Модернизация и глобализация: поиски поля равновесия
А. Володин
В
начале третьего тысячелетия мир столкнулся с явлением, которое можно условно
назвать отсутствием парадигмы. Речь идет об отсутствии «прорывных» идей,
способных и вывести человечество на новый уровень внутрисистемного (если мы
продолжаем рассматривать мир как системную целостность) равновесия, и решить те
параметрические проблемы, которые мы получили в наследство от века двадцатого
(демографический «взрыв» в переходных обществах, занятость, деградация среды
обитания, нарастание хаотических тенденций в поведении международной системы и
т.п.).
Социальный
прогноз развития человечества, таким образом, должен включать в себя четкую
систему критериев, позволяющих на трех основных «срезах»/уровнях –
международном, региональном и национальном – управлять факторами анархии и
порядка, сделать поведение мировой системы относительно предсказуемым и не
подрывающим достигнутой ею целостности.
Мы
имеем дело с несколькими обстоятельствами, которые объективно мешают достигнуть
обозначенных выше целей, т.е. устойчивости и поступательности мирового
развития. Контурно обозначим их.
1.
Социальная структура обществ большинства стран пока не готова положительно
реагировать на импульсы модернизации, генерируемые научно-технической
революцией и явлениями, производными от нее. Результатом подобной
неподготовленности являются «цивилизационные разломы» и «межцивилизационные
конфликты».
2.
Система международных институтов, сформировавшаяся после Второй мировой войны,
не способна реагировать на новые вызовы, которые затрагивают сами основы
внутринационального и мирового устройства. До сих пор среди мировых элит
отсутствует ясность в понимании преобразования этих институтов либо тотального
отказа от «изживших» себя инструментов и механизмов и замены их волей США, явно
не справляющихся с управлением мировыми процессами. Нерешенность данной
проблемы имеет следствием волнообразное нарастание таких серьезных явлений, как
фактический демонтаж режима нераспространения ядерного оружия, ядерных
материалов и «опасных» технологий, а также угрожающее разрастание локальных и
региональных конфликтов.
3.
Кризис парадигмы современного обществознания делает гипотетическим планирование
национального, регионального и мирового развития, тогда как появление
«прорывных» направлений в данной области, по-видимому, потребует серьезной
ревизии ныне господствующих представлений и поведенческих моделей, прежде всего
в странах «золотого миллиарда». Преобразовательный потенциал науки может дать
кумулятивный эффект нового, инновационного качества при выполнении двух
предварительных условий: 1) отказа от господствующих идеологических концепций,
«постмарксизма», «постлиберализма» и т.п.; 2) активное развитие горизонтальных
кооперационных связей между учеными различных стран на независимой от
политической власти основе. Подобная кооперация тем более необходима, что целые
континенты (например, Африка) выпадают из алгоритма развития техногенной
цивилизации. Управление мировыми процессами должно в качестве первого и
главного предварительного условия предполагать прогрессирующее снижение
социальной напряженности в переходных обществах, которая обрела уже явные
признаки миропараметрической проблемы.
4.
Увеличение преобразовательного потенциала науки неотделимо от повышения
интеллектуальных качеств политических элит, культурно-образовательные качества
которых не позволяют последним адекватно реагировать на новые проблемы,
частично порожденные распадом биполярного мира (Ирак). Усиление влияния науки
на политику касается не в последнюю очередь разработки новых концепций
безопасности, учитывающих ограничения новых тенденций в распространении ядерных
технологий.
5.
Повышение интеллектуальной вооруженности политического класса позволит ввести
категории «нравственность» и «ответственность» в качестве основополагающих
принципов политической деятельности.
6.
Понимание взаимной зависимости даст возможность более действенно решать такие
параметрические проблемы, как распределение ресурсов Земли, перегрев атмосферы,
ограничения во имя устойчивого развития для всех и каждого.
Распад
биполярного мира ничуть не ослабил объективную заинтересованность переходных
обществ, жители которых, по разным оценкам, составляют от 3/4 до 5/6 мирового
народонаселения, в продолжении модернизационных процессов. Однако с конца 80-х
годов парадигма модернизации в понимании элит этих обществ значительно
изменилась.
Кризис
неокейнсианских методов управления модернизацией, а равно как и коллапс
директивно направляемых хозяйственных систем в странах Восточной и Центральной
Европы (включая пространство бывшего Советского Союза) имели следствием самую
серьезную с конца 50-х – начала 60-х годов ревизию парадигмы модернизации.
Воцарившийся в экономической и политической мысли в начале 90-х годов
«вашингтонский консенсус» фактически воссоздавал неолиберальные концепции
межстадиального перехода, способствовал значительному укреплению позиций
сторонников «рыночного решения» не только в экономике, но и в области
социальнополитических отношений.
«Вашингтонский
консенсус», действительно, знаменовал собой смену вех в политическом мышлении
элит на Западе и на Востоке. Вера во всесилие рыночного механизма, в подавление
инфляции, небрежение к проблемам занятости – эти и другие факторы составили,
так сказать, философскую основу и глобализации, и модернизации. Конкретными
формопроявлениями «вашингтонского консенсуса», таким образом, стали следующие
мероприятия: программа структурной адаптации, определенно трансформировавшая
содержание понятия «суверенитет», объективно сужавшая сферу деятельности и
прерогатив национального государства; приватизация, формально преследовавшая
цель повышения жизнеспособности хозяйственных систем реформируемых обществ;
форсированное строительство современных («западных») политических институтов в
среде, где для их укоренения не сформировались «естественные»
социально-экономические и культурные условия.
Неолиберальная
парадигма фактически освятила уход государства не только из сферы предпринимательства:
согласно правилам «вашингтонского консенсуса», государство лишалось
значительного объема полномочий в области защиты национальных рынков и
национального предпринимательства, регулирования финансовой системы, происходил
быстрый демонтаж сферы социальных услуг и социальной защиты массовых слоев
населения. Эффективность подобной политэкономической «конструкции» в конечном
счете зависела от темпов роста экономики развитых стран, от интенсивности
потока инвестиций в хозяйства переходных обществ, от внесения элементов
«сознательности» в процессы глобализации. Однако это был скорее идеальный набор
факторов, кумулятивное положительное действие которых было возможно лишь на
весьма коротком историческом отрезке и в ограниченном числе стран, обладавших
наиболее благоприятными стартовыми условиями. При замедлении темпов роста
мировой экономики вся система причинно – следственных связей неизбежно
приходила бы в расстройство, и на не решенные в предыдущие десятилетия проблемы
начинали бы наслаиваться новые проблемы и противоречия.
Таким
образом, уход государства из традиционных сфер его жизнедеятельности имел бы
следствием прежде всего повышение неустойчивости переходных обществ, усиление
неравномерности и общей хаотичности их развития. Неизбежное следствие подобных
траекторий эволюции, как показывает мировой опыт, воспроизводство политических
систем на еще более высоком (по отношению к предыдущему) уровне реальной либо
потенциальной социальной напряженности. Сценарии подобного развития событий,
как правило, неблагоприятные: политическая система довольно быстро исчерпывает
ресурс своей прочности, что приводит к затяжным и болезненным для всего
общества конфликтам (Индонезия, ряд стран Экваториальной и Тропической Африки,
хотя здесь причинность коллапса политических систем имеет более сложный
характер).
Распад
биполярного мира, хаотический переход из «царства необходимости в царство
свободы», невозможность управлять из одного центра усложняющимися
мирополитическими процессами – все это стимулировало кризис не только
национальных, но и международных институтов, прежде всего ООН. В настоящее
время среди мировой элиты отсутствуют ясные представления о том, что делать с
существующими международными институтами: 1) полностью либо частично
демонтировать данную конструкцию, заменив новой, контуры которой пока даже не
определены; 2) постепенно трансформировать их в некую новую систему, делая
ударение на самом процессе, а не на его результатах; 3) сохранить старую
систему, шаг за шагом приспосабливая ее к новой, быстро меняющейся политической
реальности. Решение данного вопроса удовлетворительным для большинства мирового
населения образом отодвигается в не столь близкое будущее.
Наконец,
начинают приобретать четкие очертания тенденции к демократизации, т.е. «волны
демократизации» национальной и мировой политики. «Волны демократизации» уже
привели к массовому разочарованию результатами неолиберальных реформ в
переходных обществах. Социальные силы, бывшие инициаторами рыночных
преобразований, оказываются под сильным политическим напряжением, и, вполне
возможно, мы станем свидетелями нового перегруппировочного процесса на мировом
уровне, не менее серьезного, чем социально- политические сдвиги конца 80-х –
начала 90-х годов. Очевидно, основным содержанием новой общемировой перегруппировки
сил станет возрождение моделей модернизации в их гуманистически-прагматической
форме, характерной для начала 60-х годов, т.е. отыскание нового поля равновесия
между модернизацией и глобализацией. Понимание углубляющихся на основной части
мирового пространства противоречий будет стимулировать сдвиги в направлении к
новому устройству мира на основе понимания целостности и системности глобальной
человеческой цивилизации.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.fnimb.org