия Нового Света были
различными по значимости; их можно поделить на ближайшие и отдаленные, влиявшие
непосредственно на страны Пиренейского полуострова и Америку, косвенно - на
весь мир. Эти последствия сказались в экономике, политике, социальных
отношениях.

Очевидно
значение экспедиций Колумба для естественных наук, прежде всего для географии.
На карте мира появился Новый Свет; пусть даже это были его восточные границы:
Вест-Индия, часть берегов Южной и Центральной Америки. Появились перспективы
дальнейших открытий на севере, юге и западе от новых испанских владений.
Рухнули допотопные представления о том, что за океаном - конец света, что
большую часть Земли составляет суша и т.д. Обогатились и другие естественные
науки за счет открытий, касавшихся животного и растительного мира (новые виды,
роды, семьи). На технические науки открытия Колумба влияли косвенно, более
всего через развитие мировой экономики, чему способствовали те же открытия. В
частности, получило мощный толчок судостроение. В результате расширилось
производство, требовавшее прикладных и теоретических знаний, новой техники,
новых навигационных инструментов и проч.

Если
верно, что после 1492 г. мир стал шире и разнообразнее, то также верно, что
этот мир оказался разделенным на господствующие и подчиненные нации. К тому же
для Нового Света колонизация была ударом, который смогли выдержать далеко не
все местные народы. Вторжение европейцев сокрушило некогда могущественные
государства, изменило демографическую карту Америки в пользу белых хозяев.
Широкие контакты Европы с Америкой привели к тому, что жители ряда территорий
вымерли от ранее неизвестных болезней, полурабского труда или были физически
истреблены. Вскоре после смерти Колумба начался ввоз африканских рабов. В
результате население Вест-Индии, как и отдельных районов континентальной
Америки, стало преимущественно чернокожим.

Испания
создавала колонии во многом по собственному подобию. Во главе их стояли
вице-короли со своей свитой. Аудиенсии - центральные судебные органы,
превращавшиеся в административные, - были в руках высокопоставленных
чиновников. Ниже стояли коррехидоры ("исправники"), городские
муниципалитеты и т.д. Крупные поместья с прикрепленными к ним индейцами или
черными рабами принадлежали полунезависимым властительным сеньорам и
монастырям.

После
смерти X. Колумба его сын Диего стал одним из грандов Испании, получив
назначение на пост губернатора Эспаньолы. Но Фердинанд не собирался передавать
семье Колумба ряд прав покойного адмирала. По-видимому, без особой надежды на
успех, Д. Колумб подал документы в прокуратуру. Началось следствие, был вызван
ряд свидетелей, в том числе стариков - спутников адмирала, с тем чтобы
установить, насколько были оправданы притязания его наследника.

Следствие
тянулось с перерывами много лет. Оно раскрыло детали путешествий Колумба, но
дону Диего мало что дало. Свидетели-моряки говорили разное, чаще всего то, что
надо было говорить властям и хозяевам - судовладельцам Пинсонам. Они показали,
что адмирал не был первым, кто 12 октября 1492 г. увидел землю, что маршрут
эскадры менялся по настоянию старшего Пинсона, что адмирал был излишне строг и
т.д. Дон Диего задавал вопросы, больше невпопад. Правда, при повторном опросе
свидетелей он сделал заявление, которое помогло осветить суть дела. Я
утверждаю, сказал он, что адмирал учил всех своих спутников морскому делу, и
все открытия, сделанные без него, совершили те, кто в свое время был под его
командой.

Обстановка
следствия оставалась той же, но все-таки что-то изменилось. Моряки, которым
полагалось отвечать на заявления дона Диего, были кратки, и главное - они
говорили не то, что было сказано раньше. Казалось, моряков подменили. А, может
быть, стало трудно отвечать дону Диего? Он был, как рассказывают, вылитый отец:
тот же рост, те же широкие скулы. Вот протокольная запись ответов на заявление
дона Диего:

"Алонсо
Санчес де Карвахаль. Знает, что это так.

Родриго
де Эскобар. Слышал, как это говорили Лепе (открывший часть побережья Бразилии.
- B.C.), Висенте Яньес (Пинсон. - B.C.) и Охеда...

Франциско
де Моралес. Видел морскую карту, которую адмирал составил в районе Парии, и
полагает, что все шли по ней" [54].

Моряки
помнили адмирала, и без конца оговаривать его значило обкрадывать самих себя.
Подвиги Колумба были их подвигами. 20 лет назад этот седой адмирал в бурой рясе
отдал команду: курс на запад, в открытый океан. Он ушел на трех кораблях туда,
где никто не бывал. Он провел их сквозь бури, открыл то, что не видывал Старый
Свет. На них, спутниках адмирала, лежал отблеск его славы. А он был
зачинателем, предводителем, ответчиком за все, что совершил.

Примечания

[1] Bernaldez A. Historia de los
Reyes catolicos Don Fernando у Dona Isabel. Seleccion, prologo у nolas de Luciano de la Calzada. Madrid, 1946.
P. 281 - 282.

[2] Lollis C. de. Cristoforo Colombo
nella leggenda e nella storia. Firenze. 1969. P. 6 - 9.

[3] Damonte M. (a.о.). Le lingue di Cristoforo Colombo.
- Columbeis. Genova, 1987. T. II. P. 7 - 39.

[4] Las Casas B.de. Historia de las
Indias. Mexico, 1951. T. I. P. 118.

[5]
Ирвинг В. История жизни и путешествий Христофора Колумба. СПб, 1836. Т. 1. С. 26; Harrisse H. Christophe Colomb. Son origine, sa vie, ses voyages et
ses descendants. Etudes critiques. Paris, 1884. T. I. P. 261.

[6]
Ибаньес /Бласко Ибаньес/ В. В поисках великого хана. Калининград, 1987. С. 532 и ел.

[7] Navarrete M.F.de. Coleccion de
los viages у
descubrimientos. Buenos Aires, 1945. T. II. P. 361 - 366.

[8] Colombo F. Le Historie della
vita e dei fatti di Cristoforo Colombo. Milano, 1930. Vol. I. P. 67.

[9] Ibid. Milano, 1930. Vol. II. P.
334 - 335.

[10] Navarrete M.F.de. Op. cit. P.
297.

[11] Las Casas B.de. Op. cit. P.
203.

[12] Harrisse H. Op. cit. P. 380.

[13] Prescott W.H. History of the
Reign of Ferdinand and Isabella, the Catholic, of Spain. London, 1870. Vol. II.
P. 112; Perez-Embid F. Cristobal Colon у el descubrimiento de America. Madrid - Buenos
Aires, 1967. P. 43.

[14] Navarrete M.F.de. Op. cit. P.
30 - 31.

[15] Ibid. P. 16 etc.

[16] Ibid. Buenos Aires, 1945. T. I.
P. 150.

[17] Colombo Cr. Epistola de Insulis
Nuper Inventis. Ann Harbor (Mich.), 1966. P. 16.

[18] Morison S.E. Admiral of the
Ocean Sea. A Life of Christopher Columbus. Boston, 1942. Vol. I. P. 146
- 176; [Монлеон Р.] Каравелы Колумба. // Морской сборник. СПб, 1892. Т. CCLI. № 10. Неофициальный отдел, с. 37 - 38.

[19] Reclus E. Nouvelle gdographie
universelle. Paris, 1887. Т. XII. P. 19.

[20] Cuneo M.de. Lettera. Savona, 15
- 28 ottobre 1495 // Raccolta di documenti e studi pubblicati dalla R[eale]
Commissione colombiana pel quarto centenario dalla scoperta deH'America. Roma,
1893. Pt. III. Vol. II. P. 107.

[21] Ibid. P. 96; Mason J. The
Canary Islands. London, 1976. P. 40, 163.

[22] De los Pleitos de Colon. -
Colecci6n de documentos ineditos relatives al descubrimiento, conquista у organization de las antiguas
posesiones espaniolas de ultramar. Madrid, 1892. 2da serie. Vol. 7. P. 421 -
422.

[23] Harrisse H. Op. cit. P. 454.

[24] Navarrete M.F.de. Op. cit. P.
171.

[25] Heers J. Christophe Colomb. Paris,
1981. P. 367.

[26]
Дарвин Ч. Сочинения. М. - Л., 1935. Т. 1. С. 68, 131 и др.

[27] Navarrete M.F.de. Op. cit. P.
281 - 291.

[28] Colombo Cr. Op. cit. P. 8, 16 -
17.

[29] Vander Linden H. Alexander VI
and the Demarcation of the Maritime and Colonial Domains of Spain and Portugal,
1493 - 1494 // The American Historical Review. Lancaster (Pa) a.o., 1916. Vol.
XXII. № 1. P. 11 - 20.

[30] [Lamartine A.de] Oeuvres completes
de Lamartine. Paris, 1863. T. 35. P. 264.

[31] Ballesteros у Beretta A. Cristbbal Colon у el descubrimiento de America.
Historia de America у
de los pueblos americanos. Barcelona - Buenos Aires, 1945. Vol. IV. P. 504;
Harrisse H. Op. cit. Paris, 1884. T. II. P. 56.

[32] Anghiera PM.d'. Opus
epistolarum // Raccolta di documenti e studi... Pt. III. Vol. II. P. 44 - 45.

[33] Verde S.dal. Lettere. Valladolid,
20 marzo e 10 maggio 1494 // Raccolta di documenti e studi... Pt. III. Vol. II.
P. 81.

[34] Cohen J.M. Introduction // The
Four Voyages of Christopher Columbus. Harmondsworth (Mddx) a.o., 1969. P. 18.

[35] Krug W.G. El Karibe. Auf
Kolumbus' Spuren im mittleren Amerika. Hamburg, 1958. S. 341.

[36] Colombo F. Op. cit., p. 27; Las
Casas B.de. Brevisima relacion de la destruccion de las Indias. La Habana,
1977. P. 29 etc.

[37] Josephy jun. A.M. Das Zentrum
des Universums. Eine Einleitung // America 1492. Die IndianervOlker vor der
Entdeckung. Frankfurt am Main, 1992. S. 9 - 10.

[38] Navarrete M.F.de. Op. cit. P.
357.

[39] Colombo F. Op. cit. P. 61 - 64;
Humboldt A.von. Examen critique de 1'histore de la geographic du nouveau
continent. Paris, 1837. T. 3. P. 280.

[40] Bernaldez A. Op. cit. P. 283.

[41] De los Pleitos de Colon. P.
204.

[42] [Colombo Cr] Da una lettera ai
re cattolici (Maggio 1499) // Raccolta di documenti e studi... Roma, 1894. Pt.
I. Vol. II. P. 54; Idem. Lettera all'aia del principe don Giovanni (Fine del
1500) // Ibid. P. 67.

[43] Oviedo у Valdes G.F.de. Historia general у natural de las Indias. T. I.
Asuncion del Paraguay, [194-]. P. 141.

[44] Trevisan A. Granata, 21 agosto
1501 // Raccolta di documenti e studi... Roma, 1892. Pt. III. Vol. I. P. 47.

[45] Исайя. 11, 11 - 12.

[46] Lollis C.de. Scritti di
Cristoforo Colombo // Raccolta di documenti e studi... Pt. I. Vol. II. P.
CXVII.

[47] Рус А. Народ майя. М., 1986. С. 53; Babelon J. Mayas d'hier et d'aujourd'hui.
Paris, 1967. P. 123 - 140.

[48] [Anghiera] Peter Martyr. De
Orbe Novo // Raccolta di document! e studi... Pt. I. Vol. II. P. 206 - 211.

[49] Navarrete M.F.de. Op. cit. P.
442; Las Casas B.de. Historia de las Indias. Mexico, 1951. T. II. P. 29; Gomara
F.L.de. Historia general de las Indias. Madrid, 1922. T. I. P. 75.

[50] Las Casas B.de. Op. cit. P. 77
- 82.

[51] Oviedo у Valdes C.F.de. Op. cit. P. 157.

[52] Colombo F. Op. cit. P. 14.

[53] Humboldt A.von. Op. cit. Paris,
1836. T. 1. P. IX.

[54] Navarrete M.F.de. Op. cit.
Buenos Aires, 1945. T. III. P. 570.

Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.historia.ru